АНИ

Әни
1
Мой отец называл ее Әни (ани), то есть, мама. Со стороны это слышалось и воспринималось так мило, что мне, в те далекие годы, будучи еще малышкой, казалось, будто он так обращается к нашей бабушке по имени. Тогда я была, еще той фантазеркой, порой доброй, но в ряде случаев, сердитой и возмущенной. И, пожалуй, больше всех внуков я обожала бабушку, как самого близкого мне человека, хотя и не понимала этого до конца. Просто любила ее, такой, какая она была, тянулась к ней постоянно, большую часть своего времени находясь рядом, в ее простом и скромном жилье, в виде комнатушки без всяких удобств. А мой средний брат тогда имел дурную привычку постоянно обижать меня и поэтому, ощущая дикий дискомфорт в нашем доме, я постоянно убегала к бабуле; чему-то училась у нее, с удовольствием слушая поучительные истории, а может, и выдумки, что-то познавала. Она умело и забавно рассказывала интересные сказки про Ходжу Насреддина, тем самым веселя себя и меня, а порой, как-то откровенно и душевно делилась со мной маленькими событиями и приключениями своей жизни. Это было так захватывающе, что я слушала с большим вниманием, не особо стараясь запоминать, просто пыталась понять ее, представляя каждый эпизод из ее удивительных историй, как наяву. Мне тогда казалось, что я знаю о ней все, или, ну, по крайней мере, больше, чем другие. Бабуля была очень добра по отношению комне, всегда интересна в общении, и, похоже, пользовалась большим уважением со стороны своих знакомых. Несмотря на тяжелые моменты в ее сложном жизненном пути, она была отзывчивой и позитивной, умела радоваться любым мелочам. А поскольку существенно отличалась от нас по национальным признакам, которые мы не понимали и не замечали, считая, что так и должно быть, она с неким ликованием поясняла, что имеет татарские корни. Впрочем, я именно так всегда и думала, пока плотненько не соприкоснулась в будущем с некими обстоятельствами. Видимо, всему свое время.
Пройдут годы, наши пути-дороги будут складываться настолько контрастно; впереди, или, уже позади, останется столько слез, страданий, горечи и прочих невзгод! У каждого из нас сложится своя судьба и история, а мне, на определенном участке маршрута предстоит еще, не только выстоять, но и по ходу случайных встреч, выяснить некоторые моменты и обстоятельства из нелегкой судьбы близкого мне человека, которую многие называли просто, Марией.
Виват тебе, моя дорогая Мария-Магрифа! — мой бесценный и родной человек, странник, такой же, как и я. Впрочем, это, скорее всего я, в чем-то такой же бродяга-путник, как она.
Видимо судьбе было так угодно, спустя годы узнать много интересных моментов из жизни бабушки, которую любила я, но, к сожалению к которой, с неким пофигизмом относились мои старшие два брата и сестра. Кто бы мог подумать, что тяжелые события последних лет вновь сведут меня с нитями прошлого, и я, как в далеком детстве, окунусь с головой в интересные детали давно прошедших дней.
Жаль, что наша жизнь коротка, не успеваешь опомниться, а за плечами уже целая громада событий, ошибок, пройденных дорог и лет. Но несмотря на короткий век, некие субъекты умудряются сделать столько гадости на своем пути, причем осознанно, оставляя после себя мрачные воспоминания, а такие, как наша бабушка, сохраняют в памяти самым теплый отзыв.
Годами позже я подарю миру, что создала вокруг себя, в виде друзей и близких, чудную повесть с продолжением, о нелегкой судьбе на рубеже двадцатого столетия, затрагивая все стороны развития, как на постсоветском пространстве, так и в жизни близких мне людей, в том числе и моей бабули. На тот период казалось, что я знаю о каждом из нас все, но события последующих лет сделали свои поправки. И, как оказалось, в чем-то я ошибалась, что-то упустила, а чего-то, вообще не знала… Думала, что моя бабушка татарка, оказалось, башкирка; была твердо уверена, что мой дед Сапар был единственным мужчиной в ее жизни, поскольку о других моментах она не упоминала в беседе, оказалось, что нет. Видимо, настало то самое время, когда следует сделать кое-какие дополнения.
2
Девятнадцатый век подходил к завершающейся стадии. А где-то, в небольшом, древнем ауле возле Перми, появилась на свет малышка, которую родители нарекли благим именем — Магрифа, что в переводе означало, обладающая большими знаниями.
Порой, делясь своими мыслями, я утверждала, что прошла суровую школу жизни, одолевая чудовищные испытания. Впрочем, на моем пути действительно хватало разного рода событий, от которых, даже при воспоминаниях становится больно в душе и на сердце. Но, по сравнению с тем, как жили наши предки, можно четко утверждать, — вот они-то, как раз перебивались и выживали в самое суровое и сложное время. Остается добавить, у каждого момента — своя зарисовка событий.
Отталкиваясь от рассказов Зои, самого последнего ребенка бабушки, в семье, где жила, тогда еще маленькая Магрифа, было еще трое детей, — Латифа, что была намного младше сестры, маленький братик Усман, и имени третьего брата, к сожалению, никто из родственников не знает. А племянница бабы, Рашида, которой на день сегодняшний уже 83 года, утверждает, делая поправку на возраст, что разница между сестрами составляла 11 лет, хотя, я думаю, что эта цифра немного занижена. Но это не главное.
То были тяжелые годы испытаний, где женский труд не ценился вообще, и они трудились не покладая рук наравне с мужчинами, по 14-16 часов в день, без перерыва и выходных, но при этом, им платили меньше. Кто-то работал на заводе, кто-то торговал, а крестьяне, не разгибая спины, работали на полях. Электричества пока еще в ту пору не было, поэтому все пользовались керосином. Люди не знали грамоты, обходились без часов, абсолютно не зная времени. А наша бабушка, так и прожила до конца своих лет, совсем не полагаясь на время; у нее никогда не было даже обычного будильника, не говоря, о самых дешевых часах. Как не посмотреть на эту ситуацию, жила просто в привычку, скромно и достойно. Но, зато она, как и многие мусульманские дети обучилась арабской грамоте. Жизнь по-своему пестрила и рулила в те годы, кто проводил время на балах и пиршествах, а кому-то приходилось рожать в поле. И каждый воспринимал ту жизнь такой, какой она была, успевал жить, радоваться, петь и слагать песни.
Хотя, тогда были и свои, особенные плюсы; экология была не плохой, ее еще не успели загрязнить и испоганить. Но, за отсутствием канализации и прочих современных благих систем, атмосфера во многих населенных пунктах желала быть лучшей. Отовсюду исходило ужасающее зловоние от нечистот, что приводило к катастрофическим последствиям. Люди редко мылись в бане, скудно питались. Из-за этого периодически вспыхивали эпидемии, и, как результат, выживали только сильнейшие, так как голод, тиф, холера и прочие недуги косили всех нещадно. Жизнь становилась все хуже, люди жили в унылых деревянных постройках, больше похожих на сараи. Элементарные для наших дней санитарные нормы не соблюдались, был дефицит бумаги, в том числе и туалетной, о которой, впрочем, тогда мало кто знал. В лучшем случае в неких деликатных целях использовались обычные газеты. Фигурировала низкая продолжительность жизни. Среди людей росло недовольство из-за тяжелых условий существования. Крестьянам приходилось кормить всю страну, несмотря на свое сложное и скудное положение.
Бабушка порой рассказывала, что в ту пору обыденной пищей для многих являлась каша на воде, впрочем, эту школу мне тоже пришлось пройти, да еще и с малолетним сыном. Видимо, история повторяется, к сожалению. Но это все было совсем в другой жизни.
Несмотря на мрачные условия тех далеких лет, мои предки старались как-то выживать. Родители бабушки, как могли, трудились, дети обучались в медресе при мечети грамоте, и молились, каждое утро и вечер. И, вопреки тому, что бабушка не умела читать и писать на русском языке, считая себя не грамотой, она свободно и чисто говорила на нем, а так же на татарском, казахском и родном языках. А при мечети изучала закон Божий на арабском языке, арифметику, чтение, Коран, историю, чистописание, и, даже географию. Так что, уже в ранней юности она неплохо владела сложением, вычитаем, делением и умножением. И, хотя мне частенько в детстве доводилось писать под диктовку письма ее детям, я все равно считала ее вполне грамотной, а главное, смышленой.
Следует отметить, что в те моменты, как и многие дети, я давала себе волю немного пошалить, и, в тех самых письмах под диктовку, пыталась добавить между строк что-то от себя. Но бабуля явно подмечала каждое мое действие, чувствовала и понимала детскую психологию, и поэтому просила прочесть вслух готовое письмо, что-то добавить, или подправить. А у меня по жизни была особенная привычка, вот не любила и не терпела ложь, поэтому и сама в некоторых ситуациях, либо уходила от ответа, либо, просто молчала, но врать не могла, внутренний стержень, как будто сдерживал от подобной непристойной привычки. Так что, перечитывая бабушке свои, небрежно изложенные каракули, невольно чувствовала, как бы свою оплошность. Но она, никогда меня не ругала за эти мелкие погрешности, а наоборот подсказывала, где и как следует правильно что-то выразить. Собственно и письма-то я научилась писать, именно благодаря ей, и это было, наверное, когда я училась уже во втором классе, твердо держала ручку в руках, и, конечно же, допуская уйму ошибок. А куда же без них, на ошибках учатся!
Несмотря на умение хорошо изъясняться на русском языке, при разговоре моя бабушка, как бы нарочито допускала некоторые погрешности, порой, называя себя казачкой, произнося твердо «ч», вместо «ш». А между татарами, казахами и башкирами, у нее, видимо, стоял твердый знак равенства. Собственно, «ш», или «ч», не важно, ведь по сути, если капнуть глубже, то она была права. Ведь правильным будет говорить, именно казак, а не казах, поскольку это уже обрусевший со временем вариант. Изменения в документах, внесенные чиновниками еще при царской России были сделаны, чтобы не путать казаков, имеющих тюркское происхождение, с казаками, из группы русских, украинских и иных народов. И в переводе с казахского языка, казак всегда означал – свободный, независимый и вольный. Наряду с этим, казак, или казах, могло означать – всадник, воин, или кочевник. Впрочем, об этих мелких, но интересных деталях я тоже как-то упомяну в своей прозе и поэмах.
Иногда бабуля и сама писала письма, но, это уже, когда появились обычные шариковые ручки, приблизительно в 1969 году. А до того момента, мы пользовались обычными ручками с перьями, и носили с собой чернильницы, которые, в свою очередь, постоянно ложились на бок и проливались. Это было совсем неудобно, так что с появлением нового изобретения — авторучками, мы были в неописуемом восторге. Но писала она, только своей лучшей подруге, Гизятовой Хажяр, уехавшей на время к детям. С ней бабушка общалась постоянно, и, конечно же, на арабском алфавите. Мне было забавно поглядывать на те, необычные записи, где каждая строка начиналась справа налево. Я просила бабулю научить и меня тоже так писать, она пыталась помочь, но для этого мне надо было знать хотя бы разговорный язык, а учить его, как оказалось, было очень сложно. Потому, как по сей день я, к некому моему стыду, или досаде, владею только русским языком, говорю на нем, пишу и мыслю. Так уж получилось, и винить в этом никого не следует, времена были другие; наши родители старались, чтобы мы не отставали в школе от других детей. Результат получился неожиданным, — своего языка я не знаю, даже на 10%.
Ну а мне тогда оставалось только подписать конверт с адресатом, с которым впоследствии нас еще сведет судьба, и с той самой Хажяр, мы будем на протяжении некоторых лет общаться. Это была восхитительная женщина, грамотная во всех отношениях, подкованная, интересная, к тому же, ярый коммунист в душе и жизни. А какие интересные истории у нее всегда были про запас! Но это было все после. И каждая из затронутых тем в обязательном порядке отразилась на моих творческих страничках, в прозе, песнях или поэзии.
Тем временем, в семье бабушки и ее родителей, наступили трагичные дни. Пропал средний сын, а днями позже, кто-то из местных чиновников принес в их дом окровавленный мешок, где находилось истерзанное тело подростка, заколотое, не то штыками, не то вилами. И на этом беда не закончилась. Впереди Первая мировая война. Повсеместно вспыхивали очаги тифа и прочих эпидемий, переносчиками которых становились обычные вши, насекомые, или грызуны. В частности от тифа в годы Гражданской войны умерло 3 миллиона человек, а заболело почти 30 миллионов.
Морги были до потолка забиты штабелями трупов, не было времени и возможности лечить больных.
С началом очередной эпидемии людей начали ссылать из городов, сел и аулов, запихивая семьями в товарные вагоны, где люди гибли еще по дороге, от болезней, голода и прочих сопутствующих неудобств. Никто из них не знал, в каком направлении идут поезда, и куда их всех везут. На ту пору Магрифе, если ссылаться на утверждения родственников, шел двадцатый год, а Латифе, всего восемь лет. Но, по словам бабушки, она была старше сестры, лет на двадцать, хотя теперь, это не так и важно. Страх доводил людей до отчаяния, и многие, еще не доезжая до очередной станции, пытались бежать, на ходу спрыгивая с вагонов. Уже по дороге, прямо в вагоне от болезни умерли родители моей бабули, там же, по неизвестным причинам пропал и их брат Усман, которому было 12 лет. Возможно, тоже спрыгнул, но следы его пропали бесследно.
На очередных станциях для ссыльных осуществляли санитарную остановку и разрешали запастить водой, хотя, бывало по-разному. Чаще случалось, что по вагонам ходили солдаты, осматривая состояние обреченных людей, выносили мертвых, а больных или умирающих, кололи штыком, видимо, проверяя подобным образом, жив ли человек, а если и жив, то помогали быстрей отправиться на тот свет и не мешать жить другим. Кругом творился невообразимый кошмар, где массово распространялась любая эпидемия. Люди пытались бежать в глушь от мора, подальше от скопления народа.
Не доезжая до очередной предстоящей станции, обмотав себя разным тряпьем и подушками, поскольку люди ехали со своим скарбом, насмерть перепуганные сестры решили спрыгнуть из вагона на ходу, как только поезд сбавил обороты и начал притормаживать. Все боялись очередного рейда военных со штыками, коими те орудовали без разбора, — «меньше людей, значит, меньше проблем». Жестокая по тем временам политика — на выживание, и естественным отбором это никак назвать нельзя.
Да, уж никогда бы не подумала, что мои родичи в прошлом были настолько решительными и отважными. Хотя, кто знает, ситуации бывают разными, и каждый спасался, как мог, кто бегством, кто смекалкой, это уже, как кому повезет.
А после, их грязных, уставших и голодных случайно нашел и подобрал проезжавший мимо на арбе мужчина. Он привез их к себе в качестве батраков, разглядев в беглянках рабочую силу. Их тут же раздели догола, побрили на лысо, помыли, дали другую одежду, а все их прежнее тряпье сожгли. Так и осталась наша бабушка вместе с сестрой жить и работать в той семье, в их доме. Одна работала от зори до зори во дворе, другая помогала по дому, несмотря на свой малолетний возраст. Работали и жили просто за кусок хлеба. От прошлой жизни не осталось и следа, а в настоящей реальности, они были, не просто бесплатной рабочей силой, но самое главное, потеряли свободу. Ничего не оставалось, и они решили бежать. И эта очередная попытка все же удалась.
Но судьба распорядилась так, что им, голодным, грязным и напуганным пришлось еще и побираться, чтобы выжить. Хотя через какое-то время для них нашлась временная работа. Сестры трудились у разных людей, в разных семьях, за еду, при этом старшая, всегда заботилась о младшей, заменяя ей родителей. Магрифа надрывалась, помогая по хозяйству, а Латифа, в свои 8 лет нянчилась с маленьким ребенком, убирала в доме и мыла посуду. Как-то она случайно разбила простенькую тарелку, за что ее конкретно наказали. В ответ на это, наша бабушка сильно ругала тех хозяев, обвиняя их в жестокости, что это безбожно, обижать малолетнюю девочку.
По стечению обстоятельств, неизвестных мне, очень скоро бабушка выходит замуж за татарина, и на какое-то время у них с сестрой появилась крыша над головой. Латифу она никогда не бросала и не оставляла. А своего первого ребенка они с мужем назвали Файзрахманом, что означало в переводе из комбинации арабских имен, Файз – изобилие и победитель, Рахман – милосердный.
3
С началом военных действий народ спасался, как мог, в огне и крови смешались небо и земля. С одной стороны людей рубили саблями, вешали, давили, резали, расстреливали, сжигали, с другой, снаряды летели во всех направлениях. Сам воздух был всюду пропитан смертью и непримиримыми отношениями. К тому моменту новая семья бабушки жила в небольшом домике, где они и пытались скрыться в погребе во время очередного обстрела. Но беда не прошла стороной в тот день их жилище, снаряд попал как раз там, где они прятались. Муж Магрифы, вместе с крохотным сыном мгновенно погибли на месте, а далее, сестер ждало тяжелое время войны и скитаний. И уж куда только не забрасывала их жизнь. Но судьба вновь распорядилась по-своему. Вскоре им удалось устроиться и обжиться вблизи Новосибирска, где они пристроились сноровисто торговать на стареньком базаре. То, предложенный товар перепродадут, то в магазинчике что-нибудь стащат, и тоже спихнут на рынке, так и выживали. Порой останавливались для ночлега на постоялом дворе у знакомой женщины, где располагались проездом и другие путники.
Вот, в одну из таких остановок нашу бабушку случайно приметил молодой казах, который в ту пору тоже занимался торговлей. А заприметив, с первого взгляда влюбился в нее. Тем же вечером подошел и настойчиво предложил выйти за него замуж, обещая любить, заботиться, ценить и оберегать ее и всех близких, что у нее есть, или будут. Бабушка наша застенчиво отворачивалась, не смея посмотреть ему в глаза. А чуть позже, когда тот сидел за столом в харчевне при дворе, она насмелилась разглядеть жениха через шторку, за которой пряталась, сделав там маленький надрез. Мужчина запал ей в душу, и, дав свое согласие, Магрифа вышла очередной раз замуж за Сапара, моего деда. Долгое время они проживали уже на территории Казахстана, в селе Лебяжье, Павлодарской области, а после обосновались в Славгороде, Алтайского края.
Сапар был человеком серьезным, несколько суровым и строгим. В доме, каждое его решение, было – закон. Хотя свои обещания он выполнял, и к Латифе, а в последующем и к ее семье, относился, как к родным. Собственно и мужа ей, тоже подыскал он, поскольку в ту пору казахи, татары и башкиры очень роднились, были близки по духу, помогали друг другу. А с Кадыром Заятиновым, ее будущим супругом, он был давно знаком, и, если верить рассказам т.Зои, то и жили они, где-то рядом. Латифа была на 11 лет младше избранника, и вышла замуж в 16 лет, а до этого времени была всегда под присмотром старшей сестры и Сапара.
После второго замужества наша бабушка рожала детей уже каждый год. Малыши появлялись на свет и умирали, кто-то сразу, кто-то, чуть позже; кто от скарлатины, коклюша и кори, которую называли детской чумой, кто-то от скудного питания и нехватки витаминов. Да и сама она, уже к тридцати годам, переболев цингой, потеряла все зубы. Это уже потом, спустя годы и став взрослой я призадумалась, — как же возможно, столько лет прожить без зубов, как она питалась?! Ведь это же так сложно, в том числе и говорить, не считая того, что меняются черты лица. Часто думаю об этом, вспоминая бабушку; тут бывает, удалишь зуб-другой, и такой дискомфорт ощущаешь на время!
Оглядываясь назад, думаю, вот если бы пришлось все заново прожить, то я при первой же возможности заказала ей, хотя бы вставные челюсти, ну, или уговорила бы родителей помочь бабуле.
Тем не менее, все в их жизни сложилось именно так, и они продолжали дружно жить. Но вскоре, еще до окончания гражданской войны и установления советской власти повсеместно, в новой семье появился на свет мальчик, которого тоже назвали тем же именем, Файзрахман, в честь погибшего малыша. И это был уже мой отец, которого по жизни все называли Павликом, кроме, конечно, родителей.
Если складывать все детали с некоторыми неизвестными моментами, то получается, как бы, что у бабушки было всего четверо детей, хотя она мне рассказывала, что их было много, и, даже имена каждого перечисляла. Вроде и меня назвали в честь одной из ее дочерей.
Пытаясь восстановить детали событий тех кошмарных лет, я даже нашла способ связаться с Зоей, с которой в течение многих лет поддерживала связь, оборвавшуюся вслед некоторых обстоятельств. Все-таки удивительно, найти и восстановить контакт с родственниками именно в такой момент, момент развязки очередной войны, теперь уже на Украине. Как жаль, что это происходит, и именно сейчас, в том месте, где они прожили не один десяток лет вместе с ее сыном Артуром. Но несмотря ни на что, наш диалог через Ватсап имеет место быть. Зое сейчас 86 лет. И она уже два года лежит прикованная к кровати, ни по нужде сходить самостоятельно не может, ни помыться, остается одно, протираться лосьоном, лежать и ждать чего-то, а тут еще эта, никому не нужная война. Любую бойню начинают и заканчивают политики, так что, как бы мы не желали, проявляя свое недовольство и обеспокоенность, пока кто-то с кем-то сверху не договорится, страдать в итоге приходится обычным людям, мирным гражданам.
В разговоре с тетушкой я пыталась узнать кое-какие моменты, воссоздавая картинку прошлого в единой панораме. Наша мобильная связь, да еще в такое неспокойное время, иногда, просто прерывалась. Но я постоянно на связи и продолжаю поиск.
4
Еще до встречи с Магрифой, Сапар тесно контактировал со всеми родственниками и знакомыми, что жили рядом. Даже выбирая жениха для Латифы, он специально съездил на прежнее место проживания, чтобы привезти его.
Мой отец, как-то поделился информацией, что у нас раньше была совсем другая фамилия. Наш прадед, отец Сапара, Жакия Жакеев, случайно потерял документы, и чтобы избежать проблем, обратился за помощью к родственникам, с тех пор у них появилась новая фамилия – Садыковы, в корне означающая — искренний друг.
Зоя рассказывала, что ее отец был очень дружен со всеми родственниками, в том числе и, с братом Шалабаем, что жил по соседству через забор, и с двоюродным братом Айтбаем Сейтбаталовым, у которого частенько гостил, а какое-то время они, вообще, жили рядом. После того, как Сапар выдал замуж Латифу за Кадыра, у них с Магрифой родился еще один сын, которого назвали Абдурахманом. Так уж сложилось, то ли мода такая пошла, или еще что-то, но многие, может, из-за удобства произношения стали называть себя на русский лад, а поскольку в оформлении документов не было особой сложности, то умудрялись менять их и в паспортах. Таким образом, наш отец стал Павлом, а его брат Николаем, хотя охотно отзывались на свои родные имена, и относились ко всему связанному с происхождением, достойно и уважительно. Впрочем, и Зоя, она ведь тоже от рождения была Гульсабирой.
В подростковом возрасте наш отец частенько гостил у родственников в Восточном Казахстане, в поселке Старая Бухтарма. Любил, как и все дети проказничать. Именно там, в те годы, они с нашей мамой впервые увидели друг друга, но особо не обращали внимания, просто играли вместе, как родственники. Его бабушка по отцу, Кийбат, боевая старушка странного поведения, которую побаивались зажиточные баи, в то время лихо управляла табуном лошадей, на пару со своим мужем. И, они щедро угощали всех детей и соседей кумысом. А наша мама, будучи маленькой, как и другие дети, старательно обзывала и дразнила ее, считая ненормальной, не понимая, что та доводится ей родственницей.
5
Из воспоминаний моей бабушки и Зои…
Еще до рождения моей тети, Магрифа как-то привела в дом двух бездомных девочек, увидев их случайно на улице, которых звали Арен и Барен. Они рылись на помойке в поисках хоть какой-то пищи. Это был первый момент, не считая того, что она никогда не бросала на произвол судьбы сестру, когда бабушка на время приютила этих сестер у себя. В тот год особо есть людям было нечего, и Магрифа, там же, подобрав на помойке картофельные очистки, отварила их дома. Что было, то и ели. Как сложилась судьба этих девочек, я точно не знаю, но случилось так, что вскоре у Сапара умерли дальние родственники, у которых остались две дочери. Так что это событие было очередным сюрпризом в их сложной жизни. Тогда наш дед сказал бабушке, чтобы она съездила в поселение и забрала этих детей. Видимо, сам он, тем временем был занят работой, что была основой содержания семьи в суровые 30 годы.
Бабуля никогда не перечила мужу и поэтому достойно приняла его решение, поехав в приют за детьми. Но там оказалась только одна из сестер – Галя, тогда многих записывали с русскими именами. Ее сестра Капа, где-то потерялась. Но рядом находилась подруга Ира, с которой они не просто сдружились, но и сроднились, и обе сильно плакали, когда их собирались разлучить. Галя вообще не хотела никуда уезжать без Ирины. Ничего не оставалось делать, и Магрифа решила обеих забрать с собой. Вот, таким образом в их семье появились и жили долгое время, почти, посторонние люди, да еще в такое тяжелое время. Да, уж, таких подробностей я раньше не знала, хотя и была любознательным ребенком. Видимо, бабушка не считала нужным рассказывать об этом, или, просто думала, что мне это будет не интересно, или не ко времени.
Пройдут годы, и к началу сороковых годов, Галя выучится на медика, а Ира окончит курсы оператора связи, и уже в войну, одна отправится на фронт, дойдя до самого Берлина, вернется обратно с наградами и даже с ворохом одежды. А Зоя, охотно будет делиться своими детскими воспоминаниями и впечатлением, с удовольствием рассказывая, что и ей тогда тоже достались наряды, и на тот момент ей было почти 10 лет. А уж как радовались взрослые, наряжаясь в ночные рубашки и щеголяя в них на улице, не понимая, что это всего лишь ночное белье, но не платья. Тем временем, Ирина работала на почте, в отделе цензуры, проверяя и перечитывая каждое письмо с фронта. Удивительно, но факт, впрочем, и в наши дни усилиями чиновников нарушаются конституционные права граждан; вступил в силу закон, при котором допустимо читать личные сообщения, или прослушивать чужой звонок. Мир сходит с ума. Одни жиреют и не могут никак нахватать, другие еле сводят концы с концами. И ведь не понимают, что все эти блага временны, с собой, в другой мир ничего не прихватишь, разве только свои воспоминания.
Из рассказов Зои, после, за Ириной начнет ухлестывать молодой казах, и она, поверив его сказкам, выйдет замуж, а потом, о ее судьбе какое-то время никому ничего не будет известно. Но по окончании войны, Галя сумеет найти не только ее, но и свою родную сестру, Капу, которая в детстве попала в другой приют. Галина тоже выйдет замуж и уедет в тот же поселок, а после сообщит бабушке, что Ира в беде. Сапара к тому времени уже не было в живых. Пройдя всю войну в пехоте, он скончался от полученных ран уже дома, в дни Победы. По словам Галины, муж Иры оказался плохим человеком, издевался и поднимал на нее руку, оскорблял. Чем закончилась та история с девочками и как после сложилась их судьба, одному богу известно, но спустя годы, Зоя добавила, что две сестры часто навещали бабушку, и, в память о тех днях, даже сохранилось фото. Но, именно сейчас, когда я пишу эти строки, так неприятно слышать от нашей тети грязные слова в адрес своего же народа. Общаясь по мобильной связи, она, подчеркивая ненависть и вспоминая те события, навзрыд обвиняла казахов, как самый непутевый народ. Плакала и причитала, что только казахи могут так жестоко издеваться над женщинами, посылая в их адрес тяжелые проклятия и непристойные слова. Выслушивать это от прикованного к постели человека, было, не очень приятно. А сама-то она кто?! Кто ее отец, кто я, кто брат и ее сын Артур?! Получается медалька с двух сторон. Порой, Зоя напоминает мне мою сестру, такую же озлобленную от жизни и жестокую, у которой за пазухой про запас всегда найдется камень. Хотя, кто знает, время летит, меняются люди, меняются впечатления…
6
Возвращаясь назад.
Прошло время, в семье Сапара и Магрифы подрастали дети; Павлику было 15 лет, когда родилась Зоя, с очень слабым здоровьем. Перед ее рождением наша бабушка потеряла еще одного малыша. Так что, осенью 1935 года, с появлением малютки, несмотря на плохое питание и тяжелые условия жизни, наша Ани приложила все усилия, чтобы сберечь долгожданную дочь, у которой плоть, как говорила она сама, не держалась на кости. Даже страшно себе это представить. И, несмотря на эти ужасающие моменты, когда бабушке говорили, что ребенок не выживет, она по нескольку раз в день грела воду с солью, отогревая в ней малышку. После кутала ребенка в теплое тряпье, грела, прижимая к груди, таким образом, восстанавливая ослабленные мышцы. И ведь удалось!
Наш отец обожал маленькую сестренку и братика, во всем слушал родителей, помогал им. Иногда, они вместе с Николаем пробирались в баню, где мылись после смены шахтеры, и в ожидании, собирали после работяг крохотные обмылки, а потом, смяв их, приносили домой кусочки мыла, столь дефицитного в ту пору.
Лет в 17 папа вновь поехал в гости к родичам в Казахстан, где бывал не один раз, может просто погостить, а может его послал по делам его отец. Вот, тогда-то, по словам Зои, он и влюбился в Шайзат, нашу маму, которую многие называли Шурой. Странно со стороны, но от природы не уйдешь, несмотря на родственную близость. Наверное, это сложно принять и понять, и, скорее всего по этой причине, брат мамы, Айтпай, был категорически против их брака. Но это случится, почти, двумя десятками годами позже. А между молодыми завяжется переписка, которая, периодически обрывалась.
Недолго думая, Айтпай вскоре выдал замуж свою единственную сестру, которую воспитывал, как дочь, поскольку ее отец, доводившийся ему дядей, умер, на первом году жизни малышки. Так уж сложилось, после смерти первого мужа, моя бабушка по линии мамы вышла замуж за брата покойного супруга. Эту сложную арифметику, я, еще долгие годы пыталась понять и принять. Удивительно, но факт. А Зоя, тем временем, утверждала, что маму выдали замуж без всякого желания, за старика, который вскоре умер. В будущем, эту тему я тоже слегка раскрою на страничках своих мемуаров, которые, плавно перерастут в серию удивительных историй и захватывающих повествований, основанных на реальных событиях.
7
Приближались сороковые годы. Сапар продолжал усердно заниматься хозяйством и торговлей, чтобы как-то содержать свою семью и помогать Заятиновым, Магрифа во всем поддерживала его и поднимала детей.
По окончании школы-семилетки, мой отец поступил в танковое училище в Сызрани, а в 1940 году, в возрасте 20 лет был призван на службу в Славгороде, прошел до конца войну на участках второго Белорусского фронта, в звании младшего лейтенанта. А Магрифа ждала с войны мужа и сына, молилась за них, плакала и верила в лучшее.
Во время войны, ее средний сын, Николай, тоже решил принять участие в борьбе с фашизмом, но поскольку был еще подростком и его никуда не брали, он вместе с другом сбежал на фронт. По дороге ребят остановил патруль, но домой их не вернули, видя рьяное желание воевать и стать военными, а направили в мореходное училище. Оказывается, не только у меня одной была тяга к морю. Так что домой он вернулся, уже возмужавшим и красивым парнем с бескозыркой, только через семь лет, отслужив все это время на военном флоте.
Павлик тем временем не сразу вернулся домой, а какое-то время еще служил в Москве, пел в хоре и был участником легендарного ансамбля песни и пляски им. А.В.Александрова. Его пригласили тогда в группу, так как он имел красивый, сильный и хорошо поставленный голос. Впрочем, пел-то он всегда хорошо. Но, как говорится, у каждого были и есть, свои плюсы и минусы. И, может, мне пора списать вредные привычки папы на ту дикую войну, где он научился курить махорку и не отказывал себе в привычных 100 граммах. И эта самая привычка, собственно и выкинула его с карьерного пути, хотя у него были интересные шансы и возможности. А мама нам рассказывала после, что их с отцом, как-то, официально приглашали для работы на большую сцену. Видимо, у каждого свой путь. Получилось то, что получилось. И на мой вопрос, — почему они отказались от сцены, она ответила, что решили жить, как все, обычной жизнью, растить детей, а это, главное.
8
Когда папу «вежливо» попросили из группы, он уже находился в гражданском браке с очередной особой, Лизой, которую, собственно и привез с собой. Домой отец вернулся, этаким красавцем, с медалью «За отвагу», Орденами Красной Звезды, и Отечественной войны II степени, за которым бегали женщины. А он, по словам Зои и мамы, то и дело, только успевал менять своих неофициальных жен и подруг, и, вернувшись, вскоре расстался с Лизой, отправив ее назад.
Послевоенное время было для всех очень сложным. Люди перебивались, как могли, не всегда было что поесть. В поисках работы наш отец вместе с братом поехал в Барнаул, где требовались специалисты на стройку. Там, вместе с Николаем, они устроились в Строй Газ. Он добросовестно и ответственно помогал своей матери и Заятиновым, а вскоре, получив квартиру с удобствами, перевез их всех туда. Зоя к тому времени уехала в Мурманск, поступив в институт. А Павлик вел активную переписку с Шайзат, хотя уже был женат не официально семь раз. В Барнауле у него подрастал первый сынок Гена, рожденный от финки, женщины с плохой репутацией. По факту, ребенок был никому не нужен, рос какое-то время у своей бабушки по линии матери, и они жутко голодали. А наша Ани, тем временем, переживала и плакала, беспокоясь о малыше. Им самим, особо, есть было нечего, но она ежедневно наливала в кружку немного скудного супа или каши, и бежала к внуку, чтобы хоть немного его накормить. Бабушка-финка, тоже слабо питалась и плакала, называя свою блудную дочь плохими словами, а вскоре, тот малыш оказался уже в приюте. Его мать, вроде, уехала в Финляндию, а что случилось со старой финкой, мне так и не стало известно, хотя я интересовалась.
Уже к весне 1956 года наши родители все-таки сошлись, а до того момента, каких только толкований и упрека не лилось в их адрес. Родственники с обеих сторон были категорически против этого грешного союза, а Айтпай, даже однажды, когда папа приезжал в Бухтарму и ухаживал за мамой, разбил ему голову костылем. Но наш отец, бывший фронтовик, не стал связываться с дядей, поскольку все-таки чувствовал за собой особую вину, но ничего не мог сделать со своими чувствами.
Родственные браки были не исключением в то время, и не приветствовались. Зоя считала нашу маму своей троюродной сестрой и созналась в этом, спустя годы, на склоне своих лет, когда уже не было в живых ни нашего отца, ни мамы. Хотя по факту она доводилась нашей маме двоюродной племянницей, и эту засекреченную арифметику я попыталась вычислить давно, сопоставляя события и складывая по-своему пазлы. Люди встречаются, влюбляются, женятся, и никуда от этого не уйти, так получилось, они подарили нам жизнь. Родителей не выбирают. Хотя, их семейная жизнь, не совсем удалась. Но, это уже совсем отдельная история, большую часть которой я, тоже отразила на страничках своих душераздирающих мемуаров. Не могу не отметить, что после публикации первой книги, мне поступило масса отзывов, где совсем незнакомые для меня люди подмечали, что повесть, вполне удалась, а они, по ходу прочтения книги, испытывали бурю эмоций, не раз утирая набежавшую слезу. Что есть, то есть, все мы бываем, правы и нет, у каждого есть свой секрет и жуткий скелет в шкафу, но не каждый отважится поделиться с миром чем-то сокровенным.
9
И, как бы Айтпай и другие родственники не были против связи наших родителей, их настойчивость восторжествовала над всеми доводами. Со временем отец забрал маму в Барнаул, где ее, совсем не устраивали спартанские условия жизни, и родственники. Жить в двухкомнатной квартире с огромной армией родичей со стороны свекрови, ей не нравилось. К тому же она привыкла жить хоть в каком-то, но достатке, поскольку ее брат занимал ответственный пост и его, как грозу района, очень побаивались. Кто-то хвалил Айтпая, кто-то ненавидел, но, по словам Зои, находясь в чине главы отдела милиции, он, извел и погубил немало безвинных людей, был тираном, и очень жестоким человеком. Поговаривали, что даже применял силу к женщинам, если таковые были в его вкусе, видимо, недаром шел слух о его побочных детях. Впрочем, о подобных, щекотливых деталях, со мной, как-то поделилась его дочь Нюра, которую, при рождении, в ожидании сына, назвали Умсундук, то есть, сомнение. А уж, как мы-то в детстве посмеивались над этим именем, — «Ха-ха, ум в сундуке». И именно она поделилась информацией, что училась в классе со своей побочной сестрой, а я слушала и удивлялась.
И, какая бы не шла молва в адрес Айптая, мама о нем всегда отзывалась с любовью и теплом, он для нее был, больше, чем брат. Худо-бедно, но во время голодомора, в тридцатые годы их семья не испытывала особой нужды в пище, и хлеб ржаной был на столе, и каша. Ну, да, было такое чудовищное время, кто-то выживал, а кто-то умирал от голода. Впрочем, кто-то и деток своих ел, а уж, сколько людей тогда пропадало! Поговаривали, что подобными делами занимались выходцы из Китая, и наш Айтпай жестоко наказывал за подобные деяния. Каждый выживал, как мог, и теперь, спустя годы, я не пытаюсь кого-то осудить или выгородить за их взгляды и образ жизни, просто хотелось восстановить ход событий в истории жизни близких мне людей. Не могу сейчас утверждать, что Айтпай, которого, мы называли — ата, поскольку к нему так обращалась мама, был замечательным дедом. По сути, мы с ним почти не общались, ибо к тому времени, когда мы подрастали, он уже был глубоким стариком, относился к нам детям безразлично, и, порой, я его даже очень побаивалась. Но всегда проявляла уважение. Что было, то было.
Ну, а Зоя, в разговоре со мной, все же грубо ругалась и высказывалась в адрес родственника, называя его последними словами. Она утверждала, что помнит моменты из детства, когда его жена Даметкен бегала к ним домой со слезами, жаловалась нашей бабушке, что муж ее обижает и поднимает руку, тыкает костылем во все места. Насколько мне известно, вроде, он считался человеком уважаемым, и кто знает, что происходило на самом деле в те далекие годы. А Даменткен, действительно его слушалась и побаивалась, это было видно со стороны и не вооруженным глазом, даже нам, детям. Возможно, Зоя действительно помнила те моменты, и ей что-то рассказывала мать, шило в мешке не утаить. Да и дыма без огня не бывает. А придумывать им то, чего не могло быть, думаю, не было смысла. Дед-то, ведь на самом деле был очень строгий, не боялся ничего и никого, и его до жути не любили наши дворовые собачки, Диг и Аргон. Видимо, они видели в нем какое-то зло, злобно лаяли, пытаясь не пустить старика в наш дом, а тому, и море – по колено.
10
Недолго думая и не желая прислуживать за огромной армией родственников нашего отца на новом месте, мама вернулась обратно, в начинающийся строиться Серебрянск, поскольку Старая Бухтарма, где они жили, попала под зону затопления, в связи со строительством Бухтарминского водохранилища. К тому же, ее тогда еще и ревность разобрала, когда она случайно лицом к лицу встретилась с маленьким Геной. А брак между нашими родителями на тот момент еще не был зарегистрирован, хотя мама была в положении и ждала первого ребенка. Да и Айтпай тогда настоял, чтобы сестра возвращалась в Казахстан. А к его советам она частенько и серьезно прислушивалась и не смела перечить брату, за исключением отношения с моим отцом. Собственно и свою трудовую деятельность продолжить, ей посоветовал тоже он, а не сидеть постоянно с детьми, поясняя, что жизнь меняется, и не стоит надеяться ни на кого в будущем. Одним словом, убедил ее, что следует обеспечить свое существование при старости, ни на кого не полагаясь, и в этом он, конечно, был прав. Вскоре, после рождения первого сына, Нуртая, на свет появилась моя сестра, которой дали имя – Шолпан. А еще через два года, родился Амантай, с которым нас никогда не брал мир. Уж как мы ненавидели друг друга, это сложно объяснить. Он рос, этаким эгоистом и маленьким негодяем, постоянно притесняя меня и оскорбляя, а во мне, тем временем, крепчали противоречия. Бунтарь воплоти, я всегда не признавала и ненавидела несправедливость, ложь, наглость, подлость и лицемерие. Мне тогда многие моменты не нравились в быту нашей семьи, наверное, поэтому я так часто ночевала и проводила время у бабули.
В 1960 году в нашей семье на свет появилась очередная кроха, обреченная на свой короткий век, поскольку родилась с инвалидностью. Впрочем, виной этому послужили сложные отношения между родителями, о чем я кратко упомянула в своих предыдущих очерках. А после ее смерти, появилась и я. Получилось, что Жибек, как бы уступила мне дорогу и свою жизнь, так как в семье не планировали после иметь еще детей. Кто знает, может, во мне живет и ее душа. Я оказалась замыкающим ребенком в истории формирования семейного круга. Наши родители, несмотря на суровые условия жизни, старались, чтобы мы жили не хуже других, молоко, хлеб и картошка и мясо всегда были в доме. Даже с появлением первых телевизоров, отец приобрел для нас эту чудо-технику, пусть самого маленького размера и еще с трансформатором, но, все же! Мы были в восторге, а все соседские дети частенько собирались у нас по этому поводу. Нас не баловали так, как это делают сейчас, не было такой возможности; мы носили, что придется, а мне, чаще всего доставались обноски с чужого плеча или ноги. Но я носила их и радовалась, хотя всегда мечтала и размышляла о лучшем, порой, до слез обижаясь на родителей. Папа по-своему любил нас, хоть годы войны отразились на его характере; он был не многословен, суров, и порой, грозен или сердит. А по-пьяному, любил распевать свои песни, и все больше на украинском языке, жутко надоедая всем своей болтовней. Но нас, пока мы были малышами, частенько целовал, надеясь, как и мама, что из детей вырастут и получатся хорошие люди. Кто бы мог подумать тогда, что любимый малыш Амантай, будучи взрослым, станет неисправимым пьяницей, который охотно будет издеваться над престарелым отцом и мамой, а Нуртай, тоже причинит немало хлопот и горя родителям. Обо всех этих тонкостях, я тоже немало уделила внимания в своих мемуарах, в том числе о «заслугах» и поведении моей сестры, алчной по жизни, озлобленной и жестокой.
Опуская эти детали, вернусь к более ранним событиям из своего детства и жизни бабули.
11
Наша бабушка очень любила своих детей, а в будущем и внуков, но больше всех обожала дочь и тянулась всегда к ней. Поэтому, на некоторое время уехала к Зое в Мурманск. Чуть позже, узнав о рождении очередного внука, она поехала в Серебрянск, образно налаживая еще хрупкие мосты между моими родителями. Делала она это, конечно же, не из-за любви к Шайзат, а скорее проявляя чувства к новорожденному ребенку Павлика. И кто знает, как сложились бы их судьбы, если бы не ее участие. Так что, своим появлением на этот свет, мы все обязаны бабуле. И, каких только перемен не было на пути истории нашей горемычной семьи, но коренной исход событий во всем указывал на активное участие Магрифы во многих решениях. Что есть, то есть, и с этим не поспорить.
Наш отец, оставив квартиру родственникам, приехал в Серебрянск, а его брат Николай, остался в Барнауле и вскоре тоже женился. За ним тогда, тоже, как за Павлом, бегала толпа девиц, но он выбрал себе спутницу из зажиточной семьи, у которой остался дом от родителей. Хорошо это, или не очень, судить не мне, но с Раисой он прожил до конца своих лет. В их жизни и судьбе тоже бывали пестрые и колючие моменты. Но это был их выбор и путь.
С переездом отца на постоянное и новое место жительства, началась иная страничка в истории нашей семьи.
Продолжение следует…