«Дума о полку Игореве».

«Слово о полку Игореве, сына Святослава, внука Олега»
«Не ладно-ли нам будет, братья?»
«А не плохо-ли нам придётся, братья?»
Когда мы начнём старыми словами, мудрые повести о полку Игореве-Игоря Святославича.
Начало-же этой песни по былинам сего времени, а не по замышлению Бояна.
Боян ведь-вещий! Если кому хочет песнь творить, то растекается мыслями по дереву, серым волком по земле, сизым орлом под облаками.
Вспомнит рассказы первых времён усобиц. Тогда пускает десять соколов на стадо лебедей. Который достигнет, та первая песнь поёт старому Ярославу, храброму Мстиславу (который зарезал Редедю перед полками косожскими), красавцу Роману Святославичу.
Боян-же, братья, не десять соколов на стадо лебедей пускал. Он свой вещие пальцы на живые струны возлагал, они-же сами князям славу рокотали.
Начнём-же, братья, повесть эту от Старого Владимира-до нынешнего Игоря.
Который стянул ум свой крепостью. И зоострил сердце свое мужеством.
Наполнился ратного духа. Навёл свои храбрые полки на землю половецкую. За землю русскую!
Тогда Игорь взглянул на светлое солнце и видит, от него тьмою все его воины прикрыты.
И оборотился Игорь к дружине своей: «Братья! И дружина! Лучше уж распяту быть, чем пленёну быть! А сядем, братья, на своих быстрых коней, да посмотрим синего Дона!»
Пыл княжий ум пленил. И жажда ему предзнаменование закрыла. Испить из Дона Великого.
«Хочу!» — говорит – «Копьё поломать о конец поля-половецкого! С вами, русичи, хочу голову свою положить! А либо, напиться шеломом из Дона!»
О! Боян! Соловей старого времени. Если-бы ты эти полки воспел, скача славой по дереву мыслей, летая умом под облаками. Собирая обоюдную славу настоящего времени. Выискивая тропу Троянскую, через поля на горах. Спел бы ты песню Игорю, его внуку: -«Не буря соколов занесла через поля широкие. Галки стадами бегут к Дону Великому.»
А возможно запел-бы вещий Боян-Велесов внук:
-«Кони ржут за Сулою-звенит слава в Киеве.
Трубы трубят в Новгороде-стоят стяги в Путивле.»
Игорь ждёт милого брата-Всеволода. И говорит ему буй-тур Всеволод:
-«Один брат. Один свет светлый, твой Игорь. Оба ведь мы света-Славичи. Седлай, брат, своих быстрых коней. А мои-то давно готовы. Осёдланы у Курска впереди. А мои-то, куряне, в испытаниях зачаты. Под трубы рождены. Под шлемы подняты. Концом копья вскормлены. Пути им известны. Овраги ими изучены. Луки у них натянуты. Колчаны открыты. Сами скачут, как серые волки в поле, в поисках себе поживы. А князю Славы!»
Тогда вступил Игорь-князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмою путь заслонило. Темнота стоном ему грозила, птиц разбудив. Свист звериный раздался поблизости. Див зовёт с вершины дерева.
Велит прислушаться к земле незнакомой: К Волге и Поморью. И Посулью и Сурожу. И Корсуню… И к тебе-Тмутараканское чучело!
А половцы, ненаезжеными путями побежали к Дону Великому. Скрипят телеги в полуночи, словно лебеди распуганые: «Игорь к Дону воинов ведёт!» Уже беда его нагоняет птице-подобная. Волки грозу навывают по оврагам. Орлы клёкотом на кости зверей зовут. Лисицы тявкают на красные щиты.
О! Русская земля! Уже за горизонтом осталась.
Долго ночь длилась. Заря свет зажгла. Дымкой поля покрыла. Щёлканье соловьиное затихло. Говор галок пробудился. Русичи, бескрайние поля, красными щитами перегородили, в поисках себе поживы. А князю-Славы!
С зарания в пятки (в тыл). Потоптали поганые полки-половецкие. И рассыпавшись стрелами по полю, помчали красавиц девок половецких. А с ними золото, и поволоки, и дорогие оксамиты. Покрывалами, и накидками, и кожухами начали мосты мостить по болотам и грязным местам. И всякими нарядами половецкими.
Красное знамя с белым крестом и красной бахромой-серебряной рукоятью-храброму Святославичу!
Дремлет в поле Олегово храброе гнездо. Далече залетело. Небыло на обиду порождено ни соколу, ни кречету, ни тебе-чёрный ворон-поганый половчанин.
Гза бежит серым волком. Кончак ему вслед направляется к Дону Великому…
Другого дня. Очень рано. Крававые зори свет возвещают. Чёрные тучи с моря идут. Хотят закрыть четыре солнца. А в них трепещут синие молнии.
Быть грому великому!
Идти дождю стрелами с Дона Великого!
Тут копьям преломиться!
Тут саблями пощербиться!
О шеломы половецкие, на речке на Каяле, у Дона Великого.
О русская земля!
Уже без горизонта осталась!
Это ветры-Стрибожьи внуки, веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы. Земля гудит. Реки мутно текут. Туманы поля прикрывают. Стяги говорят: «Половцы идут!»
От Дона, и от моря, и от всех сторон русские полки обступили.
Дети Бусовы-кличем поля перегородили. А храбрые русичи преградили-красными щитами.
Яр тур Всеволод!
Стоишь в обороне. Прыщешь в воинов стрелами. Гремишь о шеломы мечами упругими. Куда, тур, поскачешь, своим золотым шеломом посвечивая, там лежат поганые головы половецкие. Смяты саблями калёными, шеломы оварские.
От тебя, яр тур Всеволод!
Который рано, дорогие братья, забыл богатство, и добро, и город Чернигов, отца золотой престол, и своей милой, прекрасной-красавицы Глебовны, прихоти и привычки.
Были века Троянские. Прошли годы Ярослава. Были походы Олеговы-Олега Святославича. Тот ведь Олег, мечём крамолу ковал и стрелы по землям сеял.
Вступит в золотое стремя в городе Тмутаракани. Этот звон слышит давний, великий, Ярославов сын-Всеволод. А Владимир, каждое утро, уши затыкает в Чернигове.
Бориса-же Вячеславича, слава на суд привела, и на кончину зелёное покрывало постелила. За обиду Олега-храброго и молодого князя.
С той-же Каялы, Святополк привозил отца своего, между угорскими иноходцами, до Святой Софии к Киеву. Тогда, при Олеге Гориславиче, сеялись и разрастались усобицы. Погибало наследство Даждьбога-внука. В княжьих крамолах век людской сокращался.
Тогда, по русской земле, редко пахари перекликались. Но часто вороны каркали, трупы между собой поделяючи. А галки по своему договаривались, захотев полететь на обжорство.
То было в те рати!
И в те походы!
А нынешняя рать неслыханая.
С рассвета до вечера!
С вечера до свету!
Летят стрелы калёные. Гремят сабли о шеломы. Трещат копья радужные в поле незнакомом, среди земли половецкой. Чёрная земля, под копытами, костями была посеяна. А кровь пролитая, горем взошла по русской земле.
Что там шумит? Что там звенит вдалеке, рано перед зарёй? Игорь полки заворачивает. Жаль ведь ему милого брата, Всеволода.
Бились день. Бились другой.
На третий день, к полудню, пали стяги Игоревы. Тут братья разлучились, на берегу Быстрой-Каялы. Тут кровавого вина не хватило. Тут пир закончили храбрые русичи. Сватов напоили.
А сами полегли за землю русскую.
Никнет трава жалостью. А дерево в горе к земле преклонилось.
Какая-же, братья, невесёлая година настала. Какую пустотой силу накрыло.
Стала обида силой Даждьбога-внука.
Встала Девой на земле Троянской.
Заплескала лебедиными крыльями на синем море у Дона. Заплескалась. Прошли счастливые времена.
Усобица княжеская погано обернулась. Говорил ведь брат-брату: «это моё! И то моё-же!» И начали князья про малое-«это великое!» — молвить, и сами на себя крамолу ковать.
А поганые, со всех стран, приходили с победами на землю русскую.
О! Далеко залетел сокол, птиц избивая. К морю! А Игорева храброго полка не воскресить.
По нему всплакнула Карна.
И Жля поскакала по русской земле, огонь метая из пламенного рога.
Жёны русские заплакали, причитаючи: — «Уже нам своих милых мужей ни мыслею омыслить, ни думою одумать и очами оглядеть. А злата и серебра совсем не нашивать.»
И застонал, братья, Киев в горе. А Чернигов-в напастях. Тоска разлилась по русской земле. Печалью великой потекла среди земли русской.
А поганые, со своими победами, рыскали по русской земле, собирая дань по белке со двора.
Это ведь два храбрых Святославича-Игорь и Всеволод, ту лжу пробудили.
Которую усыпил было отец их-Святослав Грозный, великой киевской грозою. Навёл было трепет своими сильными полками и упругими мечами.
Вторгся в землю Половецкую. Притоптал холмы и овраги. Взмутил реки и озёра. Иссушил ручьи и болота.
А поганого Кобяка, из Лукоморья, от железных, великих полков-половецких, словно вихрь исторгнул.
И упал Кобяк в городе Киеве, в гриднице Святослава.
Тут немцы и венециане.
Тут греки и морава.
Поют славу Святославу.
Клянут князя Игоря. За то что погрузил богатство на дно Каялы. В реку половецкую русского злата насыпал.
Тут, Игорь-князь, пересел из седла злачёного в седло Кощея.
Приуныли по городам забралы. И веселье поникло.
А Святослав, смутный сон видел в Киеве на горах:
-«Эту ночь с вечера» — говорит – «Одевали меня чёрным покрывалом на кровати тисовой. Черпали мне синее вино, с потом смешаное. Сыпали мне, пустыми колчанами поганых иноверцев, крупный жемчуг на грудь. И нежили меня. Уже доски без конька, на моём тереме златоверхом. Всю ночь, с вечера, серые вороны вскрикивали у Плеснеска на лугу. Трепали дебри Кисани и уносились к синему морю.»
И ответили бояре князю:
-«Тебе, князь, горе, ум затмило. Ведь два сокола слетели с отчего златого престола в поисках города Тмутаракани. А либо-напиться шеломом из Дона. Уже соколам крылья подкоротили, поганых саблями. А самих опутали путами железными.»
Темно стало в тот день.
Два солнца померкли.
Оба багряных столпа погасли.
А с ними молодые месяцы.
Олег и Святослав тьмою заволоклись и в море погрузились.
И великий разгул начался.
На реке на Каяле тьма свет покрыла. По русской земле расползлись половцы, словно гадючье гнездо из моря Хинови.
Уже покрыл позор славу.
Уже навалилась нужда на волю.
Уже опустился Див на землю.
Вот уже готские красавицы-девы, высыпали на берег синего моря.
Звенят русским златом.
Воспевают время Бусово.
Лелеют месть Шаруканю.
А мы уже, дружина, не жаждем веселья!
Тогда, великий Святослав, изронил золотое слово, со слезами смешанное.
И сказал:
— «О мои сыночки – Игорь и Всеволод! Рано вы начали половецкую землю мечами пробовать.
А себе славы искать. С хитростью побеждали. Обманом кровь поганую проливали. Ваши храбрые сердца из упругой радуги выкованы, а в воздухе закалены.
Что вы сотворили моей серебряной седине?
А уже не видно власти сильного и богатого. И воинственного брата моего Ярослава с черниговскими боярами. С воеводами и с татранами.
И с ревугами и с ольберами.
И с шельбирами и с топчаками.
Которые без щитов. С засапожниками. Кличем полки покоряют, звоня в прадедовскую славу.
Похвалялись:
— «Мы всё сможем сами! Нынешнюю славу-сами возьмём! А прошлую-между собой поделим!»
А разве дивно, братья, старику помолодеть?
Когда сокол в азарте бывает, высоко птиц избивает. Не даст гнезда своего в обиду.
Но сё зло (то есть старость) – князья, нам не оправдание.
Наизнанку времена перевернулись.
Даже у Римова кричат под саблями половецкими.
А Владимир под ранами. Горе и тоска сыну Глебову.
Великий князь Всеволод!
Думаешь ты, ай нет, прилететь издалеча, отчего златого стола поблюсти?
Ты же можешь Волгу вёслами расплескать! А Дон – шеломами вылить!
Если бы ты прибыл, то была бы рабыня на готовне, а раб – на резаньи.
Ты ведь можешь насухую (натощак) живыми шереширами (шампурами) стрелять – удалыми сынами Глебовыми.
Ты, буй Рюрик! И Давыд!
Не вы-ли злачёными шеломами по крови плавали? Не ваша-ли храбрая дружина рычит как туры, раненые саблями калёными на поле незнакомом? Вступите, господа, в золотое стремя! За обиду сего времени! За землю русскую! За раны Игоревы! – буйного Святославича.
Галицкого Осмомысла, Ярослав!
Высоко сидишь на своём златокованном престоле. Подпёр горы Угорские своими железными полками. Перекрыл королевский путь. Закрыл к Дунаю ворота. Мечешь тяжбы через облака. Суды судишь до Дуная. Угрозы твои по землям текут. Отворяешь Киевские ворота. Стреляешь с отчего златого престола султанов иноземных.
Стреляй, господин, Кончака!
Поганого Кощея! За землю Русскую! За раны Игоревы! – буйного Святославича.
А Вы!
Буйные Роман и Мстислав!
Храбрая мысль носится в вашем уме от безделья. Высоко плаваете от безделья в воздухе. Как соколы на ветру тычетесь, захотев птицу в буйстве одолеть. У обоих у вас железные нагрудники под шлемами латинскими. От вас трещала земля и многие страны: Хинова. Литва. Ятвязи. Деремала. И половцы копья свои побросали и головы подставили под ваши мечи упругие.
Но уже князю Игорю померк солнечный свет. И дерево не по своей воле листву сронило…
По Роси и по Суле города поделили…
А Игорева храброго полка не воскресить.
Дон!
Ты, князь, звал!
И зовёшь князей на победу!
Ольговичи, храбрые князья, успели на брань!
Ингварь и Всеволод!
И все три Мстиславича!
Не плохого гнезда шестокрыльцы!
Не победными жребиями себе власть заслужили! На кой вам золотые шеломы, и нагрудники польские, и щиты? Загородите полю ворота своими острыми стрелами! За землю Русскую! За раны Игоревы! – буйного Святославича.
Уже ведь Сула не течёт серебряными струями к городу Переяславлю. И Двина болотом течёт, под энтим грозным половецким кличем поганых.
Единственный – же Изяслав, — сын Васильков. Позвенел своими острыми мечами о шеломы литовские. Перебил славу, деду своему – Всеславу. А сам под красными щитами, на окровавленной траве, прибит литовскими мечами.
И юность твоя в кровавой реке…
А дружину твою, князь, птицы крыльями приодели, а звери кровь полизали.
Недыло тут Братьев – Брячислава, ни другого – Всеслава. Единственный изронил жемчужную душу, из храброго тела, через золотое ожерелье.
Приуныли голоса. Поникло веселье. Трубы трубят городенские.
Ярослав!
И все внуки Всеславовы!
Уж опустите стяги свои. Воткните свои мечи, повреждённые. Уже ведь выскочили из дедовской славы. Вы ведь своими крамолами, часто наводите поганых на землю русскую, на жизнь Всеслава. Которая терпит теперь насилие от земли половецкой.
На седьмом веке Трояни, ударил Всеслав жребий о девицу, себе любу. Тоже хитростью подпёрся, конями. И прискакал к городу Киеву. И дотронулся древком золотого престола Киевского. Отскочил от них лютым зверем. За половину ночи из Белгорода, окутанного синим туманом. И этим – же утром зазвенел топорами. Открыл ворота Новгорода. Побил славу Ярославу, скакнув волком до Немиги с Дудуток.
На Немиге снопы стелют головами. Молотят цепами упругими. На току жизнь кладут. Веют душу от тела. Немиги, кровавые берега, не добром были засеяны. Засеяны костями русских сынов.
Всеслав – князь людей судил, князьям города дарил. А сам в ночь волком рыскал. Из Киева дорыскивал до курей Тмутараканских. Великому Хрисови волком путь перерыскивал.
Тому в Полоцке позвонят заутреню раннюю, у Святой Софии в колокола. А он в Киеве звон слышит. Хоть и вещая душа в грузном теле, но часто от бед страдал. Такому Вещий Боян и приклеил припевку.
Мудрый сказал:
— « Не хитрому, не бесподобному, не птице подобному, — суда божьего не миновать.
О! Стонет русская земля!
Вспоминает прошлые годы. И бывших князей. Того Старого Владимира, невозможно было пригвоздить к горам Киевским. Его нынче стяги, стали Рюриковы, и другие – Давыдовы.
Но в разные стороны их носы повёрнуты. Не в один голос, копья поют.
По Донцу, Ярославны голос слышится.
Кукушкой неузнанной, рано кукует:
— «Полечу» — говорит – «Кукушкой по Донцу. Намочу бобрян – рукав в Каяле – речке. Утру, князю, кровавые его раны, на крепком его теле.»
Ярославна рано плачет в Путивле за забралом причитаючи:
— «О! Ветер – ветрило! Почему, господин, насильно дуешь? Почему тычешь вражеские стрелки, со своего лёгкого крыла, на мово мужа воинов? Мало – ли тебе высоких гор? Под облаками веять? Лелеять корабли на синем море?
Почему, господин, моё веселье по ковылю развеял?»
Ярославна рано плачет Путивлю – городу на забрале причитаючи:
— «О! Днепр – Словутич! Ты пробил ведь каменные горы сквозь землю Половецкую. Ты лелеял ведь на себе Святослава насады до полков Кобяковых. Возлелей, господин, моего мужа ко мне, чтобы не слала к нему слёз на море спозаранку.»
Ярославна рано плачет к Путивлю – городу на забрале причитаючи:
— «Светлое и пресветлое Солнце! Всем тепло и красиво ты! Зачем – же, господин, направило горячие свои лучи на мужа воинов? В поле безводном жаждой им луки свело, горем им колчаны заткнуло?»
Брызнуло море полуночное. Идут с моря туманы. Игорю – князю, бог путь показывает, из земли половецкой, на землю русскую, к отчему златому столу.
Погасли вечерние зори. Игорь спит. Игорь бдит. Игорь мысленно поля мерит, от Великого Дона до малого Донца. Коня в полночь Овлур свистнул за рекой. Велит князю догадаться…
Князем Игорю не быть!
Позвала, стукнула земля. Зашумела трава. Вежи половецкие задвигались. А Игорь – князь, поскакал горностаем к тростнику. И белым лебедем на воду.
Врезался в хребет коня… и… соскочил с него босым волком. И побежал к лугу Донца… И полетел соколом под туманами, избивая гусей и лебедей, к завтраку, обеду и ужину…
Если Игорь соколом полетел, так Овлур волком побежал, отряхивая собой прохладную росу…
Загубили, ведь, своих быстрых коней.
Донец спросил:
— «Князь Игорь! Не мало тебе славы? А Кончаку досады? А русской земле веселья?»
Игорь ответил:
— «О! Донец! И тебе не мало славы, лелеявшему князя на волнах.
Подстилавшему ему зелёную траву, на своих серебряных берегах.
Укрывавшему его тёплыми туманами, в тени зелёных деревьев. Охраняя лебедем на воде, чайками на струях, чирками на волнах.»
— «Не такая» — говорит – «река Стугна. Плохую струю имея. Пожравши чужие ручьи и притоки. Расширившись к устью. – Унесла князя Ростислава, затворивши Днепр, грязью прибрежной.
Плачет мать Ростислава, по унесённому князю Ростиславу. Поникли цветы жалостью. И дерево горько к земле преклонилось.»
А! Не сороки застрекотали. По следу Игоря едут Гза с Кончаком. Тогда вороны не каркали. Галки примолкли. Сороки не стрекотали. По тростнику ползали только. Дятлы стуком путь к реке показывают. Соловьи, весёлыми песнями, рассвет возвещают.
Обращается Гза к Кончаку:
— «Раз сокол к Гнезду летит, соколёнка расстреляем своими золочёными стрелами.»
Отвечает Кончак Гзе:
— «Раз сокол к гнезду летит, соколёнка опутаем красавицей – девицей.»
И говорит Гза Кончаку:
— «Если его опутаем красавицей – девицей, не наш будет соколёнок. Не наша красавица – девица.
И начнут нас птицы Бить! – в поле – половецком.»
Сказал Боян о походах Святославовых, песнотворец старого времени, — Ярослава – Олега, княжеский:
— «Прекрасно… И трудно вам головы на плечах. Но вред от вас, телу обезглавленному – Русской земле без Игоря.»
Солнце светит на небесах…
Игорь князь! – В русской земле. Девицы поют по Донцу. Доносятся голоса через море до Москвы.
Игорь едет по Красной площади к храму Христа Спасителя.
Страны рады! Города веселы!
Пропевши песнь старым князьям, теперь молодым пропеть:
— «Слава Игорю Святославичу!
Буй – туру – Всеволоду!
Владимиру Игоревичу!
Да здравствуют князья и дружина! – пошедшие за христиан на поганые полки. Князьям Слава!
И дружи – Нипамящий.»
от автора: «В своей «Думе о полку Игореве» — я эту «Славу» — пропел. И очень жаль что до меня её пропеть никто не догадался.»

Далее следует второе произведение древней русской литературы 12 века: «Моление Даниила Заточника». Как и «Слово о Полку Игореве» — оно написано лично рукой князя Игоря. И в отличие от учёных – историков мне не нужно искать доказательства. Потому что сведения об этом, пришли ко мне по наследству от моего предка. А вот сам князь Игорь, старается напомнить потомкам о своей родословной: «от Старого Владимира – до нынешнего Игоря» и «помилуй меня – потомка Старого царя – Владимира». Единственное, о чём можно поспорить: «К кому – же из князей обращается автор «Моления»?» «Да конечно же ко мне. К своему прямому потомку и наследнику. Который волею судьбы, через 800 лет, оказался на его месте.»