Мой любимый шкаф

Мой любимый шкаф.

Предисловие

Я на даче. Что-то мне захотелось перестирать ковры и коврики, но как на грех погода всё время стояла холодная и дождливая. Пришлось отложить до лучших времён. Звонок. Миша — внук звонит. Предлагает свой старенький, но приличный ковёр. После Мишиного отъезда я развернула его ковер… Несмотря на то, что его постоянно пылесосили, он оказался хорошо затоптанным. Надо постирать. Как раз и дождик кончился. Только оказалось, что с таким ковром мне самой трудно справиться. О! «На ловца и зверь бежит..» Александра пришла. Моя дачная подруга. Она моложе меня лет на 20 или 25. Странно, но она всегда приходит в нужное время. Удивительное чутьё. Ну, что ж! Опять буду её эксплуатировать. Пусть поможет повесить новый ковёр на помывку. Она — с радостью. Самостоятельно преспокойненько притащила ковёр ( что значит — молодость), мы развесили его. Я включила насос, и под сильной струёй воды мы щётками с порошком отлично промыли ковёр.
— Ну, теперь пусть сохнет, а мы пойдём чайку с мятой попьём!
Прямо как на заказ, несколько дней продержалась отличная погода. Ковер высох и, что вы думаете? Именно так. Пришла Саша. Ковер подсох, и она, весело смеясь, мигом втащила его в комнату и расстелила, как ему положено лежать. В домике стало празднично. Радостно! И на кровать сядем, полюбуемся, и к лестнице отойдём — любуемся. Ишь, как комнатка преобразилась! Вышли на улицу. У меня навес красивый — тоже Саша помогала делать. Пьём чай, любуемся на моё новое крыльцо. Здесь тоже Саша приложила свои ручки. Как же у меня стало хорошо! Жаль, что лето быстро проходит. Саша ушла. Я осталась одна. Зайду в домик, выйду. Кто бы посмотрел, оценил! Так! Вот кто должен оценить! Сынок! Саша! ( тоже — Саша). Включаю свет и настольную лампочку и быстренько фотографирую комнатку и справа, и слева. Отослала! Жду реакции. Что-то не отвечает. Ещё с работы не пришёл, что ли? Мне не терпится.
Ой! Ну, наконец-то! Только Саша не сообщение прислал, а позвонил по вотсапу, по видео.
— Привет, мама! А ну-ка пройдись ближе к окну. Отлично. Слушай, это тот самый шкаф? Тот, с которым я вырос? Тот, в который я прятался? Неужели, это тот родной нам шкаф? Перешли Андрею фотку, пусть поностальгирует!
— Так, Сашенька, он же его миллион раз уже видел! Он же мне продукты привозит. Шкаф у меня уже года три стоит.
-Ну? Слушай, в телефоне так он отлично сохранился, а в натуре как?
— И в натуре так же.
— А как такое могло случится? Ну, совсем, как новенький.
— Так, Сашенька! Ему всего… сейчас посчитаю… так в 45-том мы вернулись из Куйбышевского района назад в Сталинабад. Ага! Маму назначили председателем Коопинсоюза. Пока она его организовывала прошло года два. Значит в году этак 1947 мы его купили. Значит, ему всего 72 года! Мужчина в расцвете сил!
— Слушай! Он же даже не поцарапан! Ну, как новенький! Ты из Луги его привезла? В разобранном виде? А как ты его сама собирала?
— Ну, во первых, он лёгкий. Он же не из ДСП сделан, а из качественного дерева, просто покрытого лаком. Собрать было бы несложно, но Наташка, когда кидала через окно с чердака, не обратила внимания на то, что соединительные элементы повыскакивали. Так в траве они и остались валяться. Я расстроилась было, но потом сообразила посмотреть, как соединены детали в старом разломанном диване, что лежит у меня на втором этаже. Надо бы выбросить, да некому. А там оказались аналогичные детали, только чуть крупнее. А там оказались аналогичные детали, только чуть крупнее. Слава Аллаху? Я вывинтила скобы и из дивана и из шкафа, соединила одни с другими и всё сошлось.
— Послушай, мам! Пока тебя слушал, меня осенила отличная мысль. Я смутно помню разговоры про те времена, напиши про них. Должно быть интересно. А, главное — история из первых рук. Это очень важно.
— Да, кого теперь интересует достоверная история? Да и никто не читает сейчас.
— Сейчас не читают, потом прочитают. Ты, главное, напиши. Уж мы с Андреем точно прочтём. Слово?!
— Ну, хорошо. Попробую.
Отъезд
Победа! Победа! Весь день 9 мая мы лазили по горам, стараясь взобраться на самую высокую гору. Ведь по радио сказали, что будет салют городах-героях и в столицах всех республик. Вот мы — школьники и школьницы нашего четвёртого класса отправились искать БОЛЬШУЮ гору, чтобы с неё увидеть салют. Мы ведь даже не знали, что это такое и, что он будет поздно вечером. Лазили по горам из последних сил. Заблудились. Испугались: вдруг мы выйдем в Афганистан. Наконец вышли чисто случайно на нужную нам тропинку. Раньше, чем мы увидели родные домики, мы услышали шум, музыку: народ галдел, что-то все пели, то тут, то там играли домбры, то начинали звучать карнаи. Везде женщины сидели с большими мисками, наполненными вкуснейшими яствами и всех угощали. Вот это то, что нам было нужно: голодные мы были ужасно. К счастью угощения были бесплатные, и мы бегали от одной женщины к другой: то схватим пару щепоток риса, оставшегося от плова, то замечательный местный горох с луком, там мантушку, там самбусушку. Нахватались. Попили айрану. Женщины смотрели на нас, смеялись, обнимали, целовали. Наверно удивлялись: откуда мы такие голодные свалились. А мы и в самом смысле «свалились», едва добрались до своих квартир. Странно, но народ был в таком возбуждении, что никто из родителей нас не хватился. 10 -го мая уже всё проходило организованно: что-то вроде митинга, что-то вроде демонстрации. И знамёна, и лозунги и… конечно — песни. Потом — опять народное гулянье.
А через несколько дней маму вызывают в райисполком и сообщают, что партия благодарит её за добросовестный труд во время войны и отзывает назад в Сталинабад, на прежнее место работы. И радостно, и горестно. Неожиданность всегда пугает. Маме дали две недели чтобы передать дела новому управляющему сберкассой, собраться к отъезду. Машину выделят. Половину стоимости оплатит партком.
Так! Партийные, что военные: куда приказано, там и быть. Когда приказано, тогда и быть готовым. Утром сотрудницы всё пересчитали и вручили документы новому начальству. А мы стали собирать вещи. Какие вещи? У нас практически ничего и не было: только наша с мамой кровать, бабушкин сундук, табуретка и шкафчик. Шкафчик ценный, с сюрпризом, то есть с секретом. Мама его очень ценила. Остальное, конфискованное при аресте в 1937 году, имущество нам не вернули.
Целыми днями мама бегала по каким то кибиткам. Там оставались её новые друзья. Рассказывали, что при расставании со своей Максымовной они рыдали также, как на проводах своих мужей на фронт. Врут, наверное, их соседи. Хотя мама действительно пользовалась уважением и симпатией. Ну, всё, можно ехать. Утром пришла грузовая машина с несколькими таджиками.
— Максимовна! У тебе вещи почти нет. Кузов пустой. Одна бабушка там сидит будит. Разреши несколько пассажиров взять? Я немножко заработаю для дети. Ты немножко мало будишь платить. Майли? Не ругай! Помощники есть! Быстро грузим.
Мама разрешила. А куда ей деться?
— Ай, Максимовна, ай, дорогой! Моя знал, что ты самый хороший чоловек. Давай, чего грузить?
Чего — чего? А нечего. Поставили сундук с одеждой у кабины. Туда положили посуду, аккуратно завёрнутую в простыни. Сверху — одеяла. В угол наш знаменитый шкафчик. На пол постелили свёрнутую втрое перину, чтобы бабушке удобно было лежать: дорога то не малая. Тут мама — добрая душа, велела открыть сундук, вытащить оттуда одеяла, простыни. У бортов стояли скамейки из доски, так маме показалось, что долго ехать на твёрдом акаджонам будет тяжело, вот она им и постелила одеяла, а сверху простыни, так как халаты у наших попутчиков были далеко не первой свежести. Все удивились такой сердечности русской женщины и прям таки не знали, как благодарить. Ну и «отблагодарили». Моя кошка Лиса стала пытаться вскарабкаться в кузов, который был уже закрыт. У неё никак не получалось: всё срывалась. Я с маминым ридикюлем под мышкой, свесившись через задний борт, пыталась поймать её за лапки. Увлеклась и не заметила, как выронила ридикюль. Таджики не любят кошек, поэтому никто из взрослых мне не помог. А вот ридикюль кто то быстренько подобрал. Мама попросила у меня ридикюль, а его нет. А там были деньги, облигации, документы и главное… партбилет. Это — конец! Мама сидела в тюрьме как потерявшая бдительность, ибо вышла замуж за будущего врага народа, а теперь вот опять потеряла бдительность. Потеря партбилета — одно это уже преступление перед Родиной, партией, а тут… после выхода из тюрьмы. Значит правильно её тогда посадили. А теперь? Теперь — расстрел. Она стояла бледная. А я? Я испугалась ужасно. Я ведь была виновата! Она мне доверила ридикюль, а я его выронила, потеряла.. Мама стояла в кузове, молчала. Потом начала кричать на меня, на водителя, который взял леваков. Вырвала к меня из рук кошку и швырнула её за борт. Водитель обошёл машину, внимательно осмотрел всё под машиной. Поговорил с пассажирами. на таджикском языке. Он сказал, судя по всему, что раз под машиной нет и рядом тоже нет сумки, значит, она была в кузове и кто-то её взял. И, пока сумка не найдётся, он никуда не тронется. Народ погалдел, погалдел и пришёл к выводу, что надо очень-очень хорошо всех обыскать. Когда двое под пристальным вниманием остальных стали тщательно обыскивать первого, сумка тут же нашлась. Под скамейкой оказалась. Но ведь кузов перед этим, был тщательнейшим образом и неоднократно осмотрен. Не было, конечно, тогда ничего, и вдруг появилась сумка. Как воришка талантливо тогда подобрал, так теперь также талантливо её подбросил. К сожалению, никто не увидел негодяя, который мог такое сделать. В такое то время, да ещё по отношению к уважаемой Максимовне, да ещё подставить ребёнка! Думаю, что его полуживого бы выкинули из машины. Но… не пойман — не вор. Поехали в плохом настроении. А про меня уж и говорить нечего. С одной стороны чувство вины меня не оставляло, с другой обида на маму, так как она не разрешила взять кошку, с третьей — мне было трудно расстаться с Лисой. Бедная кошка!. Стемнело. машина пошла на подъём. Я в это время уже сидела в кабине на руках к мамы. Мама дремала после пережитого стресса, а я вдруг увидела, что из под капота вырывается дым, иногда и с пламенем. Оказывается, наша машина загорелась: мотор перегрелся на подъёме. «Аллах наказал» — говорили тогда акаджоны. Но, к счастью, всё обошлось, так как рядом оказался вполне удобный спуск к воде. Шофёр с одним из леваков быстро сбегали за водой и погасили пламя. При въезде в город леваки вылезли из машины. Простились по доброму. У мамы просили прощения и благодарили, что она их не высадила. Водителю в совхозе дали адрес, по которому он нас должен был доставить к месту жительства. Вот и наше новое жильё! Уж как оно нам понравилось! Большая комната на два оконца, широкий коридор с печкой. И тоже с окном. Домик на две семьи. В другой половине жила тётя Лиля с дочкой. Красота!
Коопинсоюз (союз кооперативных артелей инвалидов)
Утром мама приоделась и помчалась в своё управление. Сейчас, сейчас она встретится с сослуживцами, а главное — со своей лучшей подругой Ядвигой. 5 лет не виделись! Переписывались не часто: обе не любили писать письма. Вот теперь они обнимутся, расцелуются. Но… не успела она подняться на второй этаж, не успела почти ни с кем поздороваться, как ей велели срочно зайти к начальству. Срочно! Предчувствуя что-то неладное, мама с похолодевшей душой отправилась в кабинет управляющего. Там её уже ждали. Скупое приветствие и....«Рахманова, Вас ждут в горисполкоме. Срочно отправляйтесь туда.»
— Можно, я хоть поздороваюсь со всеми: ведь 5 лет не виделись.
— Увидитесь ещё. Вот устроитесь на работу и придёте повидаться.
— Как устроюсь? Мне сказали, что меня вызывают на прежнюю работу.
— Нет, дорогая Мария Максимовна, Ваше место занято уже 5 лет другим человеком. Куда мы его денем? Выбросить на улицу хорошего работника? Вам плохо? Что ж Вы так реагируете? Выпейте водички, успокойтесь. Без работы не будете. Партком что-нибудь придумает. Ну, что? Легче? Ну, идите, идите. Вас там ждут. Опаздывать партийцам не дозволено. Пока, пока.
Мария вышла из кабинета на ватных ногах и поплелась к Горисполкому. Там её встретили доброжелательно, даже радостно.
— Вот и наша Максимовна появилась! Рады видеть, рады видеть! А что Вы такая бледная? Не здоровится? Не отдохнули с дороги? Отдохнёте, отдохнёте. Мы вам отпуск дадим на пару дней, а там выходной. Три дня Вам хватит? Ну, и отлично. Мы тут Вас заждались. Надо начинать новое дело. Благородное дело! Мы прикидывали, прикидывали и решили, что кроме Вас никто не справится.
— Я благодарна за доверие, но мне бы хотелось вернуться на своё прежнее рабочее место, а ту женщину, что там работает вот как раз и обеспечьте новой интересной работой.
— Так! Что с Вами, Рахманова? Вы же всегда были настоящим партийцем, настоящим коммунистом! А теперь отказываетесь выполнять партийное важное поручение?!
— Я не отказываюсь, я ещё не знаю ничего о поручении. Просто всё так неожиданно. Извините!
— Вот так-то лучше. Поговорим спокойно. Вы сюда шли ничего необычного на улицах города не заметили?
-Вроде бы нет. А! Новые здания увидела. Что это?
— Нет, нет, это не то. Нищих не видели? Вы какими улицами шли?
— По Пушкинской, потом — по Орджоникидзе.
— Так, ясно. Вот будете отдыхать и прогуляйтесь по ул. Ленина. Присмотритесь. Вы увидите много инвалидов, сидящих по краю тротуаров, выставив свои искалеченные ноги, руки. У того культи ног торчат, у того — рук. Выставляют напоказ не только свои искалеченные конечности, но и искалеченные души. Бьют на жалость. Женщины, отрывая от своих детишек, подают им, жалеют, подают плача, так как их мужья не вернулись, а эти калеки вернулись. Им страна платит пенсию по инвалидности, но её хватает только на водку, да и то не всем. Товарищ Сталин сказал, что в нашей стране нищих быть не должно. Мы должны сделать всё возможное и невозможное, чтобы наши воины и труженики тыла могли жить достойно. В стране не хватает средств, чтобы поднимать разрушенное хозяйство, восстанавливать города, заводы, фабрики. Поэтому, те, кто может работать должен работать. Партия предложила создать кооперативные союзы для инвалидов. Чтобы они, объединившись, почувствовали себя полноценными гражданами страны. Вот эту работу мы и хотим Вам поручить.
— Ой! Что вы, я с такой работой не справлюсь.
— Справитесь. Вы окончили ВПШ. Грамотная политически, да и вообще. У Вас — дар: умение ладить с людьми, убеждать их. Лучше Вашей кандидатуры на эту работу у нас нет. Так что — приступайте. Ой! Пишите заявление с просьбой принять на работу в должности председателя Коопинсоюза. Стаж Вы не теряете, так как мы оформляем Вас переводом. Завтра, нет-нет, в понедельник, принесёте автобиографию, партбилет ( надо же встать на учёт), паспорт и фотографии на документы. Вот Вам адрес Вашего будущего учреждения — это по улице Путовского. На нашу помощь особенно не рассчитывайте. Выкручивайтесь, как сможете. Сейчас такое время. Хотя немного, но чем сможем — поможем. Как присмотритесь, мы Вам дадим сейф. Запишите все самое необходимое: стол, стул, настольная лампа. В общем, смотрите сами, но не увлекайтесь. Только самое-самое необходимое. На это мы вам выдадим подотчётную сумму. Так, вот Вам список всех инвалидов города с адресами. Надо всех, понимаете, всех приобщить к труду в коллективе. Всё понятно? Ну, идите, отдыхайте. В понедельник мы Вас ждём. Поразмыслив дома, она пришла к выводу, что это — повышение в должности. Почувствовала какую -то гордость. И, что немаловажно: она — руководитель, сама себе хозяйка. В успехе она не сомневалась. И помощь ей не будет нужна, лишь бы не мешали. И в её головке уже стали рождаться мысли: одна смелее другой. Мама ходила по комнате, как сомнамбула, совершенно отрешённая. Мне так хотелось с ней поговорить, что то обсудить, то есть пообщаться. Какой там! Она меня не слышала, и я сообразила, что лучше ей не мешать думать. Поев бабушкиной мамалыги, она собралась и ушла, сказав, чтобы спать ложились, не дожидаясь её. Однако, часа через два или три она вернулась.
— Знаешь, Лорочка, только сейчас я поняла, что такое война. Мы то о войне только по фильмам, да по киножурналам знали. Это совсем не то! Не то! Не то! И нам уже не понять, как надо, что это?! Война! Это — ужас! Теперь, в мирные дни — ужас! Ладно, давай спать. У меня завтра трудный денёк будет.
Дни, что маме дали для отдыха, она использовала для знакомства с инвалидами, с людьми с которыми ей придётся работать и, может быть не один год. Какие они? Кто они? Сможет ли она найти с ними общий язык, заинтересовать? Итак, два дня она бродила по городу от одного инвалида к другому. С кем то заговаривала, но в основном присматривалась. В воскресенье она сходила на Путовский базар за овощами и фруктами. Обнаружила, что у входа на базар, у ворот сидит и стоит внушительная группа инвалидов. Видимо, это для них злачное место. Оно, конечно, как пройдёшь мимо калеки с сумкой, полной фруктов или овощей. Вытаскивают и угощают бывшего бойца. Помидорчик, огурчик, пирожок, вот и закуска! Значит, и этими надо будет заняться.
К вечеру к нам в гости пришла тётя Ядя. Я была несказанно рада! Уж как я её любила, не передать. Я не пустила её помогать маме, просто не могла ни на минуточку расстаться. Она мне что-то рассказывала, потом мы с ней пели. Ах, как она пела?! ЧУдно! Вот уж мама накрыла на стол. Аромат! Её любимый борщок удался, как никогда. Картошечка жареная со шкварками!!! Вкуснятина! Потом мама попросила меня не мешать им беседовать. Я пообещала тихо сидеть и тихо слушать.
Разлили чай, и мама начала рассказывать о своих впечатлениях от общения с инвалидами. Я немного поняла, но, что маму это обескуражило, расстроило и растрогало — это я уразумела.
— Я их понимаю, — говорила мама, — они думали и мечтали, что после войны наступит рай. Семьи воссоединятся. Будут жить и радоваться. А тут есть нечего детям, одеть их не во что. Некоторым и жить то негде. Правда из бараков уже многих переселили. Я смотрела другой стандартный городок, там, куда мы за керосином ходили. Наши бараки, которым мы когда то были рады, не сравнить с теми, что построены в новом стандартном городке. Дома двухэтажные, красивые с хорошими двориками. Живи да радуйся. Растёт город! Я вспомнила длинные бараки — правительственные дома, в одном из которых и мы с Арифом жили. «Правительственные!» И смех и грех! Как всё меняется! Вот на такую жизнь мои будущие подопечные и рассчитывали. А оказалось, что пенсии у них мизерные. Работать им негде, да они и не хотят. Многие эвакуированные из сёл и деревень. К городской жизни не очень приспособлены. А тут кормилец — инвалид, да ещё, как правило, пьющий! И, знаешь, Ядя, злющий! Почему злющий? Разве они на фронте не знали, что страна разрушена? Они же это видели. Самим приходилось разрушать, выгоняя немцев. Что с народом стало? Наверно, правительство что-то упустило — перешла мама на шёпот. — Надо было, уж не знаю как, но надо было об инвалидах позаботиться лучше. Для них всё в первую очередь: и квартиры и пенсии. Господи! Что наделала эта проклятая война! — и они всплакнули.
Тётя Ядя, наверно, вспомнила своих сестёр, переживших Ленинградскую блокаду, братика Вовочку, который остался после контузии инвалидом. Он также работать не может, зато, повзрослев, стал пить. Вот и эти инвалиды пропивают и свою пенсию и то, что «заработали», попрошайничая на улицах. Так что, встреча закадычных подружек в этот раз не была весёлой.
Мама вся отдавалась новой работе. Она ей уже понравилась. Если с мужчинами она знакомилась на улице, разговаривала, пытаясь заманить на работу в свой коопинсоюз, то с женщинами пришлось знакомиться по домам, так как женщины не побирались. У многих были дети, рождённые до войны и даже в первые дли войны. Некоторые женщины подрабатывали понемногу. Так, мама познакомилась с одной из них, Галей, и они сразу стали друзьями. Галя, была портнихой и, как выяснилось, очень хорошей, Она обшивала соседей и их знакомых. У Гали не было ноги, и муж одной из заказчиц переделал ей ножную швейную машинку на ручную. С тёти Гали и началось развитие маминого Коопинсоюза. Образовалась пошивочная артель во главе с Галей. Кстати, она была и закройщица. Потом прибавилась ещё одна портниха без обеих ног. С костылями и на культях. Ей тоже пришлось покупать машинку с ручным управлением. С электроприводом ещё машинок не было. Чтобы покупать машинки, нужны деньги. Мама как то изловчалась. Остатки денег от зарплат, она собирала и покупала нужное: материал, ножницы различные, нитки. А ещё она выписала журналы мод. Особенно нравились заказчицам и портнихам Прибалтийские моды. Главное, намного легче стало выбирать фасоны: юбка от этого платья, блуза — от этого, воротник от третьего и так далее. Из Прибалтийских журналов нравились платья целиком. Но где найти заказчиц? Мама ходила в управление сберкасс, где она раньше работала и уговаривала бывших сотоварищей пошить к празднику наряды у неё в артели. Обходится дешевле, так как ткань по оптовой цене и качество намного лучше, чем готовое платье, ибо по фигуре с учётом всех отклонений от нормы. Перво-наперво, она там пошила себе платье из чёрного крепдешина. Юбка — почти клёш, верх — тоже модный. Сработало. Бывшие сотрудницы стали заказывать наряды у мамы. Нашлась женщина, которая взялась украшать изделия вышивкой. Мастерица. Это новшество женщины быстро оценили. А тут оказалось, что одна из женщин — брючница. Значит, можно и мужчин привлекать. И дело пошло! Даже мне там пошили платье, да ещё и украсили баски (кажется так называется что-то типа воротника, пришитого к юбке по линии талии) вышивкой, такой же, как и на воротничке. Потом мама у себя пошила блузку из салатного крепдешина с рукавами японского кроя и с плечиками. Крик моды! В общем, пошивочная артель процветала. Постепенно, мама научилась привлекать и мужчин. Стыдила их за то, что они у своих детей практически еду отбирают, пропивают здоровье своих детей. На кого то подействовало: лиха беда начало. Мужчины, у которых были руки стали работать на ремонте обуви. Потом нашлись и настоящие сапожники — умельцы. Стали делать обувь по индивидуальному заказу. Хорошей обуви в продаже то не было. Только Ленинабадская обувная фабрика что-то простенькое выпускала. Конечно первая обувь — босоножки на венском каблучке были пошиты для меня. Они оказались очень удобными и прочными на редкость. Два последних школьных года я носила их бессменно, да ещё года два уже в Ленинграде. Обувная артель пользовалась не меньшей популярностью, что и пошивочная. Стали приходить и слепые. Мама нашла и им работу. Раньше в магазинах продавщицам выдавалась бумага, которую они нарезали на «листики»: большие — для кг сыпучих товаров, те, что меньше — для полукилограммовых развесок. Эти листочки продавщицы сворачивали в кульки. У мамы слепые приспособились по лекалу нарезать бумагу и сворачивать их в кульки. Теперь в более — менее большие магазины продавщицы получали готовые кульки, которые она укладывали в две стопочки: для килограммовых и для полукилограммовых развесок. Все довольны. Мамины слепые стали и для электролампочек склеивать как бы обёртки. По моему их и теперь делают слепые. А ещё позже слепые стали вместо кульков, которые иногда разворачивались, клеить пакеты и пакетики. Так вот и развивалась у мамы работа. На улицах и в самом деле стало мало инвалидов. Теперь в Коопинсоюз шли охотно, так мама ещё и культурно общественную деятельность развернула. В праздники она с наиболее активными сотрудницами организовывала банкеты с вручением похвальных листов, небольших премий или подарков (если это чей то день рождения). Такого на других предприятиях ещё не бывало, и маме пришлось очень серьёзно отстаивать свои начинания. Доказывать, что её сотрудники особенные люди, особенно ранимые, по своему одинокие, а многие действительно одинокие. В общенародных гуляниях многие из них не могут принять участие, многие — стыдятся. Стыдятся своей неполноценности, хотя недавно выставляли её напоказ. В общем и целом ей удалось победить бюрократию, да так, что на какое-нибудь торжество приходил кто ни будь из высшего начальства. Между прочим и я приходила всегда. Мне нравилось быть на этих удивительно весёлых, радостных мероприятиях. Я стала с собой брать и новую подружку Валю Коледаеву. Примостившись на уголке стола, мы отведывали винегрет, пирожки или пирог. К нам относились очень хорошо, следили, чтобы мы всё скушали, угощали конфеткой. Потом мы усаживались в угол и смотрели на всё это с любопытством и какой-то завистью. Как то мама предложила послушать стихотворение в моём исполнении. Ей хотелось похвастаться дочерью. А я действительно неплохо читала, так как в глубине души мечтала быть артисткой. Потом я и Валю приобщила. Уже — самодеятельность. Потом кто-то сказал, что Вера или Люся, или ещё о ком то, как об умеющем петь. Так стихийно выявлялись талантливые люди, а их на Руси всегда было много. Вот уже и праздничные концерты!
Мария Максимовна, то есть моя мама была и у них мамой. Между собой они её так и называли. " Мама Мария придёт и всё решит". Мама Мария добьётся, вы ж её знаете" и так далее. Не знаю, знала ли об этом мама, но вела она себя действительно так. Заботливая, она знала всё обо всех. Там заболел ребёнок, там старенькая бабушка. Тем она поможет, тем — посочувствует. А тут задумала мама поженить кого то с кем то. Теперь она взялась за дело сватьи. Присмотрела женщину безногую: одной ноги у неё совсем не было, другой по колено. И мужичка безрукого: у которого тоже одной руки не было по локоть, у другой — кисти не было. Как она догадалась, что они симпатизируют друг другу — не понятно. Переговорила с одним, с другим. Ха, вот и свадьба! Да ещё какая! С песнями, плясками! Шутками, прибаутками! Мы с Валей тоже были с ними в этот раз на равных. Охотно пели вместе со всеми, танцевали, и потом долго вспоминали тот вечер. С лёгкой руки этой пары свадьбы стали довольно частым явлением. Параллельно продолжалось и развитие маминого детища. Рядом освободилось помещение, то есть здание барачного типа или вообще кусок такого здания. Мама его выхлопотала и там организовала столярные или слесарные мастерские: чинили и делали полочки, табуреточки и табуретки, этажерки. Но мама любила всё делать с размахом. Помещение позволяло, и она смогла добиться, чтобы ей привозили мебель а разобранном виде, а сотрудники собирали изделия. Так стали собирать шкафы. Простенькие, но качественные, вместительные! Но это ведь не платье! Как заинтересовать жителей города? А у нас, у самих не было шкафа! Мама решила купить первый шкаф для себя. Сама контролировала его сборку, которая была удивительно простой. Вот уж он, красавчик стоит на краю дороги, ждёт транспорт! Наконец показалась бричка! Мама легко и быстро договорилась с акаджоном. Общими усилиями подняли шкаф на бричку. Дно у брички не ровное, шкаф шатается. Кто то предложил, чтобы я залезла на бричку и держала шкаф! Хорошо помню тот ужас, с которым я проехала довольно большое расстояние с риском самой свалиться. Шкаф буквально плясал по камням, дорога то была выложена булыжником. Шкаф подпрыгивал, наклонялся то в одну сторону, то в другую. Меня подбрасывало, как мячик. Я хваталась за шкаф и всё боялась, что его повалю, и он разломится. Или его выбросит за борт, сбросит. И я с ним улечу. Ох! Ох! Вот и улица Ленина! Город! Дальше улица асфальтированная, но вся в щербинах. А ещё: возница вёл бричку у самой обочине. Возможно, чтобы лошадь не пугалась, когда машина поравняется с нами, а может, чтобы лошадь шла по земле, а не по асфальту, берёг подковы. Так или иначе, но бричка шла с наклоном в сторону арыка, с очень большой вероятностью, что мы со шкафом в этом арыке можем оказаться с минуты на минуту. Дальше дорога глинобитная, вся в рытвинах. Ну, уж тут то ни я, ни шкаф не устоим. Я буквально бегала с одной стороны на другую. С тех пор я верю в чудеса, так как только благодаря чуду мы выстояли. Поворот на наш проезд. Лошадь не вписывается в поворот. Дороги то как таковой нет. Глубокие борозды. Какие-то из них высохшие, какие-то — мокрые, скользкие. Лошадь перетащить через них поклажу не может. То слишком наклоняемся, то вообще не можем влезть на глиняную стенку. Возница цокал языком, качал головой, вздыхал. Что то мне говорил на международном языке. Я поняла, что надо ждать помощи. Надо, так надо. Я очень устала: ноги дрожат, даже стоять трудно. Я присела на борт брички. Сколько мы так сидели, не помню. Ну, наконец, едет грузовая машина. Наша бричка не даёт ей проехать. Водитель стал ругаться, мой таджик стал оправдываться. Вместе они попытались сдвинуть лошадь, но та упёрлась.
— Девочка, а куда тебе надо доехать?
— В предпоследний домик на этом проезде, то есть до конца проезда.
— «Близок локоть, да не укусишь» — вздохнул он. — Какая точная русская мудрость, да? Как ты думаешь, что нам делать?
— Дяденька, я думаю, надо шкаф аккуратно положить на бок, а потом уж и лошадь заставить перейти через эти рвы. Шкаф новый. Мама купила. У нас никогда не было шкафа. И не будет, если этот сломается, — и я заплакала.
— Ну, не плачь, не плачь. А ты умненькая девочка! Дело предлагаешь. Так, наверно, и поступим. Я бы не догадался. Эй! Акджон! Инджи бьё!
Возница подошёл к нему. Они что то бурно обсудили. К ним подошёл прохожий. Водитель грузовика осторожно подъехал почти вплотную к бричке, откинул боковой борт кузова, и они втроем передвинули шкаф на грузовик. Шкаф, положили на заднюю стенку, я села на шкаф, мужчина — в кабину, и мы поехали. ЗдОрово! Вот и наш домик. Муж соседки Мафиры как раз был дома. Втроём мужчины как то совсем легко внесли шкаф в домик, поставили, в тот самый угол, полюбовались, попрощались и уехали. А мы с бабушкой никак не могли налюбоваться. Только голод заставил меня оторвать от него взгляд. Так бы и стояла, и стояла. Любовалась бы и любовалась! Какая радость! Гордость! И у нас есть шкаф! Настоящий шкаф!
Еле дождались прихода мамы с работы. Вот и она! Поставили шкаф. Вытащили пальто, зимние платья из сундука — всё перевесили в шкаф. Красота! И зеркало теперь есть! Можно любоваться собой в полный рост! Мы с мамой стали кружиться в вальсе перед зеркалом. Вытащили из сундука две простыни, пару наволочек, шаль бабушкину, положили на полочки. Жаль: больше ничего нет — пустой сундук. А ещё все нижние ящики пустые. Мама смеётся: «придёт время, всё заполнится». Долго мы не могли свыкнуться с наличием шкафа. Я даже ночью вставала, чтобы посмотреть на него при лунном свете, но постепенно свыклись.
Вот и Новый Год! Я, как обычно, пригласила девочек и мальчиков со своего проезда отмечать Новый Год. Обычно, мама нажаривала «Хрустиков» к чаю, то есть хворосту. «Поедят дома, а у нас только чаёк будет» — говорила мама, и так оно и было. Собирались не все сразу. А потому, сначала играли в «лишний стул», «колечко», «испорченный телефон» и другие игры, и к чаю все были уже готовы! В этот раз мама приготовила винегрет со своей замечательной бочковой квашеной капустой, нажарила картошки по — украински, то есть с выжарками. А вот желанных «Хрустиков» не было. Пока мы с Зиной убирали со стола, мама куда — то исчезла. Стали звать, искать! Бабушка говорит: «Маня ушла, чтобы молодым не мешать». Как это? Возмутились мои друзья: «без тёти Маруси мы не знаем, что делать.» «А вы позовите деда Мороза, — говорит бабушка. — Он придёт и вас развеселит». Ёсик быстро сообразил: " Дед Мороз! Что ты нам принёс?" Все подхватили! «Дед Мороз! Дед Мороз!» Вдруг погас свет! Хохот!
«Свет включите! » Вот и свет, а в свете дед Мороз с полным тазом хвороста! Мгновение тишины! Все замерли! Дед Мороз вразвалочку подошёл к столу и водрузил на него таз с хрустиками. Тут все накинулись на хворост. Хохот разразился гомерический! " Ой, тётя Маруся, откуда вы свалились?" «У вас ус оторвался!» «Ха, а как вы такой нос красный сделали?» «А бороду можно потрогать?»… Бабушка под шумок поставила самовар, чашечки, стаканчики, кружечки. Сахар рафинад! Начали разливать чай! Под шумок исчез Дед Мороз и никто не заметил как и когда. Зато появилась мама, как будто она и не исчезала. По домам разошлись далеко за полночь. Я была счастлива как никогда уже больше не была. Для меня, как и для всех, её появление в виде деда Мороза было неожиданностью.
Когда все разошлись, я, естественно, у неё спросила. Она молча вошла в шкаф и вышла, завернутая в простыню, с шапкой, обшитой ватой, с носом, которые продавались типа маски, и к которому была привязана борода. Вот здОрово! Без шкафа этот фокус не сделать. Такое преображение! Она опять вошла в шкаф и вышла мама мамой! Этот Новый год у нас на проезде долго вспоминали.
Да, повзрослели мои друзья, окончили школу, разъехались по разным городам учиться в ВУЗах. Я — в Ленинград. Ёсик — мой самый лучший друг, в Ташкент. Там и женился. Я вышла замуж за Сергея. С ним и приехала на постоянное место жительства в Сталинабад. Ещё учась в институте, я получила от мамы письмо с фотографией, где она стоит вместе с другими награждёнными медалями за долголетний добросовестный труд. Потом коопинсоюзы упразднили. На их основе были созданы новые предприятия. Так на базе пошивочной артели появилось ателье «8-е марта». Так же образовались сапожная мастерская, мебельный цех. Маму перевели снова в управление сберкасс. Молодая сотрудница попросилась к маме временно на постой. Мама пустила, да ещё и прописала. Женщина же обманным путём заняла большую комнату, выгнав маму в коридор. Заложила прежнюю дверь, прорубив дверь в сени. Мама судилась, но не смогла отсудить свою комнату, так как татарочка была тоже сотрудницей управления, и, к тому же, замужняя. Вот и остался у мамы в качестве жилья бывший коридор.
Так что мужа я привезла в крохотную комнатку. Стали размещаться. Куда то надо свои вещи повесить, но шкафа я не увидела. Как спросить у мамы, где он? Опять в углу натянута верёвка и висят нормальные вешалки с одеждой. Такое же сооружение в сенях. Это — для верхней одежды.
— Мам, а где же наш шкаф, — решилась, наконец, спросить я.
— А на улице. Вы мимо проходили, ты и не заметила. В доме то теперь места нет, пришлось вынести на улицу. Я его клеёнкой прикрыла и от дождя, и от солнца. Да мы только на днях его вынесли, к вашему приезду, а то он у меня в сенцах стоял. А теперь я пока в сенцах буду спать до холодов. А там придумаем что ни будь.
Сенцы — это наше спасение. Вообще то сени были общими на две семьи. Потом стали общими на три семьи, потому что в нашу бывшую комнату вселили третью семью, выселив татарочку. Владимир Иванович — главный в своей семье — добрая душа, договорился с тётей Лилей и они отдали почти целиком сени маме. Мама их немного расширила, отгородила кусок, вставила дверь. Там и спала бабушка, пока было относительно тепло. После её смерти шкаф внесли в сени. Теперь его опять пришлось вытаскивать летом на улицу, а зимой втаскивать в сени. Бедный шкаф! Наш приезд внёс некоторые коррективы: Сергей слегка утеплил стены сеней: то есть обил доски с двух сторон картоном. Еду готовили на примусе. Теперь Сергей купил электроплитку, которую мы включали на ночь. В «комнате» мы спали на маминой кровати с панцирной сеткой, в углу перед печной стоял бабушкин сундук, на котором мама спала зимой. Так и жили. Родился Андрюшенька, развивался быстро. К Новому году ему уже было 9 месяцев, а квартиру нам так ещё и не дали. А тут к Новому году приезжает свекровь! Мама мужественно перебралась в сени, Елену Александровну пришлось разместить на бабушкином сундуке. Она утешала нас, что привыкла спать на твёрдом, главное то, что она маленького росточка и хорошо на сундуке размещается. А куда вешать вещи? Зима! Кофты вязаные, пальто! Сергей передвинул двери вплотную к продольной стенке и сумел разместить шкаф у внутренней продольной стенки. Как здорово! Опять шкаф с нами! Как раз в тот Новый год мы получили ордер на квартиру. К сожалению — одну комнату в коммуналке, хотя по приказу Минстроя нам полагалось две комнаты.
Что значит — молодость! Всё нипочём! Нервы крепкие! Да, наш шкаф стал путешественником по квартирам: улучшение квартирных условий. Переезд в другой подъезд — в двушку, потом — перетаскивание в отдельную двушку в том же подъезде, потом — переезд в отдельную трёхкомнатную квартиру в другом доме. Вот когда мы оценили качество нашего шкафа. Лёгкий, он не был большой обузой при переездах, не то, что новый большой современный шкаф из ДСП. Чтобы его перетащить или передвинуть, приходилось искать и уговаривать кого либо в помощь. Переезд в отдельную трёхкомнатную квартиру оказался для нашего семейства судьбоносным. С этого момента резко изменилась наша семейная жизнь в лучшую сторону. Я уже работала в том же проектном институте, что и Сергей. Появилось много общих интересов, много новых общих друзей. Мы с мужем практически не расставались, удивляя друзей и просто сотрудников: вместе в горы, в гости, в отпуск, даже в командировки. Золотое время! Уже и второй сынишка подрос. И тут в поле их зрения попал наш шкаф. Ребята облюбовали его для своих игр, своих секретов. Они прятались туда для обсуждения очередных проказ. Андрей — фантазёр, сказочник с какими то идеями. Саша, хоть и моложе на пять лет — дошкольник, но технически непонятно почему более грамотный, с практичной точки зрения. В то время среди детей была мода делать что то типа теперешних петард. В магнитную ленту или во что-то подобное заворачивали марганец с ещё чем-то. Происходила реакция со взрывом. Как то ребята решили сделать сюрприз гостям на праздновании папиного дня рождения. Шипение в центре стола, дым и… взрыв. «Фейрверк!» Гости испугались, шарахнулись, а в центре стола оказалась дырка в скатерти и прожженное пятно в крышке стола. Хорошо, что неглубокое, пришлось отцу с ребятами долго и тщательно соскабливать его куском стекла с последующим покрытием лаком. Причём скоблить пришлось всю столешницу, чтобы не было заметно разницы в цвете и фактуре. А то взорвался у них в ванне мотор, установленный на самодельный кораблик. Уж не помню где и почему там было много парафина, который при взрыве разлетелся всюду: повис на потолке, на стенах, на полу, на стенках самой ванны. Тоже долго, очень долго пришлось его доставать, отковыривать, отдирать. Так что ребята использовали шкаф и для игры в прятки, и для чтения книг (Андрей там для Сашки устраивал литературные вечера, и вечера мечтаний. Сказочный уголок! Там Андрей переживал беды, обиды. Если кто-то из семьи его нечаянно обижал, то он потихоньку прятался туда, чтоб никто не видел, как он плачет. Там он пересидел смерть нашего маленького ежонка. Да! Без этого шкафа ребята не представляли своего существования. Они выросли, но им на смену стали приезжать внуки. И снова шкаф — лучшее место для того, чтобы прятаться от дедушки с бабушкой. Там Мишенька, едва научившись читать, вооружался фонариком и там читал понравившуюся книжку.
Перестройка! В Душанбе война! Если мы с мужем раньше страдали, что дети выросли, женились и живут вдалеке от нас, то теперь мы были этому рады
В России эти годы тоже были голодные, на там не убивали русских, не резали. Нам не надо было опасаться за их жизнь и жизнь их семей: надо было самим спасаться. Уезжать из любимого края, любимой квартиры, расставаться с любимыми друзьями, работой, дачей, горами. Вот только куда нам податься? К Московскому сыну? Так там трое детей!
У старшего, что в живёт Павловске, и вовсе одна комната в коммуналке на три семьи. Остаётся Луга. В Луге в частном доме живёт мать мужа с дочерью Наташей и зятем Николаем. У матери средняя по площади комната. Там обычно ночует младшая дочь с мужем, когда они приезжают из Питера. Из комнаты Елены Александровны дверь ведёт в большую комнату — залу. Это раньше при отце она была как бы гостевая комната, теперь же там поселилась Наташа — главная хозяйка в доме. На выходе из этой комнаты коридорчик, по обе стороны которого расположены одинаковые маленькие комнатки, каждая метров по восемь квадратных, по-моему. В одной — Коля, в другой — Лена, старшая дочь Наташи. Вот такой расклад! Нам там места нет. Подыскать какой-нибудь домик неподалёку было некому. Матери хотелось, чтобы сын жил с ней, а сестре не хотелось этого. В результате, я вынуждена была жить у сына. Они отгородили фанерой часть комнаты — спальня. Там спали сын с женой и Танюшка — их доченька. Муж поселился у матери. К тому времени Лена закончила юридический факультет, устроилась на работу и получила комнату в коммуналке — общежитии. Елена Александровна не хотела расставаться с сыном, хотя я уже купила квартиру в городе Коммунаре, неподалёку от Павловска. Она настояла, чтобы Лена жила в своём общежитии, а эту комнату отдала Сергею. Я комнату Сергея называла келья. Вещи все, что нажили за сорок с лишним лет совместной жизни, сгрудили на чердаке. Ну, нет! Большой современный шкаф поместился в его келье. А так же огромный двухтумбовый стол, за которым он работал над проектами различных зданий и сооружений. Ну и приделал к стене стеллаж (в молодости, купленный в Риге). В общем, устроился неплохо: удобно, уютно даже. Мать была счастлива, ибо с дочерью она не ладила. Вот так и стали мы жить порознь. Я частенько ездила в Лугу, помогала свекрови с огородом. Да и скучала по мужу. Потихоньку он стал обживаться. В доме переделал отопление, привёл в порядок сырой непроветриваемый погреб, сделал для себя и матери теплицу. Но тут выяснилось, что он болен: рак. Уже запущенный. Мне удалось уговорить его лечь в областную больницу. Он был уже в тяжелейшем состоянии. Можно сказать, что его вытащили с того света. Но он никак не мог согласиться, что его настигла серьёзная болезнь. Я, живя вдали, не смогла заставить его лечиться серьёзно: решиться на операцию, даже заставить его сделать нормальный рентген лёгких. Его устраивала флюшка. Вскоре умирает Елена Александровна. Её смерть сильно подкосила его ослабленный организм. Матери нет и он приехал ко мне отмечать Новый год в кругу своей семьи. После депутатских каникул я попросила свою участковую дать направление на рентген. А, когда он в нашей поликлинике сделал рентген, то обнаружилось, что у него уже метастазы, не совместимые с жизнью. Больше он в Лугу не вернулся. Девять месяцев мы с сыном боролись за его жизнь, но тщетно. Не стало Сергея, и хотя мы последние годы жили врозь, утрата для меня оказалась очень тяжёлой.
К счастью у меня была дача. Нет, не моя. Павловчанам раздавали участки под дачи и невестка тоже взяла. Однако работать им на даче некогда, и они предложили мне там поработать: всё лучше, чем одиночество коротать. Я взялась. Да увлеклась. Стала всё с размахом делать: сама выкорчевала дерева, сама сделала из подсобных материалов теплицы, сама построила домик. Нет, естественно, стены из бруса, крышу сделали наёмные рабочие, полы настелили гастарбайтеры. И все халтурщики! Так что отделочные работы, такие как обшивка вагонкой внутренних стен, сайдингом — наружных, шлифовка, покраска лаком и прочее, прочее, прочее — это я сама одна делала. Короче: домик получился хорошенький. Меблировала чем придётся: что то дадут соседи, что-то подруги, а что — то с мусорки притащу. Проблема оказалась с холодильником и шкафом. Большой современный шкаф мне предлагали соседи, но он не вписывается между стеной и лестницей, да вот с холодильником оказалось, беда! Бывшие хозяева моей квартиры оставили мне два маленьких холодильничка: один — стогодовый Саратов в рабочем состоянии. Другой такой же маленький, немецкий с неработающей морозильной камерой. Купить большой холодильник пока нет материальной возможности. Как я раньше писала: у мужа рак, но он ведёт деятельный образ жизни. После смерти Елены Александровны, он стал больше внимания уделять огороду. Стало расти много помидоров, огурцов. Что -то перерабатывал, а многое приходилось класть в холодильник, который был не очень большой. И он купил новый, самой последней модели «Атлант». А старенький холодильник, он хотел перевезти ко мне на дачу, так как он отлично вписывался в отведённое место. К сожалению, он всё тянул и тянул: то некогда, перевезти ко мне или на дачу, то не на чем, так как грузовая машина друга не на ходу, либо сам друг не на ходу.
Однако, здоровья не прибавляется, и он умирает. Перед смертью Серёжа написал завещание, что вся его движимость и недвижимость переходит ко мне. Но его «движимость» в виде нашей машины и «недвижимость » в виде мебели, книг, посуды — это же и моя недвижимость, то есть всё нажито при совместной жизни. Всё очень просто. Мне надо найти машину, погрузить всё, что мне нужно и увезти: что-то на дачу, что-то в Коммунар. Но не тут то было! Ничего из моих вещей (наших) Наташка мне не отдала. Пришлось бороться за каждую вещь. Уж я ей оставила — подарила большой современный шкаф, большой двухтумбовый стол, кухонные шкафчики, да в принципе всё. Забрала книги, после того как по моему предложению её дочери выбрали те, что им понравились. Немного посуды. На чердаке были и наши красивые национальные керамические блюда, плошки и кувшины и кувшинчики — память о Самарканде и Пенджикенте. Исчезли. На мои вопросы сестра мужа Наташа неизменно отвечала, что их и не было. Что бы ни спросила я: «Не было». Ничего у нас с Сергеем не было. Осталось хотя бы холодильник забрать и шкаф. Такой уж характер у моей золовки, что она ничего не хотела отдавать. Мне своего было не забрать. Всё вплоть до машины пришлось ей оставить, но холодильник и шкаф мне были нужны в обязательном порядке. Холодильник отвоевать так и не удалось. С большим трудом она мне вместо Атланта дала старенький дочкин холодильник. Я вымолила, его, пролив горькие слёзы, так как свой Саратов я отдала бухгалтерши из ЖКХ -а для дачи, ради того, чтобы её сын помог поднять Атлант мне на третий этаж. То есть я бы осталась вообще без холодильника. Осталось отвоевать шкаф. Всё дело в том, что только он вписывается в расстояние между стеной и лестницей. Я же говорила, что у меня всё рассчитано до миллиметра. Такого мне не купить. К тому же это память о моем отрочестве, юности, семейной жизни. Собственно — это и есть моя жизнь! Поэтому именно из-за этого шкафа я встала насмерть. Я Наташку не могу понять: у неё несколько холодильников, несколько шкафов: и в комнате Сергея (наш) и в её комнате, и на чердаке, и в пристроенной летней кухне, которую она заставила и ею не пользовалась как кухней — склад. Зачем ей понадобился мой шкаф? Уж на мою сторону встала и моя племянница Ленка. Стала уговаривать мать отдать мне этот шкаф. Нет и нет! Я в отчаянии! Ведь такого не только не купишь, но и на заказ не сделаешь. Кое как Лене удалось её немного утихомирить. И вдруг она выдвинула новое требование — условие, если Ольга, бывшая жена моего старшего сына согласится помочь спустить шкаф с чердака, то она согласна отдать его. Звоню Ольге. На счастье та была дома и согласилась придти на помощь. Ну, слава Богу! Вот и Ольга! Однако, Наташка опять упёрлась: из комнатки шкаф не пролезает в двери. Наклонить его она не разрешает, отодвинуть от двери кресло с постельными принадлежностями она не соглашается, чтобы двери полностью раскрыть. Всё! Не видать мне шкафа! Доводы и просьбы Лены с Ольгой ни к чему не привели. Я уже ничего не соображала. На меня нашла апатия. Я уж и смирилась со своей участью. Правда жить на даче без шкафа сложно. Куда девать одежду? Прибью вешалок побольше и буду развешивать. На пол поставлю какую ни будь тумбочку для постельного белья, всяких кофточек, футболочек, коих мне много надарили. В общем, я встала лицом к стенке и потихоньку вытирала слёзы — слёзы унижения, безысходности, досады на Сергея, на себя за то что при его жизни не настояла на привозе шкафа.
Вдруг Ольга спрашивает у меня, можно ли снять крышу, ибо без крыши шкаф прекрасно пройдёт в двери. Я согласилась, не зная, чем это может кончится, но предполагая, что он просто развалится. Ольга подставила стопку книг, чтобы достать до винтиков на крышке. Ей удалось отвинтить один винтик, с другой стороны — другой. Аккуратно сняли крышку, шкаф стоит. Передвинули, не торопясь, шкаф к окошку и кинули его вниз. Упал он, развалившись на отдельные створки. Зеркало в дверце не разбилось и даже не треснуло. Ну всё!.. Книги у меня связаны, остальное тоже упаковано. В следующий понедельник мне на операцию катаракты. Ольга договорилась со своим знакомым, что в среду он привезёт мои вещи в Коммунар. Сгрузит холодильник, а остальное отвезёт на дачу. Лена сказала, что они сами перенесут развалившийся шкаф во двор, накроют плёнкой и сами же помогут водителю в среду всё загрузить в прицеп. Ну, спасибо Леночке! Ольга проводила меня до электрички. Вещи Ольгин знакомый привёз лишь в пятницу вечером, но это самостоятельная история. Главное то, что всё таки он привёз мои вещи и в том числе шкаф. И вот теперь у меня в комнатке стоит мой любимый, мой драгоценный шкаф. Каждый раз, ложась спать, я любуюсь им и вообще всей этой стенкой, где всё подобрано с удивительной точностью, в том числе и новенький холодильничек. Как здОрово использовано подлестничное пространство! Чудо, что мне это так удалось! А главное — это мой шкаф! Мамин шкаф! Памятный шкаф! Исторический шкаф! Шкаф, сделанный руками наших раненых солдат! Спасибо им! Светлая им память!