Часть четвертая. "Искра." Сталинград. 1-е августа 1942-го года.
Виталий Луговой Возрастные ограничения 16+
После уничтожения Крымского фронта и потери Севастопольского Оборонительного Района, Красная Армия продолжила отступление вглубь территории Советского Союза. К июню 1942-го года советско-германский фронт оказался ослаблен из-за провала весеннего наступления под Харьковом. К 28-му июня немецкая 4-я танковая армия генерала Гота прорвала линию обороны между Курском и Харьковом и вышла к реке Дон. К 3-му июля немецкие войска частично заняли Воронеж и устремились на войска Тимошенко, которые обороняли направление на Ростов, тем самым охватывая части Красной Армии с севера. Пройдя с боями за 10 дней почти 200 километров, танковая армия вышла на юг между Донцом и Доном, а 23-го июля, нанеся поражение советским войскам, захватила Ростов. После падения Ростова перед Гитлером открылись сразу два направления для развития дальнейшего захвата Советского Союза. Фюрер решил разделить наступавшие немецкие войска на две группы армий, тем самым планируя захватить Бакинскую нефть на Кавказе и важнейший транспортный узел на Волге, город, носящий имя вождя советского народа, Сталинград. По замыслу немецкого командования группа армий «А» под командованием генерал — фельдмаршала Вильгельма Листа должна была окружить и уничтожить советские войска Южного фронта, отошедшие за Дон восточнее и юго-восточнее Ростова, и овладеть Северным Кавказом, а затем, разделившись на две группы войск, обойти Большой Кавказ одной группой с запада, захватив Новороссийск и Туапсе, а другой группой — с востока, овладев нефтеносными районами Грозного и Баку. Немцы делали расчет на то, что терские казаки и чеченские повстанческие соединения, враждебно настроенные к советской власти, выступят против Красной Армии на стороне Германии. А группа армий «В» под командованием фельдмаршала фон Вейхса должна была осуществить вспомогательный удар на Сталинград, перерезав тем самым важнейшие транспортные, железнодорожные и водные коммуникации.
С того дня, когда раненых пограничников, защищавших Генуэзскую крепость, эвакуировали из гибнущего Севастополя, прошло без малого полтора месяца. Севастополь пал, Крым был потерян, а защитники города брошены на произвол судьбы своим командованием, которое бежало из осажденного города еще 1-го июня. Немногим удалось эвакуироваться из Крыма, большая часть погибла там, на берегу моря, многие оказались в плену, а некоторые ушли к партизанам. Мне повезло в очередной раз, я снова обманул смерть и отделался сравнительно легко в тот последний бой за крепость. Меня доставили в госпиталь города Кисловодска, который так же как и все медицинские учреждения был переполнен. Пара сломанных ребер, вывих правой руки, осколок в спине и контузия. Осколок, кстати, хирурги достать так и не смогли, настолько он был мал и глубоко вонзился в плоть. Он сидит во мне по сей день, и будет до конца дней вызывать в моей голове кошмары по ночам, заставляя вскакивать в холодном поту и рыскать руками по постели, пытаясь нащупать автомат, хотя, когда я рассказывал об этом внуку, мне шел уже 91-й год. Не любил я вспоминать войну и говорить о ней. Даже на школьные собрания ходил очень редко, хотя меня и многих фронтовиков приглашали в школы почти на каждый День Победы. Мы с товарищами встретимся, посмотрим на салют, тихонько опрокинем по стопке в память о тех, кто не дожил, и договариваемся встретиться тут снова через год. Но с каждым годом нас приходило все меньше, меньше и меньше. А теперь уж не осталось никого. И я уже давно стою с ними в одном строю. Но тогда, в июле 1942-года, когда я снова оказался на больничной койке, мне казалось, что в следующий раз госпожа удача не станет улыбаться мне в очередной раз, а, отведя свой взгляд в сторону, молча, отвернется от меня. Но этого не случилось, зато произошло другое значимое событие, изменившее всю мою дальнейшую военную службу и показавшую мне войну с совершенно иной, скрытой от посторонних глаз, стороны. В этот день в мою палату зашел человек и тихо сел возле моей постели, его шаг был не слышен, а движения имели кошачью грацию. Он собирал новую группу, и я оказался в её числе.
И с этого дня для меня начиналась другая война. Война за линией фронта.
В окно госпиталя уже пробирались первые солнечные лучи, заглядывая в каждый уголок больничной палаты, в которой ещё спали раненые солдаты. Дверь аккуратно отворилась, и в палату вошёл человек. Бесшумно ступая по старому скрипучему полу, переставляя ногу с пятки на носок, под его сапогом не скрипнула ни единая половица. Аккуратно ступая между рядов кроватей со спящими бойцами, человек остановился возле одной койки в самом углу палаты, на которой мирно спал молодой солдат с перевязанным торсом и забинтованной правой рукой. Зрачки под веками бойца мотались из стороны в сторону, а губы шевелились в неслышном боевом крике. Человек взял стул, поставил его возле койки и присел, продолжая внимательно рассматривать бойца. Словно почувствовав на себе взгляд незнакомца, солдат открыл глаза и уставился на возникшего перед ним офицера госбезопасности.
— Спишь, значит? — спокойно спросил офицер.
— Вы кто?- спросил солдат у незнакомца.
— Как себя чувствуешь? — словно не услышав вопрос, спросил офицер.
— В порядке, — настороженно ответил раненый, — бок только побаливает, но в целом готов вернуться в строй.
— Такого ответа я и ожидал от тебя, Юрий, — похвалил офицер.
— Кто вы? — снова переспросил Юра, — я арестован?
— Не говори глупости, — успокоил незнакомец, — моё имя тебе известно, и я здесь для того, чтобы забрать тебя. Забрать в свою группу, я сотрудник главного разведовательного управления Генштаба РККА, подполковник Алексей Давыдов, — представился офицер, — ты выполнял задание в Крыму в группе Виноградова, а эту операцию курировал я.
— А, точно, — Луговой задумался, — командир упоминал вас, когда зазывал меня к себе в разведгруппу, я припоминаю.
— Немец скоро будет в Кисловодске, потерян Ростов, на очереди Сталинград и Кавказ, работы у нас будет выше крыши. Я собираю разведывательно- диверсионную группу для работы в тылу, возглавит её тот, с кем тебе уже приходилось работать, лейтенант Николай Виноградов.
— Он жив? — обрадовался Юра.
— С ним все в порядке, — заверил Давыдов, — Николай ждёт твоего возвращения, группа почти сформирована, остался ещё один человек. Твой старый друг.
— Неужели вы и Семена в группу включите? — удивился Юра.
— Нет, это не Семен, — улыбнулся Давыдов, — скоро вы с ним встретитесь, — сказал Алексей и встал со стула.
— На сборы 30 минут, на улице ждёт машина, — объявил Давыдов и направился к двери, — сейчас зайдет медсестра и снимет с тебя бинты, а то ты как мумия египетская, ей богу.
— Товарищ подполковник, а что с моим полком? — спросил Луговой.
Давыдов остановился, схватив дверную ручку, пару секунд простоял неподвижно, опустив голову, а затем повернулся к Юрию.
— Теперь ты не пограничник, — сказал Давыдов, — теперь ты диверсант. — Собирайтесь, старший сержант, у нас много работы, — и Алексей вышел в коридор.
— Я сержант, — поправил офицера Юра.
— Уже нет, – донесся из-за двери удаляющийся голос Давыдова.
Вскоре в палату вошла медицинская сестра и помогла Юрию снять повязки с груди, на которой еще оставался огромный лиловый синяк. Ребро еще продолжало побаливать, но боль была терпимой. Луговому уже не терпелось выйти на улицу и отправиться вместе с Давыдовым к тому, кого он назвал « его старым другом». Видит бог, что впереди его ждала очень интересная и опасная работа. Закончив с бинтами и получив на складе новое обмундирование, старший сержант Луговой вышел на лестницу и увидел стоящую неподалеку полуторку, Давыдов курил рядом с машиной, ожидая Юрия.
— Готов? – туша каблуком окурок, сказал Алексей, – запрыгивай в кузов, сейчас на аэродром поедем.
— На аэродром? – переспросил Юра, – а куда полетим?
— В Сталинград, – ответил Давыдов и уселся в кабину, машина двинулась вперед, а через сутки самолет приземлился на аэродроме Гумрак под Сталинградом.
Волга. Война занесла меня в то место, которое я мечтал увидеть с самого детства. И сейчас я находился всего лишь в двух километрах от этой красивой, древней русской реки. Сталинград встретил меня теплым солнечным днем, город был красивым и зеленым, ходили трамваи, вокруг сновали люди, девушки в белых платьях улыбались идущей им навстречу походной колонне красноармейцев. Война еще не ворвалась на улицы этого красивого города, о ней напоминали лишь установленные зенитные орудия в парке недалеко от здания вокзала. Но немцы уже были на дальних подступах к Сталинграду и рвались к Дону, стремясь выйти к мосту через реку в районе хутора Калач, тесня советские войска, и их наступление разворачивалось весьма успешно. Немецкое командование планировало нанести охватывающий удар по флангам Красной Армии и после взятия моста через Дон, у хутора Калач, стремительным броском с ходу захватить Сталинград. На рассвете 23- июля северная группировка вермахта перешла в стремительное наступление превосходящими силами в район Верхне-Бузиновка, Манойлин, Каменский. При поддержке самолетов 4-го воздушного флота Люфтваффе, немецкие войска атаковали дивизии 62-й армии— 33-ю гвардейскую, 192-ю и 184-ю стрелковые дивизии. Советские части яростно обороняли свои позиции, но в конечном итоге превосходящий в живой силе и технике противник сумел прорвать линию обороны 192-й стрелковой дивизии на участке Клетская, Евстратовский и вышел к населенному пункту Платонов. В полосе обороны 33-й гвардейской стрелковой дивизии враг продвинулся на 15 км, вклинился в советскую оборону и овладел районом совхоза «1 Мая». На следующий день, подтянув свежие силы, немецкие танки с десантом на борту ворвались в Верхне – Бузиновку, где находились штабы 192-й и 184-й стрелковых дивизий, а так — же полевые госпитали, началась срочная эвакуация раненых. Танки с пехотой с ходу открыли огонь по отступающим советским медсанбатам, отрезая их от путей отхода. В бой с атакующим противником вступили штабы советских дивизий, а также курсанты и врачи, пока медсестры и женщины- врачи эвакуировали раненых. Как позже вспомнит один из выживших медработников, немецкие танки и огнеметчики расстреливали и выжигали раненых и медперсонал. Немцы в ходе двухдневных боев окружили в районе Евстратовский, Майоровский, Калмыков 192-ю, 184-ю стрелковые дивизии, 84-й и 88-й гвардейские полки 33-й гвардейской стрелковой дивизии, 40-ю танковую бригаду, 644-й танковой батальон и три артполка и захватили Верхне-Бузиновку, Осиновку, Сухановский. Части немецких 3-й и 60-й моторизованных дивизий прорвались в районы Скворина и Голубинского, выйдя к р. Дону и обойдя правофланговые соединения 62-й армии. В то же время 16-я танковая и 113-я пехотная дивизии прорвались к р. Лиска в районе Качалинской. Это привело к тому, что фронт 62-й армии был прорван. Части правого фланга попали в окружение. Они были объединены в оперативную группу во главе с полковником К. А. Журавлевым и вели тяжелые оборонительные бои. Левый фланг 62-й армии был глубоко охвачен с севера немецкими войсками. Немецкое командование стремилось полностью окружить 62-ю армию и уничтожить её. Командование 62-й армии, чтобы ликвидировать прорыв, удержать переправу через Дон в районе Калача, 25 июля ввело в бой силы 196-й стрелковой дивизии с 649-м танковым батальоном. Таким образом, положение Красной Армии становилось катастрофическим, над войсками нависла угроза полного уничтожения, так как войска вступали в бой, не успев закончить рассредоточение, а тыловые части не поспевали за передовыми, ощущалась острая нехватка боеприпасов. К 26 июля передовые части немцев вышли к Дону. Командование Сталинградского фронта организовало контрудар, в котором принимали участие подвижные соединения резерва фронта, а также ещё не закончившие формирование 1-я и 4-я танковые армии. Танковые армии были новой штатной структурой в составе Красной Армии. Неясно, кто именно выдвинул идею их формирования, но в документах первым эту мысль озвучил перед Сталиным начальник Главного автобронетанкового управления Я. Н. Федоренко. В том виде, в котором танковые армии задумывались, они просуществовали достаточно недолго, впоследствии претерпев серьёзную реструктуризацию. Но то, что именно под Сталинградом появилась такая штатная единица — это факт. 1-я танковая армия наносила удар из района Калача 25 июля, а 4-я — от станиц Трёхостровская и Качалинская 27 июля.
Ожесточённые бои на этом участке длились до 7–8 августа. Деблокировать окружённые части удалось, однако разгромить наступавших немцев не получилось. Негативное влияние на развитие событий оказало и то, что уровень подготовки личного состава армий Сталинградского фронта был невысоким, а также были допущены ошибки командирами подразделений в координации действий.
Полуторка остановилась, Давыдов выбрался из кабины и, сказав Юрию ожидать его возвращения, направился в штаб 10-й дивизии НКВД. Юрий остался ждать у грузовика, озираясь по сторонам. Пока машина ехала по Сталинграду, Луговой успел немного рассмотреть этот красивый и зеленый город, ему тут нравилось, но увидеть желанную Волгу у Юры пока так и не получалось. За разговорами с водителем Луговой не заметил, как за спиной у него оказался человек, который находился там уже две минуты, тихонько наблюдая за бойцом. И вот он окликнул бойца.
— Младший сержант Луговой, кругом! – раздалось за спиной у Юры, который от неожиданности развернулся и вытянулся перед окликнувшим его человеком.
Но увидев знакомое и довольное лицо того, кто окликнул его, солдат по — началу не поверил своим глазам, но через несколько секунд расплылся в радостной улыбке, перед ним, держа на плече снайперскую винтовку Мосина, стоял его старый друг.
— Саня?! Это ты?! – воскликнул Луговой, – как же я рад видеть тебя, чертяка!
— Юрок! – Соколов протянул бойцу руку, друзья обнялись, – живой говнюк, а я уже похоронил тебя год назад, думал все, не довезут тебя!
— Довезли, как видишь, – Юрий был рад видеть Сокола, последняя их встреча была год назад еще на румыно-молдавской границе, тогда Лугового тяжело ранило при атаке на мост, он попал в госпиталь и о дальнейшей судьбе Александра ничего не знал, – а как ты, где ты, как Микола и остальные наши?
— Погиб наш Микола, – Сокол опустил глаза, – под Одессой шальной осколок прямо в висок угодил.
— Эх, жаль Рудко, – Луговой снял пилотку, – хороший был мужик.
— Помянем позже, а сейчас расскажи, где ты был все это время, – Сашок похлопал друга по плечу.
— После Прута переправили за Днестр в госпиталь, потом Одесса, оттуда в Севастополь, там подлечили и в погранполк прикомандировали, там, в крепости, при немецкой атаке на нас стена рухнула, почти все полегли, рыбаки помогли раненых вывезти, опять госпиталь, и вот я здесь, – рассказал Юра, – а где был ты?
— Ну, когда войска покинули Молдавию, я оказался в Одессе, там мне ногу подлечили и на фронт. Ох, и дубасили же нас тогда немцы, но, а мы ничего, держались. Там и ополчение местное вместе с нами в окопах было. Представляешь, мальчонка совсем, лет двенадцати, с папкой на передовой, папка за пулеметом, а пацаненок патроны подносит. Потом убило папку, а тут артиллерия, нас, как дерьмо, с землей смешала, а потом танки. Так все, кто в живых остались, гранаты, горючки в руки и на них. И пацаненок тот схватил гранату и под танк залез, у меня каждую ночь эта картина перед глазами стоит. Потом приказ отступать, Микола тогда со мной был, его почти сразу убило. Ночью заплутали, а тут немцы налетели, меня по башке прикладом, очнулся в плену. К утру охрану перерезали и сбежали, потом с артиллеристами у Мекензиевых гор воевали,134-й гаубичный полк, они почти все там полегли, а я опять пулю поймал и контузию, ну меня в Новороссийск, а после уж тут оказался.
— Надо же, Сокол, так мы с тобой все это время где-то рядышком воевали, – выслушав друга, сказал Луговой.
— Получается так, – ответил Сашок – слушай, Юрок, – Сокол понизил голос и спросил шепотом, – а кто этот хрен, подполковник? Он меня прям с передовой выдернул, я уж думал все, сейчас с меня за плен спросят, а он говорит, мол, выйди на улицу, тебя там ждут, выхожу, смотрю и глазам не верю, ты стоишь с травинкой в зубах.
— Мне кажется, я догадываюсь, в чем тут дело, – ответил Юра, – сейчас выйдет, сам все расскажет.
Спустя полчаса вернулся Давыдов и, не вдаваясь ни в какие подробности, приказал грузиться в полуторку. Переглянувшись, бойцы, молча, залезли в грузовик, и машина двинулась по дороге, отдаляясь от штаба, а позже выехала за пределы Сталинграда, дымя пылью по степной дороге, и через час прибыла в небольшой военный лагерь недалеко от станции Воропоново.
— Куда это нас привезли? – спрыгнув из кузова грузовика, спросил Соколов.
— Не знаю, – осматриваясь по сторонам, ответил Юра, – я знаю не больше тебя.
— Следуйте за мной, – коротко бросил Давыдов и первым направился к КПП, бойцы, молча, последовали за ним.
Дежурный на КПП, увидев знакомого подполковника, поспешил открыть шлагбаум и отдать воинское приветствие, а три человека прошли на территорию неизвестного военного гарнизона. Ребята успели рассмотреть несколько штабных палаток, небольшое здание и полосу препятствий, по которой бегали человек пятнадцать бойцов, а также где-то неподалеку были слышны автоматные и пистолетные выстрелы, видимо тут недалеко находилось стрельбище. Подойдя к деревянной постройке, которая, по всей видимости, когда- то была каким-то сараем, Давыдов остановился.
— Добро пожаловать в разведшколу, бойцы, – сказал Алексей, – с этого дня я являюсь вашим непосредственным начальником, а вы поступаете в мое распоряжение. Выбрал я именно вас неслучайно: старший сержант Луговой, вы хорошо зарекомендовали себя в Крыму, лейтенант Виноградов лично поручился за вас, вижу, сработались вы отлично, и сложное задание смогли выполнить успешно, а вас, Соколов, мне рекомендовали как превосходного снайпера, к тому же, как я выяснил, вы служили в одном подразделении и знакомы друг с другом. Мне было поручено собрать разведгруппу из опытных солдат — пограничников, подготовка у вас хорошая, осталось обучить кое-чему дополнительно. В составе группы кроме вас будут еще трое, командиром назначен лейтенант Виноградов, он прибудет чуть позже. А пока вот ваше временное расположение, – Алексей указал бойцам на сарай, — приводите его в порядок и обживайте, все необходимое вам предоставят, вольно, разойдись,- подполковник повернулся и направился к зданию в центре территории школы, оставив ошалевших товарищей в одиночестве.
— Вот так приплыли, – только и смог выдавить из себя удивленный Александр, – разведшкола, твою мать.
— Да уж, – ответил Луговой, осматривая сарай, – хоромы он нам выделил, конечно, барские.
— Погодь, так ты знал об этом? – подозрительно взглянул на друга Сокол.
— О чем ты? – спросил Юра.
— Что из нас, разведчиков, собрались делать, ты ведь знал этого подполковника, и он сказал, что тебя лично какой-то Винокуров рекомендовал ему? – допрашивал друга Александр.
— Виноградов, – поправил Луговой, – Виноградов рекомендовал. Да, я знал об этом, он приезжал в Крым, курировал одну операцию, перед тем как немцы на крайний штурм Севастополя пошли. Я тогда его не видел, только фамилию слышал, ну, меня там взяли в группу, Николай поспособствовал, а я туда не особо рвался. В общем, после приключений в тылу сработались мы сильно, и он обещал словечко за меня замолвить, потом все псу под хвост пошло. А пару дней назад в госпитале глаза открываю, а этот Давыдов прям передо мной стоит, собирайся, мол, поехали. Вот такие дела, Саня, – закончил рассказ Луговой.
— Вот так вляпался, – покачал головой Соколов, – а ты молчал про ваши похождения.
-Прости, что не рассказал сразу, сам понимаешь, – извинился Юра.
— Понимаю, – кивнул Сокол, – ну что ж, значит разведка?
— Так точно, младший сержант Соколов, – Луговой похлопал друга по плечу, – разведка.
Отложив в сторону свои пожитки и вооружившись метлами, молотками и гвоздями, ребята приступили к наведению порядка в своем новом расположении, преображая постепенно этот сарай в небольшую казарму. Сколотили несколько тумбочек, расставили три двухъярусные кровати, которые ребятам помогли принести другие бойцы, застеклили два маленьких окошка, и к следующему полудню сарай превратился в небольшое, но уютное жилое помещение, а Соколов даже умудрился раздобыть старый патефон и две пластинки к нему. Вечером пришел Давыдов, осмотрел проделанную работу, отобрал патефон и удовлетворительно кивнул, оценив новую казарму, а утром велел в полном составе явиться к нему. Юрий отдыхал на нижнем ярусе кровати, и его уже начинало клонить в сон, а Сокол сидел на улице и курил уже в который раз, перечитывая письмо от сестры, которое он получил две недели назад, над школой уже сгустились сумерки. Вдруг Юрия привел в чувство громкий звук, как будто что-то тяжелое рухнуло на землю, и за приоткрытой дверью послышалась возня. Юра насторожился, звуки за дверью стихли.
— Сокол, ты чего там с табуретки навернулся? — спросил Юра, но ответа не последовало.
— Саня, не смешно, ты чего притих? – снова позвал друга Луговой, но в ответ тишина.
Почуяв неладное, боец нащупал под тумбой молоток, аккуратно слез с койки и босиком, стараясь не издавать шума, двинулся к двери. Выглянув в щель и не увидев Соколова, Юра забеспокоился, что за ерунда тут происходит, либо кто-то решил развлечься, либо… Продолжить свою мысль сержант не успел, так как выйдя из-за двери на него из темноты тут же кто- то набросился и выбил из руки молоток. Луговой упал на живот, а сверху на него навалилась тяжелая туша, сильные руки обхватили шею Юры и начали больно ее сдавливать. В глазах начало мутнеть, поплыли разноцветные круги, Луговой нащупал лежащее рядом поленце и ударил им человека по голове. Незнакомец застонал от боли и отшатнулся, а Юра набросился на него и повалил на землю, собираясь жестоко разделаться с диверсантом, но, когда глаза понемногу привыкли к темноте, Луговой сумел рассмотреть в нападавшем знакомое лицо.
— Ты дурак что ли совсем, – воскликнул Юра, – я же тебя чуть не прибил, лейтенант!
— Расслабились вы тут на тыловых харчах, я смотрю, – ответил Виноградов, держась за ушибленную голову, – если бы не этот дрын, я бы тебя придушил, – и улыбнулся, – ну, здарова, рад видеть тебя живым и здоровым!
— Здравия желаю, товарищ лейтенант, – Луговой пожал руку командиру, – значит снова вместе?
— Верно, а ты молодец — таки, не растерялся, – похвалил Николай. – но кое — чему подучиться все равно придется.
— Раз надо, значит, поучимся, – ответил Луговой, – а где мой снайпер?
— Рома! – позвал командир, – выходите!
Из-за угла казармы вышел Васильев, а следом, потирая шею, вывалился Сокол, которого подкравшийся в темноте Роман обезвредил и отволок во мрак, пока Виноградов пытался выманить Юру.
— Привет, Юрок, – улыбался Роман, – давно не виделись, а хорошо ты лейтенанта приложил, – и засмеялся.
— Ну, вы клоуны, ей богу, – покачал головой Луговой, – здравствуй, Романыч, значит, вся кодла в сборе, а где старшина?
— Нет старшины, – тихо ответил Николай, – не выбрался из Крыма.
— Жаль Мясникова, а где еще один, Давыдов говорил, что нас пятеро будет? – спросил Юра.
— Он тут, эй, басота, – позвал Виноградов, – выходи!
Из темноты вышел высокий боец и уставился на Лугового и Соколова.
— Закончили своё Шапито, товарищ командир? – спросил он.
— Закончили, – ответил Виноградов, – ну что, давайте знакомиться, меня вы все уже знаете, сержант Роман Васильев и старший сержант Юрий Луговой, с ними мы еще с Севастополя знакомы, успели там вместе покуралесить, этот боец, младший сержант Александр Соколов, наш орлиный глаз, снайпер от бога, наслышан я, как ты на границе за румынскими офицерами охотился и в дуэлях бил без промаха, молодец. А это выпускник московской школы особого назначения НКВД, сержант Петр Агафонов, прошу любить и жаловать.
После взаимных рукопожатий разведгруппа зашла внутрь своего нового расположения. Оценив убранство маленькой казармы, Виноградов одобрительно кивнул, похвалив Сокола и Лугового, а Петр сразу развалился на своей койке.
— Неплохо вы тут обустроились, – осмотрелся командир, – молодцы.
— Спасибо, командир, – ответил Юрий, – скажи, а из наших кто еще жив остался?
— Насколько я знаю, Юра, наш полк из Севастополя не выбрался. Рубцов, Ружников, Саша Мартынов, Гришка Орлов — все погибли, – сняв фуражку, ответил Виноградов.
— Столько сил было вложено, столько жизней потеряно, а что в итоге, командир? – Юра зло уставился на Николая, – просрали все в итоге, только людей напрасно потеряли, а командование все смылось, поджав хвосты!
— Ты с такими разговорами знаешь, куда иди, старший сержант! – прикрикнул Виноградов, – я там вместе с тобой пули ловил и друзей терял, чего ты мне это выговариваешь!
— Прости, командир, – Юра облокотился на столик и потер ладонями лицо, – действительно, что-то я набросился на вас.
— Ты думаешь, я не понимаю ничего? — Николай ударил кулаком в стену, – я всю группу там оставил, только ты и Роман выжили, ты не мне это высказывай, а генералам нашим, которые весь гарнизон бросили на погибель! – кивнул в ответ Луговой.
— Ладно, не будем ссориться, пустое это, – закончил спор Виноградов и полез в свой вещмешок, – давай лучше ребят помянем, всех наших, кто там остался, – на столе оказалась фляга, две банки тушенки, шмат сала и половинка буханки хлеба, – эй, мужики, давайте к столу.
Группа расселась вокруг маленького грубо сколоченного столика. Взяли стаканы, вспомнили погибших друзей и выпили, не чекаясь.
На следующий день разведчики приступили к изнурительным тренировкам. Бег по пересеченной местности с полной выкладкой, стрельба, рукопашный бой. Инструктора учили диверсантов пользоваться взрывчаткой, изучали немецкую форму и знаки различия частей вермахта, войск СС и полицейских подразделений. Проходили тренировки по сборке-разборке немецкого и румынского вооружения, изучалась матчасть немецкой техники по плакатам, а также каждого учили пользоваться радиостанцией.
Так прошел почти месяц, фронт все ближе подступал к Сталинграду, вермахт теснил советские войска, а немецкое командование, полное решимости, было уверено, что город в самые короткие сроки постигнет участь Севастополя. Разведшкола была перенесена за Волгу, а 6-я армия генерала Паулюса подошла к Сталинграду на расстояние пяти километров.
23-го августа 1942-го года город подвергся самой разрушительной бомбардировке за всю историю Сталинградской битвы, 4-й воздушный флот Люфтваффе обрушил на город всю свою мощь, буквально смешав город с землей. После фугасных бомб, сносивших каркасы жилых домов до основания, в ход пошли зажигательные, которые устроили в Сталинграде многочисленные пожары. В течение полдня бомбардировки в Сталинграде было уничтожено больше половины жилого фонда, а деревянные постройки выгорели дотла. Когда-то цветущий город был превращен в горящий ад, огненный вихрь снес центральные районы города и перекинулся на окраины. Город оказался похож на выжженные руины с небольшими островками едва уцелевших домов и рядами печных труб. В первую бомбардировку погибло почти 40 000 мирных жителей, казалось, что охваченный огнем Сталинград больше не сможет сопротивляться, и немецким войскам останется лишь пройти победоносным маршем по площадям Сталинграда, но, в конечном счете, этого не произошло. С того дня, когда город снесло первой бомбардировкой, начался переломный момент в истории Второй Мировой войны – Сталинградская Битва, которая развернет немецкую военную машину от берегов Волги и начнет гнать ее прочь с захваченной территории СССР. Но до этого момента Сталинград более полугода будет висеть на волоске, и на его защиту встанут все: солдаты, курсанты, старики, женщины и дети, которые работали на фортификационных работах, рыли окопы, траншеи и противотанковые рвы, занимались маскировкой оборонительных позиций, а также были привлечены на заводы для производства боеприпасов и военной техники для фронта.
29-го августа в Сталинград прибыл заместитель Главнокомандующего армией, генерал армии Георгий Жуков, а уже 3-го сентября Сталин прислал Жукову телеграмму: «Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. Потребуйте от командующих войсками, стоящими к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь сталинградцам».
В немецком тылу советской разведкой развернулась деятельность подпольщиков, в число которых входили и дети. Приказом начальника оперативной группы разведотдела УНКВД СССР по Сталинградской области, сформировано несколько разведывательно-диверсионных групп для работы в тылу. Разведгруппа старшего лейтенанта Виноградова направлена за линию фронта, в Серафимовичевский район, для сбора информации о противнике и организации ячейки подполья.
С того дня, когда раненых пограничников, защищавших Генуэзскую крепость, эвакуировали из гибнущего Севастополя, прошло без малого полтора месяца. Севастополь пал, Крым был потерян, а защитники города брошены на произвол судьбы своим командованием, которое бежало из осажденного города еще 1-го июня. Немногим удалось эвакуироваться из Крыма, большая часть погибла там, на берегу моря, многие оказались в плену, а некоторые ушли к партизанам. Мне повезло в очередной раз, я снова обманул смерть и отделался сравнительно легко в тот последний бой за крепость. Меня доставили в госпиталь города Кисловодска, который так же как и все медицинские учреждения был переполнен. Пара сломанных ребер, вывих правой руки, осколок в спине и контузия. Осколок, кстати, хирурги достать так и не смогли, настолько он был мал и глубоко вонзился в плоть. Он сидит во мне по сей день, и будет до конца дней вызывать в моей голове кошмары по ночам, заставляя вскакивать в холодном поту и рыскать руками по постели, пытаясь нащупать автомат, хотя, когда я рассказывал об этом внуку, мне шел уже 91-й год. Не любил я вспоминать войну и говорить о ней. Даже на школьные собрания ходил очень редко, хотя меня и многих фронтовиков приглашали в школы почти на каждый День Победы. Мы с товарищами встретимся, посмотрим на салют, тихонько опрокинем по стопке в память о тех, кто не дожил, и договариваемся встретиться тут снова через год. Но с каждым годом нас приходило все меньше, меньше и меньше. А теперь уж не осталось никого. И я уже давно стою с ними в одном строю. Но тогда, в июле 1942-года, когда я снова оказался на больничной койке, мне казалось, что в следующий раз госпожа удача не станет улыбаться мне в очередной раз, а, отведя свой взгляд в сторону, молча, отвернется от меня. Но этого не случилось, зато произошло другое значимое событие, изменившее всю мою дальнейшую военную службу и показавшую мне войну с совершенно иной, скрытой от посторонних глаз, стороны. В этот день в мою палату зашел человек и тихо сел возле моей постели, его шаг был не слышен, а движения имели кошачью грацию. Он собирал новую группу, и я оказался в её числе.
И с этого дня для меня начиналась другая война. Война за линией фронта.
В окно госпиталя уже пробирались первые солнечные лучи, заглядывая в каждый уголок больничной палаты, в которой ещё спали раненые солдаты. Дверь аккуратно отворилась, и в палату вошёл человек. Бесшумно ступая по старому скрипучему полу, переставляя ногу с пятки на носок, под его сапогом не скрипнула ни единая половица. Аккуратно ступая между рядов кроватей со спящими бойцами, человек остановился возле одной койки в самом углу палаты, на которой мирно спал молодой солдат с перевязанным торсом и забинтованной правой рукой. Зрачки под веками бойца мотались из стороны в сторону, а губы шевелились в неслышном боевом крике. Человек взял стул, поставил его возле койки и присел, продолжая внимательно рассматривать бойца. Словно почувствовав на себе взгляд незнакомца, солдат открыл глаза и уставился на возникшего перед ним офицера госбезопасности.
— Спишь, значит? — спокойно спросил офицер.
— Вы кто?- спросил солдат у незнакомца.
— Как себя чувствуешь? — словно не услышав вопрос, спросил офицер.
— В порядке, — настороженно ответил раненый, — бок только побаливает, но в целом готов вернуться в строй.
— Такого ответа я и ожидал от тебя, Юрий, — похвалил офицер.
— Кто вы? — снова переспросил Юра, — я арестован?
— Не говори глупости, — успокоил незнакомец, — моё имя тебе известно, и я здесь для того, чтобы забрать тебя. Забрать в свою группу, я сотрудник главного разведовательного управления Генштаба РККА, подполковник Алексей Давыдов, — представился офицер, — ты выполнял задание в Крыму в группе Виноградова, а эту операцию курировал я.
— А, точно, — Луговой задумался, — командир упоминал вас, когда зазывал меня к себе в разведгруппу, я припоминаю.
— Немец скоро будет в Кисловодске, потерян Ростов, на очереди Сталинград и Кавказ, работы у нас будет выше крыши. Я собираю разведывательно- диверсионную группу для работы в тылу, возглавит её тот, с кем тебе уже приходилось работать, лейтенант Николай Виноградов.
— Он жив? — обрадовался Юра.
— С ним все в порядке, — заверил Давыдов, — Николай ждёт твоего возвращения, группа почти сформирована, остался ещё один человек. Твой старый друг.
— Неужели вы и Семена в группу включите? — удивился Юра.
— Нет, это не Семен, — улыбнулся Давыдов, — скоро вы с ним встретитесь, — сказал Алексей и встал со стула.
— На сборы 30 минут, на улице ждёт машина, — объявил Давыдов и направился к двери, — сейчас зайдет медсестра и снимет с тебя бинты, а то ты как мумия египетская, ей богу.
— Товарищ подполковник, а что с моим полком? — спросил Луговой.
Давыдов остановился, схватив дверную ручку, пару секунд простоял неподвижно, опустив голову, а затем повернулся к Юрию.
— Теперь ты не пограничник, — сказал Давыдов, — теперь ты диверсант. — Собирайтесь, старший сержант, у нас много работы, — и Алексей вышел в коридор.
— Я сержант, — поправил офицера Юра.
— Уже нет, – донесся из-за двери удаляющийся голос Давыдова.
Вскоре в палату вошла медицинская сестра и помогла Юрию снять повязки с груди, на которой еще оставался огромный лиловый синяк. Ребро еще продолжало побаливать, но боль была терпимой. Луговому уже не терпелось выйти на улицу и отправиться вместе с Давыдовым к тому, кого он назвал « его старым другом». Видит бог, что впереди его ждала очень интересная и опасная работа. Закончив с бинтами и получив на складе новое обмундирование, старший сержант Луговой вышел на лестницу и увидел стоящую неподалеку полуторку, Давыдов курил рядом с машиной, ожидая Юрия.
— Готов? – туша каблуком окурок, сказал Алексей, – запрыгивай в кузов, сейчас на аэродром поедем.
— На аэродром? – переспросил Юра, – а куда полетим?
— В Сталинград, – ответил Давыдов и уселся в кабину, машина двинулась вперед, а через сутки самолет приземлился на аэродроме Гумрак под Сталинградом.
Волга. Война занесла меня в то место, которое я мечтал увидеть с самого детства. И сейчас я находился всего лишь в двух километрах от этой красивой, древней русской реки. Сталинград встретил меня теплым солнечным днем, город был красивым и зеленым, ходили трамваи, вокруг сновали люди, девушки в белых платьях улыбались идущей им навстречу походной колонне красноармейцев. Война еще не ворвалась на улицы этого красивого города, о ней напоминали лишь установленные зенитные орудия в парке недалеко от здания вокзала. Но немцы уже были на дальних подступах к Сталинграду и рвались к Дону, стремясь выйти к мосту через реку в районе хутора Калач, тесня советские войска, и их наступление разворачивалось весьма успешно. Немецкое командование планировало нанести охватывающий удар по флангам Красной Армии и после взятия моста через Дон, у хутора Калач, стремительным броском с ходу захватить Сталинград. На рассвете 23- июля северная группировка вермахта перешла в стремительное наступление превосходящими силами в район Верхне-Бузиновка, Манойлин, Каменский. При поддержке самолетов 4-го воздушного флота Люфтваффе, немецкие войска атаковали дивизии 62-й армии— 33-ю гвардейскую, 192-ю и 184-ю стрелковые дивизии. Советские части яростно обороняли свои позиции, но в конечном итоге превосходящий в живой силе и технике противник сумел прорвать линию обороны 192-й стрелковой дивизии на участке Клетская, Евстратовский и вышел к населенному пункту Платонов. В полосе обороны 33-й гвардейской стрелковой дивизии враг продвинулся на 15 км, вклинился в советскую оборону и овладел районом совхоза «1 Мая». На следующий день, подтянув свежие силы, немецкие танки с десантом на борту ворвались в Верхне – Бузиновку, где находились штабы 192-й и 184-й стрелковых дивизий, а так — же полевые госпитали, началась срочная эвакуация раненых. Танки с пехотой с ходу открыли огонь по отступающим советским медсанбатам, отрезая их от путей отхода. В бой с атакующим противником вступили штабы советских дивизий, а также курсанты и врачи, пока медсестры и женщины- врачи эвакуировали раненых. Как позже вспомнит один из выживших медработников, немецкие танки и огнеметчики расстреливали и выжигали раненых и медперсонал. Немцы в ходе двухдневных боев окружили в районе Евстратовский, Майоровский, Калмыков 192-ю, 184-ю стрелковые дивизии, 84-й и 88-й гвардейские полки 33-й гвардейской стрелковой дивизии, 40-ю танковую бригаду, 644-й танковой батальон и три артполка и захватили Верхне-Бузиновку, Осиновку, Сухановский. Части немецких 3-й и 60-й моторизованных дивизий прорвались в районы Скворина и Голубинского, выйдя к р. Дону и обойдя правофланговые соединения 62-й армии. В то же время 16-я танковая и 113-я пехотная дивизии прорвались к р. Лиска в районе Качалинской. Это привело к тому, что фронт 62-й армии был прорван. Части правого фланга попали в окружение. Они были объединены в оперативную группу во главе с полковником К. А. Журавлевым и вели тяжелые оборонительные бои. Левый фланг 62-й армии был глубоко охвачен с севера немецкими войсками. Немецкое командование стремилось полностью окружить 62-ю армию и уничтожить её. Командование 62-й армии, чтобы ликвидировать прорыв, удержать переправу через Дон в районе Калача, 25 июля ввело в бой силы 196-й стрелковой дивизии с 649-м танковым батальоном. Таким образом, положение Красной Армии становилось катастрофическим, над войсками нависла угроза полного уничтожения, так как войска вступали в бой, не успев закончить рассредоточение, а тыловые части не поспевали за передовыми, ощущалась острая нехватка боеприпасов. К 26 июля передовые части немцев вышли к Дону. Командование Сталинградского фронта организовало контрудар, в котором принимали участие подвижные соединения резерва фронта, а также ещё не закончившие формирование 1-я и 4-я танковые армии. Танковые армии были новой штатной структурой в составе Красной Армии. Неясно, кто именно выдвинул идею их формирования, но в документах первым эту мысль озвучил перед Сталиным начальник Главного автобронетанкового управления Я. Н. Федоренко. В том виде, в котором танковые армии задумывались, они просуществовали достаточно недолго, впоследствии претерпев серьёзную реструктуризацию. Но то, что именно под Сталинградом появилась такая штатная единица — это факт. 1-я танковая армия наносила удар из района Калача 25 июля, а 4-я — от станиц Трёхостровская и Качалинская 27 июля.
Ожесточённые бои на этом участке длились до 7–8 августа. Деблокировать окружённые части удалось, однако разгромить наступавших немцев не получилось. Негативное влияние на развитие событий оказало и то, что уровень подготовки личного состава армий Сталинградского фронта был невысоким, а также были допущены ошибки командирами подразделений в координации действий.
Полуторка остановилась, Давыдов выбрался из кабины и, сказав Юрию ожидать его возвращения, направился в штаб 10-й дивизии НКВД. Юрий остался ждать у грузовика, озираясь по сторонам. Пока машина ехала по Сталинграду, Луговой успел немного рассмотреть этот красивый и зеленый город, ему тут нравилось, но увидеть желанную Волгу у Юры пока так и не получалось. За разговорами с водителем Луговой не заметил, как за спиной у него оказался человек, который находился там уже две минуты, тихонько наблюдая за бойцом. И вот он окликнул бойца.
— Младший сержант Луговой, кругом! – раздалось за спиной у Юры, который от неожиданности развернулся и вытянулся перед окликнувшим его человеком.
Но увидев знакомое и довольное лицо того, кто окликнул его, солдат по — началу не поверил своим глазам, но через несколько секунд расплылся в радостной улыбке, перед ним, держа на плече снайперскую винтовку Мосина, стоял его старый друг.
— Саня?! Это ты?! – воскликнул Луговой, – как же я рад видеть тебя, чертяка!
— Юрок! – Соколов протянул бойцу руку, друзья обнялись, – живой говнюк, а я уже похоронил тебя год назад, думал все, не довезут тебя!
— Довезли, как видишь, – Юрий был рад видеть Сокола, последняя их встреча была год назад еще на румыно-молдавской границе, тогда Лугового тяжело ранило при атаке на мост, он попал в госпиталь и о дальнейшей судьбе Александра ничего не знал, – а как ты, где ты, как Микола и остальные наши?
— Погиб наш Микола, – Сокол опустил глаза, – под Одессой шальной осколок прямо в висок угодил.
— Эх, жаль Рудко, – Луговой снял пилотку, – хороший был мужик.
— Помянем позже, а сейчас расскажи, где ты был все это время, – Сашок похлопал друга по плечу.
— После Прута переправили за Днестр в госпиталь, потом Одесса, оттуда в Севастополь, там подлечили и в погранполк прикомандировали, там, в крепости, при немецкой атаке на нас стена рухнула, почти все полегли, рыбаки помогли раненых вывезти, опять госпиталь, и вот я здесь, – рассказал Юра, – а где был ты?
— Ну, когда войска покинули Молдавию, я оказался в Одессе, там мне ногу подлечили и на фронт. Ох, и дубасили же нас тогда немцы, но, а мы ничего, держались. Там и ополчение местное вместе с нами в окопах было. Представляешь, мальчонка совсем, лет двенадцати, с папкой на передовой, папка за пулеметом, а пацаненок патроны подносит. Потом убило папку, а тут артиллерия, нас, как дерьмо, с землей смешала, а потом танки. Так все, кто в живых остались, гранаты, горючки в руки и на них. И пацаненок тот схватил гранату и под танк залез, у меня каждую ночь эта картина перед глазами стоит. Потом приказ отступать, Микола тогда со мной был, его почти сразу убило. Ночью заплутали, а тут немцы налетели, меня по башке прикладом, очнулся в плену. К утру охрану перерезали и сбежали, потом с артиллеристами у Мекензиевых гор воевали,134-й гаубичный полк, они почти все там полегли, а я опять пулю поймал и контузию, ну меня в Новороссийск, а после уж тут оказался.
— Надо же, Сокол, так мы с тобой все это время где-то рядышком воевали, – выслушав друга, сказал Луговой.
— Получается так, – ответил Сашок – слушай, Юрок, – Сокол понизил голос и спросил шепотом, – а кто этот хрен, подполковник? Он меня прям с передовой выдернул, я уж думал все, сейчас с меня за плен спросят, а он говорит, мол, выйди на улицу, тебя там ждут, выхожу, смотрю и глазам не верю, ты стоишь с травинкой в зубах.
— Мне кажется, я догадываюсь, в чем тут дело, – ответил Юра, – сейчас выйдет, сам все расскажет.
Спустя полчаса вернулся Давыдов и, не вдаваясь ни в какие подробности, приказал грузиться в полуторку. Переглянувшись, бойцы, молча, залезли в грузовик, и машина двинулась по дороге, отдаляясь от штаба, а позже выехала за пределы Сталинграда, дымя пылью по степной дороге, и через час прибыла в небольшой военный лагерь недалеко от станции Воропоново.
— Куда это нас привезли? – спрыгнув из кузова грузовика, спросил Соколов.
— Не знаю, – осматриваясь по сторонам, ответил Юра, – я знаю не больше тебя.
— Следуйте за мной, – коротко бросил Давыдов и первым направился к КПП, бойцы, молча, последовали за ним.
Дежурный на КПП, увидев знакомого подполковника, поспешил открыть шлагбаум и отдать воинское приветствие, а три человека прошли на территорию неизвестного военного гарнизона. Ребята успели рассмотреть несколько штабных палаток, небольшое здание и полосу препятствий, по которой бегали человек пятнадцать бойцов, а также где-то неподалеку были слышны автоматные и пистолетные выстрелы, видимо тут недалеко находилось стрельбище. Подойдя к деревянной постройке, которая, по всей видимости, когда- то была каким-то сараем, Давыдов остановился.
— Добро пожаловать в разведшколу, бойцы, – сказал Алексей, – с этого дня я являюсь вашим непосредственным начальником, а вы поступаете в мое распоряжение. Выбрал я именно вас неслучайно: старший сержант Луговой, вы хорошо зарекомендовали себя в Крыму, лейтенант Виноградов лично поручился за вас, вижу, сработались вы отлично, и сложное задание смогли выполнить успешно, а вас, Соколов, мне рекомендовали как превосходного снайпера, к тому же, как я выяснил, вы служили в одном подразделении и знакомы друг с другом. Мне было поручено собрать разведгруппу из опытных солдат — пограничников, подготовка у вас хорошая, осталось обучить кое-чему дополнительно. В составе группы кроме вас будут еще трое, командиром назначен лейтенант Виноградов, он прибудет чуть позже. А пока вот ваше временное расположение, – Алексей указал бойцам на сарай, — приводите его в порядок и обживайте, все необходимое вам предоставят, вольно, разойдись,- подполковник повернулся и направился к зданию в центре территории школы, оставив ошалевших товарищей в одиночестве.
— Вот так приплыли, – только и смог выдавить из себя удивленный Александр, – разведшкола, твою мать.
— Да уж, – ответил Луговой, осматривая сарай, – хоромы он нам выделил, конечно, барские.
— Погодь, так ты знал об этом? – подозрительно взглянул на друга Сокол.
— О чем ты? – спросил Юра.
— Что из нас, разведчиков, собрались делать, ты ведь знал этого подполковника, и он сказал, что тебя лично какой-то Винокуров рекомендовал ему? – допрашивал друга Александр.
— Виноградов, – поправил Луговой, – Виноградов рекомендовал. Да, я знал об этом, он приезжал в Крым, курировал одну операцию, перед тем как немцы на крайний штурм Севастополя пошли. Я тогда его не видел, только фамилию слышал, ну, меня там взяли в группу, Николай поспособствовал, а я туда не особо рвался. В общем, после приключений в тылу сработались мы сильно, и он обещал словечко за меня замолвить, потом все псу под хвост пошло. А пару дней назад в госпитале глаза открываю, а этот Давыдов прям передо мной стоит, собирайся, мол, поехали. Вот такие дела, Саня, – закончил рассказ Луговой.
— Вот так вляпался, – покачал головой Соколов, – а ты молчал про ваши похождения.
-Прости, что не рассказал сразу, сам понимаешь, – извинился Юра.
— Понимаю, – кивнул Сокол, – ну что ж, значит разведка?
— Так точно, младший сержант Соколов, – Луговой похлопал друга по плечу, – разведка.
Отложив в сторону свои пожитки и вооружившись метлами, молотками и гвоздями, ребята приступили к наведению порядка в своем новом расположении, преображая постепенно этот сарай в небольшую казарму. Сколотили несколько тумбочек, расставили три двухъярусные кровати, которые ребятам помогли принести другие бойцы, застеклили два маленьких окошка, и к следующему полудню сарай превратился в небольшое, но уютное жилое помещение, а Соколов даже умудрился раздобыть старый патефон и две пластинки к нему. Вечером пришел Давыдов, осмотрел проделанную работу, отобрал патефон и удовлетворительно кивнул, оценив новую казарму, а утром велел в полном составе явиться к нему. Юрий отдыхал на нижнем ярусе кровати, и его уже начинало клонить в сон, а Сокол сидел на улице и курил уже в который раз, перечитывая письмо от сестры, которое он получил две недели назад, над школой уже сгустились сумерки. Вдруг Юрия привел в чувство громкий звук, как будто что-то тяжелое рухнуло на землю, и за приоткрытой дверью послышалась возня. Юра насторожился, звуки за дверью стихли.
— Сокол, ты чего там с табуретки навернулся? — спросил Юра, но ответа не последовало.
— Саня, не смешно, ты чего притих? – снова позвал друга Луговой, но в ответ тишина.
Почуяв неладное, боец нащупал под тумбой молоток, аккуратно слез с койки и босиком, стараясь не издавать шума, двинулся к двери. Выглянув в щель и не увидев Соколова, Юра забеспокоился, что за ерунда тут происходит, либо кто-то решил развлечься, либо… Продолжить свою мысль сержант не успел, так как выйдя из-за двери на него из темноты тут же кто- то набросился и выбил из руки молоток. Луговой упал на живот, а сверху на него навалилась тяжелая туша, сильные руки обхватили шею Юры и начали больно ее сдавливать. В глазах начало мутнеть, поплыли разноцветные круги, Луговой нащупал лежащее рядом поленце и ударил им человека по голове. Незнакомец застонал от боли и отшатнулся, а Юра набросился на него и повалил на землю, собираясь жестоко разделаться с диверсантом, но, когда глаза понемногу привыкли к темноте, Луговой сумел рассмотреть в нападавшем знакомое лицо.
— Ты дурак что ли совсем, – воскликнул Юра, – я же тебя чуть не прибил, лейтенант!
— Расслабились вы тут на тыловых харчах, я смотрю, – ответил Виноградов, держась за ушибленную голову, – если бы не этот дрын, я бы тебя придушил, – и улыбнулся, – ну, здарова, рад видеть тебя живым и здоровым!
— Здравия желаю, товарищ лейтенант, – Луговой пожал руку командиру, – значит снова вместе?
— Верно, а ты молодец — таки, не растерялся, – похвалил Николай. – но кое — чему подучиться все равно придется.
— Раз надо, значит, поучимся, – ответил Луговой, – а где мой снайпер?
— Рома! – позвал командир, – выходите!
Из-за угла казармы вышел Васильев, а следом, потирая шею, вывалился Сокол, которого подкравшийся в темноте Роман обезвредил и отволок во мрак, пока Виноградов пытался выманить Юру.
— Привет, Юрок, – улыбался Роман, – давно не виделись, а хорошо ты лейтенанта приложил, – и засмеялся.
— Ну, вы клоуны, ей богу, – покачал головой Луговой, – здравствуй, Романыч, значит, вся кодла в сборе, а где старшина?
— Нет старшины, – тихо ответил Николай, – не выбрался из Крыма.
— Жаль Мясникова, а где еще один, Давыдов говорил, что нас пятеро будет? – спросил Юра.
— Он тут, эй, басота, – позвал Виноградов, – выходи!
Из темноты вышел высокий боец и уставился на Лугового и Соколова.
— Закончили своё Шапито, товарищ командир? – спросил он.
— Закончили, – ответил Виноградов, – ну что, давайте знакомиться, меня вы все уже знаете, сержант Роман Васильев и старший сержант Юрий Луговой, с ними мы еще с Севастополя знакомы, успели там вместе покуралесить, этот боец, младший сержант Александр Соколов, наш орлиный глаз, снайпер от бога, наслышан я, как ты на границе за румынскими офицерами охотился и в дуэлях бил без промаха, молодец. А это выпускник московской школы особого назначения НКВД, сержант Петр Агафонов, прошу любить и жаловать.
После взаимных рукопожатий разведгруппа зашла внутрь своего нового расположения. Оценив убранство маленькой казармы, Виноградов одобрительно кивнул, похвалив Сокола и Лугового, а Петр сразу развалился на своей койке.
— Неплохо вы тут обустроились, – осмотрелся командир, – молодцы.
— Спасибо, командир, – ответил Юрий, – скажи, а из наших кто еще жив остался?
— Насколько я знаю, Юра, наш полк из Севастополя не выбрался. Рубцов, Ружников, Саша Мартынов, Гришка Орлов — все погибли, – сняв фуражку, ответил Виноградов.
— Столько сил было вложено, столько жизней потеряно, а что в итоге, командир? – Юра зло уставился на Николая, – просрали все в итоге, только людей напрасно потеряли, а командование все смылось, поджав хвосты!
— Ты с такими разговорами знаешь, куда иди, старший сержант! – прикрикнул Виноградов, – я там вместе с тобой пули ловил и друзей терял, чего ты мне это выговариваешь!
— Прости, командир, – Юра облокотился на столик и потер ладонями лицо, – действительно, что-то я набросился на вас.
— Ты думаешь, я не понимаю ничего? — Николай ударил кулаком в стену, – я всю группу там оставил, только ты и Роман выжили, ты не мне это высказывай, а генералам нашим, которые весь гарнизон бросили на погибель! – кивнул в ответ Луговой.
— Ладно, не будем ссориться, пустое это, – закончил спор Виноградов и полез в свой вещмешок, – давай лучше ребят помянем, всех наших, кто там остался, – на столе оказалась фляга, две банки тушенки, шмат сала и половинка буханки хлеба, – эй, мужики, давайте к столу.
Группа расселась вокруг маленького грубо сколоченного столика. Взяли стаканы, вспомнили погибших друзей и выпили, не чекаясь.
На следующий день разведчики приступили к изнурительным тренировкам. Бег по пересеченной местности с полной выкладкой, стрельба, рукопашный бой. Инструктора учили диверсантов пользоваться взрывчаткой, изучали немецкую форму и знаки различия частей вермахта, войск СС и полицейских подразделений. Проходили тренировки по сборке-разборке немецкого и румынского вооружения, изучалась матчасть немецкой техники по плакатам, а также каждого учили пользоваться радиостанцией.
Так прошел почти месяц, фронт все ближе подступал к Сталинграду, вермахт теснил советские войска, а немецкое командование, полное решимости, было уверено, что город в самые короткие сроки постигнет участь Севастополя. Разведшкола была перенесена за Волгу, а 6-я армия генерала Паулюса подошла к Сталинграду на расстояние пяти километров.
23-го августа 1942-го года город подвергся самой разрушительной бомбардировке за всю историю Сталинградской битвы, 4-й воздушный флот Люфтваффе обрушил на город всю свою мощь, буквально смешав город с землей. После фугасных бомб, сносивших каркасы жилых домов до основания, в ход пошли зажигательные, которые устроили в Сталинграде многочисленные пожары. В течение полдня бомбардировки в Сталинграде было уничтожено больше половины жилого фонда, а деревянные постройки выгорели дотла. Когда-то цветущий город был превращен в горящий ад, огненный вихрь снес центральные районы города и перекинулся на окраины. Город оказался похож на выжженные руины с небольшими островками едва уцелевших домов и рядами печных труб. В первую бомбардировку погибло почти 40 000 мирных жителей, казалось, что охваченный огнем Сталинград больше не сможет сопротивляться, и немецким войскам останется лишь пройти победоносным маршем по площадям Сталинграда, но, в конечном счете, этого не произошло. С того дня, когда город снесло первой бомбардировкой, начался переломный момент в истории Второй Мировой войны – Сталинградская Битва, которая развернет немецкую военную машину от берегов Волги и начнет гнать ее прочь с захваченной территории СССР. Но до этого момента Сталинград более полугода будет висеть на волоске, и на его защиту встанут все: солдаты, курсанты, старики, женщины и дети, которые работали на фортификационных работах, рыли окопы, траншеи и противотанковые рвы, занимались маскировкой оборонительных позиций, а также были привлечены на заводы для производства боеприпасов и военной техники для фронта.
29-го августа в Сталинград прибыл заместитель Главнокомандующего армией, генерал армии Георгий Жуков, а уже 3-го сентября Сталин прислал Жукову телеграмму: «Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. Потребуйте от командующих войсками, стоящими к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь сталинградцам».
В немецком тылу советской разведкой развернулась деятельность подпольщиков, в число которых входили и дети. Приказом начальника оперативной группы разведотдела УНКВД СССР по Сталинградской области, сформировано несколько разведывательно-диверсионных групп для работы в тылу. Разведгруппа старшего лейтенанта Виноградова направлена за линию фронта, в Серафимовичевский район, для сбора информации о противнике и организации ячейки подполья.
Рецензии и комментарии 0