Армозин

Рамиль не знал, как жить и начал собирать листву на улицах, перемалывая всё это в плотный растительный порошок, с которым также не знал, что делать. Он был человеком тупым и немного назойливым, вредным. Именно поэтому он жил схватками и часто дрался с незнакомыми ему мужчинами, занимаясь услугами наркоборделям. Часто его друзья химичили и говорили на вещества из местных деревьев что-то непонятное и долгое. Рамиль с их английским хобби часто оставлял одних, а сам отправлялся молоть собранные листья местных деревьев в порошок, после чего покупал много клея. Если жена ругала его за это, он убегал клеить из них шнуры, так как выяснил рецепт скрутки армозина на прялке, но он не женщина, да и шелкопрядов ему бесплатно никто бы и не дал.
Рамиль восхищался этим женским ремеслом скрутки армозина, так как из горы ненужного ватного покрова получался шнурок гладкий и столь опрятный, что он повторял процесс с листвой, делая из листвы и адгезива на каучуке твёрдые браслеты с двумя застёжками и конструкциями каркасов браслетов полумесяцем, но никому они экологически чистыми из известного ингредиента, который им вредил меньше и имел свойство очистить от гнили дерево не были нужны, а были нужны из пластика, чтобы внутрь ядра втягивало бензели.
В этот раз Рамиль хотел убежать в Тинькофф Холл на концерт Андрея Бейбруишвили и узнать за одно по пьяни кто это, но денег на это у него не оказалось, хотя они были, но он верил в магнитные на них метки свято и не тратил кроме водки больше ни на что. Да и не хотелось ему. Он стал меньше пить и ему не нравилось, что метки от того не поменялись и жена орала на него за то, что он жид. С последнего их приезда на стадион многое изменилось в команде Салават Юлаев. Не стало многих игроков, которые там играли за большие деньги от того, что команде не выделили бюджет на них, а тренеру не увеличивали гонорар поехать отдыхать в США – от команды остался только набор местных добровольцев и мечты о новых гонорарах. Во всех этих дорогих книгах писали лишь об изменениях холмов, деревьев и кустов, не понимая, что им кусты о том и рассказали. Рамиль иногда в истерике смеялся, когда никто не видит от того, что мог видеть движение растений чётче остальных и не верил в приведения. Они обманывали своими запахами человека и перебивали им зомбирование государства, а те начинали выпендриваться, что они всех лучше. Вокруг появлялось много новых будущих доноров препарата – ухоженных и не очень. Большие, маленькие. Средних габаритов. Странных и неприметных в Республике Башкортостан считали шизофренически больными сразу за это и всё. Почему? Потому что они косили от работорговли. Про тех людей, которые выглядели хуже остальных просто часто говорили, что это роботы с именами и у них нет будущего сразу – они все ничего не знали и просто искали работу, — просто тупые, которые не принимают чудесный башкирский дурман. Жена говорила Рамилю: «Это край плохих и неблагодарных людей. Они своих родственников донорами препарата под видом шизофрении уже сдали от безденежья, выбрав убийство перед деньгами». Рамиль каждый день из бетонных стен слышал одни женские истерики по поводу наркоборделей. Больше местным гражданам денег никто не давал. Рамиль её не слушал, так как, если бы их услышали, то самих бы отправили в наркобордель и всё. Он хотел лишь уехать отсюда, чтобы заниматься нормальным трудом. Отсюда… Из города, где на каждом шагу по факту офисы работорговцев. Однако с женой он не спорил. Просто слушал и кивал головой, реализуя главный ужастик современного поколения молодых людей так жить. Спустя несколько лет изменения стали ещё страшнее: людей стали больше убивать за долги, что стало лишь предлогом облегчить ломки от наркотиков, а наркодиллеры стали бояться из продавать без полиции. Рамиль продолжал делать растительные шнуры и превращать из в серьги и никому не нужные статуэтки и спиралевидные украсы от того, что вокруг менялись только растения, а люди лишь от зомбирования проказились, старели или инвалидизировались и его умный товарищ у него на глазах становился наркоманом. Из-под дуба во дворе городского собрания торчали галлюциногенные грибы, а вяз Рамиль бы хотел посмотреть, но никогда его и не видел. В один из дней этого кошмара женских истерик Рамиль нашёл вяз в столице великого региона и удивился, что не срубил никто, потом узнав, что повинен в его живости амбал, избивший бомжа за попытку сдать за двести рублей, срубив. Рамиль вновь искал чем заняться и везде барыги расставили по городу дурманы обманывать. Даже там, куда ещё не ступала нога человека уже стояли таблички, что это их частный сектор при том, что дальше ничего не было вообще. Работать там никто не собирался. Так как деньги на этот проект тратили на еду рабов, но страшась ими убийство. Громкими звуками лишь разрушений был полон город, а криками полнота охватывала места строек. Словно рушат старый Петербург во имя столицы. Грузные шары на подшипники везли с большими курьерскими машинами, нанимая пеших курьеров для того, чтобы наркоманы их убили на квартирах с интернета. Из-под машин вылезала куча бензельных соединений, вредных вообще для местных. Рассыпалась вина Рамиля на ничтожные осколки покаяния местных убийц. Любвеобильно его жена уже давно ходила в секту в тайне от него, а он всё пытался продать дешёвые браслеты любителям экологии с отметкой социального престижа города. Колонна вождей пришла к нему на дом в один из дней просить их квартиру им на секту и Рамиль снова встал на путь силы. (Примечание автора: я была готова умолять это пережившего разрешить это поведать.) ГПБ колонной из девяти иномарок блестела на солнце черными отполированными боками и медленно переваливалась через рытвины кладбищенской дороги: они увезли только немного имущества за долг нас кинуть. Многие жители-фанатики и местные щеглы варьировали от ГПБ и им даже не хватало доноров препарата от министерства. Особенно они ценили беременных женщин. Обещанием свобод купили половину соседей Рамиля. Рамиль тогда решил, что может правда в этот раз для людей они что-нибудь сделают хорошее. Тактика подвела его в настоящему аду опять. Им двери были уже не преградой. С кладбищ на взыскание увозили памятники, чтобы зомбировать трупами родственников должников за долги. Жена Рамиля тактически им двигала путь к фатальности, увидев издевательства их, эпицентрически отмаливая их от мужа, она спешила делать домашние дела, суетилась и крестилась, делая ловкие факты повседневной обыденности на их слежку. В это время машины подъехали к небольшой березе и остановились. А Рамиль перед ними уже не остановился и напал из своего материала мощным растительным кастетом, что был сам по себе для зомбирующего ожог наносящим. Рамиль бил всех и всё, что пыталось на него набрасываться вообще готовый к смерти и лишь к смерти от них, как от жутчайших монстров. Осудив двоих двумя неприметными ударами, Рамиль поднял железку и ей прибил на смерть оставшихся, а остальные от ужаса сбежали, показав ему спины. Рамиль оставил жену плакать и отправился ваять вазы из нового материала. Подъехала ещё одна машина, а из неё вышел молодой парень с эпицентрически скрученным армозином и им игрался. Рамиль твёрдо ударил кулаком в крови при нём по дереву, но тот и глазом не моргнул. Харизматично на него повернувшись, жена Рамиля фыркнула: «Уж эти жиды!» — и цокала каблуками к их машине. Мужчина пожаловал ей клубок армозина и мягко удалился, а у женщины к нему и интереса не бывало, но пошли мысли о её отце. Элегантно щупая шёлковый шнурок, она зверела, а не восхищалась, так как он явно подразумевал под этим её унижение, считая любую женщину домашней цаплей. Мужчина убивал одну. Потом еще одну. Пути их пересеклись. Рамиль взял жену под мышку и унёс в машину уезжать домой. Щура бодро пела песню их кончины. Полпары проблем, сыпь и невзгоды, так как ловцы людей не угомонялись даже около их дома. “С березы нападало” — подумал Рамиль. Понавёл Рамиль приключений себе и жене своими драками. На землю и присев у могилок, отряхнул с камней листья, он её часто через два года вспоминал. Из-под палки Рамиль встал у надгробия ораторствуя усердно о добре и зле. Рамиль один стал настоящим зложилом стремянки из жизни и не более, а драки всё продолжали без него. Началась у Рамиля кивота у одного, а женщин всё не было и его мучения были ужасны. Из-под ёлки ор из рам раздавался, как и раньше, по всей округе, если он бежал от одиночества. Жажды людей остались неудовлетворёнными в наркотиках, а кого-то в травле бомжами просто в воде и еде, так как они не принимали наркотики. Всем было просто лень среди наркоманов искать ещё и миллионы. Местные миллионеры оказались какими-то подобиями высоких стульев. «Если бы я мог им чем-то помочь…» — сожалел Рамиль и достал редкую пачку сигарет покурить, продолжая осматриваться вокруг, что другие вообще комплексовали делать здесь или боялись. Батя из монастыря улыбался ему в фанатичности, так как обычно мужчины совершают суицид. Вернувшись к машине, в этот день Рамиль встречал с подаренным жене армозином Год из года… Новый год, в котором мужчина остался один. Рамиль достал из багажника большого плюшевого медведя и лысую куклу, после чего вернулся к могилам и усадил их в стулья. Год минувший сделав былью, он вынул самодельное надгробие из адгезива и растений и поставил жене Алтарём, чтобы убивать таких, как её убийца. Он любил в ней всё. В две строки, в одну… строку последнюю, что олицетворяла Армагеддоном его ей сейчас. Омы электрической энергии текли, а Рамиль чувствовал, что стоит на месте. Рамиль женился снова на злой женщине щуке, что фыркала ему в вопиении твари потной. Рамиль при истерике посмотрел на неё, но она оказалась ничего не замечающей вокруг женщиной и молчала лишь, когда он стоял рядом. «Армозин» Рамиль положил на надгробие жене теперь смело, так как к надгробию из растений побоятся даже сотрудники кладбища подойти, что он с ними обсудил сразу. Потом он достал из кармана травяные дощечки и фантастично на них написал чёрным маркером буквы своей к жене любви. Рамиля вырвало от горечи, и он фыркнул. Из-под крыльев Рамиля было видно солнечный свет. В алкоголь мокнув тоску, он что-то говорил и улыбался. Не позволит: отогреться Рамилю этот кошмар шелкопряда, так как ожигал запах человеческих зародышей, которыми зомбировали городские сектора, боясь восстание. Он хотел было потянуться за новой сигаретой, но не смог из-за Земли, «Вьюгой взвывшей: «Не с-п-е-ш-и»» (Михаил Иванович ВЭЙ). В пачке сигарет уже было пусто. Из-под сердца Рамиль уже не мог выразить ничего, так как боялся смерть. Всё же он расхрабрился, прочитав молебен. И из-под сердца, он что-то говорил, присев к могилам. Потом молча он встал на льдинки, оставшиеся после дождя. Обычно растительные материалы сыплются, но изготовленные из адгезива и труда Рамиля не сыпались, покрытые эмалью вообще, хоть и могло казаться, что так будет. Адгезив просто продолжал сжиматься от воды в резину. Душа Рамиля при том знала покой и при живом Рамиле. Как-то: зябко сердце бьётся… Встал с льдинок Рамиль, на них присев от усталости в размышлениях. И простоял молча какое-то время. Замерзает. Амфитеатры боли продолжали стоять вокруг при вони местных помоев. Чувств любви с тех пор Рамиль ни к кому так и не испытывал. Ручей его горечи иногда перетекал в его слёзы. Финал его битвы с ними наступал. Семеро молодцев, как по команде, схватили стулья и запрыгнули в иномарки. Они пытали в машинах беременную женщину заживо и без наркоза ей делая аборт, чтобы Рамиля пока они кружат около него, оглушило на смерть в кому и на его плоти наркоманить газом. «Холод льётся из-под солнца утомлённостью лучей» (Михаил Иванович ВЭЙ). В лоб они начали пытаться сбить его, но Рамиль успевал увернуться и начал кидать в машины камнями и булыжниками, сбив кому-то диск. Колонна из автомобилей сразу же тронулась и не спеша покатилась к выходу с района, пыхтя. Полицейский вышел перед ним. «Что ни шаг: сплошные – штрафы, даже, если не прохвост, из-под шкафа, из-под шкафа, вдруг мелькнёт облезлый хвост толи – зверя, толи – беса, разве, станешь, проверять, в споре с нынешним прогрессом, лишь, обломишь зубы зря» (Михаил Иванович ВЭЙ). Вопиял теперь сам Рамиль, что за них ещё и штраф. Рамиль вновь побрёл на кладбище к могиле жены. Армозин, лежавший на могиле намок, а адгезивное надгробие стояло лишь развивавшее химические структуры и юлой уплотняло себя. За Рамилем брёл мужчина по имени Василий и фыркал в его топот. “Ну, пойдем” — словно жена, взял Рамиль его под руку. Мужчины стали вместе в качестве хобби заниматься вторсырьём. Рамиль, пообещав новому товарищу его догнать, направился к двум толстякам, что за ними следовали. Афиша боя знаменовала их разговоры. “Какие бедные могилы” — смеялись толстяки над Рамилем подходя и разглядев их получше, вскрикнув опять — “Уж мог бы и раскошелиться”. Лифты дома Рамиля, после такой беседы очень радовали. «Вливаем стаканы и будем только пить!» — стонали мужчины от отчаяния опять уже дома у Рамиля. Створки окон скрипели от дождей. Молодцами вспоминали они и могилы жён и самого дьявола. Слева у мужчин были коллекторы и жиды, а справа полиция и налоговая.
Мать Рамиля старела и уже не могла ездить одна на могилу к его жене. Рамиль, сопровождая её, стал приезжать чаще — три-четыре раза в год. Власти продолжали заказы убийств у кого могли, но уже в разы меньше, страшась общее истребление всех. Не отменит страхи Рамиля его неверие в воскресение умерших. Часто Рамиль там дрался не на жизнь, а на смерть, а мать всегда дожидалась его у могилы его жены. Иногда Рамиль возвращался с новыми телами и сам конструировал из растений им надгробия. Он уже не был нужен полиции вообще.
Рамиль так и не стал никем уважаемым человеком, так как на уважение нужно тратить силы и его, так и называли по имени – Рамиль. Сколько всего изменилось в его жизни, сколько повидал и пережил он! Теперь он ездил на три могилы, а могилы его врагов были подальше. Их было и гораздо больше. Рамиль думал, что забудутся грехи, но это оказалось невозможным. Из-под перьев, продирижировал он словно самой музе, всё приводя дома в порядок, но всё равно все прониклись к нему одной лишь завистью, а уважение он так и не нашёл. Из-под перьев тоска захлёстывала его мысли. Лыко от водки иногда у него плохо разговаривало. Ручеёк, сачимый изредка, на неприметные могилки с черными надгробиями ни цветов, ни дворников здесь не знал. Рамиль один дома часто порождал само время своим благоговением и всем хотелось ему разрушить его. У Рамиля наступали времена одиночества и безденежья. Вновь дядька оставался один. Стихи мужчины веяли по улице в его слезах не потому, что они были дешевые, а потому, что Рамиль не хотел обижать всех мёртвых любимых людей. «Верно, впрямь: по жизни – цепкий: здрав – и в новых временах, из-под кепки, из-под кепки лихо блещет седина» (Михаил Иванович ВЭЙ). Виолы не могли Рамилю заменить жену и даже барыг с их подарками и армозином. «От тоски боишься: спиться, где ж, спасительная та: из-под клетчатого ситца, милых женщин нагота» (Михаил Иванович ВЭЙ). Выловам людей даже Амстердам таким бы ничего не противопоставил. «Богачом и в прошлом не был, но сегодня, вот – беда из-под чёрствой корки хлеба замаячила нужда» (Михаил Иванович ВЭЙ). Рамиль, это пережив, остался мужчиной и не стал бывалым удальцом.