Низвергая сильных и вознося смиренных. Эпизод 24. (Глава 24)

Эпизод 24. 1684-й год с даты основания Рима, 10-й год правления базилевса Романа Лакапина
(26 сентября 930 года от Рождества Христова).

Домчаться от южных до северных ворот Павии было делом нескольких минут, даже если при этом графу Эверарду пришлось усадить на круп своей лошади вдруг сильно взволновавшегося отца Аттона. Всадники прибыли исключительно вовремя, возле городских ворот уже успели выстроиться в две кривые шеренги певчие монахи и остиарии местных церквей, а среди светских правителей города, в отсутствие графа Сансона, смятение достигло своего апогея, ибо никто, включая главу местной милиции, не решался взять на себя смелость возглавить приветственную делегацию. Тем более в отсутствие внезапно занемогшего Льва, епископа Павии.
— Граф Вальперт! Граф Вальперт! — со всех сторон раздались радостные крики, ибо многим при появлении старого рыцаря пришла на ум спасительная идея.
— Граф Вальперт, вам, как самому родовитому и уважаемому сеньору, как городскому судье, прославившему имя своё мудростью принимаемых решений, надлежит первым встретить короля! Кому же, как не вам, осуществить это? — Десятки просительных голосов полетели в направлении Вальперта, который больше в этот момент был занят поисками своих соратников, а граф Эверард осторожно опускал на грешную землю отца Аттона.
— Благодарю вас, смиренный народ Павии, за оказанную мне честь быть вашим послом на встрече короля! — провозгласил Вальперт, а затем, обернувшись к Эверарду, тихо добавил: — Пожалуй, всё складывается как нельзя лучше. Собери наших людей, пусть они выступят сразу за нами.
Конные рыцари, следуя распоряжениям Вальперта и Эверарда, начали выстраиваться в две колонны по одному. Таким образом, в авангарде колонны оказались все посвящённые в заговор, за исключением Атттона и Гвидолина, которые поспешили занять свои места среди священников-делегатов и узнаваемых жителей города соответственно.
Над головами суетящихся людей время от времени проносился рёв королевских бюзин, звук которых становился всё явственней. С городских стен им соответствующим образом отвечали. Практически всё уже было готово к выступлению, как вдруг Вальперт заметил у городских ворот несколько волов, которые равнодушным взором оглядывали царящую возле них суматоху.
— Это ещё что такое? Чьи эти волы? Убрать, немедля убрать! Да куда вы их потащили к воротам, король уже совсем близко! Убрать с площади!
— Это мои волы, милосердный граф, — робко молвил выступивший из рядов клириков отец Аттон, — мои люди сегодня прибыли из Комо для того, чтобы их…
На мгновение Вальперт замешкался, но новый рёв королевских бюзин заставил его принять единственно верное в данной ситуации решение.
— Дьявол их забери, волов ваших! — оборвал он на полуслове Аттона, остолбеневшего от упоминания лукавого, на заднем плане десятки рук заметались в крестных знамениях, — нечего их таскать туда-сюда, прикажите вашим людям держать их намертво, чтобы ни одна из этих тварей не вздумала лично поприветствовать нашего короля!
Среди баронов раздались смешки, но Вальперт одним взмахом руки заставил всех замолчать.
— Великая Павия, древний Тицинум встречает своего короля! Да снизойдёт милость Божия на слуг Его, да получат они все прощение и благословение за творимое!
Большинство суетящегося народа не обратило никакого внимания на заключительные слова Вальперта. Только авангард делегации с воодушевлением подхватил речь своего предводителя, воскликнув «Кирие Элейсон!». Всего Вальперту, Эверарду и Гвидолину удалось собрать под свои знамёна порядка двух десятков баронов. Большинство из них действительно имело зуб на короля, среди них присутствовали итальянские рыцари, чьи интересы были ущемлены чужаками, но находились также и бургундцы, посчитавшие, что король с ними рассчитался несоразмерно их подвигам. Кроме того, значительную часть заговорщиков составляли обедневшие авантюристы, для которых сегодняшний день представлял собой опасную, но заманчивую перспективу поправить колею своей до сей поры невзрачной судьбы.
Подковы коней застучали по деревянному настилу моста. С крепостных стен опустились штандарты, в который уже раз бюзины издали очередной звериный рык, а монахи, остававшиеся покамест в пределах города, затянули что-то печальное, но, по всей видимости, чрезвычайно смиренное. Вальперт и Эверард уже пересекли ров, как вдруг в какофонии звуков, не умолкавших за их спиной, раздались новые и совершенно неожиданные аккорды, заставившие их оглянуться.
Проклятые волы Атттона, как ни пытались их удержать слуги, всё-таки в последний момент решили присоединиться к приветственной делегации, степенно выходящей из города, и вклинились в поток рыцарей прямо возле городских ворот. На сей раз уже не один Вальперт вспомнил о Враге рода человеческого, и поток проклятий обрушился на самих животных, на нерадивых слуг и даже на вконец растерявшегося хозяина.
Из города успела выйти только первая дюжина рыцарей, а между тем король со своими слугами уже был отчётливо виден на горизонте. Случившийся бардак привёл к растерянности даже столь хладнокровного и видавшего виды человека, как Вальперт. План, до сего момента выполнявшийся безукоризненно, внезапно дал сбой, причём из-за совершенно нелепой случайности.
Мысли о случайности происходящего испарились в тот самый момент, когда раздался металлический лязг и решетчатые ворота города неудержимо поползли вниз. Вальперт понял всё и в отчаянном рывке бросился к воротам. Он опоздал, решётка торопливо и грузно опустилась перед ним, подняв клубы дорожной пыли.
— Измена! — крикнул он и оглянулся на Эверарда, который с полным ужаса и отчаяния взглядом остолбенело наблюдал за происходящим.
— Это вы изменники! Изменники нашему королю! Смерть им! — раздались крики из пределов крепости. За воротами началась яростная схватка: очевидно, верные королю люди атаковали сторонников Вальперта, не успевших выйти из города. За зубцами крепостных стен показались вооружённые люди, и первые стрелы полетели в сторону заговорщиков. Вальперту и остальным пришлось отпрянуть от стен.
— Проклятие этому лживому городу! Какая жалость, что венгры не спалили его дотла! — Эверард пришёл в себя и начал потрясать кулаком жителям Павии.
— Граф, не тратьте свои силы понапрасну, они нам сейчас пригодятся. Король приближается! Что из того, что Павия предала нас, вы же сами хотели сойтись с королём лицом к лицу в честном поединке. Судьба даёт нам такую возможность. Смотрите, при нём людей почти столько же, сколько и у нас. Сам Господь не дал нам выйти в поле с большей силой, чем у короля! — Вальперт с каждым своим словом укреплялся в мысли, что Верховный Судия намеренно не дал свершиться неправедному делу.
— Вы правы, мессер Вальперт, в этом высший знак Вседержителя. Задумав честное дело, не пытайтесь исполнить его нечестными способами!
— Некогда говорить об этом, граф. Вперёд, друзья мои, наш враг приближается, мы встретим его, как он того заслуживает!
Заговорщики ещё раз дружно грянули «Кирие Элейсон!» и, потрясая копьями, устремились навстречу королю. Но новый сюрприз уже поджидал их.
— Вальперт, Вальперт, смотрите! — завопил Эверард, останавливая своего коня и указывая на кавалькаду всадников, несущуюся к ним справа и наперерез их курсу.
— Это наши друзья? — крикнул кто-то из заговорщиков. Строй их смешался в результате внезапной остановки.
— Все наши друзья остались в Павии, и боюсь, им приходится несладко. — Лицо Вальперта с каждым мгновением багровело все сильнее. — Это миланцы и граф Бозон среди них! Король знал всё! Мы пытались устроить ему западню, а попались сами! Неужели нас выдал Кресченций?
— Что же делать? — В голосе ещё одного из соратников Вальперта противно задребезжало отчаяние.
— Довершить начатое! Вот приближается человек, который каждому из нас нанёс оскорбление и которого каждый из нас поклялся убить, если сойдётся с ним лицом к лицу. Король знает о наших намерениях, ибо уж если среди апостолов оказался предатель, то тем паче таковой нашёлся и среди нас, грешных! Что нам ещё остаётся, как только принять бой и либо восстановить справедливость, либо умереть за неё с честью!
— Умереть с честью! — воскликнул Эверард и, пришпорив своего коня, обнажил меч.
— Кирие Элейсон! — крикнул Вальперт и последовал за Эверардом, также достав меч из ножен. Полный трагического азарта и безрассудной отваги игрока, заключившего своё финальное пари, он оглянулся на своих соратников, и горькая струя желчи обдала его сердце. Никто более не последовал за ними, прочие бароны побросали свои мечи и копья на землю и начали понуро спешиваться.
А Эверард уже оторвался далеко вперёд, он летел на своём коне, не сводя глаз с фигуры короля. Его последним, обжигающим душу желанием в эти мгновения было оказаться перед королём прежде, чем на помощь тому придёт его брат Бозон. Но и этой надежде не суждено было сбыться. Когда до короля оставались считаные метры, когда Эверард уже видел, как на лице Гуго привычная насмешливая маска уступила место тревоге за верность своих расчётов, перед Эверардом возник неведомый всадник, и в следующую секунду мощный удар тупого копья в грудь выбил баварца из седла.
— Прекрасный удар, мессер Теоден! — услышал Эверард голос короля, прятавшийся где-то поверх пылевой тучи, которую поднял Эверард своим падением.
В следующую секунду на Эверарде уже сидели двое слуг и вязали ему руки. Подобная участь постигла и яростно отбивавшегося графа Вальперта, которого чуть погодя спешили слуги графа Бозона.
— Осторожней, они нужны мне живыми! — голос короля продолжал звенеть над схваткой, и слышать его было самой тягостной мукой для обоих мятежников.
Закончив своё дело, слуги встряхнули и вскинули на ноги Вальперта и Эверарда. Подняв глаза, те увидели перед собой надменное лицо короля.
— Павия обычно встречала меня более гостеприимно, — произнёс с издёвкой король.
— Мерзавец! Ты похитил и обесчестил мою дочь!
— Заткнуть клеветникам и мятежникам их ядовитые пасти, привязать обоих к лошадям и в таком виде гнать их к городу, где завтра я предам их справедливому суду. — С этими словами, произнесёнными капризно-брезгливым тоном, король устремился рысью далее, по дороге, ведущей к Павии.
Недалеко от городских ворот ему встретились недавние соратники Вальперта и Эверарда, которые сами, без всякого принуждения покорно встали перед королём на колени и низко опустили повинные головы. Король решил надолго не останавливаться перед ними.
— Связать им руки, к лошадям не привязывать, но также доставить в Павию на мой суд, — небрежно бросил он графу Сансону и продолжил путь.
Вот и Павия, которая к моменту приезда короля снова открыла ворота и выпустила из себя торжественно поющих монахов, священников городских церквей, чудесным образом исцелившегося от утреннего недуга епископа Льва Павийского, а также главу городской милиции со всеми подчинёнными.
— Павия приветствует своего короля! Великому королю жизнь и победа!
Возле городских ворот король узрел ещё одну группу бунтовщиков, которых милиция и горожане уже успели скрутить и поставить на колени перед своим сюзереном. Рядом с ними стоял отец Аттон.
— Прекрасный день, святой отец! Любой день, подаренный нам Господом, прекрасен, но в тысячу раз прекраснее тот, в котором повергаешь врагов своих!
— Счастливы видеть, что Господь услышал наши молитвы и уберёг вас, ваше высочество.
— Итак, я вижу, всё прошло, как мы и ожидали.
— Не совсем, ваше высочество.
— Говори! — встревожился Гуго.
— Ваши враги, перед тем как дьявол искушением своим заставил их напасть на вас, проникли во дворец, убили двух ваших стражников и вызволили оттуда некую деву Розу. Сия девица была вывезена ими и отправлена в Рим.
— Догнать! Граф Сансон, немедленно догнать! — засуетился Гуго, и лицо его побелело от ярости.
— Не тревожьтесь, государь, и не тревожьте понапрасну вашего верного слугу, благочестивого мессера Сансона. Эта девица была отправлена в Рим в сопровождении моих людей, и подозреваю, что они вернут её в ваш дворец не позже вашего туда прибытия, так что, если бы я вам не рассказал эту историю, её исчезновения вы бы и не заметили.
— Чудесно, отец Аттон! Вы великий хитрец! С этого дня я ваш должник, но, уверяю вас, я не буду долго тянуть с платежом. Однако где ваш скользкий соратник, где наш непревзойдённый в своём лукавстве и коварстве отец Гвидолин?
Толпа угоднически рассмеялась словам короля и вытолкнула под копыта его лошади человека, одежда которого была бурой от грязи и крови, а лицо избито до такой степени, что стало неузнаваемым.
С минуту Гуго изучал кровавое месиво, в которое превратилось лицо бывшего епископа Пьяченцы. Молчал и сам Гвидолин, то ли смирившийся с судьбой, то ли по причине того, что уже толком не понимал происходящее вокруг себя. Из ушей его текла кровь, глаза заплыли, опухшим языком было больно шевелить во рту, почти полностью лишённому зубов.
— Полагаю, что суд над ним уже состоялся, народ Павии был в достаточной степени милосерден и справедлив, так что нечего более тратить время на это презренное существо. Также полагаю, что сегодня утром он причащался, а если нет, то тем хуже для него. В петлю его и на городскую стену кормить ворон! Граф Сансон, однако я чертовски проголодался! Вы знаете, эти утренние прогулки, оказывается, так дразнят аппетит!