Глава 7. Фронт и тыл
Возрастные ограничения 16+
Большая ошибка думать, что наши беды правильно освещались зарубежными газетами. Прав был Царь Александр III, говоря, что «у России нет друзей». Нашу славу и достоинство, нашу честь и гордость – Православную Монархию, последнюю в мире хранительницу древнеарийских сословно-монархических традиций (желающих знать больше отсылаю к священным книгам Ригведа и Авеста) и защитницу всех славянских народов Европы, иностранная пресса изощрённо поливала грязью. Вот что писала св. Царица в письме к одной из своих Сестёр, принцессе Алисе Баттенбергской: «Бедные рабочие, которые были введены в заблуждение, пострадали, а вожаки, как обычно, попрятались за их спины. Не верьте всем этим ужасам, о которых рассказывают зарубежные газеты! От их тошнотворных преувеличений волосы дыбом становятся».
Государыне нельзя не верить, как и самому Государю. Казалось, всё против них, а народ… «Народ безмолвствует». ЛУЧШАЯ часть его, однако, хранила верность св. Царю, худшая (чернь – отбросы сословного общества, которыми руководил первый Петросовет, где видную роль играли заклятые враги всего русского Леон Бронштейн (Троцкий) и А.Парвус (Израиль Гельфанд) – откровенно бунтовали. Взрыв, унёсший жизнь Великого Князя Сергея Александровича, был направлен против всей Династии, как оказалось, слишком доступной и плохо защищённой. Могла ли в тех условиях святая Царская Чета «сложить оружие»? Нет, это было бы катастрофой для России: на Востоке её доконали бы японцы, на Западе, думаю, не заставили бы себя ждать Германия и Австро-Венгрия, а внутри разразилась бы усобица на монархической почве. В том-то и разгадка одной из главных причин катастрофы 1917 года и гибели св. Царской Семьи, что она НЕ МОГЛА «сложить оружие» ни в 1905 году, ни позднее: никто бы её не защитил, не понял, не принял, как это и случилось позже. Очевидно, Сам Бог открыл им только один путь, путь борьбы за Россию, за благо её народа, за торжество Русского Православия – крестный путь. И они не свернули с него, они победили, «смертию смерть поправ», потому что изначально были избраны Богом как искупители наших чудовищных грехов.
Узнав о гибели Сергея Александровича, св. Царица совершенно справедливо высказалась о необходимости ужесточения существовавшего механизма репрессий, а С.Витте со своими сторонниками хотел, как он говорил, пойти на «разумные уступки». Государь отправил в отставку министра Внутренних Дел П.Святополка-Мирского, назначив на его место А.Булыгина, который разработал новый Императорский Указ, допускавший привлечение выборных представителей от народа к участию в обсуждении законодательных предположений. Государь прочёл текст Указа и внёс кое-какие поправки. Св. Царица тоже не осталась в стороне (она была обеспокоена здоровьем перегруженного делами Супруга) и при участии князей Ширинского и Путятина написала Манифест,
призывавший законопослушных подданных активно противостоять мятежным элементам, которые дерзко посягнули на самые основы Монархии, освящённые Церковью, утверждённые веками и законом. При участии мудрого государственного мужа К.Победоносцева оба документа были приведены в полное соответствие друг с другом, но при этом пострадал в своём либерализме составленный Булыгиным вариант. Как писал С.Витте в мемуарах, министров не поставили в известность об опубликовании итогового текста Царского Манифеста, и они прочли его уже в газетах 18 февраля (3 марта) 1905 года, когда ехали в Царское Село для последнего совещания с Государем по поводу принятия нужного масону С.Витте проекта Булыгина. Возможно, именно эта нужность и явилась причиной, по которой на совещании у св. Царя подготовленные Витте министры упёрлись и приняли проект Булыгина, не считаясь с его явным противоречием с уже опубликованным Императорским Манифестом. Так возникли «ножницы» между Государем и Комитетом Министров, несмотря на то, что занимаемый Витте пост председателя Комитета Министров был во многом декоративным. Св. Царь сразу понял опасность «ножниц» и просто подписал специальный Указ, разрешавший как отдельным лицам любого сословия, так и легальным организациям сообщать Государю свои предложения о реформах государственного устройства. Таким образом, «ножницы» ликвидировались, не успев, к счастью, ничего «разрезать» в условиях войны, революционной смуты и антигосударственного террора.
Хотя о реформаторской деятельности Витте написано много, я хочу дать здесь своеобразный перечень заслуг и промахов этого неординарного государственного деятеля России в свете выполнения им «братского» послушания (в каждом масонском Ордене, в каждой ложе есть своё послушание), с учётом его непатриотичного преклонения перед западной демократией. Итак, начал Витте свою карьеру в 1869 году со службы в Канцелярии Одесского генерал-губернатора, где занимался учётом железнодорожного движения. В 1871 году его назначили начальником Службы Движения казённой Одесской Железной Дороги, а позже он перешёл в частную железнодорожную компанию. Вероятно, здесь бы он и «застрял», если бы в 1888 году Царь Александр III не оценил по достоинству сделанное Витте предупреждение об опасности проводить тяжёлые Царские поезда с повышенной скоростью, какой требовала Царская Свита, ведь через два месяца Царский поезд потерпел ужасное крушение под Харьковом (эта авария известна ещё как «инцидент с гнилой шпалой», до сих пор не опровергнута версия о покушении на Императорскую Семью), так что предупреждение Витте было своевременным, и в начале 1889 года. «выскочке», по мнению некоторых придворных, предложили пост директора Департамента Железнодорожных Дел Министерства Финансов, причём Александр III приказал резко повысить Витте оклад по должности, т.к. ответственные служащие ведущих акционерных компаний получали больше, чем государственные чиновники. В марте 1889 года последовала ещё сенсация: из титулярных советников (IX класс в «Табели о Рангах» Петра I) Витте произвели аж в действительные статские советники (IV класс, соответствовавший званию генерал-майора в армии). Трудно сказать, только ли доверием Императора, а не помощью масонов объясняется такой необычный взлёт, вызвавший повышенный интерес к Витте и в свете, где он поначалу чувствовал себя чужим, но скоро от его провинциальной скованности и сдержанности ничего не осталось. В феврале 1892 года Витте стал министром Путей Сообщения, а в августе – министром Финансов. Его ведомство в конце XIX века включало в себя одиннадцать подразделений, ему подчинялись Государственный Банк, Дворянский Земельный Банк, Крестьянский Поземельный Банк, Монетный Двор. В центральном аппарате Министерства работало свыше 1 тыс. человек, кроме того, Витте имел в подчинении собственных официальных агентов в крупнейших государствах мира (человек с такими широкими полномочиями – излюбленная жертва масонов, их желанный «брат»)… На посту министра Финансов Витте провёл бессменно одиннадцать лет. За это время он сделал очень много, неизменно пользуясь поддержкой Монархов. Стоит проследить, откуда Витте черпал свои экономические идеи? Оказывается, в молодости он увлекался теориями экономиста Ф.Листа, уроженца швабского города Ройтлингена, умершего всего за три года до рождения Сергея Юльевича.
Витте-практик целиком соглашался с теорией «национальной экономии» Листа-теоретика. Она основывалась на том, что странам со слабой индустрией для устранения главного препятствия к развитию – конкуренции ушедших вперёд стран – нужна «сильная политика» с обязательным соблюдением двух основных условий: последовательной протекционистской таможенной политики и целенаправленного государственного регулирования в области индустрии. Это-то и называлось критиками «политикой насаждения промышленности», результаты которой настолько впечатляли, что её нельзя было считать ошибочной. И как раз экономический «блицкриг» немцев убеждал Витте и его сторонников сильнее всяких других доводов.
Германия до 1871 года представляла собой «страну бедных Вертеров», была более географическим, историческим понятием, чем единой государственной структурой. Внутригерманские дела решались политиками Англии, Франции, Австро-Венгрии и России. Так откуда же такой рывок? Конечно, Ф.Лист был выдающимся экономистом, а О. фон Бисмарк – блестящим канцлером, это глупо отрицать, но что бы они могли, имея в своём распоряжении лишь тощий кошелёк «бедных Вертеров»? И как вышла на второе место после США страна, где средняя продолжительность жизни мужчин составляла 24 года, а женщин – 28 лет? Ответ прост: Германия расцвела благодаря не только трудолюбию и талантам немцев, но и… немецкому оружию. В 1871 году немцы разбили французскую армию и взяли с Парижа 5 млрд. золотых франков контрибуции. Минуло всего двадцать лет, и Германия не только пахла огородами и красовалась старинными городами, она вовсю дымила труба-ми заводов и фабрик. К несчастью для Европы и для себя, немцы быстро освоили победные контрибуции, поставив индустрию на военные рельсы для усиленной подготовки к новой войне: А.Крупп удивлял мир мощными пушками, гросс-адмирал А. фон Тирпиц – броненосцами, Ф. фон Цеппелин – дирижаблями, К.Цейс – оптикой. Но мало кто верил, что Германия превращается в жадного и жестокого агрессора. Понимал ли это Витте? Должен был понимать…
При ближайшем участии С.Витте в России были проведены крупные экономические преобразования, укрепившие государственные финансы и ускорившие промышленное развитие. В их числе: введение казённой винной монополии (1894), строительство Транссибирской Железной Дороги, заключение таможенных договоров с Германией (1894 и 1904 годы), развитие сети технических и профессиональных училищ. Узловым пунктом экономической программы Витте стало введение в обращение золотого рубля, что повлекло стабилизацию нашей денежной единицы, стимулировало крупные иностранные инвестиции в ведущие отрасли промышленности. «Введение золотой валюты,- писал А.Боханов в книге «Николай II»,- резко усилило нападки. Ибо оно существенно затронуло имущественные интересы тех, кто всегда считался в России хозяином положения,- крупнейших земельных собственников. Укрепление… рубля переходом на универсальный золотой паритет отвечало главным образом задачам развития промышленности. Аграрному же сектору реформа не сулила никаких особых выгод и даже наоборот: стабилизация отечественной денежной единицы, повышение её курсовой стоимости неизбежно вели к удорожанию экспорта, главными предметами которого традиционно служили продукты сельского хозяйства. Намечаемые преобразования непосредственно ущемляли экспортные выгоды землевладельцев. Именно их противодействие затягивало давно назревшую реформу». Я не стану разбирать, прав ли историк А.Боханов как экономист, но Витте явно способствовал нарушению естественной пропорциональности развития главенствующего в России сельского хозяйства и промышленного сек-тора в пользу последнего, и это давало лишние козыри антигосударственным силам, не говоря уже о более отдалённых последствиях, преодоление которых автоматически ложилось на плечи Государя и его правительства. Поэтому нельзя объяснять только меркантильными причинами неоднократные попытки консервативных членов Государственного Совета «потопить» Витте с его законодательной программой, и все его идеи никогда не стали бы законами, если б их не делали таковыми прямые Царские Указы.
Св. Царь не питал особого расположения к Витте, однако для пользы дела сохранял его на важнейших государственных постах. А.Боханов в упомянутой выше книге совершенно справедливо заметил, что все реформы «русского Бисмарка», «по сути своей, …являлись реформами Царя, осуществляемыми министром Финансов». Позиции Витте в конце XIX века были прочны ещё и потому, что происходил подъём производительных сил. Например, из 1 292 русских акционерных компаний, работавших в 1903 году, 794 были учреждены в 1892-1902 годах., а из 241 иностранной компании – 205 возникли в России в это же время. В частновладельческом секторе имела место бурная деловая активность, говорившая о правильности выбранного экономического курса. Таким образом, индустрия поддавалась реформированию быстрее и легче, чем аграрный сектор, в результате получилась такая картина: крупные промышленные предприятия, оснащённые по последнему слову техники и выпускавшие первоклассную продукцию, соседствовали с убогими жилищами; по железным дорогам мчались поезда, а на них смотрели крестьяне, обрабатывающие землю инвентарём, бывшим в употреблении ещё до воцарения Дома Романовых. Но как быть, если крестьяне сами не хотели перемен, а Монархия не знала и не позволила бы себе ни коллективизации, ни «шоковой терапии», в отличие от её «наследников»-узурпаторов? И Витте, отлично понимая все приведённые несуразности, сам долго верил, что осовременивать деревню надо только после реформирования промышленности, поэтому он и поддержал закон 14 (27) декабря 1893 года, абсолютно уверенный, что «общинное землевладение наиболее способно обеспечивать крестьянство от нищеты и бездомности». Тем более большинство крестьян-общинников не хотело изменений в традиционном укладе жизни.
Лишь через девять лет Витте понял необходимость аграрных реформ и возглавил «Особое Совещание о Нуждах Сельскохозяйственной Промышленности», работавшее около трёх лет (1902-1905 годах). Внутри этого органа вместо полноценной разработки новых принципов сельскохозяйственной политики шла ожесточённая тайная и явная борьба между сторонниками сохранения на селе общины и сторонниками реформ. Витте встал во главе последних, став инициатором отмены круговой поруки (закон 12 (25) марта 1903 года) и облегчения паспортного режима для крестьян. Свои рекомендации он изложил в вышедшей в 1904 году специальной работе. Их суть заключалась в снятии с крестьян административных ограничений, в юридическом уравнении с другими подданными Империи, в укреплении прав собственности. Витте не призывал ликвидировать общину, ратовал лишь за её преобразование в свободную ассоциацию производителей и за разрешение крестьянам, внёсшим выкупные платежи, выходить из общины с наделом. Административные же функции, по Витте, должны были отойти от общины к волостным земствам.
Но Витте не внёс никаких предложений по поводу государственной финансовой и социальной поддержки крестьян, без которой реформирование было невозможно. Эту явную недоработку Витте скоро осознал, правда, уже в отставке, наблюдая столыпинские реформы и пытаясь в мемуарах приписать себе чужие заслуги в области аграрных преобразований, каковых у него на самом деле не имелось.
Падение Витте, мне кажется, началось в 1900 году и тоже по его вине. В тот год Государю случилось тяжело болеть тифом, и Витте бестактно позволил себе в присутствии св. Царицы публично обсуждать возможности передачи Престола любимому младшему Брату св. Царя Великому Князю Михаилу Александровичу, чем оскорбил Государыню, т.к. подогрел нелепые сплетни, что она не может родить Наследника Престола. Этим он лишний раз продемонстрировал свои антимонархические взгляды, чем воспользовались недовольные его критикой политики на Дальнем Востоке, и в 1902-1903 годах против Витте объединились Великий Князь Александр Михайлович (Супруг Сестры св. Царя Ксении Александровны), В. фон Плеве, контр-адмирал и управляющий Особым Комитетом Дальнего Востока А.Абаза, наместник на Дальнем Востоке адмирал Е.Алексеев, председатель Комитета Министров И.Дурново. Терпение Государя тоже имело пределы, и Витте почувствовал ослабление его поддержки, а в августе 1903 года получил назначение на почётный, но, как я уже писал, почти декоративный пост председателя Комитета Министров вместо Дурново. Но и это не было ещё его концом, поэтому здесь я пока прервусь, чтобы вернуться к хронологии событий 1905 года.
В это время на Дальнем Востоке война шла полным ходом. Под Мукденом произошло не просто сражение, а многодневное, упорное противостояние, длившееся с 6 (19) февраля по 25 февраля (10 марта) 1905 года. Наши войска потеряли убитыми, ранеными и пленными 90 тыс. человек. Опасаясь расчленения противником армии, генерал-адъютант А.Куропаткин отдал приказ отступать к северу, сдав Мукден. Но войска продолжали получать подкрепления, дух армии не был сломлен, она оставалась вполне боеспособной, поэтому Государь нашёл действия А.Куропаткина неудовлетворительными, снял его с поста главнокомандующего, «сослав» командовать 1-й армией, а на пост главнокомандующего назначил генерала Н.Линевича, который неплохо показал себя на посту командующего 1-й армией. К сожалению, генерал Линевич не успел переломить ход военных действий в нашу пользу до заключения мира.
Неверно думать, будто наша армия в Маньчжурии была вооружена хуже японской. Но прежде чем рассказать о нашем вооружении, ещё раз напомню, что русская Монархия не была агрессором, даже наоборот. Существовала, например, Петербургская декларация 1868 года, где говорилось, что единственная законная цель оружия – это даже не уничтожение, а лишь ослабление боевых сил противника. Полезно также помнить, что Царская Россия долгое время считала пулемёты бесчеловечным оружием массового уничтожения, выступала за их запрещение и позже других стран оснастила ими свою армию. Кроме того, наш канцлер князь А.Горчаков открыто заявил сразу после разгрома французов немцами при Седане в 1871 году, что в войне Франции с Германией достигнут предел вооружения, а дальнейшее его совершенствование есть преступление против человечества. Вот что можно сказать о стрелковом вооружении наших войск в Японскую кампанию.
Основным стрелковым оружием нашей армии с 1891 года была пятизарядная трёхлинейная винтовка С.Мосина, пришедшая на смену принятой на вооружение русских войск ещё Александром II американской винтовке Бердана-2 («Берданке»). Поскольку, судя по некоторым источникам, «Берданка» воевала и в Первую мировую войну, я немного отвлекусь на неё. «Берданка» образца 1870 года была однозарядной, со скользящим затвором и металлическим патроном калибра 10,67 мм, имела четыре вида – пехотная, драгунская, казачья, карабин, отличные друг от друга по длине и весу (со штыком и без штыка). Винтовка Бердана-2 несколько раз улучшалась, однако в конце концов уступила «трёхлинейке» С.Мосина, оставаясь при этом на складах отдалённых крепостей и гарнизонов. Но ещё с середины XIX века появились первые образцы автоматического оружия. Теоретиком и практиком создания как отдельных образцов, так и школы автоматического оружия в России стал разносторонне одарённый В.Фёдоров, полковник (а затем и генерал) Царской армии. В начале он, как и многие наши оружейники, пытался автоматизировать винтовку Мосина, оснащённую отмыкаемым трёхгранным штыком для рукопашного боя, но по чисто техническим причинам пришёл к выводу, что целесообразно делать винтовку заново, поэтому мосинская «трёхлинейка» воевала всю Японскую кампанию. Тем не менее, опыт применения нашими войсками против японцев ручных и станковых пулемётов показал необходимость перевооружения армии автоматическим
оружием, тем более, что на полях боёв в Маньчжурии неудачно зарекомендовал себя датский ручной пулемёт «Мадсен» образца 1902 года (в русских войсках таких пулемётов было немало – 1 тыс. штук). При деятельной поддержке военного руководства и Государя за разработку образцов нового вида оружия взялись видные конструкторы и изобретатели в воинских частях и на заводах, поэтому уже в начале 1906 года работы над чертежами новой винтовки закончились, приступили к изготовлению опытных образцов. Винтовка была рассчитана на штатный патрон «трёхлинейки» калибром 7,62 мм, у которого гильза, как у всех обычных винтовочных гильз, со шляпкой (закраиной) для извлечения из патронника, что не годилось для автоматической перезарядки, происходившей от отдачи подвижного ствола, поэтому новую модификацию отрабатывали в течение шести лет. Винтовка проходила жёсткие испытания: с неё снимали смазку, держали несколько дней под дождём, опускали на сутки в пруд, смазанную возили в телеге по пыльной дороге и каждый раз проверяли стрельбой.
Справедливости ради надо признать, что первую в России автоматическую винтовку создал в 1889 году конструктор Двоеглазов. Но она уступила винтовке Мосина, которая не требовала переустройства заводского оборудования, а военно-политическая обстановка того времени диктовала сжатые сроки разработки и производства, и наши войска получили «трёхлинейку» всего через пять лет после её изобретения (в Германии аналогичная винтовка Маузера (Mauser-М98, конструкторы Вильгельм и Пауль Маузеры) появилась на целых семь лет позже). Напрашивается вопрос: что помешало Фёдорову вернуть к жизни винтовку Двоеглазова, почему он пошёл своим, возможно, более долгим путём? Я не знаю ответа.
Работы В.Фёдорова и других конструкторов конца XIX – начала XX веков. тесно связаны с испытательным полигоном в Ораниенбауме, под Петербургом. Этот крупнейший научно-исследовательский центр стрелкового оружия, создал в 90-х годах XIX века при Офицерской Стрелковой школе выпускник Артиллерийской Академии Н.Филатов. Ему же принадлежат и другие немалые заслуги в теоретическом и практическом развитии русского стрелкового дела. Здесь, в Ораниенбауме, на опытных стрельбах часто присутствовал Государь, который старательно вникал во все тонкости создания нового пехотного оружия, учитывал особенности службы солдат-пехотинцев.
Вооружение армии, конечно, важное дело, но и о душе задуматься необходимо.
17 (30) апреля 1905 года, в первый день Пасхи, был издан Указ о свободе совести, вызвавший, к сожалению, мощную атаку католицизма на Православие. Вот что писал митрополит Евлогий в книге «Путь моей жизни»: «Прекрасная идея в условиях жизни нашего края привела к отчаянной борьбе католичества с Православием. Ни Варшавского архиепископа, ни меня (в то время автор был викарным епископом Холмско-Варшавской епархии.- Е.М.) не предуведомили об Указе, и он застал нас врасплох. Потом выяснилось, что польско-католические круги заблаговременно о нём узнали и к наступлению обдуманно подготовились. Едва новый закон был опубликован, все деревни были засыпаны листовками, брошюрами с призывом переходить в католичество. Агитацию подкрепляли ложными слухами, низкой клеветой: Царь уже перешёл в католичество…- переходите и вы..; Иоанн Кронштадтский тоже принял католичество – следуйте его примеру… и т.д. Народ растерялся… На Пасхе я был засыпан письмами от сельского духовенства, по ним я могу судить, насколько опасность была серьёзна. На местах было не только смущение, а настоящая паника. «У нас бури, волнения, слёзы, крики… разъясните, помогите».- вот вопли, обращённые ко мне… На епархиальный съезд собрались представители всех приходов: священник и двое мирян от каждого прихода… Я убеждал собрание немедленно послать делегацию в Петербург, которая добилась бы аудиенции у Государя. Гнусным наветам католиков на Царя надо было положить конец. Делегаты-миряне должны были воочию убедиться в ложности слухов о его измене Православию. В число делегатов выбрали меня, двух священников, матушку Екатерину и шесть-семь крестьян…
На приём к министру Внутренних Дел Булыгину я привёз и мужиков-делегатов. Они ввалились в смазных сапогах, в кожухах; внесли в министерскую приёмную крепкий мужицкий запах, а когда пришёл момент представляться министру – приветствовали его необычным в устах посетителей восклицанием: «Христос Воскресе!» Булыгин промолчал… Когда мы вышли из Министерства, на-строение у нас было подавленное. Мужики понурили головы и говорят: «Значит верно: он тоже католиком стал – на «Христос Воскресе!» не ответил…». Я был рассержен неудачей. Лучше было бы к министру делегатов и не водить… Тем временем матушка Екатерина… хлопотала об аудиенции,- и успешно. Через два дня пришло известие: Государь аудиенцию разрешил, но примет только меня и матушку Екатерину. Но как сказать это крестьянам? Что они подумают? Пришлось прил-гать: «В Царское Село поедем вместе, но там мы с матушкой Екатериной сядем в карету, а вы за нами бегите». В Царском Селе нас ожидала карета с лакеем, а мы кричим мужикам: «За нами! За нами!» Они добежали до дворцовых ворот, но дальше стража их не пропустила – потребовала пропуск. «Стойте, стойте здесь, ждите»,- говорит матушка Екатерина.
Государь принял нас на «частном» приёме – в гостиной. Тут же находилась и Государыня. Я рассказал Государю о религиозной смуте, вызванной законом о свободе вероисповедания. «Кто мог подумать! Такой прекрасный Указ,- и такие последствия…»,- со скорбью сказал Государь. Государыня заплакала… «С нами крестьяне…»,- сказала матушка Екатерина. «Где же они? – спросил Государь. «Их не пускают…» — «Скажите адъютанту, чтобы их впустили». Но адъютант впустить наших спутников отказался. Тогда Государь пошёл сам отдать приказание. «По долгу присяги я не имею права пускать лиц вне списка»,- мотивировал адъютант свою непреклонность. «Я приказываю»,- сказал Государь. Мужиков впустили. Шли они по гладкому паркету дворцовых зал неуверенной поступью («як по стеклу шли»,- рассказывали они потом), но всё же громко стуча своими подко-ванными сапогами. Удивились, даже испугались, увидев у дверей арапов-скороходов… Подошли, потрогали их: «Вы человек, чи ни?» Те стоят, улыбаются. Распахнулась дверь,- и мои мужики ввалились в гостиную. «Христос Воскресе!» — дружно воскликнули они. «Воистину Воскресе, братцы»,- ответил Государь. Что сделалось с нашими делегатами! Они бросились к ногам Царя, целуют их,… что-то лепечут, не знают, как свою радость выразить… «Мы думали, что ты в католичество пере-шёл, …мы не знали, …нас обманывали…». «Да что вы, …я вас в обиду не дам. Встаньте, будем раз-говаривать»,- успокаивал их Государь. Тут полились безудержные рассказы. …Кто рассказывал, как «рыгу» ему спалили; кто рассказывал, как католический епископ ездит в сопровождении «казаков»… («да вовсе они и не казаки, а так, знаешь…»). Я слушаю и волнуюсь: в выражениях не стесняются, не вырвалось бы «крепкое словцо»… Государь их обласкал, Государыня мне вручила коробку с крестиками для раздачи населению,- и аудиенция окончилась. Когда вышли из дворца, один из мужиков спохватился: «Ах, забыл сказать Царю. Вчера вечером видел: солдат с бабой идёт… Экий непорядок у него в армии». «Хорошо, что позабыл»,- подумал я. Аудиенция произвела на крестьян неизгладимое впечатление. …Они были моими главными «миссионерами». Стоило кому-нибудь сослаться на лживые брошюрки католиков, и побывавший у Царя делегат кричал: «Я сам Царя видел! Я сам во дворце был!».
Набирало силу не только церковное противостояние. В Берлине вышла запрещённая русской цензурой книга Тормана и Гётше, где прямо говорилось, что к 1950 году немцы станут безраздельными хозяевами Европы: «Они будут пользоваться политическими правами и приобретать землю. Они… будут народом господ; наряду с этим они дозволят, чтобы второстепенные (грязные) работы выполнялись для них иностранцами, находящимися в их подчинении». Эта теория получила название пангерманизма. По сути, она оправдывала в глазах самих немцев агрессивную политику Германии, вёдшей прямо к большой неправедной войне за мировое господство. Пока был жив Отто фон Бисмарк, он предостерегал немцев от опасности такого курса, а его мнение было для них истиной в последней инстанции. Но когда «железного канцлера» не стало, германская военная машина лишилась тормозов и понеслась под уклон. Германская пресса успешно «внедряла» пангерманизм в сознание всех немецких сословий, включая пролетариат. Лжеарийские теоретические изыскания Тормана и Гётше послужили составной частью фундамента германского национал-социализма, очень схожего с коммунизмом в масонском и бесчеловечно-рабском отношении. Кстати, Россия до 1917 года не знала рабства: у нас не было рабством даже пресловутое крепостное право, усилившееся в результате реформ Петра I и деятельности Эрнста Иоганна Бирона с его иностранными землевладельцами-масонами и отменённое в 1861 году Царём Александром II, убитым именно за отмену этого «рабства», потому что на Западе и Востоке не было той подлинной свободы, которую имел наш народ под Скипетром Самодержцев Всероссийских. Упомянутая мной книга Тормана и Гётше несла всем народам такую «свободу», какой в Царской России просто не могло быть.
Ну, а что же делал кайзер Вильгельм II, каким он был, Кузен св. Царя? То был одарённый, но несколько закомплексованный человек, хлебнувший в детстве немало горя от своих бездушных родственников, которые помыкали им, как хотели, и всячески издевались над Вильгельмом из-за его от рождения недостаточно развитой руки. Закомплексованные люди делаются либо безвольными тихонями, либо стараются отомстить за пережитые унижения. К сожалению, к числу последних и принадлежал Вильгельм II, чем воспользовались окружавшие его генералы, крупные промышленники, масоны, которым война была необходима не только для чинов и наживы, но и для ниспровержения германской христианской Монархии в непримиримой борьбе рас и религий, а вовсе не в «классовой борьбе», как учили в советских школах на уроках политэкономии – начальной стадии воспитания «сознательных марксистов-ленинцев». И хотя Вильгельм II благоразумно был против конфронтации с Россией, немецкий офицерский корпус тоже отрицательно влиял на него, считая, например, что надо напасть на Россию, пока она «возится с Японией». Большую войну одобряло большинство немцев, думавших, что она их не коснётся. Между тем, Государь, мне кажется, по-человечески сочувствовал несчастью Вильгельма II и не питал вражды к Германии, отлично пони-мая, что войну развяжет вовсе не простой немец. Христианское миролюбие св. Царя я хочу подкрепить одним примером: в Дармштадте на личные средства Государя был построен русский православный храм Равноапостольной Марии Магдалины (освящён в 1899 году) в память его Бабушки, Императрицы Марии Александровны.
Итак, Россия всячески стремилась предупредить войну «между германскими и славянскими народами» (так говорили и в Берлине) в период её начального вызревания.
Однако, начальник немецкого Генерального Штаба, генерал граф А. фон Шлиффен, созерцая успехи японцев в Маньчжурии, создал в 1905 году теорию блицкрига. Фон Шлиффен был деловито-умён и самостоятелен в суждениях, занимал свою высокую должность пятнадцать лет (1891-1906), суть его теории проста: коротким ударом войска противника уничтожаются в течение одного лета, чтобы избежать осенней распутицы и, главное, зимы. Тогда же появился так называемый «план Шлиффена» о войне Германии сразу на два фронта: за молниеносным разгромом Франции должен последовать разгром русских войск, оглушённых внезапностью нападения и не успевающих откатиться вглубь России, чтобы немецкая армия не повторила ошибки Наполеона Бонапарта. Надо отдать должное фон Шлиффену: его теоретические труды стали классикой новейшей стратегии и тактики и благополучно дожили не только до Первой, но и до Второй мировой войны.
История «плана Шлифена» на этом не кончается. Один наш историк (Е.Черняк) уверенно писал, что «план» был выкраден Царской разведкой, «передан французам, но там сочли его фальшив-кой»: действительно, трудно было поверить, что немцы двинутся на Париж, игнорируя нейтралитет Бельгии и Люксембурга. Другой наш историк (К.Шацилло) утверждал обратное: «План Шлиффена» даже приблизительно не был известен русскому командованию…». Но дело обстояло сложней. Чтобы отвлечь внимание нашей разведки от «плана», Вильгельм II и Х. фон Мольтке, сменивший фон Шлиффена на посту начальника немецкого Генерального Штаба, разработали фальшивый «план» («Меморандум» о распределении военных сил Германии в готовящейся войне) и подбросили его Царскому Генеральному Штабу. Но там служили люди ничуть не глупее фон Шлиффена и фон Мольтке, поэтому они сразу распознали фальшивку и по ней воссоздали содержание «плана Шлиффена», потому что стиль фон Шлиффена существенно отличался от «стиля» Вильгельма II и фон Мольтке. Таким образом, фактор внезапности не сработал. Так обстояли дела в Европе.
А в России весна тревожного 1905 года была в разгаре: продолжалась революционная смута и война с Японией. Сейчас, когда я пишу эти строки, минуло сто лет и четыре месяца со дня трагической гибели эскадры адмирала З.Рожественского, истинные причины которой до сих пор остаются загадкой. То есть причин можно насчитать много, но сами по себе они толком ничего не объясняют. Ясно одно: личной вины св. Царя в этой трагедии нет, как нет и личной вины З.Рожественского.
Наш адмирал получил известие о сдаче Порт-Артура во время стоянки эскадры на Мадагаскаре и ждал приказа о возвращении в Кронштадт, потому что главная задача его беспримерного похода – деблокирование Порт-Артура с моря – стала невыполнимой, но пришёл приказ прорываться во Владивосток. Как пишут, имелось два пути от берегов Аннама: либо более долгий путь по Тихому океану в обход Японии, либо короткий путь через Цусимский пролив, разделяющий Японию и Корею. Почему З.Рожественский выбрал короткий путь? Может быть, чтобы не отяжелять суда лишним грузом угля, пресной воды и продовольствия, не лишать их необходимой в случае боя маневренности?.. Однако верил ли З.Рожественский в успех этого боя? Пишут, что нет. Но у него имелся ясный приказ – закон для военного человека, и его эскадра вошла в Цусимский пролив 14 (27) мая 1905 года, где встретилась с армадой адмирала Х.Того: 4 эскадренных броненосца, 8 тяжёлых крейсеров, 16 крейсеров, 63 миноносца. Все данные были опубликованы. Скажу сразу: по общему числу орудий главного (240 мм) калибра – 32 против 16 – мы были сильнее японцев. Большой же перевес в миноносцах можно объяснить тем, что Россия тогда ещё не производила торпед для своих миноносцев, а закупала их за большие деньги. Япония же сама производила торпеды, а значит, могла иметь сколько угодно боеспособных миноносцев. У нас же их количество напрямую зависело от количества закупленных торпед. Нужно также понимать, что тогдашние торпеды были не так уж мощны, они напоминали скорее плавучие снаряды не самой разрушительной силы, и вред от них – повреждения ниже ватерлинии – достигался не за счёт мощности, а именно за счёт количества попавших в цель торпед.
К утру 15 (28) мая 1905 года японцы торжествовали победу, потеряв 3 миноносца и 117 человек убитыми. У нас погибло 5 044 человека. К сожалению, даже героизм наших моряков не повлиял на исход сражения…
Необычайную стойкость проявил экипаж флагманского броненосца «Князь Суворов», пять часов подряд отбивавший атаки японцев, буквально до последнего орудия – 75-миллиметровой пушки – ведя огонь по врагу с охваченного пожаром корабля (остальные его орудия вы-били японские снаряды). Погибли, но не сдались броненосец «Адмирал Ушаков», крейсер «Дмитрий Донской», миноносец «Громкий»… За Веру, Царя и Отечество!.. Враг захватил изуродованный броненосец «Орёл», сдались 4 корабля под командой адмирала Небогатова, чтобы, как он говорил, «спасти две тысячи молодых жизней». Сдался и миноносец, на который перенесли с флагмана тяжело раненого З.Рожественского. До Владивостока дошли лёгкий крейсер «Алмаз» и два миноносца; один крейсер разбился о камни к северу от Владивостока, а три других, в том числе небезызвестный крейсер «Аврора», ушли в Манилу. Кому что: кому – геройская могила на морском дне и свет-лая память, кому – несмываемый позор на скрижалях истории…
Ко всем факторам, обусловившим победу Японии при Цусиме, нельзя не прибавить фактор невероятного везения. Вот три примера: сражения могло не произойти вообще, т.к. японские миноносцы-разведчики случайно обнаружили нашу эскадру, из-за тумана не заметив её, и наткнулись лишь на последние, шедшие в хвосте корабли; Х.Того, проведя весь бой на мостике, не получил ни царапины, хотя в его флагманский броненосец «Микаса» попало более сорока наших «гостинцев», а З.Рожественский, находясь в начале боя в бронированной рубке, был тяжело ранен там шальным осколком; наш снаряд вызвал пожар в артиллерийском погребе вражеского броненосца «Фудзи», но другой снаряд перебил трубу его гидравлической магистрали, и струя воды погасила пламя, грозившее взрывом судна.
З.Рожественский выжил, вернулся из плена в Россию, предстал перед Царским судом и был оправдан. Он вышел в отставку в 1906 году, дожил до 1909 года и скончался в возрасте всего 61 года.
19 мая (1 июня) 1905 года св. Царь записал в дневнике: «Теперь окончательно подтвердились ужасные известия о гибели почти всей эскадры в двухдневном бою… День стоял дивный, что прибавляло ещё больше грусти на душе». Но чего стоило ему такое внешнее спокойствие, продолжение обычной жизни с катанием на байдарке в Царском Селе, работой, вечерними прогулками и снятием проб с обеда караульных солдат с добродушными замечаниями и шутками! Чего стоили смотры войск, всё ещё отправлявшихся на Дальний Восток!.. Начальник Канцелярии Министерства Императорского Двора генерал А.Мосолов вспоминал, что в тот день, когда в Царском поезде была принята телеграмма о Цусимской катастрофе, Государь пригласил офицеров на чай и в течение часа говорил вовсе не о Цусиме. Свита была ошеломлена «безучастием Императора к такому несчастию» (так писал А.Мосолов). Только после ухода Государя с чаепития министр Двора барон (с 1913 года – граф) В.Фредерикс «…рассказал о своей беседе с Государем в купе. Николай II был в отчаянии: рухнула последняя надежда на благополучный исход войны. Он был подавлен потерею своего любимого детища – флота, не говоря о гибели многих офицеров, столь любимых и облагодетельствованных им…».
Одним из последствий поражения при Цусиме стало падение боевого духа армии и флота, что открывало дорогу революционной пропаганде, благодаря которой в Кронштадте дважды вспыхивали бунты – в октябре 1905 года и в июле 1906 года. Оба бунта были подавлены верными Монархии войсками. По имеющимся у меня данным, за июльский бунт к разным наказаниям были приговорены 1 417 матросов и солдат, но всего лишь 36 из них приговорили к смертной казни. Организатором и вдохновителем этих бунтов был, полагаю, первый Петросовдеп вместе с Л.Троцким, которому принадлежит фраза: «Будь проклят патриотизм!» На этом стоят и стоять будут все революции, начиная с Английской и Французской. И здесь самое время показать работу растлевающей человеческие души революционной агитации, на которую, как известно, революционно-масонские круги тратили громадные денежные суммы, иначе «сознательную массу» — живую силу революции – просто неоткуда взять. Легче всего «партийные работники» (преимущественно эсеры) сделали «сознательными» студентов; с сухопутными войсками агитаторы и провокаторы не справились во время «репетиции Октября»: ещё не было открытой и тайной измены генералитета, путём дискредитации унтер-офицеров не был вбит клин между солдатами и офицерством, которое само по себе ещё сохраняло достаточную устойчивость к яду революционной пропаганды.
Муж дочери Кропоткина Лебедев, «лейтенант французской службы», явно масон, товарищ Морс-кого министра после «бескровного Февраля» в 1917 году на одном из митингов в Александринском Театре в апреле этого рокового для России года с большим апломбом утверждал, что наиболее доступными агитаторам для «обработки» были не солдаты Императорской Армии, а матросы Императорского Флота: по набору на флот попадало много рабочих из числа уроженцев Поволжских губерний, матросов коммерческих судов и разных техников с фабрик и заводов – словом, «народ бывалый и прожжённый». «Обработка» велась просто: во время стоянок в заграничных портах офицеры и матросы сходили «на берег» для отдыха, офицеры отдельной группой шли повеселиться в ресторан, а матросов на пристани «встречали земляки», завязывали «душевный» разговор с воспоминаниями о родных местах и т.д. Как правило, «встречу» отмечали пьянкой в ресторане за счёт «земляка» и матросы спокойно «по просьбе друга» проносили на корабль нужное количество «просветительской» литературы, а дальше дело шло, как говорится, само собой, и целые корабельные команды и экипажи на берегу делались «сознательными». Так было в 1905 году с «Потёмкиным», «Очаковым»; в 1906-м со «Свеаборгом» и «Памятью Азова»; в 1907-м – во Владивостоке, с миноносцем «Скорый» и с не удавшимся восстанием на Чёрном море в 1912 году.
Я это написал не для показа своих знаний, а для лучшего понимания читателем того адского механизма, который позволил заправилам и вожакам «освободительного движения» использовать матросов больше, чем солдат и рабочих или студентов, для понимания существования целой иерархической организации агитационных агентов, привёдшей вместе с другими тайными силами великую Россию от героической Цусимы к подлым Февралю и Октябрю 1917 года путём размножения у нас и за границей людей-«вирусов», которые разнесли по нашим душам чуму «свободы, равенства и братства» без Бога.
Итак, война с Японией была фактически проиграна с последним выстрелом в Цусимском проливе. Это резко усилило позиции внешних и внутренних врагов России. Последние просто-таки ликовали и злобствовали. Например, один журналист не постеснялся высказаться в присутствии посла Франции М.Бомпара: «Они побиты, и здорово побиты. Но – недостаточно. Нужно, чтобы японцы нанесли им новые поражения.., чтобы мы наконец освободились!» Предательство чистой воды. Сам св. Царь без особой категоричности считал, что надо ещё некоторое время воевать на суше, чтобы японцы пошли на ПОЧЁТНЫЙ для нас мир (ни о чём другом Государь не желал даже думать). Св. Императора поддержал генерал Линевич, но Витте, выполняя «братское» задание и пользуясь настроением общества, выступал за немедленное прекращение военных действий и мирные переговоры на нейтральной территории. К этому необходимо добавить индивидуальный террор эсеров плюс трусливую пропаганду социал-демократов марксистского толка (почти все они жили за границей, где издавали свои газеты и брошюры нелегально, вопреки бдительной работе Корпуса Жандармов). Жертвами этого мутного «коктейля» стали не только те, кто погибал от бомб и пуль террористов, но и простые люди, которых смутьяны обманом толкали на забастовки, а подчас и вооружённые бунты. Сравнительно небольшое число этих несчастных, сбитых с толку людей, гибло от верных Государю войск, их похороны использовались для новых беспорядков, а те приводили к новым жертвам. Получался заколдованный круг, никак не зависевший от личной воли св. Царя.
При таких тревожных обстоятельствах 23 мая (4 июня) 1905 года президент США Т.Рузвельт через посла США в России Мейера предложил Государю своё посредничество для заключения мира с Японией. Государь принял предложение. Посол в телеграмме президенту писал, что самообладание Его Величества произвело на него сильное впечатление.
Созыв мирной конференции назначили на 27 июля (9 августа) 1905 года в американском городе Портсмуте, штат Нью-Хемпшир. Главой русской делегации св. Царь выбрал Витте и, дав ему широкие полномочия, поставил два категорических условия: Россия не отдаст Японии ни гроша контрибуции, ни пяди земли. Витте возразил, что надо пойти на большие уступки японцам, но Государь заявил: «Я никогда не заключу позорного и недостойного великой России мира»,- и оставил последнее слово за собой.
Пока шла подготовка к переговорам, мы продолжали усиливать свою армию в Маньчжурии. Тем временем от Польши до Кавказа включительно Империю продолжали сотрясать стачки и бунты. В дневнике св. Царя есть запись: «15 июня. …Жаркий тихий день. …Получил ошеломляющее известие из Одессы.., что команда пришедшего туда броненосца «Потёмкин Таврический» взбунтовалась, перебила офицеров и овладела судном, угрожая беспорядками в городе. Просто не верится!» И далее: «20 июня. …На «Пруте» были тоже беспорядки, прекращённые по приходе транспорта в Севастополь. Лишь бы удалось удержать в повиновении остальные команды эскадры! Зато надо будет крепко наказать начальников и жестоко мятежников». Бунт на «Потёмкине» вспыхнул под предлогом выдачи матросам несвежего питания, провокаторов схватили и приговорили к расстрелу, но матросы отказались привести в исполнение приговор командира броненосца, тогда его заместитель лично застрелил одного из зачинщиков бунта, что толкнуло матросов на резню офицеров и захват корабля. Бунтовщики подняли на мачте красный флаг, связались с революционерами в Одессе, и там начались настоящие бои с войсками. Социал-демократы пытались посеять смуту в войсках, чтобы под прикрытием орудий «Потёмкина» превратить Одессу в центр борьбы с Самодержавием. К счастью, корабль так и не выпустил ни одного снаряда, а бунтари с него не сошли на берег, и власти овладели положением в Одессе. С.Ольденбург писал: «Потёмкин» …оказался на положении пиратского судна. Только насилием он мог добывать себе уголь, воду и пищу. Попытка зайти в Феодосию 22 июня показала матросам безнадёжность их положения: население… бежало за город, а солдаты обстреляли десант потёмкинцев, вышедший на берег за углём и водой. …Разделив между собою судовую кассу, потёмкинцы разбрелись по Европе, а броненосец был возвращён русским властям».
Не дремали и политики, ратовавшие за допуск в законодательные органы выборных представите-лей земств. На своём съезде в Москве они решили поднести Государю адрес и отправили к нему депутацию. От её имени со св. Царём говорил князь С.Трубецкой: «Мы знаем, Государь, что вам тяжелее всех нас… Крамола сама по себе не опасна… Русский народ не утратил веру в Царя и несокрушимую мощь России… Но народ смущён военными неудачами; народ ищет изменников решительно во всех: и в генералах, и в советчиках ваших, и в нас, и в господах вообще… Нужно, чтобы все ваши подданные, равно и без различия, чувствовали себя гражданами русскими… Как русский Царь не Царь дворян, не Царь крестьян или купцов, не Царь сословий, а Царь всея Руси – так выборные люди от всего населения должны служить не сословиям, а общегосударственным интересам». Князь Трубецкой!.. Какая фамилия!.. Впрочем, его предка-декабриста Царь Николай I отправил в кандалах на каторгу, так что какой с него спрос? Вот ответ св. Царя Николая II, согласно его дневниковым записям: «Отбросьте сомнения, моя воля – воля Царская – созывать выборных от народа – непреклонна. Привлечение их к работе государственной будет выполнено правильно. Я каждый день слежу и стою за этим делом… Я твёрдо верю, что Россия выйдет обновлённой из постигшего её испытания. Пусть установится, как было встарь, единение между Царём и всей Русью, между мною и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам. Я надеюсь, что вы будете содействовать мне в этой работе».
Видимо, новаторы и сам Трубецкой не внушали Государю полной уверенности, потому что 21 июня (4 июля) 1905 года он записал в дневнике: «Принял на ферме сенатора Нарышкина, графа Бобринского, Киреева, Павла Шереметьева, других и несколько крестьян с заявлением от «Союза русских людей» («Союза Русского Народа».- Е.М.) в противовес земским и городским деятелям». Это была борьба до последней возможности, столь свойственная св. Царю: как никто, он понимал силу и значимость охраняемых им традиций в строении русского общества и чудовищные последствия разрушения этих традиций, выраженных в вековой триаде: Православие – Самодержавие – Народность. «Представительные люди» в государственной работе виделись Государю, конечно, не членами исконно русских Земских Соборов, а совершенно новыми для России ПАРЛАМЕНТАРИЯМИ – носителями западно-демократического института дробления общества на партии, т.к. парламент – это многопартийность, будь он хоть парламент, хоть Государственная Дума. Значит, Витте и К*, ратовавшие в условиях смуты за «выборных людей», хотели для России не мирного единства, а зыбкой раздробленности на партии, которыми западные недруги могли управлять по древнему принципу: «Разделяй и властвуй». У св. Царя была надежда на государственный иммунитет Российской Империи, который должен был отторгнуть не имевшее чисто русского исторического фундамента либеральное новшество, но как раз на ослабление этого иммунитета тайные силы на-правляли войну и смуту. Кроме того, очень трудно не согласиться с теми, кто утверждает, что Государь был не по времени терпелив, что, дескать, Пётр I устроил бы оппозиции «кровавую баню» (расхожее выражение Леона Троцкого). Как бы там ни было, 19 июля (1 августа) 1905 года в Петергофе началось совещание правительственных сановников по проекту создания постоянного законосовещательного учреждения, о чём Государь записал в дневнике: «В 2 часа в Купеческом зале Большого дворца был отслужен молебен, и затем в совещании под моим председательством началось рассмотрение проекта учреждения Государственной Думы». Очевидно, в связи с напряжённой обстановкой внутри страны, выборы в 1-ю Думу не планировались ни всеобщими, ни прямыми: группы населения выдвигали выборщиков, а те выбирали депутатов в Думу. В связи с той же внутриполитической обстановкой рабочих вообще лишили права выдвижения выборщиков, отдав предпочтение наиболее лояльным Империи сословиям: крестьяне получили право на большинство – 43% представительства, земледельцы – на 34%, городская буржуазия – на 23%. 6 (19) августа 1905 года был опубликован Высочайший Манифест, основанный на результатах совещания и запрещавший под страхом преследования ПУБЛИЧНОЕ обсуждение политических проблем. Либералы увидели в Манифесте подталкивание к бунту, пресса демонстративно развязала языки, города затопили подрывные листовки, участились митинги, земцы заседали постоянно.
Мне пришлось немало написать о событиях 1905 года. Признаюсь, я сам поражён их количеством! И почему именно на этот год пришлись все они, так или иначе оказавшие влияние на дальнейший ход русской истории? Возможно вовсе не существует внятного ответа на этот вопрос с научно-исторической точки зрения, а может быть, его надо искать в причинах высшего порядка. Но пусть подождут радоваться поклонники китайской и японской астрологии, что, мол, сыграл роль так называемый двенадцатилетний звёздный цикл (между 1905-м и 1917-м как раз двенадцать лет). Есть ясный исторический факт – гибель Русской Православной Монархии и миллионов прославленных и безымянных христианских мучеников и страстотерпцев; есть факт поиска в начале ХХ века даже очень интеллектуально развитыми людьми Бога в чём угодно, но не в Св. Православии; есть факт победы в XIX-XX веков циничного культа материализма, почти совершенно похоронившего извечные понятия Бога, Совести и Добра. Это говорит о прочной взаимосвязи православного догмата с историей, к которой я и возвращаюсь поэтому.
По прибытии русской делегации в Портсмут для мирных переговоров с Японией при посредничестве США Витте использовал масонские связи для укрепления положения нашей делегации, завоевал симпатии Т.Рузвельта, американских журналистов и крупных банкиров. Этот важный скрытый ход сделал более выгодными позиции и самого Витте: первоначально Т.Рузвельт с кайзером Вильгельмом II и президентом Франции оказывали давление на Государя, чтобы заставить его принять условия японской делегации, так что у Витте имелся даже приказ св. Царя прервать переговоры, если японцы не примут требований нашей делегации, что означало бы продолжение войны на суше, а Витте нужен был мир по двум причинам: 1) лишить Россию вполне зримой победы над японскими войсками и выполнить поставленную перед ним тайную задачу; 2) предстать перед мировой общественностью и Государем в образе миротворца. На заседании 16 (29) августа 1905 года делегация России огласила свои требования, заканчивавшиеся, как писал историк С.Ольденбург, следующими словами: «Российские уполномоченные, имеют честь заявить, по приказу своего Августейшего Правителя, что это последняя уступка, на которую Россия готова пойти с единственной целью прийти к соглашению». Речь шла о минимальных территориальных уступках в обмен на отказ от более кабальных условий – выплаты контрибуции и потери значительных территорий. Никто не сомневался, что наше предложение отвергнут, но глава японской делегации барон Д.Комура после краткой паузы заявил от имени правительства Японии, что наши условия принимаются в целях достижения мира! Все присутствовавшие на заседании, включая Витте, были изумлены: слишком легко разрешилась тупиковая ситуация. Государь, готовый к худшему, тоже пережил потрясение и записал в дневнике 17 (30) августа 1905 года: «Ночью пришла телеграмма от Витте.., что переговоры… приведены к окончанию. Весь день ходил как в дурмане».
Поясню: св. Царская Чета надеялась на отказ Японии от наших условий мира. Как писал в дневнике Великий Князь Константин Константинович 22 августа (3 сентября) 1905 года, Их Величества были убеждены в провале переговоров и верили, что усиление наших сухопутных войск возвратит нам шанс победить Японию на суше. Это подтвердил в 1925 году американский историк Т.Деннет: «Мало кто теперь считает, что Япония была лишена плодов предстоявших побед. …Многие полагают, что Япония была истощена уже к концу мая (1905 года.- Е.М.) и что только заключение мира спасло её от… поражения в столкновении с Россией». Отсюда следует, что св. Царь, давая Витте строгие указания перед отбытием нашей делегации в Портсмут, защищал прежде всего ЧЕСТЬ России и хотел, чтобы Витте понял, что именно нужно отстаивать на переговорах с японцами. Однако Сергей Юльевич сделал вид, что не понял Государя, и в итоге спас Японию, поэтому его телеграмма о мире оказалась и неожиданной, и не лишённой подхалимажа: «Япония приняла требования относительно мирных условий и… мир будет восстановлен, благодаря мудрым и твёрдым решениям Вашим и в точности согласно предначертаниям Вашего Величества. Россия остаётся на Дальнем Востоке великой державой, какой была до днесь и останется вовеки».
23 августа (5 сентября) 1905 года в Портсмуте был подписан мирный договор, согласно которому Россия не выплатила Японии ни гроша контрибуции. Наши территориальные потери были минимальные: Ляодунский полуостров с городами Порт-Артур и Дальний, а также южная часть острова Сахалин. Правда, мы ещё признали японский протекторат над Кореей, но… Но не такого мира ожидал народ Японии. Когда мирный договор был опубликован, японские города покрылись траурными флагами, на улицах возникли баррикады, бунтовщики сожгли здание правительственной газеты «Кокумин». Япония получила то же, что финансировала в России,- бунт, затихший лишь тогда, когда дело дошло до ратификации договора в парламенте. «Характерен… факт,- заявил, защищая договор, японский главнокомандующий Ивао Ояма,- что после целого года, победоносно завершившегося для нас Мукденом, японская армия в течение пяти с половиной месяцев не решалась перейти в наступление». По-моему, этот же факт отлично объясняет бездействие нашего главнокомандуюшего генерала Н.Линевича.
В адрес Государя поступали поздравительные телеграммы в связи с заключением удачного мира, хотя общество опять раскололось на два лагеря: один поддерживал св. Императора в отношении плана войны на суше до полной победы, а другой считал, что мир заключён слишком поздно, что надо было раньше кланяться японцам и больше им уступать. В последнем лагере находились не только пацифистски настроенные элементы, но и революционеры, для которых мир означал рез-кое уменьшение притока иностранных денег, в частности, японских, шедших на подрыв внутренней стабильности нашей Империи.
25 августа (7 сентября) 1905 года св. Царь записал в дневнике: «В 2 ½ во дворце начался выход к молебну по случаю заключения мира; должен сознаться, что радостного настроения не чувствовалось».
Невольно спрашиваю себя: что сделал бы с Витте великий Император Николай I? А святой Император Николай II пожаловал ему титул графа, о чём лично известил своего двуличного премьер-министра, когда он явился к Государю сразу по возвращении русской делегации из США. Очевидно, в глубине души Витте всё же немного трусил и ожидал всего, но не такой щедрости, повергшей его чуть ли не в шоковое состояние, что подтверждают грустно-ироничные слова Государя в письме к Марии Феодоровне: «После длинного разговора, когда я ему объявил о графском титуле, с ним почти сделался «столчок» и затем он три раза старался поцеловать руку (такие проявления «преданности» не вызывали у св. Царя ничего, кроме отвращения.- Е.М.)». Мария Феодоровна, должно быть, находилась в Дании, где доживал свои последние дни её Отец, король Дании Кристиан IX.
(Продолжение следует.)
Государыне нельзя не верить, как и самому Государю. Казалось, всё против них, а народ… «Народ безмолвствует». ЛУЧШАЯ часть его, однако, хранила верность св. Царю, худшая (чернь – отбросы сословного общества, которыми руководил первый Петросовет, где видную роль играли заклятые враги всего русского Леон Бронштейн (Троцкий) и А.Парвус (Израиль Гельфанд) – откровенно бунтовали. Взрыв, унёсший жизнь Великого Князя Сергея Александровича, был направлен против всей Династии, как оказалось, слишком доступной и плохо защищённой. Могла ли в тех условиях святая Царская Чета «сложить оружие»? Нет, это было бы катастрофой для России: на Востоке её доконали бы японцы, на Западе, думаю, не заставили бы себя ждать Германия и Австро-Венгрия, а внутри разразилась бы усобица на монархической почве. В том-то и разгадка одной из главных причин катастрофы 1917 года и гибели св. Царской Семьи, что она НЕ МОГЛА «сложить оружие» ни в 1905 году, ни позднее: никто бы её не защитил, не понял, не принял, как это и случилось позже. Очевидно, Сам Бог открыл им только один путь, путь борьбы за Россию, за благо её народа, за торжество Русского Православия – крестный путь. И они не свернули с него, они победили, «смертию смерть поправ», потому что изначально были избраны Богом как искупители наших чудовищных грехов.
Узнав о гибели Сергея Александровича, св. Царица совершенно справедливо высказалась о необходимости ужесточения существовавшего механизма репрессий, а С.Витте со своими сторонниками хотел, как он говорил, пойти на «разумные уступки». Государь отправил в отставку министра Внутренних Дел П.Святополка-Мирского, назначив на его место А.Булыгина, который разработал новый Императорский Указ, допускавший привлечение выборных представителей от народа к участию в обсуждении законодательных предположений. Государь прочёл текст Указа и внёс кое-какие поправки. Св. Царица тоже не осталась в стороне (она была обеспокоена здоровьем перегруженного делами Супруга) и при участии князей Ширинского и Путятина написала Манифест,
призывавший законопослушных подданных активно противостоять мятежным элементам, которые дерзко посягнули на самые основы Монархии, освящённые Церковью, утверждённые веками и законом. При участии мудрого государственного мужа К.Победоносцева оба документа были приведены в полное соответствие друг с другом, но при этом пострадал в своём либерализме составленный Булыгиным вариант. Как писал С.Витте в мемуарах, министров не поставили в известность об опубликовании итогового текста Царского Манифеста, и они прочли его уже в газетах 18 февраля (3 марта) 1905 года, когда ехали в Царское Село для последнего совещания с Государем по поводу принятия нужного масону С.Витте проекта Булыгина. Возможно, именно эта нужность и явилась причиной, по которой на совещании у св. Царя подготовленные Витте министры упёрлись и приняли проект Булыгина, не считаясь с его явным противоречием с уже опубликованным Императорским Манифестом. Так возникли «ножницы» между Государем и Комитетом Министров, несмотря на то, что занимаемый Витте пост председателя Комитета Министров был во многом декоративным. Св. Царь сразу понял опасность «ножниц» и просто подписал специальный Указ, разрешавший как отдельным лицам любого сословия, так и легальным организациям сообщать Государю свои предложения о реформах государственного устройства. Таким образом, «ножницы» ликвидировались, не успев, к счастью, ничего «разрезать» в условиях войны, революционной смуты и антигосударственного террора.
Хотя о реформаторской деятельности Витте написано много, я хочу дать здесь своеобразный перечень заслуг и промахов этого неординарного государственного деятеля России в свете выполнения им «братского» послушания (в каждом масонском Ордене, в каждой ложе есть своё послушание), с учётом его непатриотичного преклонения перед западной демократией. Итак, начал Витте свою карьеру в 1869 году со службы в Канцелярии Одесского генерал-губернатора, где занимался учётом железнодорожного движения. В 1871 году его назначили начальником Службы Движения казённой Одесской Железной Дороги, а позже он перешёл в частную железнодорожную компанию. Вероятно, здесь бы он и «застрял», если бы в 1888 году Царь Александр III не оценил по достоинству сделанное Витте предупреждение об опасности проводить тяжёлые Царские поезда с повышенной скоростью, какой требовала Царская Свита, ведь через два месяца Царский поезд потерпел ужасное крушение под Харьковом (эта авария известна ещё как «инцидент с гнилой шпалой», до сих пор не опровергнута версия о покушении на Императорскую Семью), так что предупреждение Витте было своевременным, и в начале 1889 года. «выскочке», по мнению некоторых придворных, предложили пост директора Департамента Железнодорожных Дел Министерства Финансов, причём Александр III приказал резко повысить Витте оклад по должности, т.к. ответственные служащие ведущих акционерных компаний получали больше, чем государственные чиновники. В марте 1889 года последовала ещё сенсация: из титулярных советников (IX класс в «Табели о Рангах» Петра I) Витте произвели аж в действительные статские советники (IV класс, соответствовавший званию генерал-майора в армии). Трудно сказать, только ли доверием Императора, а не помощью масонов объясняется такой необычный взлёт, вызвавший повышенный интерес к Витте и в свете, где он поначалу чувствовал себя чужим, но скоро от его провинциальной скованности и сдержанности ничего не осталось. В феврале 1892 года Витте стал министром Путей Сообщения, а в августе – министром Финансов. Его ведомство в конце XIX века включало в себя одиннадцать подразделений, ему подчинялись Государственный Банк, Дворянский Земельный Банк, Крестьянский Поземельный Банк, Монетный Двор. В центральном аппарате Министерства работало свыше 1 тыс. человек, кроме того, Витте имел в подчинении собственных официальных агентов в крупнейших государствах мира (человек с такими широкими полномочиями – излюбленная жертва масонов, их желанный «брат»)… На посту министра Финансов Витте провёл бессменно одиннадцать лет. За это время он сделал очень много, неизменно пользуясь поддержкой Монархов. Стоит проследить, откуда Витте черпал свои экономические идеи? Оказывается, в молодости он увлекался теориями экономиста Ф.Листа, уроженца швабского города Ройтлингена, умершего всего за три года до рождения Сергея Юльевича.
Витте-практик целиком соглашался с теорией «национальной экономии» Листа-теоретика. Она основывалась на том, что странам со слабой индустрией для устранения главного препятствия к развитию – конкуренции ушедших вперёд стран – нужна «сильная политика» с обязательным соблюдением двух основных условий: последовательной протекционистской таможенной политики и целенаправленного государственного регулирования в области индустрии. Это-то и называлось критиками «политикой насаждения промышленности», результаты которой настолько впечатляли, что её нельзя было считать ошибочной. И как раз экономический «блицкриг» немцев убеждал Витте и его сторонников сильнее всяких других доводов.
Германия до 1871 года представляла собой «страну бедных Вертеров», была более географическим, историческим понятием, чем единой государственной структурой. Внутригерманские дела решались политиками Англии, Франции, Австро-Венгрии и России. Так откуда же такой рывок? Конечно, Ф.Лист был выдающимся экономистом, а О. фон Бисмарк – блестящим канцлером, это глупо отрицать, но что бы они могли, имея в своём распоряжении лишь тощий кошелёк «бедных Вертеров»? И как вышла на второе место после США страна, где средняя продолжительность жизни мужчин составляла 24 года, а женщин – 28 лет? Ответ прост: Германия расцвела благодаря не только трудолюбию и талантам немцев, но и… немецкому оружию. В 1871 году немцы разбили французскую армию и взяли с Парижа 5 млрд. золотых франков контрибуции. Минуло всего двадцать лет, и Германия не только пахла огородами и красовалась старинными городами, она вовсю дымила труба-ми заводов и фабрик. К несчастью для Европы и для себя, немцы быстро освоили победные контрибуции, поставив индустрию на военные рельсы для усиленной подготовки к новой войне: А.Крупп удивлял мир мощными пушками, гросс-адмирал А. фон Тирпиц – броненосцами, Ф. фон Цеппелин – дирижаблями, К.Цейс – оптикой. Но мало кто верил, что Германия превращается в жадного и жестокого агрессора. Понимал ли это Витте? Должен был понимать…
При ближайшем участии С.Витте в России были проведены крупные экономические преобразования, укрепившие государственные финансы и ускорившие промышленное развитие. В их числе: введение казённой винной монополии (1894), строительство Транссибирской Железной Дороги, заключение таможенных договоров с Германией (1894 и 1904 годы), развитие сети технических и профессиональных училищ. Узловым пунктом экономической программы Витте стало введение в обращение золотого рубля, что повлекло стабилизацию нашей денежной единицы, стимулировало крупные иностранные инвестиции в ведущие отрасли промышленности. «Введение золотой валюты,- писал А.Боханов в книге «Николай II»,- резко усилило нападки. Ибо оно существенно затронуло имущественные интересы тех, кто всегда считался в России хозяином положения,- крупнейших земельных собственников. Укрепление… рубля переходом на универсальный золотой паритет отвечало главным образом задачам развития промышленности. Аграрному же сектору реформа не сулила никаких особых выгод и даже наоборот: стабилизация отечественной денежной единицы, повышение её курсовой стоимости неизбежно вели к удорожанию экспорта, главными предметами которого традиционно служили продукты сельского хозяйства. Намечаемые преобразования непосредственно ущемляли экспортные выгоды землевладельцев. Именно их противодействие затягивало давно назревшую реформу». Я не стану разбирать, прав ли историк А.Боханов как экономист, но Витте явно способствовал нарушению естественной пропорциональности развития главенствующего в России сельского хозяйства и промышленного сек-тора в пользу последнего, и это давало лишние козыри антигосударственным силам, не говоря уже о более отдалённых последствиях, преодоление которых автоматически ложилось на плечи Государя и его правительства. Поэтому нельзя объяснять только меркантильными причинами неоднократные попытки консервативных членов Государственного Совета «потопить» Витте с его законодательной программой, и все его идеи никогда не стали бы законами, если б их не делали таковыми прямые Царские Указы.
Св. Царь не питал особого расположения к Витте, однако для пользы дела сохранял его на важнейших государственных постах. А.Боханов в упомянутой выше книге совершенно справедливо заметил, что все реформы «русского Бисмарка», «по сути своей, …являлись реформами Царя, осуществляемыми министром Финансов». Позиции Витте в конце XIX века были прочны ещё и потому, что происходил подъём производительных сил. Например, из 1 292 русских акционерных компаний, работавших в 1903 году, 794 были учреждены в 1892-1902 годах., а из 241 иностранной компании – 205 возникли в России в это же время. В частновладельческом секторе имела место бурная деловая активность, говорившая о правильности выбранного экономического курса. Таким образом, индустрия поддавалась реформированию быстрее и легче, чем аграрный сектор, в результате получилась такая картина: крупные промышленные предприятия, оснащённые по последнему слову техники и выпускавшие первоклассную продукцию, соседствовали с убогими жилищами; по железным дорогам мчались поезда, а на них смотрели крестьяне, обрабатывающие землю инвентарём, бывшим в употреблении ещё до воцарения Дома Романовых. Но как быть, если крестьяне сами не хотели перемен, а Монархия не знала и не позволила бы себе ни коллективизации, ни «шоковой терапии», в отличие от её «наследников»-узурпаторов? И Витте, отлично понимая все приведённые несуразности, сам долго верил, что осовременивать деревню надо только после реформирования промышленности, поэтому он и поддержал закон 14 (27) декабря 1893 года, абсолютно уверенный, что «общинное землевладение наиболее способно обеспечивать крестьянство от нищеты и бездомности». Тем более большинство крестьян-общинников не хотело изменений в традиционном укладе жизни.
Лишь через девять лет Витте понял необходимость аграрных реформ и возглавил «Особое Совещание о Нуждах Сельскохозяйственной Промышленности», работавшее около трёх лет (1902-1905 годах). Внутри этого органа вместо полноценной разработки новых принципов сельскохозяйственной политики шла ожесточённая тайная и явная борьба между сторонниками сохранения на селе общины и сторонниками реформ. Витте встал во главе последних, став инициатором отмены круговой поруки (закон 12 (25) марта 1903 года) и облегчения паспортного режима для крестьян. Свои рекомендации он изложил в вышедшей в 1904 году специальной работе. Их суть заключалась в снятии с крестьян административных ограничений, в юридическом уравнении с другими подданными Империи, в укреплении прав собственности. Витте не призывал ликвидировать общину, ратовал лишь за её преобразование в свободную ассоциацию производителей и за разрешение крестьянам, внёсшим выкупные платежи, выходить из общины с наделом. Административные же функции, по Витте, должны были отойти от общины к волостным земствам.
Но Витте не внёс никаких предложений по поводу государственной финансовой и социальной поддержки крестьян, без которой реформирование было невозможно. Эту явную недоработку Витте скоро осознал, правда, уже в отставке, наблюдая столыпинские реформы и пытаясь в мемуарах приписать себе чужие заслуги в области аграрных преобразований, каковых у него на самом деле не имелось.
Падение Витте, мне кажется, началось в 1900 году и тоже по его вине. В тот год Государю случилось тяжело болеть тифом, и Витте бестактно позволил себе в присутствии св. Царицы публично обсуждать возможности передачи Престола любимому младшему Брату св. Царя Великому Князю Михаилу Александровичу, чем оскорбил Государыню, т.к. подогрел нелепые сплетни, что она не может родить Наследника Престола. Этим он лишний раз продемонстрировал свои антимонархические взгляды, чем воспользовались недовольные его критикой политики на Дальнем Востоке, и в 1902-1903 годах против Витте объединились Великий Князь Александр Михайлович (Супруг Сестры св. Царя Ксении Александровны), В. фон Плеве, контр-адмирал и управляющий Особым Комитетом Дальнего Востока А.Абаза, наместник на Дальнем Востоке адмирал Е.Алексеев, председатель Комитета Министров И.Дурново. Терпение Государя тоже имело пределы, и Витте почувствовал ослабление его поддержки, а в августе 1903 года получил назначение на почётный, но, как я уже писал, почти декоративный пост председателя Комитета Министров вместо Дурново. Но и это не было ещё его концом, поэтому здесь я пока прервусь, чтобы вернуться к хронологии событий 1905 года.
В это время на Дальнем Востоке война шла полным ходом. Под Мукденом произошло не просто сражение, а многодневное, упорное противостояние, длившееся с 6 (19) февраля по 25 февраля (10 марта) 1905 года. Наши войска потеряли убитыми, ранеными и пленными 90 тыс. человек. Опасаясь расчленения противником армии, генерал-адъютант А.Куропаткин отдал приказ отступать к северу, сдав Мукден. Но войска продолжали получать подкрепления, дух армии не был сломлен, она оставалась вполне боеспособной, поэтому Государь нашёл действия А.Куропаткина неудовлетворительными, снял его с поста главнокомандующего, «сослав» командовать 1-й армией, а на пост главнокомандующего назначил генерала Н.Линевича, который неплохо показал себя на посту командующего 1-й армией. К сожалению, генерал Линевич не успел переломить ход военных действий в нашу пользу до заключения мира.
Неверно думать, будто наша армия в Маньчжурии была вооружена хуже японской. Но прежде чем рассказать о нашем вооружении, ещё раз напомню, что русская Монархия не была агрессором, даже наоборот. Существовала, например, Петербургская декларация 1868 года, где говорилось, что единственная законная цель оружия – это даже не уничтожение, а лишь ослабление боевых сил противника. Полезно также помнить, что Царская Россия долгое время считала пулемёты бесчеловечным оружием массового уничтожения, выступала за их запрещение и позже других стран оснастила ими свою армию. Кроме того, наш канцлер князь А.Горчаков открыто заявил сразу после разгрома французов немцами при Седане в 1871 году, что в войне Франции с Германией достигнут предел вооружения, а дальнейшее его совершенствование есть преступление против человечества. Вот что можно сказать о стрелковом вооружении наших войск в Японскую кампанию.
Основным стрелковым оружием нашей армии с 1891 года была пятизарядная трёхлинейная винтовка С.Мосина, пришедшая на смену принятой на вооружение русских войск ещё Александром II американской винтовке Бердана-2 («Берданке»). Поскольку, судя по некоторым источникам, «Берданка» воевала и в Первую мировую войну, я немного отвлекусь на неё. «Берданка» образца 1870 года была однозарядной, со скользящим затвором и металлическим патроном калибра 10,67 мм, имела четыре вида – пехотная, драгунская, казачья, карабин, отличные друг от друга по длине и весу (со штыком и без штыка). Винтовка Бердана-2 несколько раз улучшалась, однако в конце концов уступила «трёхлинейке» С.Мосина, оставаясь при этом на складах отдалённых крепостей и гарнизонов. Но ещё с середины XIX века появились первые образцы автоматического оружия. Теоретиком и практиком создания как отдельных образцов, так и школы автоматического оружия в России стал разносторонне одарённый В.Фёдоров, полковник (а затем и генерал) Царской армии. В начале он, как и многие наши оружейники, пытался автоматизировать винтовку Мосина, оснащённую отмыкаемым трёхгранным штыком для рукопашного боя, но по чисто техническим причинам пришёл к выводу, что целесообразно делать винтовку заново, поэтому мосинская «трёхлинейка» воевала всю Японскую кампанию. Тем не менее, опыт применения нашими войсками против японцев ручных и станковых пулемётов показал необходимость перевооружения армии автоматическим
оружием, тем более, что на полях боёв в Маньчжурии неудачно зарекомендовал себя датский ручной пулемёт «Мадсен» образца 1902 года (в русских войсках таких пулемётов было немало – 1 тыс. штук). При деятельной поддержке военного руководства и Государя за разработку образцов нового вида оружия взялись видные конструкторы и изобретатели в воинских частях и на заводах, поэтому уже в начале 1906 года работы над чертежами новой винтовки закончились, приступили к изготовлению опытных образцов. Винтовка была рассчитана на штатный патрон «трёхлинейки» калибром 7,62 мм, у которого гильза, как у всех обычных винтовочных гильз, со шляпкой (закраиной) для извлечения из патронника, что не годилось для автоматической перезарядки, происходившей от отдачи подвижного ствола, поэтому новую модификацию отрабатывали в течение шести лет. Винтовка проходила жёсткие испытания: с неё снимали смазку, держали несколько дней под дождём, опускали на сутки в пруд, смазанную возили в телеге по пыльной дороге и каждый раз проверяли стрельбой.
Справедливости ради надо признать, что первую в России автоматическую винтовку создал в 1889 году конструктор Двоеглазов. Но она уступила винтовке Мосина, которая не требовала переустройства заводского оборудования, а военно-политическая обстановка того времени диктовала сжатые сроки разработки и производства, и наши войска получили «трёхлинейку» всего через пять лет после её изобретения (в Германии аналогичная винтовка Маузера (Mauser-М98, конструкторы Вильгельм и Пауль Маузеры) появилась на целых семь лет позже). Напрашивается вопрос: что помешало Фёдорову вернуть к жизни винтовку Двоеглазова, почему он пошёл своим, возможно, более долгим путём? Я не знаю ответа.
Работы В.Фёдорова и других конструкторов конца XIX – начала XX веков. тесно связаны с испытательным полигоном в Ораниенбауме, под Петербургом. Этот крупнейший научно-исследовательский центр стрелкового оружия, создал в 90-х годах XIX века при Офицерской Стрелковой школе выпускник Артиллерийской Академии Н.Филатов. Ему же принадлежат и другие немалые заслуги в теоретическом и практическом развитии русского стрелкового дела. Здесь, в Ораниенбауме, на опытных стрельбах часто присутствовал Государь, который старательно вникал во все тонкости создания нового пехотного оружия, учитывал особенности службы солдат-пехотинцев.
Вооружение армии, конечно, важное дело, но и о душе задуматься необходимо.
17 (30) апреля 1905 года, в первый день Пасхи, был издан Указ о свободе совести, вызвавший, к сожалению, мощную атаку католицизма на Православие. Вот что писал митрополит Евлогий в книге «Путь моей жизни»: «Прекрасная идея в условиях жизни нашего края привела к отчаянной борьбе католичества с Православием. Ни Варшавского архиепископа, ни меня (в то время автор был викарным епископом Холмско-Варшавской епархии.- Е.М.) не предуведомили об Указе, и он застал нас врасплох. Потом выяснилось, что польско-католические круги заблаговременно о нём узнали и к наступлению обдуманно подготовились. Едва новый закон был опубликован, все деревни были засыпаны листовками, брошюрами с призывом переходить в католичество. Агитацию подкрепляли ложными слухами, низкой клеветой: Царь уже перешёл в католичество…- переходите и вы..; Иоанн Кронштадтский тоже принял католичество – следуйте его примеру… и т.д. Народ растерялся… На Пасхе я был засыпан письмами от сельского духовенства, по ним я могу судить, насколько опасность была серьёзна. На местах было не только смущение, а настоящая паника. «У нас бури, волнения, слёзы, крики… разъясните, помогите».- вот вопли, обращённые ко мне… На епархиальный съезд собрались представители всех приходов: священник и двое мирян от каждого прихода… Я убеждал собрание немедленно послать делегацию в Петербург, которая добилась бы аудиенции у Государя. Гнусным наветам католиков на Царя надо было положить конец. Делегаты-миряне должны были воочию убедиться в ложности слухов о его измене Православию. В число делегатов выбрали меня, двух священников, матушку Екатерину и шесть-семь крестьян…
На приём к министру Внутренних Дел Булыгину я привёз и мужиков-делегатов. Они ввалились в смазных сапогах, в кожухах; внесли в министерскую приёмную крепкий мужицкий запах, а когда пришёл момент представляться министру – приветствовали его необычным в устах посетителей восклицанием: «Христос Воскресе!» Булыгин промолчал… Когда мы вышли из Министерства, на-строение у нас было подавленное. Мужики понурили головы и говорят: «Значит верно: он тоже католиком стал – на «Христос Воскресе!» не ответил…». Я был рассержен неудачей. Лучше было бы к министру делегатов и не водить… Тем временем матушка Екатерина… хлопотала об аудиенции,- и успешно. Через два дня пришло известие: Государь аудиенцию разрешил, но примет только меня и матушку Екатерину. Но как сказать это крестьянам? Что они подумают? Пришлось прил-гать: «В Царское Село поедем вместе, но там мы с матушкой Екатериной сядем в карету, а вы за нами бегите». В Царском Селе нас ожидала карета с лакеем, а мы кричим мужикам: «За нами! За нами!» Они добежали до дворцовых ворот, но дальше стража их не пропустила – потребовала пропуск. «Стойте, стойте здесь, ждите»,- говорит матушка Екатерина.
Государь принял нас на «частном» приёме – в гостиной. Тут же находилась и Государыня. Я рассказал Государю о религиозной смуте, вызванной законом о свободе вероисповедания. «Кто мог подумать! Такой прекрасный Указ,- и такие последствия…»,- со скорбью сказал Государь. Государыня заплакала… «С нами крестьяне…»,- сказала матушка Екатерина. «Где же они? – спросил Государь. «Их не пускают…» — «Скажите адъютанту, чтобы их впустили». Но адъютант впустить наших спутников отказался. Тогда Государь пошёл сам отдать приказание. «По долгу присяги я не имею права пускать лиц вне списка»,- мотивировал адъютант свою непреклонность. «Я приказываю»,- сказал Государь. Мужиков впустили. Шли они по гладкому паркету дворцовых зал неуверенной поступью («як по стеклу шли»,- рассказывали они потом), но всё же громко стуча своими подко-ванными сапогами. Удивились, даже испугались, увидев у дверей арапов-скороходов… Подошли, потрогали их: «Вы человек, чи ни?» Те стоят, улыбаются. Распахнулась дверь,- и мои мужики ввалились в гостиную. «Христос Воскресе!» — дружно воскликнули они. «Воистину Воскресе, братцы»,- ответил Государь. Что сделалось с нашими делегатами! Они бросились к ногам Царя, целуют их,… что-то лепечут, не знают, как свою радость выразить… «Мы думали, что ты в католичество пере-шёл, …мы не знали, …нас обманывали…». «Да что вы, …я вас в обиду не дам. Встаньте, будем раз-говаривать»,- успокаивал их Государь. Тут полились безудержные рассказы. …Кто рассказывал, как «рыгу» ему спалили; кто рассказывал, как католический епископ ездит в сопровождении «казаков»… («да вовсе они и не казаки, а так, знаешь…»). Я слушаю и волнуюсь: в выражениях не стесняются, не вырвалось бы «крепкое словцо»… Государь их обласкал, Государыня мне вручила коробку с крестиками для раздачи населению,- и аудиенция окончилась. Когда вышли из дворца, один из мужиков спохватился: «Ах, забыл сказать Царю. Вчера вечером видел: солдат с бабой идёт… Экий непорядок у него в армии». «Хорошо, что позабыл»,- подумал я. Аудиенция произвела на крестьян неизгладимое впечатление. …Они были моими главными «миссионерами». Стоило кому-нибудь сослаться на лживые брошюрки католиков, и побывавший у Царя делегат кричал: «Я сам Царя видел! Я сам во дворце был!».
Набирало силу не только церковное противостояние. В Берлине вышла запрещённая русской цензурой книга Тормана и Гётше, где прямо говорилось, что к 1950 году немцы станут безраздельными хозяевами Европы: «Они будут пользоваться политическими правами и приобретать землю. Они… будут народом господ; наряду с этим они дозволят, чтобы второстепенные (грязные) работы выполнялись для них иностранцами, находящимися в их подчинении». Эта теория получила название пангерманизма. По сути, она оправдывала в глазах самих немцев агрессивную политику Германии, вёдшей прямо к большой неправедной войне за мировое господство. Пока был жив Отто фон Бисмарк, он предостерегал немцев от опасности такого курса, а его мнение было для них истиной в последней инстанции. Но когда «железного канцлера» не стало, германская военная машина лишилась тормозов и понеслась под уклон. Германская пресса успешно «внедряла» пангерманизм в сознание всех немецких сословий, включая пролетариат. Лжеарийские теоретические изыскания Тормана и Гётше послужили составной частью фундамента германского национал-социализма, очень схожего с коммунизмом в масонском и бесчеловечно-рабском отношении. Кстати, Россия до 1917 года не знала рабства: у нас не было рабством даже пресловутое крепостное право, усилившееся в результате реформ Петра I и деятельности Эрнста Иоганна Бирона с его иностранными землевладельцами-масонами и отменённое в 1861 году Царём Александром II, убитым именно за отмену этого «рабства», потому что на Западе и Востоке не было той подлинной свободы, которую имел наш народ под Скипетром Самодержцев Всероссийских. Упомянутая мной книга Тормана и Гётше несла всем народам такую «свободу», какой в Царской России просто не могло быть.
Ну, а что же делал кайзер Вильгельм II, каким он был, Кузен св. Царя? То был одарённый, но несколько закомплексованный человек, хлебнувший в детстве немало горя от своих бездушных родственников, которые помыкали им, как хотели, и всячески издевались над Вильгельмом из-за его от рождения недостаточно развитой руки. Закомплексованные люди делаются либо безвольными тихонями, либо стараются отомстить за пережитые унижения. К сожалению, к числу последних и принадлежал Вильгельм II, чем воспользовались окружавшие его генералы, крупные промышленники, масоны, которым война была необходима не только для чинов и наживы, но и для ниспровержения германской христианской Монархии в непримиримой борьбе рас и религий, а вовсе не в «классовой борьбе», как учили в советских школах на уроках политэкономии – начальной стадии воспитания «сознательных марксистов-ленинцев». И хотя Вильгельм II благоразумно был против конфронтации с Россией, немецкий офицерский корпус тоже отрицательно влиял на него, считая, например, что надо напасть на Россию, пока она «возится с Японией». Большую войну одобряло большинство немцев, думавших, что она их не коснётся. Между тем, Государь, мне кажется, по-человечески сочувствовал несчастью Вильгельма II и не питал вражды к Германии, отлично пони-мая, что войну развяжет вовсе не простой немец. Христианское миролюбие св. Царя я хочу подкрепить одним примером: в Дармштадте на личные средства Государя был построен русский православный храм Равноапостольной Марии Магдалины (освящён в 1899 году) в память его Бабушки, Императрицы Марии Александровны.
Итак, Россия всячески стремилась предупредить войну «между германскими и славянскими народами» (так говорили и в Берлине) в период её начального вызревания.
Однако, начальник немецкого Генерального Штаба, генерал граф А. фон Шлиффен, созерцая успехи японцев в Маньчжурии, создал в 1905 году теорию блицкрига. Фон Шлиффен был деловито-умён и самостоятелен в суждениях, занимал свою высокую должность пятнадцать лет (1891-1906), суть его теории проста: коротким ударом войска противника уничтожаются в течение одного лета, чтобы избежать осенней распутицы и, главное, зимы. Тогда же появился так называемый «план Шлиффена» о войне Германии сразу на два фронта: за молниеносным разгромом Франции должен последовать разгром русских войск, оглушённых внезапностью нападения и не успевающих откатиться вглубь России, чтобы немецкая армия не повторила ошибки Наполеона Бонапарта. Надо отдать должное фон Шлиффену: его теоретические труды стали классикой новейшей стратегии и тактики и благополучно дожили не только до Первой, но и до Второй мировой войны.
История «плана Шлифена» на этом не кончается. Один наш историк (Е.Черняк) уверенно писал, что «план» был выкраден Царской разведкой, «передан французам, но там сочли его фальшив-кой»: действительно, трудно было поверить, что немцы двинутся на Париж, игнорируя нейтралитет Бельгии и Люксембурга. Другой наш историк (К.Шацилло) утверждал обратное: «План Шлиффена» даже приблизительно не был известен русскому командованию…». Но дело обстояло сложней. Чтобы отвлечь внимание нашей разведки от «плана», Вильгельм II и Х. фон Мольтке, сменивший фон Шлиффена на посту начальника немецкого Генерального Штаба, разработали фальшивый «план» («Меморандум» о распределении военных сил Германии в готовящейся войне) и подбросили его Царскому Генеральному Штабу. Но там служили люди ничуть не глупее фон Шлиффена и фон Мольтке, поэтому они сразу распознали фальшивку и по ней воссоздали содержание «плана Шлиффена», потому что стиль фон Шлиффена существенно отличался от «стиля» Вильгельма II и фон Мольтке. Таким образом, фактор внезапности не сработал. Так обстояли дела в Европе.
А в России весна тревожного 1905 года была в разгаре: продолжалась революционная смута и война с Японией. Сейчас, когда я пишу эти строки, минуло сто лет и четыре месяца со дня трагической гибели эскадры адмирала З.Рожественского, истинные причины которой до сих пор остаются загадкой. То есть причин можно насчитать много, но сами по себе они толком ничего не объясняют. Ясно одно: личной вины св. Царя в этой трагедии нет, как нет и личной вины З.Рожественского.
Наш адмирал получил известие о сдаче Порт-Артура во время стоянки эскадры на Мадагаскаре и ждал приказа о возвращении в Кронштадт, потому что главная задача его беспримерного похода – деблокирование Порт-Артура с моря – стала невыполнимой, но пришёл приказ прорываться во Владивосток. Как пишут, имелось два пути от берегов Аннама: либо более долгий путь по Тихому океану в обход Японии, либо короткий путь через Цусимский пролив, разделяющий Японию и Корею. Почему З.Рожественский выбрал короткий путь? Может быть, чтобы не отяжелять суда лишним грузом угля, пресной воды и продовольствия, не лишать их необходимой в случае боя маневренности?.. Однако верил ли З.Рожественский в успех этого боя? Пишут, что нет. Но у него имелся ясный приказ – закон для военного человека, и его эскадра вошла в Цусимский пролив 14 (27) мая 1905 года, где встретилась с армадой адмирала Х.Того: 4 эскадренных броненосца, 8 тяжёлых крейсеров, 16 крейсеров, 63 миноносца. Все данные были опубликованы. Скажу сразу: по общему числу орудий главного (240 мм) калибра – 32 против 16 – мы были сильнее японцев. Большой же перевес в миноносцах можно объяснить тем, что Россия тогда ещё не производила торпед для своих миноносцев, а закупала их за большие деньги. Япония же сама производила торпеды, а значит, могла иметь сколько угодно боеспособных миноносцев. У нас же их количество напрямую зависело от количества закупленных торпед. Нужно также понимать, что тогдашние торпеды были не так уж мощны, они напоминали скорее плавучие снаряды не самой разрушительной силы, и вред от них – повреждения ниже ватерлинии – достигался не за счёт мощности, а именно за счёт количества попавших в цель торпед.
К утру 15 (28) мая 1905 года японцы торжествовали победу, потеряв 3 миноносца и 117 человек убитыми. У нас погибло 5 044 человека. К сожалению, даже героизм наших моряков не повлиял на исход сражения…
Необычайную стойкость проявил экипаж флагманского броненосца «Князь Суворов», пять часов подряд отбивавший атаки японцев, буквально до последнего орудия – 75-миллиметровой пушки – ведя огонь по врагу с охваченного пожаром корабля (остальные его орудия вы-били японские снаряды). Погибли, но не сдались броненосец «Адмирал Ушаков», крейсер «Дмитрий Донской», миноносец «Громкий»… За Веру, Царя и Отечество!.. Враг захватил изуродованный броненосец «Орёл», сдались 4 корабля под командой адмирала Небогатова, чтобы, как он говорил, «спасти две тысячи молодых жизней». Сдался и миноносец, на который перенесли с флагмана тяжело раненого З.Рожественского. До Владивостока дошли лёгкий крейсер «Алмаз» и два миноносца; один крейсер разбился о камни к северу от Владивостока, а три других, в том числе небезызвестный крейсер «Аврора», ушли в Манилу. Кому что: кому – геройская могила на морском дне и свет-лая память, кому – несмываемый позор на скрижалях истории…
Ко всем факторам, обусловившим победу Японии при Цусиме, нельзя не прибавить фактор невероятного везения. Вот три примера: сражения могло не произойти вообще, т.к. японские миноносцы-разведчики случайно обнаружили нашу эскадру, из-за тумана не заметив её, и наткнулись лишь на последние, шедшие в хвосте корабли; Х.Того, проведя весь бой на мостике, не получил ни царапины, хотя в его флагманский броненосец «Микаса» попало более сорока наших «гостинцев», а З.Рожественский, находясь в начале боя в бронированной рубке, был тяжело ранен там шальным осколком; наш снаряд вызвал пожар в артиллерийском погребе вражеского броненосца «Фудзи», но другой снаряд перебил трубу его гидравлической магистрали, и струя воды погасила пламя, грозившее взрывом судна.
З.Рожественский выжил, вернулся из плена в Россию, предстал перед Царским судом и был оправдан. Он вышел в отставку в 1906 году, дожил до 1909 года и скончался в возрасте всего 61 года.
19 мая (1 июня) 1905 года св. Царь записал в дневнике: «Теперь окончательно подтвердились ужасные известия о гибели почти всей эскадры в двухдневном бою… День стоял дивный, что прибавляло ещё больше грусти на душе». Но чего стоило ему такое внешнее спокойствие, продолжение обычной жизни с катанием на байдарке в Царском Селе, работой, вечерними прогулками и снятием проб с обеда караульных солдат с добродушными замечаниями и шутками! Чего стоили смотры войск, всё ещё отправлявшихся на Дальний Восток!.. Начальник Канцелярии Министерства Императорского Двора генерал А.Мосолов вспоминал, что в тот день, когда в Царском поезде была принята телеграмма о Цусимской катастрофе, Государь пригласил офицеров на чай и в течение часа говорил вовсе не о Цусиме. Свита была ошеломлена «безучастием Императора к такому несчастию» (так писал А.Мосолов). Только после ухода Государя с чаепития министр Двора барон (с 1913 года – граф) В.Фредерикс «…рассказал о своей беседе с Государем в купе. Николай II был в отчаянии: рухнула последняя надежда на благополучный исход войны. Он был подавлен потерею своего любимого детища – флота, не говоря о гибели многих офицеров, столь любимых и облагодетельствованных им…».
Одним из последствий поражения при Цусиме стало падение боевого духа армии и флота, что открывало дорогу революционной пропаганде, благодаря которой в Кронштадте дважды вспыхивали бунты – в октябре 1905 года и в июле 1906 года. Оба бунта были подавлены верными Монархии войсками. По имеющимся у меня данным, за июльский бунт к разным наказаниям были приговорены 1 417 матросов и солдат, но всего лишь 36 из них приговорили к смертной казни. Организатором и вдохновителем этих бунтов был, полагаю, первый Петросовдеп вместе с Л.Троцким, которому принадлежит фраза: «Будь проклят патриотизм!» На этом стоят и стоять будут все революции, начиная с Английской и Французской. И здесь самое время показать работу растлевающей человеческие души революционной агитации, на которую, как известно, революционно-масонские круги тратили громадные денежные суммы, иначе «сознательную массу» — живую силу революции – просто неоткуда взять. Легче всего «партийные работники» (преимущественно эсеры) сделали «сознательными» студентов; с сухопутными войсками агитаторы и провокаторы не справились во время «репетиции Октября»: ещё не было открытой и тайной измены генералитета, путём дискредитации унтер-офицеров не был вбит клин между солдатами и офицерством, которое само по себе ещё сохраняло достаточную устойчивость к яду революционной пропаганды.
Муж дочери Кропоткина Лебедев, «лейтенант французской службы», явно масон, товарищ Морс-кого министра после «бескровного Февраля» в 1917 году на одном из митингов в Александринском Театре в апреле этого рокового для России года с большим апломбом утверждал, что наиболее доступными агитаторам для «обработки» были не солдаты Императорской Армии, а матросы Императорского Флота: по набору на флот попадало много рабочих из числа уроженцев Поволжских губерний, матросов коммерческих судов и разных техников с фабрик и заводов – словом, «народ бывалый и прожжённый». «Обработка» велась просто: во время стоянок в заграничных портах офицеры и матросы сходили «на берег» для отдыха, офицеры отдельной группой шли повеселиться в ресторан, а матросов на пристани «встречали земляки», завязывали «душевный» разговор с воспоминаниями о родных местах и т.д. Как правило, «встречу» отмечали пьянкой в ресторане за счёт «земляка» и матросы спокойно «по просьбе друга» проносили на корабль нужное количество «просветительской» литературы, а дальше дело шло, как говорится, само собой, и целые корабельные команды и экипажи на берегу делались «сознательными». Так было в 1905 году с «Потёмкиным», «Очаковым»; в 1906-м со «Свеаборгом» и «Памятью Азова»; в 1907-м – во Владивостоке, с миноносцем «Скорый» и с не удавшимся восстанием на Чёрном море в 1912 году.
Я это написал не для показа своих знаний, а для лучшего понимания читателем того адского механизма, который позволил заправилам и вожакам «освободительного движения» использовать матросов больше, чем солдат и рабочих или студентов, для понимания существования целой иерархической организации агитационных агентов, привёдшей вместе с другими тайными силами великую Россию от героической Цусимы к подлым Февралю и Октябрю 1917 года путём размножения у нас и за границей людей-«вирусов», которые разнесли по нашим душам чуму «свободы, равенства и братства» без Бога.
Итак, война с Японией была фактически проиграна с последним выстрелом в Цусимском проливе. Это резко усилило позиции внешних и внутренних врагов России. Последние просто-таки ликовали и злобствовали. Например, один журналист не постеснялся высказаться в присутствии посла Франции М.Бомпара: «Они побиты, и здорово побиты. Но – недостаточно. Нужно, чтобы японцы нанесли им новые поражения.., чтобы мы наконец освободились!» Предательство чистой воды. Сам св. Царь без особой категоричности считал, что надо ещё некоторое время воевать на суше, чтобы японцы пошли на ПОЧЁТНЫЙ для нас мир (ни о чём другом Государь не желал даже думать). Св. Императора поддержал генерал Линевич, но Витте, выполняя «братское» задание и пользуясь настроением общества, выступал за немедленное прекращение военных действий и мирные переговоры на нейтральной территории. К этому необходимо добавить индивидуальный террор эсеров плюс трусливую пропаганду социал-демократов марксистского толка (почти все они жили за границей, где издавали свои газеты и брошюры нелегально, вопреки бдительной работе Корпуса Жандармов). Жертвами этого мутного «коктейля» стали не только те, кто погибал от бомб и пуль террористов, но и простые люди, которых смутьяны обманом толкали на забастовки, а подчас и вооружённые бунты. Сравнительно небольшое число этих несчастных, сбитых с толку людей, гибло от верных Государю войск, их похороны использовались для новых беспорядков, а те приводили к новым жертвам. Получался заколдованный круг, никак не зависевший от личной воли св. Царя.
При таких тревожных обстоятельствах 23 мая (4 июня) 1905 года президент США Т.Рузвельт через посла США в России Мейера предложил Государю своё посредничество для заключения мира с Японией. Государь принял предложение. Посол в телеграмме президенту писал, что самообладание Его Величества произвело на него сильное впечатление.
Созыв мирной конференции назначили на 27 июля (9 августа) 1905 года в американском городе Портсмуте, штат Нью-Хемпшир. Главой русской делегации св. Царь выбрал Витте и, дав ему широкие полномочия, поставил два категорических условия: Россия не отдаст Японии ни гроша контрибуции, ни пяди земли. Витте возразил, что надо пойти на большие уступки японцам, но Государь заявил: «Я никогда не заключу позорного и недостойного великой России мира»,- и оставил последнее слово за собой.
Пока шла подготовка к переговорам, мы продолжали усиливать свою армию в Маньчжурии. Тем временем от Польши до Кавказа включительно Империю продолжали сотрясать стачки и бунты. В дневнике св. Царя есть запись: «15 июня. …Жаркий тихий день. …Получил ошеломляющее известие из Одессы.., что команда пришедшего туда броненосца «Потёмкин Таврический» взбунтовалась, перебила офицеров и овладела судном, угрожая беспорядками в городе. Просто не верится!» И далее: «20 июня. …На «Пруте» были тоже беспорядки, прекращённые по приходе транспорта в Севастополь. Лишь бы удалось удержать в повиновении остальные команды эскадры! Зато надо будет крепко наказать начальников и жестоко мятежников». Бунт на «Потёмкине» вспыхнул под предлогом выдачи матросам несвежего питания, провокаторов схватили и приговорили к расстрелу, но матросы отказались привести в исполнение приговор командира броненосца, тогда его заместитель лично застрелил одного из зачинщиков бунта, что толкнуло матросов на резню офицеров и захват корабля. Бунтовщики подняли на мачте красный флаг, связались с революционерами в Одессе, и там начались настоящие бои с войсками. Социал-демократы пытались посеять смуту в войсках, чтобы под прикрытием орудий «Потёмкина» превратить Одессу в центр борьбы с Самодержавием. К счастью, корабль так и не выпустил ни одного снаряда, а бунтари с него не сошли на берег, и власти овладели положением в Одессе. С.Ольденбург писал: «Потёмкин» …оказался на положении пиратского судна. Только насилием он мог добывать себе уголь, воду и пищу. Попытка зайти в Феодосию 22 июня показала матросам безнадёжность их положения: население… бежало за город, а солдаты обстреляли десант потёмкинцев, вышедший на берег за углём и водой. …Разделив между собою судовую кассу, потёмкинцы разбрелись по Европе, а броненосец был возвращён русским властям».
Не дремали и политики, ратовавшие за допуск в законодательные органы выборных представите-лей земств. На своём съезде в Москве они решили поднести Государю адрес и отправили к нему депутацию. От её имени со св. Царём говорил князь С.Трубецкой: «Мы знаем, Государь, что вам тяжелее всех нас… Крамола сама по себе не опасна… Русский народ не утратил веру в Царя и несокрушимую мощь России… Но народ смущён военными неудачами; народ ищет изменников решительно во всех: и в генералах, и в советчиках ваших, и в нас, и в господах вообще… Нужно, чтобы все ваши подданные, равно и без различия, чувствовали себя гражданами русскими… Как русский Царь не Царь дворян, не Царь крестьян или купцов, не Царь сословий, а Царь всея Руси – так выборные люди от всего населения должны служить не сословиям, а общегосударственным интересам». Князь Трубецкой!.. Какая фамилия!.. Впрочем, его предка-декабриста Царь Николай I отправил в кандалах на каторгу, так что какой с него спрос? Вот ответ св. Царя Николая II, согласно его дневниковым записям: «Отбросьте сомнения, моя воля – воля Царская – созывать выборных от народа – непреклонна. Привлечение их к работе государственной будет выполнено правильно. Я каждый день слежу и стою за этим делом… Я твёрдо верю, что Россия выйдет обновлённой из постигшего её испытания. Пусть установится, как было встарь, единение между Царём и всей Русью, между мною и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам. Я надеюсь, что вы будете содействовать мне в этой работе».
Видимо, новаторы и сам Трубецкой не внушали Государю полной уверенности, потому что 21 июня (4 июля) 1905 года он записал в дневнике: «Принял на ферме сенатора Нарышкина, графа Бобринского, Киреева, Павла Шереметьева, других и несколько крестьян с заявлением от «Союза русских людей» («Союза Русского Народа».- Е.М.) в противовес земским и городским деятелям». Это была борьба до последней возможности, столь свойственная св. Царю: как никто, он понимал силу и значимость охраняемых им традиций в строении русского общества и чудовищные последствия разрушения этих традиций, выраженных в вековой триаде: Православие – Самодержавие – Народность. «Представительные люди» в государственной работе виделись Государю, конечно, не членами исконно русских Земских Соборов, а совершенно новыми для России ПАРЛАМЕНТАРИЯМИ – носителями западно-демократического института дробления общества на партии, т.к. парламент – это многопартийность, будь он хоть парламент, хоть Государственная Дума. Значит, Витте и К*, ратовавшие в условиях смуты за «выборных людей», хотели для России не мирного единства, а зыбкой раздробленности на партии, которыми западные недруги могли управлять по древнему принципу: «Разделяй и властвуй». У св. Царя была надежда на государственный иммунитет Российской Империи, который должен был отторгнуть не имевшее чисто русского исторического фундамента либеральное новшество, но как раз на ослабление этого иммунитета тайные силы на-правляли войну и смуту. Кроме того, очень трудно не согласиться с теми, кто утверждает, что Государь был не по времени терпелив, что, дескать, Пётр I устроил бы оппозиции «кровавую баню» (расхожее выражение Леона Троцкого). Как бы там ни было, 19 июля (1 августа) 1905 года в Петергофе началось совещание правительственных сановников по проекту создания постоянного законосовещательного учреждения, о чём Государь записал в дневнике: «В 2 часа в Купеческом зале Большого дворца был отслужен молебен, и затем в совещании под моим председательством началось рассмотрение проекта учреждения Государственной Думы». Очевидно, в связи с напряжённой обстановкой внутри страны, выборы в 1-ю Думу не планировались ни всеобщими, ни прямыми: группы населения выдвигали выборщиков, а те выбирали депутатов в Думу. В связи с той же внутриполитической обстановкой рабочих вообще лишили права выдвижения выборщиков, отдав предпочтение наиболее лояльным Империи сословиям: крестьяне получили право на большинство – 43% представительства, земледельцы – на 34%, городская буржуазия – на 23%. 6 (19) августа 1905 года был опубликован Высочайший Манифест, основанный на результатах совещания и запрещавший под страхом преследования ПУБЛИЧНОЕ обсуждение политических проблем. Либералы увидели в Манифесте подталкивание к бунту, пресса демонстративно развязала языки, города затопили подрывные листовки, участились митинги, земцы заседали постоянно.
Мне пришлось немало написать о событиях 1905 года. Признаюсь, я сам поражён их количеством! И почему именно на этот год пришлись все они, так или иначе оказавшие влияние на дальнейший ход русской истории? Возможно вовсе не существует внятного ответа на этот вопрос с научно-исторической точки зрения, а может быть, его надо искать в причинах высшего порядка. Но пусть подождут радоваться поклонники китайской и японской астрологии, что, мол, сыграл роль так называемый двенадцатилетний звёздный цикл (между 1905-м и 1917-м как раз двенадцать лет). Есть ясный исторический факт – гибель Русской Православной Монархии и миллионов прославленных и безымянных христианских мучеников и страстотерпцев; есть факт поиска в начале ХХ века даже очень интеллектуально развитыми людьми Бога в чём угодно, но не в Св. Православии; есть факт победы в XIX-XX веков циничного культа материализма, почти совершенно похоронившего извечные понятия Бога, Совести и Добра. Это говорит о прочной взаимосвязи православного догмата с историей, к которой я и возвращаюсь поэтому.
По прибытии русской делегации в Портсмут для мирных переговоров с Японией при посредничестве США Витте использовал масонские связи для укрепления положения нашей делегации, завоевал симпатии Т.Рузвельта, американских журналистов и крупных банкиров. Этот важный скрытый ход сделал более выгодными позиции и самого Витте: первоначально Т.Рузвельт с кайзером Вильгельмом II и президентом Франции оказывали давление на Государя, чтобы заставить его принять условия японской делегации, так что у Витте имелся даже приказ св. Царя прервать переговоры, если японцы не примут требований нашей делегации, что означало бы продолжение войны на суше, а Витте нужен был мир по двум причинам: 1) лишить Россию вполне зримой победы над японскими войсками и выполнить поставленную перед ним тайную задачу; 2) предстать перед мировой общественностью и Государем в образе миротворца. На заседании 16 (29) августа 1905 года делегация России огласила свои требования, заканчивавшиеся, как писал историк С.Ольденбург, следующими словами: «Российские уполномоченные, имеют честь заявить, по приказу своего Августейшего Правителя, что это последняя уступка, на которую Россия готова пойти с единственной целью прийти к соглашению». Речь шла о минимальных территориальных уступках в обмен на отказ от более кабальных условий – выплаты контрибуции и потери значительных территорий. Никто не сомневался, что наше предложение отвергнут, но глава японской делегации барон Д.Комура после краткой паузы заявил от имени правительства Японии, что наши условия принимаются в целях достижения мира! Все присутствовавшие на заседании, включая Витте, были изумлены: слишком легко разрешилась тупиковая ситуация. Государь, готовый к худшему, тоже пережил потрясение и записал в дневнике 17 (30) августа 1905 года: «Ночью пришла телеграмма от Витте.., что переговоры… приведены к окончанию. Весь день ходил как в дурмане».
Поясню: св. Царская Чета надеялась на отказ Японии от наших условий мира. Как писал в дневнике Великий Князь Константин Константинович 22 августа (3 сентября) 1905 года, Их Величества были убеждены в провале переговоров и верили, что усиление наших сухопутных войск возвратит нам шанс победить Японию на суше. Это подтвердил в 1925 году американский историк Т.Деннет: «Мало кто теперь считает, что Япония была лишена плодов предстоявших побед. …Многие полагают, что Япония была истощена уже к концу мая (1905 года.- Е.М.) и что только заключение мира спасло её от… поражения в столкновении с Россией». Отсюда следует, что св. Царь, давая Витте строгие указания перед отбытием нашей делегации в Портсмут, защищал прежде всего ЧЕСТЬ России и хотел, чтобы Витте понял, что именно нужно отстаивать на переговорах с японцами. Однако Сергей Юльевич сделал вид, что не понял Государя, и в итоге спас Японию, поэтому его телеграмма о мире оказалась и неожиданной, и не лишённой подхалимажа: «Япония приняла требования относительно мирных условий и… мир будет восстановлен, благодаря мудрым и твёрдым решениям Вашим и в точности согласно предначертаниям Вашего Величества. Россия остаётся на Дальнем Востоке великой державой, какой была до днесь и останется вовеки».
23 августа (5 сентября) 1905 года в Портсмуте был подписан мирный договор, согласно которому Россия не выплатила Японии ни гроша контрибуции. Наши территориальные потери были минимальные: Ляодунский полуостров с городами Порт-Артур и Дальний, а также южная часть острова Сахалин. Правда, мы ещё признали японский протекторат над Кореей, но… Но не такого мира ожидал народ Японии. Когда мирный договор был опубликован, японские города покрылись траурными флагами, на улицах возникли баррикады, бунтовщики сожгли здание правительственной газеты «Кокумин». Япония получила то же, что финансировала в России,- бунт, затихший лишь тогда, когда дело дошло до ратификации договора в парламенте. «Характерен… факт,- заявил, защищая договор, японский главнокомандующий Ивао Ояма,- что после целого года, победоносно завершившегося для нас Мукденом, японская армия в течение пяти с половиной месяцев не решалась перейти в наступление». По-моему, этот же факт отлично объясняет бездействие нашего главнокомандуюшего генерала Н.Линевича.
В адрес Государя поступали поздравительные телеграммы в связи с заключением удачного мира, хотя общество опять раскололось на два лагеря: один поддерживал св. Императора в отношении плана войны на суше до полной победы, а другой считал, что мир заключён слишком поздно, что надо было раньше кланяться японцам и больше им уступать. В последнем лагере находились не только пацифистски настроенные элементы, но и революционеры, для которых мир означал рез-кое уменьшение притока иностранных денег, в частности, японских, шедших на подрыв внутренней стабильности нашей Империи.
25 августа (7 сентября) 1905 года св. Царь записал в дневнике: «В 2 ½ во дворце начался выход к молебну по случаю заключения мира; должен сознаться, что радостного настроения не чувствовалось».
Невольно спрашиваю себя: что сделал бы с Витте великий Император Николай I? А святой Император Николай II пожаловал ему титул графа, о чём лично известил своего двуличного премьер-министра, когда он явился к Государю сразу по возвращении русской делегации из США. Очевидно, в глубине души Витте всё же немного трусил и ожидал всего, но не такой щедрости, повергшей его чуть ли не в шоковое состояние, что подтверждают грустно-ироничные слова Государя в письме к Марии Феодоровне: «После длинного разговора, когда я ему объявил о графском титуле, с ним почти сделался «столчок» и затем он три раза старался поцеловать руку (такие проявления «преданности» не вызывали у св. Царя ничего, кроме отвращения.- Е.М.)». Мария Феодоровна, должно быть, находилась в Дании, где доживал свои последние дни её Отец, король Дании Кристиан IX.
(Продолжение следует.)
Свидетельство о публикации (PSBN) 4847
Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 19 Октября 2017 года
Автор
Монархист, русофил, ученик Ильи Глазунова. Прозаик, поэт, сценарист.
Рецензии и комментарии 0