Шёл 1930 год…

«Как цветы расцветают под лучами солнца и
свежестью росы, так и мир становится ярче
благодаря таким людям, как ты».

Сутулый двадцатилетний юноша в одиночестве брёл по городу. Склонив голову, он тоскливо следил за движением носков своих стоптанных туфель. Грубый румянец темнел на его тощих щеках, словно кляксы бордовой гуаши. На горячей коже загорелого лба запекалась испарина. Наскоро скроенный серый костюм тискал субтильное тело парня, путая его в неуклюжий шаг. Из-под рукавов то и дело показывалась рваная подкладка, а грязные края коротких штанин тёрлись о голые щиколотки. Сиплый Даллас кашлял молодому человеку в лицо, а горячий городской воздух хлопал его пыльной ладонью по спине. Навстречу хромали утлые повозки, цепляясь за шаткие оглобли, сжимавшие натруженные шеи лошадей. Юный бродяга сгорал от жажды, а его горбатый кадык медленно двигался между глубокими глотками остатков кипящей слюны. Всё, на что он был сейчас способен, это метать злые взгляды в темноту скучных лошадиных глаз. В ответ лошади лишь зловонно фыркали, оставляя молодую обиду наедине с равнодушной мудростью. Разбитые камни мостовых прошибали хлипкие туфли парня, ломая его шаг хромотой. Старые дома походили на просящих подаяния, а улицы путали прохожих, будто город строил им некрасивую гримасу. Город погибал в грязных лапах финансовой чахотки, распиная остатки человеческого мяса на пыльном ветру. Шёл 1930 год.
Североамериканское солнце то и дело валилось на голову юного брюнета, каждый раз взрываясь в его шевелюре. С той поры, как детство парня покрылось волдырями взрослых и очень плохих поступков, его сердце ощетинилось, словно обиженный котёнок. Запах молодой травы вытравлен пресными буднями, солнце перестало быть вечным, а слово «всегда» обернулось словом «никогда» в единственный последний раз. И теперь растрачивая свою жизнь на болотах Великой депрессии, он, как все, лишь держал нос по ветру, который никогда не был попутным. Именно той порой, задыхаясь от голодной боли, он решил подружиться со злом. Злой и юный, бродяга уверенно шагал, заламывал пальцы в кулаки и крепко впивался зубами в пухлые губы. Вкус собственной крови щёлкал его по языку, а лихие намерения кружили голову, словно диск патефона. Так будущее простого американского парнишки стало понятным и неизбежным. И сейчас душной техасской весной он шёл навестить своего приятеля, полный глупых искушений.
Долговязый Стив жил на окраине города в трухлявой хижине покойного отца. Его дом во все времена обладал радушием к всяк входящим, отчего был полон малознакомыми людьми. Злой мечтатель знал Стива с детства и навещал своего друга столь же часто. Покончив с прогулкой, он набрёл на ветхую хижину Стива и отворил дверь, которая никогда не была заперта, оставив за спиной город, до которого ему теперь не было дела. Дом, в котором парень решил провести остаток дня, был совершенной развалиной. Его стены скрипели даже от лёгкого сквозняка, осыпаясь хлипкими щепками. Солнечный свет пропадал в чёрных глазницах окон, оставляя едва различимый след на обломках стекла. А увечная крыша давно давала крен, словно надетый набекрень рваный чепец. В доме было две тёмные и сырые комнаты. Палисадник вокруг дома давно одичал, и лишь тяжёлые ветви больших деревьев бросали густую тень на маленький двор. В дни, когда дом Стива колотили ветры, он завешивал окна истрёпанной ветошью, оставляя свою берлогу совершенно слепой. И только в окошке задней комнаты сияло стекло. Оно было словно норка для солнечных зайчиков, которые забегали в дом, спасаясь от ветра. Прихожей в доме не было, поэтому прямо возле входа гостей встречала комната из тех, которые в иных домах обычно называли гостиными. Однако вид у неё был как у больной сердитой старухи, которая совсем не желала принимать гостей. Пустая комната вязла в нищете, а стены морщились от грязных трещин. Самой приметной мебелью в той комнате был стол, который в начале столетия был подарен отцу Стива его другом-деревщиком. Нынче же Стив пользовался им как кроватью. Помимо стола по комнате было разбросано несколько стульев, до которых ещё не добрались крысы. Поскольку печь давно пошла на слом, обед в доме готовился на костре, который разводили прямо посередине комнаты. Кострищем был огромный котёл, стоявший на брусьях. В котёл забрасывали хворост, а над ним ставили вертел, на который обычно случалось угодить неприглядной всячине, но бывали и счастливые вечера, когда захожие бродяги заносили птицу или кролика. Но в чести у Стива всегда была только выпивка, поэтому ему было всё равно, что именно дымилось на костре. Оттого и рад он был только тем, кто переступал порог его дома под звон бутыли. Однако Стив никогда никого не прогонял, даже тех, кто навещал его с пустыми руками.
Когда ещё один гость вошёл, дом швырнул ему в лицо едкий смог, словно грязную тряпку. В центре комнаты костёр слизывал капли жира с насаженной на сохатую жердь тушки. Вокруг костра, поджав под себя ноги, мостились несколько человек и глотали голодную слюну. Жар осыпа́л их лица каплями пота, которые, скатываясь по щекам, застревали в грязной щетине. Юноша поприветствовал собравшихся у костра, и прошёл мимо, в другую комнату. Тишина, словно пена, плавно качалась в комнате, растворяясь в чёрном океане мглы. Повсюду летала пыль, аромат которой создавал радушие и вселял уют в каждого гостя. Старый, как мир, воздух погружал в дрёму, позволяя думать, что времени нет. Дощатый пол откликался тревожным стуком на беспощадный топот людей. На полу лежали плешивые половицы, которые отвечали тихим скрипом на каждый шаг. Темнота здесь была похожа на чёрный туман, сквозь который едва угадывались небрежные силуэты старой мебели. Обстановка была скромна и нескладна, словно мысли хозяина дома. Над дверью висели громкие часы, звук которых, словно сердцебиение, дарил комнате равновесие. У стены, напротив входа, стоял шкаф, полный книг, которых Стив никогда не читал. Книги никто не брал в руки много десятилетий и переплёт каждой из них покрыл жирный слой пыли, избавиться от которой уже не было надежды. Поэтому домашняя библиотека Стива навсегда растеряла имена своих детей, оставив их сиротами. Однако Стив наотрез решил не трогать этих книг, поскольку его отец их очень берёг. Те нечастые гости, кто посещал эту комнату, понимали решение Стива и, при входе, всегда с уважением кивали стоявшему у стены шкафу. Справа от него стоял маленький бар, до верху уставленный бутылками, в которых ничего не было. Отец Стива, как и он, любил выпить и предпочитал это делать с непомерным шиком, поэтому имел в своём распоряжении разнообразные напитки, разлитые в вычурные бутыли. Однако весь шик ограничивался только этим, поскольку вся выпивка была до неприличия дешёвой и ужасной на вкус. В память об отце Стив оставил все красивые бутылки на своих местах, сперва допив всё, что в них когда-то было. В двух шагах от бара стояло рваное продавленное креслице, напротив которого и было расположено то самое единственное окно в доме, где стекло осталось нетронутым. Всякий раз, когда наш беспечный гуляка оказывался у Стива в доме, он прямиком шёл в эту комнату, чтобы там как следует отдохнуть и, сидя в неудобном кресле, спокойно подумать о том, что с ним будет завтра. Ведь уже не первый год этот парень околачивался по всем вокзалам, речным портам и замшелым поселениям, чтобы разжиться какой-нибудь работёнкой. А время, проводимое в пути, лишь плямкало над ним скучными мыслями между редкими глотками несбыточной мечты. На сей раз, он вошёл сюда, чтобы раз и навсегда принять решение, что он больше не сделает ни одного шага по той дороге, которую только что преодолел.
Когда он вошёл в комнату, любимый запах, как всегда, вскружил ему голову. Всякий раз, оказываясь здесь, он широко улыбался в память о детстве, проведённом на отцовской ферме. В те дни чумазый мальчишка вместе с братьями и сёстрами был увлечён лишь беготнёй, озорными играми и звонким хохотом без особых причин. Над их беззаботными головами сияли лучи бесконечного солнца, которое никогда не сделает больно. Особенным задором ребята загорались, когда начинался дождь. Детский хохот разлетался на всю округу, словно звон монет. Обычно в дождливую пору, строгий отец запрещал детям сражаться со стихией и загонял их в дом. Огорчённые ребята с пунцовыми щеками только сердито сжимали маленькие кулаки. Забегая в дом, они мгновенно бросались к окнам и с завистью смотрели, на большие игры Земли и Неба, обижаясь на свою безучастность. Когда сварливые тучи умолкали и разбредались по небу, малыши с улыбками снова выбегали из дома, и ветер, словно платок, бросал им навстречу запах влажной пыли. Тот самый запах, который он встретил спустя годы в доме своего приятеля. Только этот запах с детских лет напоминал парню, что он умеет улыбаться.
Когда он переступил порог, от неожиданности его дыхание на мгновение разругалось с сердцебиением. Возле окна стояла девушка, которую он раньше не встречал в этом доме. Она стояла лицом к окну, а лучи техасского солнца бегали по её ресницам. Когда гость вошёл, девушка отвернулась от окна и посмотрела на него. Из-под светлых ресниц на вошедшего парня выпорхнул строгий взгляд, и перед ним разверзлось хищное болото тёмных и бездонных глаз. Её густые волосы, словно медный водопад, разливались на тонкие плечи, отбрасывая несколько прядей на худые щёки. Россыпь веснушек на белой коже напоминала сахар, тающий в тёплом молоке. На ней было надето платье строгого покроя в тон ночного неба, а белое кружево манжет походило на обрывки облаков, будто девушка только что наводила порядок в ненастном небе. Между пальцами она держала тлеющую сигарету, а окруживший её медленный дым томился в ожидании сквозняка. Девушка внимательно смотрела на страдания дымовой завесы, стряхивая пепел на грязный пол.

* * *

В холостяцкой берлоге Долговязого Стива по домашнему уюту давно отзвонил последний колокол. Непролазная скука, словно сорная трава, опутала сердца завсегдатаев этого дома, подменив чувства тупой болью. Редкая фиалка прорастала среди этих зарослей. Неожиданная гостья, которая оказалась в тот вечер в доме Стива, была одной из таких фиалок. Когда девушка вошла в прокуренную комнату все уличные бродяги и проходимцы громко зашептали, сбиваясь на кашель. Даже на загрубевшей коже серого лица Стива появился румянец.
Таких девушек ни за что не встретишь на главных улицах Далласа. В таких местах слишком душно и пыльно. Нежному цветку не снести городской бури, а любой аромат повисает в затхлой духоте, словно приколоченный гвоздём. Намертво. И прогорклая вонь грязных улиц обращает всякий запах в ничтожество.
В доме Стива она впервые оказалась, когда, поссорившись с матерью, глубокой ночью сбежала из дома. Решительным шагом взвинченная девушка ходила по пустым улицам до тех пор, пока холодный ливень не начал хлестать её по тощей спине. Спасаясь от дождя, девушка забежала во двор дома, который первым попался ей на глаза. Дом был стар, нелюдим и невидим за неубранной порослью многолетней травы – надёжное место для тех, кто хочет побыть наедине во время дождя.
Стив всегда любил гулять под дождём, особенно в бессонницу. Шелест дождевых капель в его щетине и запах влажной пыли верно служили Стиву снотворным снадобьем. Той ночью он снова не мог сомкнуть глаз. Гости давно уснули, только пьяный храп грохотал в тишине. Со звоном досуха пустых бутылок под ногами Стив оставил душный дом, мучивший его бессонницей, и холодная ладонь ночного дождя увлекла его в брод по тёмным улицам пустого города. Чавкая слякотью, Стив неспешно шагал среди знакомых канав, по знакомым переулкам, между знакомыми стенами. Такими ночами он любил приходить в одно и то же место.
Старый заброшенный дом на окраине Далласа надёжно укрылся за укромной спиной нестриженного сада, не оставив после себя и следа воспоминаний. Стив нашёл его, когда ещё был ребёнком. В те годы он боялся грозы, словно гадкого хулигана, который постоянно шумит и плюётся. Поэтому, когда сырое дыхание хмурого неба ударило Стиву в нос, он поспешил искать укрытие. С наступлением первых капель Стив метнулся в тенистые объятия тучных деревьев, чьи ветви густо прижимались друг к другу в ближайшем дворе. Именно тогда Стив впервые увидел тот дом, и с тех пор подружился с ним. Впредь он частенько приходил сюда, чтобы поговорить со своим новым другом. Мальчик пробирался внутрь, устраивался в углу и открывал старым стенам свои сокровенные мечты, вдыхая жизнь в потёмки пустых комнат.
И вот дождливой техасской ночью ноги снова привели Долговязого Стива к старому дому. Он не спеша подошёл к забору и радушно улыбнулся, довольно смакуя плотный запах сырости. Осторожно открыв калитку, он шагнул в тёмный двор. Когда Стив сделал второй шаг, из-под его ног, словно перепуганная мошкара, вылетели капли дождевой воды. В то же мгновение из обступившей деревья мглы раздался громкий всхлип. Стив подошёл ближе и с прищуром склонил голову над этой темнотой. Долго вглядываясь, он наконец различил дрожащий силуэт. Под деревом сидела вымокшая до нитки и поруганная ночным холодом девушка. Стив молча присел рядом, взял её за руки и обильно окатил их своим тёплым дыханием. Девушка замерла и прекратила дрожать, встретив взгляд незнакомца. Стив помог ей подняться и увлёк за собой в дом.
Дом встретил своих гостей, сохраняя мудрое молчание. Большие комнаты были пусты и там совсем не было мебели, поэтому Стив снял пиджак и постелил его на пол, а затем жестом пригласил девушку присесть. После этого он ненадолго скрылся в глубине дома. Когда Стив вернулся, девушка увидела улыбку на его довольном лице, светящемся отливом луны. Через мгновение он поднял над головой руку, держащую бутылку виски. Её игристый отблеск резнул девушку по утонувшим во тьме зрачкам. Из глаз брызнули слёзы, и она громко рассмеялась. Стив не удержался и ответил громким хохотом. Затем он открыл бутылку и протянул новой знакомой. Девушка выхватила её дрожащей от холода рукой и сделала несколько глубоких глотков. Внезапный алкоголь разросся жгучей крапивой в её груди, разогнав мурашки с влажной кожи, словно мошкару. Сперва они молчали, томно смаковали виски и слушали его шорох в каждом глотке. Затем девушка встала и не спеша подошла к окну, с улыбкой щурясь от блеска линий ночного дождя. Следом с её нежных губ выпорхнули слова:

Пьяный дождь ворвался в дом,
Бросил молнию под дубом,
С шумом крикнул бранный гром,
Разбросал ветра повсюду.
Утопил собаку в луже,
Перепачкал грязью ноги людям.
Ливень пьяный, неуклюжий
В доме перебил посуду.
Злая тётка-непогода,
Научи своё дитя манерам!
Защити нас, Мать-Природа,
Подари очаг звезды, который греет!

Всю ночь птицы-слова кружили по комнате, захлёбываясь рефреном, резонируя с эхом заброшенных стен, сгибая крылья в поэтическую форму. Когда девушка закончила читать стихи, рассветное солнце заглянуло в окно старого дома с высоты ясного неба, зажмурив ей глаза. Покорённый Стив подошёл к ней и протянул руку:
– Пойдём.
– Куда? – спросила она.
– Туда, где хорошо и никогда не бывает дождя.
– Домой?
– Домой.
Так эта спонтанная, непредсказуемая, загадочная и очаровательная девушка впервые оказалась в доме у Долговязого Стива.

* * *

Аромат её духов зазвонил маленьким колокольчиком в ушах завороженного парня. Сердце колотило его грудь, будто там вспыхнул пожар, из которого оно изо всех сил рвалось на волю. В комнате царило молчание. Только маленький огонёк с шорохом полз по сигарете, и казалось, что это дым, словно гардина, шелестит под касаниями тонких пальцев девушки. Даже звук часов растворился в этой тишине. Девичьи чары помутили его рассудок, и он закрыл глаза. Туман забвения растаял, когда незнакомка громко сказала:
– Меня зовут Бонни.
– Клайд, – тихо ответил он, заливаясь румянцем.
Её звали Бонни Паркер. Она была молода и хороша собой. Его звали Клайд Бэрроу. Он был дерзок и самодоволен. Крепко стиснув зубы, словно пружину, Клайд медленно подошёл к девушке и осторожно взял её за руку. Ласковая прохлада маленькой ладони защипала его загорелую кожу, покалывая её мурашками, словно мелким песком. В то мгновение влюблённый юноша решил, что это навсегда. Только теперь Клайд был уверен, какую бы дорогу ни приготовил ему злой искуситель, нежность этой руки даст ему сил её преодолеть. Бонни всегда будет рядом с ним. Каков бы ни был конец этого пути.
Шёл 1930 год…

29 апреля 2022 г.