Его высочество Буриданов осел. Эпизод 14. (Глава 14)

Эпизод 14. 1691-й год с даты основания Рима, 17-й год правления базилевса Романа Лакапина

( май 937 года от Рождества Христова)

«Алиллуйя, алиллуйя» — по несколько раз на дню слышал эти приветственные крики древний замок Суза, основанный таинственными друидами за добрых пять веков до рождения Христа. Еще бы, всякий путник, преодолев Альпы и избежав тысячу угроз, начиная с хищных зверей и кончая еще более хищными арабами Фраксинета, мог, войдя в Сузу, впервые за долгое время облегченно вздохнуть. Отнюдь неслучайно, что западные ворота Сузы назывались тогда Райскими — любой, переступивший их порог, мог считать себя в безопасности и в определенном смысле достигшим своей цели. Во всяком случае, самый тяжелый этап его пути в Италию в этот момент заканчивался.

«Ганнибалова дорога», ведущая через Сузу в Турин считалась в то время самым коротким, но и самым опасным путем на Апеннины. Куда более спокойной была «дорога франков», шедшая через Иврею, и во многом, кстати, обеспечившая возвышение этого города. Тем не менее, недостатка в смельчаках, выбиравших в итоге маршрут пунийского полководца, также не наблюдалось. Редкий день в Сузе обходился без прибытия купеческого обоза или группы набожных пилигримов, спешащих в Рим. В основном, это были путешественники из Иберии, Прованса или Аквитании, но иногда сюда заносило и людей из северных земль. Как правило, это были воодушевленные своими целями паломники. Они специально выбирали себе путь, полный опасностей и стеснений, дабы, прежде чем добраться до обетованного Рима, испытать в полной мере крепость собственного духа. Неудивительно, что доля пилигримов в общем потоке гостей Сузы особенно возрастала в зимний период.

Отдельного признания и доброго слова заслуживают негоцианты. Благодаря их усилиям не переставал биться слабый пульс экономики средневековой Европы и не пересыхали окончательно ручейки коммуникативных связей европейских государств. Сбиваясь в артели и нанимая охрану, заальпийские купцы, рискуя жизнью и кошельком, прорывались в Италию и везли свои обозы далее на юг, туда, где по слухам, растут цветущие богатые города византийского базилевса, в порты Пизы, Амальфи и Бари, где, как им говорили, всегда можно найти волшебные товары загадочного арабского Востока.

Сами северяне ехали туда тоже не с пустыми руками. В основном, везли железные изделия, как то: оружие и снаряжение, а также строительный лес, лошадей и серебро. Все это ими предполагалось обменять в южных итальянских городах или же на ярмарках в Павии и в Лукке на золото, ткани из льна и хлопка, восточные благовония и сладости, оливковое масло, краски и фрукты. Ах да, и на священные реликвии, как же можно было об этом забыть!

В связи с такой структурой товарного обмена местным властям гораздо логичнее было бы взимать с купцов выходные пошлины, так как вывозимый ими товар, как правило, был много богаче и разнообразней. Однако, экономические отношения в десятом веке все еще находились на довольно примитивной стадии. Пошлины с купцов до последнего времени брались за вход, от двух до десяти процентов от оценочной стоимости привозимых ими товаров. При этом пилигримы, как правило, не облагались налогами вовсе, если только при них не было сопроводительного письма их местного священника или аббата, а количество их вещей оказывалось при этом много выше, чем необходимо для личного потребления.

Однако, именно в эти годы ситуация с налогообложением купцов начала стремительно меняться. Острый дефицит золота, в виду многочисленных военных компаний, междоусобиц и авантюр, заставил европейских владык лихорадочно искать способы пополнения своей казны. Гуго Арльский был в этом плане одним из первых. До выездных пошлин в то время еще никто, включая Гуго, не додумался, но безыскусный ум правителей той эпохи произвел на свет целый ряд странных и причудливых налогов. Так, до времен Гуго, власти Павии и Пьяченцы взимали так называемый ripaticum — пошлину с купцов, плывших вдоль По и пристававших к портам этим городов, налог вполне себе разумный и справедливый. Однако наш король, поиздержавшись в войнах с Римом, решил, что следует также облагать налогом купеческие корабли даже просто проплывающие мимо. С легкой руки Гуго, его коронованные соседи также начали проявлять изобретательность, причем их новаторство распространялось среди господских дворов гораздо быстрее, чем учения тогдашних богословов. И вот уже вслед за старым и широко распространенным налогом pontaticum, предусматривающим взимание платы с купца, пересекающего входной городской мост, возник такой удивительный сбор, как mansionaticum, обязывающий купца платить за освобождение от постоя. Пройдет еще немного времени и чья-то светлая голова озарится мыслью брать pulveraticum — налог на пыль, поднимаемую купеческими возами! И все это будет идти на обеспечение прихотей сеньора, удовлетворение его амбиций, компенсацию его потерь от неудачных интриг, замаливание грехов и одаривание тех, с кем он вновь согрешил.

Почти до конца девятого века что Суза, что Иврея носили роль сугубо военно-сторожевых городов. Купцы следовали мимо них и вплоть до Милана или Павии, владений лангобардского короля, никто не требовал от них поделиться. Однако с воцарением в Иврее маркграфа Анскария Первого, по времени совпавшее с начавшейся чехардой королей на лангобардском троне, местные правители пришли к разумному выводу подобрать то, что плохо лежит. Пока Павия, Сполето и Фриуль выясняли, кто из их владык более достоин Железной короны лангобардов, маркграфство Иврейское добросовестно взвалило на свои плечи нелегкую повинность по сбору пошлин с купцов. Гуго Арльский, приняв бразды правления Италией в свои руки, пытался вернуть ситуацию под собственный контроль, однако маркиз Беренгарий и в данном вопросе проявил строптивость. Он с самым невинным выражением лица недоумевал, отчего король хочет направить в Сузу и в его столицу своих аркариев, когда его люди прекрасно справляются сами. Король же скрежетал зубами, понимая, что до его казны доходят далеко не все деньги, отчисляемые негоциантами при въезде в Сузу и Иврею.

Таким образом, замок Суза в десятом веке представлял собой уже самый настоящий таможенный пост, который в значительной мере обеспечивал благоденствие маркграфов Иврейских. Понятно, что деятельность слуг надо было также тщательно контролировать и вот почему на висконта Анскария выпала нелегкая миссия раз в три дня появляться в пределах этого города. Впрочем, молодой висконт ничуть не жалился на свою судьбу, находя в этой деятельности достаточную пищу для ума и наблюдений. А также для частичного удовлетворения своего честолюбия, ведь в Сузе он мог чувствовать себя абсолютным властелином.

Перейдя двадцатилетний порог, Анскарий уже понемногу начал задумываться над своими перспективами и их соответствию его знаниям и амбициям. Картина вырисовывалась не самая оптимистичная. Он целиком и полностью был под влиянием сводного брата, диктат Беренгария был абсолютен вплоть до того, что тот женил его пять лет назад на дочери мелкого бургундского барона Амадея и, тем самым, существенно сузил для Анскария возможности продвижения по иерархической лестнице. По всему выходило, что он так и останется в тени Беренгария, а скоро его влияние вообще будет сведено к нулю, когда у брата подрастут сыновья Адальберт и Гвидо.

Его бы воля, он бывал бы в Сузе каждый день, он остался бы тут навсегда, ведь только здесь он повелевает всеми. Только здесь, на площади Августа, склоняют перед ним головы горожане и пришлые гости, только тут ловят его слово и восхищаются его образованностью, особенно в те моменты, когда висконт сам, вперед асикритов, безошибочно подсчитывал стоимость ввозимых товаров и определял пошлину. Да что там пошлина, за это время он научился раскрывать нехитрые приемы купцов, которые, ради снижения налогов, то прятали часть своих товаров в лесу, то раздавали группе паломников, которые были свободны от поборов, то выдавали себя за англосаксов, которым по воле короля были определены существенные льготы.

Висконт со смехом выводил купцов на чистую воду, а после определения цены и осуществления соответствующих записей в реестрах, любил поговорить с гостями об их родине. За крайне редким исключением, даже среди самых чужедальних пришельцев находился хотя бы один, знающий латынь. Как правило, это был служитель Церкви, которого купцы брали с собой, полагаясь на его заступнические молитвы перед Господом, а также видя в нем переводчика на все случаи жизни. Спустя века люди будут пытаться изобретать новое, забыв о старом, о том, что когда-то имели! Все потуги с внедрением искусственного эсперанто[1] закончатся полной неудачей, а ведь более полутора тысяч лет таким универсальным языком свободного общения на обширнейшей территории цивилизации являлась благословенная латынь!

Сегодняшний день приезда висконта в Сузу начинался по уже проторенной колее. Графский аркарий и асикириты подали ему реестры за три дня, а затем повели висконта к площади Августа, туда, где в наши дни разбит уютный парк. Там к этому часу собирались представители купеческих артелей, монахи и паломники. В основном, это были люди из Бургундии и Прованса и лишь один купеческий обоз оказался из фризских земель, что, естественно, вызвало наибольший интерес у Анскария.

При знакомстве с фризским дьяконом, выяснилось, что значительный крюк ими был предпринят дабы избежать налогов при прохождении многочисленных городов, расположенных на «дороге франков». Объяснение было более чем убедительным, споров по поводу пошлины не возникло, и Анскарий великодушно пригласил дьякона отобедать вместе с ним, а за трапезой рассказать ему поподробнее о красотах своей далекой страны.

Однако планы Анскария внезапно были разрушены. Со стороны ворот Меркурия, чье название лишний раз подчеркивает характер местных путей сообщения[2], послышался звук бюзин. Трубы протрубили еще несколько раз и вскоре к площади Августа приблизилась кавалькада из примерно двадцати всадников. Поначалу Анскарий подумал, что это либо его брат, либо граф Бозон вознамерились совершить прогулку в Сузу, однако поднятые над кавалькадой павийские кресты заставили графа не на шутку встревожиться. Король? Или его слуги? Каким ветром? Что следует ему предпринять, памятуя о сложных отношениях между Павией и Ивреей?

Толпа на площади расступилась перед прибывшими, как Красное море перед Моисеем. Всадники спешились. Самый высокий из них, мужчина с длинными, черными волосами и, несмотря на почтенный возраст, удивительно поджарый, уверенной поступью властелина подошел к нему. Анскарий никогда ранее не видел короля, но сразу понял кто перед ним. Висконт склонился в поклоне и произнес приветственные слова.

— Приветствую тебя, мой племянник, — ответил Гуго, внимательно рассматривая смущенного висконта, — да-да, я узнал бы тебя среди тысячной толпы. Благодарение святому воинству, кровь великой Вальдрады жива и по сей день.

— Что заставило вас, мой кир, предпринять поезду в этот скромный замок?

— Желание видеть вас, мой дорогой племянник, ведь ваш брат по сию пору не удостаивал меня подобного счастья. Я хотел бы немного прогуляться с вами, висконт. Надеюсь, вы не будете против?

— Где? Здесь?

— О нет, оставим этим милым людям возможность самостоятельно подсчитать свои барыши и убытки. Давайте пустим нашей коней по дороге к Альпам, я хочу вам там кое-что показать.

Анскарий заколебался. Конфликт короля с маркграфом Ивреи не позволял ему хладнокровно воспринимать подобные предложения Гуго.

— Возьмите с собой пятерых слуг. Я возьму столько же, если вам так спокойнее, — разгадал его мысли король.

Анскарий принял предложение и вскоре они с королем оставили за спиной Райские ворота. Перед ними зазмеилась невероятно живописная тропа. Буйная весенняя зелень со всех сторон вела наступление на эту дорогу, делая ее зрительно очень узкой и местами полностью защищенной от света. От красот альпийских предгорий могло перехватить дыхание, но всадники были слишком увлечены своими мыслями, чтобы просто радоваться сумасшедшей итальянской весне.

Гуго вел за собой остальных, Анскарий за его спиной только удивлялся смелости короля, так как на данной дороге слишком часто устраивали засады либо сарацины Фраксинета, либо разбойники с распятьем на шее. Наивному висконту было невдомек, что предусмотрительный Гуго чуть ранее, еще до своего въезда в Сузу, пустил на эту дорогу два десятка своих людей с целью избежать подобных сюрпризов. Гуго гнал своих спутников, частенько переходя с рыси на галоп, однако вскоре поумерил пыл и начал внимательно вглядываться в проплывающие мимо пейзажи, чтобы выбрать достойный для его цели.

Осенью это не заняло бы у него много времени, ибо в этот период «Ганнибалова дорога» приобретала на редкость угрюмый вид. Но сейчас озорная весна перекрасила все вокруг и то, что казалось мрачным и гнетущим, сейчас выглядело по-девичьи легкомысленным. Королю же, словно профессиональному кинорежиссеру, требовался соответствующий антураж и он гнал и гнал свою лошадь дальше. На его счастье перед его глазами вдруг появился старый, отживший свое, дуб, который уродливыми корявыми сучьями вцепился мертвой хваткой в своих потомков, разросшихся по обеим сторонам дороги. Зелень здесь особо густо покрывала дорогу и потому, несмотря на середину дня, здесь было прохладно и даже сумрачно.

Гуго спешился, подошел к дубу и опустился перед ним на колено. Все прочие, и в их числе Анскарий, последовали его примеру. Спустя мгновение все услышали, как корочь читает молитву. Закончив ее, он обернулся к висконту.

— Это случилось здесь, — сказал Гуго.

— Что случилось, мой кир?

— Понятно, что тебе никто не говорил об этом месте. Месте, где погибла твоя мать.

Анскарий вздрогнул от неожиданности.

— Она была оставлена в лесу. И никто не знает, что случилось с ней далее. Может она по сию пору жива, — сказал он.

— Это тебе сказал Беренгарий?

— Да, мой кир. Также как и……

— Говорите, висконт. Не бойтесь.

— Он мне сказал, что она была брошена по вашему приказу, мой кир.

Гуго изобразил высшую степень негодования. Он вскочил на ноги и быстро зашагал вперед-назад по дороге.

— Подумать только! Подумать только! – запричитал он.

— Вы хотите сказать, что все было иначе?

— Ну разумеется, мой милый племянник, разумеется иначе. Мой слуга, граф Сансон, должен был привезти вашу мать ко мне в Павию, где мы намеревались обвенчаться. Однако по пути его атаковал ваш брат. Он отбил Ирменгарду у моих слуг, при этом серьезно был ранен один из моих верных людей, граф Вальперт. Ну а после этого он совершил над ней суд, жестокий и несправедливый.

— Он не предал ее смерти.

— О да, разумеется, он поступил с ней намного добрее. Даже не хочу думать, что с вашей матерью было дальше, ибо сердце мое по-прежнему привязано к ней. Господь свидетель, мой дорогой висконт, я не видел за свою жизнь красивее женщины, чем ваша мать! Никого я так не любил больше, как Ирменгарду! Чтобы обладать ею, мы решили взять грех на душу и сговорились с ней, что она объявит себя рожденной не от Адальберта Богатого, тогда Церковь согласилась бы благословить наш брак. Мы так были близки к своему счастью!

На висконта Анскария патетический монолог Гуго не произвел ровным счетом никакого впечатления. Дождавшись паузы, висконт произнес:

— Мой брат рассказывал, что признание моей матери было вытянуто у нее обманом. Таким образом, вы стремились к браку с римской блудницей Мароцией, чтобы та сделала вас императором. До той поры вы не могли жениться на ней, ибо она была вдовой вашего и Ирменгарды брата.

Гуго сокрушенно развел руки в стороны и огляделся на слуг, будто призывая их в свидетели. Затем он опустил голову вниз и надолго задумался. Никто не посмел потревожить короля.

— Знаете, висконт, наверное, я не смогу переубедить вас. Каждый верит в то, что хочет верить. Верится вам, что я мог такое сделать — Бог вам судья. Не хотите поверить в то, что Беренгарий стремился избавиться от мачехи и завладеть маркой – ваше право. Я не буду касаться более этой темы, скажу только, что я действительно испытываю невероятно гнетущее чувство вины перед Ирменгардой. И я хотел бы хоть как-то, хоть в самой незначительной мере ослабить это чувство, воздав должное ей в вашем лице.

— Благодарю вас, мой кир. Признаться, я ни в коей мере не ….

— Если бы Ирменгарда была жива, вы сейчас бы управляли маркграфством, а ваш брат, в лучшем случае, заместо вас рассчитывал бы купцов. Но волей Господа все вышло иначе и мы только благодарим его за испытания, которые он посылает нам, ибо чем иным, как не испытаниями и искушениями, закаляется душа наша? Вот и сейчас мое войско и войско вашего брата стоят друг напротив друга и никто не желает уступить и, тем самым, сохранить жизни сотен христиан, ибо каждая сторона снедаема искушениями. Но кто-то ведь должен сделать первый шаг и не допустить братоубийственного кровопролития? Как можно из-за одной нелепой прихоти местных владык оставлять вдовами жен и сиротами детей? Моей главной мечтой с некоторых пор является скорейшее окончание этого вздорного конфликта, и я прибыл сюда, ибо с вашей помощью рассчитываю положить ссоре предел.

О том, что никто не звал его самого в Иврею, король, конечно же, не упомянул. Как и о том, что самым простым способом разрешения конфликта стало бы возвращение короля восвояси. Да, как часто из уст политиков и власть предержащих мы слышим преступные и лицемерные призывы идти к миру через войну, фальшивые и циничные лозунги о «силовом восстановлении правопорядка» и даже о «принуждении к миру»! Какой тиран любой эпохи перед объявлением войны не заявлял о своем миролюбии? Какой агрессор не лгал на весь мир, что он захватывает, чтобы защитить?

— Хвала Господу, что он смягчил сердце ваше, — сказал Анскарий.

— Да, я всей душой пытаюсь уладить нелепый конфликт между мной и вашим братом. И верю, что вы сможете помочь мне в этом. Простите, помочь не мне, а всем нам и вверенным нам поданным!

— Скажите каким образом, мой кир, и верьте, что я приложу для этого все мыслимые усилия свои.

— Нисколько не сомневаюсь в этом, висконт. Мне необходимо встретиться с вашим братом. Один на один.

Анскарий горестно вздохнул.

— Позиция Беренгария заключается в признании подобной встречи невозможной. Это я знаю точно. В этом его целиком и полностью поддерживает граф Бозон.

— Мне нет дела до того, что там поддерживает Бозон. Мне нужно встретиться с Беренгарием без посторонних. Только так мы сможем достичь соглашения. Вы мне поможете в этом. В награду я назначу вас наместником Сполето.

— Что?

Большие голубые глаза висконта стали еще шире. Молодой человек не верил своим ушам. Перед глазами его один за другим поплыли картины его невероятного скорого возвышения. Вот он в родовом замке сполетских герцогов, вот его принимает Рим, вот он принимает подарки от послов базилевса, вот он объявляет войну ….

— Что вы сказали, мой кир?

— Ровно то, что вы сейчас услышали, висконт. И это ровно то, что вы передадите своему брату. Надеюсь, теперь он не окажется от встречи.

— Верю, что нет! Но, … но почему я?

— Потому, что вы окажете мне эту услугу. Потому, что я собрал о вас достаточно сведений, видел вас сегодня в деле и знаю, что из вас получится толковый управитель. Потому, что я виноват перед вашей матерью, висконт, хотя вы мне не верите.

— О, простите великодушно, мой кир! Я даже не знаю, что и говорить, не знаю, что мне сделать, чтобы вы почувствовали мою благодарность вам. О, Господь наш всемогущий, славлю тебя за милость твою!

— Сделайте то, что от вас просят. И обязательно передайте Беренгарию, что я даю вашей семье Сполето взамен на пропуск моих войск. По-моему, недурная сделка, а? Вот только помимо вас и Беренгария об этом никто не должен знать.

Настал черед Анскария задуматься.

— Что такое? – с недовольством в голосе спросил Гуго.

— Видите ли, мой кир, граф Бозон, и это известно многим, старается всюду сопровождать моего брата. Но это еще полбеды. Хуже всего, что Беренгарий во всем советуется с женой Виллой, а та мало того, что исповедует волю своего отца, графа Бозона, так и исподволь ненавидит меня. Таким образом, ваше предложение навряд ли придется ей по сердцу.

Гуго неожиданно рассмеялся и по своему обыкновению, как он привык частенько делать в беседах с холопами, панибратски хлопнул Анскария по плечу.

— А вот о вашей очаровательной и необыкновенной невестке стоит поговорить особо. Вы знаете, я вам сейчас даже завидую, точнее, завидую не вам, а делу, которое вам предстоит исполнить. Итак, слушайте меня, будущий герцог Сполетский, и запоминайте все, что я вам сейчас скажу, …….

…………………………………………………………………………………………………

[1] — Эсперанто – искусственно созданный язык общения, разработанный в 1887г. польским врачом Земенгофом.

[2] — Меркурий – древнеримский бог торговли (соответствует греческому богу Гермесу)