Папина дочка

ЕЙ, нравилась эта уютная кухня. Когда стоишь у плиты, боковым зрением видишь окно, за ним раскидистая старая черешня, ярко зелёная в апреле, усеянная плотными красными плодами в июле, желтолистая по осени и, стоически переносящая морозы, под покровом снега — в феврале. Когда снимали в аренду этот старый дом с подвалом, муж сразу оценил добротную парилку на дровах с большим бассейном и комнатой отдыха. А ей пришлись по сердцу камин и эта скромная кухонька с окном и видом за ним. Сегодня это большой минус — во время войны у окна опасно, если даже не прилетит в дом, а рядом, то от взрывной волны разлетятся стёкла, могут ранить, а то и убить. А вот подвал переоценить было трудно — до войны он хранил компоты из черешни, помидорчики с огурчиками для семьи. Сегодня, при очередном ракетном ударе подвал мог сохранить СЕМЬЮ.
Поначалу ОНА игнорировала тревогу. Всё не верилось в реальность этой чудовищной войны. Потом всем миром пережили Бучу, Ирпень, Мариуполь. И всё — таки, это вроде как не с ними. Словно смотрели страшное кино. Ну, грохочут взрывы, больше издалека: работа ПВО, бывает и прилёты. Разбомбили Кременчугскую Нефтебазу, ТЭС. Но повода для паники нет, потому как нет рядом и стратегических объектов. Их город находится в самом сердце Украины, далеко от границ. Если по каждой тревоге спускаться в подвал, то там и будешь сидеть сутками. После 27 июня всё изменилось, и ОНА по тревоге уводила в подвал свою восьмилетнюю дочь и малышей двухлеток крестников.
Двойняшек мальчика и девочку привезли с сосками и в памперсах 23 февраля на недельку-две пожить в безопасности: всё закончится, и заберём детей — сказала подруга, уезжая обратно в Мариуполь с мужем.
Сначала они звонили ежедневно. Вскоре, со всеми защитниками Мариуполя они спустились в подвалы Азовстали и весточки о них приходили всё реже, иногда смс с чужих номеров: ваши живы. Когда больше месяца о них не было слуху, потеряла покой и сон. Но вскоре покорно приняла выверт судьбы: у неё теперь трое детей. Долгими бессонными ночами ОНА задавала себе вопрос: смогла бы сама оставить вот так дочь и поехать за мужем? Нет, и жалела подругу и злилась на неё, и плакала, прижимая к груди спящих малышей, когда те сквозь сон звали: мама! Мама!
Однажды через третьих лиц получила фотографию — на бетонном полу на свёрнутых куртках лежат раненые. Среди них подруга с измождённым лицом, заострёнными скулами, в кисти руки игла, к ней тянется капельница, закреплённая на деревянной палке.
Так ОНА увидела подробности о подвалах Азовстали, где много раненых, большая часть тяжело, некоторые без рук, без ног. Трупы лежат рядом с живыми людьми. Медикаментов практически нет, еда и вода по минимуму.
После этой фотографии пришло смирение. ЕЁ сердце, словно выросло, стало больше, и приняло эту данность, и осуждение перегорело и перешло в сострадание. И сама не осуждала и другим не позволяла. Вы не знаете, что они претерпевают там, в нечеловеческих условиях, под постоянными бомбёжками, в аду…
В конце апреля увидела в интернете: из катакомб завода выходили защитники Азовстали, чтобы сдаться в плен, на носилках выносили тяжёлых, некоторые на костылях. Среди них мать ЕЁ крестников.
За кадром голос интервьюера, обратившегося к женщине: Хотите что — нибудь сказать? Словно перед казнью, последнее слово:
— Я люблю своих родителей, своих детей. Люблю жизнь!
ОНА несколько раз переслушала, заходясь в рыданиях, это короткое признание в любви, вглядываясь в измученное лицо подруги. Назавтра поехала и забрала из прежней квартиры друзей их фотографию в рамке: сияющие улыбками родители на пороге роддома, в руках по свёртку, в каждом — счастье. Повесила на стену в большой комнате. С утра умыв малышей, подводила к портрету: это мама и папа, а это вы! Они приняли ежедневный ритуал за игру, веселились, показывая пальчиками на фото, повторяли: « Мама! Папа!» Но продолжали её звать мамой, вторя за старшей сестрой.
ЕЁ восьмилетняя дочь внезапно стала взрослой, часами занималась с малышами, научилась менять памперсы, приучала к горшку и держать правильно ложку в руках. Дети прыгали на батуте, установленном в зале, качались на качелях, встроенных в дверном проёме, парились в сауне, натянув на головы шапки для взрослых, глядели блестящими глазёнками, раскрасневшиеся, похожие на грибочки, пыхтели, покорно сидели, слушались крёстную маму, зажмуривали глазки, когда их обливали из тазика и визжали на весь дом от восторга.
Со старшей сестрёнкой рисовали, лепили, собирали конструкторы. Ну и конечно, температурили, болели, ревели, капризничали, совали везде свои любопытные носики, запихивали игрушки в пасть собакену, таскали кошку за хвост, и вскоре та, завидя маленьких разбойников, научилась запрыгивать на шкаф и следить за ними сверху, тревожно повиливая хвостом. В доме было шумно, трое детей, собака и кошка, принёсшая ко дню Любви и Верности пятерых котят, — отличная компания, чтобы кружиться вокруг в постоянных заботах и временами забывать о войне. Но мысли о родителях крестников находящихся в плену, вой сирен, стрельбы ПВО и прилёты ракет возвращали в реальность.
Жаркий июньский день 27 числа повысил градус войны. ОНА запомнит его навсегда.
Вымыв и уложив волосы, оделась. Наряжала малышей, когда отвлёк телефон — мама хотела поговорить. Некогда,— едва сдерживая раздражение, ответила ОНА, — давай позже, мам, собираюсь с детьми в город.
— Ну, хоть два слова, как вы? — умоляюще попросила мать.
— Всё нормально, сейчас едем в торговый центр, встретимся с мужем в его обеденный перерыв, нужно продукты купить, лекарства, малыши перекупались в бассейне, кашляют, вернусь, поговорим.
— Я буду ждать, счастливо!
ОНА планировала с мужем в торговом центре Амстор, быстро пробежаться по списку, заскочить в аптеку, не забыть свежую выпечку, у них самая вкусная в городе. И домой.
На выходе вспомнила о мусоре, вернулась, упаковала пакеты, выгнала из гаража машину, успокоила, усадила в кресла возбуждённых предстоящей поездкой двойняшек, рядом дочь. Наконец, тронулись. Недалеко от дома остановилась у контейнера, выбросила пакеты. Набрала номер мужа: мы выехали, сейчас будем.
— Хорошо, я возле Амстора жду на площадке, ответил он.
На сколько минут их задержали? Кто? Бог? Вселенная? Звонок мамы? На столько, чтобы они не успели войти в ТЦ. Прилёт был точно в Торговый Центр в самую его середину, где находились магазины Комфи, Эльдорадо, Брокард, аптека, бутики, столы с представителями различных банков, готовые оформить кредит на вашу покупку, кофейня, молочные, мясные, рыбные отделы, продавцы, консультанты, покупатели. Развлекающиеся дети в игровых комнатах. Сколько было, тех, кто пренебрёг тревогой и не вышел наружу? Уже не узнать…
Они были в минутах от цели, когда раздался оглушительный взрыв и машину подкинуло. Люди в панике разбегались в разных направлениях, не понимая, где опасность. С неба валились обломки, ошмётки, фрагменты крыши, металлоконструкций, стекло и бетон вперемежку с пылью. Дети испуганно закричали, заплакали. Раздался телефонный звонок, сквозь шум, ОНА услышала голос мужа: быстро домой, в убежище! Она развернула машину и помчалась обратно, дети ревели в голос, дочь, испуганно кричала: мама, мы умрём? Мы умрём?
—Нет, мы не умрём! — Успокой детей, не плачь! — ответила ОНА, вцепившись в рулевое колесо до побелевших костяшек на пальцах, сдерживая дрожь, сотрясавшую её.
Муж вернулся домой под утро. Он вместе с другими, кто оказался рядом, относил пострадавших к подъезжавшим машинам скорой помощи. Больницы не справлялись. Расположенный рядом роддом тоже принимал раненых. Были раненые с оторванными конечностями, метались в шоке, звали близких, кто был в сознании. Здание горело, и мужчины убирали, оттаскивали подальше автомобили, чтоб огонь не перекинулся на стоянку. ЕЁ МУЖ работал там ещё три дня, стоял в оцеплении по периметру, помогал спасателям, пока не расчистили все завалы и не извлекли все обугленные трупы. Среди них были и детские.
Смерть прошла близко. Её ледяное дыхание в жаркий июньский день остудило кровь. ОНА не могла ничего делать. Хотелось лежать и плакать. Не было ненависти и гнева, как в первые месяцы войны, не было никаких желаний. Несколько дней ОНА не могла говорить, только тихо плакала. Одна мысль преследовала ночью и днём: обычный поход в магазин мог стать для всей семьи последним, МЫ все могли погибнуть в этот день…
Неожиданно громко прозвучало смс – из комы вышел телефон, значит дали электричество. ОНА поспешно взяла трубку, ожидая вестей от мужа, но это был «Вроде отец». Когда-то давно, с незнакомого номера пришла бессмысленная открытка типа «С Днём шоколада!»— ОНА предположила, вроде отец. Так и записала. Так и осталось.
Отец с матерью разошлись, когда ей было девять. У обоих образовались новые семьи. От отца осталась только необычная, некогда греческая фамилия, заканчивающаяся буквой И. Родители её отца — греки, были депортированы в 1943 из Крыма на Урал, там он и родился. После 1954 фамилию выправили на русский манер, добавив букву н и вернулись на родину.
Когда ей приходилось где-то её произносить, переспрашивали: Валя Самакина? Нет, улыбалась ОНА, — Вальсамаки-на. Поначалу отец брал её к себе в гости, но новая жена ревновала, и постепенно он свёл свидания с дочерью на нет. Она любила отца и тосковала о нём. Помнила прогулки с ним и восклицания взрослых: «Как же девочка похожа на папу! Папина дочка!»
Выдумывала истории, рассказывала в школе: мы с папой проводили вместе выходные, угощайтесь, это мы привезли из Батуми, — раздавала конфеты и бананы «папина дочь» в классе…
Они долго не виделись. Когда ей было 16, неожиданно столкнулись в Симферополе на железнодорожном вокзале. ОНА искренне обрадовалась: привет, папа! Потянулась к отцу, он отшатнулся. Когда в юной повзрослевшей красавице признал свою дочь, стушевался, промямлил что-то невнятное. ОНА ушла прочь.
Раз в год поздравляла с Днём рождения. Когда у самой родилась дочь, сообщила: поздравляю, ты стал дедом. Написала, переступив через свою боль, помня о своей отверженности, боясь снова пораниться о безразличие. Сделала снова шаг навстречу: привет, папа! Он не спросил имени внучки, не задал обычных вопросов при появлении на свет нового человека. Спросил о политике, он живший в Крыму, ставший гражданином РФ в 2014. ОНА ответила: политикой не интересуюсь. У меня родилась дочь, что может быть важнее!?
Восемь лет ни одного вопроса о внучке. То, что не интересовался ею самой, уже не болело. Обидно было за дочь, у девочки жив дедушка, но и нет его. О существовании внучки не желал знать. И ОНА запрятала ещё глубже свою боль, не давая и шанса ей прорваться наружу. Но эти смс занозами вонзались под кожу, гуляли по венам, цепляя сердце бессонными ночами. Зачем он это делал? Ну, нет у него ни дочери, ни внучки, пусть себе живёт счастливо. ОНА давно смирилась, что отца нет. Почти год идёт война. Тысячи людей погибли. Миллионы бездомных беженцев разбрелись по миру. И ни одного вопроса от отца. Вы живы? Где вы вообще? Очевидно, трус от природы, боится, вдруг попросят помощи. И придётся как-то выкручиваться, врать, что бедный и не в состоянии…. Папа, родной, мне не нужны твои богатства, никогда не были нужны, меня согрело бы сердечное слово участия, просто знание, что где-то есть родная душа, что помнит и любит. Это такая малость, разве нет? Но ты и на эту малость не способен. Я не брошу свою многострадальную страну, не стану беженкой, не попрошу у тебя рубля, спи спокойно, но только не тревожь меня, не взрывай мой мозг своими дикими поздравлениями с днями шоколада, ДЕДА, смеха, супругов, космонавтов, ветра, дождя, плюшек и фисташек. Неужели ты не понимаешь, в каких условиях мы выживаем?! Ты находишься на Луне без связи или сошёл с ума? Я предполагаю, что тебе, как и многим другим, не выгодно знать правду, вы предпочитаете думать, что освобождаете нас от каких-то призрачных фашистов, или вам удобно находиться в «неведении», и ваша совесть спит под убаюкивающую ложь, льющуюся с экранов.
Сегодня снова вместо занятий ЕЁ дочь сидела с одноклассниками в холодном неосвещённом подвале — бомбоубежище.
Волонтёры привезли в подарок коробку с детским питанием и памперсами от Фонда «У матусиних долонях». На дне коробки открытка разрисованная детьми вся в сердечках и текст на украинском: «Коли ми дiзналися про iсторию дiтей I Вашу смiливiсть та добре серце, то плакали усiм колективом волонтерiв. У цей складний час допомога iншим — велика мiсiя! Ми пишаэмось, що таки родини, як Ваша мешкають поряд!...» И ещё много добрых, проникновенных слов в ЕЁ адрес от которых ЕЙ стало неловко. Странно, разве не все поступили бы также….
ОНА заходит в кабинет мужа, перебирает предметы, хранящие воспоминания его рук, вдыхает ЕГО запах, прикрывает глаза и, не зная молитв, не веря в Бога, просит Вселенную сохранить Любимого в живых. Спотыкается о его кружку из толстого стекла для пива, оставленную возле дивана. И не поднимает. Он далеко, но фантом его здесь, всегда с нею рядом.
ОНА готовит при свече, сквозь окно заклеенное скотчем теперь ничего не видно. Но ОНА знает, что за окном по – прежнему, жива старая черешня. И придёт весна. А за ней лето. А сегодня февраль 2025 и уже три года страна, в которой живут ЕЁ мать и ЕЁ отец бомбит, пытается уничтожить, стереть с лица земли страну, в которой живёт ОНА. Неожиданно громко прозвучало смс – из комы вышел телефон, значит дали электричество. ОНА поспешно взяла трубку, ожидая вестей от мужа, но это был «Вроде отец» прислал открытку с Домовым, тот желал здоровья, достатка и счастья…