Выживая - выживай! Эпизод 24. (Глава 24)

Эпизод 24. 1669-й год с даты основания Рима, 3-й год правления базилевса Константина Багрянородного
( сентябрь 915 года от Рождества Христова)

Следующий вечер, по замыслу Гуго Арльского, должен был внести окончательную ясность в дела тосканского дома. Как всякий умелый интриган, Гуго был неплохим психологом и уже давно понял, что брат его Гвидо, во всем слепо подчиняющийся своей матери, не пойдет на открытый скандал с ней и с остальными родичами, и уж тем более не потребует открыто отстранения своей матери от ведения дел в графстве. Других же аргументов у Гвидо не имелось, а, стало быть, ему придется смириться с прежней ролью висконта по крайней мере до того дня, когда Господь призовет Берту к себе. А за это время утечет немало воды и только сам Создатель знает, коротки или длинны окажутся жизненные пути сводных тосканских братьев, среди которых Гуго имел старшинство.
Семейный совет начался с многословного монолога бургундца, в котором он обрушил потоки лести на свою матушку, в красках живописал всю неоднозначность ситуации в италийских землях, и из его слов выходило, что именно Берта все эти годы спасала Тоскану от поглощения ее алчными соседями, тогда как своему отчиму Адальберту он отвел роль второстепенную и сакцентировал внимание на всех постигших покойного графа неудачах. Берта восприняла его слова как само собой разумеющееся, она целиком была согласна с интерпретациями своего старшего сына. Ирменгарда также охотно кивала своей прелестной головкой и временами удачно подпевала Гуго. Возмущение юного Ламберта вспыхнуло яркой свечой, но было тут же задуто суровым и требовательным взглядом матери. К удивлению всех присутствующих, Гвидо, во время речи брата, не проронил ни слова и все уже решили, что он таки сдался. Расслабившийся Гуго, удовлетворенный собой и происходящим, уже хлопнул в ладоши и позвал слуг за вином, но тут Гвидо поднялся со своего места и заговорил, расхаживая вокруг своих родственников и медленно, но четко подбирая слова.
— Речь моего брата, несомненно, мудра, и оспорить ее практически невозможно. Все мы знаем, сколь долго и успешно наша матушка, да благословит ее Господь, несла на своих плечах все бремя наших дел, отстаивая наши интересы и укрепляя наше могущество. Полагаю, что наша матушка достойна лучшей участи, чем оставаться просто графиней Тосканской и приносить спокойствие и процветание только нашим землям, тогда как прочие земли Италии разорены войнами и самоуправством баронов. Все мы, собравшиеся здесь, печемся прежде всего о спокойствии наших подданных, могуществе Тосканы и величии нашего рода. Судьба предоставляет нам великолепный шанс распространить это величие на все италийские земли и прославить в веках имя нашей матери, как объединителя этих земель. Я предлагаю вам, моя любимая и драгоценная матушка, добиваться руки и сердца вдового короля Беренгария и верю, что его благородство, вкупе с вашей мудростью и красотой, принесут счастье и подлинное могущество этим землям и прославят вовеки наш род.
Гвидо, закончив свою речь, по-прежнему нервно расхаживал вдоль стола, за которым сидела родня. Гуго задумался, очевидно, просчитывая открывшиеся варианты. Ламберт радостно смотрел на своего родного брата, не до конца понимая все им сказанное, но чувствуя за ним правоту. Ирменгарда переводила свой взгляд с Гуго на мать, пытаясь уловить их реакцию. Первой нарушила молчание Берта.
— Я благодарю автора этой идеи за мудрое, лестное и, безусловно, интересное предложение.
Неоднозначность ее слов была слишком очевидной. Гвидо поймал на себе насмешливый взгляд матери, сразу же сел за стол и потупил взор. Гуго внимательно оглядел мать и брата.
«Ну что же, предложение этой греческой прелестницы на самом деле сулит еще большие выгоды мне, чем я ранее рассчитывал. Игра становится более крупной. Я ехал сюда за Тосканой, но теперь, помимо Тосканы, к моим ногам может упасть вся Италия. До сего дня я рассматривался наследником на венец Августа только с соизволения моего слепого Людовика, которого в Италии сейчас никто не будет слушать. Но, если затея с браком моей матери осуществится, я стану преемником и со стороны другого основного кандидата на императорский венец. Все, так или иначе, замкнется на мне. Беренгарий стар и не имеет наследников, моя мать уже тоже не сможет родить. Конечно, Беренгарий еще может обрюхатить какую-нибудь конкубину, но если он не посмел это сделать при своей прежней жене-простушке, то рядом с моей матерью на это будет и вовсе глупо рассчитывать. Таким образом, наследниками Беренгария, наследниками короля и, быть может, императора, станут дети Берты, и я первый среди них. Ай да, Мароция! А ты, моя милая, конечно же, рассчитываешь на альянс с моим братцем и на Тоскану. А как же твой звероподобный муженек?»
— Пожалуй, мне тоже следует поблагодарить автора этой идеи, – сказал Гуго, – я нахожу слова моего брата мудрыми, и я …… поддерживаю это предложение.
— С этого дня нам всем стоит горячо молить Бога о ниспослании успеха задуманному. Если Господь смилостивится над нами, неминуемо встанет вопрос об управлении тосканским графством, – произнес Гвидо.
— Думаю, что в нашей семье не будет возражений, чтобы вы, братец, получив согласие короля, вступили бы в управление землями вашего отца, да упокоит Господь его душу, – сказал Гуго, мгновенно переключившись на новый объект охоты. Ирменгарда с удивлением оглядела его, не веря ушам своим, ведь все эти дни и даже еще несколько минут назад ее братец талдычил прямо противоположное.
«В конце концов, я покамест ничего не теряю, ведь неизвестно, как поведет себя Беренгарий и согласится ли он на предлагаемый союз. Зато выигрыш, в случае успеха предприятия, может быть в стократ больше», — про себя подумал бургундец.
Все согласились со словами Гуго, а мать, обрадованная благополучному разрешению ситуации, дотоле грозящей перерасти в родственный конфликт, осыпала Гуго поцелуями, за чем ревниво наблюдали ее дети от второго брака.
— Я думаю нам надо письменно закрепить достигнутое соглашение, – произнес Гвидо, заставив, тем самым, мать оторвать свои губы от впалых щек Гуго.
— Безусловно, брат мой, безусловно. Но многое будет зависеть сейчас от исходов переговоров с Беренгарием, ведь никто не может гарантировать нам согласие фриульца.
— Союз с Тосканой и объединение земель не может не восхитить Беренгария, – сказала Берта.
— А как отреагирует на этот союз Рим? – спросил Гвидо.
Семья вновь задумалась. Ирменгарда разочарованно оглядывала родственников, ей казалось, что уже все благополучно завершилось.
— Необходимо также решить, кто от нашего имени будет вести разговоры о брачном союзе с Беренгарием. Боюсь, фриулец настороженно отнесется к любому посланцу нашего рода, будь то из Тосканы или Бургундии, – сказал Гвидо, и все согласно кивнули головой.
— Рим, по имеющейся информации, готов короновать Беренгария, но к Тоскане относится опять-таки враждебно. Как жаль, что до этих дней не дожил папа Сергий, тогда все наши мечты стали бы явью! – продолжал Гвидо, и его слова снова не встретили ничьих возражений.
— Есть только один человек, который способен успешно выступить с нашей стороны на переговорах с Беренгарием, а также получить согласие на этот союз от Рима, – и после этих слов Гвидо, его старший брат резко вскинул голову и усмехнулся.
— И этот человек живет в соседних с вами покоях, братец! Не так ли?
— Да, это могла быть герцогиня Сполетская, – спокойно ответил Гвидо.
— Мы многократно имели возможность убедиться в остроте ума Мароции, – сказала Берта, – я поддерживаю ваше предложение, Гвидо, сын мой.
— А я нет, и спешу, прежде всего, предостеречь вас, матушка, – с иронией сказал Гуго.
— В чем ты видишь опасность, сын мой?
— В том, что этой милой герцогине, вскружившей голову моему брату, надо доверять куда менее, чем следует.
— Ты говоришь это только потому, что она отвергла тебя, – вскричал Гвидо, и краска волной залила его лицо.
— Для этого нужно было сначала возжелать ее, а у меня таких мыслей сроду не возникало.
— Дети мои, прошу вас не принимать важные решения, касающиеся нашей семьи, под влиянием ваших плотских чувств, – важно заметила Берта.
— Уверяю вас, матушка, что слова мои продиктованы не иначе, как разумом и опытом, зачастую горьким и основанным на собственных ошибках и неудачах, – сказал Гуго, — Что же касается герцогини Сполетской, то, направляя ее ко двору Беренгария, вы рискуете все задуманное нами передать в руки исконных врагов наших.
— Поясни.
— Извольте. Что, скажите, помешает герцогини Сполетской, оказавшись в Вероне, совершить то, что теперь планируете вы, а, именно, добиться руки и сердца короля? Вот только не для вас, а для себя! Простите меня великодушно, матушка, но она много моложе вас, ее красота немногим уступает вашей, она здорова и плодовита, а насчет ее талантов в области интриг вы сами не так давно упоминали.
— Бог ты мой! Об этом я не подумала, – воскликнула, немного уязвленная словами сына относительно ее возраста, Берта. Однако, она тут же нашла слабое место в его речи, – Позволь, но она же замужем за Альберихом?
— Но мой брат Гвидо сказал весьма точно о наличии у Мароции возможностей договориться с Римом, и с помощью своей мамаши и ее любовника-папы она сможет по какой-либо причине попытаться расторгнуть брак. Собственно и причины-то долго искать не надо, не от хорошей же жизни она сбежала к вам из своего Сполето.
— У Мароции исключительно плохие отношения с папой.
— Но она дочь его любовницы. А теперь представьте себя на месте Теодоры, в ее руках окажутся фактически и корона, и тиара!
— Да, да, да, это возможно. Ее нельзя отпускать в Верону, – прошептала Берта.
— Кого же вы направите тогда к королю, матушка? – спросил Гвидо, заметно раздраженный словами брата.
За мать ответил ее старший сын.
— Об этом решим позднее. Не исключено, что именно вас, мой братец. И не смотрите на меня так, висконт, быть может, я пекусь и о вашем растравленном любовью сердце. Представляю, что испытали бы вы, когда узнали бы о браке Мароции с Беренгарием!
— В ваших словах больше желчи, чем заботы, Гуго.
— Вы вновь несправедливы, брат мой. Я могу доказать правоту моих слов, если вы, в свою очередь, пообещаете не ставить свою возлюбленную в известность о наших планах. Мы с Ирменгардой послезавтра покинем вас, матушка, – Гуго повернулся к Берте, – так вот, накануне нашего отъезда сообщите Мароции о принятом вами решении относительно марьяжа с Беренгарием и о выбранном вами после, которым, естественно, будет не она, и внимательно проследите за тем, что воспоследует. Если она по-прежнему будет тихо и мирно оставаться в вашем замке и мурлыкать возле нашего брата Гвидо, я немедленно подпишу со своей стороны документы об отсутствии претензий на ваше наследство, матушка. Однако, клянусь девственностью папы Формоза, это будет не так, или же я совсем не понимаю женщин.
Берта с умилением смотрела на своего старшего сына. Ей всей душой хотелось, чтобы он оказался правым в своих обвинениях. Тогда она восторжествовала бы везде!
— Да будет так, – с затаенным гневом на брата произнес Гвидо и, тем самым, подвел черту разговору.
На следующий день, поздно вечером, когда уже все обитатели замка укладывались спать, в покои Мароции заявился слуга с просьбой от графини Берты посетить ее. Мароция поспешила к графине и застала ее в крайне радостном и воодушевленном состоянии.
— Моя блистательная герцогиня, дитя мое, я спешу поделиться с вами одной мыслью, навеянной мне моими детьми. Вы знаете, как я ценю вашу мудрость, которая уже неоднократно помогала нашему дому, и потому мне интересно было бы знать ваше мнение. Сегодня я направила гонца к королю Беренгарию.
И Берта коротко изложила суть письма к королю.
— Это предложение по мудрости и изяществу достойное ваших великих предков, – льстиво сказала Мароция и поклонилась графине.
— В случае надлежащего ответа, мне необходимо будет направить моего апокрисиария в Верону, – сказала Берта. Мароция подняла голову, и графиня заметила, с каким вниманием она слушает ее. Графиня в душе усмехнулась и продолжила.
— Сделать выбор было совсем не просто. Многие годы мою семью и семью короля разделяла вражда, доходившая порой до войн. И я решила, что наилучшей кандидатурой для обсуждения брачного союза будет …. граф Адальберт Иврейский.
По лицу Мароции скользнула тень разочарования.
— Почему он, графиня?
— Он был женат на единственной дочери Беренгария, Гизеле.
— Да, но она умерла, а после того как он женился на вашей прелестной Ирменгарде, он отложился от Беренгария и помогал бургундцам в войне против него. Такое не забывается.
— Тоскана тоже воевала против Беренгария. Все забывается, моя милая, блестящие перспективы своим светом легко ослепляют глаза и заслоняют собой темное прошлое. Не скрою, я рассматривала и вас в качестве своего представителя.
— И что же вам помешало? – в голосе Мароции легко читалась досада.
— Опасения, что королю Беренгарию ничто не воспрепятствует выдать вас своему давнему приятелю и вашему мужу, Альбериху. Мы с Гвидо очень ценим наш союз с вами, мой сын весьма трепетно относится к вам и эта мысль предопределила наш выбор.
— Я благодарю вас, графиня, за всю заботу, проявленную ко мне, – сказала Мароция, и на этом ее разговор с Бертой закончился.
Весь обратный путь к своей спальне у Мароции занял весьма долгое время. Она медленно шла, целиком погруженная в свои мысли. Надо сказать, что Гуго, при всей своей ревнивой неприязни и соперничестве с Мароцией, на сей раз попал в точку, разгадав все ее замыслы. Мароция действительно видела себя рядом с Беренгарием и считала, что этот вероятный союз поможет ей не только добиться честолюбивых устремлений, которые, конечно же, превалировали, но и восстановить свои отношения с матерью. В мечтах своих она уже возносила себя на трон, и папа Тоссиньяно услужливо и смиренно возлагал на ее чело императорскую корону! Теперь же все намного усложнялось, графиня Тосканская жадно ухватилась за ее же собственную идею и теперь необходимо было прежде всего помешать Берте, но как?
Ее мысли прервал шорох и чье-то торопливое перешептыванье. Она поднималась по винтовой лестнице к себе, и этот легкий шум доносился пролетом выше. Это не могла быть ее охрана, еще до визита Мароции к Берте она отправила своих людей с хозяйственными целями в Лукку. Это не могли быть палатины Гвидо, с началом их романтических отношений молодые люди избавились от охраны в сенях своих покоев из-за стыдливости висконта. Все честолюбивые мысли герцогини на время исчезли, уступив место заботам о собственной безопасности. Мароция достала свой кинжал и задула свечу, осторожно прислушиваясь. Легкий шорох продолжался и Мароция, поразмыслив, решила, что потенциальный убийца навряд ли стал бы вести себя так неосторожно. Как только ее зрение привыкло к темноте, она решилась продолжить путь.
Подкрадывающейся кошкой она преодолела еще один пролет лестницы и остановилась, расслабленно выпрямившись, на ее лице вспыхнула саркастическая улыбка. На небольшой площадке граф Гуго со спущенными штанами предавался страсти, прижав к холодной стене графиню Ирменгарду. Вот в чем, оказывается, заключался секрет такой безоговорочной поддержки дочери Берты в отношении ее сводного брата в ущерб интересам брата родного!
— Мне весьма льстит, что для этого вы выбрали место возле моих покоев, – произнесла Мароция. Ирменгарда вскрикнула и попробовала опустить свои ноги на землю, но Гуго, немного вдрогнув при первых словах Мароции, затем быстро совладал с собой и, как ни в чем не бывало, продолжил.
— Ваши спальни находятся рядом с покоями вашей матери. Понимаю, что здесь лучше. Ваша забота о спокойствии графини очень трогательна, – продолжала Мароция, приблизившись к ним вплотную.
— Чего тебе надо? Убирайся прочь! – задыхающимся голосом прошипела Ирменгарда.
— Может, ты хочешь присоединиться? – ухмыльнулся Гуго, повернув к ней раскрасневшееся лицо.
— Благодарю покорно, но я хочу тебе дать совет. Если ее водрузить вот сюда, – она указала на выступ в стене рядом с влюбленными, – то тебе станет несравненно легче, а ей приятнее. А то, глядишь, еще разочаруешь ее.
— Не вздумай сказать об этом нашей матери! – продолжала шипеть Ирменгарда.
— Вашей матери? Это неинтересно и не имеет практической выгоды. Вот если бы здесь был ваш муж Адальберт!
— Гадина, шлюха! – крикнула Ирменгарда.
— Весьма забавно слышать это от той, чье лоно еще не просохло после инцеста, – усмехнулась Мароция.
Гуго от этих слов затрясся и из его груди вырвался смех. Обиженная Ирменгарда после этого резко отстранилась от него и устремилась вниз по лестнице, на ходу поправляя потревоженное платье. Смех Гуго нарастающей лавиной летел ей вдогонку.
Что касается Мароции, то она не замедлила последовать примеру Ирменгарды, только кинувшись по лестнице вверх, к себе. Ей вовсе не улыбалась перспектива остаться с Гуго наедине при столь пикантных обстоятельствах. Она не ошиблась, спустя мгновение она услышала, как бургундец гепардом рванул вслед за ней.
На площадку перед своей спальней и спальней Гвидо они выбежали почти одновременно. Гуго схватил ее за руку.
— Что же ты не зовешь на помощь моего братца?
— А что же ты остановился, смелый граф? Или твоя страсть уступила страху перед Гвидо? – в тон ему ответила Мароция.
Дверь спальни висконта распахнулась. Гвидо вышел к ним, угрюмо окидывая взором их обоих.
— Что здесь происходит?
— Ничего предосудительного, мой спаситель. Мессер Гуго, ваш брат, любезно согласился проводить меня до моей комнаты. Уже ночь, темно, а каждый закоулок вашего замка порой открывает совершенно невероятные картины. Никогда не угадаешь, что может ждать тебя за следующим поворотом. Спокойной ночи, мессер Гуго. Будьте уверены, я не забуду ваш сегодняшний поступок!
И с этими словами Мароция упорхнула в покои Гвидо. Дверь за ними закрылась. Гуго остался один.
— Клянусь всеми святыми, – покачивая головой и облизывая пересохшие губы сказал граф Арльский, – однажды я все равно добьюсь тебя!