Выживая - выживай! Эпизод 5. (Глава 5)

Эпизод 5. 1661-й год с даты основания Рима, 22-й год правления базилевса Льва Мудрого
(сентябрь 907 года от Рождества Христова)

Все утро следующего дня папа Сергий посвятил приготовлениям к своей поездке в Равенну. Человек недоверчивый, дотошный и хозяйственный, он вникал в каждую мелочь процесса сборов, ежеминутно проверяя и пересчитывая комплекты своего постельного белья, количество засоленных бараньих тушек и, особенно, корзин с вином, почему-то, по словам его слуг, более прочего подверженным случайным пропажам и уничтожениям. Отдельного внимания понтифика также удостоились священные реликвии, предназначенные для подношения в дар новому архиепископу Равеннскому, и дорогая кухонная утварь.
Сергий с радостью погрузился с головой в заботы, посвященные предстоящему отъезду. Хлопоты позволяли ему хотя бы ненадолго отвлечься от тяжелых мыслей, обуревавших его сознание после визита Теодоры. Сергий досадовал на себя, на Мароцию, на ее мать, всюду сующую свой нос, и вообще на весь Божий свет. Еще вчера он чувствовал себя могущественнейшим из живущих, чье слово с придыханием ловят самые сильные мира сего и воспринимают как непреложную истину, еще вчера он, собираясь в Равенну, представлял, как милостью своею будет одаривать тамошний клир и повелевать местными и пришлыми баронами. А сегодня Сергий ощущал себя безвольной марионеткой, которую ловкая женщина, направляет к черту на рога, где он будет, нарушая все церковные правила, навязывать собору ее желание видеть своего любовника в пурпурной сутане епископа. До чего же, однако, изобретательная в своих методах карающая длань Господа – за свое прелюбодейство он будет устраивать и потакать прелюбодейству чужому!
Площадь перед Латеранским дворцом постепенно заполнялась папским обозом. Римляне и гости города жались по краям площади, с любопытством взирая на приготовления и желая лично проводить в дальнюю дорогу преемника Святого Петра. К полудню явилась сотня городской милиции, которой в течение будущего месяца надлежало стать личной охраной папы. Оптион милиции почтительно преклонил знамя Рима к ногам папы и передал Сергию рекомендательное письмо на себя, подписанное Теофилактом. Папа приветливо кивнул солдатам и мысленно поблагодарил Теофилакта за столь внушительный отряд – несмотря на спокойствие последних лет ни в коем случае нельзя было забывать о мусульманских и христианских разбойниках, орудовавших на дорогах Италии.
Вслед за охраной на площади перед Латераном появились роскошные носилки убранные ярко-красными тканями с перемежающимися на нем изображениями византийского орла и римским девизом S.P.Q.R., использование которого впервые, после гибели Великой Империи, возвращалось в моду. При виде их Сергий вновь насупился, а мрачные мысли начали досаждать вновь. Носилки принадлежали семейству Теофилактов.
«Опять ты. Что тебе еще надо от меня? Решила нагрузить меня в дорогу еще парой своих невинных просьб? Дорого же мне обойдется, я чувствую, моя слабость в отношении к ее дочери. Как же ловко они меня развели!»
Дверь носилок открылась и на подножке появилась крохотная узкая ступня. Сердце старого папы екнуло, словно у молодого любовника, дождавшегося глубоко за полночь шагов своей возлюбленной. Носилки находились от папы на почтительном расстоянии, сам Сергий страдал сильной близорукостью, но все это не помешало ему пусть не увидеть, но почувствовать – это не Теодора, это она!
Мароция подошла к нему и склонила голову для благословения. Папа произнес дежурные слова, напустив на себя вид чрезвычайно холодный и обиженно-строгий. Рядом продолжали сновать слуги, Мароция немного растерянно обернулась по сторонам и Сергий, поняв ее намерения, отвел ее в глубину колоннады.
— С каким очередным заданием от своей матушки вы прибыли ко мне, дитя мое? – без обиняков и прелюдий начал Сергий.
— Я прибыла сюда, чтобы пожелать доброго пути моему покровителю, епископу Рима, и …….мужчине, который мне дорог.
— Вот как! Настолько дорог, что любая тайна его вашими милыми устами становится достоянием гласности? Настолько дорог, что вы воруете кисти от подушек его опочивальни?
— А что мне было делать? Мать обнаружила мою великую потерю, и мне надо было что-то отвечать и как-то объясняться. Если бы я сказала про Анастасия, боюсь, ее реакция была много хуже. Я была неправа?
— В отношении себя вероятно правы, Мароция, но ваши слова чрезвычайно навредили мне, и я еду в Равенну с тяжелым сердцем.
— Много ли времени займет ваша поездка?
— Недели три, может быть месяц.
— Что же мне делать в ваше отсутствие, каких развлечений искать?
— Мароция, мне решительно не нравятся ваши слова.
— Отчего же? Вы уезжаете на такой срок и оставляете деву томиться в неудовлетворенной любовной страсти. А, может быть, вы позволите мне встретиться с Анастасием? – добавила она, приняв вид глупенькой и пустой девчонки.
— Вы говорите поразительные глупости, Мароция! И, кстати, спасибо, что напомнили про Анастасия, надо будет его взять с собой.
— Я смотрю, в Равенну собирается весьма многочисленная компания.
— Да? Кто-то еще собирается на выборы епископа?
— Да, моя мать.
Сергий, невзирая на свое пребывание в святом месте, негромко чертыхнулся. Мароция округлила на него свои темные глаза и весело расхохоталась.
— Не любите вы, оказывается, нашу семью, Ваше Святейшество! Странно, мои родители всегда блюли ваши интересы и немало сделали для вашего выдвижения. Мой отец является главой вашего города, я пала под вашим обаянием и страстью, и, тем не менее, наша фамилия заставляет вас призывать Люцифера!
— Ваш отец и вы значите для меня совсем иное, чем ваша мать, Мароция, – сказал Сергий и вспомнил вчерашние слова Теодоры.
— Чем вам не угодила моя матушка? Она оказалась целомудренней меня?
Сергий некоторое время молчал, глядя на Мароцию, и пытался понять, говорит ли та искренне, играет ли с ним в кошки-мышки по примеру своей матери, и насколько Мароция готова воспринять то, что он ей скажет. Наконец он решился.
— Мароция, душа моя, выслушай меня до последнего слова и постарайся не перебивать. Я не виню тебя в том, что ты рассказала своей матери о наших отношениях. Ты дорога мне, как дорог последний луч солнца, скользящий по постели больного, который больше всего боится, что никогда более не увидит его. Ты еще слишком юна, чтобы разбираться во всех тонкостях интриг, но рано или поздно тебе предстояло бы этому научиться и как раз в твоем случае эта пора, похоже, наступила слишком рано. Итак, слушай, какие события нас всех ожидают в Равенне, и оцени сама, какую роль в этом сыграли наши отношения, переставшие быть тайной……
Сергий передал в подробностях свой разговор с Теодорой, не жалея словесных красок при описании страсти Теодоры к епископу Иоанну, опуская пафосные слова сенатриссы о силе настоящей любви и, наконец, дословно процитировав слова Теодоры об ее отношении к своему мужу. По мере его слов, лицо Мароции все более мрачнело, слова Сергия о взаимоотношениях ее родителей повергли дочь консула в заметную печаль.
— Признаться, я замечала и удивлялась тому, что мои родители весьма холодны в общении друг с другом, но я считала, что, таким образом, они дают нам пример сдержанности и уважительного отношения. Отец действительно странным образом реагировал на поездки матери в Болонью и имя Джованни да Тоссиньяно я тоже несколько раз слышала.
— Вы можете подумать, дитя мое, что я возвожу напраслину на вашу мать. Прошу вас, найдите в себе силы и смелость заговорить об этом с вашим отцом.
— Я так и сделаю. Я обязательно так сделаю.
Отойдя от Сергия и глядя враз повзрослевшими глазами на площадь, Мароция заговорила сквозь зубы зло и презрительно:
— Раскрыв мою тайну, моя мать более всего упрекала меня не за сам факт потери мной невинности. Более всего она боялась, что я сделала это, повинуясь своей похоти, с кем-то неблагородного рода. Видите ли, она готовила меня для большой партии! Именно это заставило меня сказать о вас и умолчать об Анастасии. И что теперь выяснилось? Что моя мать сама спуталась с каким-то простолюдином, который, видимо, ублажает ее настолько, что она, забыв про мужа, который вытащил ее из греческой грязи, теперь делает тому карьеру и ради этого готова даже пожертвовать мной. Как это все нечестно и… больно! – последние слова Мароция произнесла, немного всхлипнув.
Сергий подошел к ней, ему безумно хотелось обнять и успокоить любимую, но, понятное дело, он не мог себе этого позволить, зная, что с площади за ним жадно наблюдают сотни глаз, пытаясь понять, о чем почтенный папа разговаривает с богатой девицей.
После небольшой паузы, Мароция, вдруг усмехнувшись, незаметно и легко ударила его по руке.
— Ну а вы, стало, быть, теперь едете в Равенну послушно исполнять ее указания? Ну а чтобы вы не вздумали своевольничать и чтобы первой поздравить своего обожаемого, моя матушка едет вместе с вами, ведь так?
— Да, и я не вижу в этом ничего забавного. Ваша мать и этот Иоанн на этом не остановятся. Следующей их целью будет трон Апостола Петра.
— Вы опасаетесь за свою жизнь?
— Несильно. Зная про наши отношения, они могут и не форсировать события, ведь они всегда могут шантажировать меня тобою и оставаться уверенными, что я все для них сделаю. А вот после моей смерти, ваша матушка непременно посадит папой этого Джованни. Ваша мать тогда заменит вас, – нашел в себе силы для невеселой шутки Сергий.
— Я постараюсь сделать все возможное, чтобы этого не случилось.
— Но как, душа моя? Вы столь юны и неопытны.
— Я постараюсь, – настойчиво и твердо повторила Мароция. Поклонившись Сергию, она поцеловала ему руку, тот осенил ее крестным знамением и прошептал «Храни, тебя Господь!». Она подняла на него свои темные глаза и также прошептала:
— Береги себя!
Едва ее носилки мерно отплыли с площади в направлении Капитолия, как с противоположного угла ее появились точно такие же, в сопровождении дюжины вооруженных греков – Теодора Теофилакт, приветливо улыбаясь римлянам из окна носилок, спешила взять поездку папы под свой личный контроль.