Глава 8. Мир без мира



Возрастные ограничения 18+



Между тем, св. Царевичу Алексею исполнился год, его страшная болезнь уже ни у кого из близких не вызывала сомнений: согласно записям в Царском дневнике, серьёзный приступ гемофилии случился менее чем через полгода после рождения св. Царевича. Тогда произошло кровотечение через пуповину. Лейб-медики, которых при Дворе был целый штат, смогли только наложить повязку. При Дворе более не устраивались костюмированные балы и другие пышные торжества, требовавшие долгого присутствия св. Царицы, чего высшая аристократия никак не понимала (болезнь св. Царевича держалась в строгой тайне) и плодила невероятные слухи, доходившие до св. Царицы, которая итак находилась в постоянном напряжении: Алексей Николаевич жил чуть ли не под «стеклянным колпаком», т.к. малейшая случайность могла привести к приступу. За бедного малыша молились самые близкие из Императорской Фамилии, а также приближённые, искренне и бескорыстно любившие св. Царскую Семью, которых, к сожалению, оказалось крайне мало, но им безусловно могла довериться несчастная Государыня. Св. Отец тоже горячо молился и страшно переживал за Сына. Можно уверенно утверждать, что болезнь Наследника Престола стала той благодатной почвой, на которой несколько позже вырос «народный целитель» Григорий Распутин. А пока…

Пока в России после некоторого затишья возобновились антигосударственные волнения. Начали студенты. По этой причине 27 августа (9 сентября) 1905 года генерал-губернатор Петербурга Трепов, возможно, не вполне обдуманно предоставил высшим учебным заведениям широкую автономию. Результат: в первый же день нового учебного года 1 (14) сентября 1905 года) студенческие аудитории стали местом собраний самой разношёрстной публики от светских дам и офицеров (было немало офицеров, вкусивших яда либерализма) до самих студентов и рабочих. Экспромты ораторов часто были безответственны и лишены чувства меры, слушали их с явным удовольствием. Звучали зажигательные призывы и революционные требования.

В Москве забастовали типографии: наборщики требовали, чтобы при начислении жалования учитывалось количество печатных знаков (в то время в русской азбуке было больше букв), а знаки препинания засчитывались как буквы. Москва осталась без газет. То же самое произошло и в Петербурге… Забастовали извозчики и пекари… Начали бастовать заводы и фабрики. По улицам всех крупных городов Империи, не считая обеих столиц, разгуливали манифестанты с красными флагами и пением «Интернационала». Стачки множились, с перебоями подавалось электричество, улицы не освещались в тёмное время суток, телефон то работал несколько часов, то отключался. Вершиной этого хаоса стала забастовка железнодорожных служащих, парализовавшая экономическую жизнь России. Правительство пыталось удовлетворить экономические требования бастующих, но те хотели ещё и политических уступок: созыва так называемого Учредительного Собрания («учредилки»), ПУБЛИЧНЫХ свобод, права национальных меньшинств на самоопределение. Возникали выборные Исполнительные Комитеты и даже Советы Рабочих Депутатов, из которых самым опасным был уже упомянутый мной Петербургский Совет, представлявший собой не просто исполнительный стачечный орган, но боевую организацию, нацеленную на свержение Монархии. Он собрался впервые 13 (26) октября 1905 года. Примерно к этому же дню общее число бастующих превысило 1 млн. человек. Вот запись в Царском дневнике от 12 (25) октября 1905 года: «Забастовки на железных дорогах, начавшиеся вокруг Москвы, дошли до Петербурга, и сегодня забастовала Балтийская (Железная Дорога.- Е.М.). Манухин (министр Юстиции С.Манухин.- Е.М.) и сопровождающие еле доехали до Петергофа. Для сообщения с Петербургом два раза в день начали ходить «Дозорный» и «Разведчик». Милые времена».

Ввиду масштабов стачек все ответные действия правительства казались обречёнными на неудачу: военные гарнизоны на местах были ослаблены и малонадёжны, а регулярная армия ещё не вернулась из Маньчжурии. Из письма св. Царя к Марии Феодоровне от 19 октября (1 ноября) 1905 года, которое я цитирую по публикации в № 3 журнала «Красный Архив» за 1927 год, вырисовывается общая картина происходившего: «Моя милая, дорогая Мама. Я не знаю, как начать это письмо. Мне кажется, что я тебе написал последний раз – год тому назад, столько мы пережили тяжёлых и небывалых впечатлений. Ты, конечно, помнишь январские дни, которые мы провели вместе в Царском – они были неприятны, не правда ли? Но они ничто в сравнении с теперешними днями!

Постараюсь вкратце объяснить тебе здешнюю обстановку. Вчера было ровно месяц, как мы вернулись из Трапезунда. Первые две недели было сравнительно спокойно.

В это время, как ты помнишь, случилась история с Кириллом (что имел в виду Государь, я не установил.- Е.М.). В Москве были разные съезды, которые неизвестно почему, были разрешены Дурново. Они… подготовляли всё для забастовок железных дорог… Петербург и Москва оказались отрезанными от внутренних губерний. Сегодня неделя, как Балтийская Дорога не действует. Единственное сообщение с городом морем – как это удобно в такое время года! После железных дорог стачка перешла на фабрики и заводы, а потом даже в городские учреждения и в Департамент Железных Дорог Мин. Путей Сообщения (не помог ли смутьян Витте? – Е.М.). Подумай, какой стыд! Бедный… Хилков (министр Путей Сообщения М.Хилков.- Е.М.) в отчаянии, но он не может справиться со своими служащими.

В университетах происходило Бог знает что! С улицы приходил всякий люд, говорилась там всякая мерзость и – всё это терпелось! Советы политехникумов, получившие АВТОНОМИЮ (далее выделено мной.- Е.М.), НЕ ЗНАЛИ И НЕ УМЕЛИ ЕЮ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ. Они даже не могли запереть входы от мерзкой толпы и, конечно, жаловались на полицию, что она им не помогает (а что они говорили в прежние годы – ты помнишь!).

Тошно… читать агентские телеграммы; только… сведения о забастовках в учебных заведениях, аптеках и пр., об убийствах городовых, казаков и солдат, о разных беспорядках, волнениях и возмущениях. А господа министры, как мокрые курицы, собирались и рассуждали о том, как сделать объединение всех Министерств, вместо того чтобы действовать решительно.

Когда на «МИТИНГАХ» (новое модное слово) было открыто решено начать вооружённое восстание и я об этом узнал, тотчас же Трепову были подчинены все войска Петербургского гарнизона, я ему предложил разделить город на участки с отдельным начальником в каждом участке. В случае нападения на войска было предписано действовать немедленно оружием. Только это остановило… революцию, потому что Трепов предупредил жителей объявлениями, что всякий беспорядок будет беспощадно подавлен, и, конечно, все поверили этому».

Публикуя это письмо, советская власть была уверена в подтверждении ложной жестокости убиенного и оклеветанного св. Царя, а по-моему, оно доказывает тонкий ум Государя, его способность в самой критической ситуации принимать единственно верные решения, а также то, что к крайним мерам – применению вооружённой силы – он прибегал только в крайних случаях из-за своей доброты и христианского человеколюбия.

В национальном несчастье – накалённой революционными страстями атмосфере – имелись близкие по своему служебному положению к Трону люди, которые извлекали из беды страны личную выгоду. Я уже писал, что Витте вёл двойную игру. На аудиенции у Государя 9 (22) октября 1905 года граф заявил, что из создавшегося в России положения есть два пути: либо военная диктатура, либо уступки. Своё мнение об этих предложениях Государь выразил в послании к Марии Феодоровне, часть которого я уже процитировал: «В течение этих ужасных дней я виделся с Витте постоянно, наши разговоры начинались утром и кончались вечером при темноте. Представлялось избрать один из двух путей: назначить энергичного военного человека и всеми силами постараться раздавить крамолу; затем была бы передышка и снова пришлось бы несколько месяцев действовать силою, но это стоило бы потоков крови и в конце концов привело бы неминуемо к теперешнему положению, то есть авторитет власти был бы показан, но результат оставался бы тот же… и реформы… не могли осуществляться бы (Витте в разговорах с Государем нарочно сгущал краски, чтобы добиться своего.- Е.М.).

Другой путь – предоставление гражданских прав населению: свободы слова, печати, собраний и союзов и неприкосновенности личности; кроме того, обязательство проводить всякий законопроект через Госуд. Думу – это в сущности и есть конституция. Витте горячо отстаивал этот путь (таков был заказ масонов, учитывавший особенности личности Витте.- Е.М.), говоря, что хотя он и рискованный, тем не менее единственный в настоящий момент. Почти все, к кому я ни обращался с во-просом, отвечали мне так же, как Витте, и находили, что другого выхода… нет. Он прямо объявил, что если я хочу ЕГО назначить председателем Совета Министров, то надо согласиться с его программой и не мешать ему действовать. Манифест был составлен им и Алексеем Оболенским (князем! – Е.М.). Мы обсуждали его два дня, и наконец, помолившись, я его подписал. Милая моя Мама, сколько я перемучился до этого, ты себе представить не можешь (Витте оказал сильнейшее давление на св. Царя, чего не имел права делать! – Е.М.)! Я не мог телеграммою объяснить тебе все обстоятельства, привёдшие меня к этому страшному решению, которое тем не менее я принял совершенно сознательно (св. Николай II не боялся потерять власть, он страшился за судьбу России и русских людей, которым грозил трагическими последствиями разрешённый во время смуты «парламент», которого наша история ещё не знала.- Е.М.). Со всей России только об этом и крича-ли, и писали, и просили. Вокруг меня от… очень многих я слышал то же самое, ни на кого я не мог опереться, кроме честного Трепова,- исхода другого не оставалось, как перекреститься и дать то, что все просят. Единственное утешение – это надежда, что такова воля Божья, что это тяжёлое решение выведет дорогую Россию из того… хаотического состояния, в каком она находится почти год.

Хотя теперь я получаю массу самых трогательных заявлений благодарности и чувств, положение… ещё очень серьёзное. Люди сделались совсем СУМАСШЕДШИМИ (выделено мной.- Е.М.), многие от радости, другие от недовольства. Власти на местах тоже не знают, как им применять новые правила,- ничего ещё не выработано, всё на честном слове. Витте на другой день увидел, какую задачу он взял на себя. Многие, к кому он обращался с предложением занять то или другое место, теперь отказываются».

Если св. Царь написал, что он не мог положиться ни на кого, кроме А.Трепова (1864-?), после поста Петербургского генерал-губернатора министр Путей Сообщения и т.д.), вывод напрашивается однозначный: Государя предали. Из корысти ли, из трусости ли, из нелюбви ли, по заказу ли, но предали. Великий Князь Николай Николаевич (член масонского Ордена Иллюминатов (1907) и «Великокняжеской Ложи» (1907-1917), которому сторонники военной диктатуры хотели предложить функции диктатора (он казался наиболее подходящей фигурой), был вызван с охоты в Петергоф на совещание за два дня до подписания Манифеста и в пути, видя всю «прелесть» бунта, испугался, хотя был не робкого десятка. В день подписания Манифеста он сказал Государю, что застрелится на глазах св. Императора, если Манифест не будет подписан. Хуже всего то, что Манифест побудил уйти в отставку многих достойных государственных деятелей России, например, генерал-лейтенанта и министра Народного Просвещения А.Павлова, а главное, опытного и мудрого обер-прокурора Священного Синода К.Победоносцева, который был не только советником Государя и детским его наставником. Главным делом К.Победоносцева было укрепление связи Церкви с государством и обществом. В православной семье и школе он надеялся увидеть бастионы, неприступные для антинародных и антигосударственных сил, и всемерно усиливал роль Церкви в народном образовании. За двадцать пять лет своего обер-прокурорства К.Победоносцев принёс России чрезвычайно много пользы. Но он не хотел «дожить до конституции на западный манер» (его слова) и вышел в отставку, когда опубликовали Манифест 17 (30) октября 1905 года. На место К.Победоносцева был назначен, видимо, под давлением Витте, «соавтор» Манифеста и член Государственного Совета масон князь А.Оболенский, но обер-прокурорствовал он немногим больше года. То, от чего пытался уберечь Россию К.Победоносцев, сбылось, а он, верный сын нашего Отечества, отошёл ко Господу в 1907 году, оставив мудрейшие высказывания к пользе духа православных христиан.

«Старик Победоносцев ушёл,- писал Государь Марии Феодоровне,- на его место будет назначен Алексей Оболенский; Глазов тоже удалился, а преемника ему ещё нет. Все министры уйдут, и на-до будет их заменить другими, но это – дело Витте. При этом необходимо поддержать порядок в городах, где происходят двоякого рода демонстрации – сочувственные и враждебные, и между ними происходят кровавые столкновения. Мы находимся в полной революции при дезорганизации всего управления страною; в этом главная опасность.

Но милосердный Бог нам поможет; я чувствую в себе Его поддержку и какую-то СИЛУ, которая меня подбадривает и не даёт пасть духом! Уверяю тебя, что мы прожили здесь года, а не дни, столько было мучений, сомнений, борьбы!»


Что же представлял собой Высочайший Манифест 17 (30) октября 1905 года? Вот основной его текст, цитируемый мной по книге А.Труайя «Николай II»: «Смуты и волнения в столицах и во многих местностях Империи Нашей великой и тяжкой скорбью преисполняют сердце Наше. Благо Российского Государя неразрывно связано с благом народным – и печаль народная – Его печаль. От волнений, ныне возникших, может явиться глубокое нестроение народное и угроза целости и единству державы Нашей. Великий обет Царского служения повелевает Нам всеми силами разума и власти Нашей стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для государства смуты. Повелев надлежащим властям принять меры по устранению прямых проявлений беспорядка, бесчинств и насилий, в охрану людей мирных, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга, Мы для успешнейшего выполнения общих преднамечаемых Нами к умиротворению государственной жизни мер признали необходимым объединить деятельность высшего Правительства.

На обязанность Правительства возлагаем Мы выполнение непреклонной Нашей воли: 1) Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
2) Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив за сим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательому порядку.

3) Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей.

Призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед Родиной, помочь прекращению сей неслыханной смуты и вместе с Нами напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле».

Манифест полагал конец Единодержавию в России, учреждал впервые в русской истории конституционную Монархию, что было безусловным отходом от исторических традиций, мучившим и волновавшим св. Царя, который вечером 17 (30) октября 1905 года записал в дневнике: «Подписал Манифест в 5 ч. После такого дня голова стала тяжёлой, мысли стали путаться. Господи, помоги нам, умири Россию». Назавтра есть более лёгкая запись: «Сегодня состояние духа улучшилось, т.к. решение состоялось и пережито. Утро было солнечное и радостное – хорошее предзнаменование».

Св. Царица горько плакала, узнав о вынужденном подписании Государем Манифеста, даровавшего нашему обществу невероятные свободы и права. Уже давно живя в России, она считала, что эти нормы здесь не годятся, что лишь недальновидные или злонамеренные люди могут дать Монарху совет ввести конституцию и всеобщие выборы в стране, где немало полуграмотных и вовсе неграмотных жителей. «У нас всё не так, как в Европе, у нас нельзя кивать на европейские примеры. Народ ещё слишком непосвящён, необразован, его легко обмануть, в нём много детскости. Ему не конституция нужна, а самодисциплина, порядок, трудолюбие и чувство ответственности. И ещё – главное – вера в Бога. Так много безрадостного вокруг, я часто плачу и не знаю, как помочь Ники»,- писала Государыня Сестре Виктории весной 1906 года.

Правота тревожных мыслей св. Царицы подтверждена дальнейшим ходом событий. На следующий день после обнародования Манифеста, 18 (31) октября 1905 года, толпы смутьянов с красными флагами ходили по улицам городов, а в Петербурге даже постреливали (Петросовдеп выпускал подстрекательскую газету «Известия», эсер и масон Б.Савинков (В.Ропшин) писал, что ещё зимой 1904/05 годов член «финской партии активного сопротивления» К.Циллиакус сообщил ЦК эсеров и социал-демократов (РСДРП), что через него русские революционеры получили от миллионеров США 1 млн. французских франков с условием, что эти деньги пойдут на вооружение «народа» и распределятся между всеми революционными партиями; ЦК «принял эту сумму, вычтя 100 тыс. франков на Боевую Организацию» Савинкова).

Манифест 17 (30) октября 1905 года – важнейший переломный момент в правлении св. Николая II и в истории Государства Российского. Прошло лишь одиннадцать лет со дня кончины Царя Александра III, и его Сын, клявшийся перед Богом сохранить в неприкосновенности оставленную ему в наследство Царскую Власть, вынужденно пошёл на немыслимые отступления от исконных основ и принципов Самодержавия. Подписав либеральный документ, составленный Витте и К* (один И.Горемыкин, будущий глава Совета Министров, помог вставить в проект Манифеста слова Государя: «Даруемые Нами ныне населению государства Нашего права народного представительства»), св. Царь попытался избежать кровопролития и разрастания революционного движения в стране.

Может сложиться впечатление, что св. Царь в проигрыше, а сторонники реформ и враги России – на коне. Но это не так: по сути, Манифест ОБЕССМЫСЛИЛ революционное движение (бороться стало не за что), наперёд поставил под сомнение все требования либеральной оппозиции (она по-лучила вполне законно всё, о чём мечтала). Правильность такого заключения подтверждает факт нового раскола в обществе: «левые» до хрипоты спорили о будущем России; более умеренные соглашались просто на совещательное собрание; другие требовали настоящего парламента («на западный манер»); социалисты желали демократической республики и не видели иного пути к ней, кроме вооружённого восстания; патриоты-монархисты в срочном порядке объединялись в организации типа «Союза Русского Народа». Уже красным флагам противостояли традиционно русские символы, уже «Интернационал» встречали пением «Боже, Царя храни!». Так, в Москве был убит большевик Н.Бауман, ветеринар, возглавлявший красную демонстрацию у Таганской тюрьмы. Его похороны 20 октября (2 ноября) 1905 года переросли в вооружённое столкновение демонстрантов с казаками и так называемыми «черносотенцами» — патриотически настроенным народом. В перестрелке погибло шесть и ранено около ста человек. Вообще же за неделю после вступления в силу Манифеста – только за неделю! – по всей России произошло до ста погромов, в ходе которых убили 3 тыс. и ранили около 10 тыс. человек, а в Томске двести красных демонстрантов даже были живьём сожжены в театре, где они пытались укрыться от разъярённого народа. А ведь это только начало страшного кровопролития, которое случится в дальнейшем!..

Несмотря на то, что Витте был назначен председателем Объединённого Совета Министров, власть заметно уплывала из его рук, а Государь явно симпатизировал А.Трепову, который стал, как пошловато писал в мемуарах Витте, «…самым интимным и сильным советчиком Государя, так что я должен был нести всю ответственность, а он – управлять…». Но когда в Петербурге возобновились забастовки, именно Трепов, а не Витте отдал войскам необходимый приказ: «Холостых залпов не давать и патронов не жалеть!». Действительно, желаемые свободы были предоставлены, св. Царь до последней возможности не прибегал к вооружённой силе, но его к этому вынудили революционеры, которым пришла пора отвечать за нарушение закона. Кроме того, Монархия была обязана оправдать надежды истинных патриотов. Монахиня Нектария (Мак Лиз) писала по поводу ответственности: «Многие писатели обвиняли Царя Николая и Царицу Александру в пассивном фатализме, будто… они верили.., что нельзя бороться со злом, попущенным Богом. Но это несправедливо; они верили, что воля человеческая свободна и что люди ответственны в этой свободе».

В Кронштадте, Севастополе, Николаеве бунтовали матросы, на селе участились крестьянские мятежи, сопровождавшиеся в Центральной и Восточной России нападениями на помещичьи усадьбы. В индустриальных центрах возникали Советы Рабочих Депутатов («совдепия»), бунтовало курляндское и эстляндское мужичьё. Таков был результат подрывной революционной пропаганды. Свободная пресса подливала масла в огонь (М.Горький, А.Белый, А.Блок были масонами), требуя всеобщей амнистии, отмены смертной казни, создания народной милиции (даже любимец всех интеллектуалов К.Бальмонт писал: «Рабочий, только на тебя надежда всей России»). Строго говоря, шла не «репетиция Октября», как выражались советские историки, шла репетиция братоубийственной войны, которую через двенадцать лет развязали масонские иудо-коммунисты Ленина.

С.Ольденбург привёл в своих трудах слова спасовавшего перед смутой Витте: «Если бы при теперешних обстоятельствах во главе правительства стоял Христос, то и Ему не поверили бы!» Пытаясь обелить себя, Витте забыл, что Господь стоял (и стоит!) за каждым верным сыном России, а не только за св. Царской Семьёй, и так же подвергался насмешкам и издёвкам, так же был предан и принял мученическую смерть. Но Он не мог вмешаться в земные дела людей: Бог Отец не велел отнимать у них свободную волю, без которой они погибли бы, хотя мятежники и те, кто их подстрекал, сами себя лишили прощения Божия, став не Его сынами, а сынами «князя мира сего».

Чтобы кончить с бунтами, Витте вынужденно умерил свой либерализм и обратился к решительному человеку – министру Внутренних Дел П.Дурново. Этот шаг означал провал проводимой Витте либеральной реформации. Пришло время адекватной реакции Монархии на разгул революционного террора и анархии: ввели осадное положение в Польше; подавили мужицкие мятежи в Центральной и Восточной России; в Эстляндию и Курляндию направили войска под командованием генерала Орлова. Карательные меры были суровыми — расстрел и повешение…

В такой напряжённый для государства момент св. Царской Семье был представлен 1 (14) ноября 1905 года в Петергофе Г.Распутин. В дневнике св. Царя есть запись: «Пили чай с Милицей и Станой. Познакомились с человеком Божьим – Григорием из Тобольской губернии».

Стана (Анастасия) и Милица – сёстры, знатные уроженки Черногории (при нашем Дворе их так и называли «чёрными сёстрами»). Стана носила титул герцогини Лейхтенбергской, но всеми правдами и неправдами добилась расторжения церковного брака с супругом-герцогом, чтобы выйти замуж за Великого Князя Николая Николаевича. Для этого требовалось согласие Государя, а не только иерархов Православной Церкви, которой св. Царь был в России высшим земным покровителем. Его Величество по своей доброте душевной сжалился над чувствами Николая Николаевича и после долгих колебаний согласился на его брак с Анастасией Лейхтенбергской, хотя св. Царица считала личные чувства недостаточным основанием для расторжения церковного брака, особенно если в этом браке уже рождены дети. Так обе Черногорки оказались при русском Дворе, и, смею предположить, что для них бракоразводный процесс не был таким уж бескорыстным и чисто сердечным результатом отношений Анастасии с Великим Князем Николаем Николаевичем: уж больно напористыми кажутся эти сёстры.

Именно Черногорки «открыли» Г.Распутина (1869-1916), именно они, как писал А.Боханов в книге «Романовы. Сердечные тайны», «первыми среди аристократии начали принимать в своих дворцах этого странного человека, …уже к началу ХХ века снискавшего славу врачевателя душ и провидца». Знакомство состоялось в 1903 года в Киеве, на подворье Киево-Михайловского Златоверхого мужского монастыря, когда сёстры приехали на моление в Киево-Печерскую Лавру. Они сразу увидели в Распутине человека, обладавшего «большим духовным даром». Милица была потрясена «магическим огнём» в глазах Григория и после непродолжительной беседы пригласила его к себе в столицу. Анастасия смотрела на мир глазами старшей сестры, всегда вторила ей и, естественно, тоже «воспламенилась». К тому времени слава Распутина ещё не достигла Петербурга, и Черногорки устроили ему там «премьеру». В своих усадьбах Знаменка и Сергеевка под Петергофом Милица и Анастасия сделали Распутина частым и желанным гостем. Он посещал сестёр и в их петербургских дворцах. Любопытно, что не только Великий Князь Пётр Николаевич (Супруг Милицы), но и «бесстрашный вояка», командующий Гвардией Великий Князь Николай Николаевич вполне разделяли привязанности к Распутину своих жён и с упоением слушали «духовные откровения» Григория, находя для себя много важного, необычного, «захватывающего».
Черногорки активно расхваливали Распутина при встречах со св. Царской Четой, уверяя, что «старец», кроме дара провидца, владеет и способностью лечить недуги, перед которыми пасует медицина. Милица, например, рассказала: у её сына Романа, которого когда-то успешно лечил от падучей французский «целитель» Филипп, вновь появились признаки болезни, и Григорий помог. Вот этими-то способностями «старца» особо заинтересовалась св. Царица: у неё на руках был неизлечимо больной Сын, единственный законный Наследник Престола, и она не могла не использовать этот шанс, т.к. традиционная медицина была бессильна перед гемофилией. Она не предавала Бога и в то же время доверилась Григорию. И «старец» вполне оправдал её надежды, не раз спасал св. Царевича Алексея, часто находясь даже вдали от него. В глазах св. Царицы Григорий был чудотворящим старцем, она верила, что этот дар от Бога. Вот примеры, описанные А.Бохановым в книге «Николай II»: «В конце 1907 года Распутин, оказавшись рядом с заболевшим Наследником, «сотворил молитву», и положение малыша улучшилось. …Целитель способствовал выздоровлению и по телефону, и такие эпизоды описаны очевидцами. …В богатой петербургской квартире собралось небольшое общество. Пьют чай. Разговаривают. Старец наставляет. …Раздаётся телефонный звонок из Царского Села, и к телефону подходит Распутин. …Происходит следующий диалог: «Что? Алёша не спит? Ушко болит? Давайте его к телефону. Ты что, Алёшенька, полуночничаешь? Болит? Ничего не болит. Иди сейчас ложись. Ушко не болит. Не болит, говорю тебе. Слышишь? Спи!» …Через несколько минут раздался новый звонок и «отцу Григорию» сообщили, что у Алёши ухо не болит. Он спокойно заснул». О несомненных психотерапевтических способностях этого сибирского крестьянина сохранилось достаточно свидетельств. Факт, что подобное дарование у него было, можно считать исторически установленным. …Кроме того, она… на себе испытала (речь идёт о св. Царице.- Е.М.) удивительные целительские способности Григория. Он неоднократно избавлял её от мигреней, снимал сердечные спазмы.

Теперь подробнее, кто же такой был Григорий Распутин? Он родился и вырос в семье крестьянина-середняка Ефима Распутина, женился в начале 90-х годов XIX века на скромной девушке Прасковии, которая родила ему сына Дмитрия, дочерей Марию (Матрёну) и Варвару. Они жили самой обычной для крестьян жизнью, Григорий нигде не учился, лишь впоследствии смог научиться выводить слова, но техникой письма так и не овладел. Странный перелом произошёл у Григория в тридцать лет, когда он посетил Верхотурский Свято-Николаевский мужской монастырь в Пермской губернии. Один односельчанин Григория вспоминал: «Спустя несколько недель после ухода Распутина в Верхотурье, я… поехал в Тюмень и дорогой встретил возвращавшегося… Распутина, причём на этот раз он мне показался… ненормальным. Возвращался тогда он домой без шапки, с распущенными волосами и… всё время что-то пел и размахивал руками». Другой житель села Покровского говорил почти о том же: «На меня в то время Распутин произвёл впечатление человека ненормального: стоя в церкви, он дико осматривался по сторонам, очень часто начинал петь неистовым голосом». Григорий истязал себя жесточайшими постами, много часов кряду исступлённо молился. Дальше началось его паломничество. Он бывал во многих обителях России, на Афоне, в Иерусалиме. В родном селе вокруг него образовался маленький кружок из родственников и друзей: молились пели псалмы и религиозные песни. К своему появлению в Петербурге Распутин хорошо знал Священное Писание, мог подолгу вести беседы на религиозные темы. Он обладал природным умом, был по-крестьянски сметлив, имел удивительную интуицию. Это создавало образ сильный и цельный, производивший особое впечатление на слабых, находившихся в глубоких колебаниях и сомнениях людей (св. Царская Семья к их числу не принадлежала).

Многие называли Распутина «старцем». И в этом нет ничего необычного: старчество имело у нас давние, глубокие традиции, являлось неотъемлемой частью православия, но не было ни священничеством, ни монашеством, пользовалось огромным уважением и авторитетом – считалось, на-пример, что старец опытом своей жизни постиг бесценные христианские добродетели. Ф.М.Достоевский писал в романе «Братья Карамазовы»: «Старец – это берущий вашу душу, вашу волю в свою душу и в свою волю. Избрав старца, вы от своей воли отрешаетесь и отдаёте её ему в полное послушание, с полным самоотречением. Этот искус, эту страшную школу жизни обрекающий себя принимает добровольно в надежде после долгого искуса победить себя, избегнуть участи тех, которые всю жизнь бродили, а себя не нашли. Изобретение это, то есть старчество,- не теоретическое, а выведено на Востоке из практики, в наше время уже тысячелетней. Обязанности к старцу не то, что обыкновенное послушание, всегда бывшее в наших русских монастырях. Тут признаётся вечная исповедь всех подвизающихся старцу и неразрушимая связь между связавшим и связанным».

В отрыве от исторических традиций и веками укреплённых народных представлений о нравственной жизни понять феномен Распутина крайне трудно. Православные люди нуждались в наставнике-единоверце, духовном друге, поводыре, советчике, указующим верный путь в жизни. Православные всегда ждали чудес, знамений, отражающих Божий Промысел, а их толкователи исстари были Божьи люди, первые из которых – старцы. Они — безусловные праведники, благочестивые христиане, строго соблюдающие все каноны веры. Уже по одному этому Распутин обязан был держаться (и держался) в строгих рамках, разрушение которых уничтожало бы тотчас и его образ.

Почти все первые десять лет своего «старчества» Распутин бывал в Петербурге наездами, не имея собственного жилья и пользуясь гостеприимством почитателей, которых было не так уж мало, вопреки расхожему мнению. В частности, ему давал кров архимандрит Феофан (Быстров), инспектор, а позже ректор Петербургской Духовной Академии. Но «Гришка» попал к нему не вдруг: вначале он «покорил» Казанского епископа Хрисанфа, получил от него рекомендацию к ректору Академии епископу Сергию (Страгородскому), будущему Патриарху Сергию, а тот в свою очередь представил Распутина архимандриту Феофану и профессору Академии иеромонаху Вениамину. Когда точно это всё «завязалось»? Есть лишь примерная дата: 1903 год.

Архимандрит Феофан симпатизировал «Гришке», видя в нём «носителя» новой и истинной силы веры». Интересно, что Распутин не оставил равнодушным даже такого сильного проповедника, авторитетного и благочестивого пастыря – праведного Иоанна Кронштадтского и получил от него благословение. Однако всё бы, возможно, так и прошло мимо св. Царской Семьи, не будь Феофан духовником Великого Князя Петра Николаевича и его Супруги Милицы. В 1917 году, давая показания Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного Правительства, Феофан сказал: «Он, Распутин, не был ни лицемером, ни негодяем. Он был истинным человеком Божьим, явившимся из простого народа. Но под влиянием высшего общества, которое не могло понять этого простого человека, произошла ужасная духовная катастрофа, и он пал». Звучит, конечно, красиво, и общество не отличалось крепкой верой (на рубеже XIX-XX веков были очень востребованы спиритизм, столоверчение, оккультизм (чего стоит одна Е.Ган (Блаватская) и т.п.!). Но так ли всё было на деле, как говорил Феофан о Распутине, или отец архимандрит сам стал жертвой всеобщей предреволюционной истерии, сказать нельзя, как нельзя полностью доказать или опровергнуть большинство растиражированных «эпизодов падения» Распутина.

В самом факте встречи св. Царской Четы с «Гришкой» нет ничего исключительного: Их Величества часто встречались с Божьими людьми. К примеру, 14 (27) января 1906 года Государь записал в дневнике: «В четыре часа к нам пришёл человек Божий Дмитрий из Козельска около Оптиной пустыни. Он принёс образ, написанный согласно видению, которое он недавно имел. Разговаривали с ним около полтора часа».

Успех Григория объяснялся просто: просвещённое русское общество переживало те же потрясения, что и вся богоносная Русь. Это требовало разрядки, выхода. Простолюдины бунтовали, а «интеллектуалы» находили отдохновение в неправославных занятиях, о которых я упомянул, хотя понятно – только Церковь могла быть единственным «психотерапевтом» для всех. Но Церковь требовала неукоснительного соблюдения Закона Божия, а спириты и лжепророки этого не требовали, «облегчая» жизнь заблудшим душам. И Распутин ничего нового изобретать не стал, никаких строгостей не применял: он просто занимался предсказаниями, вёл тонко продуманные беседы, умело приукрашивая свои речи Божьим словом, что выгодно отличало его от обычных спиритов и ясновидцев. Некоторые его предсказания сбывались целиком, а некоторые – лишь наполовину. Интересно, были ли такие, которые вообще не сбылись?..

Знавший «Гришку» в начале его питерской «карьеры» полковник Д.Ломан рассказал следователю ЧСК Временного Правительства: «Познакомившись с Распутиным, стал его посещать с женою, …и он бывал у меня, но встречи наши не были часты. В то время Распутин вёл себя безукоризненно, не позволял себе ни пьянства, ни особого оригинальничанья. Подобно доктору, ставящему диагноз при болезни физической, Распутин умело подходил к людям, страдающим духовно, и сразу разгадывал, чего человек ищет, чем волнуется. Простота… и ласковость, которую он проявлял к собеседникам, вносили успокоение…».

Кстати о докторе. Дочь И.Прохорова — последнего владельца Трёхгорной мануфактуры – Вера Прохорова в книге «Четыре друга на фоне столетия» писала: «Брат моей бабушки со стороны мамы — Евгений Сергеевич Боткин, врач Николая II, рассказывал, что там (при Дворе.- Е.М.) был врач Бадмаев – друг и пособник Распутина, именно благодаря Бадмаеву Наследнику становилось плохо, аккурат в те дни, когда Распутин уезжал, и Императрица думала, что здоровье Сына связано с присутствием Распутина. А Бадмаев просто Цесаревичу что-то подмешивал в еду».

Вместе с популярностью «Гришки» росли и компрометирующие его слухи, которые появлялись даже в петербургских газетах, хотя были явно недостоверны, но будоражили воображение даже образованных обывателей. Например, много шума натворил рассказ журналиста И.Манасевича-Мануйлова, в погоне за «сенсацией» поданный как доверительное признание «старца Григория»: «Будучи в Сибири, у меня было много поклонниц и среди этих поклонниц есть дамы, очень близкие ко Двору. Они приехали ко мне в Сибирь и хотели приблизиться к Богу. …Приблизиться к Богу можно только самоунижением. И вот я… повёл всех великосветских – и в бриллиантах и дорогих платьях,- …в баню (их было семь женщин), всех раздел и заставил меня мыть». Ставка грамотно делалась на воображение погрязшего в однообразных буднях обывателя, которое не выдерживало красочной, производившей колоссальное впечатление картины: светские дамы «в бриллиантах и дорогих платьях» моют в бане деревенского мужика. Надо удивляться не тому, что подобные курьёзы публиковали, а тому, что им безусловно верили, пересказывали, смакуя подробности, добавляя от себя детали и возмущаясь «Гришкой». Однако все эти «сенсации» имели скверные последствия: они порождали не одни лишь слухи, они давали повод для насмешек над светом, затем над Императорским Двором, а затем и над св. Царской Семьёй, хотя Государь относился к «старцу» равнодушно, да и благодарность св. Царицы к Черногоркам со временем пошла на убыль, т.к. выяснилось их стремление использовать Распутина для влияния на св. Царя, чтобы добиться новых выгод и субсидий для Черногории. Полный разрыв произошёл в 1909 году. С тех пор «чёрные сёстры» видели св. Царскую Чету лишь на официальных приёмах, где, по свидетельству княгини З.Юсуповой, «…ходили, как зачумлённые, так как никто из царедворцев к ним не подходил».

Газетные «клубнички» и великосветские сплетни о Распутине привели к безобразным пересудам о св. Царской Семье и вообще о власти, создавая преступную, никак не способствовавшую единению общества с властью атмосферу в преддверии события общероссийского значения – выборов в Государственную Думу.

8 (21) декабря 1905 года св. Царь написал Марии Феодоровне: «У меня на этой неделе идут очень серьёзные и утомительные совещания по вопросам о выборах в Государственную Думу (Витте и К* сыграли на этих совещаниях отрицательную роль.- Е.М.). Её… судьба зависит от разрешения этого важнейшего вопроса. Ал. Оболенский с некоторыми лицами предлагал ВСЕОБЩИЕ ВЫБОРЫ (вы-делено мной.- Е.М.), но я вчера это… отклонил. Бог знает, как у этих господ разыгрывается фантазия». Оболенский думал сделать выборы общими, прямыми, равными и тайными (знакомая нам теперь «четырёххвостка»). Нет сомнений, что «четырёххвостка» в России 1905 года привела бы не просто к социальным потрясениям, а к крушению нашей Монархии. В этом отношении то, что предложила власть (пропорциональную систему выборов), кстати, при расчётливо-быстрой поддержке Витте, было максимумом допустимого. В крестьянской стране, где большинство жителей ничего не понимало в политике, «четырёххвостка» вела к победе безответственных демагогов, и в Думе засе-дали бы преимущественно адвокаты. Поэтому был сохранён заявленный ещё Булыгиным сословно-куриальный принцип, и выборы стали многоступенчатыми. Создавалось четыре курии: землевладельческая, городская, крестьянская и рабочая. На 90 тыс. рабочих, 30 тыс. крестьян, 4 тыс. горожан и 2 тыс. землевладельцев приходился 1 выборщик. Такой принцип давал преимущество состоятельным сословиям, но в то же время гарантировал присутствие в Думе действительно крестьян и рабочих, а не тех, кто лишь выступал от их имени. Общая численность Думы определялась в 524 депутата. Закон о выборах в Думу приняли 11 (24) декабря 1905 года в разгар мятежа в Москве. Витте пытался в начале своего премьерства уверить Государя, что Дума будет ему «опорой и помощью», но св. Царь однажды не выдержал и заметил: «Не говорите мне этого, Сергей Юльевич, я отлично понимаю, что создаю себе… врага, но утешаю себя мыслью, что мне удастся воспитать государственную силу, которая окажется полезной для того, чтобы в будущем обеспечить России путь спокойного развития, без резкого нарушения тех устоев, на которых она жила столько времени (его мудрые ожидания, увы, не сбылись.- Е.М.)». Экстремисты, например, большевики-ленинцы призвали к бойкоту выборов, надеясь на народное восстание. Выборами пренебрегли эсеры и небольшие объединения правых.

Ещё с конца осени 1905 года Петросовдеп открыто готовил вооружённое восстание, но его вовремя «обезглавили», арестовав сорок девять членов Исполнительного Комитета вместе с его председателем Хрусталёвым-Носсаром. Тогда в Москве вспыхнул давно зревший мятеж, организованный либерально-революционной интеллигенцией, пресловутой «общественностью», и Моссовдепом. В мятеже участвовало более 100 тыс. человек и делегаты от двадцати девяти железных дорог, проводившие в Москве конференцию. Мятежников вооружили охотничьими ружьями и револьверами. Эсеры и коммунисты наскоро сформировали из них так называемые «боевые батальоны» (банды), в задачу которых входило привлечение на сторону бунта солдат. Осведомлённый об этом Витте с одобрения св. Царя назначил Московским генерал-губернатором известного своей твёрдостью генерал-адъютанта (1905) и адмирала (1906) Ф.Дубасова, который прибыл в Москву 5 (18) декабря 1905 года. На приёме в администрации он сказал: «В этой самой Москве, где бьётся сердце России горячей любовью народа к Родине, свила себе гнездо преступная пропаганда. Москва стала сборищем и рассадником людей, дерзко восстающих для разрушения основ порядка… Я не поколеблюсь ни на одну минуту и употреблю самые крутые меры: я буду действовать, как повелевает мне долг».

9 (22) декабря 1905 года вооружённые мятежники захватили здание Реального Училища Фидлера, превратили его в крепость, но были окружены и после безуспешных переговоров о сдаче разгромлены огнём полевой артиллерии. Ответом стали баррикады. По ночам бандиты стреляли с крыш и из окон домов в городовых и казаков, пытавшихся разобрать баррикады. В рабочем квартале Пресня они оказали особенно упорное сопротивление. 15 (28) декабря 1905 года из Петербурга прибыли 16-й пехотный Ладожский полк и Лейб-Гвардии Семёновский полк, которым командовал генерал Г.Мин. Мятеж был окончательно подавлен уже 18 (31) декабря 1905 года. В отместку революционеры устроили охоту на генерала Г.Мина и убили его на станции в Новом Петергофе 13 (26) августа 1906 года (на панихиде присутствовала св. Царская Чета). Свободная пресса печатала уродливые карикатуры на семёновцев, выставляя их пьяными, тупыми убийцами…

Государь писал Марии Феодоровне в Данию 15 (28) декабря 1905 года: «Как ни тяжело и больно то, что происходит в Москве, но мне кажется, что это к лучшему. Нарыв долго увеличивался, причинял большие страдания и вот наконец лопнул. В первую ночь восстания из Москвы сообщали, что число убитых и раненых доходит до 10 тыс. чел.; теперь, после шести дней, оказывается, что потери не превышают 3 тыс. В войсках, слава Богу, немного убитых и раненых. Гренадеры ведут себя молодцами после глупейшего бунта в Ростовском полку, но начальство очень вяло, а главное, Малахов очень стар. Дубасов надеется, с прибытием двух свежих полков, быстро раздавить революцию. Дай Бог!».

Наряду с драматическими событиями в Москве началась анархия в Сибири: к моменту окончания Японской войны в Маньчжурии скопилась армия в 1 млн. человек, включая 100 тыс. демобилизованных и запасных, стремившихся вернуться в Россию. Питаясь только слухами о сотрясавших Российскую Империю бунтах, эти люди попадали под влияние агитаторов-революционеров. Дисциплина ослабла, и к концу декабря 1905 года весь Великий Сибирский Путь был забит эшелонами бандитствующей солдатни. Начальство растерялось, прекратилась прямая телеграфная связь с генералами Линевичем и Куропаткиным, так что пришлось прибегнуть к телеграфной связи через Шанхай. На многих станциях Великого Сибирского Пути возникли стачечные комитеты, устанавливалась бунташная местная власть. Государю пришлось приказать генералу барону Меллер-Закомельскому навести порядок. Генерал немедленно создал преданный Монархии отряд из двухсот варшавских гвардейцев, и в новогоднюю ночь они выехали из Москвы на экстренном поезде. Когда в нём выявили двух агитаторов, их просто на полном ходу выбросили из вагона. На двух станциях были расстреляны стачечные комитеты, но на одной из них революционная толпа всё же превратила здание станции в крепость и оказала вооружённое сопротивление, которое быстро подавили винтовочным огнём. Ещё несколько таких фактов, переданных телеграфом по всему Великому Сибирскому Пути, оказалось довольно, чтобы все бунтари сдались 20 января (2 февраля) 1906 года. Эта экспедиция показала, как вовремя проявленная решительность может предотвратить большое кровопролитие. «Эта неделя Рождественских праздников была много спокойнее прежних,- писал Государь Марии Феодоровне.- Как и следовало ожидать, энергичный образ действий Дубасова и войск в Москве произвёл в России самое ободряющее впечатление. Конечно, все скверные элементы упали духом и на Северном Кавказе и на юге России, также и в сибирских городах. …В прибалтийских губерниях восстание всё продолжается. Орлов, Рихтер и другие действуют отлично; много банд уничтожено, дома их и имущество сжигаются. На террор нужно отвечать террором. Теперь сам Витте это понял» (письмо от 29 декабря 1905 года (11 января 1906 года).- Е.М.).

Важно заметить, что никто из участников подавления бунтов в 1905-1906 годов не получил ни одного повышения в чине, ни одной медали, ни одного ордена: св. Царь считал происходившее братоубийственной войной, а награды в такой войне – неуместным и не богоугодным делом. Много позже, когда по России гуляла Гражданская война, этому примеру св. Царя последовали во всех известных мне Белых Армиях – Народной, Добровольческой, Сибирской, Северо-Западной и Донской.

9 (22) февраля 1906 года отряд Меллер-Закомельского был представлен Государю в Царском Селе.

Контролируя подавление бунтов, Витте продолжал реформы, несмотря на неблагоприятную ситуацию в стране, с согласия и при поддержке св. Царя, явно злоупотребляя его терпением и своим положением. Он распорядился восстановить конституцию Великого Княжества Финляндского, издал временные положения, касавшиеся свободы печати, ассоциаций, собраний, разрешил рабочие профсоюзы, предпринял попытку ввести в действие первую систему государственного социального страхования и сделал первые шаги к облегчению жизни крестьян, в частности, немного снизил выкупные платежи за землю, существовавшие ещё с реформы 1861 года, т.к. при освобождении крестьян от крепостной зависимости правительство выплатило помещикам всю сумму вы-купа сразу, а крестьяне погашали её в течение сорока девяти лет по 6% в год, причём платежи начисляли, исходя из величины оброка, который крепостные платили до освобождения своему хозяину индивидуально, то есть по своим возможностям, а не всем землевладельцам одинаково.

Витте особенно усердствовал на заседаниях по учреждению Государственной Думы и Государственного Совета. Предполагалось отвести Государственному Совету роль верхней палаты на манер западного парламента, чтобы притормаживать либеральные устремления Думы, если бы таковые имелись. Одна половина Государственного Совета назначалась Государем, а другая выбиралась земствами, дворянством, купечеством, промышленниками. Витте уверял, что Дума и Государственный Совет должны были не диктовать Монарху линию поведения, а лишь сообщать ему своё мнение по тем или иным вопросам. Таким образом, св. Царь, ограничивая свои полномочия со стороны законодательной власти, сохранял за собой контроль за исполнительной властью. Необходимость этого была слишком явной, потому что на одном из заседаний возник вопрос об отчуждении у Императорской Фамилии земель (Уделов), управлявшихся министром Двора. Это отчуждение отчасти нарушало «Учреждение об Императорской Фамилии», потому что, как сказано в книге «Столетие Уделов», «…желая обеспечить состояние Императорской Фамилии на вечные времена БЕЗ ОТЯГОЩЕНИЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО БЮДЖЕТА (выделено мной.- Е.М.), …Павел I с изданием «Учреждения…» отделил для этого особые недвижимые имущества, числившиеся в составе государственных владений под именем дворцовых волостей и деревень, назначил доходы от них исключительно на содержание Особ Царствующего Дома. Имениям этим дано было наименование Удельных, а для заведования ими учреждено было отдельное ведомство – Департамент Уделов (будущее Министерство Императорского Двора и Уделов.- Е.М.), с особым министром во главе (такого самоограничения не знала ни одна Монархия Европы, не говоря уже о «генсеках», президентах и олигархах! — Е.М.)».

По поводу отчуждения Удельных Земель у Дома Романовых Мария Феодоровна написала Государю из Амалиенборга 16 (29) января 1906 года: «Теперь я хочу… поговорить об одном вопросе, который меня очень мучает и беспокоит. Это насчёт КАБИНЕТНЫХ И УДЕЛЬНЫХ Земель, которые ЭТИ СВИНЬИ хотят отобрать по программам разных партий. …Нужно, чтобы все знали УЖЕ ТЕПЕРЬ, что до этого никто не смеет даже ДУМАТЬ КОСНУТЬСЯ, т.к. это ЛИЧНЫЕ И ЧАСТНЫЕ ПРАВА Императора и его Семьи. БЫЛО БЫ ВЕЛИЧАЙШЕЙ И НЕПОПРАВИМОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ОШИБКОЙ УСТУПИТЬ ЗДЕСЬ хоть одну копейку, это вопрос ПРИНЦИПА, всё БУДУЩЕЕ от этого зависит. Невежество публики в этом вопросе так велико, что никто не знает начала и происхождения этих Земель и капиталов, которые составляют частное достояние Императора и не могут быть ТРОНУТЫ, ни даже стать предметом обсуждения: это НИКОГО не касается, но нужно, чтобы все были в этом убеждены».

Св. Царица, естественно, была одного мнения с Марией Феодоровной, и они были абсолютно правы, проявляя заботу о сохранности авторитета Монархии в глазах мирового сообщества и патриотов объединившихся вокруг «Союза Русского Народа». Это стало очевидным через десять дней после Манифеста 17 (30) октября 1905 года, когда 27 октября (9 ноября) 1905 года Государь написал из Петергофа Марии Феодоровне: «В первые дни после Манифеста нехорошие элементы сильно подняли головы, но затем наступила сильная реакция, и вся масса преданных людей воспряла. Результат случился понятный и обыкновенный у нас: народ возмутился наглостью и дерзостью революционе ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)

Свидетельство о публикации (PSBN) 5674

Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 11 Ноября 2017 года
Писатель и историк Е.Ю.Морозов
Автор
Монархист, русофил, ученик Ильи Глазунова. Прозаик, поэт, сценарист.
1






Рецензии и комментарии 0



    Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы оставлять комментарии.

    Войти Зарегистрироваться
    Князь Касбулат Черкасский 2 +2
    В ту ночь захоронения не было 0 +1
    "Если Россия - это Жванецкий,то это не моя Россия" 2 0
    СЛОВО О СВЯТОЙ ЦАРСКОЙ СЕМЬЕ И РОССИИ. От автора 0 0
    Причины Соляного бунта 1648 года 0 0