Дмитрий Михайлович Пожарский на земле Подмосковной, окончание
Возрастные ограничения 18+
Первое и второе ополчения
После разгрома правительственного отряда Исаака Сумбулова, Дмитрий Пожарский рисковал угодить под стражу, а то и подняться на плаху. Он приблизительно в конце января 1611 года покидает Зарайск и направляется в Москву. Почему он не отправился в Шацк в ополчение к Прокопию Ляпунову и не отправился к Москве вместе с ними? Во-первых, семье Пожарского стало небезопасно оставаться в доме на Сретенке, и поэтому необходимо было вывезти жену и детей из Москвы. Во- вторых, в его глазах худородный Прокопий Ляпунов с сомнительной биографией перемётчика мог быть только как союзник, а не как начальник. В- третьих, такие люди как Иван Заруцкий могли вызывать у князя только отвращение, а не то, чтобы быть рядом с ним. Лишь Дмитрий Трубецкой мог бы стать начальником Дмитрия Михайловича, но он служил Лжедмитрию-II, поэтому не заслуживал особого доверия. Вероятнее всего у князя Пожарского была какая-то тайная миссия.
В момент начала восстания москвичей против поляков 19 марта 1611 года Дмитрий Пожарский был в своём доме на Сретенке. «Семибоярщина» и польская администрация, узнав о приближающемся Ляпуновском ополчении, стремились, во что бы то ни стало укрепить город с точки зрения обороноспособности, но москвич старались саботировать работы. И вот утром 19 марта нежелание выполнять требования поляков со стороны москвичей переросло в драку с солдатами, а затем в вооружённую стычку и в восстание. На улицах и площадях столицы стали воздвигаться баррикады и острожки. Польских солдат в Москве было меньше, чем восставших, но они были профессиональными и хорошо вооружёнными воинами, и к тому же по приказу коменданта Гонсевского было заранее изъято оружие у москвичей вплоть до кухонных ножей.
Под натиском польских наёмников, наступавших вверх по Сретенке под прикрытием пушек, восставшие отходили, унося с собой части баррикады. Дмитрий Михайлович собрал защитников баррикад, имеющиеся у них орудия и боеприпасы и построил у храма Введения узел обороны-«острожёк». Первый же залп обороняющихся москвичей привёл в смятение нападавших, и восставшие перешли в атаку, втоптав неприятеля в Китай-город. К концу дня восставшие контролировали почти весь Белый город, и положение запертых в Кремле и Китай-городе поляков стало отчаянным. Вот тогда по предложению «семибоярина» М.Г. Салтыкова интервенты применили испытанный метод борьбы: они подожгли дома в Москве. Примером служил дом М.Г. Салтыкова, который загорелся одним из первых. Несмотря на сильный мороз, Москва запылала, люди метались между горящими и рушащимися домами, а по ним стреляли картечью со стен Китай-города. Интервенты перешли в наступление. Воины Пожарского держались ещё весь следующий день, а Сретенка смогла продержаться до вечера, и когда оставшиеся в живых защитники покидали «острожёк», князя Пожарского, неоднократно раненого и обожжённого, в санях вывезли в Троице-Сергиев монастырь, а затем в его родовую вотчину Мугреево.
Только через несколько дней подошли воеводы Ляпуновского ополчения, и началась осада Москвы. Но личное соперничество триумвирата ополчения и классовая вражда ополченцев привели к расколу. А Ляпунов, пытающийся принять дворянскую программу действий, в результате тщательно спланированного заговора, и вовсе был убит казаками. Дворяне начали покидать ополчение, а польское командование начало искать контакты с оставшимся руководством казачества в лице Ивана Заруцкого. Тем временем зрела новая социальная база национального освобождения в торгово-ремесленных центрах Востока и Северо-Востока в городах Костроме, Ярославле, Нижнем Новгороде. Инициатором сбора средств стал лидер средних слоёв ниже-городского посада земский староста Кузьма Минин. На собранные средства нанимались опытные воины, стрельцы, казаки, приобреталось вооружение, а в качестве командующего остановили выбор на Пожарском. Делегацию в село Мугреево возглавил архимандрит Нижегородско-Печерского монастыря Феодосий и сын боярский Ж.П. Болдин, который участвовал с князем в разгроме отряда Лисовского под Коломной. Согласно этикету, Пожарский долго отказывался, но позволил уговорить себя и дал согласие. Перед Дмитрием Михайловичем стояла сложная задача: сформировать и возглавить армию, способную разгромить мощнейшую нате времена армию Сигизмунда-III.
В середине февраля 1612 года Пожарский вывел войска из Нижнего Новгорода и двинулся к Москве, но лишь в ночь на 20 августа, преодолев все трудности, возникающие на пути, войска прибыли к Москве. Одновременно с ополчением к Москве на помощь осаждённому гарнизону подошли войска польского гетмана Ходкевича. Войска гетмана и ополчения сошлись 21 августа, а 25 августа 1612 года гетман, потеряв обозы, с жалкими остатками войска ушёл к Вязьме, не представляя больше угрозы ополчению, а гарнизон захватчиков остался в Кремле.
В октябре батареи Пожарского начали систематический обстрел Кремля, и уже 22 октября был освобождён Китай-город, а через три дня поляки выпустили содержащихся в Кремле членов боярских семей, в том числе семью патриарха Филарета с его сыном Михаилом Романовым. После этого 27 октября 1612 года начали выходить и сдаваться польские полки. Москва была освобождена от польских интервентов.
Служба при Михаиле Романове
11 июля 1613 года состоялось венчание на царство Михаила Фёдоровича Романова — первого из династии Романовых, и князь Дмитрий Михайлович Пожарский получил почётное место среди тех, кто участвовал в ритуале, а 12 июля 1613 года князь Пожарский получил в награду высший думный чин боярина. Дмитрию Михайловичу пожаловали и обширные земельные владения на Нижегородчине и в Пурецкой волости, находящиеся в наше время на территории Ивановской области. Тем самым молодой государь дал понять, что Дмитрия Михайловича ценят и его благодеяния отечеству не забыты. Более того Пожарскому вернули село Мыт, приселок Нижний Ландех и посад Холуй, отобранные ранее поляками. Земли стало у Дмитрия Михайловича примерно в полтора раза больше, чем он владел прежде. Вот в таких благоприятных для себя условиях начал службу Дмитрий Михайлович при царе Михаиле Фёдоровиче Романове.
Пожарского по-прежнему используют в ратных делах, и в 1615 году князь ведёт боевые действия против полковника Лисовского, который продолжает разорять и сжигать русские города, но полковнику каждый раз удаётся скрыться. В 1617 году Дмитрия Михайловича назначают старшим воеводой над армией под Калугой, где он ведёт успешные боевые действия с поляками по обороне города, в июле 1618 года Пожарский ведёт боевые действия под Боровском и Серпуховом, нанося фланговые удары армии королевича Владислава. Но долго воевать Пожарский не смог, так как в августе 1618 года из-за «падучей» болезни, развившейся у него после тяжёлого ранения в голову, его отправляют в Москву на лечение. Находясь в Москве, Дмитрий Михайлович в октябре 1618 года лично участвует в отражении штурма, устроенного армией королевича Владислава, за что ему были пожалованы сельца Вельяминова и пустоши Марфиной в Московском уезде. Приступы болезни учащались, князя Пожарского от ратных дел освобождают и в 1619 году ставят его во главе Ямского приказа, с 1621 года во главе Разбойного приказа. Затем в 1628 году Пожарский отправляется на воеводство в Новгород, где пробыл до 1630 года, и потом вновь возвращается к чиновнической службе, возглавив Поместный приказ. Но когда в 1632 году началась война за Смоленск с Речью Посполитой, Дмитрий Михайлович вновь в армии и назначается вторым воеводой над войском, направленным в Смоленск на помощь воеводе М.Б. Шеину. После заключения Поляновского мирного договора между Россией и Речью Посполитой, Пожарский направляется руководить Судным приказом. Было это уже в 1634 году и только 1638 году Дмитрий Михайлович вновь получает должность воеводы. На этом событии остановимся немного подробнее, так как прибыл князь Пожарский вновь в Зарайский уезд, но в должности воеводы Вожской засеки.
Вожская засека
Засеки, как простейшие защитные сооружения на местностях, богатых лесом, известны очень давно (упоминаются в летописях, датируемых ещё в XII веке). Они представляли собой заграждения из стволов деревьев, поваленных в месте продвижения вероятного противника.
Для борьбы с участившимися набегами «наследников» Золотой Орды Московские правители ещё в XV веке стали создавать оборонительные линии (засеки), включающие города-крепости Козельск, Калуга, Серпухов, Коломна, Муром, Нижний Новгород и другие. Со временем эти линии (засеки) образовали сплошную оборонительную преграду-«Большую Засечную черту», которая стала важнейшим стратегическим рубежом Московского государства. Большое внимание Черте уделял Иван-IV (Грозный), под руководством которого к 1566 году строительство «Большой Засечной чертой» было завершено полностью. Иван Грозный в том же году лично проверял её готовность в районе Козельска, Белёва и других городах. Современная Засечная черта, состоящая из отдельных участков-засек, представляла собой выдающийся памятник военно-инженерного искусства. Совместно с дополнительными и параллельными линиями при ширине от 30 до 50 верст, она тянулась почти на 1000 верст (1 верста примерно равна 1066 метрам). Мировая практика не знает других примеров подобного использования лесов для защиты государственной границы. Оборонительные сооружения создавались из лесных завалов-засек, чередующихся с частоколами, надолбами, земляными валами и рвами в местах, где отсутствовал лес. Для засечной черты использовались также рельефные препятствия, а именно: реки, озёра, болота и овраги, а на дорогах размещались небольшие крепости или башни с воротами, на которых устанавливались пушки. В таких городках-крепостях селились и ратные люди. На речных переправах и бродах устраивали преграды из набитых частоколом колод, уложенных в несколько рядов и прикреплённых ко дну. Их дополняли частоколы и сваи, вбитые в дно реки, а в воду пускали брёвна с забитыми в них гвоздями. При устройстве лесных завалов стволы деревьев не срубались, а только засекались, чтобы поваленное дерево частично держалось на пне. Деревья подрубали на высоте человеческого роста и валили их по направлению наступления вероятного противника. Такие завалы было сложно разобрать, потому что их общая глубина достигала шестидесяти и более метров, а глубина полосы засек местами достигала 20-30 километров. Из-за большой протяжённости «Большая Засечная черта» разделялась на участки: Рязанский, Каширский, Тульский, Козельский и другие, которые в свою очередь состояли из отдельных засек.
Оборона засек возлагалась на пограничную засечную стражу, состоявшую из жителей окрестных селений, привлекаемых на службу из расчёта по одному человеку на 20 дворов. Засечная стража была вооружена топорами, пищалями и взаимодействовала с гарнизоном города-крепости. Засечная стража к концу XVI века насчитывала порядка 35 тысяч человек. Они охраняли Черту отрядами, которые наблюдали за территорией перед засечной чертой. Впереди засечной черты на десятки и сотни километров были вынесены стационарные сторожевые посты, состоящие, как правило, из нескольких всадников, которые вели наблюдения по заранее определённому маршруту. Засеками ведали воеводы, засечные головы, засечные приказчики, которым подчинялась засечная стража. Всей засечной чертой в мирное время управлял Пушкарский приказ, где велись дозорные книги, а в военное время Черту ведал сам Разрядный приказ. Для содержания и укрепления засечной черты собирались специальные подати, так называемые засечные деньги. Лесистые участки засек представляли большие удобства для обороны и надёжные убежища для населения при нашествии врага, поэтому в этих местах запрещалась вырубка леса, причём наказание за срубленное дерево могло быть как крупный штраф, так и смертная казнь.
В Смутное время «Большая Засечная черта» ввиду отсутствия должного контроля пришла в запустение, многие конструкции обветшали и начали разрушаться. Необходимо было восстановить половину всех засек Тульско-Рязанского пояса, поэтому в 1638 году и началась масштабная реконструкция. Всем ходом работ на Черте руководил Разрядный приказ, а главнокомандующим вооружёнными силами и начальником оборонительных работ на Черте был назначен князь Иван Черкасский- государственный деятель, ближний боярин и двоюродный брат царя Михаила Фёдоровича.
Самый ответственный участок «Большой Засечной черты» был ёё левый фланг, так называемая, «Вожская засека», которая с соседней Красносельской засекой входила в состав Рязанской засеки. Она простиралась от реки Осётр до устья реки Вожи на расстоянии 38,5 километров, и данная местность была наиболее подвержена татарским набегам, в результате чего образовывались проходы, которые необходимо было заделывать. Естественно на самый ответственный участок должен быть направлен и ответственный человек, тем более, что на должность воеводы засечной черты назначалось лицо в чине не ниже Думного боярина. Ему подчинялись засечные головы, засечные приказчики и засечные сторожа. В итоге, восстановление левого фланга Черты Волжской засеки было поручено князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. И на этом посту Дмитрий Михайлович, как и прежде на других постах, проявлял глубокую порядочность, ответственность, усердие и беспокойство, принимал дело близко к сердцу. Можно предположить, что выбор пал на князя Пожарского ещё и в связи с тем, что он в 1610 году был воеводой Зарайска и хорошо знал местность в округе, благодаря военным операциям, которыми руководил Дмитрий Михайлович.
В Зарайском крае (уезде) засечная черта сосредотачивалась в районе старинных поселений Больших Белынич, Бортников, Алтухова, Авдеева, Большой Алешни, Бараково и заканчивалась в Глебово-Городищах. Зарайск находился прямо по центру Вожской засеки на расстоянии 16 км. от деревни Бортники, расположенной при реке Осётр.
Волжская засека была условно разделена на три участка (звена), в которых работой руководил засечный голова. Назначались на эту должность лица из выборных или дворовых детей боярских. В подчинении у засечного головы находились засечные приказчики и несколько сотен засечных сторожей. На первом участке (звене) работами руководил засечный голова Иван Бобрищев-Пушкин, на втором засечный голова Иван Чевкин и Пётр Чулков, на третьем засечный голова Василий Чевкин и Иван Огалин.
Засечная книга 1638 года начинается с приговора от 26 марта о посылке воевод и голов на засеки, которым предстояло подробно досмотреть, принять меры к их ремонту и укреплению в целях предотвращения набегов крымских татар. В Вожской засеке было трое главных ворот: Введенские, Дураковские и Волчьи (по всей Большой Засечной чертой их насчитывалось порядка тридцати). Через подобные ворота засек поддерживалась многолетняя торговля, и иная связь Руси с Диким Полем. Ворота представляли собой оборонительные укрепления со створчатыми опускающимися колодами, по обе стороны которых обустраивались земляные валы, рвы и дубовые остроги с поперечными и продольными надолбами и частоколом. Над воротами стояли сторожевые башни, где размещался постоянный воинский гарнизон, который дополнительно исполнял обязанности таможенной службы. Воеводы Зарайского гарнизона Назар Глебов, Дмитрий Путков, Иван Татаринов, Василий и Борис Беклемишевы, Дмитрий Пожарский и другие постоянно заботились об укреплении обороны Вожской засеки, совершенствовали тактику боевых действий с татарами, тем самым преграждая им путь к Москве.
При следовании в Переяславль-Рязанский князь Пожарский осмотрел засеки, «у кого из засечных воевод, сколько каких крепостей учинено» и убедился в неудовлетворительном состоянии дел. Дмитрий Михайлович представил в Разрядный приказ отчёт о дозоре порученной ему Вожской засеки и отметил, что старые укрепления пришли в ветхость, работы идут медленно на этих опасных звеньях Черты из-за недостатка людей. «Одни Дураковские ворота крепки» — писал он в донесении.
В ходе надзора во влажных и болотистых местах, Дмитрий Михайлович запрещал использовать стандартную технологию, и отдавал распоряжения ставить остроги и делать частоколы. Он сообщал в Разрядный приказ: «крепить не ведаем как, потому что рвы копать никаким делом нельзя, места пришли мокрые. Пытались копать однажды лопатою, тут же и вода пошла». Особенно трудно пришлось на третьем звене Вожской засеки засечному голове Василию Чевкину около башни на границе с Красносельской засекой. В отчёте отмечено: «оба рвы почали копать поперёк три сажени больших, а глубина, как доведетца, потому что места низки и водяны и дело большое и тяжёлое. А как ехал с Москвы боярин князь Пожарский, то видел: стоят деловцы во рву в воде выше пояса». В таких тяжёлых условиях работники, которые были присланы на рязанские засеки по разнарядке Разрядного приказа, как, впрочем, и служилые люди стали разбегаться. Кроме подобных препятствий и трудностей существовали ещё бюрократические препоны. Но, несмотря на всё это, работы по реконструкции Большой Засечной черты, начавшиеся в апреле-мае 1638 года, были проведены довольно таки быстро. Летом 1638 года строительная часть была уже завершена, а в сентябре, после дозоров и составления чертежей, князь Черкасский рапортовал царю Михаилу Фёдоровичу о полном завершении работ по реконструкции Большой Засечной черты. Воеводы, засечные головы и приказчики были отозваны, воинские силы, охранявшие засечную черту сокращены. Большая Засечная черта, полностью восстановленная в 1638 году в большей своей части, окончательно преградила путь южным врагам в середину Московского государства, а борьба с татарами протекала исключительно за её пределами.
После возвращения с Вожской засеки Дмитрий Михайлович назначается начальником Судного приказа, в котором он находился до1640 года. За добросовестную службу князю Пожарскому было пожаловано сельцо Буканово Серпейского уезда (сейчас это Угранский район Смоленской области), а 20 апреля 1642 года Дмитрий Михайлович ушёл из жизни в возрасте 63 лет. Похоронен он был в усыпальнице Пожарских в Спасо-Евфимиевом монастыре города Суздаля.
Эпилог
В начале 1640-х годов князь Пожарский продолжает ещё бывать при дворе, но здоровье его, особенно после полученных ранений в годы Смуты, продолжает слабеть. Чувствуя это, ещё в начале 1642 года, когда князю шёл 64 год (возраст по тем временам преклонный) он начал составлять завещание. Дмитрий Михайлович в целом был состоятельным человеком и крупным землевладельцем. Согласно данным Поместного приказа у князя Пожарского одних только вотчин было 8641 штука с 6948 четвертями вотчинной земли (1 четверть равна примерно 0.546 га). В Подмосковье Дмитрию Михайловичу принадлежало село Медведево (ныне район Медведково в Москве), село Лукерьино (ныне Коломенский городской округ), село Марчуги с деревнями (ныне Воскресенский городской округ), село Берсенево (ныне Клинский городской округ). Сегодня многие во многих населённых пунктах, некогда принадлежавших Пожарскому, краеведы ищут следы его пребывания, даже места, где могли находиться его усадебные дома. Судя по писцовым книгам, в крупных сёлах они имелись, но оставались в основном на попечении приказчиков-управляющих. Боярин XVII века, каким был Дмитрий Михайлович Пожарский, постоянно, можно сказать, пожизненно находился на государственной службе. Поэтому князь редко бывал в своих отдалённых владениях, поскольку ему ежедневно приходилось находиться при дворе, присутствовать на заседаниях Боярской думы в Кремле или принимать полковые и городские воеводства. Местом его постоянного пребывания был его родовой двор, оставшийся от деда, на Сретенке (ныне эта её часть-Лубянка). Это касается и вотчины князя Пожарского в Марчугах, где также краеведы спорят о его пребывании в селе.
В духовной грамоте Д.М. Пожарского есть моменты, позволяющие проникнуть во внутренний мир нравственности Дмитрия Михайловича. Его принципиальность известна, отсутствуют сведения о коррупции на государственной службе, в разрешении всех вопросов он был честным и порядочным. Несмотря на состоятельность князя, денежные накопления у него отсутствовали, однако требовались большие суммы денег на поминовение, которые должны были быть «чистыми». У князя Пожарского в селе Марчуги был кабацкий доход, необходимый князю для покрытия расходов на военные и прочие нужды, и эти деньги не считались «чистыми». Поэтому в своей духовной грамоте он указывает, что на кабацкие доходы его не поминать: «А кабацкими доходами меня не поминать; хотя в то число займовать, а опосле платить не ис кабацких доходов». В 1618 году во время похода запорожцев во главе с гетманом П. Конашевича-Сагайдачным село Марчуги с деревнями пришлось сильно восстанавливать от стоянки в них запорожцев, на что также требовались немалые вложения. В соответствии с духовной грамотой, Дмитрий Михайлович сёла Лукерьино, Хорошово, Марчуги с доходом от имеющихся там кабаков завещал княгине.
Дмитрий Михайлович Пожарский в память о начале своей полководческой деятельности осуществил несколько церковных вкладов, в том числе, и в Подмосковье: «К Предотече на колокол на Коломне, вперёд о чем побью челом детям моим, и им зделать. Да Николе Зарайскому в собор десять рублев. Да на Москву моево приходу к Веденью пять рублёв…». Вряд ли случайно вместе перечислены три места, связанные с боевыми эпизодами Смутного времени, когда начиналась полководческая деятельность князя. Первый бой с Александром Лисовским под Коломной осенью 1608 года, разгром атамана Салькова у Коломенской дороги весной 1609 года, воеводство и подавление бунта в Зарайске в 1610 году, разгром отряда И. Сумбулова в начале 1611 года, сражение у церкви Введения на Сретенке в Москве 19 марта 1611 года, и оставили неизгладимое впечатление в памяти воеводы. Все три храма в настоящее время целы и невредимы: Иоанно-Предтеченская церковь находится в Коломне на улице Городищенской, и является самым старинным храмом в Коломне, Никольский собор находится в Зарайском Кремле, а храм Покрова Пресвятой богородицы в Москве на улице Заповедной в Медведково.
Дмитрий Михайлович Пожарский предстаёт перед нами со страниц летописи и документов внешне не как известный русский богатырь, а довольно скромным человеком, вечно страдающий слабым здоровьем. В другие более спокойные времена, возможно, остался бы он рядовым придворным. Его гордость никогда не позволяла ему ничего просить для себя, что просто является уникальным явлением того времени. Человеческие качества Дмитрия Михайловича такие, как непоколебимая верность убеждениям и гуманизм, у представителей феодальной знати встречались не часто. Князь Пожарский не расправлялся с попавшим в его руки неприятелем, не вступался за подлеца-родственника, и ничто, кроме смерти или тяжёлого недуга, не мешало ему выполнить данное им слово.
Немного личных вещей Дмитрия Михайловича дошло до нас, всего несколько книг, да две сабли, одна из которых находится в Оружейной палате Кремля, представляя собой сильно изношенный потемневший от времени клинок, другая в ножнах с каменьями – парадная значит, находится в Государственном историческом музее. Обе они в своё время хорошо послужили хозяину и России. Других его личных вещей мы и не знаем. Но по-прежнему жива слава Пожарского, великого патриота и воина России.
Используемая литература:
Протоиерей Александр Соколов «Князья Пожарские и Нижегородское ополчение»;
Дмитрий Евдокимов «1612 год»;
Дмитрий Володихин «Пожарский»;
Юрий Эскин «Дмитрий Пожарский»;
Евгений Третьяков «Черта»;
Владимир Полянчев «Зарайский атлас»
После разгрома правительственного отряда Исаака Сумбулова, Дмитрий Пожарский рисковал угодить под стражу, а то и подняться на плаху. Он приблизительно в конце января 1611 года покидает Зарайск и направляется в Москву. Почему он не отправился в Шацк в ополчение к Прокопию Ляпунову и не отправился к Москве вместе с ними? Во-первых, семье Пожарского стало небезопасно оставаться в доме на Сретенке, и поэтому необходимо было вывезти жену и детей из Москвы. Во- вторых, в его глазах худородный Прокопий Ляпунов с сомнительной биографией перемётчика мог быть только как союзник, а не как начальник. В- третьих, такие люди как Иван Заруцкий могли вызывать у князя только отвращение, а не то, чтобы быть рядом с ним. Лишь Дмитрий Трубецкой мог бы стать начальником Дмитрия Михайловича, но он служил Лжедмитрию-II, поэтому не заслуживал особого доверия. Вероятнее всего у князя Пожарского была какая-то тайная миссия.
В момент начала восстания москвичей против поляков 19 марта 1611 года Дмитрий Пожарский был в своём доме на Сретенке. «Семибоярщина» и польская администрация, узнав о приближающемся Ляпуновском ополчении, стремились, во что бы то ни стало укрепить город с точки зрения обороноспособности, но москвич старались саботировать работы. И вот утром 19 марта нежелание выполнять требования поляков со стороны москвичей переросло в драку с солдатами, а затем в вооружённую стычку и в восстание. На улицах и площадях столицы стали воздвигаться баррикады и острожки. Польских солдат в Москве было меньше, чем восставших, но они были профессиональными и хорошо вооружёнными воинами, и к тому же по приказу коменданта Гонсевского было заранее изъято оружие у москвичей вплоть до кухонных ножей.
Под натиском польских наёмников, наступавших вверх по Сретенке под прикрытием пушек, восставшие отходили, унося с собой части баррикады. Дмитрий Михайлович собрал защитников баррикад, имеющиеся у них орудия и боеприпасы и построил у храма Введения узел обороны-«острожёк». Первый же залп обороняющихся москвичей привёл в смятение нападавших, и восставшие перешли в атаку, втоптав неприятеля в Китай-город. К концу дня восставшие контролировали почти весь Белый город, и положение запертых в Кремле и Китай-городе поляков стало отчаянным. Вот тогда по предложению «семибоярина» М.Г. Салтыкова интервенты применили испытанный метод борьбы: они подожгли дома в Москве. Примером служил дом М.Г. Салтыкова, который загорелся одним из первых. Несмотря на сильный мороз, Москва запылала, люди метались между горящими и рушащимися домами, а по ним стреляли картечью со стен Китай-города. Интервенты перешли в наступление. Воины Пожарского держались ещё весь следующий день, а Сретенка смогла продержаться до вечера, и когда оставшиеся в живых защитники покидали «острожёк», князя Пожарского, неоднократно раненого и обожжённого, в санях вывезли в Троице-Сергиев монастырь, а затем в его родовую вотчину Мугреево.
Только через несколько дней подошли воеводы Ляпуновского ополчения, и началась осада Москвы. Но личное соперничество триумвирата ополчения и классовая вражда ополченцев привели к расколу. А Ляпунов, пытающийся принять дворянскую программу действий, в результате тщательно спланированного заговора, и вовсе был убит казаками. Дворяне начали покидать ополчение, а польское командование начало искать контакты с оставшимся руководством казачества в лице Ивана Заруцкого. Тем временем зрела новая социальная база национального освобождения в торгово-ремесленных центрах Востока и Северо-Востока в городах Костроме, Ярославле, Нижнем Новгороде. Инициатором сбора средств стал лидер средних слоёв ниже-городского посада земский староста Кузьма Минин. На собранные средства нанимались опытные воины, стрельцы, казаки, приобреталось вооружение, а в качестве командующего остановили выбор на Пожарском. Делегацию в село Мугреево возглавил архимандрит Нижегородско-Печерского монастыря Феодосий и сын боярский Ж.П. Болдин, который участвовал с князем в разгроме отряда Лисовского под Коломной. Согласно этикету, Пожарский долго отказывался, но позволил уговорить себя и дал согласие. Перед Дмитрием Михайловичем стояла сложная задача: сформировать и возглавить армию, способную разгромить мощнейшую нате времена армию Сигизмунда-III.
В середине февраля 1612 года Пожарский вывел войска из Нижнего Новгорода и двинулся к Москве, но лишь в ночь на 20 августа, преодолев все трудности, возникающие на пути, войска прибыли к Москве. Одновременно с ополчением к Москве на помощь осаждённому гарнизону подошли войска польского гетмана Ходкевича. Войска гетмана и ополчения сошлись 21 августа, а 25 августа 1612 года гетман, потеряв обозы, с жалкими остатками войска ушёл к Вязьме, не представляя больше угрозы ополчению, а гарнизон захватчиков остался в Кремле.
В октябре батареи Пожарского начали систематический обстрел Кремля, и уже 22 октября был освобождён Китай-город, а через три дня поляки выпустили содержащихся в Кремле членов боярских семей, в том числе семью патриарха Филарета с его сыном Михаилом Романовым. После этого 27 октября 1612 года начали выходить и сдаваться польские полки. Москва была освобождена от польских интервентов.
Служба при Михаиле Романове
11 июля 1613 года состоялось венчание на царство Михаила Фёдоровича Романова — первого из династии Романовых, и князь Дмитрий Михайлович Пожарский получил почётное место среди тех, кто участвовал в ритуале, а 12 июля 1613 года князь Пожарский получил в награду высший думный чин боярина. Дмитрию Михайловичу пожаловали и обширные земельные владения на Нижегородчине и в Пурецкой волости, находящиеся в наше время на территории Ивановской области. Тем самым молодой государь дал понять, что Дмитрия Михайловича ценят и его благодеяния отечеству не забыты. Более того Пожарскому вернули село Мыт, приселок Нижний Ландех и посад Холуй, отобранные ранее поляками. Земли стало у Дмитрия Михайловича примерно в полтора раза больше, чем он владел прежде. Вот в таких благоприятных для себя условиях начал службу Дмитрий Михайлович при царе Михаиле Фёдоровиче Романове.
Пожарского по-прежнему используют в ратных делах, и в 1615 году князь ведёт боевые действия против полковника Лисовского, который продолжает разорять и сжигать русские города, но полковнику каждый раз удаётся скрыться. В 1617 году Дмитрия Михайловича назначают старшим воеводой над армией под Калугой, где он ведёт успешные боевые действия с поляками по обороне города, в июле 1618 года Пожарский ведёт боевые действия под Боровском и Серпуховом, нанося фланговые удары армии королевича Владислава. Но долго воевать Пожарский не смог, так как в августе 1618 года из-за «падучей» болезни, развившейся у него после тяжёлого ранения в голову, его отправляют в Москву на лечение. Находясь в Москве, Дмитрий Михайлович в октябре 1618 года лично участвует в отражении штурма, устроенного армией королевича Владислава, за что ему были пожалованы сельца Вельяминова и пустоши Марфиной в Московском уезде. Приступы болезни учащались, князя Пожарского от ратных дел освобождают и в 1619 году ставят его во главе Ямского приказа, с 1621 года во главе Разбойного приказа. Затем в 1628 году Пожарский отправляется на воеводство в Новгород, где пробыл до 1630 года, и потом вновь возвращается к чиновнической службе, возглавив Поместный приказ. Но когда в 1632 году началась война за Смоленск с Речью Посполитой, Дмитрий Михайлович вновь в армии и назначается вторым воеводой над войском, направленным в Смоленск на помощь воеводе М.Б. Шеину. После заключения Поляновского мирного договора между Россией и Речью Посполитой, Пожарский направляется руководить Судным приказом. Было это уже в 1634 году и только 1638 году Дмитрий Михайлович вновь получает должность воеводы. На этом событии остановимся немного подробнее, так как прибыл князь Пожарский вновь в Зарайский уезд, но в должности воеводы Вожской засеки.
Вожская засека
Засеки, как простейшие защитные сооружения на местностях, богатых лесом, известны очень давно (упоминаются в летописях, датируемых ещё в XII веке). Они представляли собой заграждения из стволов деревьев, поваленных в месте продвижения вероятного противника.
Для борьбы с участившимися набегами «наследников» Золотой Орды Московские правители ещё в XV веке стали создавать оборонительные линии (засеки), включающие города-крепости Козельск, Калуга, Серпухов, Коломна, Муром, Нижний Новгород и другие. Со временем эти линии (засеки) образовали сплошную оборонительную преграду-«Большую Засечную черту», которая стала важнейшим стратегическим рубежом Московского государства. Большое внимание Черте уделял Иван-IV (Грозный), под руководством которого к 1566 году строительство «Большой Засечной чертой» было завершено полностью. Иван Грозный в том же году лично проверял её готовность в районе Козельска, Белёва и других городах. Современная Засечная черта, состоящая из отдельных участков-засек, представляла собой выдающийся памятник военно-инженерного искусства. Совместно с дополнительными и параллельными линиями при ширине от 30 до 50 верст, она тянулась почти на 1000 верст (1 верста примерно равна 1066 метрам). Мировая практика не знает других примеров подобного использования лесов для защиты государственной границы. Оборонительные сооружения создавались из лесных завалов-засек, чередующихся с частоколами, надолбами, земляными валами и рвами в местах, где отсутствовал лес. Для засечной черты использовались также рельефные препятствия, а именно: реки, озёра, болота и овраги, а на дорогах размещались небольшие крепости или башни с воротами, на которых устанавливались пушки. В таких городках-крепостях селились и ратные люди. На речных переправах и бродах устраивали преграды из набитых частоколом колод, уложенных в несколько рядов и прикреплённых ко дну. Их дополняли частоколы и сваи, вбитые в дно реки, а в воду пускали брёвна с забитыми в них гвоздями. При устройстве лесных завалов стволы деревьев не срубались, а только засекались, чтобы поваленное дерево частично держалось на пне. Деревья подрубали на высоте человеческого роста и валили их по направлению наступления вероятного противника. Такие завалы было сложно разобрать, потому что их общая глубина достигала шестидесяти и более метров, а глубина полосы засек местами достигала 20-30 километров. Из-за большой протяжённости «Большая Засечная черта» разделялась на участки: Рязанский, Каширский, Тульский, Козельский и другие, которые в свою очередь состояли из отдельных засек.
Оборона засек возлагалась на пограничную засечную стражу, состоявшую из жителей окрестных селений, привлекаемых на службу из расчёта по одному человеку на 20 дворов. Засечная стража была вооружена топорами, пищалями и взаимодействовала с гарнизоном города-крепости. Засечная стража к концу XVI века насчитывала порядка 35 тысяч человек. Они охраняли Черту отрядами, которые наблюдали за территорией перед засечной чертой. Впереди засечной черты на десятки и сотни километров были вынесены стационарные сторожевые посты, состоящие, как правило, из нескольких всадников, которые вели наблюдения по заранее определённому маршруту. Засеками ведали воеводы, засечные головы, засечные приказчики, которым подчинялась засечная стража. Всей засечной чертой в мирное время управлял Пушкарский приказ, где велись дозорные книги, а в военное время Черту ведал сам Разрядный приказ. Для содержания и укрепления засечной черты собирались специальные подати, так называемые засечные деньги. Лесистые участки засек представляли большие удобства для обороны и надёжные убежища для населения при нашествии врага, поэтому в этих местах запрещалась вырубка леса, причём наказание за срубленное дерево могло быть как крупный штраф, так и смертная казнь.
В Смутное время «Большая Засечная черта» ввиду отсутствия должного контроля пришла в запустение, многие конструкции обветшали и начали разрушаться. Необходимо было восстановить половину всех засек Тульско-Рязанского пояса, поэтому в 1638 году и началась масштабная реконструкция. Всем ходом работ на Черте руководил Разрядный приказ, а главнокомандующим вооружёнными силами и начальником оборонительных работ на Черте был назначен князь Иван Черкасский- государственный деятель, ближний боярин и двоюродный брат царя Михаила Фёдоровича.
Самый ответственный участок «Большой Засечной черты» был ёё левый фланг, так называемая, «Вожская засека», которая с соседней Красносельской засекой входила в состав Рязанской засеки. Она простиралась от реки Осётр до устья реки Вожи на расстоянии 38,5 километров, и данная местность была наиболее подвержена татарским набегам, в результате чего образовывались проходы, которые необходимо было заделывать. Естественно на самый ответственный участок должен быть направлен и ответственный человек, тем более, что на должность воеводы засечной черты назначалось лицо в чине не ниже Думного боярина. Ему подчинялись засечные головы, засечные приказчики и засечные сторожа. В итоге, восстановление левого фланга Черты Волжской засеки было поручено князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. И на этом посту Дмитрий Михайлович, как и прежде на других постах, проявлял глубокую порядочность, ответственность, усердие и беспокойство, принимал дело близко к сердцу. Можно предположить, что выбор пал на князя Пожарского ещё и в связи с тем, что он в 1610 году был воеводой Зарайска и хорошо знал местность в округе, благодаря военным операциям, которыми руководил Дмитрий Михайлович.
В Зарайском крае (уезде) засечная черта сосредотачивалась в районе старинных поселений Больших Белынич, Бортников, Алтухова, Авдеева, Большой Алешни, Бараково и заканчивалась в Глебово-Городищах. Зарайск находился прямо по центру Вожской засеки на расстоянии 16 км. от деревни Бортники, расположенной при реке Осётр.
Волжская засека была условно разделена на три участка (звена), в которых работой руководил засечный голова. Назначались на эту должность лица из выборных или дворовых детей боярских. В подчинении у засечного головы находились засечные приказчики и несколько сотен засечных сторожей. На первом участке (звене) работами руководил засечный голова Иван Бобрищев-Пушкин, на втором засечный голова Иван Чевкин и Пётр Чулков, на третьем засечный голова Василий Чевкин и Иван Огалин.
Засечная книга 1638 года начинается с приговора от 26 марта о посылке воевод и голов на засеки, которым предстояло подробно досмотреть, принять меры к их ремонту и укреплению в целях предотвращения набегов крымских татар. В Вожской засеке было трое главных ворот: Введенские, Дураковские и Волчьи (по всей Большой Засечной чертой их насчитывалось порядка тридцати). Через подобные ворота засек поддерживалась многолетняя торговля, и иная связь Руси с Диким Полем. Ворота представляли собой оборонительные укрепления со створчатыми опускающимися колодами, по обе стороны которых обустраивались земляные валы, рвы и дубовые остроги с поперечными и продольными надолбами и частоколом. Над воротами стояли сторожевые башни, где размещался постоянный воинский гарнизон, который дополнительно исполнял обязанности таможенной службы. Воеводы Зарайского гарнизона Назар Глебов, Дмитрий Путков, Иван Татаринов, Василий и Борис Беклемишевы, Дмитрий Пожарский и другие постоянно заботились об укреплении обороны Вожской засеки, совершенствовали тактику боевых действий с татарами, тем самым преграждая им путь к Москве.
При следовании в Переяславль-Рязанский князь Пожарский осмотрел засеки, «у кого из засечных воевод, сколько каких крепостей учинено» и убедился в неудовлетворительном состоянии дел. Дмитрий Михайлович представил в Разрядный приказ отчёт о дозоре порученной ему Вожской засеки и отметил, что старые укрепления пришли в ветхость, работы идут медленно на этих опасных звеньях Черты из-за недостатка людей. «Одни Дураковские ворота крепки» — писал он в донесении.
В ходе надзора во влажных и болотистых местах, Дмитрий Михайлович запрещал использовать стандартную технологию, и отдавал распоряжения ставить остроги и делать частоколы. Он сообщал в Разрядный приказ: «крепить не ведаем как, потому что рвы копать никаким делом нельзя, места пришли мокрые. Пытались копать однажды лопатою, тут же и вода пошла». Особенно трудно пришлось на третьем звене Вожской засеки засечному голове Василию Чевкину около башни на границе с Красносельской засекой. В отчёте отмечено: «оба рвы почали копать поперёк три сажени больших, а глубина, как доведетца, потому что места низки и водяны и дело большое и тяжёлое. А как ехал с Москвы боярин князь Пожарский, то видел: стоят деловцы во рву в воде выше пояса». В таких тяжёлых условиях работники, которые были присланы на рязанские засеки по разнарядке Разрядного приказа, как, впрочем, и служилые люди стали разбегаться. Кроме подобных препятствий и трудностей существовали ещё бюрократические препоны. Но, несмотря на всё это, работы по реконструкции Большой Засечной черты, начавшиеся в апреле-мае 1638 года, были проведены довольно таки быстро. Летом 1638 года строительная часть была уже завершена, а в сентябре, после дозоров и составления чертежей, князь Черкасский рапортовал царю Михаилу Фёдоровичу о полном завершении работ по реконструкции Большой Засечной черты. Воеводы, засечные головы и приказчики были отозваны, воинские силы, охранявшие засечную черту сокращены. Большая Засечная черта, полностью восстановленная в 1638 году в большей своей части, окончательно преградила путь южным врагам в середину Московского государства, а борьба с татарами протекала исключительно за её пределами.
После возвращения с Вожской засеки Дмитрий Михайлович назначается начальником Судного приказа, в котором он находился до1640 года. За добросовестную службу князю Пожарскому было пожаловано сельцо Буканово Серпейского уезда (сейчас это Угранский район Смоленской области), а 20 апреля 1642 года Дмитрий Михайлович ушёл из жизни в возрасте 63 лет. Похоронен он был в усыпальнице Пожарских в Спасо-Евфимиевом монастыре города Суздаля.
Эпилог
В начале 1640-х годов князь Пожарский продолжает ещё бывать при дворе, но здоровье его, особенно после полученных ранений в годы Смуты, продолжает слабеть. Чувствуя это, ещё в начале 1642 года, когда князю шёл 64 год (возраст по тем временам преклонный) он начал составлять завещание. Дмитрий Михайлович в целом был состоятельным человеком и крупным землевладельцем. Согласно данным Поместного приказа у князя Пожарского одних только вотчин было 8641 штука с 6948 четвертями вотчинной земли (1 четверть равна примерно 0.546 га). В Подмосковье Дмитрию Михайловичу принадлежало село Медведево (ныне район Медведково в Москве), село Лукерьино (ныне Коломенский городской округ), село Марчуги с деревнями (ныне Воскресенский городской округ), село Берсенево (ныне Клинский городской округ). Сегодня многие во многих населённых пунктах, некогда принадлежавших Пожарскому, краеведы ищут следы его пребывания, даже места, где могли находиться его усадебные дома. Судя по писцовым книгам, в крупных сёлах они имелись, но оставались в основном на попечении приказчиков-управляющих. Боярин XVII века, каким был Дмитрий Михайлович Пожарский, постоянно, можно сказать, пожизненно находился на государственной службе. Поэтому князь редко бывал в своих отдалённых владениях, поскольку ему ежедневно приходилось находиться при дворе, присутствовать на заседаниях Боярской думы в Кремле или принимать полковые и городские воеводства. Местом его постоянного пребывания был его родовой двор, оставшийся от деда, на Сретенке (ныне эта её часть-Лубянка). Это касается и вотчины князя Пожарского в Марчугах, где также краеведы спорят о его пребывании в селе.
В духовной грамоте Д.М. Пожарского есть моменты, позволяющие проникнуть во внутренний мир нравственности Дмитрия Михайловича. Его принципиальность известна, отсутствуют сведения о коррупции на государственной службе, в разрешении всех вопросов он был честным и порядочным. Несмотря на состоятельность князя, денежные накопления у него отсутствовали, однако требовались большие суммы денег на поминовение, которые должны были быть «чистыми». У князя Пожарского в селе Марчуги был кабацкий доход, необходимый князю для покрытия расходов на военные и прочие нужды, и эти деньги не считались «чистыми». Поэтому в своей духовной грамоте он указывает, что на кабацкие доходы его не поминать: «А кабацкими доходами меня не поминать; хотя в то число займовать, а опосле платить не ис кабацких доходов». В 1618 году во время похода запорожцев во главе с гетманом П. Конашевича-Сагайдачным село Марчуги с деревнями пришлось сильно восстанавливать от стоянки в них запорожцев, на что также требовались немалые вложения. В соответствии с духовной грамотой, Дмитрий Михайлович сёла Лукерьино, Хорошово, Марчуги с доходом от имеющихся там кабаков завещал княгине.
Дмитрий Михайлович Пожарский в память о начале своей полководческой деятельности осуществил несколько церковных вкладов, в том числе, и в Подмосковье: «К Предотече на колокол на Коломне, вперёд о чем побью челом детям моим, и им зделать. Да Николе Зарайскому в собор десять рублев. Да на Москву моево приходу к Веденью пять рублёв…». Вряд ли случайно вместе перечислены три места, связанные с боевыми эпизодами Смутного времени, когда начиналась полководческая деятельность князя. Первый бой с Александром Лисовским под Коломной осенью 1608 года, разгром атамана Салькова у Коломенской дороги весной 1609 года, воеводство и подавление бунта в Зарайске в 1610 году, разгром отряда И. Сумбулова в начале 1611 года, сражение у церкви Введения на Сретенке в Москве 19 марта 1611 года, и оставили неизгладимое впечатление в памяти воеводы. Все три храма в настоящее время целы и невредимы: Иоанно-Предтеченская церковь находится в Коломне на улице Городищенской, и является самым старинным храмом в Коломне, Никольский собор находится в Зарайском Кремле, а храм Покрова Пресвятой богородицы в Москве на улице Заповедной в Медведково.
Дмитрий Михайлович Пожарский предстаёт перед нами со страниц летописи и документов внешне не как известный русский богатырь, а довольно скромным человеком, вечно страдающий слабым здоровьем. В другие более спокойные времена, возможно, остался бы он рядовым придворным. Его гордость никогда не позволяла ему ничего просить для себя, что просто является уникальным явлением того времени. Человеческие качества Дмитрия Михайловича такие, как непоколебимая верность убеждениям и гуманизм, у представителей феодальной знати встречались не часто. Князь Пожарский не расправлялся с попавшим в его руки неприятелем, не вступался за подлеца-родственника, и ничто, кроме смерти или тяжёлого недуга, не мешало ему выполнить данное им слово.
Немного личных вещей Дмитрия Михайловича дошло до нас, всего несколько книг, да две сабли, одна из которых находится в Оружейной палате Кремля, представляя собой сильно изношенный потемневший от времени клинок, другая в ножнах с каменьями – парадная значит, находится в Государственном историческом музее. Обе они в своё время хорошо послужили хозяину и России. Других его личных вещей мы и не знаем. Но по-прежнему жива слава Пожарского, великого патриота и воина России.
Используемая литература:
Протоиерей Александр Соколов «Князья Пожарские и Нижегородское ополчение»;
Дмитрий Евдокимов «1612 год»;
Дмитрий Володихин «Пожарский»;
Юрий Эскин «Дмитрий Пожарский»;
Евгений Третьяков «Черта»;
Владимир Полянчев «Зарайский атлас»
Свидетельство о публикации (PSBN) 68168
Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 21 Апреля 2024 года
Автор
Член творческого объединения "Воскресенский краевед", после службы в государственных надзорных органов в 2022 году на пенсии и по совместительству занимаюсь..
Рецензии и комментарии 0