Его высочество Буриданов осел. Эпизод 29. (Глава 29)

Эпизод 29. 1694-й год с даты основания Рима, 20-й год правления базилевса Романа Лакапина

(август 940 года от Рождества Христова)

В эту ночь увидеться влюбленным, конечно, не удалось. Оставалась надежда встретить Георгиса и сообщить ему условия встречи поутру, когда она вместе с монастырской семьей пойдет к Марсову полю. Однако, выйдя за ворота, Берта никого не увидела. Разочарованию ее не было предела, и ее печальное личико в этот момент отвечало всем канонам благочестия и смиренности, предписываемым матушкой Пелагией своим подопечным.

На Марсовом поле, как уже не раз отмечалось, в то время селились нищие, пилигримы и маргиналы, со всех концов мира пришедшие за подаянием и очищением в Рим и не допущенные в пределы Леонины по причине своего излишне вызывающего вида. С противоположного берега Тибра на грязно-серую толпу оборванцев сердито взирал Замок Святого Ангела, и казалось, сторожевой пес папского квартала предупреждающе порыкивал на копошащуюся чернь. А за спиной замка виднелись стены Города Льва и купол базилики Святого Петра, где каждого страждущего ожидало прощение и исполнение скромных надежд.

Из всех прогулок по Риму визит милосердия на Марсово поле представлялся Берте самым неприятным. Ей было нестерпимо жалко и противно видеть лица этих несчастных, то жалобно скулящих им вслед, то мгновенно озаряемых ненавистью и завистью, если их расчеты не оправдались. А как жутко выглядят женщины, особенно беременные или только что родившие, они, казалось, нарочно выставляют все биологические подробности своего быта! Или их дети, негласно считающие, что их положение дает им право вести себя сколь угодно нахально. И просто невыносимо было ощущать весь этот смрад, плотным облаком стоявший на Марсовом поле, некогда средоточии воинской славы Рима. А также непросыхающую даже летом грязь. И мусор, из года в год наслаивавшийся под ногами. Но что поделать, благотворительность во все времена была одной из основных миссий монашества, и сестры аббатства Святой Марии появлялись на Марсовом поле не реже, чем раз в седмицу.

Сестры, придя на Марсово поле, растворились на улицах этого стихийного и буйного мини-городка. У каждой из монахинь и воспитанниц в руках была небольшая корзинка с продуктами, закупленными накануне. Во избежание возможных проблем в общении с несчастной, но своенравной чернью, сестры разделились на группы, по пять человек в каждой. Берта с самого начала предпочла по возможности держаться в центре своей группы, брезгливо выглядывая из-за спин своих товарок и, чего греха таить, высматривая себе объект для благотворительности, который выглядел бы более-менее сносно.

Внезапно ее дернули за ногу, какой-то калека в измызганной грязью и навозом дерюге подполз к ней слишком близко и требовал к себе участия. Берта быстренько кинула ему горбушку хлеба, тот схватил хлеб и поднял голову. Это был Георгис.

— Ах, это ты!? — Берта с трудом удержала себя, чтобы не захохотать и тем самым привлечь к себе лишнее внимание. — Фу-у-у-у! Как тебе не противно в такую жару сидеть на этой грязи под этой, даже не знаю как назвать ее… одеждой?

— Я надеюсь хорошенько отмыться к сегодняшней ночи, — смеясь, ответил Георгис, — на какие только глупости и грехи не пойдешь, когда любишь!

— Это точно, — вздохнула Берта и, опустившись к нему и сев на корточки, рассказала о своем разговоре с Мелиной.

— Что ж, я предполагал, что деньги понадобятся. Однако ваша стража непомерно жадна.

— Не только она. — И Берта дополнила свой рассказ о втором условии их встречи.

— Не казни себя, эта женщина знает, на что идет, и она права, ей не столько интересны мы, сколько обещанные ей деньги. Кстати, возьми их и немедленно спрячь.

И нищий калека быстренько сунул Берте четыре серебряные монеты.

— Однако какова ваша аббатиса! Она что-то заметила и идет сюда. На вот, возьми это, передашь ей как дар церкви, — Георгис проворно снял с шеи нательный крест и передал его Берте, — ночью я буду ждать тебя там же, и да поможет нам Бог!

С этим словами Георгис отполз от нее и растворился в толпе нищих. Те охотно приняли его в свои ряды и начали обступать Берту, видя ее сострадание к им подобным. Но аббатиса разрушила все их планы, грозной тучей повиснув над Бертой.

— С кем это ты сейчас разговаривала, дочь моя?

— Я не знаю, матушка. Какой-то несчастный из греческих земель. Говорил, что грешен и увечен. Просил молиться за него.

— Из греческих земель? Как же ты понимала его?

— Он говорил на латыни.

— Я видела, что он передал тебе что-то.

— Да, он передал мне свой крест и сказал, что это дар церкви, — Берта разжала ладонь и показала немалой величины золотой крест с разорванным наспех шнурком.

— Крест не греческий, а скорее бургундский, — с видом знатока оценила дар аббатиса, — прекрасная вещица, давай его сюда. Надеюсь, он сказал тебе свое имя, чтобы ты молилась за него?

— Да, — слегка запинаясь, ответила Берта и не придумала ничего лучше: — Его зовут Горацио.

— Имя римское, крест бургундский, а сам из Аргоса. Каких только путаников не приносит Господь к священным стенам Рима! Надеюсь, его грехи простительны и дар его Господь наш примет. Следуйте за мной, дочь моя, вы непозволительно долго общались с одним грешником, тогда как вокруг нас еще сотни страждущих!

Часы до заката солнца текли для Берты нестерпимо долго. Солнце все никак не желало заходить за горизонт, а вечерняя служба растянулась на целую вечность. Уложив спать младшую сестру и проследив, что та действительно заснула, Берта выскользнула в коридор и мышкой проскочила к Мелине. Та тоже зря времени не теряла, и Берта застала эту самку полностью подготовленной к предстоящей охоте: лицо Мелины из-за наложенных белил соперничало по отраженному свету с Луной, глаза и губы были резко очерчены, а все тело благоухало неземным ароматом.

— Ну, как я тебе? — вопросила она Берту. Та вынуждена была согласиться, что впечатляюще.

— Не говори ни слова при страже. И накинь на себя блио, чтобы они тебя потом не узнали.

Она долго рылась в своем гардеробе, бормоча под нос:

— Нет, это тебе не годится… Это яркое, с ним ты наживешь себе проблем… Вот, наверное, вот это!

Берта накинула на себя плащ и закрыла лицо. Мелина обошла и оглядела ее со всех сторон.

— Денежки давай, — удовлетворенно закончила она.

Во дворе монастыря царила полная тишина, только в яслях был временами слышен лошадиный храп. Две женские фигуры проследовали к узкой калитке, расположенной в углу монастырских стен. Возле калитки стояла небольшая деревянная пристройка, из маленького окошка пробивался тусклый свет зажженной свечи.

— Стой здесь и жди меня, — шепнула Берте Мелина и постучалась в дверь пристройки.

Мелина быстро исчезла в проеме двери, и до чуткого слуха Берты вскоре донеслись приглушенные смешки, низкий мужской рокот и жеманное хихиканье Мелины. Далее Берте пришлось заткнуть уши, чтобы не слышать других подробностей пребывания ее новой подруги в доме стражников. Она села на землю и на какое-то время крепко задумалась, представляя себе свое сегодняшнее свидание. Из мира грез ее извлекла опять-таки Мелина, дернув за руку.

— Идем, путь свободен.

Стражники с любопытством оглядывали спутницу Мелины, но не сказали ни слова. Дверь отворилась, и сердце Берты запрыгало от страха в ее грудной клетке. Впервые в жизни она без разрешения покидает монастырь!

— Ну, и где твой воздыхатель? — спросила Мелина.

В самом деле, где? Берта растерянно оглянулась по сторонам, улица была пуста. Обе проказницы продолжали стоять, одна в смятении, другая начиная раздражаться. Легкий свист приободрил их обеих. От одной из пиний отделилась чья-то тень и вновь свистом позвала их к себе. Спустя мгновение Берта уже утонула в объятиях Георгиса, а ее губы впервые изведали сладость жаркого поцелуя.

— Я ненадолго прерву вас, котятки, — произнесла Мелина, — напомню тебе, милая, что нам необходимо вернуться до лауд, иначе нас обнаружат. Давай договоримся перед рассветом встретиться здесь же, без меня обратно тебя не пустят.

— Мы так благодарны вам, сестра! — воскликнула Берта.

— Тише, милая, любая благодарность имеет цену. И ты, красавчик, надеюсь, также по достоинству оценишь, на что пошла ради тебя твоя возлюбленная. Приятной ночи, мои котятки, не знаю ваши планы, но убереги вас Господь в этот час соваться на Марсово поле. Живыми и невредимыми вы оттуда не уйдете.

Берта и Георгис остались одни. Георгис действовал все смелее, а Берте было и страшно и счастливо одновременно.

— Куда же мы пойдем? — Берта ненадолго выскользнула из рук соблазнителя.

— Ты провела в Риме всю свою жизнь, я бываю здесь только раз в году, но сегодня я покажу тебе Рим, который ты еще никогда не видела.

Георгис сдержал слово. Он вообще здорово подготовился к этой ночи. Они счастливо миновали ночные патрули городской милиции и постучались в двери одной из тайных таверен, жизнь в которой начинала биться после захода солнца. Мозг Берты жадно впитывал увиденные подробности потайной римской жизни. В эту ночь она впервые попробовала пиво, в эту ночь она впервые увидела пьяные драки, услышала оскорбительные для слуха песни и даже непристойные предложения, обращенные к ней лично. Все это пугало, удивляло и как-то странно приятно томило душу. Вопрос одного из пьянчуг таверны к Георгису, за сколько он продаст свою подругу, не возмутил ее ни капли, а только рассмешил и добавил самооценки. Георгис же шел по заранее спланированному маршруту и, показав первый этаж таверны, потянул Берту за руку по лестнице, идущей вверх. Туда, где их никто не потревожит.

Спустя пару часов влюбленные вернулись к стенам монастыря. Они шли молча, прижимаясь друг к другу и уже заранее начиная оплакивать предстоящую разлуку. Усевшись под деревом напротив монастырской калитки и еще крепче сцепившись в объятия, молодые люди стали дожидаться Мелины, словно приговоренные к казни — прихода палачей.

— Ты можешь задержать солнце? — спросила Берта, ее серые глаза блестели сильнее обычного из-за переполнявших слез.

— Нет, но я могу увезти тебя с собой.

— Правда?! — воскликнула Берта и тут же осеклась. — А как же моя сестра?

— У тебя есть сестра?

— Да, ее тоже зовут Берта.

— Вы, значит, сводные сестры?

— Да. Ей всего семь лет.

— Может, у тебя и брат имеется?

— И ты даже не представляешь, какой это влиятельный человек!

— Не называй мне имен, Берта. Я не хочу, чтобы ты впредь думала, что ты интересна мне только из-за своей богатой родни. Я полюбил тебя как простую воспитанницу монастыря и хочу увезти туда, где тебя не найдет ни брат, ни аббатиса, ни сам папа римский! Хочешь?

— Но…

— А о твоей сестре по-прежнему будет заботиться монастырь. Ведь заботился же он о ней до сего дня? И ведь не из-за того, что ты с ней рядом?

— Постой! А как же ты? Ведь ты не бросишь своего господина? На что же мы будем жить? А выйдя замуж за несвободного, я сама стану несвободной.

Георгис взглянул на нее тем взглядом, с которым обычно смотрят на человека, оказавшимся гораздо умнее, чем предполагалось. На некоторое время он замолчал.

— Да, ты права, бежать сейчас просто глупо. Но выслушай меня! Мой господин за мою усердную службу обещал к следующей Светлой Пасхе дать мне вольную и оставить при дворе, чтобы я работал на него уже за деньги. Ты видишь, он прекрасно ко мне относится и позволяет мне многие вольности. Сразу после Пасхи я вернусь к тебе и, клянусь всем воинством Небесным, вытащу тебя отсюда. Согласна ли ты ждать меня почти год?

— Я согласна ждать тебя целую вечность, — прошептала Берта.

Сестра Мелина застала их во время очередного чувственного поцелуя.

— Вижу, что вы не скучали, котятки. Но всему приходит конец. Прощайся со своим милым, Берта, и поспешим, солнце уже встает. Ой-ой, как трогательно, — завистливо прокомментировала Мелина их прощальный поцелуй.

Подтащив упирающуюся и оглядывающуюся назад Берту к самой калитке, Мелина требовательно постучала. Дверь отворилась, стража вновь начала внимательно изучать фигуру Берты, в то время как Мелина вступила в новые переговоры.

— Подожди меня здесь, — приказала она Берте и зашла за порог монастыря.

Та осталась на улице одна. Но ей совершенно не было страшно за завесой печали, накрывшей ее душу. Все это время она считала дни, оставшиеся до Светлой Пасхи.

Калитка вновь отворилась, и к ней подошла Мелина. Лицо распутницы было сосредоточено и раздражено, как у человека принесшего дурную весть.

— Представляешь, эти мерзавцы требуют доплаты. Видите ли, договариваясь со мной, они имели в виду меня одну.

— Это нечестно!

— Пойди и скажи им это. Они же теперь грозятся оповестить аббатису.

— У меня нет денег!

— Помимо денег их устроит другое…

— Нет!

— Не кричи, дура! Лучше беги скорее к своему милому.

— Он уже ушел, — зарыдала Берта, — что же мне делать?

— М-да, можно подумать, что в эту ночь вы посещали одни лишь базилики, — съязвила Мелина, — ну ладно, помогу тебе еще раз. Беги!

— Куда?

— К себе, в келью, пока еще не проснулась наша мать-аббатиса!

— А как же?..

— Должна мне будешь, — предвосхитила ее вопрос Мелина, открывая двери сторожки. Довольный гогот, раздавшийся вскоре внутри, подтвердил согласие всех сторон на сделку.

Берта что есть духу припустила к зданию монастыря. Она очутилась в своей келье в момент, когда первые лучи солнца уже осторожно ощупывали монастырский двор. Сев на свое ложе, она пыталась перевести дух после бешеного бега и всех перипетий сегодняшней ночи, в течение которой она повзрослела на несколько лет.

Младшая Берта поднялась с постели и с любопытством уставилась на сестру черными заспанными глазенками.

— А где ты была?

— Нигде, я отошла ненадолго.

— Неправда! Тебя не было всю ночь!

— Я… я молилась, молилась в часовне монастыря.

— Зачем? Разве ты согрешила?

— Я молилась за нас с тобой. Молилась святому… Георгису!

— Опять неправда! Нет такого святого.

— Есть… Точно есть, — сказала Берта, и в голосе ее зазвучала страсть навсегда влюбленной, — смотри, что он подарил мне в ответ на мои молитвы!

Она протянула сестре медовую палочку, купленную Георгисом этой ночью в злачной таверне.

— С этого дня я тоже буду молиться святому Георгису, — заявила младшая Берта, вылезая из постели и с готовностью принимая сладкий подарок.