Приключения в посёлке Мо..но

1977 год. Лето

Ура! Свершилось! Получили дипломы. Кто-то красные, но в основном — синие. Не важно. Теперь мы не студенты, а взаправдашние инженеры! С высшим образованием! В подтверждение этого каждому вручили по ромбику с гербом СССР и молотками. Но стереть пот, от поглощения наук, не получилось. Призвали на действительную военную службу. В качестве курсантов. Бывшие студенты, помимо занятий на военной кафедре, обязаны пройти курс молодого бойца. Познать тяготы армейской жизни и сдать экзамены. После чего получить заветные военные билеты с гордой записью – офицер запаса, воинское звание лейтенант!

О политической обстановке того времени

Американский президент взял да и прилетел с официальным визитом в Советский Союз. Поцеловался, как и полагается, с «дорогим» Леонидом Ильичём. После чего лидеры двух стран приступили к «разрядке во всем мире». В СССР, было принято «политическое решение»! Армию — сократить! Для начала уволить в запас офицеров достигших сорокалетнего возраста и не имеющих высшего образования.
Однако штабные «служаки» моментально нашли лазейку в приказе. Если, товарищ командир, учится заочно, то увольнять в запас нельзя, до окончания учебы. А там как бог даст.

Посёлок Мол… но. Войсковая часть №…

Каждый офицер этой, «очень сильно секретной части» – числился студентом заочником. Следовательно, имелась срочная необходмость в написании некоторого количество контрольных, для получения допуска к сессии.
***
По прибытии к месту дисклакации, курмантам надлежало поменять презренную гражданскую одежду на военное обмундирование. Дабы все, выглядели в полном соответствии с воинским уставом.
И у меня начались проблемы. Дело в том, что уже в те юные годы, я позволил себе носить одежду пятьдесят четвёртого размера и обувь сорок шестого. Бывшие студенты — не баре. Получили заношенные гимнастерки образца сорок пятого года, и носите, не жалуйтесь. Но верхней одежды б/у, размера пятьдесят четыре у сержанта – каптенармуса в каптёрке обнаружено не было. Произнеся тридцать слов (из которых двадцать семь — матерные!) он выдал новый, с иголочки, китель. Зато, с явным злорадством, укомплектовал нижнюю часть моего обмундирования кавалерийским галифе сине-зеленого цвета. Сапоги по ноге в его «авгиевых конюшнях» нашлись. Однако натянуть голенище на икры не было никакой возможности. С согласия начальства, я разрезал казенное имущество. Банально раскромсал штык-ножом голенище так, чтобы сапоги всё же имели возможность завершить мой экстравагантный наряд.
***
Пока прихорашивался в каптерке, на плацу происходила раздача контрольных работ. Эти задания бывшие студенты, а ныне бесправные курсанты, обязаны написать и решить, в кратчайшее время. Мне, последнему, пришедшему на плац, досталось задания по «Марксистско – Ленинской философии» и «Научному коммунизму». (Надеюсь ещё живы и здравствую те люди, которым приходилось сталкиваться с этим учением. Они-то меня однозначно поймут!)
***
Отказаться невозможно. (Иначе экзамены- не сдать!) Поплёлся в ленинскую комнату. И о счастье! Нет там первоисточников. Подшивка газеты «Правда» есть. Полное собрание сочинения речей Л. И. Брежнева, Суслова и Устинова – присутствуют, а вот классиков – нет. Бегом к замполиту. Так, мол и так! Задание есть, а первоисточников нет! Срочно требуется увольнительная, в город Краснодар, для посещения публичной библиотеки имени Александра Сергеевича. Ответственный за политработу затылок почесал, да и пошёл в штаб оформлять нужные документы. Знакомый писарь ещё и бумагу сварганил, с печатью и подписью. В коей сообщалось, что предъявитель сего, сапоги испоганил не по собственной инициативе, а сугубо по необходимости. Вот и получилось, что после трех неполных дней армейской службы, я оказался в увольнительной! И всё благодаря отцам – основателям научного коммунизма.
***
Схожу на вокзале. Перед глазами уже мамины пироги мерещатся.
" На троллейбусе домой поехать или шикануть да и такси взять?"- Не успел мысль обмозговать, как её банально оборвал офицер, с красной повязкой на рукаве. Одно слово- патруль!
– Предъявить документы!
Достаю увольнительную. Всё честь по чести. А сам в сторону стоянки таксомоторов глаза скашиваю.
– В тот УАЗик бегом мааааарш.
И оказался я вместо родительского очага в помещении городской комендатуры.
***
– Как посмел позорить Советскую Армию? – Капитан смотрел на обувку взгялом вождя мирового пролетариата на буржуазию.
– Что выдали, в том и хожу. — Съежившись под взглядом офицера, лепетал я.
– А сапоги казенные, по какому праву в чёрт знает что, мать, перемать!
Протягиваю бумагу, предусмотрительным писарем сотворенную. — Не по своей воле, а токма ради прохождения службы.
Офицер долго звонил в часть, ругался матерно. (Это у военных, наверное такой профессиональный сленг, для понятливости общения). А потом подал уже известную команду.
– В автомобиль комендатуры бегом мааааарш.
***
Приехал домой не на такси, а на военном авто. И знаете, что батя родимый, сказал при встрече.
– Шо, сынок, ужо, выгнали. Выходит ты у меня такой непутевый. Даже в армии не сгодился. Да ещё и на моторе привезли. Что б, значит, по дороге обратно не сбёг. Ну, заходи. Гутарить будем.
***
За успешное выполнение задания командования, и учитывая тот факт, что, будучи на гражданке я имел честь быть старостой учебной группы, меня произвели в сержанты. С полным правом ношения трех желтых лычек на каждом погоне. Отныне я не просто курсант, а командир отделения состоящего из таких же, как я выпускников Политехнического Института. Главный по нашей палатке. Отныне отвечаю не только за себя, а ещё и за десяток шалопаев, с которыми слопал за годы учебы не один пуд соли.
***
Как же утром хочется спать, когда ещё не жарко и в палатку проникает ласковый ветерок.
Так нет же. — Команда подъём кому дана? Спичка уже горит! Служившие поймут. А ещё койку заправить надо. И не абы как, а специальными палочками уголки отбить. Как утверждает старшина Дюбош: «Надоть значит надоть!»
Отбить не успел. Койку заправил. Но не по-армейскому, а по домашнему. Ровненько так. Аккуратненько. Как всегда. И надо же такому случиться — командующий курсами, полковник Нечипоренко решил самолично проверить порядок в палатках.
Голос, которым звал меня дневальный, не забыл до сих пор. («Иерихонская труба» молча стоит в сторонке.)
Стал перед полковником навытяжку, чуть не поднял палатку головой.
Ничипоренко ростом ниже сантиметров на сорок. Поэтому смотрел снизу вверх устало и обреченно.
– Сержант видишь эти седины.
Я молчал.
– Нет, ты посмотри! Сверху они хорошо видны! Так видишь? Или у тебя повылазило?
– Вижу – пролепетал я.
— Как думаешь, сколько лет я в армии?

– Не знааааю. Мноооооого. Наверное.
– Больше чем ты живешь на свете – полковник пытался стать на цыпочки, чтобы заглянуть мне в глаза. Получилось плохо. – И за всю службу, я не видел койки заправленной хуже, чем твоя! Значит так! Слухай сюда. В свободное время, будешь заправлять все койки роты. Лично приду и проверю.
***
Видели вы глаза моих друзей, когда вечером, перед отбоем, после тяжелого дня, они не могли присесть на краешек кроватей, в ожидании начальства. Ничипоренко обещание выполнил. Пришёл. Проверил. Ушёл молча.
***
У меня экзамены принимал самолично. Остался доволен. Крепок пожал руку и пожелал.
– Ты хлопец все справно выучил. Но в армию не ходи, не надо. Ты у нас кто? Мельник? Так и мели муку! Солдат корми до сыта. О це дило. А ещё — побыстрее, женись. Пусть жинка кровати застилает.
***
Так уж сложилось, что я в армии не служил. Но если понадобится, армейскую койку застелю, в строгом соответсвии с требованиями строгого полковника Ничипоренко!