Его высочество Буриданов осел. Эпизод 30. (Глава 30)

Эпизод 30. 1694-й год с даты основания Рима, 20-й год правления базилевса Романа Лакапина

(август 940 года от Рождества Христова)

— Ну и что ты обо всем этом думаешь, мой друг? — с такими словами обратился к римскому сенатору Кресченцию принцепс Альберих, как только двери приемной залы скрыли от них объемистую фигуру его преподобия Манассии.

— Я полагаю, что время не властно над тремя вещами в этом мире: над славой Христа, над пирамидами Египта и над страстью короля Гуго к интригам.

— Да, наш бургундский друг все так же бодр и деятелен. Но как нам быть с его новым предложением?

— В таких случаях я всегда исхожу из того утверждения, что король Гуго является врагом Рима, а потому, идя наперекор его планам, мы будем всегда выступать в интересах и на пользу вверенного нам Господом города.

— В любом правиле бывают исключения, мой друг.

— Вы полагаете, что сегодня именно тот случай?

— Полагаю, да. Но прежде чем объясниться, позволь мне дать указание моим людям.

Альберих вызвал слуг и потребовал к себе немедленно Константина, своего брата и главу городской милиции. Тот явился к принцепсу, по ходу нацепив на лицо выражение человека гордого, самостоятельного и без которого решительно никому невозможно обойтись. Маска сползла с его лица при виде Кресченция, который на дух не переносил Константина, нутром чуя в нем конкурента. Окончательно Константина добил сам Альберих, в присутствии посторонних всегда общавшийся с родственниками подчеркнуто холодно, строго и требовательно.

— Его преподобие епископ Манассия отправился сей же час к Его Святейшеству. Я прошу вас, брат мой, при этой встрече быть не отлучаясь и все подробности данной встречи в своей памяти по возможности сохранить. Предупредите Его Святейшество, чтобы не вздумал наперед давать какие-либо письменные обязательства, не поставив прежде меня в известность.

— Мне известно, что Его Святейшество пригласил сестер монастыря Святой Марии, дабы те усладили слух папского гостя своим пением.

— Вы знаете, как поступать, что вы все время спрашиваете одно и то же? Проследите, чтобы в хоре не оказалось известной вам особы. Действуйте, как вам велят!

Отдав этот короткий приказ, весьма выпукло свидетельствующий о характере взаимоотношений между светской и церковной властью во времена римской республики Альбериха, принцепс и сенатор вернулись к первоначальной теме разговора.

— Я не могу с тобой согласиться, Альберих. Принимая предложение Гуго, мы навредим нашим союзникам, а бургундцу вновь поможем усилиться. Кроме того, мне сильно не нравится его стремление использовать свою дочь в качестве тарана для открытия ворот Рима. Я об этом тебе говорил и четыре года назад, повторю и сейчас. Женитьба на его дочери не даст тебе ничего, кроме проблем. Добро бы она на лицо была привлекательна, а то…

И Кресченций сделал в воздухе неопределенный жест рукой и сотворил на лице гримасу, долженствующую наглядно изобразить невысокую оценку миловидности возможной невесты.

— Досточтимый сенатор, потрудитесь высказывать свое мнение только о том, о чем вас просят.

Кресченций после этих слов незамедлительно привстал со своего кресла и изобразил подчеркнуто усердный поклон.

— Прошу прощения и жду ваших указаний, могущественный принцепс!

— Ну что ты за человек? — вздохнул Альберих. — Когда-то ты сам учил меня мудрости и взвешенности в своих поступках, а сейчас уже ты ведешь себя как едва оперившийся птенец. В своей ненависти к бургундцу ты уже стократно превзошел меня, хотя у меня на то куда более оснований. Эту свою ненависть ты уже переложил на всю родню Гуго, хотя я лично нахожу, что его отпрыски достойны уважения, а его дочь — симпатии.

— Они все игрушки в руках одного кукловода, — буркнул Кресченций.

— Однако со временем они заменят собой этого кукловода, хочет он того или нет. Умберто уже сейчас неплохо правит Тосканой, во всяком случае лучше, чем этот жулик Бозон. Лотарь, по сообщению Беренгария, у которого он пробыл в гостях около года, вполне себе еще неиспорченный молодой человек, — Альберих сделал паузу перед тем, как произнести главные слова. — И мое решение взять себе в жены Хильду окончательное.

— Вы вольны поступать, как вам заблагорассудится, Альберих. Но разрешите и мне оставаться при своем мнении.

— Но только не насчет внешности моей будущей супруги, Кресченций!

Кресченций вновь поднялся со своего кресла. Встал и Альберих. Что поделать — время, власть, золото и жены не всегда лучшие сопровождающие мужской дружбы.

— Я неправ, — сдался Кресценций после пятиминутного обмена молчаливыми упреками, — объясните же мне, если имеете желание, ваши мотивы.

Альберих смягчился во взгляде и жестом вновь усадил Кресченция в кресло.

— Давай представим себе, что нас будет ждать в случае, если мы примем или не примем предложение короля. Допустим, мы последуем твоему правилу и оповестим Беренгария, что за всеми будущими событиями в Сполето стоит наш сердечный друг. В этом случае, равеннские земли и весь доход с них по-прежнему будет идти в пользу Гуго, минуя Рим, нам не в силах держать эти земли под контролем. А вступится ли Беренгарий за своего брата или нет, еще вопрос. И к чему приведет эта война — непонятно. При любом исходе Рим мало что выиграет, помимо бесплатной благодарности Беренгария, а в войне итальянских государств победителем будет только тевтонский король. По слухам, приходящим в Рим, он успешно справляется с мятежом своего брата Генриха.

— Я сомневаюсь, что Беренгарий полезет в конфликт с Гуго. Анскарий ему не родной брат, а сводный. И Гуго в своих действиях опирается на союз не с кем-нибудь, а с базилевсом.

— Тем более. Тем более, — повторил Альберих, — тогда какой нам смысл из-за одних союзнических отношений с Беренгарием по-юношески себя вести и подставляться? Гуго предлагает взамен нашего молчаливого невмешательства в дела Сполето вернуть Риму управление землями Равенны и Пентаполиса. А что нам может предложить Беренгарий? Не удивлюсь, что нашу позицию он даже примет как довод к тому, чтобы не обнажать свой трусливый меч, и вздохнет с облегчением. Да, он потеряет в лице Анскария хорошего союзника на юге, зато избавит себя от вероятного претендента на корону собственной Иврейской марки.

— Может, имеет смысл все-таки поторговаться и напомнить королю, что вы тоже имеете право на Сполето?

Альберих сокрушенно махнул головой.

— Можно, конечно, но в сие не очень-то верится. Давай отложим этот вопрос до лучших времен, Божий промысел всех нас может вынести куда угодно. Мы же покамест подберемся к владениям Гуго с другой стороны, и мой брак с Хильдой станет в этом плане одной из кратчайших тропинок. Как и дорожкой к восстановлению добрых отношений с Византией.

— И вхождению в число лиц королевской крови, — добавил Кресченций. Альберих усмехнулся.

— Пусть так. Это плохо?

— Это мудро, принцепс.

— Не «друг»?

— Это мудро, мой друг, — подчеркнуто произнес Кресченций, — у меня только к тебе последний вопрос: ты позволишь ему войти в Рим вместе со всем его войском?

— Вовсе нет. Мне ли не знать моего будущего тестя!