Дневник партизана или оказия для предателя
Андрей Возрастные ограничения 12+
Предисловие.
Целиком этот дневник никто не видел, но слышали о нем многие…
Часть 1. Автобиография
***
Кто изначала командир? Для меня это- человек, принимающий решения и способный к командованию. Я никогда им не был. Пас себе я стадо худых и малодойных коровок в полесских лесинах… А тут война, голод и нет уже того стада, которое я мог пасти, где потихоньку поддаивая отбившуюся от стада коровенку, выпивал в дали от глаз хозяев глоток украденного от них молока. Отчаявшись и припухнув от своей сиротской жизни подался я туда, где есть поесть- в город. Машинист Василич во время моего недолгого путешествия сидел возле паровозной топки и рисовал мне, оголодавшему «безбилетнику» в свете горящей топки на бересте цифры и посмеивался над моим управлением с дверцей котла, когда его кочегар дядя Лексей, чуть старше меня по возрасту, бросал уголь в топку. Я искренне старался «отработать» свою поездку и не справившись с затворкой, закрывал перед летящим в нее с лопаты угольком. Василич, осыпанный угольной пылью недовольно размазывал ее по лицу и шумел на меня, сопровождая свои слова угрозой ссадить меня, отчего я начинал рыдать и история с осыпанием машиниста угольной пылью вновь повторялась. Сердобольные кочегар и машинист во время пути делили со мной не только кабину, но и еду, так что благодаря их стараниям за две недели мы благополучно доехали, где меня мои провожатые ссадили меня в Петрограде. Василич, потрепав меня по щеке, передал мне тоненькую книжку для чтения и махнув на прощание фуражкой пожелал мне доброго пути. Паровоз свистнул и ушел под загрузку, а я стоял в своих обмотках и прижимал тонкую серую книжицу, подаренную добрым человеком и давшей мне пропуск в жизнь. Подобранный на вокзале работниками ЧК, я попал в приютный дом, детскую колонию для беспризорных и получив четыре класса образования, сбежал из голодного Петрограда на казавшийся «хлебным» юг, но был живо отловлен бойцами народившейся Красной армии и силой на три года усажен за школьную парту, откуда со справкой был направлен на первую в своей самостоятельной жизни работу счетовода. С собой я всегда нес ту книжицу, когда то подаренную мне добрыми знакомцами. Она называлась «Манифест коммунистической партии» и даже сейчас, когда прошло столько времени с той поры, она со мной.
***
Когда ЧОН-овцы гонялись за бандюками по «Дикому полю», Алтаю и Оренбургским степям, я мирно считал хлеб в заготконторе под Ярославлем. Мое заявление о приеме в члены партии было в местном райкоме было встречено с удивлением, ведь в эту грозную пору, особо желающих вступить в ряды РКП (Б) не было, ведь в стране правил НЭП и многие члены партии, не согласные с политикой государства складывали свои партбилеты, а тут я- восемнадцатилетний паренек, только назначенный счетоводом в сельхозартель. Председатель райкома даже лично со мной поговорил и в итоге, вместо счетовода в сельхозартели, я по поручению партийной организации был направлен в заготконтору в райцентр под древним русским городом Ярославль. Мне по прибытии была выдана тяжелая амбарная книга, отведен для жилья угол на территории продбазы и выдан револьвер с пятью патронами, так как дела обстояли в районе не очень гладко. Банды уголовников свирепствовали, грабили и нападали на обозы с зерном, собранных при продразверстке, убивая при этом сопровождающих. Так что должность мне досталась вроде и не пыльная, но пистолет стал для меня не только ношей, оттягивающей для форса штаны, а и последней возможностью спасти свою жизнь и вверенное мне народом имущество. Воровать мне было не зачем, так что через год, по истечении испытательного срока, я решением райкома был принят в ряды ВКП (б), при чем рекомендацию дал мне сам председатель райкома и председатель заготконторы- большевик с дореволюционным стажем. При вручении партийной книжки, начальник областной ВЧК вручил мне наградной пистолет и сопроводил короткой речью награждение меня именным оружием за успехи в учете, так необходимого стране зерна и способности к чекисткой работе.
***
Я не был никем для агитаторов, ведь был не слишком «подкован» и не особо речив, но партия сказала надо, и я в возрасте двадцати двух лет уехал на борьбу с басмачами, где походы по горам и пустыням показали, что мне многое дано. Стрелять меня научили басмачи, а командовать однополчане. Гоняли мы басмачей долго и кровопролитно. За каждый колодец и за каждого дехканина баи и ханы расплатились сполна. Ни одного из них на престол Хивы и Бухары не осталось, а путешествия к Аралу после постройки крепости на Сырдарье для меня наконец то закончились. За семь лет боев я научился многому у командиров, но по образованию не стал военным, ведь им дано судьбой- решить задачу жизнью, так что в 1937 году наш отряд расформировали и я вернулся домой, в родные Полесские леса. Меня, с учетом моего боевого опыта и неполным средним образованием, назначили на должность инструктора райкома, где я стал отвечать за образование и санитарную медицину в районе.
***
Я многому научился за два года и в итоге знал всех директоров школ и фельдшеров в лицо. С начальством я контактировал только на партконференциях, ведь работа практически забирала все время. Разбирался со всеми их проблемами и мотался по всему району, как конным, так и пешим, подчас «выцарапывая» самое необходимое для своих подшефных. Жениться мен так и не случилось, ведь мое кочевание от места к месту явно было не для создания семьи, так что к сороковому году, я, порядком уставший от походной жизни, попросился на более спокойную должность. В секретари райкома я так не попал, уж больно неказистым да и не приметным был, да и говорить красиво не научился, что к тому времени уже считалось недостатком автобиографии, так что по итогу заседания райкома был направлен в поселковую школу директором. И тут началась война…
Часть 2. Война
***
Вызов меня в обком на партконференцию стал нежданным. Я, озабоченный делами школы, давно уже не был в обкоме, а по делам чаще бывал в приемной начальника отдела образования, где требовал для своей школы ремонта, а она все откладывала и откладывала план по ремонту, ссылаясь на несвоевременность вопроса. Мои посылы по скорому наступлению осени, она не слышала, от чего я один раз достав наградной пистолет, готов был пойти в рукопашную со столь наглой чиновницей.
***
Партконференция была необычной. В президиуме сидели председатель обкома, начальник областного отдела НКВД и какой- то мужчина в «красным» лицом, представленный уполномоченным по эвакуации. Народа было необычно немного. Едва половина зала была занята приехавшими на нее. Когда председатель обкома заявил о необходимости эвакуации, кровь ударила мне в голову. «Как? Почему? Куда Вы раньше смотрели?...» Партконференция оказалась сбором тех коммунистов, которым партия, готовилась доверить свое будущее.
***
Нас, членов партии, явно обманывали о предстоящей войне. Говорили о ней много, но и врали нагло, отчего мы, простые члены партии, не обремененные должностями, периодически участвуя в партконференциях, так и не смогли получить полновесного ответа от своих старших товарищей о планах партии на предстоящую войну. Мы чувствовали, что война близко, но мы ее не ждали так скоро, и казалось, что партия которой я столько лет служу, решила сдать людей, а от этого возникало самое страшное- неверие в нее. Я встал и высказал Первый секретарь обкома все, что думал о начале войны. На меня зашикали, но мне так хотелось кое- кому двинуть в усатую лживую морду. Председатель обкома, молча посмотрел на меня и попросил присесть. Он за полчаса сумел объяснять суть нашей пропаганды и мне вдруг стали понятны сообщения информбюро. Они были не для нас, ведь мы не решали проблему передела мира и для нас, простых крестьян, каким в сущности был я, которым нужно время, чтобы отстроить свою страну и не дать оружие нашим идеологическим врагам, которые уже осудили первую в мире страну Советов за договор с Германией; за «зимнюю войну» и за воссоединение исторических земель Украины и Белоруссии, отнятых когда то силой международного капитала. Так что им лишь дай повод и они, как кликуши разнесут любой посыл, извращая его смысл, а потому так были кратки информационные сообщения в партийных газетах и потому они не раскрывали всей сути, проходивших в стране перемен. Мы мирно жили и работали, а тут война с ее противопоставлением идеологий и распределением общественных ценностей. Такие слова я читал только в трудах Ленина- Сталина, но сейчас уже не до того, чтобы идти в библиотеку и обновить знания, ведь в свои тридцать четыре года, я так и не смог закончить среднюю школу, а потому я, открыв уже потрепавшуюся и прошитую суровой черной ниткой «Манифест…», пытался найти возникающие по ходу ответа Первый секретарь обкома вопросы. Мне дали высказаться, от чего присутствующие с некоторым удивлением и недоверием смотрели на меня, члена партии с 1925 года, с жаром вскочившего с места и упорно требовавшего от руководителей парторганизации соблюдения партийной дисциплины и раскрытия для нас, членов партии всех обстоятельств этого сбора. Высокий худощавый в военной форме представитель НКВД, поднялся из-за стола президиума и подошел к стоящему за трибуной председателю обком, и о чем- то стал ему шептать. Председатель обкома, выслушав военного, чему- то кивнул и поднял руку для слова. Я же выпалив все, что у меня наболело, устало присел на свое место
***
Председатель обкома покрутил ус и сказал самое главное слово «Война!». Затем он тяжело вздохнул и согласился с частью моих нападок, но предложил сократить дискуссию, ведь время ограниченно и озвучил вопрос о готовности остаться в тылу врага на подпольной работе. Я необремененный семьей и имуществом, сразу ответил согласием. Обком явно знал, кого оставлять в тылу, подбирая поштучно комсостав из рядов своих членов, чем и был вызван столь неполный зал партконференции, после чего нам было объявлено, что мы можем разъезжаться по своим районам и с нами свяжутся.
***
Когда меня вызвали в райком и предложили остаться в тылу врага командиром районного партизанского отряда, мне стало не по себе, ведь я не командир и всегда был на третьих да четвертых ролях, и не мог похвастаться опытом командования; работник НКВД, зачитал мою характеристику и указал на недолгий опыт директора школы, готовность борьбы с несправедливостью, что показывает мои способности и ответственность за взятые на себя обязательства. После слов капитана НКВД, я был всем составом, утвержден командиром районного партизанского отряда.
***
Наш созданный парторганизацией отряд ушел в леса Полесья незадолго до появления фрицев. С учетом моего боевого опыта я был назначен командиром. В отряде были только коммунисты и комсомольцы, да и пара кандидатов в члены партии. А чего мне по сути терять? У меня как не было дома, так и возможно никогда ему и не случится. Обком издал директиву бороться с врагом, но кому было бороться, если мои бойцы не обстреляны и не знают, что такое смерть. Видели бы они басмачей, готовых резать не только врага, но и самих себя, так что мне оставалось передавать свое знания, хотя результатов не обещаю, ведь тут нет барханов и колодцев. Хреновый я- командир!
Часть 3. Организация.
***
После 1941 года ряды партизанских отрядов, сформированных партией для борьбы с фашистами, были изрядно прорежены. Многие с таким трудом собранные базы были разграблены, как с помощью местного населения, так и при участии обладателей секретов. Мой партизанский отряд третий день голодал. Февраль месяц суровый и ничего кроме снега, морозов и беспрерывного преследования полицаями из местного населения и пехотными подразделениями вермахта из местных комендатур ничего хорошего не обещал. Я уже забыл, когда не спал в своей комиссарской шинели, подтягивая под ее кромки замерзающие ноги, обутые в тачанные яловые сапоги.
Проснувшись от холода я шел к ближайшему костру и усаживаясь возле него, вытягивал к огню, застывшие в сапогах ноги. «Лучше бы керзачи.- подумывал я.- Яловым не место на войне. Они больше для форсу из-за своего блеска, ведь кожа тонкая да мягкая, а тут такой долгий поход. Многие кто прибились к отряду так вообще обходились обмотками и ничего держались, а я со своими яловыми носился, как черт с писанной торбой. Хорошо, хоть ноги не отморозил, спасибо бойцам. Хреновый я- командир, если даже такую мелочь не предусмотрел.»
***
Я сидел возле костра перед картой в одиночестве. Назначенный райкомом комиссар погиб еще в сентябре. Исполняющий его обязанности избранный нами полег через два дня после гибели предшественника и я, объединив себя в двух ипостасях, провоевал командиром и комиссаром до января 1942 года. Война… Опереться уже было не на кого, ведь весь «костяк» отряда был выбит и теперь оставалось быть скитанниками после последнего боя, где полегло все отделение комсомольцев, прикрывавших отход отряда. У меня словно отняли «руку», которой я мог сделать многое. Эта рука была не только активна, но способна ко всему. Мы вырвались из «котла», но какие потери, а враг очень силен и сколько еще сил надо, чтобы сломать ему хребет… Нам еще воевать и воевать…
***
Из отряда после декабря сорок первого осталось в живых только шестеро, в числе которых был я, а остальные погибли в боях, но никто из них не отступил и не предал. Тридцать восемь бойцов, когда то сформированного райкомом отряда полегли. Но жизнь и война после их смерти не остановились.… А сколько было окруженцев и все они рвались на фронт, а нам так нужны были грамотные обстрелянные бойцы… Они остановившись с нами на постой, пробыв пару дней и узнав дорогу, уходили на Восток, по сути предавая нас и оставляя нас одних на борьбу с превосходящим врагом, не желая нам помочь своим участием. Тяжко пришлось, но как то сдюжили.
***
Как организовать из неполного стрелкового отделения боеспособную группу? Опыт боев с басмачами вывел меня на структуру, где два бойца арьергард, два бойца авангард и два бойца ударная сила. Надо укрупняться, ведь мы, что та вошь, которую легко загнать и придавить, что случилось с другими отрядами, так что без помощи местных никак. Хорошо, что у меня были списки коммунистов района, а они должны помочь.
***
Как же страшно видеть разорение на своей земле! Я смотрел на разбитые и разоренные деревни, где ожидал найти поддержку, и от этого все более укреплялся в том, что захватчики показали свою звериную сущность, и наше дело правое.
***
Двое входили в село и осматривались, а потом ударная группа в лице меня с пулеметом и вторым номером втягивались в село. А села уже не было… Немцы эффективно боролись с населением… Они научились в сорок первом году строить население под свой строй и от того проходили по нему огнем и мечом.
***
Третье село пройдено, а живых нет, как нет. Я присел на запорошенную снегом лавочку и честно собирался застрелиться. «Все дело, которому себя посвятил было кончено! Не для кого страдать и работать!»- и я достал именной ТТ, чтобы покончить этот безысходный путь.
***
— Дяденька?- детский голос вывел меня из предвершия судьбы.- Вы из наших?
Япосмотрел в сторону голоса. Девчушка лет пяти смотрела своими зеленющими глазами на меня, старого вояку.
— Здравствуй дочка!- Устало спросил он и убрал ТТ от виска.- Ты одна?
— Меня бабка послала, когда увидела Вас с пулеметом!- Девочка, указала на стоявший возле ног «Максим», без бронещитка и на деревянных колесах .- Сказала, что туточки кормиться нечем, ведь все что было, в лес увели.
— Кого в лес то увели?- Улыбнулся докладу девчонки я.- Людей или скотину?
— Дяденька, Вам бы с моей бабкой поговорить, а то я не все поняла, что она сказала.- Девчушка, закутанная в фигуру самой маленькой «матрешки», искренне смотрела в глаза.- Встреча у тебя через час на опушке возле оврага.
— Это где?- Я вопросительно посмотрел на девчонку.- Я ведь Ваши места не знаю, так что девонька передай бабке, что жду я ее здесь, возле крайнего дома деревни! Только так и никак иначе.
***
Через семь часов пришла бабка. Поговорить. Она стала по существу создателем отряда, ведь именно она стала его главным агитатором и пропагандистом. И отряд стал расти за счет расстрелянных и сожженных сел Смоленщины…
Часть 4. Клятва
***
Связи с Центром не было. Говорить можно было много, но новости были сплошь не утешительны, а от того, я их замалчивал, хотя они распространялись по отряду цепной волной и в итоге привели к тому, что отряд при построении прямо потребовал от меня правды о положении дел на фронте. Сказать правду- развалить отряд, не сказать- уйти от правды, что для меня, как коммуниста было хуже, чем сдохнуть предателем… Вспомнив июньскую партконференцию я оказался на месте того председателя обкома, которому тогда бросал ему в лицо обвинения в нечистоплотности.
***
— Построиться!- Выговорил я с тяжелым сердцем.- Равняйсь! Смирно!- Я посмотрел на ряды вновь созданного отряда.- У меня не очень хорошие новости, но скрывать от Вас я ничего не буду. Страна захвачена врагом и нам есть, что делать в его тылу. У нас нет связи и все что мы знаем, мы знаем исключительно от врага, а потому верить его информации нельзя. Нам нужна связь, но мы слишком слабы, чтобы ее наладить. Да что говорить, ведь нам жрать нечего, если бы не «бабская» подмога. Хочу сказать одно: Родина в опасности и мы должны ее спасти. Кто не согласен, выходи! – При последнем слове я напряг голос.
Строй партизан не шелохнулся.
— Теперь следующее. Вы видели, как наши села грабили и убивали семьи коммунистов? Кто их предавал? Я скажу одно- их убивали наши враги и от этого мне одновременно мне больно и стыдно, что наших людей, выдали наши же люди. Иуды, они всегда будут!- Внезапно осознал и выкрикнул я.- Но я хочу Вас призвать только к одному- к дисциплине! И только тогда многие поймут, что предательство и выгода потеряют смысл! Если ты живешь ради себя, то тебе нет места в жизни людей, а если ты предаешь людей, то ты- животное, которое должно быть уничтожено, как людоед, как зараза… Все услышали меня!- Возопил я.- Теперь хочу, чтобы Вы принесли клятву! Клятву Партизана! Чтобы Вы поняли, что обратной у нас дороги нет!
***
Отряд читал клятву. Многие были неграмотны и от того читать приходилось парами. Знамя было шитым из скатерти и галстуков и каждый партизан, поклявшись, целовал его.
***
Отряд после клятвы партизана сплотился и не возникало между ними споров о том, кого куда назначить. Комиссар появился по желанию «шестерки» комсостава. Где вот только найти начальника штаба, ведь военное дело сложно и нудно, а значит его надо вести кому то, но только не мне, ведь я со своим семиклассным образованием к нему явно не способен.
Часть 5. Первые успехи
***
Дед Симон, воевавший с турками и единственным из служивших, кроме меня и вновь назначенного комиссара, стал начальником штаба. Он с лупой рассматривал захваченные у врага карты и тяжело вздыхал.
— Сынки!- В итоге произнес дед.- Ищите среди военных своего штабного, а я и слеп, стар и не учебен. Так что сынки, мне приятно, что меня общество помнит, но война дело трудное и мне не пойдет! — Дед, отстранился от выложенных перед ним карт, посмотрев на меня, произнес: — Мы когда в девятьсот восемнадцатом выбирали командира, штабных не брали и от того был и Кронштадт и Зимний с глупостью и ошибками. Ищи штабного из военных. Это косточка офицерства, что вроде не воюет, но за все отвечает, а от того от них большая польза!
— Спасибо старик!- Я, получивший первую награду при борьбе с басмачами и служивший под началом «царского» офицера, улыбнулся откровениям деда.- Вот только где его взять?
— А ты, сынок ищи его среди окруженцев!- Дед Симон выдал истину.- Они нынче боятся и прячутся, а вот если покажешь свою силу и призовешь, то придут! Ведь так было и в гражданскую, когда они- «золотопогонники» желали отсидеться в той кутерьме…
***
Ближайший населенный пункт, его окружение и ультиматум- все мужики выходят на майдан. Если полицай то может и простим, а если окруженец и побежит, то пощады не жди. Улов составил в лице трех офицеров и двоих их обслуживающих солдат. Это как у Салтыкова-Щедрина, где один мужик трех генералов прокормил, а по-советски это было нечто иное. Скотство со стороны командиров было тут же пресечено и допросив местных, один из офицеров был тут же приведен к стенке за барское отношение к подчиненным. Теперь у нас появился свой штабной костяк, за которым присмотр нужен втрое больше, но думаю, что со временем офицеры вспомнят присягу и начнут помогать Родине со своим опытом и знаниями …
***
Дед Симон приглядывал за новым штабистом, хотя и ни хрена не понимал в его расчетах, но его опыт во многом мог бы нам помочь, уж больно штабной был увертлив аки змей. Дед грозил и требовал пояснений, в результате чего, штабист был вынужден много и подробно объяснять, что стало и для нас наукой и повышало нашу военную культуру. Дед щурился и довольно хлопнув офицера по накинутого на плечи полушубку, бурчал: — Сразу надо так пояснять, а не то что ты мутишь. У нас впереди всего правда. Если видишь беду, так и скажи, а ежели выгоду, то тем более.
***
Благодаря грамотному планированию, мы начали позволять себе постой, чтобы помыться и постираться и стали более активны, отчего вновь привлекли к себе внимание оккупантов, ведь мы стали делать регулярные вылазки и пощипывать полицаев, систематически нарушать перевозки на проселочных дорогах да и что говорить, слухи о нашем появлении приводило к параличу властей на местах. Наш дух окреп и зубки его стали остры и отряд требовал крови за кровь погибших в прошедших боях товарищей.
***
Отряд не мог из-за постоянных нападений фрицев стоять на месте и постоянно перемещался. За 1942 год мы делали за день марши от пяти до пятидесяти километров, но уйти от преследования фрицев было невозможно… Чем слаб отряд? В нем уже больше трехсот бывалых штыков, у нас есть штаб и разведка, а мы ничего не можем сделать с фашистами, ведь мы слабы в своем не понимании борьбы с ними. Нужна связь и кооперация, как в колхозе, ведь сеять и воевать в одиночку тяжело, а всемером и батьку можно погонять.
Часть 6. Операция.
***
Связь с обкомом состоялась по случаю и присланные двое радистов наконец- то дали почувствовать волю воюющей страны и для нас, оставшихся глубоко за линией фронта, появился план «нашей» войны. Бойцы впервые после 41 года закурили табак, а не то что смолили на всем пути наших скитаний и это пусть маленькая, но долгожданная для всех радость.
***
Это была наша первая операция по приказу подпольного обкома, но мы явно к ней были не готовы. Одно дело с боями отступать, громить мелкие гарнизоны полиции и уничтожать пособников фашистов, а другое стать жалом действительно боевой операции. Полученный приказ был понятен, а от того был сложен. Начштаба рисовал на карте план наступления отряда и объяснял нам, бывшим крестьянам, как его исполнить. План был так сложен, что дед Симон заставил начштаба, нам его «прожевать» трижды. Группы по захвату бургомистра выдвигались на задание, отряжалось отделение прикрытия и лишь дед Симон сидел за спиной «штабиста», нависшим над картой и что-то черкающем на листке бумаги в недавно построенной землянке, с парабеллумом за пазухой, ожидая подтверждения его предательства. Бабское хозяйство обихаживало раненых и готовилось к возвращению бойцов отряда, занимаясь своими женскими делами, при этом каждая из них при себе имела оружие, от трофейного до кухонного ножа, и готовая его в случае опасности, применить его по назначению.
***
Поймать эту гниду отряд смог с большими потерями. Пять бойцов полегли, а трое отделались ранениями, но бургомистра города взяли живым, хоть и изрядно помятым.
***
— Назовите свое имя, фамилию и отчество?- Начал допрос, назначенный нами контрразведчик, поправив перо о стаканчик чернильницы, и пристально уставился на бургомистра, приготовился писать.
— Позовите своего командира.- Выдал задержанный.- Я- второй секретарь обкома.
Часть 7. Разговор
— Представьтесь!- Спросил я.
— Только после Вас.- Ответил задержанный бургомистр.
— Здесь вопросы задаю я!
— Свяжись с Пономаренко! Он меня лично знает. Я буду разговаривать только с ним.
— С каким Пономаренко? У меня в отряде их трое. Вы имя его назовите, так что и я его вызову.
— Я говорю о Кондратии Пономаренко!- с напором сказал задержанный.
— А не много ли чести?- Я уже чувствовал, что задержанный нами управляет.- Назовите свое имя, фамилию и отчество, а так же партийную кличку!
— Не тебе мне вопросы задавать!- Бургомистр явно чувствовал себя хозяином положения.- Я оставлен Пономаренко в тылу для работы.
— Тогда назовите пароль для связи!
Бургомистр покочевряжившись сдал пароль.
***
Курьеры мотались между нами и областным отрядом с докладами. Уполномоченный от областного отряда прибыл к нам и посмотрев на связанного бургомистра, довольно ухмыльнулся.
— Отойдем!- Негромко он сказал мне.- Этого гуся никому не отдавай. Никому, и если что… — многозначительно замолчал уполномоченный областного отряда.- пускай его сразу в расход. Он много знает. И о грешках наших старших, да и кого повыше, так что если вытащат его у тебя, то считай, что лучше тебе сразу застрелиться.
— Ты, наверное из чекистов?- Поинтересовался я.
— Так же как и ты. Ты ведь еще в ЧК поработал, когда я в школе учился, да и повоевал с басмачами, так что знаешь каким может быть враг. — Усмехнулся в окладистую бороду посланник.- Помнишь партконференцию в июле, когда ты вызверился на председателя обкома?
— Помню. Сам недавно в таком же положении оказался.
— И я тебя помню. Хотел тебя отстранить от засылки в тыл, да Первый секретарь обкома не дал.- «Чекист» явно о чем- то припомнил, что ему было неприятно.- Извини, что в тебе ошибся. Этот субчик тоже там был.- Он кивком головы указал на бургомистра.- Но он вместо работы в подполье пошёл на сотрудничество с фрицами. Обвинений против него не много, так что он может уйти от наказания, а значит и ответственности за свои «грешки». А если он доберется до нашего отряда, так еще и орден может получить со своими связями. Одним словом, командир, тебе придётся заняться дознанием и пока его не проведешь, никому его не отдавай, сам решай его судьбу. Удачи тебе. О нашем разговоре никому, а я уже в областном отряде скажу, что у тебя есть информация по этому сидельцу и ты занимаешься дознанием его предательства, а от того мое начальство думаю от него на какое то время отступится.- Он пожал руку и вышел из землянки.
***
— Я помню его. Он с трибуны нас всех учил Родину любить, хотя по слухам был редкой скотиной, приехавшей откуда то из Казахстана и заслужившим не очень добрую репутацию. Он, вставая на трибуну, нес нам, крестьянам, о наших возможностях, если мы будем соответствовать его требованиям. Два председателя колхоза благодаря его речам лишились и членства в партии и работы. Ведет себя барином и считает это возможным, хотя был захвачен после того, как его охрана, сплошь состоящая из немцев, была перебита. Что с ним делать, если он действительно работает по поручению партии в тылу?- Мысли текли рекой после разговора с чекистом.- Что же ты за гусь такой, что и с немцами дружишь и нас не боишься?
***
Я смотрел на бумажку доставленную курьером из областного отряда. Видно чекист не явно смог оказать мне помощь в раскрытии нутра этого человека.
— Тут у меня сведения от Пономаренко. – Обратился я к бургомистру.- Вы остались в городе без разрешения обкома. Более того из телеграммы видно, что Вам никто не давал заданий. Чем сможете объяснить свое поведение?- Немного выждав ответа, я вновь спросил.- Что скажете?
И барин поплыл…
Часть 8. Признание
Я сидел напротив бургомистра и после получения сведений от обкома начал опрос. Разговор решил проводить без лишних ушей, ведь то, что знает мой собеседник могло подорвать целостность отряда и его веру в своих руководителей.
— Мне называть Вас по имени отчеству?- Обратился я к нему.
— А я ведь помню тебя. Ты же из района…
— Я тоже помню Вас выступающего с трибуны. Тогда Вы были очень убедительны.- Я стал злиться.- Не думал, что большевик вступит в ряды оккупантов.
— Не все, что ты знаешь обо мне правда. Не боишься, что с тебя за меня спросят?- Пристально взглянул на меня задержанный.- Ведь если я тебе начну рассказывать, тебе хана.
— Вы с какого года в партии?- Решил я начать пройтись по биографии бургомистра.
— С 1921 года.
— Принимались в партию в Казахстане?
— Нет в Петрограде. Я перешел в партию в инициативном порядке из БУНДа.
— Вы же не еврей!- Как то с удивлением высказался я.
— А кого это останавливало. В то время ты можешь быть кем захочешь. Я вот родился в Беларуси и был членом БУНДа до последних его дней, пока его не разогнали большевики.
— О Вашем членстве в БУНДе гитлеровцы знали?
— Пришлось рассказать.
— И как они на это среагировали?
— Да никак.- Бургомистр спокойно ответил на вопрос.- Записали в личное дело и этим все закончилось.
Видя, что бургомистр не отрицает очевидные факты, я задал вопрос наиболее сильно волновавший меня.
— Как Вы оказались у немцев на службе?
— Два месяца просидел в лесу. Надоело мне все, вот и вышел. Да далеко от леса не ушел. Признали меня и в комендатуру, а там еще один из наших уже работает.
— Работает?
— Точно. Списки оставшихся коммунистов и комсомольцев составляет.
— Архив же был вывезен.
— Так он в обкоме по кадрам был, так что возможно он кое- что для себя придержал, ведь его и его семью в комсостав, подлежащий эвакуации, не внесли. Видно обиделся на «товарищей».- Впервые улыбнулся бывший второй секретарь обкома.
В разговоре наступила пауза.
— Мы прошли маршем ряд сел и там ни одного коммуниста. – Я продолжал спрашивать.- Не он ли сдал наших товарищей?
— Может он, а может и нет. А зачем? Ведь Вы, большевики- дураки! –Бургомистр вновь улыбнулся.- Вам же больше всех надо. То флаг повесите, то листовки раскидаете, а от этого людям только хуже. Возьмут гансы десяток из-за вашей дурости и в заложники. Тут то совесть у Вас и взыграет. Стоит взять десяток и Вы сдаетесь, чтобы их не убили… Вы- идиоты и ничем это не лечится.
— Вы член партии называете наших товарищей идиотами?
— А разве нет? Вы же не приспособлены к жизни. Я стал вторым в области, потому что умел правильно ставить задачи. Главное ставить на «нужных» людей. Видишь человек нужный, сойдись с ним! Завоюй его в друзья, а для этого все сгодится. Можно вместе и на охоту- рыбалку съездить. Можно подарочек его супруге поднести, а можно и узнать кое-что о человеке и помочь ему избавиться от пут. Когда Ягода НКВД возглавил, а за ним Ежов занялись «чистками» я быстро пошел в рост, ведь общих знакомых было много и естественно мне ничего не стоило сместить неугодного человека, отправив его к ним. Сам я ничего не писал, да и не надо было, всегда найдутся помощники. Так что свое место я под солнцем получил и не морочился над обязанностями. Я везде второй, а посидеть в президиумах много сил не требует.
— Вы признаетесь, что сознательно отправляли людей под расстрел, только для того, чтобы занять их место?
— Зачем мне их место?- Усмехнулся моему вопросу бургомистр.- Все гораздо проще. Место занимает нужный мне человек, а я всегда в тени. Я ведь потому и первым не стал, чтобы меня не замечали. Ответственности на мне никакой и привилегии положены, так что хорошо было, пока война не началась, а как она началась, так сразу же спрос ко мне появился, а мне это не зачем. Жаль в эвакуацию не уехал, дурак. Сейчас бы снова, таких как ты воспитывал.
— А как случилось, что Вы не эвакуировались?
— Глупость вышла. Первый секретарь уехал на завод и поручил мне проконтролировать погрузку оборудования на вокзале. Пока загружались да собирались, налетели немцы да стали бомбить станцию, тут я и оказался без охраны и контужен. Понесло меня куда- то, так что очнулся я только в лесу.- Сказал и вздохнул каким- то своим мыслям бургомистр. — Когда вернулся на станцию, а там пожар, кутерьма и нет порядка. Мне власть бы взять, а я подался к себе в обком, а там та же кутерьма. Домой пришел, а семья уже эвакуировалась, так что посидел я дома пару дней и решил в обком вернуться, чтобы при деле вновь стать, а там уже никого- все разбежались. Понял я, что меня первого за жабры возьмут немцы, ведь я- второе лицо в области, так что собрал припасы и ушел в лес.
— То есть Вы вступили в партию не по идейным соображениям?
— Я ведь не просто пошел в Вашу партию.- Начал откровенный разговор бургомистр.- Вы же просто прикрываетесь идеологией Маркса. Ваш Сталин по сути тот же царь, но он- обыкновенное быдло! Не понимает он всех возможностей власти, ее достоинств и перспектив, а потому я- сторонник демократии. Всякие бессребреники да замороченные идеологией марксизма- идиоты, ведь они не дают никому жить, пользуясь своей диктатурой. Вот потому я и демократ, потому что хочу жить сам и дать жить другим.
— Интересные у Вас правила жизни и Вы считаете это демократией?
— Такая у меня демократия. А правило у меня только одно, что холопы не должны иметь голос, потому что они ничего не понимают и не знают о власти! И пускать их во власть нельзя ни в коем случае, а то будут поднимать бузу и требовать к себе отношения. Вот немцы дали право голосовать рабочим и они выбрали вождем Гитлера, потому что дураки, а потом давай на него молится. — С грустью произнес бывший второй секретарь обкома.- Жаль, что Москву Гитлер не взял, тогда бы не был я здесь и с тобой беседовал.
Устал я от разговора и, велев накормить задержанного, вышел из землянки. Нельзя пускать к нему людей, ведь этот «господин» может легко голову «заморочить» своей демократией уж болно он убедителен в «своей правоте» и сбежать.
***
После кормежки я сам зашел в землянку и собственноручно связал бургомистра.
— Продолжим разговор завтра!- Сказал я и ушел в землянку штаба.
***
Задержанный скукожившись спал на лежанке. Я подошел к нему и разбудил.
— Продолжим!- не давая возможности пререкаться, приказал я.
Он неловко присел и буравя меня сонными глазами произнес.
— Пить дай!
Я крикнул охранника. Он занес кружку воды и я дал напиться бургомистру.
Передав опустошенную кружку охраннику, я отправил его на пост.
— В чем заключались Ваши обязанности бургомистра?
— Выжить. Вот моя главная обязанность. Не смотря ни на что и ни на кого.- С вызовом ответил бывший второй секретарь.
— Уточните. Что вы делали на должности бургомистра?
— Много чего приходилось делать. В основном хозяйственные вопросы. Куда разместить офицеров на постой, как их накормить и чем занять? Порядок в городе обеспечить, чтобы по городу бесцельно не шлялись всякие. Паспорта выдавать новоприбывшим. Справки о смерти и рождении выписывать. Одним словом орднунг поддерживать.
— То есть вы ведали всей канцелярией?
— Я только документы подписывал, а остальным занимались полицейские да и немецкие жандармы, но они в мое подчинение не входили.
— Тот человек, что занимался списками коммунистами и комсомольцами входил в Ваше подчинение?
— Нет. Он сразу попал к гестапо и работал только на них. Ко мне он отношения не имел, да и связываться мне с ним опасно, ведь тогда мои руки были бы в крови, а это не прощается не вами не ими. Так что я только по хозяйству: где дров набрать, где воду привести, где кабак открыть, ведь фриц любит выпить культурно. Вот даже театр в городе открыл, потому что и им отдых нужен, а от того и они становятся с местными помягче и мне полегче.
— Полегче?
— Вот к примеру артисты театра- они же все не жители города, а мою просьбу комендант уважил и разрешил им выдать паспорта, аусвайс по ихнему. И людям польза и мне выгодно.
— Выгодно?
— Артисты ко мне стали относиться со всем уважением, а значит и я стал вхож в театр. На всех постановках рядом с комендантом и его переводчиком был, спектакль смотрел, карточки на питание артистам достал. Да и себе тоже возможность кормежки за счет фрицев получил. Так что от меня ущерба людям не было и предъявить мне нечего.
— А с коммунистами города не контактировали?
— А зачем? Им помогать- себе дороже. С ними только можно на плаху, а я помирать не собираюсь, а потому я посередине. При них я помогал кому мог, а крови на себя не взял, так что я никого не предал, стране не изменял и за гитлеровцев не агитировал.
— А то что Вы служили немцам, разве это не предательство?
— Так я служил не немцам, а порядку. Чтобы все работало и никто из местных от порядка не пострадал.
Я был ошеломлен таким ответом. «Нет у человека ни стыда ни совести. Он считает нормальным служить врагу!»- подумал я. Затем снова связав его вышел из землянки.
— Вызови мне начальника разведки.- Обратился я к деду Симону.
***
— Михаил Николаевич!- Обратился я к бывшему начальнику МТС, а ныне командиру разведчиков, с которым я начинал партизанить.- Тот гусь, что Вы взяли не прост. Надо бы в разведку сходить по нескольким адресам. Я дам данные, а вы сходите да посмотрите, что там и как. А если получиться поговорить, то я сейчас подготовлю список вопросов на которые мне нужны ответы. Справитесь?- спросил я его.
— Попробуем.- Михаил Николаевич задумался. – Сейчас немец после похищения бургомистра лютует, так что результат не знаю. Дней пять потребуется, как минимум. Я на листке бумаги записал известные мне адреса коммунистов в близлежащих селах и коротко записал вопросы, на которые хотел получить ответы, ведь уж больно «хитрый жук» нам в сети попался.
***
Встречи с бургомистром продолжались, но ничего ценного кроме данных на первых лиц из немецкого командования, начальника полиции и его заместителей, их словесных портретов и их привычек ничего не прозвучало. Он охотно разговаривал на темы, которые не касались его службы, так что предъявить ему, кроме службы оккупантам, было практически нечего.
***
Между тем наши разговоры продолжались, благо у отряда случилась передышка.
— То есть Вы по сути с Гитлером?
— Это временное явление, пока мы не захватим власть в стране. Гитлер же дурак и тоже не понимает, что надо с народом потоньше, а он жгет и стреляет. Взял бы и объявил, что хозяйствуйте как хотите, только платите мне налог и всё. Человечки бы и не заметили бы смену власти от большевиков к немцам. Ну, поревели бы бабы немного по погибшим и стали бы жить дальше, под пятой фрицев. И порядок бы был, а не то что нынче. А потом мы сами будем управлять страной, ведь немцы это не навсегда. Вон Русь под игом триста лет простояла и ничего не померла, а даже всех чужих под себя подмяла, ту же Казань или Астрахань. Так и с немцами будет. Они после победы потянутся в свой фатерлянд, а власть останется у нас, местных, кто не против своих, но и особо не склоняется перед чужими. Главное, чтобы мы набрали при них власть и народишко не допускал нарушения порядка, тогда и будет правильная демократия, где все занимаются делом и никто никому не враг.
— То есть Вы считаете, что тот порядок, что установили фашисты стоит поддерживать?
— Не совсем так. Главное чтобы люди не бунтовали и работали. Немцы хоть и аккуратисты, если увидят порядок, начнут строить свои фабрики и заводы, а мы будем ставить церкви, чтобы народ мог отвести в них душу, тем более что немцами это приветствуется; основным языком на время сделаем немецкий, а потом организуем свой парламент и на немецком капитале дальше будем строить новую Россию.
— Скажите Вы видели сколько сожжено деревень и сколько было убито их жителей?
— Видел и скажу одно. Это все от того что нет порядка и понимания обстановки. Вот я- член партии большевиков и ничего, не расстреляли и даже платят мне за должность. Зачем сопротивляться, если у тебя заберут пару курей. Стоит ли из-за них на штыки кидаться? Учиться приспосабливаться надо, а не переть по дурости. Тогда глядишь и убивать будут меньше и жечь реже. Да и Гитлеру раз затеял такое дело надо бы показать себя, чтобы народ видел в нем не только вождя, но и человека, с его слабостями и пороками, а значит прощал ему ошибки. Вот если покается, что ошиблись его генералы и не правильно его поняли, думаю народ поймет, пусть не сразу, но поймет. А если народ допускает слабость у вождя, значит и сам со временем станет таким же.
***
На пятый день стали возвращаться разведчики с которыми я от нетерпения сам завел опрос. Многие указанные мною адреса оказались разгромлены, но один адрес «выстрелил». Приказы на задержания подписывал наш подопечный; и листовки с призывом регистрации коммунистов в комендатуре изготавливались под его началом; и много чего еще находилось в его руках, так что его не участие по уничтожению населения, предательстве интересов Родины, своих сограждан и товарищей, было опровергнуто его делами. Подпольный обком в отношении него не ошибся. Вместе с тем открылась и деятельность сотрудника обкома, работавшего на гестапо. Он наш и два дня назад был казнен, пойманный на краже бланков паспортов. Бургомистр нашими руками чуть не приговорил к смерти нашего товарища.
***
После получения сведений в землянку зашли я и Михаил Николаевич. Начальник разведки присел за внесенный столик и стал записывать ответы бургомистра на мои вопросы. Допрос длился больше суток. По окончании его я и начальник разведки устало вышли и Михаил Николаевич, выдав мне немецкую папиросу, долго чиркал спичками, которые ломались в его дрожащих от гнева руках.
Ему все- таки удалось зажечь спичку и прикурить.
— Как вы держитесь?- Озабоченно спросил меня начразведки.- Это же чистый упырь, так бы и придушил собственными руками.
— Я бы тоже, но думаю, что надо поступить иначе.
Я впервые в жизни закурил и осознал, что суд с адвокатом и прокурором народ не поймет, так что у нас будет партийный суд, на который надо пригласить местных жителей и пусть они послушают во что превращается человек, когда он потерял совесть.
Часть 9. Суд.
Я, после чтения предварительного допроса бургомистра, изготовленного нами понял, что этот человек своим положением в партии, поставил борьбу с захватчиком под какие то свои эфемерные цели, а значит для него смерть под гнетом фашистов, это так пыль … Мы для него лишь овцы, которых он в угоду себе всегда стриг.
Я приказал создать суд и решил быть на нем председателем и вызвать представителей из областного отряда.
***
Бургомистр, вытянув спину спицей, быть может впервые в жизни, сидел под приглядом двух конвоиров. Народ постепенно наполнял зал бывшего колхозного склада, заставленного по случаю скамьями. На стене висела карточка Сталина и под ним стояли три стула. Партийный суд- это не суд народа, тут не заиграешься… Много лет проведенные во властных структурах ораторы могут свести свое нынешнее поведение в подвиг, во имя будущего страны, но с партийной клятвой и Уставом партии лучше не шутить…
***
Этот суд изначально начался неправильно. Прибывшие представители областного отряда потребовали себе место судей. Я отказал и тогда представители подпольного обкома, наплевав на меня, двинулись к арестованному. Маленькая потасовка едва не стоила нам побега задержанного. «Прав был чекист. Ой, как прав!»- подумал я.
***
Три судьи, которые несколько лет назад, даже дыхнуть не смогли бы при виде осуждаемого, усевшись на стульях, обвинили бургомистра, назначенного на должность фашистами, в нарушении клятвы партии, устава партии, обязанностей ее члена, а потом в смертях своих товарищей и присвоении их имущества, да еще в предательстве страны и ее народа…. Бургомистр под тяжестью обвинений менялся в лице. Мы не могли привести свидетелей на суд, но нам никто не мог, как членам партии запретить судить ее члена за совершенные им проступки и нарушение клятвы. Теперь не стоило говорить о преступлениях, ведь их надо доказать, а мы этого в столь сложной обстановки вряд ли когда сможем. Война… Обвинения бургомистра теперь касались только партийной дисциплины и от этого становились пугающими в своем применении, ведь этим судьям главный закон- это устав партии и принесенная когда то клятва, а значит они свободны в своем наказании…
***
После вызова имени и должности суд вопросил обвиняемого, как мог стать бургомистром член партии большевиков без согласия партии? Бургомистр от вопроса смутился… и на все остальные вопросы молчал…
Часть 10. Приговор
Именем партийной ячейки ВКП (Б)
В составе членов партийной ячейки районного партизанского отряда имени Сталина:
Саридова Сидора Трофимовича, члена партии с 1918 года
Волкова Михаила Николаевича, члена партии с 1922 года,
Меняйло Тимофея Андреевича, члена партии с 1928 года,
Акфсентьевой Зинаиды Васильевны, члена партии с 1933 года,…
Мирошникова Константина Петровича, второго секретаря областного комитета ВКП (б), члена партии с 1921 года признать виновным в нарушении устава партии, нарушение клятвы коммуниста и в совершении действий, нанесших вред интересам партии и Советского государства …
С учетом военного времени и особой тяжести совершенного им проступка:
1. Исключить Мирошникова Константина Петровича из членов Всероссийской коммунистической партии (б).
2. За нарушение клятвы члена ВКП (б) и предательство своих товарищей Мирошникова Константина Петровича подвергнуть высшей мере преследования- смерти, через повешение.
3. Данный приговор распространить по району для ознакомления местного населения.
Члены ячейки…
Подписи…
Приговор приведен в исполнение… Подписи неразборчивы
***
Послесловие.
Дневник после приговора записей не имел, видно отряд Меняйло полег в последующих боях… Тайны для сильных мира сего исчезают и таким способом.
Октябрь 2019 года
Целиком этот дневник никто не видел, но слышали о нем многие…
Часть 1. Автобиография
***
Кто изначала командир? Для меня это- человек, принимающий решения и способный к командованию. Я никогда им не был. Пас себе я стадо худых и малодойных коровок в полесских лесинах… А тут война, голод и нет уже того стада, которое я мог пасти, где потихоньку поддаивая отбившуюся от стада коровенку, выпивал в дали от глаз хозяев глоток украденного от них молока. Отчаявшись и припухнув от своей сиротской жизни подался я туда, где есть поесть- в город. Машинист Василич во время моего недолгого путешествия сидел возле паровозной топки и рисовал мне, оголодавшему «безбилетнику» в свете горящей топки на бересте цифры и посмеивался над моим управлением с дверцей котла, когда его кочегар дядя Лексей, чуть старше меня по возрасту, бросал уголь в топку. Я искренне старался «отработать» свою поездку и не справившись с затворкой, закрывал перед летящим в нее с лопаты угольком. Василич, осыпанный угольной пылью недовольно размазывал ее по лицу и шумел на меня, сопровождая свои слова угрозой ссадить меня, отчего я начинал рыдать и история с осыпанием машиниста угольной пылью вновь повторялась. Сердобольные кочегар и машинист во время пути делили со мной не только кабину, но и еду, так что благодаря их стараниям за две недели мы благополучно доехали, где меня мои провожатые ссадили меня в Петрограде. Василич, потрепав меня по щеке, передал мне тоненькую книжку для чтения и махнув на прощание фуражкой пожелал мне доброго пути. Паровоз свистнул и ушел под загрузку, а я стоял в своих обмотках и прижимал тонкую серую книжицу, подаренную добрым человеком и давшей мне пропуск в жизнь. Подобранный на вокзале работниками ЧК, я попал в приютный дом, детскую колонию для беспризорных и получив четыре класса образования, сбежал из голодного Петрограда на казавшийся «хлебным» юг, но был живо отловлен бойцами народившейся Красной армии и силой на три года усажен за школьную парту, откуда со справкой был направлен на первую в своей самостоятельной жизни работу счетовода. С собой я всегда нес ту книжицу, когда то подаренную мне добрыми знакомцами. Она называлась «Манифест коммунистической партии» и даже сейчас, когда прошло столько времени с той поры, она со мной.
***
Когда ЧОН-овцы гонялись за бандюками по «Дикому полю», Алтаю и Оренбургским степям, я мирно считал хлеб в заготконторе под Ярославлем. Мое заявление о приеме в члены партии было в местном райкоме было встречено с удивлением, ведь в эту грозную пору, особо желающих вступить в ряды РКП (Б) не было, ведь в стране правил НЭП и многие члены партии, не согласные с политикой государства складывали свои партбилеты, а тут я- восемнадцатилетний паренек, только назначенный счетоводом в сельхозартель. Председатель райкома даже лично со мной поговорил и в итоге, вместо счетовода в сельхозартели, я по поручению партийной организации был направлен в заготконтору в райцентр под древним русским городом Ярославль. Мне по прибытии была выдана тяжелая амбарная книга, отведен для жилья угол на территории продбазы и выдан револьвер с пятью патронами, так как дела обстояли в районе не очень гладко. Банды уголовников свирепствовали, грабили и нападали на обозы с зерном, собранных при продразверстке, убивая при этом сопровождающих. Так что должность мне досталась вроде и не пыльная, но пистолет стал для меня не только ношей, оттягивающей для форса штаны, а и последней возможностью спасти свою жизнь и вверенное мне народом имущество. Воровать мне было не зачем, так что через год, по истечении испытательного срока, я решением райкома был принят в ряды ВКП (б), при чем рекомендацию дал мне сам председатель райкома и председатель заготконторы- большевик с дореволюционным стажем. При вручении партийной книжки, начальник областной ВЧК вручил мне наградной пистолет и сопроводил короткой речью награждение меня именным оружием за успехи в учете, так необходимого стране зерна и способности к чекисткой работе.
***
Я не был никем для агитаторов, ведь был не слишком «подкован» и не особо речив, но партия сказала надо, и я в возрасте двадцати двух лет уехал на борьбу с басмачами, где походы по горам и пустыням показали, что мне многое дано. Стрелять меня научили басмачи, а командовать однополчане. Гоняли мы басмачей долго и кровопролитно. За каждый колодец и за каждого дехканина баи и ханы расплатились сполна. Ни одного из них на престол Хивы и Бухары не осталось, а путешествия к Аралу после постройки крепости на Сырдарье для меня наконец то закончились. За семь лет боев я научился многому у командиров, но по образованию не стал военным, ведь им дано судьбой- решить задачу жизнью, так что в 1937 году наш отряд расформировали и я вернулся домой, в родные Полесские леса. Меня, с учетом моего боевого опыта и неполным средним образованием, назначили на должность инструктора райкома, где я стал отвечать за образование и санитарную медицину в районе.
***
Я многому научился за два года и в итоге знал всех директоров школ и фельдшеров в лицо. С начальством я контактировал только на партконференциях, ведь работа практически забирала все время. Разбирался со всеми их проблемами и мотался по всему району, как конным, так и пешим, подчас «выцарапывая» самое необходимое для своих подшефных. Жениться мен так и не случилось, ведь мое кочевание от места к месту явно было не для создания семьи, так что к сороковому году, я, порядком уставший от походной жизни, попросился на более спокойную должность. В секретари райкома я так не попал, уж больно неказистым да и не приметным был, да и говорить красиво не научился, что к тому времени уже считалось недостатком автобиографии, так что по итогу заседания райкома был направлен в поселковую школу директором. И тут началась война…
Часть 2. Война
***
Вызов меня в обком на партконференцию стал нежданным. Я, озабоченный делами школы, давно уже не был в обкоме, а по делам чаще бывал в приемной начальника отдела образования, где требовал для своей школы ремонта, а она все откладывала и откладывала план по ремонту, ссылаясь на несвоевременность вопроса. Мои посылы по скорому наступлению осени, она не слышала, от чего я один раз достав наградной пистолет, готов был пойти в рукопашную со столь наглой чиновницей.
***
Партконференция была необычной. В президиуме сидели председатель обкома, начальник областного отдела НКВД и какой- то мужчина в «красным» лицом, представленный уполномоченным по эвакуации. Народа было необычно немного. Едва половина зала была занята приехавшими на нее. Когда председатель обкома заявил о необходимости эвакуации, кровь ударила мне в голову. «Как? Почему? Куда Вы раньше смотрели?...» Партконференция оказалась сбором тех коммунистов, которым партия, готовилась доверить свое будущее.
***
Нас, членов партии, явно обманывали о предстоящей войне. Говорили о ней много, но и врали нагло, отчего мы, простые члены партии, не обремененные должностями, периодически участвуя в партконференциях, так и не смогли получить полновесного ответа от своих старших товарищей о планах партии на предстоящую войну. Мы чувствовали, что война близко, но мы ее не ждали так скоро, и казалось, что партия которой я столько лет служу, решила сдать людей, а от этого возникало самое страшное- неверие в нее. Я встал и высказал Первый секретарь обкома все, что думал о начале войны. На меня зашикали, но мне так хотелось кое- кому двинуть в усатую лживую морду. Председатель обкома, молча посмотрел на меня и попросил присесть. Он за полчаса сумел объяснять суть нашей пропаганды и мне вдруг стали понятны сообщения информбюро. Они были не для нас, ведь мы не решали проблему передела мира и для нас, простых крестьян, каким в сущности был я, которым нужно время, чтобы отстроить свою страну и не дать оружие нашим идеологическим врагам, которые уже осудили первую в мире страну Советов за договор с Германией; за «зимнюю войну» и за воссоединение исторических земель Украины и Белоруссии, отнятых когда то силой международного капитала. Так что им лишь дай повод и они, как кликуши разнесут любой посыл, извращая его смысл, а потому так были кратки информационные сообщения в партийных газетах и потому они не раскрывали всей сути, проходивших в стране перемен. Мы мирно жили и работали, а тут война с ее противопоставлением идеологий и распределением общественных ценностей. Такие слова я читал только в трудах Ленина- Сталина, но сейчас уже не до того, чтобы идти в библиотеку и обновить знания, ведь в свои тридцать четыре года, я так и не смог закончить среднюю школу, а потому я, открыв уже потрепавшуюся и прошитую суровой черной ниткой «Манифест…», пытался найти возникающие по ходу ответа Первый секретарь обкома вопросы. Мне дали высказаться, от чего присутствующие с некоторым удивлением и недоверием смотрели на меня, члена партии с 1925 года, с жаром вскочившего с места и упорно требовавшего от руководителей парторганизации соблюдения партийной дисциплины и раскрытия для нас, членов партии всех обстоятельств этого сбора. Высокий худощавый в военной форме представитель НКВД, поднялся из-за стола президиума и подошел к стоящему за трибуной председателю обком, и о чем- то стал ему шептать. Председатель обкома, выслушав военного, чему- то кивнул и поднял руку для слова. Я же выпалив все, что у меня наболело, устало присел на свое место
***
Председатель обкома покрутил ус и сказал самое главное слово «Война!». Затем он тяжело вздохнул и согласился с частью моих нападок, но предложил сократить дискуссию, ведь время ограниченно и озвучил вопрос о готовности остаться в тылу врага на подпольной работе. Я необремененный семьей и имуществом, сразу ответил согласием. Обком явно знал, кого оставлять в тылу, подбирая поштучно комсостав из рядов своих членов, чем и был вызван столь неполный зал партконференции, после чего нам было объявлено, что мы можем разъезжаться по своим районам и с нами свяжутся.
***
Когда меня вызвали в райком и предложили остаться в тылу врага командиром районного партизанского отряда, мне стало не по себе, ведь я не командир и всегда был на третьих да четвертых ролях, и не мог похвастаться опытом командования; работник НКВД, зачитал мою характеристику и указал на недолгий опыт директора школы, готовность борьбы с несправедливостью, что показывает мои способности и ответственность за взятые на себя обязательства. После слов капитана НКВД, я был всем составом, утвержден командиром районного партизанского отряда.
***
Наш созданный парторганизацией отряд ушел в леса Полесья незадолго до появления фрицев. С учетом моего боевого опыта я был назначен командиром. В отряде были только коммунисты и комсомольцы, да и пара кандидатов в члены партии. А чего мне по сути терять? У меня как не было дома, так и возможно никогда ему и не случится. Обком издал директиву бороться с врагом, но кому было бороться, если мои бойцы не обстреляны и не знают, что такое смерть. Видели бы они басмачей, готовых резать не только врага, но и самих себя, так что мне оставалось передавать свое знания, хотя результатов не обещаю, ведь тут нет барханов и колодцев. Хреновый я- командир!
Часть 3. Организация.
***
После 1941 года ряды партизанских отрядов, сформированных партией для борьбы с фашистами, были изрядно прорежены. Многие с таким трудом собранные базы были разграблены, как с помощью местного населения, так и при участии обладателей секретов. Мой партизанский отряд третий день голодал. Февраль месяц суровый и ничего кроме снега, морозов и беспрерывного преследования полицаями из местного населения и пехотными подразделениями вермахта из местных комендатур ничего хорошего не обещал. Я уже забыл, когда не спал в своей комиссарской шинели, подтягивая под ее кромки замерзающие ноги, обутые в тачанные яловые сапоги.
Проснувшись от холода я шел к ближайшему костру и усаживаясь возле него, вытягивал к огню, застывшие в сапогах ноги. «Лучше бы керзачи.- подумывал я.- Яловым не место на войне. Они больше для форсу из-за своего блеска, ведь кожа тонкая да мягкая, а тут такой долгий поход. Многие кто прибились к отряду так вообще обходились обмотками и ничего держались, а я со своими яловыми носился, как черт с писанной торбой. Хорошо, хоть ноги не отморозил, спасибо бойцам. Хреновый я- командир, если даже такую мелочь не предусмотрел.»
***
Я сидел возле костра перед картой в одиночестве. Назначенный райкомом комиссар погиб еще в сентябре. Исполняющий его обязанности избранный нами полег через два дня после гибели предшественника и я, объединив себя в двух ипостасях, провоевал командиром и комиссаром до января 1942 года. Война… Опереться уже было не на кого, ведь весь «костяк» отряда был выбит и теперь оставалось быть скитанниками после последнего боя, где полегло все отделение комсомольцев, прикрывавших отход отряда. У меня словно отняли «руку», которой я мог сделать многое. Эта рука была не только активна, но способна ко всему. Мы вырвались из «котла», но какие потери, а враг очень силен и сколько еще сил надо, чтобы сломать ему хребет… Нам еще воевать и воевать…
***
Из отряда после декабря сорок первого осталось в живых только шестеро, в числе которых был я, а остальные погибли в боях, но никто из них не отступил и не предал. Тридцать восемь бойцов, когда то сформированного райкомом отряда полегли. Но жизнь и война после их смерти не остановились.… А сколько было окруженцев и все они рвались на фронт, а нам так нужны были грамотные обстрелянные бойцы… Они остановившись с нами на постой, пробыв пару дней и узнав дорогу, уходили на Восток, по сути предавая нас и оставляя нас одних на борьбу с превосходящим врагом, не желая нам помочь своим участием. Тяжко пришлось, но как то сдюжили.
***
Как организовать из неполного стрелкового отделения боеспособную группу? Опыт боев с басмачами вывел меня на структуру, где два бойца арьергард, два бойца авангард и два бойца ударная сила. Надо укрупняться, ведь мы, что та вошь, которую легко загнать и придавить, что случилось с другими отрядами, так что без помощи местных никак. Хорошо, что у меня были списки коммунистов района, а они должны помочь.
***
Как же страшно видеть разорение на своей земле! Я смотрел на разбитые и разоренные деревни, где ожидал найти поддержку, и от этого все более укреплялся в том, что захватчики показали свою звериную сущность, и наше дело правое.
***
Двое входили в село и осматривались, а потом ударная группа в лице меня с пулеметом и вторым номером втягивались в село. А села уже не было… Немцы эффективно боролись с населением… Они научились в сорок первом году строить население под свой строй и от того проходили по нему огнем и мечом.
***
Третье село пройдено, а живых нет, как нет. Я присел на запорошенную снегом лавочку и честно собирался застрелиться. «Все дело, которому себя посвятил было кончено! Не для кого страдать и работать!»- и я достал именной ТТ, чтобы покончить этот безысходный путь.
***
— Дяденька?- детский голос вывел меня из предвершия судьбы.- Вы из наших?
Япосмотрел в сторону голоса. Девчушка лет пяти смотрела своими зеленющими глазами на меня, старого вояку.
— Здравствуй дочка!- Устало спросил он и убрал ТТ от виска.- Ты одна?
— Меня бабка послала, когда увидела Вас с пулеметом!- Девочка, указала на стоявший возле ног «Максим», без бронещитка и на деревянных колесах .- Сказала, что туточки кормиться нечем, ведь все что было, в лес увели.
— Кого в лес то увели?- Улыбнулся докладу девчонки я.- Людей или скотину?
— Дяденька, Вам бы с моей бабкой поговорить, а то я не все поняла, что она сказала.- Девчушка, закутанная в фигуру самой маленькой «матрешки», искренне смотрела в глаза.- Встреча у тебя через час на опушке возле оврага.
— Это где?- Я вопросительно посмотрел на девчонку.- Я ведь Ваши места не знаю, так что девонька передай бабке, что жду я ее здесь, возле крайнего дома деревни! Только так и никак иначе.
***
Через семь часов пришла бабка. Поговорить. Она стала по существу создателем отряда, ведь именно она стала его главным агитатором и пропагандистом. И отряд стал расти за счет расстрелянных и сожженных сел Смоленщины…
Часть 4. Клятва
***
Связи с Центром не было. Говорить можно было много, но новости были сплошь не утешительны, а от того, я их замалчивал, хотя они распространялись по отряду цепной волной и в итоге привели к тому, что отряд при построении прямо потребовал от меня правды о положении дел на фронте. Сказать правду- развалить отряд, не сказать- уйти от правды, что для меня, как коммуниста было хуже, чем сдохнуть предателем… Вспомнив июньскую партконференцию я оказался на месте того председателя обкома, которому тогда бросал ему в лицо обвинения в нечистоплотности.
***
— Построиться!- Выговорил я с тяжелым сердцем.- Равняйсь! Смирно!- Я посмотрел на ряды вновь созданного отряда.- У меня не очень хорошие новости, но скрывать от Вас я ничего не буду. Страна захвачена врагом и нам есть, что делать в его тылу. У нас нет связи и все что мы знаем, мы знаем исключительно от врага, а потому верить его информации нельзя. Нам нужна связь, но мы слишком слабы, чтобы ее наладить. Да что говорить, ведь нам жрать нечего, если бы не «бабская» подмога. Хочу сказать одно: Родина в опасности и мы должны ее спасти. Кто не согласен, выходи! – При последнем слове я напряг голос.
Строй партизан не шелохнулся.
— Теперь следующее. Вы видели, как наши села грабили и убивали семьи коммунистов? Кто их предавал? Я скажу одно- их убивали наши враги и от этого мне одновременно мне больно и стыдно, что наших людей, выдали наши же люди. Иуды, они всегда будут!- Внезапно осознал и выкрикнул я.- Но я хочу Вас призвать только к одному- к дисциплине! И только тогда многие поймут, что предательство и выгода потеряют смысл! Если ты живешь ради себя, то тебе нет места в жизни людей, а если ты предаешь людей, то ты- животное, которое должно быть уничтожено, как людоед, как зараза… Все услышали меня!- Возопил я.- Теперь хочу, чтобы Вы принесли клятву! Клятву Партизана! Чтобы Вы поняли, что обратной у нас дороги нет!
***
Отряд читал клятву. Многие были неграмотны и от того читать приходилось парами. Знамя было шитым из скатерти и галстуков и каждый партизан, поклявшись, целовал его.
***
Отряд после клятвы партизана сплотился и не возникало между ними споров о том, кого куда назначить. Комиссар появился по желанию «шестерки» комсостава. Где вот только найти начальника штаба, ведь военное дело сложно и нудно, а значит его надо вести кому то, но только не мне, ведь я со своим семиклассным образованием к нему явно не способен.
Часть 5. Первые успехи
***
Дед Симон, воевавший с турками и единственным из служивших, кроме меня и вновь назначенного комиссара, стал начальником штаба. Он с лупой рассматривал захваченные у врага карты и тяжело вздыхал.
— Сынки!- В итоге произнес дед.- Ищите среди военных своего штабного, а я и слеп, стар и не учебен. Так что сынки, мне приятно, что меня общество помнит, но война дело трудное и мне не пойдет! — Дед, отстранился от выложенных перед ним карт, посмотрев на меня, произнес: — Мы когда в девятьсот восемнадцатом выбирали командира, штабных не брали и от того был и Кронштадт и Зимний с глупостью и ошибками. Ищи штабного из военных. Это косточка офицерства, что вроде не воюет, но за все отвечает, а от того от них большая польза!
— Спасибо старик!- Я, получивший первую награду при борьбе с басмачами и служивший под началом «царского» офицера, улыбнулся откровениям деда.- Вот только где его взять?
— А ты, сынок ищи его среди окруженцев!- Дед Симон выдал истину.- Они нынче боятся и прячутся, а вот если покажешь свою силу и призовешь, то придут! Ведь так было и в гражданскую, когда они- «золотопогонники» желали отсидеться в той кутерьме…
***
Ближайший населенный пункт, его окружение и ультиматум- все мужики выходят на майдан. Если полицай то может и простим, а если окруженец и побежит, то пощады не жди. Улов составил в лице трех офицеров и двоих их обслуживающих солдат. Это как у Салтыкова-Щедрина, где один мужик трех генералов прокормил, а по-советски это было нечто иное. Скотство со стороны командиров было тут же пресечено и допросив местных, один из офицеров был тут же приведен к стенке за барское отношение к подчиненным. Теперь у нас появился свой штабной костяк, за которым присмотр нужен втрое больше, но думаю, что со временем офицеры вспомнят присягу и начнут помогать Родине со своим опытом и знаниями …
***
Дед Симон приглядывал за новым штабистом, хотя и ни хрена не понимал в его расчетах, но его опыт во многом мог бы нам помочь, уж больно штабной был увертлив аки змей. Дед грозил и требовал пояснений, в результате чего, штабист был вынужден много и подробно объяснять, что стало и для нас наукой и повышало нашу военную культуру. Дед щурился и довольно хлопнув офицера по накинутого на плечи полушубку, бурчал: — Сразу надо так пояснять, а не то что ты мутишь. У нас впереди всего правда. Если видишь беду, так и скажи, а ежели выгоду, то тем более.
***
Благодаря грамотному планированию, мы начали позволять себе постой, чтобы помыться и постираться и стали более активны, отчего вновь привлекли к себе внимание оккупантов, ведь мы стали делать регулярные вылазки и пощипывать полицаев, систематически нарушать перевозки на проселочных дорогах да и что говорить, слухи о нашем появлении приводило к параличу властей на местах. Наш дух окреп и зубки его стали остры и отряд требовал крови за кровь погибших в прошедших боях товарищей.
***
Отряд не мог из-за постоянных нападений фрицев стоять на месте и постоянно перемещался. За 1942 год мы делали за день марши от пяти до пятидесяти километров, но уйти от преследования фрицев было невозможно… Чем слаб отряд? В нем уже больше трехсот бывалых штыков, у нас есть штаб и разведка, а мы ничего не можем сделать с фашистами, ведь мы слабы в своем не понимании борьбы с ними. Нужна связь и кооперация, как в колхозе, ведь сеять и воевать в одиночку тяжело, а всемером и батьку можно погонять.
Часть 6. Операция.
***
Связь с обкомом состоялась по случаю и присланные двое радистов наконец- то дали почувствовать волю воюющей страны и для нас, оставшихся глубоко за линией фронта, появился план «нашей» войны. Бойцы впервые после 41 года закурили табак, а не то что смолили на всем пути наших скитаний и это пусть маленькая, но долгожданная для всех радость.
***
Это была наша первая операция по приказу подпольного обкома, но мы явно к ней были не готовы. Одно дело с боями отступать, громить мелкие гарнизоны полиции и уничтожать пособников фашистов, а другое стать жалом действительно боевой операции. Полученный приказ был понятен, а от того был сложен. Начштаба рисовал на карте план наступления отряда и объяснял нам, бывшим крестьянам, как его исполнить. План был так сложен, что дед Симон заставил начштаба, нам его «прожевать» трижды. Группы по захвату бургомистра выдвигались на задание, отряжалось отделение прикрытия и лишь дед Симон сидел за спиной «штабиста», нависшим над картой и что-то черкающем на листке бумаги в недавно построенной землянке, с парабеллумом за пазухой, ожидая подтверждения его предательства. Бабское хозяйство обихаживало раненых и готовилось к возвращению бойцов отряда, занимаясь своими женскими делами, при этом каждая из них при себе имела оружие, от трофейного до кухонного ножа, и готовая его в случае опасности, применить его по назначению.
***
Поймать эту гниду отряд смог с большими потерями. Пять бойцов полегли, а трое отделались ранениями, но бургомистра города взяли живым, хоть и изрядно помятым.
***
— Назовите свое имя, фамилию и отчество?- Начал допрос, назначенный нами контрразведчик, поправив перо о стаканчик чернильницы, и пристально уставился на бургомистра, приготовился писать.
— Позовите своего командира.- Выдал задержанный.- Я- второй секретарь обкома.
Часть 7. Разговор
— Представьтесь!- Спросил я.
— Только после Вас.- Ответил задержанный бургомистр.
— Здесь вопросы задаю я!
— Свяжись с Пономаренко! Он меня лично знает. Я буду разговаривать только с ним.
— С каким Пономаренко? У меня в отряде их трое. Вы имя его назовите, так что и я его вызову.
— Я говорю о Кондратии Пономаренко!- с напором сказал задержанный.
— А не много ли чести?- Я уже чувствовал, что задержанный нами управляет.- Назовите свое имя, фамилию и отчество, а так же партийную кличку!
— Не тебе мне вопросы задавать!- Бургомистр явно чувствовал себя хозяином положения.- Я оставлен Пономаренко в тылу для работы.
— Тогда назовите пароль для связи!
Бургомистр покочевряжившись сдал пароль.
***
Курьеры мотались между нами и областным отрядом с докладами. Уполномоченный от областного отряда прибыл к нам и посмотрев на связанного бургомистра, довольно ухмыльнулся.
— Отойдем!- Негромко он сказал мне.- Этого гуся никому не отдавай. Никому, и если что… — многозначительно замолчал уполномоченный областного отряда.- пускай его сразу в расход. Он много знает. И о грешках наших старших, да и кого повыше, так что если вытащат его у тебя, то считай, что лучше тебе сразу застрелиться.
— Ты, наверное из чекистов?- Поинтересовался я.
— Так же как и ты. Ты ведь еще в ЧК поработал, когда я в школе учился, да и повоевал с басмачами, так что знаешь каким может быть враг. — Усмехнулся в окладистую бороду посланник.- Помнишь партконференцию в июле, когда ты вызверился на председателя обкома?
— Помню. Сам недавно в таком же положении оказался.
— И я тебя помню. Хотел тебя отстранить от засылки в тыл, да Первый секретарь обкома не дал.- «Чекист» явно о чем- то припомнил, что ему было неприятно.- Извини, что в тебе ошибся. Этот субчик тоже там был.- Он кивком головы указал на бургомистра.- Но он вместо работы в подполье пошёл на сотрудничество с фрицами. Обвинений против него не много, так что он может уйти от наказания, а значит и ответственности за свои «грешки». А если он доберется до нашего отряда, так еще и орден может получить со своими связями. Одним словом, командир, тебе придётся заняться дознанием и пока его не проведешь, никому его не отдавай, сам решай его судьбу. Удачи тебе. О нашем разговоре никому, а я уже в областном отряде скажу, что у тебя есть информация по этому сидельцу и ты занимаешься дознанием его предательства, а от того мое начальство думаю от него на какое то время отступится.- Он пожал руку и вышел из землянки.
***
— Я помню его. Он с трибуны нас всех учил Родину любить, хотя по слухам был редкой скотиной, приехавшей откуда то из Казахстана и заслужившим не очень добрую репутацию. Он, вставая на трибуну, нес нам, крестьянам, о наших возможностях, если мы будем соответствовать его требованиям. Два председателя колхоза благодаря его речам лишились и членства в партии и работы. Ведет себя барином и считает это возможным, хотя был захвачен после того, как его охрана, сплошь состоящая из немцев, была перебита. Что с ним делать, если он действительно работает по поручению партии в тылу?- Мысли текли рекой после разговора с чекистом.- Что же ты за гусь такой, что и с немцами дружишь и нас не боишься?
***
Я смотрел на бумажку доставленную курьером из областного отряда. Видно чекист не явно смог оказать мне помощь в раскрытии нутра этого человека.
— Тут у меня сведения от Пономаренко. – Обратился я к бургомистру.- Вы остались в городе без разрешения обкома. Более того из телеграммы видно, что Вам никто не давал заданий. Чем сможете объяснить свое поведение?- Немного выждав ответа, я вновь спросил.- Что скажете?
И барин поплыл…
Часть 8. Признание
Я сидел напротив бургомистра и после получения сведений от обкома начал опрос. Разговор решил проводить без лишних ушей, ведь то, что знает мой собеседник могло подорвать целостность отряда и его веру в своих руководителей.
— Мне называть Вас по имени отчеству?- Обратился я к нему.
— А я ведь помню тебя. Ты же из района…
— Я тоже помню Вас выступающего с трибуны. Тогда Вы были очень убедительны.- Я стал злиться.- Не думал, что большевик вступит в ряды оккупантов.
— Не все, что ты знаешь обо мне правда. Не боишься, что с тебя за меня спросят?- Пристально взглянул на меня задержанный.- Ведь если я тебе начну рассказывать, тебе хана.
— Вы с какого года в партии?- Решил я начать пройтись по биографии бургомистра.
— С 1921 года.
— Принимались в партию в Казахстане?
— Нет в Петрограде. Я перешел в партию в инициативном порядке из БУНДа.
— Вы же не еврей!- Как то с удивлением высказался я.
— А кого это останавливало. В то время ты можешь быть кем захочешь. Я вот родился в Беларуси и был членом БУНДа до последних его дней, пока его не разогнали большевики.
— О Вашем членстве в БУНДе гитлеровцы знали?
— Пришлось рассказать.
— И как они на это среагировали?
— Да никак.- Бургомистр спокойно ответил на вопрос.- Записали в личное дело и этим все закончилось.
Видя, что бургомистр не отрицает очевидные факты, я задал вопрос наиболее сильно волновавший меня.
— Как Вы оказались у немцев на службе?
— Два месяца просидел в лесу. Надоело мне все, вот и вышел. Да далеко от леса не ушел. Признали меня и в комендатуру, а там еще один из наших уже работает.
— Работает?
— Точно. Списки оставшихся коммунистов и комсомольцев составляет.
— Архив же был вывезен.
— Так он в обкоме по кадрам был, так что возможно он кое- что для себя придержал, ведь его и его семью в комсостав, подлежащий эвакуации, не внесли. Видно обиделся на «товарищей».- Впервые улыбнулся бывший второй секретарь обкома.
В разговоре наступила пауза.
— Мы прошли маршем ряд сел и там ни одного коммуниста. – Я продолжал спрашивать.- Не он ли сдал наших товарищей?
— Может он, а может и нет. А зачем? Ведь Вы, большевики- дураки! –Бургомистр вновь улыбнулся.- Вам же больше всех надо. То флаг повесите, то листовки раскидаете, а от этого людям только хуже. Возьмут гансы десяток из-за вашей дурости и в заложники. Тут то совесть у Вас и взыграет. Стоит взять десяток и Вы сдаетесь, чтобы их не убили… Вы- идиоты и ничем это не лечится.
— Вы член партии называете наших товарищей идиотами?
— А разве нет? Вы же не приспособлены к жизни. Я стал вторым в области, потому что умел правильно ставить задачи. Главное ставить на «нужных» людей. Видишь человек нужный, сойдись с ним! Завоюй его в друзья, а для этого все сгодится. Можно вместе и на охоту- рыбалку съездить. Можно подарочек его супруге поднести, а можно и узнать кое-что о человеке и помочь ему избавиться от пут. Когда Ягода НКВД возглавил, а за ним Ежов занялись «чистками» я быстро пошел в рост, ведь общих знакомых было много и естественно мне ничего не стоило сместить неугодного человека, отправив его к ним. Сам я ничего не писал, да и не надо было, всегда найдутся помощники. Так что свое место я под солнцем получил и не морочился над обязанностями. Я везде второй, а посидеть в президиумах много сил не требует.
— Вы признаетесь, что сознательно отправляли людей под расстрел, только для того, чтобы занять их место?
— Зачем мне их место?- Усмехнулся моему вопросу бургомистр.- Все гораздо проще. Место занимает нужный мне человек, а я всегда в тени. Я ведь потому и первым не стал, чтобы меня не замечали. Ответственности на мне никакой и привилегии положены, так что хорошо было, пока война не началась, а как она началась, так сразу же спрос ко мне появился, а мне это не зачем. Жаль в эвакуацию не уехал, дурак. Сейчас бы снова, таких как ты воспитывал.
— А как случилось, что Вы не эвакуировались?
— Глупость вышла. Первый секретарь уехал на завод и поручил мне проконтролировать погрузку оборудования на вокзале. Пока загружались да собирались, налетели немцы да стали бомбить станцию, тут я и оказался без охраны и контужен. Понесло меня куда- то, так что очнулся я только в лесу.- Сказал и вздохнул каким- то своим мыслям бургомистр. — Когда вернулся на станцию, а там пожар, кутерьма и нет порядка. Мне власть бы взять, а я подался к себе в обком, а там та же кутерьма. Домой пришел, а семья уже эвакуировалась, так что посидел я дома пару дней и решил в обком вернуться, чтобы при деле вновь стать, а там уже никого- все разбежались. Понял я, что меня первого за жабры возьмут немцы, ведь я- второе лицо в области, так что собрал припасы и ушел в лес.
— То есть Вы вступили в партию не по идейным соображениям?
— Я ведь не просто пошел в Вашу партию.- Начал откровенный разговор бургомистр.- Вы же просто прикрываетесь идеологией Маркса. Ваш Сталин по сути тот же царь, но он- обыкновенное быдло! Не понимает он всех возможностей власти, ее достоинств и перспектив, а потому я- сторонник демократии. Всякие бессребреники да замороченные идеологией марксизма- идиоты, ведь они не дают никому жить, пользуясь своей диктатурой. Вот потому я и демократ, потому что хочу жить сам и дать жить другим.
— Интересные у Вас правила жизни и Вы считаете это демократией?
— Такая у меня демократия. А правило у меня только одно, что холопы не должны иметь голос, потому что они ничего не понимают и не знают о власти! И пускать их во власть нельзя ни в коем случае, а то будут поднимать бузу и требовать к себе отношения. Вот немцы дали право голосовать рабочим и они выбрали вождем Гитлера, потому что дураки, а потом давай на него молится. — С грустью произнес бывший второй секретарь обкома.- Жаль, что Москву Гитлер не взял, тогда бы не был я здесь и с тобой беседовал.
Устал я от разговора и, велев накормить задержанного, вышел из землянки. Нельзя пускать к нему людей, ведь этот «господин» может легко голову «заморочить» своей демократией уж болно он убедителен в «своей правоте» и сбежать.
***
После кормежки я сам зашел в землянку и собственноручно связал бургомистра.
— Продолжим разговор завтра!- Сказал я и ушел в землянку штаба.
***
Задержанный скукожившись спал на лежанке. Я подошел к нему и разбудил.
— Продолжим!- не давая возможности пререкаться, приказал я.
Он неловко присел и буравя меня сонными глазами произнес.
— Пить дай!
Я крикнул охранника. Он занес кружку воды и я дал напиться бургомистру.
Передав опустошенную кружку охраннику, я отправил его на пост.
— В чем заключались Ваши обязанности бургомистра?
— Выжить. Вот моя главная обязанность. Не смотря ни на что и ни на кого.- С вызовом ответил бывший второй секретарь.
— Уточните. Что вы делали на должности бургомистра?
— Много чего приходилось делать. В основном хозяйственные вопросы. Куда разместить офицеров на постой, как их накормить и чем занять? Порядок в городе обеспечить, чтобы по городу бесцельно не шлялись всякие. Паспорта выдавать новоприбывшим. Справки о смерти и рождении выписывать. Одним словом орднунг поддерживать.
— То есть вы ведали всей канцелярией?
— Я только документы подписывал, а остальным занимались полицейские да и немецкие жандармы, но они в мое подчинение не входили.
— Тот человек, что занимался списками коммунистами и комсомольцами входил в Ваше подчинение?
— Нет. Он сразу попал к гестапо и работал только на них. Ко мне он отношения не имел, да и связываться мне с ним опасно, ведь тогда мои руки были бы в крови, а это не прощается не вами не ими. Так что я только по хозяйству: где дров набрать, где воду привести, где кабак открыть, ведь фриц любит выпить культурно. Вот даже театр в городе открыл, потому что и им отдых нужен, а от того и они становятся с местными помягче и мне полегче.
— Полегче?
— Вот к примеру артисты театра- они же все не жители города, а мою просьбу комендант уважил и разрешил им выдать паспорта, аусвайс по ихнему. И людям польза и мне выгодно.
— Выгодно?
— Артисты ко мне стали относиться со всем уважением, а значит и я стал вхож в театр. На всех постановках рядом с комендантом и его переводчиком был, спектакль смотрел, карточки на питание артистам достал. Да и себе тоже возможность кормежки за счет фрицев получил. Так что от меня ущерба людям не было и предъявить мне нечего.
— А с коммунистами города не контактировали?
— А зачем? Им помогать- себе дороже. С ними только можно на плаху, а я помирать не собираюсь, а потому я посередине. При них я помогал кому мог, а крови на себя не взял, так что я никого не предал, стране не изменял и за гитлеровцев не агитировал.
— А то что Вы служили немцам, разве это не предательство?
— Так я служил не немцам, а порядку. Чтобы все работало и никто из местных от порядка не пострадал.
Я был ошеломлен таким ответом. «Нет у человека ни стыда ни совести. Он считает нормальным служить врагу!»- подумал я. Затем снова связав его вышел из землянки.
— Вызови мне начальника разведки.- Обратился я к деду Симону.
***
— Михаил Николаевич!- Обратился я к бывшему начальнику МТС, а ныне командиру разведчиков, с которым я начинал партизанить.- Тот гусь, что Вы взяли не прост. Надо бы в разведку сходить по нескольким адресам. Я дам данные, а вы сходите да посмотрите, что там и как. А если получиться поговорить, то я сейчас подготовлю список вопросов на которые мне нужны ответы. Справитесь?- спросил я его.
— Попробуем.- Михаил Николаевич задумался. – Сейчас немец после похищения бургомистра лютует, так что результат не знаю. Дней пять потребуется, как минимум. Я на листке бумаги записал известные мне адреса коммунистов в близлежащих селах и коротко записал вопросы, на которые хотел получить ответы, ведь уж больно «хитрый жук» нам в сети попался.
***
Встречи с бургомистром продолжались, но ничего ценного кроме данных на первых лиц из немецкого командования, начальника полиции и его заместителей, их словесных портретов и их привычек ничего не прозвучало. Он охотно разговаривал на темы, которые не касались его службы, так что предъявить ему, кроме службы оккупантам, было практически нечего.
***
Между тем наши разговоры продолжались, благо у отряда случилась передышка.
— То есть Вы по сути с Гитлером?
— Это временное явление, пока мы не захватим власть в стране. Гитлер же дурак и тоже не понимает, что надо с народом потоньше, а он жгет и стреляет. Взял бы и объявил, что хозяйствуйте как хотите, только платите мне налог и всё. Человечки бы и не заметили бы смену власти от большевиков к немцам. Ну, поревели бы бабы немного по погибшим и стали бы жить дальше, под пятой фрицев. И порядок бы был, а не то что нынче. А потом мы сами будем управлять страной, ведь немцы это не навсегда. Вон Русь под игом триста лет простояла и ничего не померла, а даже всех чужих под себя подмяла, ту же Казань или Астрахань. Так и с немцами будет. Они после победы потянутся в свой фатерлянд, а власть останется у нас, местных, кто не против своих, но и особо не склоняется перед чужими. Главное, чтобы мы набрали при них власть и народишко не допускал нарушения порядка, тогда и будет правильная демократия, где все занимаются делом и никто никому не враг.
— То есть Вы считаете, что тот порядок, что установили фашисты стоит поддерживать?
— Не совсем так. Главное чтобы люди не бунтовали и работали. Немцы хоть и аккуратисты, если увидят порядок, начнут строить свои фабрики и заводы, а мы будем ставить церкви, чтобы народ мог отвести в них душу, тем более что немцами это приветствуется; основным языком на время сделаем немецкий, а потом организуем свой парламент и на немецком капитале дальше будем строить новую Россию.
— Скажите Вы видели сколько сожжено деревень и сколько было убито их жителей?
— Видел и скажу одно. Это все от того что нет порядка и понимания обстановки. Вот я- член партии большевиков и ничего, не расстреляли и даже платят мне за должность. Зачем сопротивляться, если у тебя заберут пару курей. Стоит ли из-за них на штыки кидаться? Учиться приспосабливаться надо, а не переть по дурости. Тогда глядишь и убивать будут меньше и жечь реже. Да и Гитлеру раз затеял такое дело надо бы показать себя, чтобы народ видел в нем не только вождя, но и человека, с его слабостями и пороками, а значит прощал ему ошибки. Вот если покается, что ошиблись его генералы и не правильно его поняли, думаю народ поймет, пусть не сразу, но поймет. А если народ допускает слабость у вождя, значит и сам со временем станет таким же.
***
На пятый день стали возвращаться разведчики с которыми я от нетерпения сам завел опрос. Многие указанные мною адреса оказались разгромлены, но один адрес «выстрелил». Приказы на задержания подписывал наш подопечный; и листовки с призывом регистрации коммунистов в комендатуре изготавливались под его началом; и много чего еще находилось в его руках, так что его не участие по уничтожению населения, предательстве интересов Родины, своих сограждан и товарищей, было опровергнуто его делами. Подпольный обком в отношении него не ошибся. Вместе с тем открылась и деятельность сотрудника обкома, работавшего на гестапо. Он наш и два дня назад был казнен, пойманный на краже бланков паспортов. Бургомистр нашими руками чуть не приговорил к смерти нашего товарища.
***
После получения сведений в землянку зашли я и Михаил Николаевич. Начальник разведки присел за внесенный столик и стал записывать ответы бургомистра на мои вопросы. Допрос длился больше суток. По окончании его я и начальник разведки устало вышли и Михаил Николаевич, выдав мне немецкую папиросу, долго чиркал спичками, которые ломались в его дрожащих от гнева руках.
Ему все- таки удалось зажечь спичку и прикурить.
— Как вы держитесь?- Озабоченно спросил меня начразведки.- Это же чистый упырь, так бы и придушил собственными руками.
— Я бы тоже, но думаю, что надо поступить иначе.
Я впервые в жизни закурил и осознал, что суд с адвокатом и прокурором народ не поймет, так что у нас будет партийный суд, на который надо пригласить местных жителей и пусть они послушают во что превращается человек, когда он потерял совесть.
Часть 9. Суд.
Я, после чтения предварительного допроса бургомистра, изготовленного нами понял, что этот человек своим положением в партии, поставил борьбу с захватчиком под какие то свои эфемерные цели, а значит для него смерть под гнетом фашистов, это так пыль … Мы для него лишь овцы, которых он в угоду себе всегда стриг.
Я приказал создать суд и решил быть на нем председателем и вызвать представителей из областного отряда.
***
Бургомистр, вытянув спину спицей, быть может впервые в жизни, сидел под приглядом двух конвоиров. Народ постепенно наполнял зал бывшего колхозного склада, заставленного по случаю скамьями. На стене висела карточка Сталина и под ним стояли три стула. Партийный суд- это не суд народа, тут не заиграешься… Много лет проведенные во властных структурах ораторы могут свести свое нынешнее поведение в подвиг, во имя будущего страны, но с партийной клятвой и Уставом партии лучше не шутить…
***
Этот суд изначально начался неправильно. Прибывшие представители областного отряда потребовали себе место судей. Я отказал и тогда представители подпольного обкома, наплевав на меня, двинулись к арестованному. Маленькая потасовка едва не стоила нам побега задержанного. «Прав был чекист. Ой, как прав!»- подумал я.
***
Три судьи, которые несколько лет назад, даже дыхнуть не смогли бы при виде осуждаемого, усевшись на стульях, обвинили бургомистра, назначенного на должность фашистами, в нарушении клятвы партии, устава партии, обязанностей ее члена, а потом в смертях своих товарищей и присвоении их имущества, да еще в предательстве страны и ее народа…. Бургомистр под тяжестью обвинений менялся в лице. Мы не могли привести свидетелей на суд, но нам никто не мог, как членам партии запретить судить ее члена за совершенные им проступки и нарушение клятвы. Теперь не стоило говорить о преступлениях, ведь их надо доказать, а мы этого в столь сложной обстановки вряд ли когда сможем. Война… Обвинения бургомистра теперь касались только партийной дисциплины и от этого становились пугающими в своем применении, ведь этим судьям главный закон- это устав партии и принесенная когда то клятва, а значит они свободны в своем наказании…
***
После вызова имени и должности суд вопросил обвиняемого, как мог стать бургомистром член партии большевиков без согласия партии? Бургомистр от вопроса смутился… и на все остальные вопросы молчал…
Часть 10. Приговор
Именем партийной ячейки ВКП (Б)
В составе членов партийной ячейки районного партизанского отряда имени Сталина:
Саридова Сидора Трофимовича, члена партии с 1918 года
Волкова Михаила Николаевича, члена партии с 1922 года,
Меняйло Тимофея Андреевича, члена партии с 1928 года,
Акфсентьевой Зинаиды Васильевны, члена партии с 1933 года,…
Мирошникова Константина Петровича, второго секретаря областного комитета ВКП (б), члена партии с 1921 года признать виновным в нарушении устава партии, нарушение клятвы коммуниста и в совершении действий, нанесших вред интересам партии и Советского государства …
С учетом военного времени и особой тяжести совершенного им проступка:
1. Исключить Мирошникова Константина Петровича из членов Всероссийской коммунистической партии (б).
2. За нарушение клятвы члена ВКП (б) и предательство своих товарищей Мирошникова Константина Петровича подвергнуть высшей мере преследования- смерти, через повешение.
3. Данный приговор распространить по району для ознакомления местного населения.
Члены ячейки…
Подписи…
Приговор приведен в исполнение… Подписи неразборчивы
***
Послесловие.
Дневник после приговора записей не имел, видно отряд Меняйло полег в последующих боях… Тайны для сильных мира сего исчезают и таким способом.
Октябрь 2019 года
Свидетельство о публикации (PSBN) 22043
Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 07 Октября 2019 года
А
Автор
Писать начал внезапно и темы моих рассказов обычно касаются простых человеческих отношений. Так как я начинающий писатель, то прошу более опытных авторов..
Рецензии и комментарии 0