Его высочество Буриданов осел. Эпизод 3. (Глава 3)

Эпизод 3. 1689-й год с даты основания Рима, 15-й год правления базилевса Романа Лакапина

(935 год от Рождества Христова)

«Не буди лихо, пока оно тихо»… Королю Италии Гуго Арльскому навряд ли была известна сия поговорка, но события, очень скоро воспоследовавшие за инициативами Альбериха, имели такой масштаб, что наш бургундский герой вполне мог бы сам для себя эту поговорку придумать. С момента своего воцарения в Павии и почти до самого конца 934 года, то есть в течение восьми лет, у Гуго не было серьезных оснований беспокоиться за свою корону и сохранность владений. Да, на это время пришлась его римская катастрофа с Мароцией, но даже эта досадная, как он думал, случайность разрушила только его воздушные мечты и планы, но не поколебала уже однажды достигнутое. Все враги его были приструнены, кто дипломатией, кто золотом, и даже в отношении Альбериха Гуго взял определенный реванш, расстроив матримониальные планы Рима и Константинополя.

Однако с наступлением зимы 934-935 годов, когда вечно бурлящий котел интриг в христианских государствах имел обыкновение ненадолго замереть в преддверии рождественских праздников, итальянское королевство внезапно затрясло сразу в нескольких местах, и так, что обычно безотказные интуиция и ум Гуго не скоро подсказали их хозяину имя творца обрушившейся на него стихии.

Началось все с внезапного нападения сарацин на Геную. Город с начала века опекался заботливыми руками местных епископов, благодаря которым наконец-то начал использовать все преимущества своего приморского расположения. Благочестие и красноречие епископов Савватино и Рамперта утихомирили даже мусульман соседнего Фраксинета и позволили установить с ними тесные торговые связи. Негласный союз этот казался столь крепким, что еще доверчивые по тому времени генуэзцы не удосужились должным образом укрепить свой город. Даже на предупреждение свыше они не отреагировали, а между тем, как сообщали тогдашние хронисты, весной того года рядом с городом внезапно забил кровавый источник, не обещавший местными жителям ничего хорошего[1].

В результате в декабре 934 года фонтаном полилась кровь уже на улицах самой Генуи. Арабский флот под предводительством Якуба бен Изака, презрев возможные погодные катаклизмы, вошел в порт Генуи и учинил грабеж и резню. Никто не пришел генуэзцам на помощь, королевское войско Гуго к зиме расползлось по замкам его феодалов, а состояние королевской казны после римских вояжей по-прежнему характеризовалось как полуобморочное, так что о скорой мобилизации не было и речи.

Раненый буйвол — легкая добыча для хищников, даже если до этого они целой стаей боялись к нему подойти. И вот уже сарацины Фраксинета, видя очевидную беспомощность христиан, вслед за своими собратьями из Сицилии предприняли на сей раз уже сухопутный рейд по владениям лангобардского короля. Прямо во время мессы в павийской базилике Петра в Золотом Небе, когда Гуго был полностью в плену своих благонравных мыслей, король получил сведения о взятии сарацинами Акв[2]. Ему пришлось спешно покинуть церковь, невзирая на укоризненный взгляд священников. Гуго было от чего тревожиться: Аквы располагались от Павии всего в пятидесяти милях, так что в любой момент можно было ожидать сарацин у стен самой королевской столицы.

Но, видимо, мусульмане вполне удовлетворились захваченной добычей в Аквах и Генуе, так как быстренько убрались восвояси, хотя их никто не преследовал. Но не успел король Гуго перевести дух, как новые, еще более печальные вести последовали с северо-восточных границ королевства. Там появилось воинство, от которого наивно было надеяться откупиться золотом и шелками. Впервые за почти сорок лет на земли Италии спустились с Альп дружины германских князей.

Как и сорок лет назад, их вел Арнульф, на сей раз, правда, не Каринтийский, а Баварский. Пятидесятилетний герцог, сын первого герцога Баварии Лиутпольда[3] и Кунигунды Швабской[4], послушно исполнял волю своего могущественного сюзерена Птицелова. Сам Генрих был озабочен насильственным крещением норманнов в Ютландии, кроме того, будучи умным и осторожным политиком, саксонец не решался сломя голову кинуться в водоворот итальянских страстей. Похвальное качество, которое впоследствии частенько будет в дефиците у его наследников! Выслушав предварительно епископа Хильберта о прибытии к тому римских послов, он дал аудиенцию священнику Льву, во время которой не проронил ни слова, внимательно изучая мимику посла и анализируя интонацию его слов. Да, сладко и заманчиво пел этот апокрисиарий, да, умело вворачивал в свои фразы соблазнительные намеки на союз Восточно-Франкского королевства с Римом, да, красиво живописал безбожие и высокомерие Гуго, на которого Генрих и без того уже давно собирал основательное досье. И все же, решил Птицелов, без разведки боем здесь не обойтись.

Ну а поручить миссию разведывательного десанта предстояло этому самому Арнульфу, который в свое время немало досаждал Генриху, пока наконец Птицелов силой не привел его к повиновению. Поводом к вторжению саксонцев в Баварию послужили многочисленные жалобы священников на Арнульфа, который в то лихое время распоряжался церковными землями по своему усмотрению и даже самостоятельно назначал епископов. Вот и сейчас Генрих использовал для итальянской авантюры уже испытанный повод — дружины Арнульфа Баварского вступали на по-осеннему многоцветные поля Италии под предлогом защиты попранных прав епископа Вероны.

Арнульф в свои пятьдесят, естественно, также был слишком опытен и осторожен, чтобы просто по мановению руки хозяина решиться пересечь Альпы. Конечно, Генрих пообещал ему бенефиции по ту сторону хребта, но еще более его воодушевляла помощь, обещанная со стороны Мило Веронского. Тот, в свою очередь, сдался и решился предать короля Гуго не из одного только уважения к отставленному епископу Ратхерию. Граф Мило уже очень давно вел тайную переписку как со своим соседом Арнульфом, так и с Беренгарием Иврейским. С некоторых пор тон обеих переписок стал удивительно схожим, оба влиятельных сеньора сулили Мило золотые горы, не уставали пополнять список черт Гуго новыми пороками, а Беренгарий к тому же настойчиво напоминал графу Мило о судьбе своего деда. Сомнительно, что все решили остатки былой сентиментальности, сохранившиеся в характере Мило, более вероятным представляется, что на итоговое решение графа повлияли миражи грядущих перспектив и отталкивающее поведение Гуго.

Верона открыла свои ворота баварским дружинам в первый день нового 935 года. Ратхерию вернули митру епископа, тем более что королевский ставленник Манассия заблаговременно укрылся под крылом Гуго и повторной интронизации Ратхерия никто не мешал. Первый шаг по избавлению Италии от Гуго был сделан, все пировавшие в Вероне посчитали этот шаг успешным, и герцог Арнульф уже провозгласил Павию следующей целью своих воинов.

Однако все закончилось быстрее и на дальних подступах к лангобардской столице. В местечке Буссоленго баварский лагерь был молниеносно перевернут вверх дном бургундскими катафрактами Гуго. Можно было сколько угодно упрекать Гуго в высокомерии и чванстве, но никогда этому королю нельзя было отказать в расчетливости и выдержке. Облегченно выдохнув вслед арабским кораблям, без малейшего сопротивления разорившим Геную, он не мог рассчитывать отделаться малой кровью при вести о мятеже Вероны. А значит, надлежало стремительно действовать! Прежде всего из опалы был возвращен его брат Бозон, далее Гуго пришлось заставить притихнуть свое эго и лично встретиться с весьма неприятным для него Беренгарием Иврейским. Здесь Гуго поймал наконец удачу за хвост. Если бы он завел с Беренгарием переписку и начал обмениваться посольствами, тот нашел бы тысячу причин для отказа в помощи или, по крайней мере, растранжирил бы драгоценное для Гуго время. Однако почти в буквальном смысле припертый к стене Беренгарий был вынужден осуществить скорый выбор из предлагаемых ему двух стульев. Разумеется, он выбрал сторону того, кто оказался для него ближе, не по целям и духу, а по физическому соседству, ибо Верона была далеко, а Гуго жарко дышал ему в лицо и требовал решиться. Ко всему прочему, возле туринских стен томились две с лишним сотни королевских вассалов, приведенных сюда Гуго явно не для прогулки. Беренгарий струхнул и заявил о своей поддержке короля, для чего выделил тому еще пару сотен туринцев в подкрепление.

Объединенное итальянское войско своей решительной атакой рассеяло могучих баварцев, как ветер пожухлые листья. Такой прыти от короля никто не ожидал, и ряды бунтовщиков мгновенно начали редеть, причем этот процесс по окончании битвы только приобрел дополнительный импульс. Граф Мило очень вовремя испытал угрызения совести, напомнившей ему, что именно от Гуго он получил в управление Веронскую марку. Вот как душу человека ломают время и обстоятельства! Всего десять лет тому назад он до конца отстаивал жизнь и честь императора Беренгария Фриульского, оставшись чуть ли не единственным верным ему. Десять лет поэты и музыканты того времени слагали баллады о подвиге графа Мило, приводя его мужество и доблесть в образцы для подражания. Но Мило взял и собственноручно пустил всю свою репутацию под откос. Не успел еще стихнуть звон мечей под Буссоленго, как он открыто заявил о своем раскаянии и переходе под руку короля. Разгневанный Арнульф пытался заставить графа кровью заплатить за измену, спустя пару дней кровавая стычка между недавними соратниками произошла в пределах самой Вероны, но граф Мило, заняв крепость на левом берегу Адидже, ту самую, где его Беренгарий пережил часы своего взлета и падения, отбился-таки от баварских дружин. Королевские войска тем временем подступили к самой Вероне, и Арнульфу ничего не оставалось, как, собрав остатки своего войска, кинуться к спасительным отрогам Альп. Его никто уже более не преследовал.

2 февраля 935 года Гуго вошел в Верону. Не так часто в его биографии случались воинские триумфы, чтобы отказаться от соблазна побаловать свое тщеславие. С видом Пилата, отпускающего Варавву[5], он помиловал валявшегося у него в ногах графа Мило, тем более что граф успел преподнести королю правильную версию своей схватки с Арнульфом. Но наказать кого-то было надо, и потому все шишки посыпались на бедного епископа Ратхерия. Именно его веронцы сделали крайним, а распространенные по городу едкие памфлеты против короля за авторством Ратхерия довели разум Гуго до нужного градуса. Лишь благодаря заступничеству Альдуина, архиепископа Миланского, не произошло кровавой расправы. Ратхерий вновь был лишен митры и препровожден в Павию, где его заточили в башню, успевшую к тому времени получить имя Вальперта, в память о недавнем печальном событии. Гуго же ничего не делал просто так: в этой башне, по его словам, отныне всегда будут находиться те, кто однажды отступился от своего короля.

Пока Гуго отмечал в Вероне победу над врагами, а его племянник Манассия устраивал чистку рядов в возвращенной ему епархии, подоспела новая беда. В пределы вассального герцогства Сполето, где всем заправлял другой племянник короля, вторглись лихие банды южноитальянских князей. У Гуго пошла кругом голова.

— Такое ощущение, что все силы ада сговорились между собой, — в сердцах заявил он как-то раз среди приближенных.

— А вы не думаете, мой король, что это и в самом деле так, что без сговора тут не обошлось? — ответил ему Манассия, и слова верного племянника заставили короля крепко задуматься.

Действительно, целых восемь лет на границах его королевства было спокойно, так что даже венгры обходили его владения стороной. А тут за три месяца сразу три военных кампании! С другой стороны, если в союз арабов и южных князей он гипотетически еще мог поверить, то со вторжением Арнульфа Баварского логической связи никак не просматривалось.

— Ну, полноте, мой король. Ни Беренгарий Иврейский, ни ваш сосед Рудольф, ни даже Генрих не способны организовать в кратчайший срок сразу три вторжения на ваши земли. Такое под силу только тому, кто имеет постоянных послов при всех королевских дворах. Тому, кто может мутить воду, не рискуя при этом жизнью своих подданных и обещая вашим врагам земли друг друга.

— И призывая неверных?

— Для этого ему вовсе не обязательно действовать самому. Те же капуанцы охотно торгуют с пунами и не видят в этом оскорбления веры Христовой.

— И конечно, это не могло обойтись без интересов в Сполето! Ведь этот щенок все никак не может забыть, что он когда-то имел на него право!

— Вот видите, государь. Силы ада порой могут быть призваны из мест, претендующих на святость.

Да, но как противостоять им? Король не мог бросить едва повиновавшуюся Верону и ринуться усмирять юг страны, на это не было ни сил, ни средств. Однако помог его величество случай. Южноитальянских князей подвела их собственная жадность и горделивая глупость. Не встречая препятствий, они установили власть почти во всем Сполето, за исключением крупных крепостей, где укрылись сторонники короля и герцога Теобальда. Но этого капуанцам и беневентцам показалось мало, и они устремили свой алчный взгляд на Калабрию и Апулию. Гуго поспешил воспользоваться ошибкой врагов, и его константинопольское посольство во главе с Лиутфридом Кремонским и его пасынком получило исчерпывающие инструкции.

В мае 935 года в порту Бари бросила якорь целая эскадра греческих кораблей во главе с протоспафарием Епифанием. Это стоило Гуго целой россыпи подарков как семьям базилевсов, так и шести архиереям ромейских церквей. Но в данном случае Гуго абсолютно не прогадал, и даром не пропало ни одного милиарисия. Все лето этого года греки успешно гоняли по Южной Италии своих строптивых вассалов, в том числе заставив их уйти и со сполетских земель.

Гуго очень хотел удержать византийскую эскадру в Бари до следующего года, чтобы по весне с помощью греков раз и навсегда покончить с Альберихом, но все, как всегда, упиралось в деньги. Впрочем, он понимал, что не сможет заставить базилевса пойти войском на Рим, но хотел использовать присутствие византийцев для дополнительного давления и устрашения Рима, а также для защиты от новых атак союзников Альбериха. Изменяя самому себе, он даже предложил Епифанию совместный поход на Фраксинет, осыпая того пригоршнями цветистых слов о долге каждого христианина защищать своих единоверцев, испытывающих притеснения со стороны неверных. Епифаний был немногословен, сославшись на волю божественного базилевса и усталость своих людей. И осенью 935 года его корабли подняли паруса в направлении Босфора.

Тем не менее Гуго уже знал, что надо делать. Успешно отразив все наскоки противников, он сам теперь решил перейти в контратаку. Беренгарий Иврейский оказался под бдительным оком Бозона, которому Гуго вновь доверился, помня, как славно тот в свое время расправился с тосканскими маркизами. Мило Веронский покаялся и, в качестве искупления вины, прекрасно исполнил миссию ко двору венецианского дожа Кандиани, где последний дал гарантии предоставления займа для королевского войска на следующий год. Братцы Атенульф и Ландульф, получив по ушам от греков, попрятались по своим пещерам в Капуе и Беневенте, и были достаточные основания полагать, что в следующий раз на божий свет они выползут не скоро. Дипломаты Гуго на Рождество побывали даже в Кведлинбурге, где Генрих Птицелов, не удосужившись извиниться за своего вассала, поспешил выставить все как одно большое недоразумение и личную авантюру Арнульфа Баварского. Посольство в Саксонию, быть может, трудно было бы назвать успешным и оправданным, если бы его не осуществлял епископ Манассия. Зоркий глаз королевского племянника подметил резко ухудшившееся состояние здоровья грозного Генриха. Дополнительные осторожные расспросы слуг только подтвердили первоначальные наблюдения: король саксонцев и тевтонцев болен, серьезно болен, а значит, Гуго может спать спокойно, с севера беды ждать в ближайшее время не придется.

Итак, Гуго вновь был готов бросить вызов Альбериху. Но не одними мечами готовился он проложить себе дорогу к императорскому трону. Нет, на сей раз он будет действовать хитрее, главной задачей теперь стало просто попасть в Рим, а уж там, не беспокойтесь, его высочество найдет возможность вытрясти из ублюдков Мароции все, что ему требуется.

………………………………………………………………………………………………………

[1] — Лиутпранд Кремонский «Антаподосис», книга 4, глава 4.

[2] — Аквы — ныне Аккви-Терме.

[3] — Лиутпольд Баварский (ок. 860–907), герцог Баварии (889–907).

[4] — Кунигунда Швабская (ок. 875–918), герцогиня Баварии (889–907), королева Восточно-Франкского королевства (913–918), супруга Лиутпольда Баварского и короля Конрада Первого.

[5] — Варавва — библейский преступник, которого Пилат помиловал по случаю Пасхи, отдав ему предпочтение перед Христом.