Хатшепсут

Словарь:
Хатасу (Хатшепсут), тронное имя: Мааткара.
Джехутимес (Тутмос III), тронное имя: Менхеперра.
Джети – царский советник (визирь).
Но-Амон – Фивы, столица Египта Нового царства.
Та-Кем – самоназвание Древнего Египта.
Мен-Фе – Мемфис, столица Египта Древнего царства.
Хека – наследник, принц, родственник царя.

Хатасу стояла у окна и смотрела на площадь перед дворцом. Она ждала. Ждала уже несколько дней, с того самого момента, как ее верные соглядатаи доложили о развернутом лагере армии Джехутимеса близ первой столицы Та-Кем – Мен-Фе. Она взглянула на сиявшее в зените солнце, на белые обелиски и отбрасываемые ими резкие короткие тени. Она ждала этой встречи со свои пасынком целых три года, ждала… и боялась.
– О, Великий Владыка Обеих Земель! – выкрикнул вбежавший в покои слуга и пал ниц в ожидании царственного жеста говорить дальше.
– Что тебе? – не оборачиваясь, Хатасу движением руки разрешила потревожить свое царственное одиночество.
– Великий Хека Джехутимес вернулся.
– Где он? – женщина вцепилась пальцами в подоконник, вглядываясь в даль, слепившую глаза небесной синевой.
– Входит во главе армии в Но-Амон, – торжественно произнес слуга. – Великий Хека вернулся с победой и богатой добычей.
Хатасу облегченно вздохнула: он будет в хорошем настроении, а, значит, сможет спокойно выслушать ее.


Под оглушительный грохот военных барабанов армия-завоевательница медленно двигалась по улицам столицы. Жители стояли на крышах домов, теснились на дороге, прижимаясь к стенам, и приветствовали криками бесстрашных воинов. Вслед за священной ладьей Амона, возглавлявшей шествие, на колеснице, запряженной четверкой лошадей из конюшен побежденного царя, ехал Хека Джехутимес. Он улыбался, несмотря на усталость после многодневного перехода от Мен-Фе. Отерев со лба пот и поправив синюю боевую корону, Джехутимес провел рукой по щекам, заросшим редкой бородой. Все его мысли были лишь о том, чтобы расслабиться в горячей ванне и побриться. За три года скитаний по чужим землям он стал похож на дикаря-ливийца, что приводило его в неописуемое бешенство. Он мог спокойно выносить жажду, холод, сон на камнях и грызущую мошкару, но терпеть растительность на затылке и щеках было выше его сил. В такие дни он ненавидел даже свое отражение в воде и прятал походное зеркало на дно короба с одеждой.
Добравшись до дворца, мужчина спрыгнул с колесницы и зашел внутрь. Его воины под предводительством военачальников продолжили свой путь до казарм на окраине города. Там в течение нескольких дней они будут делить свою часть военных трофеев и получать плату за верную службу.

Джехутимес в нетерпении бродил по своим покоям, ожидая, когда слуги приготовят для него долгожданную ванну. Юная служанка кружилась вокруг него, протягивая небольшую шкатулку, куда он складывал снятые золотые браслеты и кольца с резными скарабеями.
– Где Нофрет? – спросил он, резко остановившись, и оглядел девушку с головы до ног.
– Я не знаю ее, – та виновато опустила голову.
– Опять она всех отправила по домам, – проворчал мужчина, возмущенный наглостью мачехи, еще раз пристально посмотрел на служанку и надел ей на палец последнее кольцо. – Ты красивая. Вернешь после захода солнца.
Девушка склонила голову еще ниже, пряча за длинными волосами заалевшие щеки.
Двери распахнулись, и в покои вошла Владыка Обеих Земель Мааткара. Джехутимес вздрогнул от неожиданности, но, взяв себя в руки, царственно повернулся к мачехе. Она оценивающе посмотрела на своего пасынка, давно ставшего взрослым мужчиной. Последние десять лет она и недели не давала провести ему во дворце, отправляя из похода в поход. В свою очередь Джехутимес пристально изучал жену своего покойного отца. Хатасу было уже за пятьдесят. Она изрядно пополнела за эти три года, но все также была выше него на полголовы, обилие косметики на лице было призвано скрыть следы тяжелой болезни, а трость, на которую женщина опиралась при ходьбе, придавала еще больше величия. Он поклонился в знак почтения.
– Оставьте нас! – приказала она слугам, которые поспешно удалились из покоев.
– Зачем ты пришла? – в голосе Джехутимеса прогремели ноты раздражения. – Завтра я сам предстал бы пред тобой с дарами и отчетом о походе.
– Захотела увидеть тебя, – спокойно ответила Хатасу.
Джехутимес лишь усмехнулся в ответ: значит, она уже решила, в какую сторону пошлет через несколько дней. Он вернулся с севера – остается лишь путь на юг. А, может, на запад, в бесконечную пустыню, где скитались племена беспощадных кочевников?
– Я жду тебя с рассветом в своих покоях, – произнесла женщина, повернулась к двери и шепотом добавила, – не опаздывай. Я этого не люблю.


Она ушла, оставляя пасынка теряться в догадках. Вся эта таинственность никак не укладывалась в голове Джехутимеса. Хека стерпел бы любые порывы ее гнева, но такая обходительность мачехи выбила его из привычной колеи. Он с неохотой поел, хотя был голоден и на стол принесли его любимые блюда. Желанный ритуал купания также не принес душевного спокойствия. Даже красивая девушка в его постели не смогла отвлечь от роя мыслей, порожденных всего несколькими словами женщины-царя. Он лежал, смотрел в потолок, и, не обращая внимания на нежные прикосновения и поцелуи, думал: как ей, далеко не красавице, с орлиным носом, на мужской манер остриженными полуседыми волосами, с трудом передвигавшейся по дворцу, удавалось всего несколькими словами держать мужчин в напряжении и подчинять себе. Что эта странная женщина хотела от него ранним утром? К чему такая секретность? Он раздраженно выдохнул, жестом прогнал служанку, отвернулся к стене. Нофрет отвлекла бы его, но ее не было, как и других, хоть раз деливших с ним постель. Хатасу выселяла всех его любимиц, будь то служанка, наложница или даже рабыня, стоило ему уйти в очередной поход. Она считала их недостойными прикасаться к своему пасынку. В походах женщин было хоть отбавляй, но Джехутимес предпочитал проводить бурные ночи во дворце подальше от посторонних глаз и ушей, нежели в походной палатке. Внушенный мачехой образ идеального полководца, всегда подающего пример своим воинам, никогда не отпускал его, как и брезгливость к пленницам. Мужчина смутно догадывался, что все красавицы, которых он видел сегодня во дворце, оказались в его покоях не случайно. За этим стояла она, всегда следившая за ним и оберегавшая от легкомысленных связей.
Джехутимес заснул, разморенный забытой мягкостью постели и теплом толстого одеяла. Последние месяцы он невыносимо скучал по своим покоям, по тишине, по ароматам драгоценных масел на коже, по запаху любимых цветов под окном, по прохладному ветру, колыхавшему занавеси до пола. Он снова был дома, и быстро покидать его не горел желанием.

С рассветом он был разбужен слугой и приглашен в покои Владыки Обеих Земель. Несмотря на раннее время, Джехутимес ожидал увидеть ее во всем великолепии и торжественности, но был поражен, едва переступив порог покоев: Хатасу лежала в постели с закрытыми глазами и тяжело дышала.
– Садись, – она указала на табурет около кровати.
Джехутимес оглянулся. Они были в огромной комнате одни, лишь вздрагивала от прохладного утреннего ветерка разноцветная ткань на стенах.
– Садись, – открыв глаза, чуть громче повторила Хатасу.
– Что ты хочешь? – пасынок присел на табурет.
Она молчала, лишь, не отводя взгляда, пронзительно смотрела на него.
– Тебя ждет еще один поход, – ее шепот нарушил вязкую тишину, – тяжелый, долгий.
– Дай отдохнуть хоть несколько дней! – вспылил Джехутимес словно мальчишка. – Мои воины тоже устали. Им не под силу сейчас одерживать победы.
– Нет времени.
– Кто враг?
– Его пока нет.
– Тогда зачем идти и против кого?
– Много вопросов, а ответ всего лишь один.
– Я не понимаю…
– Ты прекрасный полководец, но плохой философ. Ты видишь, что снаружи, но не то, что внутри. Я приготовила наряд для твоего похода. Он в сундуке у стены. Открой и возьми.
Джехутимес подошел к деревянному коробу и откинул крышку. Поверх аккуратно сложенной одежды из тончайшего льна лежали драгоценное оплечье, бело-красная корона и два царских скипетра.
– Теперь это принадлежит тебе по праву, – из последних сил улыбнулась Хатасу, – как и поход длиной в оставшуюся жизнь. Каким он будет – зависит от тебя. Я сделала все, что было в моих силах.
Не в силах возражать, Джехутимес вернулся обратно на табурет.
– Пока ты воевал с врагами за пределами страны, – продолжила Хатасу, – в Та-Кем я выжигала огнем поля зла и засеивала их добрыми семенами. Я строила храмы и записывала твои походы на их стенах. Ты мечом сотворил себе имя среди народов, что склонили головы перед твоей силой и больше не смеют роптать даже в мыслях. Теперь ты можешь спокойно спать – никто не посмеет поднять на тебя руки. Ты новый Владыка Обеих Земель.
– Все эти годы… – он находился в недоумении от ее слов.
– Я взращивала из мальчика мужчину – достойного царя великой страны.
– Что я могу сделать для тебя?
– Моя последняя воля в руках Сенмута. Будь милостив к нему.
Хатасу протянула руку пасынку. Он сжал в ладонях ее кисть, прикоснулся губами к пальцам.
Владыка Обеих Земель закрыла глаза, глубоко вздохнула и замерла со счастливой улыбкой.
Джехутимес видел за два десятилетия столько смертей, что уже привык к этому. Но сейчас он был растерян: судорожно озирался по сторонам, пытаясь выдавить из себя крик о помощи.
– Мой Владыка, – внезапно появившийся в царских покоях Сенмут – фаворит Хатасу и одновременно ее советник, пав ниц перед новым царем, протянул свернутый лист папируса, – она оставила письмо для тебя.
«Мой любимый Джехутимес, – Хека начал читать вслух, – прими в дар эти двадцать лет моего царствования и эту страну, которую я укрепляла для тебя. Береги ее своей мудростью и силой.
В тот момент, когда остановится мое сердце, сотни лучших камнерезов по моему приказу начнут сбивать мое имя на стенах храмов, на обелисках и стелах, и писать твое. Не останавливай их. Отдай мое тело Сенмуту, пусть позаботится о нем. Ты всегда был законным правителем. Будь достойным древней короны Владыки Обеих Земель».

Хека опустился на колени и разрыдался. Только сейчас открылись истинные планы так ненавидимой им мачехи – возвести его, сильного, взрослого, познавшего тяготы и лишения, с ясным умом и не погрязшего в сладостях разврата и богатства, на трон могущественного государства. Двадцать лет эта женщина готовила его к царской власти, бросая с одного края Та-Кем на другой, из сражения в сражение. Он видел свою страну такой, какой она была на самом деле, а не в бумагах чиновников, он видел труд людей, каким он был в настоящей жизни, а не в словах казначеев и сборщиках податей. Он получил великий дар, бережно сохраненный женой отца, который теперь он сам должен сберечь для будущих царей.
Джехутимес встал, еще раз взглянул на лицо Хатасу, застывшее на века, по которому скользили лучи восходящего солнца.
– Я открываю перед тобой казну, – обратился он к Сенмуту, – бери столько, сколько нужно на царское погребение. Гробница готова принять свою госпожу?
– Да, Великий Хека.
– Ты верой и правдой служил прежнему Владыке Обеих Земель, можешь остаться моим советником или выбрать должность, которую хотел бы занимать во время моего царствования.
– Позволь мне уйти после похорон и вернуться домой, – Сенмут поднялся и низко поклонился новому царю.
– Воля твоя… – с грустью ответил Джехутимес и проводил взглядом Джети свой мачехи, покидающего царские покои. – Воля твоя…
Он еще долго стоял у постели с мертвым телом женщины, сделавшей из него, амбициозного и капризного подростка, опытного стратега и мудрого полководца. Он думал о будущем…

Сбросив траурные одежды, в первый день священных праздников в храме Амона Джехутимес надел бело-красную корону Владыки Обеих Земель и провозгласил свое новое царственное имя – Менхеперра, которое уже несколько месяцев лучшие резчики старательно высекали по всей стране на месте имени Мааткара, повинуясь последнему приказу великой женщины, память о которой исчезла с каменных стен и стала еще одной легендой, передававшейся из поколения в поколение.