Посмертно влюбленные. Эпизод 17. (Глава 17)

Эпизод 17. 1714-й год с даты основания Рима, 1-й год правления базилевса Романа Второго Младшего (май 960 года от Рождества Христова).

Иногда гора все-таки может начать идти к Магомету, причем последнего не обязательно этим обрадует. Лицо епископа Бениньо Остийского скривилось, словно он только что прожевал лимон целиком, когда, по завершении мессы в старой базилике Золотой девочки[1], слуги передали ему письмо от Его Святейшества, в котором сообщалось, что к вечеру сего дня верховный иерарх христианского мира намерен прибыть в Остию лично. Хорошо, что к тому моменту немногочисленные прихожане и младший клир успели покинуть церковь, почтенный владыка позволил себе прокомментировать новость выражениями, далекими от комплиментарных.

Впрочем, в отличие от Магомета, пятидесятилетнему отцу Бениньо подобного, наверное, стоило все-таки ожидать. Ведь было понятно, что отношения между папой и королем Беренгарием прошли свою точку невозврата и отныне понтифик будет искать помощи за пределами Апеннин. С некоторых пор также стало очевидным, что за оказанную Риму помощь папа готов расплатиться короной Карла Великого и что есть только один кандидат, готовый идти на подобную сделку. Но, чтобы приглашение саксонского короля выглядело не личной инициативой нахрапистого юнца в тиаре, а имело вид взвешенного решения самой Церкви, осененного благостью высших сфер, Иоанну позарез нужно было согласие субурбикарных епархий, и в первую очередь епархии Остии. Рано или поздно папа должен был сорваться с места и положить конец той игре в прятки, которую с этого года затеяли главы пригородных епископств.

Что ж, на подобный сценарий у отца Бениньо и его соседа, епископа Константина Портуеннского, был заранее заготовлен собственный план действий. И епископ Остии незамедлительно направил гонца в Порто с извещением о приезде незваного гостя и просьбе к отцу Константину также приехать к нему этим вечером, чтобы совместными усилиями достойно противостоять напору молодого папы. Кроме того, таким приемом снижалась вероятность сепаратных сговоров папы с каждым епископом по отдельности. Последний довод все прекрасно понимали, но, конечно же, не говорили о нем вслух.

Стоило ли епископу также известить об этом короля? Наверное нет, все равно Беренгарий узнает об этом уже после того, как встреча состоится. Лучше он представит королю подробный и обстоятельный отчет, по итогам которого итальянский монарх лишний раз убедится, что его деньги расходуются не зря и что однажды он сделал правильный выбор. Отец Бениньо, равно как, к слову, и пренестинец Феофило, в свое время стали епископами, пользуясь протекцией Беренгария, — благо обе кафедры освободились аккурат после изгнания из Италии Гуго Арльского, — и в силу того, что на тот момент отношения Беренгария с Римом в лице отца нынешнего понтифика были почти что приятельскими. Договоренность между королем и принцепсом о кандидатурах будущих епископов была достигнута еще за несколько лет до интронизации последних, поскольку их предшественники — епископы Гвидон Остийский и Лев из Пренесте — бесспорно изумили современников своим долголетием, оставив этот мир каждый на девятом десятке, но все последние годы управляли кафедрами чисто номинально. Похожая история приключилась и с портуеннской кафедрой, где долгожительством отметился отец Хрисогон, и с той только разницей, что посвящение в сан епископа отца Константина случилось в первый год понтификата нынешнего папы, то есть в пору неискушенности и травоядности Иоанна Двенадцатого.

Епископ Константин несколько задержался с ответом на письмо отца Бениньо, что немного удивило последнего, ведь Остию и Порто разделяли по прямой всего-то две, а с учетом дороги, три мили. Но еще более его удивило содержание письма. Константин сообщил, что папа направляется вовсе не в Остию, а именно что к нему, чему он совершенно не рад, и что он был бы по гроб жизни признателен отцу Бениньо, если бы тот сей же час приехал в Порто. Очевидно, подумал Бениньо, папа намеренно вносит сумятицу в предстоящую встречу и, разгадав их вероятные противодействия, стремится к тому, чтобы все-таки провести беседу с каждым тет-а-тет. Времени на продолжение взаимных приглашений в гости почти не осталось, отец Бениньо решил больше не мучить курьеров и сделать первый шаг самому.

К концу недолгих приготовлений подоспел новый гонец из Рима. Папа умилительным тоном просил прощения за доставленное беспокойство и сообщил, что изменил свои планы и решил начать с Порто, тем самым подтверждая слова Константина. Ну что ж, тем лучше, подумал отец Бениньо, и, взяв в сопровождение двоих аколитов и пятерых дорифоров, пустил свой кортеж по портуеннской дороге.

Его путь лежал среди развалин, в которые к тому времени превратился некогда славный порт — сателлит Рима. Вся судьба Остии на все времена оказалась завязана с судьбой Вечного города. Процветал Рим — и процветала Остия, в античные времена принимавшая ежедневно десятки кораблей в свою гавань. Разрушался Рим — и Остия также быстро приходила в запустение. Немалую судьбоносную для Остии лепту вносил и своенравный Тибр: река неоднократно меняла русло и, как взбалмошная девица, меняющая женихов, льнула своими водами то к Порто, то к Остии, попеременно делая то один город, то другой основными морскими воротами Рима. В конце концов последнему эти капризы природы надоели, портом Рима навеки стали Центумцеллы, а от Порто и Остии остались лишь величественные и почти безлюдные руины. Все значение этих городов для Рима свелось в итоге к исторически важной роли местных епископов при Святом престоле.

На протяжении всего Средневековья будут возвышаться до уровня римской и спорить с последней епархии многих городов. Одно время будет столицей Равенна и станет в те годы полагать себя не менее важной, чем Рим, будет подниматься Милан и считать себя ни в чем Риму не уступающим. В дальних землях приобретут весомое значение епархии Майнца, Реймса и Кентербери. Но Рим даже во времена авиньонского пленения пап останется Римом, а первыми в иерархическом списке провинциальных епархий после него всегда будут следовать епархии Остии и Порто.

Именно кардинал-епископ Остии с давних времен имел право осуществлять хиротонию папы римского, именно епископ Остийский управлял римской курией в дни, когда Святой престол оставался вакантным. В то же время не кто иной, как епископ Порто, прислуживал остийскому коллеге во время папской хиротонии, и без присутствия обоих почтенных прелатов не проводилась ни одна императорская коронация франкских властителей. Последний фактор, как не сложно догадаться, особо побуждал папу Иоанна к решительным и радикальным действиям.

Кортеж епископа Бениньо очень скоро подошел к тибрской переправе. Этой весной река разлилась особенно широко на радость лодочникам, тут же взвинтившим цены. В месте переправы, как обычно, было многолюдно, шумно и бестолково, между одними купцами не прекращалась перебранка относительно очередности переправы, в то время как другие активно продавали попутный товар. При виде носилок епископа толпа почтительно стихла и расступилась, так что отец Бениньо без помех смог проследовать к лодкам у берега. Он сам и его люди уже начали рассаживаться по двум лодкам, как вдруг внимание епископа привлекла толпа на противоположном берегу. Еще более многочисленная, чем на берегу остийском.

— Сегодня нашей артели оказана великая честь. Сам Его Святейшество недавно прибыл сюда из Рима, — ответил один из лодочников на вопрос епископа.

«Его Святейшество? Уже здесь? Час от часу не легче! Таки этот юнец все же хочет перехватить нас поодиночке. Хитрый лисенок! Но что же мне теперь делать?»

Возможно, мысли и переживания епископа весьма четко отобразились на его лице, так как один из лодочников вдруг заявил:

— Если ваше преподобие не желает случайных встреч, это легко можно устроить.

— Как? — незамедлительно вырвалось у Бениньо. Епископ тут же мысленно отругал себя за неосторожность.

— Можно спуститься вниз по течению и, спрятавшись за Священный остров, высадиться на портуеннском берегу. Крюк выйдет небольшой.

— Да, но где мы там возьмем лошадей? — спросил один из слуг епископа, глава его небольшой стражи.

— Пошлите одну лодку с вашими людьми на портуеннскую переправу, как и хотели ранее, а сами на второй плывите к острову. Когда ваши люди на переправе наймут лошадей, они спустятся по портуеннскому берегу вниз и подадут второй лодке сигнал о готовности.

— Да, это разумно, — согласился стражник. Отец Бениньо кивком головы утвердил предложение лодочника. Епископу ничего не хотелось добавлять вслух, дабы окружающие не заподозрили его в непочтительном отношении к главе католической церкви.

Священный остров Изола-Сакра между городами Порто и Остия возник во времена императора Траяна, чьи инженеры тогда впервые попытались укротить Тибр, загнав того в новый канал с тем расчетом, чтобы он более не уходил далеко от Остии. Идея прожила несколько веков, до тех пор пока руслом реки было кому заниматься. С разрушением античной империи начал разрушаться и канал, вода вновь ушла от Остии, и город обезлюдел. Священный остров пережил их всех — и Траяна, и империю, и Остию, — за две тысячи лет только прибавив в размерах за счет постоянно наносимого Тибром ила. В последние века империи там возникло языческое кладбище, но к середине Десятого века о нем знали куда меньше, чем сейчас, когда до него добрались дотошные археологи.

Лодка епископа стрелой донеслась до берега острова и уткнулась в густую осоку.

— Ваше преподобие, надо отправить кого-то вглубь острова, чтобы он мог видеть противоположный берег и известить вас, когда появятся ваши люди с лошадьми, — сказал лодочник.

Отец Бениньо решил лично понаблюдать за другим берегом. Двум аколитам, оставшимся подле него, он приказал следовать за собой. Едва только епископ и его люди ступили на остров, лодочник проворным движением оттолкнул лодку от берега.

— Что ты делаешь, мошенник? Вернись сейчас же! — крикнул встревоженный епископ, сердцем почуявший подвох.

— Ждите людей, ваше преподобие! — прокричал в ответ лодочник. — За вами скоро придут.

Епископ переглянулся со своими людьми. Вид младших клириков навряд ли мог приободрить кого-либо, они также поняли всю уязвимость их положения.

— Надо ждать нашу охрану, — нарочито решительным тоном произнес Бениньо. — Идемте за мной!

Пересечь остров было минутным делом. На другой стороне острова их поджидал сюрприз. Возле реки сидел человек в монашеском плаще и неотрывно, как им казалось, смотрел на портуеннский берег. Подойдя ближе, они услышали, что человек плачет.

— Мир сердцу твоему, смиренный человек! Блаженны плачущие, ибо они утешатся[2]! — приветствовал незнакомца Бениньо.

Человек обернулся.

— Ваше преподобие?! Вы? Что с вами случилось? — вскричал Бениньо.

— Вероятно, то же, что и с вами. Точнее, с вами, видимо, это еще должно случиться.

— Не говорите загадками!

— Я оказался слишком слаб. Я поддался!

— Будете еще корить себя и предаваться унынию! Говорите же толком!

В ответ Константин обнажил голову с выстриженной на ней тонзурой.

— Я более не епископ Порто.

Несколько минут отец Бениньо приходил в себя.

— Это Он заставил вас принять постриг?

— Да, и вас заставит также.

—Что за глупости? Где это видано, чтобы насильно постригать епископа субурбикарной церкви? Он будет предан суду!

Константин вновь залился рыданиями, а отца Бениньо дернул за рукав один из слуг.

— Ваше преподобие, к нам плывут люди!

Действительно, с портуеннской переправы к ним стремительно приближались несколько лодок. На носу ведущей лодки стоял человек в белом. Бениньо не надо было напрягать зрение и собственную логику, чтобы понять, кто это. Епископ не стал более донимать расспросами Константина, теперь уже бывшего епископа Порто, через пару минут он все узнает сам.

Иоанн вышел на берег первым и замер в ожидании приветствий. Однако Бениньо и Константин молчали, слуги епископа Остии почтительно поклонились и сделали несколько шагов назад, справедливо полагая, что чем менее заметны они сейчас будут, тем лучше. Иоанн, постояв еще немного и не дождавшись положенных знаков внимания, ядовито ухмыльнулся и направился к ним. За ним следовали Деодат с дюжиной римских стражников.

— Это верно, ваши преподобия. К чему осквернять уста лживыми славословиями, к чему целовать руки, которые в глубине души хочется укусить? Ваше молчание, отец Бениньо, самое искреннее, что я видел от вас за все эти годы.

— Я просто не нахожу слов, чтобы дать оценку насилию, сотворенному над епископом кафолической Церкви и добрым христианином. Так не поступает ни язычник, ни пират!

— А я не собираюсь давать вам отчет о своих действиях. И вообще не собираюсь тратить на вас лишнее время и бросать на ветер лишние слова. Я достаточно побегал за вами в последние месяцы, умоляя и выпрашивая сделать то, что я вправе потребовать.

— Вы не вправе требовать от меня вассальной покорности. По законам Церкви мы на равных ступенях священства.

— Уже даже так?

— Да! Изучите законы Церкви от самых азов, молодой человек! И перестаньте вести себя в делах Церкви как невежественный и самоуверенный сеньор среди холопов!

— Мне интересно, позволяли ли вы себе подобные речи с вашим настоящим хозяином? С Беренгарием.

— Один Бог судья королю, но во вмешательстве в делах Церкви он никогда замечен не был.

— Осада Рима — это ли не вмешательство?

— Он осаждал вас.

— И снова готовится осадить. Могу ли я в такой ситуации, когда враг мой идет на меня войной, терпеть подле себя измену? Не вправе ли я вырвать эту измену с корнем, как того требует война?

— Ваша война к делам Церкви не относится.

— Ошибаетесь, падре! Церковь лишена земель, подаренных ей святым Константином и великим Карлом. Церковь лишена возможности управлять провинциями, и вот уже равеннский епископат заявляет о своей независимости от Рима. Церковь лишена даже возможности отстаивать истинное слово Божье в спорах с восточными еретиками, потому что прервано морское сообщение с Константинополем. Но довольно! Перед вами пример отца Константина. Он принял мое предложение и отныне станет уважаемым монахом в Субиако.

При этих словах бывший епископ Порто съежился в комок.

— Не мне упрекать отца Константина, но я не дам согласия на постриг!

— Выбор у вас невелик. Можете не верить, но возле устья Тибра стоит пиратский корабль. Он ждет только вас, капитан судна примет вас как раба, хотя не ему, а мне пришлось заплатить за вас, ибо польза от такого раба ничтожна. Корабль поплывет к берегам Карфагена, и если вы откажетесь от пострига и добровольного отречения, то о законах церкви уже через несколько дней вы сможете рассказать пунийцам и арабам, а там уж как повезет. И, наконец, чтобы вы соображали скорее, вот еще два пергамента. Один о назначении вашего брата Эверарда главой епархии Ареццо, а второй о лишении его же сана священника церкви Святого Лаврентия. Какому из пергаментов дать ход?

Бениньо сел прямо на сырую землю. Он готов был уже присоединиться к рыданиям Константина. Что же делать? Как поступить?

— И все это ради того, чтобы короновать чужеземца короной великого Карла? — мужественно произнес епископ.

— Нет, разве он мне отец, брат или сын? Все это для того, чтобы противостоять вашему любезному ядовитому хозяину, и ради того, чтобы более никто в Риме не мог перечить моему слову.

— «Перечить моему слову»! Даже апостолы могли спорить с Господом!

— Потому один предал его, другой отрекся, а третий не верил в воскрешение.

— И на все у него есть ответ! Холодный, циничный, вне закона и морали.

— Не вне, а внутри. В самой их сути, ибо я и есть закон и мораль.

— Что вы говорите? Когда мы услышим от вас новые заповеди?

Иоанн яростно запыхтел.

— К дьяволу ваше словоблудие! Я жду от вас решения.

— Мне будет лестно и заслуженно пострадать. Не скажу, что за веру, это слишком гордо. За мои грехи, коих не счесть, но я с радостью и благодарностью приму от Господа это испытание.

— Брат мой! Опомнись! На что ты обрекаешь себя! — взмолился Константин. Признаться, ему было не столь страшно за отца Бениньо, сколь стыдно за себя. — Мы еще не так стары, у нас еще есть силы…

— Меня пережить? — нахмурился Иоанн, и Константин тут же осекся.

— Кем же будем мы после этого? — спросил собрата Бениньо.

Константин поднялся на ноги и сверкнул взглядом на Иоанна.

— Я отказываюсь от пострига и приму ту же меру, что выбрал мой брат.

Иоанн только расхохотался.

— Ну вы-то меня, милый мой, теперь интересуете уже в последнюю очередь. Равно как и ваш выбор. Все, что могли, вы уже подписали, — с этими словами папа достал пергамент об отречении епископа Порто.

— Как это произошло? — спросил Бениньо.

— Я догадывался, что вы струхнете разговаривать со мной по отдельности. Я приехал сюда гораздо раньше, чем вы рассчитывали, и стал свидетелем вашей забавной переписки. Первым в паутину попался наш милейший отец Константин.

— Брат мой, прости меня! — Константин простер руки к Бениньо. Тот взял их в свои ладони и крепко сжал.

— Господь прощает, и мы должны, — ответил Бениньо.

— Это все очень трогательно, — сказал Иоанн, — но нам пора определяться. Итак? — папа подвесил фразу на полуслове.

Несколько минут не было слышно ничего, кроме плеска волн Тибра. Но если бы совесть и страх, боровшиеся сейчас в душе отца Бениньо, могли говорить, их крики заглушили бы собой даже раскаты майского грома. В этой яростной битве победил неожиданно проснувшийся хитрый разум.

— Давайте ваши бумаги, Октавиан. Я подчиняюсь вашей воле.

— Как? — удивился и почему-то обрадовался Константин.

— В этом случае наша служба Господу будет продолжена, а разве не на эту миссию однажды мы себя обрекли? — ответил епископ Остии, и Константин почувствовал в голосе Бениньо намек, что служба будет продолжена не только Создателю мира сего. Иоанн это тоже услышал, но решил на сей раз промолчать, сегодняшняя победа его вполне устраивала, а искать добра от добра есть во все времена дело пустое.

……………………………………………………………………………………………………

[1] — Церковь Санта-Ауреа — главный храм Остии, названный в честь христианской мученицы III века Ауреи (Хрисии), ставшей покровительницей города. Церковь была перестроена заново в конце XV века Джулиано делла Ровере (будущим папой Юлием II).

[2] — Новый Завет. Евангелие от Матфея 5:4.