Глава 10. «…Нам нужна великая Россия!»

Чем дальше, тем тяжелее писать, ведь ход событий известен. Но я хочу довести дело до конца, потому что мне всё чаще кажется, что я вижу какой-то ещё очень неблизкий, но теплоточивый свет в конце невероятно страшного своим мраком тоннеля нашей истории и нашей действительности. И если он не исчезнет, я попытаюсь с Божией помощью показать его читателю.

1 (14) января 1907 года вступил в силу Высочайший Указ от 9 (22) ноября 1906 года, разрешавший продажу крестьянам 10 млн. десятин земли. По закону Императорский Указ не требовал одобрения Думы для вступления в силу, но всё же был вынесен на обсуждение общей сессии 23 октября (5 ноября) 1908 года после дополнения и одобрения думской Земельной Комиссией. Несмотря на яростные дебаты, многие из правых (противники аграрной реформы) в итоге голосовали «за», желая поддержать решение Государя. В течение восьми лет со дня вступления Указа в силу 3 млн. крестьянских семей стали частными владельцами земельных угодий, площадь которых быстро росла, так что наиболее многочисленные сильные и предприимчивые семьи жили хуторами, то есть отдельно от деревень. Кроме них появилось и окрепло число собственников среднего достатка, известных как «середняки». Полунищими и вовсе нищими оказались лентяи, пьяницы и другие отбросы крестьянской общины. Впоследствии коммунисты пытались переманить середняков на свою сторону, но не смогли, приравняли их к «кровопийцам» кулакам и раскулачили. Как раз это «несправедливое неравенство» в результате столыпинской реформации увидели и использовали в пропагандистских целях социалисты накануне выборов во Вторую Думу, срок которых был объявлен Монаршей властью заранее.

Выборы во 2-ю Думу снова дали преимущество оппозиции, как и выборы в 1-ю Думу. В общей сложности выбрали 518 депутатов: кадетов – 98, социал-демократов – 68, трудовиков – 104, эсеров – 37, октябристов – 44, беспартийных – 50. Остальные голоса достались националистам, отдельным мелким политическим объединениям, казакам, регионально-национальным партиям. Несмотря на значительное число правых, большинство всё равно было левым, благодаря тому, что кадеты часто принимали сторону левых. Противостояние 2-й Думы с властью обнаружилось сразу. Открытие 1-й сессии прошло не так пышно, как с 1-й Думой, 20 февраля (5 марта) 1907 года. Правые внесли предложение поднести Государю благодарственный адрес, при оглашении которого левые и кадеты вызывающе не встали со своих мест и вообще не проявили никаких верноподданнических чувств. Это вызвало негодование среди монархистов, а св. Царь написал Марии Феодоровне 1 (14) марта 1907 года: «Конечно, ты уже знаешь, как открылась Дума и какую… глупость и неприличие сделала вся левая не встав, когда кричали «ура» правые! …До сих пор члены занимаются внутренними вопросами, а главное, проверкой собственных полномочий, т.е. правильно ли каждый из них выбран. Кажется, завтра или в субботу Столыпин будет читать свою речь, и тогда… станет ясно, пожелает ли Дума серьёзно заняться своим делом или начнёт терять время и свой небольшой престиж болтовнёй и ругательствами».

Народ мало интересовался 2-й Думой и это в известной мере способствовало тому, что Таврический дворец стал местом столкновений Царского Совета Министров, крайних правых и крайних левых. В этой связи не могу не вспомнить слова П.Столыпина, сказанные после покушения на него в доме на Аптекарском острове: «Революция борется не из-за реформ, …а из-за разрушения самой государственности, крушения Монархии и введения социалистического строя». Государственная Дума в силу достаточно демократичной системы выборов в неё стала для масонов и лжепатриотов наиболее доступным полем деятельности, чем Государственный Совет и Совет Министров.

В центре внимания «втородумцев» снова оказался аграрный вопрос, а правительственная программа реформации земледелия и землепользования сделалась объектом ожесточённых нападок депутатов, и П.Столыпин был обязан ответить на все вопросы. Его программную речь, прозвучавшую в Думе 6 (19) марта 1907 года, ждали кто с опасением, кто со злорадством, кто с любопытством, потому что ещё помнили начало мая 1906 года, когда «перводумцы» бесцеремонно затопали, захлопали и ошикали программную речь И.Горемыкина. По той же причине министр Двора барон В.Фредерикс удивился вниманию и даже аплодисментам депутатов во время речи П.Столыпина. Барон не удержался от замечания, что «это странно», и предположил: «Дума как будто одобряет правительство, а между тем все были убеждены.., что будет то же самое, как при Горемыкине». Но Столыпин знал о преобладавших настроениях депутатов, поэтому хладнокровно отнёсся к «громам и стрелам», полетевшим в адрес правительства буквально через несколько минут после окончания его речи. Что же это была за речь? Без полемической риторики, деловито, спокойно и обстоятельно Столыпин изложил главные пункты программы правительства и основные направления дальнейшей работы по завершению создания в России правового государства, успешно начатое, как я уже писал, Императором Александром I. П.Столыпин считал главными среди проводимых мер аграрные законы и вынес на рассмотрение Думы все те проекты, которые реализовывались в форме Царских Указов в соответствии со статьёй 87 Основных Государственных Законов Российской Империи. Это был безусловный знак уважения и доверия власти к Думе, знак вежливости, чем не могла похвастать Дума, но чего от неё терпеливо ждала власть. Далее П.Столыпин предложил вниманию депутатов законы, вытекавшие из положений Манифеста 17 (30) октябре 1905 года: о веротерпимости, о равноправии всех подданных, о пересмотре временных правил о печати, о реорганизации местного самоуправления, о неприкосновенности личности, о реформировании суда, о пересмотре рабочего законодательства и др. Закончил свою речь П.Столыпин словами: «Изложив перед Государственной Думой программу законодательных предположений, я бы не выполнил своей задачи, если бы не выразил уверенности, что лишь обдуманное и твёрдое проведение в жизнь высшими законодательными учреждениями новых начал государственного строя поведёт к успокоению и возрождению великой нашей Родины». Однако лишь очень немногие депутаты 2-й Думы услышали приглашение к сотрудничеству.

Речь П.Столыпина вызвала прения, в которых участвовало свыше двадцати депутатов, после чего на трибуну вновь поднялся Пётр Аркадьевич: «Правительству,- сказал он,- желательно было бы найти тот язык, который был бы одинаково нам понятен. …Таким языком может быть язык ненависти и злобы; я им пользоваться не буду. …Правительство задалось одной целью – сохранить те заветы, те устои, те начала, которые были положены в основу реформ Императора Николая II. Борясь исключительными средствами в исключительное время, правительство вело и привело страну во Вторую Думу. Я должен заявить и желал бы, чтобы моё заявление было услышано далеко за стенами этого собрания, что тут волею Монарха нет ни судей, ни обвиняемых и что эти скамьи не скамьи подсудимых – это место правительства.
(А п л о д и с м е н т ы). Правительство будет приветствовать всякое открытое разоблачение какого-либо неустройства, но иначе оно должно отнестись к нападкам, ведущим к созданию настроения, в атмосфере которого должно готовиться открытое выступление. Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у власти паралич и мысли, и воли, все они сводятся к двум словам – «руки вверх». На эти два слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить только двумя словами: «не запугаете».

Столыпин подтвердил свои слова делом и предложил главным оппонентам – кадетам – разумными уступками гарантировать России защиту от революционных потрясений. Однако союз с кадетами не получился: они постоянно колебались между правыми и левыми, не хотели ни лишаться популярности в случае своего отхода от оппозиции, ни спровоцировать роспуск Думы в случае своего сближения с экстремистами, а П.Столыпин не мог поступиться престижем власти, который он обязан был защищать. В итоге с самого начала дискуссии по аграрным вопросам кадеты объединились с социалистами, требуя экспроприации земель. П.Столыпин смело отверг это и вдобавок отказался отменить военно-полевые суды. Вообще многие депутаты в своих думских выступлениях не скрывали враждебного отношения к власти и не стеснялись в выражениях, за что святому Царю пришлось однажды сделать внушение председателю Думы Ф.Головину. Даже иностранцы не симпатизировали 2-й Думе. «Невозможно удержаться от выражения тягостного чувства,- писал М.Бомпар министру Иностранных Дел Франции С.Пишону, — констатируя посредственность избранников русского народа». И далее: «От этой жалкой ассамблеи не дождёшься законодательного творчества; она совершенно не способна к парламентской работе».

Это видели и Государь, и П.Столыпин, но с роспуском Думы не спешили: он подтвердил бы мнение оппозиции, что власть не только нетерпима, но сама не знает, чего хочет. За три с небольшим месяца «жизни» 2-й Думы П.Столыпин неоднократно выступал перед депутатами, поясняя позицию власти и окружив особым вниманием её аграрную программу, говорил, что тенденция «уравниловки» и насильственного перераспределения земли никак не могут решить аграрный вопрос и приведут не к благополучию в этой области, а к непредсказуемым социальным потрясениям. Пётр Аркадьевич не раз обращал внимание депутатов на нежелание власти насильно разрушить крестьянскую общину и общинный уклад жизни крестьян, что власть создаёт гибкие условия, позволяющие каждому крестьянину, сообразуясь с индивидуальными особенностями своей семьи, которая, таким образом, получала отнятую коммунистами и до сих пор не возвращённую возможность обеспечивать своё благополучие своим же трудом. Выражаясь современным языком, правительство св. Царя и П.Столыпина стремилось к созданию и создавало условия для развития пресловутых фермерских хозяйств, пусть и «на западный манер», но с учётом особенностей нашего русского сельского хозяйства.

Когда Господь Иисус Христос жил и проповедовал среди богоизбранного народа Израиля, еврейское духовенство сознательно сделало всё, чтобы народ не понял Его, не увидел в Нём Мессию и легковерно отдал Его на казнь римским язычникам с кощунственными словами: «Кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27, 25). Но увидели и поняли бы мы Его, приди Он в наши дни вновь не как Судия мира во всей Своей славе, а как Спаситель в облике обычного человека? Думаю, ничего бы мы не увидели и не поняли, уподобились бы евангельским евреям.

Так и «втородумцы» не понимали и не видели необходимости их союза со св. Царём и Столыпиным в радении о России. Прикрываясь депутатской неприкосновенностью, левые занялись откровенной антиправительственной пропагандой. 5 (18) мая 1907 года полиция произвела обыск у представителей социал-демократической фракции и обнаружила листовки с призывом к вооружённому восстанию, но Дума отказалась лишить подстрекателей депутатской неприкосновенности. 10 (23) мая 1907 года Столыпин в очередной раз выступил в Думе: «Пробыв около десяти лет у дела земельного устройства, я пришёл к… убеждению, что в деле этом нужен упорный труд, …продолжительная чёрная работа. Разрешить этого вопроса нельзя, его надо разрешать. В западных государствах на это потребовались десятилетия. Мы предлагаем вам скромный, но верный путь. Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, …от культурных традиций (очень злободневно! — Е.М.). Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!»

Говоря «нам нужна», Столыпин деликатно не разделял правительство и «втородумцев», но поставил шах и мат депутатам-смутьянам и вообще врагам России, поэтому его речь можно смело считать достойной разумного подражания классикой русского патриотизма. Очевидно, что 2-ю Думу не распустили сразу после дискредитации левых из-за нежелания власти идти на обострение и без того шаткого положения в стране, а возможно, и надежды, что провал охладит и образумит левых. Но как раз этого, к сожалению, не произошло. В ночь на 3 (16) июня 1907 года полиция арестовала целую группу думских социалистов, продолжавших свою грязную пропаганду, а затем передала их суду. Утром того же дня вышел Высочайший Манифест о роспуске 2-й Думы. «В нём говорилось,- писал А.Труайя в книге «Николай II»,- что неудачный опыт существования первых двух Дум следует приписать новизне учреждения и несовершенству избирательного закона, по причине чего в законодательное учреждение попадают те, кто не выражает народные нужды и чаяния. …Государь выдвинул своею властью новый избирательный закон. «Только власти, даровавшей первый избирательный закон,- говорилось в Манифесте,- исторической власти Русского Царя, предоставлено право отменить оный и заменить его новым». Предусматривалось, что 3-я Дума соберётся 1 (14) ноября 1907 года. Новый избирательный закон изменил пропорции представительства отдельных групп населения, отдал предпочтение наиболее состоятельным элементам общества, уменьшил представительство национальных окраин. Так, Польша вместо прежних двадцати девяти депутатских мест получила право лишь на двенадцать, а Кавказ на десять против прежних двадцати девяти. Если старый закон разрешал крестьянам 42% выборщиков, то теперь они имели право на 22,5%; землевладельцы, выдвигавшие прежде 31% выборщиков, теперь могли выдвинуть 50,5%, а горожане и рабочие по-прежнему могли выдвинуть 27% выборщиков, но при этом разделялись на две курии, голосовавшие самостоятельно. Новый закон показал, что терпение власти имеет предел, что нельзя нарушать законность и порядок в России бесконечно. Однако этот же закон стал для левых поводом к усилению пропаганды против «несправедливого» неравенства, а для кабинетных демагогов – пищей для разговоров и выступлений, никак не обеспечивавшего общественного спокойствия. В то же время закон, конечно, раздробил силы думской оппозиции, уменьшил её легальные возможности борьбы с властью, чем облегчил хоть ненадолго проведение необходимых столыпинских реформ, иначе они застопорились бы на полпути. Кроме того, Манифест 3 (16) июня 1907 года важнейшим образом укрепил устои и прерогативы Царской Власти, о чём А.Труайя, как видел читатель, предпочёл упомянуть вскользь и без соблюдения необходимых для цитирования таких документов правил орфографии.

«Репетиция Октября» до сих пор считается официальными историками подавленной в 1907 году. Но так ли это на самом деле? Это довольно спорный вопрос, т.к. не прекращалась расовая и политическая борьба против русской Монархии,- опоры славянской православной веры и национальной самостоятельности – о чём говорят продолжавшиеся террористические акты и экспроприации. Конечно, в городах уже не шли уличные бои, на селе тоже жизнь текла своим чередом, но абсолютного спокойствия в Империи всё же не ощущалось, чему весьма способствовали наши газеты. Как я уже писал, именно они рождали ничем не обоснованные слухи, именно они сеяли сомнения в правильности политики Столыпина и его правительства. Но Государь, постоянный в своих симпатиях и антипатиях, несмотря на регулярное давление на него в неблагоприятном для Петра Аркадьевича духе, продолжал его поддерживать, так что никакое «воздействие», оставившее след в документах того времени, должного эффекта не производило. Осенью 1907 года правительственная газета «Россия», объясняя правым политическую ситуацию, писала: «Консерватизм необходим в государственной жизни каждого народа, и только глупый будет отрицать его законность и необходимость в России. Надо знать, что консервировать, что охранять. Охранять надо живое, а не мёртвое. В этом и ошибка наших крайних правых, что они охраняют форму, а не дух, обряды, а не ту сущность, которую они символизировали. …После подавления революции разные умные люди обязаны пересмотреть её причины, …уничтожить их. Разумная политика после революции требует реформ, а не восстановления прошлого в его неприкосновенности и целости».

1 (14) ноября 1907 года открылась 3-я Государственная Дума, более консервативная по составу и более полезная в рабочем отношении, чем предыдущие две. Депутаты по-прежнему могли делать запросы министрам, Государственный Совет по-прежнему состоял наполовину из выборных членов, а наполовину был назначен св. Царём, без согласия которого по-прежнему не мог быть принят ни один новый закон и не отменялся ни один старый. Но все положенные пять лет работы 3-й Думы неразрывно связаны не только со св. Николаем II, но и со Столыпиным. Депутатский корпус численно сократили. Из 442 мест в Думе кадеты и сочувствующие получили всего 108 мест, трудовики – 13, социал-демократы – 20, октябристы и близкие им группы – 155, правые – 146. Думским центром стала партия «Союз 17 Октября», и председателем Думы выбрали октябриста Н.Хомякова (в марте 1910 года его сменил масон и лидер октябристов А.Гучков, а через год 3-ю Думу возглавил масон М.Родзянко, ставший потом председателем 4-й Думы). В итоге консерваторы получили 301 место. Это дало Столыпину опору в Думе, благодаря чему он добивался одобрения большинства вносимых законопроектов при том, что недовольных политикой правительства всегда хватало среди депутатов. Не имея точной хронологии, приведу примеры показавшихся мне важными выступлений Петра Аркадьевича в 3-й Думе: «Историческая Самодержавная Власть и свободная воля Монарха, являются драгоценнейшим достоянием русской государственности,- оглашал правительственную декларацию Столыпин,- так как единственно эта воля, создав существующие установления и охраняя их, призвана в минуты… опасности для государства к спасению России и обращении её на путь порядка и исторической правды… Нельзя к нашим русским корням, к нашему русскому стволу прикреплять… чужестранный цветок. Пусть расцветёт наш родной русский цвет… и развернётся под влиянием взаимодействия Верховной Власти и дарованного ею нового представительного строя».

Отвечая Столыпину, сделал выпад против него не только кадет и масон Ф.Родичев, один из будущих министров Временного Правительства, но и большинство депутатов закричало: «Вон! Долой!» Другое выступление Петра Аркадьевича говорит о нелицемерной любви «кровавого царизма» к народу: «…На очереди главная задача – укрепить низы. В них вся сила страны. Их более ста миллионов! Будут здоровы и крепки корни у государства, поверьте, и слова русского правительства совсем иначе зазвучат перед Европой и …всем миром. Дружная, общая, основанная на взаимном доверии работа – вот девиз для нас всех, русских! ДАЙТЕ ГОСУДАРСТВУ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ПОКОЯ, ВНУТРЕННЕГО И ВНЕШНЕГО, И ВЫ НЕ УЗНАЕТЕ НЫНЕШНЕЙ РОССИИ!»

Это же понимали и враги России, стремившиеся превратить Думу в парламент и свести роль Монарха к чтению «тронных речей», написанных лидерами партий, послушных издревле враждебным Самодержавию силам. Не зря же вопрос об улучшении старого порядка землепользования сделали предметом долгих дискуссий, а «брат» Гучков постоянно стремился превысить полномочия Думы, вмешиваясь в дела Военного Министерства и т.п., так что член Государственного Совета П.Дурново однажды заявил: «Под рассматриваемым на первый взгляд малым делом скрывается особливо важный вопрос о прерогативах Императорской Власти… Не рано ли… менять Российскую Императорскую Армию на армию случайностей и дилетантизма?»

Св. Царь относился к Думе прохладно, что чувствуется в его ответе на приветственную телеграмму правых: «Верю, что созданная Мною Дума обратится на путь труда и в строгом подчинении установленным Мною Основным Законам оправдает Мои надежды». 6 (19) января 1908 года Государь принял в Царскосельском Большом Екатерининском дворце триста думцев (группы правых и центра) и в своей речи ясно сформулировал собственный взгляд на работу Думы: «…Вы созваны Мною для разработки нужных России законов и для содействия Мне в деле укрепления… порядка и правды. Из всех законопроектов, внесённых по Моим указаниям в Думу, Я считаю наиболее важным законопроект об улучшении земельного устройства крестьян и напоминаю о Своих неоднократных указаниях, что нарушение чьих-либо прав собственности никогда не получат Моего одобрения; права собственности должны быть священны и прочно обеспечены законом». Лишь этот путь был самым коротким к благу России.
Я с благоговением склоняю голову перед св. Царём, которому довелось неподдельно и действенно радеть о благе России в страшное и жестокое время наибольшего накала борьбы рас и религий, доставшееся ему по Божией воле и по вине людей. И это при том, что в его св. Семье жила великая, с моей точки зрения, неподсудная любовь, увенчанная тяжёлым горем – неизлечимой болезнью св. Царевича Алексея! О ней тайно знали тогдашние властители Европы и главные враги России, и пользоваться ею было аморально. Наверное, никому не дано до конца понять источник душевных сил Государя, св. Царицы, их св. Дочерей, которым из-за болезни св. Царевича никогда не суждено было выйти замуж: человеческое малодушие велико и встречается чаще бесстрашной и высокой любви. Наверное, никому не понять также источник душевных сил нескольких по-на-стоящему преданных Царских слуг, потому что все они, как и св. Царская Семья, были не от мира сего, они – избранники Божии, высшую привязанность которых мало кто видел за внешней простотой поведения и мало кто признавал.

12 (25) марта 1906 года Государь записал в дневнике: «Вечером покатались и заехали к Ане. Видели Григория с Феофаном. Так было хорошо».

«Аня» — это фрейлина и подруга св. Царицы Анна Танеева (Вырубова). Она родилась в 1884 года в семье А.Танеева – музыканта, композитора, меломана, коллекционера, кавалера ордена Св. Благоверного Князя Александра Невского. Кроме того, он был статс-секретарём, обер-гофмейстером, членом Государственного Совета, а с 1896 года – главноуправляющим Собственной Его Императорского Величества Канцелярией. По материнской линии Анна и её сестра Александра (родилась в 1885 года) были родными внучками графа И.Толстого, получили хорошее домашнее воспитание, знали языки, прекрасно играли на фортепиано, были музыкально образованны.

Несмотря на высокое положение родителей в свете, Анна с юности не имела никаких светских претензий, в обществе была неразговорчивой, но отличалась религиозностью, добротой, отзывчивостью, бескорыстием, старанием помогать всем, кто нуждался в её помощи. В шестнадцать лет Анна серьёзно заболела, и во время кризиса ей привиделось, как к ней подошла св. Царица, протянула ей руку и спасла от смерти. После этого сразу же здоровье Анны улучшилось, о чём родители сообщили св. Царице, которая очень серьёзно относилась к знамениям, поэтому навестила Анну и благословила её. Так Государыня познакомилась со своей будущей подругой, ближе и вернее которой у неё никогда не было среди придворных.

В 1902 году Анна выдержала экзамен при Петербургском Учебном Округе на звание домашней учительницы, а в 1903 году получила шифр (знак отличия) фрейлины Большого Императорского Двора. Сближение Анны со св. Царской Семьёй началось в 1905 году, когда в благодарность за услужливость и скромное поведение её взяли в летнюю поездку на яхте «Штандарт» по финляндским шхерам. Это был любимый отдых св. Царской Семьи. Через год «дорогую Аничку» снова взяли на «Штандарт»: она нравилась Александре Феодоровне глубокой религиозностью, искренностью чувств. По возвращении в Петербург произошли невероятные для положения Анны перемены: её регулярно приглашали на Царские трапезы и вечерние посиделки-собеседования в семейном Царском кругу.

Св. Царица была глубоко убеждена, что только в семье женщина может получить настоящее счастье, поэтому она приняла большое участие в устройстве личного благополучия Анны, и в январе 1907 году состоялась помолвка «дорогой Анички» с морским офицером Александром Вырубовым. Незадолго до свадьбы «Гришка» благословил брак Анны, но странно предсказал, что счастливым он не будет. Так и вышло, не помогло даже Высочайшее покровительство: лейтенант Вырубов всех обманул, скрыв, что он подвержен приступам острого психического расстройства, страдает импотенцией и маниакальными садистскими наклонностями. Анна несколько месяцев терпела этот кошмар, но была вынуждена бежать от супруга. При благосклонно-сочувственном отношении св. Императорской Четы, узнавшей все перипетии этого неудачного супружества, А.Вырубова нашла у неё поддержку, и св. Царская Семья стала для Анны до конца родной. Однако симпатия Их Величеств к неприметной и не блиставшей ни красотой, ни талантами Вырубовой неминуемо порождала слухи и сплетни. Но можно ли было остановить поток сплетен и грязи? А.Боханов в книге «Николай II» дал ответ на этот вопрос: «Подобные сплетни высвечивают одну характерную сторону столичного высшего общества..: удивительную эротическую истерию, надрывный культ плотской чувственности и вакханического экстаза, охвативший в первую очередь дам столичного света. Разнузданную похоть часто прикрывали разговорами о поисках простоты, искренности и истинности. Темы книг и лекций по вопросам пола в начале века стали чрезвычайно популярными. Разговоры на эти темы, ещё совсем недавно немыслимые в православном русском обществе, сделались модными. Различные авантажные «эмансипэ» чуть ли не все поступки людей стали объяснять «половыми влечениями». И далее: «Естественно, что в господствующих в обществе представлениях и настроениях так или иначе преломлялась жизнь Императорской Семьи, хотя св. Царь и особенно св. Царица были очень далеки от подобных модных течений, никогда такие темы публично не обсуждали и не высказывали никакого интереса к ним». Ничего похожего не происходило и в «Анином домике» в Царском Селе, неподалёку от Александровского дворца. Вырубова относилась к «Гришке» с почтением. Она, как и св. Царица, поверила, что молитвы Распутина дойдут до Всевышнего, спасут и сохранят св. Царскую Семью, приведут Россию к счастью и процветанию. Для себя Вырубова ничего не просила: у неё не было собственных интересов. Встречи проходили без придворных условностей, во время прогулок св. Императорской Четы, в неофициальной обстановке. В беседах участвовали священнослужители, в частности, архимандрит Феофан, те или иные общественно-политические события обсуждались с православной точки зрения, что было вполне по душе и Их Величествам. Со временем в беседах в «Анином домике» стали принимать участие старшие Дочери св. Царя – св. Царевна Ольга и св. Царевна Татьяна. Их отношение к Распутину было ровным и вполне дружелюбным, о чём свидетельствуют строки из письма св. Царевны Ольги к Отцу из Петергофа 25 июня (8 июля) 1909 года: «Мой милый, дорогой Папа. Сегодня чудесная погода, очень тепло. Маленькие (Анастасия и Алексей.- Е.М.) бегали босиком. Сегодня вечером у нас будет Григорий. Мы все так чудесно радуемся его увидеть…».
Во дворце о беседах с «Гришкой» никто ничего не знал. К чести Вырубовой надо отнести её способность хранить молчание о происходившем. За это она претерпела много клеветы и унижений, в частности, ЧСК Временного Правительства подвергла Анну Александровну унизительной и ненужной медицинской экспертизе, которая ничего не дала обвинению, кроме абсолютно лишнего доказательства неприкосновенности девичьей чести преданной фрейлины и подруги св. Царицы Александры Феодоровны.

К сожалению, встречи с Григорием у Вырубовой очень скоро стали невозможны из-за ряда скандальных историй, которые ему приписывались не без участия масонов, легко сделавших «старца» своей игрушкой, и пересудов, начавшихся в Петербурге в 1908-1909 годов. Миф пересиливал не толь-ко документы, но и здравый смысл, а легенда становилась фактом (это один из ярких примеров общественной истерии предкоммунистического периода нашей истории). Говорили – в общих чертах – следующее: у Царской Семьи появился советчик-мужик из Сибири, бывший конокрад, сектант-хлыстовец. Несмотря на неопределённость слухов и отсутствие достоверных сведений, должностные лица забеспокоились. Дворцовый комендант генерал-адъютант В.Дедюлин сообщил начальнику Охранного Отделения Петербурга генерал-майору А.Герасимову, что у «Вырубовой появился мужик, по всей вероятности переодетый революционер», который бывает во дворце в присутствии св. Царской Четы. Дело не кончилось быстрым установлением непричастности Распутина к среде революционеров.

Министра Внутренних Дел и Столыпина обеспокоила близость «мужика» к св. Царской Семье, и они поручили товарищу министра Внутренних Дел и начальнику Жандармского Управления генерал-майору (с 1910 года и до убийства Столыпина генерал-лейтенанту) и масону П.Курлову установить наблюдение за Распутиным. Это дало компромат на «старца»: в его прошлом есть немало ТЁМНЫХ страниц, о его жизни ходят нелицеприятные СЛУХИ. Столыпина тревожило, что такой мужик возле Монарха неминуемо скомпрометирует его, а враги Трона и Династии получат лишний козырь, т.к. сомнительная репутация «Гришки» рано или поздно станет широко известна (кстати, на это и делали ставку «братья»). Все документы на Распутина Столыпин передал Государю, но тот медлил с решением, ограничиваясь вежливыми, но для обоих неприятными беседами. К сожалению, Пётр Аркадьевич не понимал, не знал и, думаю, НЕ ДОЛ-ЖЕН был знать, что не только религиозность связывала св. Царскую Семью с «Гришкой»: богословов и без Распутина было много, а «роковой цепью» стала болезнь св. Царевича Алексея и уникальная способность Распутина облегчать его страдания. Поэтому-то лишь ранней весной 1911 года, как ясно из рассказов третьих лиц, Государь во время разговора со Столыпиным поблагодарил его за очередное сообщение о «Гришке» и сказал: «Я знаю и верю, Пётр Аркадьевич, что вы мне искренне преданы. Быть может, всё, что вы мне говорите,- правда. Но я прошу вас никогда больше мне о Распутине не говорить. Я всё равно сделать ничего не могу». Точная дата этого разговора неизвестна.

Св. Царская Семья не могла изменить общественное мнение и приняла на себя неизмеренную часть травли «грязного» и «развратного» мужика, который в её глазах был не только целителем св. Царевича, но и одним из праведников и светочей Православия на Руси.

Травля «Друга», постоянные тревоги за Государя и Детей, принимаемые близко к сердцу чужие беды, трудные и частые беременности, хронический радикулит, необходимость в любом состоянии участвовать в официальной жизни Двора и общественных делах привели к ухудшению здоровья св. Царицы. Тревога за св. Царевича возросла, когда он начал ходить. Чтобы хоть немного оградить Наследника от случайных травм, к нему приставили трёх человек из Гвардейского Морского Экипажа – запасного боцмана А.Деревенько, матросов И.Седнёва и К.Нагорного. Сменяясь, они постоянно находились при св. Царевиче даже во дворце и сразу звали врачей, если приступ всё же начинался (нельзя было часто прибегать к помощи Распутина из-за предвзятого отношения к нему большинства придворных). Мне известно, что Нагорный и Седнёв последовали со св. Царской Семьёй в ссылку в Тобольск, а затем в Екатеринбург, где за верность св. Семье их убили вне Ипатьевского дома коммунисты. Деревенько же оказался подлецом: после вынужденного отречения св. Царя от Престола он забыл и доверие к нему св. Царской Четы, и любовь св. Царевича и св. Царевен, стал развязным, порой откровенно грубым, по-холуйски заискивал перед представителями Временного Правительства, что не помешало ему предъявить большой выдуманный счёт за якобы купленные для св. Царевича одежду и обувь (300 р. только за июль 1917 год!). Под благовидным предлогом он отказался ехать в ссылку в Тобольск, а среди оставленного сосланными багажа обнаружился «забытый» сундук Деревенько с украденными им для своих сыновей вещами св. Царевича (он крал чуть ли не с начала своей службы при Его Высочестве), среди которых был и подарок Великого Князя Сергея Михайловича – великолепной работы мелкокалиберное ружьё «Монтекристо» в футляре. Но корысть не пошла на пользу лукавому хохлу: из выгоды став коммунистом, он умер в Петрограде от тифа в 1921 году.

Несмотря на болезнь, жизнь св. Царевича проходила в основательной и постепенной подготовке к Царскому служению. Для нормального развития Наследника Престола были учреждены «потешные», которые участвовали в военных играх и обучении св. Царевича и не только.

С рождения св. Цесаревич был Атаманом Всех Казачьих Войск и Шефом Лейб-Гвардии Финляндского полка. «Потешные» тоже были организованы на военный лад, причём сугубо русский, а разница в обучении состояла лишь в том, что св. Царевичу давался гораздо больший объём знаний, чем его «потешным» сверстникам, однако при этом сохранялись обязательными русская грамматика, русская литература, русская история, математика (всё на уровне начальных классов гимназии), естествознание, Закон Божий и – досконально! – порядок и все тонкости русского православного богослужения. У св. Царевича законоучителем был, например, учитель его старших св. Сестёр и настоятель храма Крестовоздвиженской Общины Сестёр Милосердия протоиерей Александр (Васильев), так что св. Царевич прекрасно знал Закон Божий, жизнь и страсти Господа нашего Иисуса Христа, все тонкости церковных служб, необыкновенно почитал прп. Серафима Саровского (в 1913 году св. Царевич вместе со св. Семьёй посетил Саров). Во время богослужений, когда диакон провозглашал прошение о Царе и Царице, Наследник Престола благоговейно крестился, а когда провозглашалось прошение о нём, смиренно стоял со склонённой головой.
Св. Царевича и «потешных» обучали также популярной в то время «Сокольской системе» гимнастики и ружейным приёмам с деревянными винтовками (это были копии настоящих винтовок, имевшиеся во всех Кадетских Корпусах), рассыпному строю, основам службы разведчика, воинской дисциплине (св. Царевичу всё давалось успешно).

В классных занятиях Престолонаследника «потешные» не участвовали, а для военных учений был сформирован «потешный взвод» из сыновей нижних офицерских чинов, которым командовал А.Деревенько. Во время учений на плацу св. Царевич по ранжиру занимал первое место во 2-м полувзводе (6 человек). Вместе с «потешными» он задорно пел строевые русские песни, принятые тогда во всех детских объединениях России. Однако не забывались и чисто детские забавы: летом ходили в походы по грибы-ягоды, купались, занимались греблей, катались на велосипедах, а зимой – лепили снеговиков, катались с ледяных гор, играли в снежки, строили снежные крепости. Непременными участниками этих забав были Сёстры св. Царевича, его няня М.Вишнякова и А.Деревенько.

К несчастью, драма в Спале, о которой я ещё расскажу, заставила всё изменить в жизни св. Царевича, но объединения «потешных» остались и успешно развивались, поэтому совершенно неверно утверждение, будто большую роль в молодёжном движении Царской России играли кратковременные скаутские организации. Именно «потешные» отряды – возрождённая в 80-х годах XIX века идея Царя Алексея Михайловича – были серьёзной и сильной молодёжной организацией предреволюционной России, в которой выросло несколько поколений юных патриотов.

Когда в каком-либо городе проходили смотры «потешных» отрядов, всегда собиралось много интересующейся публики. Например, на одном из смотров были отмечены замечательные выступления «потешных» отрядов Лейб-Гвардии Преображенского и Лейб-Гвардии Семёновского полков, Сибирского Казачьего Войска, 4-го Сибирского сапёрного батальона, Петровской роты, школы Общества Белого Креста из Петергофа, воспитанников учебных заведений Московского, Киевского, Рижского, Кавказского Учебных Округов, Севастопольского Ремесленного училища, Генерального Штаба, школы Голицынской больницы и многих других школ (церковно-приходских, при железнодорожных учебных заведениях и пожарных обществах).

Участники смотров чётко и слаженно выполняли движения с винтовками и без них, гимнастические упражнения на спортивных снарядах, с булавами, с флагами, с палками, под музыку духового оркестра и без неё. Во время некоторых выступлений «потешных» звучало стройное пение. Были среди них и мастера по фехтованию, по групповым упражнениям на турниках (советские парады физкультурников – жалкая копия этих смотров).

Конечно, никто из зрителей смотров не оставался равнодушным, в том числе и Члены св. Царской Семьи, всегда присутствовавшие на таких мероприятиях. В «потешных» виделась та сила, с которой было возможно укрепить Россию и определить её доброе будущее. Непосредственно перед ленинским путчем «потешные» объединения состояли из многих тысяч детей и молодых людей.

Всё, что касается жизни св. Царской Семьи, на мой взгляд, безусловно интересно, ведь мы так долго были лишены достоверной информации о ней (да и теперь много неясного).

Так, например, за здоровьем св. Венценосной Семьи следил целый штат придворных медиков. До весны 1908 года среди них не было светил науки, если не считать опытного, но престарелого доктора медицины Г.Гирша, умершего в 1907 году. Он был лейб-хирургом Александра II, Александра III, св. Николая II. Достойную замену ему предложила св. Царица Александра Феодоровна в лице Евгения Сергеевича Боткина, хотя тогда в Петербурге блистал его старший брат, профессор Сергей Сергеевич Боткин (1859-1910), заведующий кафедрой заразных болезней и бактериологии Военно-Медицинской Академии и почётный лейб-медик Большого Императорского Двора, бывший в Японскую войну главноуполномоченным Красного Креста Северо-Западного района действующей армии. Е.Боткин был пожалован в почётные лейб-медики Двора Его Императорского Величества ещё 6 (19) мая 1905 года, а личным лейб-медиком св. Царя его назначили 13 (26) апреля 1908 года. Он также состоял членом Военно-Медицинского Учёного Комитета и членом Главного Управления Российского Общества Красного Креста. Е.Боткин был отлично разносторонне образован, стажировался в лучших клиниках Европы, защитил докторскую диссертацию и стал приват-доцентом Военно-Медицинской Академии с мая 1897 года, работал в лазаретах во время Японской войны, имел большую лечебную практику в Мариинской больнице для бедных. Он был истинно православным человеком, видел долг врача не только в медицинской помощи, но и в христианском сострадании больному. Вот отрывок из его первой лекции слушателям Военно-Медицинской Академии: «Раз приобретённое вами доверие больных переходит в искреннюю привязанность к вам, когда они убеждаются в вашем неизменно сердечном к ним отношении. Когда вы входите в палату, вас встречает радостное и приветливое настроение –драгоценное и сильное лекарство, которым вы нередко гораздо больше поможете, чем микстурами и порошками. …Только сердце для этого нужно, только искреннее сердечное участие к больному человеку. Так не скупитесь же, приучайтесь широкой рукой давать его тому, кому оно нужно».

Став лейб-медиком св. Николая II, Е.Боткин регулярно приезжал из Петербурга в Александрийский дворец в Царском Селе, а осенью 1908 года переехал со всей семьёй туда, в дом № 6 на Садовой улице, напротив более просторного Большого Екатерининского дворца (в Александрийском дворце св. Царская Семья жила очень тесно), так что его дети не просто знали о жизни св. Семьи со слов отца (св. Царица принимала его в начале десятого часа утра ежедневно, и он всегда заставал Государыню за какой-нибудь работой), но сначала каждый день в три часа могли наблюдать за выездом на прогулку св. Царской Семьи, а затем, по доброму расположению Их Величеств и Их Высочеств, начались внимательные и трогательные отношения. Выражались они в передаваемых через Евгения Сергеевича поклонах, иногда Их Высочества присылали персик или яблоко, цветок или конфетку, если кто-то из детей доктора заболевал – каждый день Государыня обстоятельно расспрашивала его о здоровье заболевшего, непременно передавала святую воду или просфору, а когда Татьяну Евгеньевну пришлось обрить после брюшного тифа, св. Царевна Татьяна связала ей голубую шапочку. Очная дружба младших св. Царевен с детьми БоткинаТатьяной и Глебом завязалась в 1911 году, когда Е.Боткин заболел на яхте «Штандарт» и дети ежедневно приезжали на катере навестить отца.

Приведу пример из книги Т.Мельник (Боткиной) «Воспоминания о Царской Семье и её жизни до и после революции»: «Мария Николаевна и Анастасия Николаевна… любили играть в нулики и крестики и знали какой-то секрет, при помощи которого всегда выигрывали, но… Глеб проник в их секрет, и Анастасия.., проиграв ему несколько раз, предупреждала Марию…: — Берегись, …он хорошо играет. Глеб… очень хорошо рисовал людей с звериными головами, и они приносили кусочки бумаги и карандаши, чтобы срисовывать.

Однажды Анастасия… пришла… и, усевшись в ногах дивана, вытащила из кармана… гору смятых листков папиросной бумаги, которую она стала разглаживать… и аккуратно складывать стопочкой.

– На что вам эти бумажки? – спросил отец. – А я с ними играть буду,- сказала Анастасия… и, сложив их горкой, запихнула обратно в карман.

…Просидев ещё немножко, …она встала, попрощалась и вышла, но не в коридор, а… за портьеру, так что мы видели кончики её белых туфелек. – А мы вас видим, Анастасия Николаевна,- смеясь, сказал мой отец. Она выглянула из-за портьеры, засмеялась и убежала. На следующий день… Анастасия… сделала вид, что ушла, но из-за портьеры выглядывал её… башмачок. – А мы вас видим,- сказал мой отец. За портьерой – молчание…

Мы отодвинули портьеру, и там… стояла белая туфля, а Анастасия.., поставив ногу в чулке на носок другой туфли, выглядывала из-за притворённой в коридор двери. Около пяти часов к… отцу приходила Её Величество, которой он ежедневно выслушивал сердце. К этому времени… отец всегда просил нас подать ему вымыть руки, что мы и делали, наливая воду в стеклянную чашку, которую Великие Княжны называли «простоквашницей».

Однажды, уже после нашего отъезда, мой отец попросил сидевшую у него… Анастасию… позвать лакея. — Вам зачем? — Я хочу вымыть руки. — Так я вам подам. На протесты моего отца она сказала: — Если это ваши дети могут сделать, то отчего я не могу? …Завладев «простоквашницей», она начала усердно помогать моему отцу мыть руки. …Великие Княжны говорили: — Если вам не трудно, то Мама просит вас прийти. Никогда никто из окружающих не слышал от Их Высочеств слово «приказываю».

В сопровождении Деревенько и няни Вишняковой дважды навещал любимого доктора св. Царевич (Жильяр стал его гувернёром позже, а Нагорный и Седнёв были взяты в помощники Деревень-ко, очевидно, после случая в Спале). Наследнику Престола очень нравилось слово «папуля», которым дети Боткина называли своего отца. Однажды, после уроков с П.Жильяром, Алексей Николаевич сказал св. врачу по-французски: «Я вас люблю всем своим маленьким сердцем». Св. врач запомнил это навсегда и мужественно прошёл со св. Царской Семьёй её страшный крестный путь.

Другая история на Императорской яхте описана Г.Нечаевым в воспоминаниях «На яхте «Штандарт»: «Как-то… Николай II попросил одного молодого офицера что-то передать Великой Княжне Татьяне Николаевне. Офицер взял под козырёк и отказался выполнить просьбу Царя: «Виноват, Ваше Величество, но я не могу этого сделать!» — «Почему?» — «Мы поссорились с Великой Княжной и уже три дня не разговариваем». Интересно было бы знать, как поступил бы в таком случае Император Николай I? А Император Николай II просто взял молодого офицера под руку и сказал: «Пойдёмте, я вас помирю…».

Как не улыбнуться? Будет кстати вспомнить ещё два случая, первый описан Жильяром в книге «Из воспоминаний об Императоре Николае II и его Семье», другой – баронессой С.Буксгевден в книге «Император Николай II, каким я его знала». Начну с цитаты из книги Жильяра: «Ольга Николаевна… много читала вне уроков. Когда она стала старше, всякий раз, как я давал ей книгу, под пред-логом трудности текста или незначительности интереса, который он представлял, я отмечал на полях места или главы, которые она должна была пропускать, …чтобы потом вкратце передать ей их содержание. Я делал так из предосторожности. …Ольга Николаевна читала «Отверженные» Виктора Гюго и дошла до описания битвы под Ватерлоо. В начале урока она передала мне, как всегда, список слов, которые она не поняла. Каков же был мой ужас, когда я увидел выписанным слово, создавшего славу героя, командовавшего Гвардией! Я был уверен, что соблюл все предосторожности… Я попросил книгу, чтобы проверить свои отметки, и убедился в своей непростительной забывчивости. Чтобы избежать щекотливого объяснения, я вычеркнул злосчастное слово и вернул ей листок. Ольга Николаевна воскликнула: «Каково! Вы вычеркнули слово, смысл которого я… спрашивала у Папа!» Если бы молния упала у моих ног, она не произвела бы во мне большего потрясения: «Как, вы…» — «Ну да, и он сначала меня спросил, откуда я знаю это слово, а потом сказал, что это очень сильное выражение, которое повторять не надо, но… в устах генерала, его сказавшего, оно было в ту минуту самым прекрасным словом французского языка». Несколько часов спустя я встретил Государя на прогулке в парке; он отозвал меня в сторону и сказал… самым серьёзным голосом: «Вы, однако, обучаете моих дочерей странному подбору слов!» Я запутался в смущённых объяснениях, но Государь расхохотался и перебил меня: «Бросьте, не смущайтесь, я отлично понял всё, что произошло, и сказал моей дочери, что это страница славы французской армии».

А вот рассказ Буксгевден: «Во время одной прогулки по берегу Днепра, при посещении Императорской Ставки Верховного Главнокомандующего, Цесаревич, будучи в шаловливом настроении, вытащил у меня зонтик и бросил… в реку. Великая Княжна Ольга и я старались зацепить его палка-ми и ветками. …Неожиданно появился Государь. «Что это за представление?» — спросил он, удивлённый нашими упражнениями около воды. «Алексей бросил её зонтик в реку, и это стыд, так как это её самый лучший», — ответила Великая Княжна, безнадёжно стараясь зацепить ручку большой… веткой. Улыбка исчезла с лица Государя. Он повернулся к своему сыну. «Так в отношении дамы не поступают,- сказал он сухо.- Мне стыдно за тебя, Алексей. Я прошу извинения за него,- добавил он, обращаясь ко мне,- и я попробую… спасти этот злополучный зонтик». К моему величайшему смущению, Император вошёл в воду. Когда он дошёл до зонтика, вода была выше колен. …Он передал его мне с улыбкой. «Мне всё же не пришлось плыть за ним! Теперь я сяду и буду сушиться на солнце». Бедный… Цесаревич, красный от отцовского замечания, расстроенный подошёл ко мне. Он извинился, как взрослый. Вероятно, Государь позже поговорил с ним, так как после этого случая он перенял манеру отца, подчас забавляя нас неожиданными старомодными знаками внимания по отношению к женщинам. Это было очаровательно».

(Продолжение следует.)