Отражения или пятиголосная фуга о войне

Отражения
или пятиголосная фуга о войне

Всем, кто выбирает мир, а не войну посвящается.....

Вероника Кузьмина Рэбо


«От чего бы нам не жить в мире?»
Вергилий.
«Война — не подвиг. Война- болезнь. Вроде тифа.» С. Экзюпери.

В одном из центральных московских издательств шла первая декада декабря. Подготовка к главной исповеди года. Хроническая усталость коллег. Разбег перед прыжком в узкий душный тонель окончания проектов. Ежеминутное ускорение… Компрессия времени, событий, жизни.

Инга открыла электоронную почту. Десять непрочитанных писем. Письмо от брата из Киева открылось первым. Длинное повествование заставило Ингу усесться поглубже в кресло. Взгляд сразу упал на самый жирный абзац:

-Вот ты, Инга, пишешь о мире… Каком мире? Ты видишь и слышишь только то, что говорят на первом российском канале. Вы — белые и пушистые, а сами влезли к украинцам без приглашения, развязали войну, украли Крым. У нас не может быть с вами мира. Нет и не будет. Мы по разные стороны баррикад. И не пиши мне больше, по крайней мере до того дня, когда ты перестанешь молчать и поддерживать вашу преступную власть. А если хочешь быть мне сестрой, так иди на Красную площадь и с такими же как ты: любящими и страдающими за будущее Украины, организуйте митинг в поддержку украинского народа. Порви свой российский паспорт, а потом мы с тобой поговорим. Владислав.

Инга почувствовала пульсацию в левом виске от появляющейся мигрени. Она нервно улыбнулась, потом закрыла лицо руками. « Да они зазомбированные там все что-ли? Порви свой паспорт! Это разве мой брат? Это не Владик.»

В дверь главного редактора издательства постучали.

Инга Эдуардовна, к Вам пришли. Автор хочет представить рукопись на рассмотрение.

Обвинения Влада еще не освободили место для работы в голове у Инги, но работа не давала шанса на капризы.
Да, конечно, входите, — разрешила Инга нехотя.

В кабинет вошла молодая женщина лет тридцати.

Елена Соколова,- представилась она Инге, протягивая рукопись.
Инна Эдуардовна Ковалева — главный редактор издательства, — Присаживайтесь, давайте говорить. Что Вас привело к нам? Расскажите о себе, откуда Вы, почему и о чем пишите?

Я пишу о том, что сейчас сильно волнует меня, — начала вдруг Елена, отвечая сразу на третий вопрос. Моя книга о войне,- и ее гигантские голубые глаза без страха встретились с глазами Инги.

О войне? — с усмешкой спросила редактор. Это никому не интересно. Если в книге нет скандала, она не вызовет ажиотажа, а значит и печатать ее не стоит. Если хотите напечататься, напишите что-нибудь о меньшинствах, о еврейском вопросе. Или еще есть запасной вариант — политическая опозиция: Россия — страна дураков, например, да здравствует демократия! А Вы о войне… Безперспективно… О чем может написать девушка с такими глазами?

Мигрень главного редактора пульсировала уже во всем кабинете. Инга сняла очки и продолжала набирать градусы раздражительности. — Что Вы можете рассказать о войне? Вы что солдат, вернувшийся с боев без ног или ветеран второй мировой, или может быть жертва террористов?

В кабинете образовался вакуум тишины. Обе женщины были оглушены ее появлением.

Высохнув после шквала эмоций Инги, Елена вдруг спокойно и очень уверенно сказала:

Инга Эдуардовна, Вы просто прочтите книгу. В ней все правда. Это история моей семьи в нескольких поколениях. Я просто не могу не поделиться этим. Правда, она всегда интересна. Люди должны знать правду. Инга замолкла. Елена вышла из кабинета редакции также тихо, как и вошла.

****

«Лишь немногие, чье подлое благополучие зависит от народного горя делают войны.» Эразм Роттердамский.


Не смотря на то, что на столе у Инги лежало два незаконченных отчета и опоздание по их выполнению переходило все границы, она все же интуитивно потянулась к рукописи Елены Соколовой с решением быстро пробежаться по нескольким главам.


Февраль 1919

По замерзшему немому от голода и холода селу близ Ярославля ехали два красноармейца.
Февральский воздух сплетал воедино две монотонности: хруст снега из под копыт лошадей смешивался с ударами колокола малюсенькой церквушки, зовущего сельчан на воскресную службу.

Красноармеец Мирон с густыми усами и в новой серой шинели пел, предвкушая новую эру справедливости.

«И взойдет за кровавой зарею
Солнце правды и братства людей.
Купим мир мы последней борьбою:
Купим кровью мы счастье детей.»

Заживем скоро, ох, заживем! Ты представь, скоро все земли нашими, народными будут. Не будет больше ни бедных, ни богатых. Все поровну поделим. Да здравствует Великая Революция! — распевал Мирон.

Издалека слышны были иные песнопения:

— Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша.

Молитесь, молитесь, рабы божьи, еще немножко и Бог вас услышит. Рабы Божьи! — снова проорал красноармеец Мирон, ехавший впереди. — К разговору с народом готов?- обратился он к своему напарнику Андрею.
Готов,- ответил соратник, неуверенно вытаскивая из шинели приказ. Все для него было в первый раз. Андрей ехал на красноармейское крещение.

Кони неспешно несли на своих спинах борцов за правое дело. Молитва священника становилась все отчетливей. Народу в церкви было много. Люди тянулись в храм, там было тепло, свечи отогревали их, лишь там можно было больше не думать о войне. Никто не был готов к появлению ненавистников верующих.

Когда красноармейцы были замечены сельчанами, служба в храме приостановилась. Никто не попытался бежать. Женщины прижались к своим мужьям, почувствовав сразу недоброе. Андрей раскрыл бумагу и начал читать приказ.

В соответствии с решением В.П.И.К. И Советом Народных Коммисаров запретить проведение церковных служб, в связи с увеличением контреволюционной агитации. А потому требум от вас, товарищи, покинуть храм немедленно. Указом от 7 января 1919 года она подлежит сносу.
Толпа загудела.
Ух, дьяволы, понаехали!- начал краснощекий мужик в подшитых валенках,- Ты ее стороил? — крикнул он, глядя на Андрея. — Кто энту церковь строил, тот и пусть рушит!
Федор, Федор, остановись,- взмолилась его жена, дергая храбреца за рукав тулупа.
Религия- враг коммунизма, — продолжал Андрей. Власть — советам! Товарищ Ленин так решил, наше дело выполнять его приказы.
Товарищ Ленин мне не указ! — продолжал атаку Федор. — Я только Божьи указы выполнять намерен.
Бог, говоришь?- вдруг страшно заорал Мирон. Где твой Бог? Покажи мне его! Хочу познакомиться с ним поближе. Глаза Мирона вращались в разные стороны, он то гримасничал, то не по здоровому смеялся. — Али он в церкви где у попов запазухой прячется? — Ну сейчас вот и посмотрим, как он вам всем помогать будет! — и зверея от злости, Мирон бросился на коне в толпу, размахивая шашкой. Первым пал от удара Федор, потом повалилась и его супруга. Люди бросились бежать… Одни прятались, другие падали наземь, притворяясь мертвыми, кто-то полз изуродованным на коленях, в надежде остаться в живых.

Священника и тех, кто стоял у икон, игнорирующих новый порядок, Мирон убил с особой жестокостью. Войдя в раж он не щадил никого. Андрей не был готов к такому повороту. Он не знал что делать. Мирон не слышал никого и рубил все на своем пути: иконы, свечи, Евангелие. Снег у крыльца церкви поменял цвет на красный. Черные вороны- свидетели этой чудовищной резни с высоты позолоченных крестов могли разглядеть в этой луже крови очертания красного знамени.

Андрей склонился над умирающей девочкой. Ей было около пяти лет. Она слишком была похожа на его покойную дочку. Несколько лет назад на торжественной церемонии по случаю награждения героев Галицийской битвы его Настюшка по несчастью была затоптана конем белого офицера. Андрей не смог простить этого и в знак мести подался в красную армию. На синеющей шее убитой девочки Андрей заметил маленький крестик.

— Пошли трупы таскать, ты тут случайно не слезы пускать собрался? — умытый кровью, спросил удовлетворенный Мирон.

За что ты их так?
Собакам собачья смерть… Мешают они, чтобы всем стало хорошо. Не подчиняются, не хотят строить общее благое дело.
А ты и вправду веришь, что будет это благое дело для всех, а не только для тех, кто у власти?
Нет, брат, на этот раз все под контролем. Земли поделим поровну. Вот только уберем этот религиозный опиум, дурманющий советский народ и будет на Земле Рай. Красный Рай!

Да разве это Рай? — тряся тело посиневшей девочки, закричал Андрей. — Господи, а ее-то за что? Пришла с бабушкой помолиться. Она ведь только разговаривать научилась, а ее раз да и убей за Красный рай. На костях детей, вы Рай решили построить?

Слушай, а ты не заговаривайся, Андрюха, а то и сам сейчас отправишься за ними,- вытащив клинок из кармана, угрожающе прошептал Мирон.
Красный Рай,- подумал Андрей, глядя на невинно убиенных сельчан.
Пошли, говорю, трупы таскать! — оставляя позади себя Андрея, повторил Мирон.

Ну если он существует где-то этот рай: красный, белый, фиолетовый, то ты уже там,- приговаривал Андрей, закрывая своей рукой глаза убиенной малышки. — Спи, спокойно, Настенька, — спрятав поглубже под одежду крестик девочки, Андрей горько заплакал.
Для него это была первая и последняя зачистка врагов народа. После этой резни Андрей подался в бега.

*****
«От войны нельзя ждать никаких благ». Вергилий.

Вечером Инга обнаружила в почтовом ящике толстый конверт. Открыв его, она тут же окунулась в непонятный русский язык наториального стиля. Среди массы заумных и искуственно замороченных фраз она поняла лишь две вещи: то, что речь идет о ее покойной матери, умершей меньше года назад, и то, что она, Инга, должна стать частью новой истории разбирательств по делению жил.площади.

Ну что еще за новости! — тяжело вздыхая, открывала она входную дверь. — Еще одно дело к концу года.

Мама, мама! — кричал десятилетний Олег, встречая уставшую Ингу.
Привет, мое солнышко,- поцеловав дважды в нос довольного сына, Инга превратилась из требовательного редактора в любящую маму.
А папа где? Стас! Вы ели?
Папа вышел недавно. Ему какая-то женщина звонила. Потом он сел в машину и уехал. Мы уже ели, очень вкусно, папа готовил. Там тебе на тарелке лежит.
Женщина… уехал… где-то я прошла мимо… не сейчас… сейчас в душ.

Ты уроки сделал? Олежка!
Да. мам, сделал. Ты знаешь, а Виктория Алексеевна сегодня сказала, что войну в сорок пятом году американцы выиграли.
Да?! А что она еще сказала? — с высокоподнятой левой бровью спросила Инга.
Она сказала, что русские сильно поспособствовали победе над фашизмом., но финальную точку поставили американцы. А разве это правда, мам?
Нет, Олег. И никогда больше не смей повторять этого. Я с Викторией Алексеевной поговорю. А если она будет тебе опять говорить про американцев, то скажи, что принесешь в класс фотографию твоих прадедов на крыше Рейхстага в Берлине.

Олег удостоверился в своих опасениях по поводу неправильности информации, полученной утром в школе и, обрадовавшись тому, что скоро всем покажет знаменитые фотографии прадедов, побежал к себе в комнату. Инга снова открыла конверт от нотариуса. В зарослях пышных непонятностей аббривиатур и сложноподчиненных предложений Инга наконец нашла главную суть пакета документа.

Покойная мама Инги, Ульяна Сергеевна за несколько дней до смерти переделала завещание своей четырехкомнатной квартиры в центре Москвы на дарственую в пользу своей старшей дочери Ольги. Сказать что Инга испытала шок от написанного в документе-это не сказать ничего. В душе мешались чувства непонимания, глубокого удивления, боли, ненависти, хронической усталости декабря и какой-то безысходности от разрушения нерушимого.

Что могло повлиять на изменения решения мамы? Как могло такое произойти? Я что с Владиком хуже Ольги? Мы все были одинаково любимы мамой. Непонимание переходило в обиду, обида в злость, ну а там недалеко было и до откровенной агрессии в адрес сестры.

Ольга была старше Инги на десять лет, работала в научно-исследовательском институте. Всю свою сознательную жизнь посвятила науке и ничего не успела сделать для своего личного счастья. Замуж не выходила, детей не родила, женщина в ней умерла уже довольно давно. Ульяна Сергеевна глубоко переживала за жизнь дочери и на протяжении многих лет чувствовала свою вину в ее несложившейся личной жизни.

Первый избранник Ольги не пришелся ей по вкусу, не был достаточно образованным. Ульяна на тот момент была уверена, что институтская любовь не долговечна, а потому и спешить с браком не надо. Такой, как ее Ольга, второй на свете нет, а значит и с выбором избранника торопиться не стоит. Ольга достойна самого лучшего из мужей!

Расстроив отношения дочери с ее возлюбленным, Ульяна была уверена, что устраивает для своего чада лучшую жизнь и что потом дочь будет благодарить ее за своевременное спасение от юношеской глупости. Но чувства первой любви оказались сильнее всех материнских предначертаний. Подобной любви Ольга больше никогда не испытала, нужного человека так и не встретила. Она полностью ушла от одиночества в работу.

Ульяна Сергеевна скорее всего и заболела тяжело на почве самоедства и тяжких обвинений в свой адрес. Единственным «ПРОСТИ!», которое она прокричала напоследок стала дарственная Ольге ее дорогой квартиры. В надежде искупить непростительную ошибку, Ульяна решила переписать документы, чтобы хоть как-то заполнить пустоту жизни старшей дочери.

Завтра нужно будет срочно искать адвоката. Обида не позволила Инге напрямую позвонить сестре, как будто Ольга стала ей уже не родной.

Инга так и не дождалась в этот вечер Стаса после его странного исчезновения. Засыпая, она все думала об Ольге. Перед глазами стояла сцена деления яблока на четыре части. Мама всегда учила их делить все поровну. А в жизни, как оказалось, все немного иначе…
Утром она проснулась от поцелуя в лоб. Стас стоял уже одетым в пальто. Она поняла, что проспала.

Сколько сейчас времени?
Уже почти восемь, мам,- дожевывал булку Олежка.
Ой, Господи, почему не сработал будильник?

Будильник сработал, солнышко, но ты так крепко заснула под утро, что я не стал тебя будить. У тебя был жар, ты всю ночь говорила, плакала. Останься сегодня дома, вызови врача, а мы побежали. В голове у проснувшейся стали собираться воспоминания вчерашнего дня: конверт с документами, письмо из Киева, Мирон красноармеец и еще странное чувство по поводу вечернего отсутствия Стаса.
Стас, а где ты был вчера вечером? — догнала она вопросом убегающего супруга.
Солнце, давай потом, а?
Да, мам, до вечера! — радостно поддержал отца Олег.

Когда же прекратится эта гонка… Бессмысленность … Мне кажется я живу одна, я не вижу ни сына ни мужа, мне даже некогда их обнять. Ладно, так всегда в декабре…

Ни о каком враче речи идти не могло, в издательстве ее ждали годовые отчеты. Аккомпаниментом к легкому завтраку послужил кухонный телевизор, создающий впечатление жилой квартиры. Он был свидетелем многих событий. Чтобы заполнить пустоту находилась передача и сознание тут же погружалось в состояние полузабытья. В этот раз такой передачей стал документальный фильм о Зигмунде Фрейде.

Зигмунд Фрейд считал,- говорил голос за кадром,- агрессивность одним из основных инстинктов, определяющих психологические пружины, направленность и смысл человеческого существования и исходя из этой позиции Фрейд отказывался учавствовать в движениях борцов за мир, так как считал войны неизбежным следствием переодических вспышек человеческой агрессивности. Человеческие войны — это аналог поведения животных, которые сражаются за территорию или конкурируют за еду или партнера. Человеческая агрессивность подобного рода рано или поздно выливается в войну.

Как же все странно в жизни устроено, — размышляла Инга. Война в нас, видимо, запрограммирована. Зачем делать больно другим, если каждый из нас избегает боли. Как можно убить другого, если сам боишься смерти? Зачем женщины рожают детей, если однажды эти дети будут убивать других детей? Зачем вообще рождаться в этот мир, если все направлено на разрушение, а не на созидание?

После сорок пятого года на Земле было всего лишь двадцать пять дней без войны.,- последнее, что услышала Инга, выходя из дома.

*****
«Война — это преступление, которое не искупается победой.»А. Франс

В этот час в Москве проще передвигаться, не находясь за рулем. Поэтому Инга решила добраться до работы на метро. В вагоне ей даже посчастливилось найти свободное местечко. Голова немного кружилась, чуть подташнивало, на щеках выступил не совсем здоровый румянец.

Перед Ингой сидела армия вооруженных подростков, все, как один они обладали последней маркой айфона. Никто ничего не замечал, взгляд был прикован к экрану телефона. Инга посмотрела своих соседей по месту, картина была похожей. Никто не смотрел по сторонам, тем более в глаза друг другу. Без мобильного в руках Инга чувствовала себя прогульщицей в школе, белой вороной, и даже виноватой за что-то, а за что не знала. Ей было как-то неловко вытащить из сумки книжку, но она все- таки решилась на поступок и достала рукопись Елены Соколовой.

У красноармейца Мирона Никитина было два сына: Платон и Иван. Старший сын, Платон был копией отца: всегда мечтал о боях и военной карьере. Он обожал самолеты и, когда пришло время исполнить свой гражданский долг, с радостью пошел в авиацию. Иван же унаследовал спокойный нрав матери и на войну шел безрадостно. Иван любил детей и мечтал обзавестись большой семьей после окончания боев. Платон жил боями. Он любил победы. Успех был всегда верен ему. В начале второй мировой Платон сбил немало немецких самолетов. Но в сорок третьем он все же потерпел крушение в битве на Кубани. Его самолет был сбит немецким истребителем и упал в реку.

Платон чудом не погиб, он истекал кровью, выплывая на берег. Его левую ногу отрезало крылом самолета и она болталась на двух лентах кожи. Не смотря на смертельное ранение, судьба пожалела храбреца: он был найден без сознания на берегу реки и отправлен в военный госпиталь. После нескольких месяцев проведенных на больничной койке, Платон Никитин был удостоен звания Героя Советского Союза и награжден орденом Красной звезды.

Июнь 1948 года

Война позади, слезы в прошлом, живи да живи. Так нет. Судьба и в мирное время порой подкидывает испытания пострашнее тех, что случаются на войне. Платон Миронович Никитин был человеком уважаемым всеми и после окончания войны занимал высокий пост в в отделе Московского образования. Его награды служили доказательством патриотических речей которые он держал в многочисленных школах и институтах и внушал молодежи любовь к родине. Кто как ни он, обладатель высоких заслуг перед Отечеством, мог убедить в этом взрослеющие умы?

Командировки были для него обычным делом. Его жена Надежда и сыновья Коля и Саша уже давно смирились с частым отсутствием папы дома. И частые праздники втроем уже никого не печалили. — Главное, что он вернулся, что жив,- повторяли они. Но ко всему скоро привыкаешь. И даже к большому счастью… Жизнь требует постоянного движения, развития, изменения, дыхания, обновления, а значит риска. Надежда стала постепенно привыкать к мирной жизни: нет больше хронической дрожи, забылись гробы и слезы. Жизнь набирает скорость, нельзя никуда спрятаться от ее настойчивой пульсации. А тут еще провокаторша — весна!

Надежде тридцать четыре года, она так хороша собой, что редко кто остается равнодушным к ее белоснежной коже, к розовому румянцу на щеках с ямочками, к ее зеленым глазам. Многие смельчаки посылают ей разнообразные знаки внимания. Среди таковых есть особенно настойчивый — бывший полковник Дмитрий Говоров- высокий брюнет с двумя шрамами на правой щеке. Он прошел всю войну, два года как овдовел, работает в администрации Тверского района Москвы.

Надежду волнуют его проявления внимания. Она слишком соскучилась по нежности, чтобы отказаться от букетов и конфет Дмитрия Говорова. Ей хочется видеть Дмитрия чаще, она совершенно не беспокоится о последствиях этих уже совсем не безобидных встреч. Порой она даже забывает о детях и уходит во время командировки мужа с Дмитрием на филармонический концерт или в цирк.

В мае провокация весны доходит до апогея. Дмитрий приглашает Надежду к себе, она не ночует дома. Забывается все: классные собрания детей, температура Коли, домашние обязанности. Надежда мстит войне за все: за потерянные годы, за холодные одинокие ночи, за отсутствие радости. Теперь надо жить на полную катушку! Что может быть страшнее войны? Ничего… а значит и бояться больше нечего.

В июне у Платона очередная командировка. В этот раз он едет надолго. Надежда уже в предвкушении долгого счастья с Дмитрием. Платон что-то чувствует. Надежда все время в мыслях не с ним. Она с трудом находит ответы на его вопросы, глаза ее постоянно ищут что-то в пустоте комнаты. Дети молчат как партизаны, хотя давно все понимают. Но мать для них ангел и главное, чтобы она улыбалась. А сейчас улыбка не сходит с ее лица. Значит ей, этой улыбке, нужно помочь остаться на мамином лице навсегда.

Соседи начали шушукаться, Семеныч сверху бросил как-то в разговоре о Надежде- «полковничья жена». Брешит, или с похмелья… От Семеныча и не такое услышишь. Но когда она успела? Кто он? Как я мог проглядеть? За Надеждой вроде такого не водилось, да и дети давно бы проговорились.

Пришел июнь. Платону надо ехать в Ярославль.

Береги себя и детей,- целуя жену в розовые щеки, прощался Платон.
Я тебе лекарства в правый карман рюкзака положила,- с нежной улыбкой сказала Надя. — Значит приедешь семнадцатого вечером?
Так точно.
Ладно милый, в добрый путь! Уже скучаем по тебе с мальчиками. Присядем на дорожку. На кровать не садиться! Коля, Саша, принесите стулья из большой комнаты!

Ребята с визгом бросились в коридор. В отсутствии детей, Платон схватил Надежду за пояс, притянул к себе и крепко поцеловал.

Люблю тебя, Надя,- в большом волнении, сквозь зубы сказал Платон, — и не с кем тебя делить не намерен. Помни это.

Надя задохнулась от неожиданной волны эмоций, и от недоброго предупреждения Платона.

О чем ты, Платоша? Бог с тобой. Не с кем меня делить не надо, — поправляя блузку, краснела она на глазах.
Вот и я о том же. Была моей и останешься моей до гроба! — уже на огромном крещендо пропечатал Платон. Мальчики не решались войти в комнату, где кричал отец. Они так и остались держать стулья на пороге. Платон нервно закурил. Пока он курил все слушали неродную тишину комнаты. Эта тишина рассказала без слов обо всем происходящем здесь в его отсутствие. Простояв панихиду по семейному счастью, Коля и Саша вдруг начали плакать. Надя стала их успокаивать.
Мама, мама, мне страшно,- ныли мальчишки.
Что вы, золотые мои, все хорошо, хорошо...,- шептала она.

Не докурив сигареты, не присев, Платон покинул семью в первый раз без молитвы и благословления жены. Он чувствовал себя чудовищно одиноким. Единственными его верными друзьями оставались для него костыли. — На войне было все проще и яснее, — думал он выходя на улицу,- знали против кого воюем. А здесь, кто твой враг?

Ни в какой Ярославль в этот день Платон не поехал, а остановился у боевого друга на Таганке. Надя весь день была сама не своя. На следующий вечер к Никитиным приехал Дмитрий. Надя отвлеклась от тягостных размышлений. Радость снова вошла в их дом. Мальчикам очень нравился Дмитрий, в нем они нашли друга и в глубине души очень хотели в нем видеть отца. Им так не хватало тепла. У Дмитрия его было в избытке.

Вечер получился душевным. Солнце, как ласковая кошка, терлось о крыши домов, облизывая окна золотистым язычком. Мокрая зелень газонов сводила с ума своим похотливым ароматом. Богатый июнь делился со своим окружением долгими живописными закатами и мечтами о счастливом будущем. Надя и Дмитрий много танцевали в этот вечер, играли, смеялись. Вишневый пирог пришелся всем по вкусу. Какое счастье жить!

Надя, — сказал Дмитрий, убедившись, что мальчишки уснули, — ты знаешь как я люблю тебя, я так хочу, чтобы ты стала моей женой.
Молчи,- прервала она влюбленного полковника, растегивая пуговицы блузки.

На следующее утро в дверь позвонили. Саша побежал к двери первым, в надежде увидеть там почтальона. Вместо почтальона на пороге стоял его отец.

Сына целовать он не стал, а рванул сразу в спальную. Дмитрий и Надежда были еще в полудреме. Платон без предупреждений вытащил из кармана пальто пистолет и застрелил супругу. На подушке Надежды и стене у ее изголовья образовалось вишневое пятно, похожее на начинку ее вчерашнего пирога. Она так и ушла в мир иной, без возвращения в этот. Дмитрий оставался неподвижным. Без каких-либо попыток к бегству он мужественно ждал своей очереди. Однако его смерть не входила в планы Платона Никитина.

Уходи,- прохрипел оскорбленный муж. В своих я не стреляю, но гнида ты редкая.

Потом он схватил со стула военную форму Дмитрия, со злостью оторвал погоны со звездами полковника, бросил ее на пол и безжалостно расстрелял. Все это Платон устроил на глазах у своих сыновей.

За убийство жены Платона в тюрьму не посадили. Героя Советского Союза за убийство супруги отправили в ссылку в Астраханское село. В тяжелейших климатических условиях он должен был жить и работать на посту директора средней школы. Коля и Саша остались на попечении бабушки, Степаниды Петровны, матери Платона.

*****
«Если желаешь, чтобы мир изменился,- сам стань этим изменением». М. Ганди

Когда Инга перевернула страницу, она вдруг услышала: «следующая станция — Коломенская». — Как Коломенская! Поняв, что давно проехала свою остановку, Инга нервно заерзала на месте. Потом она будто новыми глазами посмотрела перед собой. Увы, картина была неизменной. Правда в этот раз армия айфонов сменилась на самсунги, но интерес и поза их обладателей остались неизменными. — Какая война… она и не нужна нам вовсе. Вот они — жертвы и рабы нового формата жизни.

Выйдя из метро, Инга окунулась в предновогоднюю жизнь. Все что-то продавали: гирлянды, игрушки, пакеты с новогодними подарками, маскарадные маски и прочую мишуру. Грязные горы снега на асфальте, перезагруженность дорог в четыре полосы, стон отходящего поезда метро, громкая речь пешеходов и очень холодный воздух все вместе создавали какой-то невыносимый груз.
Инга присела на скамейку, чтобы перевести дух и с новыми силами добраться до редакции. Оглянувшись вокруг, она поняла, что сидит около часовни, у входа которой стояли две женщины в черных платках. Одна, что повыше, продавала иконки и свечи, другая, в возрасте, держала металический ящичек для пожертвований на храм.

Не прошло и минуты, как к входу в часовню подошла смуглая, широкоулыбающаяся индианка. Из под черного пуховика высовывался край ее национального платья, на лбу была прорисована красная жирная точка. Появление индианки очень напрягло послушниц храма. Они замолчали и стали усиленно креститьтся. Иностранка на очень плохом русском все-таки отважилась спросить:

Проститье мэня, это цирковь Ионна Клестителя?
Эта Крестителя? — отреагировав первой, спросила та, что держала ящичек, — Нет, Крестителя там, — и махнула рукой направо, — Это церковь всех Святых.
Спасибо, сказала иностранка и поклонилась, сделав жест, как при индийской молитве, сложив руки у губ. Когда индианка вышла за ворота, Ингу, которая являлась свидетельницей этой сцены, бросило в жар.
Господи, помилуй,- зачастила та, что была повыше. Вот что ей здесь надо этой чумазой? Ты видела метку у нее на лбу. Сатана… Откуда черти ее принесли. Зачем ей православную церковь нужно? Либо колдовка какая, либо богохульства захотелось.
Сохрани нас от хулителей твоих и силы сатанинской, Боже справедливый! — взмолилась старшая послушница.
Господи, помилуй! — дуэтом пропели обе.

******

« Затевающие войну, сами попадают в свои сети». Иоанн Дамаскин

Работалось в этот день трудно. Инга жалела о том, что не осталась дома. Отчеты не продвигались. Коллеги становились все раздражительнее. В редакции уверенно быстро распространялся неприятный вирус. Инга искала адвоката. Она сканировала бумаги, посылая их по нескольким адресам, для получения первой заочной консультации. В обед пришла смска от мужа:
« Как ты? Надеюсь лучше… Позвони как сможешь. Я сегодня до поздна. Не ждите меня. Забери Олега пожалуйста из школы. Целую Стас.»

— И какие дела у него могут быть в этот час? Что происходит, в конце концов? Он же на машине,- обиделась Инга, — Честное слово, можно было и не ездить сегодня на работу. Еще немного и нужно уже возвращаться за Олегом.
Она набрала Стаса, чтобы разузнать поподробнее о его планах, на связи был голос автоответчика. Инга поняла, что сидит в одиночестве, в душном бюро и слышит дуэт голодного урчания живота с записью голоса мужа. — Даже по телефону недоступен.

Что сегодня на обед в столовой? Ну да, рыба. На слове рыба Инга почувствовала новый прилив тошноты. Чтобы как-то иначе решить проблему появившегося голода, она набросила на плечи пальто и быстро вышла к киоску с выпечкой.
Не прошло и нескольких мгновений как она стала жертвой дружелюбной, но все же атаки Братьев Иеговы.

Добрый день, обратилась к Инге миловидная девушка. Количество ботокса на ее очень молодом, но уже уставшем от вмешательств пластического хирурга, лице относило незнакомку к ряду довольно состоятельных клиентов салонов красоты. Ее компаньоном был обладатель фирменного пальто от Hugo Boss и кожаной сумки Guess. Глаза у незнакомца, правда, были с легкой поволокой, эта поволока создавала впечатления временного отсутствия «в здесь», как если бы он находился глубоко в своих размышлениях.
Распознав в появившейся парочке носителей библейских истин, Инга не смогла быть сразу резкой с ними, может быть потому что общее впечатление, которое они создавали, было скорее приятным, чем отталкивающим.

Добрый день, — ответила Инга, получив от пышногрудой продавщицы пару горячих пирожков с капустой.
Меня зовут Михаил, а ее Анастасия. Мы бы хотели поговорить с вами о сегодняшнем дне, — начал каким-то мультипликационным голосом обладатель пальто от Hugo Boss.

Что же я вам могу сказать, хорошие вы мои. Сегодня у всех разное. Кому-то везет, кому-то не очень. А что вам собственно от меня нужно? — спросила Инга, глотая большой непрожеванный кусок. Извините, но у меня мало времени.

Как вы считаете, почему в мире сегодня так много зла? Почему люди не могут жить в мире? Откуда берутся войны? И что для Вас конец света? — проартикулировал заученный текст Михаил.

Инга остановилась жевать. Эти двое, откуда они? Они что считывают мысли?

Откуда же мне знать ответы на такие вопросы, — как-то боязливо начала Инга. Знаете, сегодня утром один мой давний знакомый сказал, что люди запрограммированы на войну. Она им нужна, чтобы выплеснуть агрессию, которая является на почве дележа денег, территории или партнера. Так что, что говорить об этом… Раз запргроммированы, то мы тут и ни при чем оказываемся. Кто программировал, у того и спрашивайте.

А вы не думаете, — продолжала беседу Анастасия, — что война зарождается внутри нас? Сначала в наших сердцах, а лишь потом она отражается в реальности. Но прежде, чем стать реальностью, каждый из нас может сделать индивидуальный выбор по ее прекращению. Каждый индивидум в состоянии прекратить войну в себе, чтобы не пускать ее метастазы в жизнь общества. Если, к слову, Вы обижены на кого-то и желаете ему зла, то чтобы не разводить войны, Вы, прежде всего, сами должны справиться с обидой, посмотрев на ситуацию с другой стороны. А может и нет вовсе никакой проблемы, а может быть вы сами ее надумали и терзаете себя так, что доводите ситуацию до точки невозврата.

Ну вот вы сейчас все выведите к пресловутому: «ударили по одной щеке, подставьте вторую».

Анастасия хочет вам сказать,- вступился Михаил,- что если вас ударили по одной щеке, то значит где-то раньше вы или ваши предки уже ударили кого-то по другой щеке. Все идет по кругу и все возвращается. Нужно помнить об этом всегда, а поэтому личный выбор-это единственное, что мы можем предложить этому миру, и за что мы можем отвечать.

Выбор — это условие жизни на Земле. Мы всегда в состоянии выбора. От нашего выбора жизнь меняется ежесекундно — наша жизнь и жизнь человечества. Если каждый из нас будет всегда делать выбор в пользу мира — против агрессии, то и общий выбор человечества будет работать против войны и ее возникновения в обществе. Если мы уничтожим войну в нашем сердце, то и в реальности она не состоится.

Ой, посмотрев на часы, — воскликнула Инга. Я очень прошу прощения, но мне действительно нужно бежать. С наступающими вас праздниками и мира всем! Она открыто улыбнулась своим собеседникам и послала на прощание воздушный поцелуй.

Уставшая от назойливого недомогания, Инга решила заскочить в близлежащую аптеку. Несмотря на обеденный час, людей в ней было много. Количество отделов для покупки лекарств по рецептам и без них впечатляло. Аптека — это зеркало здоровья нации. Если есть товары, значит есть и спрос на них. Глядя на содержимое аптеки, у России грипп, перхоть и больные суставы.

Народу тьма,- жаловалась сгорбленная старушка, стоящая перед Ингой в очереди. -Лекарства в подарки что-ли перед праздниками скупают?

Инга долго колебалась занимать ли ей очередь сейчас или забежать в другой раз, но появление грузного господина, заблокировавшего своим широким телом входную дверь аптеки, решило ситуацию в пользу покупки. Очередь медленно, но все же двигалась к молоденьким продавщицам, находившим в многочисленных шкафчиках чудо-снадобья на всякую хворь.

Господин в одежде омоновца, что стоял у входа в аптеку, вдруг заговорил, адресуя слова к лекарствам от изжоги, находившимся слева от него, но в реальности обращаясь к Инге.

Вот, полюбуйтесь на это! Вот она — правда жизни. Когда, скажите, такое было? Через дом аптека, стоматология, аптека, стоматология. Дуракам понятно, что травят нас через еду, а потом на нас же и деньги делают. Еду и воду нужно чистую потреблять и тогда ничего строить не нужно будет. А как же бизнес? Вот так и живем: зарабатываем на жизнь, убивая здоровье других.

А где ты в наше время продукты чистые видел, умник?- не выдержав одинокого монолога омоновца, вступила в дуэт сгорбленная старушка. — В мою молодость, когда я помидоры выращивала, я могла сказать, что они чистые и безвредные. А сейчас?! Ешь отраву пластиковую из супермаркетов: не еда, а сплошная химия.

А кто эту химию произвел, уважаемая? Вы же и произвели! — в наступление пошел омоновец, как танк на врага. Не доглядели мир, позволили переработку химического оружия в пестициды и пошло дело. Сначала бомбы делали для массового уничтожения, а потом ту же химию на тех же заводах в агропромышленность прятать начали. Мы все жертвы войны! Все проиграли. Не сразу на войне погибли, так сейчас от нее вымираем. Пестициды уже десятилетиями жрем и аптеки строим. Поднимаем российскую экономику!!!
Инга с интересом слушала соло господина, занявшего за ней очередь.

Слушаю Вас,- прозвучало у кассы. И тут Инга поняла, что до сих пор не определилась с выбором.
Я, простите, не знаю что мне взять,- растерянно сказала она.
Ну тогда думайте в сторонке, а я пока мужчину отпущу.
Нет, подождите, — опомнилась Инга,- мне что-нибудь от тошноты, озноба и головокружения. Вирус какой-то что-ли.
Вы беременны? — жестко, как подобает врачам, спросила девушка за стеклом.

Инга ожидала услышать любую фразу, но только не эту.

Беременна? Да вы что! Это не возможно.
Возможно, не возможно. Лучше проверить, чем гадать. Купите аспирин, тест и витамины. А лучше к врачу сходите. Сейчас вообще можно схватить что угодно. Декабрь опасен.

Инга на автомате заплатила за собранный без ее участия пакет с медикаментами и вышла из аптеки легко пошатываясь. Беременна… Так… не сейчас… нет времени… срочно в редакцию и за Олегом в школу.

******

«Война является отрицанием истины и гуманности. Дело не только в убийстве людей, а в сознательном и упорном распространении ненависти и лжи.» Д.Неру.

Соленая жижа снежной грязи, хорошо знакомая москвичам в этот период года, оставляла автографы на сапогах Инги. На слегка заостренных носах виднелись белые улыбки соли. Сумерки принесли с собой редкий снег и понижение температуры. На улице стало еще промозглее. Захотелось спрятаться под теплый плед, устроившись поудобнее на софе с чашкой горячего шоколада, ну или на худой конец, кружкой мятного чая и просто смотреть в экран телевизора, где в этот час Гузеева и Сабитова в пятисотый раз сватают кого-нибудь на первом канале.

Олежка был на седьмом небе от радости, увидев в коридоре школы маму. Такое случалось не каждый день.

Ты с какого урока пришел, заяц?
С истории… Вон наша Виктория Алексеевна,- указал Олег на молоденькую блондинку, стоящую вдалеке, в окружении старшеклассников. Инга подождала немножко, а потом подошла к красотке с густо накрашенными ресницами.

Добрый день, Виктория Алексеевна.
Добрый день, — замешкалась историчка, увидев незнакомку.
Так что же, войну в сорок пятом значит американцы выиграли? Блондинка с ярким блеском на губах ошеломленно взглянула на маму Олега.
Вчера я узнала от сына новую правду о нашей стране. По всей вероятности я либо урок очень важный в свое время пропустила, либо мои деды безбожно врали, вернувшись покалеченными с войны.

Сразу сообразив о чем идет речь, Виктория выпрямилась для обороны.
Я все понимаю, простите… не помню вашего имени отчества…
Инга Эдуардовна.
Да, Инга Эдуардовна… Я понимаю, меня тоже так учили, но я ничего не могу поделать. Мы получили новые учебники, принятые министерством в этом году. И там действительно есть такие версии двусмысленного содержания. У меня нет права выбирать учебник.

У нас всегда есть выбор, Виктория Алексеевна. Даже если вы думаете, что его нет, он все-таки существует. Это только вопрос совести. Вы только спросите себя, может ли ваша совесть жить с компромиссом, на который вы идете во имя работы, выбирая новую историческую точку зрения? Если вы можете потом спать спокойно, не думая о двадцати миллионах жертв, отдавших свою жизнь за то, чтобы вы сейчас выбирали между правдой и полуправдой, то тогда эти двадцать миллионов погибли зря. Вот я бы на вашем месте после таких заявлений подросткам, заснуть не смогла.

Инга не стала больше ничего говорить, оставив историчку с открытым ртом, на губах которого еще ярче заблестел блеск, купленный на последнюю зарплату. Она немного пошатнулась от появившегося внезапно головокружения. Каблуки предательски набирали высоту.

Я могу теперь принести в школу фотографии дедушки Феди? — спросил Олег.
Не стоит, сынок. Как-нибудь в другой раз.

****

«Ведущий войну с другим не заключил мира с самим собой.» У.Хэзлитт

Первое, что заметили в квартире Инга с Олегом, были крошки хлеба на полу и столе.
Папа уже был дома. Он ел бутерброды.
Чайник горячий, значит Стас вышел только что. Значит он не на работе. А где же?
Инга набрала номер мужа. Телефон зазвонил рядом с ней, на столике в прихожей.
Растяпа. Теперь не знаю где и искать тебя.
Пользуясь моментом, Инга решила пробежаться по его сообщениям, как по дневнику сына с оценками, чтобы разузнать ситуацию на сегодняшний день. Последняя смс была от Ксеньи С.:

«Как чувствует себя наш зайка? Встречаемся в 19 часов как обычно в бюро. Не забудь прихватить морковку.»
— Какая же я дура, — думала Инга. Все эти уходы от ответа, поздние возвращения, неестественнная нежность последние недели.
Фальшь, какая фальшь!

Инга села в кресло, у нее не было сил плакать. Сначала мама, потом Влад с этим полит.бредом, затем Ольга с квартирой, теперь Стас… Что происходит? Вот он конец света, о котором спрашивали Анастасия с Михаилом. Рухнуло все, все что было. Никого не осталось. Она одна. Сжав из последних сил Олега, как последнее сокровище, которое осталось у нее в жизни, Инга закричала. Мальчик заплакал, испугавшись состояния матери. — Мама, Мама, прекрати. Что с тобой? Ну не молчи так. Тебе плохо? Инга пыталась остановиться, но от задержки эмоций становилось еще хуже. Волна накатывала с новой силой.

Нужно уходить. Нельзя жить с враньем. Нет сил прощать. Может быть однажды, но не сейчас. А не пойти ли сейчас в бюро, чтобы познакомиться с охотницей на заек? Нет, не хочу, чтобы Олег присутствовал при скандалах, а оставлять его в такой час одного дома — преступление.

Олег умирал от усталости. Он сжимал колени матери, сидя на полу, и засыпал под собственные всхлипывания. Инга была погружена в размышления. Наконец раздался звонок в дверь. Что я скажу ему? С чего начну? Олег не заснул еще, не надо бы ему это слышать.

Стас вернулся в приподнятом духе, Инга тут же определила изменение настроения мужа, списав это обстоятельство на наличие любовницы.

Привет, Инуш, — потянулся он поцеловать заплаканную Ингу. А что случилось? Ты как себя чувствуешь? Совсем разболелась?
Я ухожу от тебя, Стас. Я ненавижу вранья, поэтому не надо ничего объяснять. Я в курсе.
Стас онемел от услышанного.
Ничего не понял, еще раз. Ты о чем, Инга.
О том, что я в курсе твоей связи с Ксеньей.
Кто такая Ксенья? Инга ты бредишь?
Значит имя Ксенья тебе ни о чем не говорит?
У нас много Ксений на работе.
Тогда, та, что зовет тебя зайкой и любит твою морковку.

Стас напрягал мышцы лица, морщился, тяжело выдыхал, но дело не продвигалось. Тут Инга протянула его мобильный с открытой смс Ксеньи С.и вопросительно посмотрела в его глаза. Хохот который она услышала в ответ вероятно добрался до последнего этажа дома. Инга молча наблюдала истерику мужа, в надежде понять что это означает. Немного успокоившись, Стас открыл пакет и вытянул из него костюм белого зайца и велюровую морковку.

Это? — спросил он. — Об этом идет речь? Да это спектакль к Новому году, Инга, что ты тут навыдумывала. У меня роль зайца, а морковку мне сшили к сегодняшней репетиции, поэтому Ксенья и написала, чтобы не забыл. Шеф у нас детство вспомнил, захотел придумать капустник в стиле « зверушки водят хоровод», мне роль зайца досталась.

Подбородок Инги снова заходил ходуном, глаза увлажнились. Она махнула рукой и ничего не ответив Стасу, ушла в спальную. Стас долго еще сидел на кровати в рабочем костюме, успокаивая чувствительную фантазершу. К полуночи все встало на свои места. Инга мирно заснула, а Стас еще долго улыбался, вспоминая детали театральной сцены у порога.

Привет, солнышко, — нежно поцеловав жену, Стас поставил поднос с кофе на столик у изголовья Инги. — Я тебя очень прошу не ходи сегодня на работу, отдохни, позвони девочкам, предупреди. Ничего не случится с вашим издательством пару деньков. Сегодня вернусь рано, оставайся дома. Олежку заберу из школы. Зайцев сегодня не будет ,- и он снова засмеялся в голос.
Инга тоже улыбнулась, все еще испытывая стыд за вчерашний казус.

Какая же я дура! — сказала Инга, услышав захлопнувшуюся дверь. Голова была очень тяжелой, хотелось спать, но аромат кофе соблазнял сильнее сна.
— Так и быть останусь дома сегодня.

*****

«Войны прокляты матерями». Гораций.

Ноябрь 1996 год

Давайте помянем Иришку,- поднимая рюмку водки, произнес угрюмо Александр. Сегодня ей бы было семь годков. В школу бы уже ходила ,- махнув рукой, он выпил залпом водку.
Водкой не поминают, тем более младенца, — поспешила с комментариями Таисия. — Царствие небесное, внученька моя любимая, — перекрестилась она, глядя на иконку в углу.
Поминать, не поминать, нет дитя, а врачи-суки живы. Кто нибудь их наказал за «несчастный случай»? Не наказал. Убийцы в белых халатах! — громко крикнул в окно уже достаточно пьяный Сергей.

Не надо так, Сереженька, — вступилась Таисия. Пути Господни неисповедимы. Никто не знает, что ждало бы ее здесь на Земле, может Господь пожалел Ирочку и уготовил ей самую легкую смерть.

Ага… как же, смерть она может и легкая, а для родителей такая нелепая смерть оказалась еще злее, чем самая страшная и мучительная. Это ведь додуматься, потерять дочь в мирное время от аллергии на укол. Что, нельзя было проверить до укола, может ли быть на него аллергия? Я понимаю когда война или человек болен серьезно. А тут ни того ни другого, а тебе: «сожалеем, ваш ребенок умер», — наливая вторую рюмку водки, выливал обиду Александр.

— Я в Афгане за что бился? За лучшую жизнь? — продолжал безутешный отец. Это вы это называете лучшей жизнью? Никому ничего не нужно. Все разворовали, людей на улицах среди бела дня убивают. Зарплат нет, медикаментов нет, все за взятки. — Вот та бригада скорой приехала, у них шприцов-то нормальных не оказалось, хорошо у меня в заначке были после моего ранения. А так какая от них польза? Добить только умирающего.

Давай еще по одной,- подначивал Сергей, — чтоб не пропадало.
Хватит, прекрати Сергей, не наливай ему больше, Саша и так весь некудышний, то почки, то печень. Если о себе думать не будете, никто вам не поможет, — переживала Таисия.

Что правда, то правда, мать. Вон я Чечню прошел, в аду побывал, вернулся с менингитом, а пенсии то шиш да маненько. Ты на эти деньги что делать то будешь? За что бился непонятно… за лучшую жизнь наших депутатов, видимо. Никогда и ничего в этой стране для народа делать не будут. Если воровать и прятать не научился, то лучше и не рождаться в ней вовсе. Выкручивайся как хочешь, хочешь живи, хочешь умри, а лучше водку глушить, она все дела улаживает.,- и он опрокинул следующую рюмку. — Эх а закуски-то уже в натяжку. Деньги, мать, у тебя остались?
Совсем ничего, пенсию послезавтра принесут. Пойду у соседки попрошу взаймы. А может чего -нибудь съестного даст.

Таисия натянула резиновые сапоги, чтобы как-то преодолеть глубокие мутные лужи после ноябрьского ненастья, вышла за ворота покосившегося деревянного дома, во дворе которого ходили высохшие от голода куры. Шагая к соседке Валентине, ей вдруг вспомнился день ее чудесного спасения.

Мать Таи умерла рано. Отец в скорости женился на другой. Дочь взял с собой в новую семью. Тая жила у мачехи, со своими сводными братьями. Особой любви ни от них, ни от отца Ивана Никитина никогда не видела. Чувствовала себя лишней. Росла в постоянной нужде. С детства привыкла работать на других, забывая о себе. В один из июльских дней, будучи уже восьмилетней девочкой, она купалась вместе со всеми в речке. Вода была теплой, солнце палило, не жалея сил.

В какой-то момент все вышли на берег, чтобы перевести дух, а маленькой Таи рядом не оказалось. Отец ничего не мог понять. Как же? Вот только что она была у его колен. Где Тая? Начался переполох. Ни на берегу, ни в воде ее не было. И вдруг Иван увидел молодого парня, стоявшего неподалеку в воде и державшего тельце маленькой девочки. Таю откачали, судьба решила поставить запятую в ее истории жизни.

Вот зачем меня тогда спас этот парень? Зачем меня Бог оставил на этом свете? Чтобы я рано осталось вдовой? Чтобы первый ребенок погиб под колесами грузовика своего же отца? Чтобы двое других детей пришли с войны калеками? Чтобы жить вот так в мирное время, хуже, чем после войны? Зачем, Господи? Какие у тебя на меня планы? За кого я все это отрабатываю?

Соседка Валентина была у Таисии спасительной палочкой. Она выручала ее и денежкой и словом. Сыновьям Валентины, со слов матери, повезло с местом работы и они хорошо помогали ей финансово. Где работали ее дети оставалось за семи печатями и в народе не разглашалось. Соседи частенько шептались, опустив глаза. Многие, и того больше, обходили ее дом стороной. Чувствуя на себе какую-то вину за сыновий успех на пике всеобщей разрухи и безработицы, Валентина платила десятину тем, кто был с к ней близок. Таисии посчастливилось быть в ее любимчиках.

Посиделки у Вали были островками душевного тепла и покоя, по которому ох как давно рыдало сердце дочери Ивана Никитина. В ее доме в последние месяцы часто устраивались драки. Сергей, после возвращения из Чечни мучался от галлюцинаций — следствие менингита, который он получил в Грозном. Ему повсюду мерещились чеченские боевики и в этом состоянии он не разбирал с кем дерется.

Александру часто сильно доставалось от таких перепалок. Почки после Афганских драк у него сильно брахлили, а тут еще побои от Сергея. Порой Сергей успокаивался навремя, но и Таисия и Александр подозревали в этом миролюбии действие какого наркотика; который Сергей тщательно скрывал от родных, но все больше и больше в нем нуждался. Наркотик он где-то доставал в поселке от людей с очень не простой репутацией. Таисию больше волновала связь Сергея с этими парнями, чем факт о его возможной наркомании ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)