Месть Посейдона. Часть Вторая (Главы 5-9) (Глава 2)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Где мы узнаем о том, как поживает капитан Фенстер после трёх месяцев вынужденного расставания с Кэролайн Линнуэй, а также (и это самое главное) о том, что сталось с бедной «Куин Элизабет» и её превосходным капитаном.

По прошествию трёх месяцев мысли о Кэролайн стали в голове Беверли постепенно сменяться другими, более для него многозначительными: его место, его призвание теперь перешло в руки человека, которого он возненавидел ещё очень давно. Примечательно, что история их скрытой вражды была столь длительной, что о ней можно было бы рассказать подробнее в отдельности. Но в настоящий момент это не имеет ровным счётом никакого значения в развитии тех событий, что изложены здесь. Так что мы не станем соскакивать с одной палубы на другую, а уделим всё внимание тому времени, когда Беверли Фенстер из капитана превратился в ничтожество (как бы прискорбно бы то не звучало), а его злейший соперник – из ничтожества в капитана. Так уж устроена жизнь, что все регалии предоставляются тем, кто ведёт своё «судно судьбы» против течения, а не в мирном согласии с ним.
Что ж, сей урок Фенстер запомнит на всю свою оставшуюся жизнь, в чём мы в скором времени сами удостоверимся.
Пока что он сидел в своём доме в Куинсферри и, наблюдая за весенним пробуждением природы, мысленно перенёс себя в Северное море, где должен находиться его «Куин Элизабет», его самая настоящая любовь. И когда он воображал, что она неподвластна отныне его голосу, его лицо искажала злость, жажда мести. Простить такое решение военному министерству он не мог. Но понимая, что он обречён, Беверли продолжал лишь сетовать на свою жалкую судьбу.
Дабы отвлечь себя от этих гнетущих мыслей, он, вспомнив какую-то старинную морскую песенку, принялся её напевать вполголоса. Вскоре он и сам не заметил, как задремал. Никому не ведомо, сколь долгим был бы этот сон, если бы не послышавшийся издалека стук колёс и топот конских копыт.
Пробудившись, капитан Фенстер вскочил с уютного креслица и, прибавив шагу, вышел из палисадника. Небольшая тройка остановивилась возле его дома, после чего из неё спешно вышел человек.
— Мистер Фенстер? – осведомился он, — Вы, кажется, заказывали?
— Доброго. Чем могу быть обязан?
Как оказалось, это был курьер, доставивший стопку свежих газет капитану, о которых он едва не забыл.
— Ах, газеты! Давайте-ка. Вот вам, — получив свой заказ, Беверли вручил перевозчику пять шиллингов, и к им ещё прибавил пять – для внеслужебных нужд, как выразился капитан.
— Благодарю, – обрадовался курьер, — Вы очень щедры, мистер Фенстер.
И карета тронулась далее, вниз. Беверли, сев на своё прежнее место, принялся от скуки (ибо делать ему больше было нечего) читать сведения одно за другим. Ничего примечательного вначале он не обнаружил (все рассказывалось о нынешней политики британских властей в колониях, о капитуляции армии Корнуоллиса под Йорктауном, о реформах министерва просвещения в области образования и науки, и несколько строк о погоде.
«Всё одно! Штиль» — порешил было он и готов был уже вновь подчиниться прерванному своему сну, пока не заметил, что одна из газет лежала почему-то на земле, брошенная в одиночестве.
Подняв её и отряхнув, капитан с верой в то, что хоть что-нибудь будет сказано о противостоянии между английскими и голландскими эскадрами, раскрыл газетку и прочитал следующее:

«В ходе крупной битвы у берегов Зеландии между пятью линкорами и одним фрегатом «Куин Элизабет» его величества, и тремя линкорами и двумя фрегатами противника, состоявшейся 21 марта 1782 года, три британских судна были потоплены. Кроме того, с величайшим прискорбием сообщаем (из сведений адмиралтейства), что фрегат «Куин Элизабет», занимавший центральный фланг, получил существенные повреждения артиллерийским обстрелом и был вновь захвачен фрегатом «Посейдон», управляемого уже известным ранее капитаном Артуром ван Виссеном. Причиной столь неожиданного поражения флота сэра Паркера называют недооценку сил противника: речь идёт о французском подкреплении для участия в сражении на стороне голландцев. О судьбе же экипажа «Куин Элизабет» доподлинно неизвестно, но есть веские основания полагать, что капитан Клефельд, возглавивший командование им, остался в живых и пребывает в плену. Почтим память всех тех, кто погиб от пушек ненавистного врага! Да здравствует его величество, король Георг III!”

Капитан Фенстер, отложив вестник в сторону, по привычке своей подпёр голову рукой и принялся барабанить по столу, настукивая мелодию британского гимна «Боже, храни короля!». Несчастная же «Куин», если второй раз её присваивают враги, более того, во главе с тем же ван Виссеном. Видимо, он хотел жестоко отомстить за то, что малышка так легко вернулась в Англию, цела и невредима. Разумеется, он ждал сего часа как манну небесную. И чью сторону занимал здесь капитан Фенстер, он сам не мог объяснить, если бы его спросили о том сказать: по его твёрдому убеждению, ван Виссен – опасный военачальник; страшнее него только разве что пиратская армада под предводительством давно покойного Чёрной Бороды, либо американские повстанцы Вашингтона, изгоняющие британских поселенцев с земельных угодий. Клефельд, как старательно бы он не внушал всем страх, был простым пиратишком, заигравшемся в дипломатические ухищрения, дабы остаться живым и не оказаться в тюрьме или, чего доброго, на виселичной петле.
И даже если бы у капитана был выбор, он бы, приняв покойное выражение лица, объявил бы открыто: «Выбираю Саймона. Он британец, хоть и негодяй». А когда этого выбора попросту нет, поскольку Фенстер ни за что не желал предавать интересы своей великой страны, то тут тем паче; всё однозначно.
Вопрос состоит в том, возьмут ли капитана снова на флот, с его укоренившемся в сознании общества клеймом «пожизненного неудачника».
Пока капитан тщательным образом продумывал зарождавшийся в его уме план, с Лондона возвратился Ллойд. Он по обыкновению был серьёзен и держал в руках деловые бумаги.
— Ох, чую нюхом белой акулы, что тебя, старина, мистер Лоусон прилично загрузил. Опять что-то подписывать надобно?
— Да, отец. Как всегда, — устало ответил Ллойд, подойдя к отцу, — сегодня – обращение в суд, завтра – заявление с прошением.
— Ты мог бы подумать о том, дабы оставить эту работу и уйти в плавание. Нигде более ты не вкусишь плод свободы, как на борту какого-нибудь судна, отправляющегося в дальние страны.
Капитан Фенстер, замечтавшись, что было редкостью для него, закатил глаза наверх, к небу.
— А бюрократия: все эти суды, подай то, подай сё – это, к сожалению, не свобода, а своего рода рабство.
Подобное замечание не могло не задеть Ллойда, непоколебимо стоящего за свою деятельность.
— Вы же сами утверждали, что это – лучшее, что я мог бы делать. А теперь зовёте это принуждением. К тому же, вы, исходя уже из своего личного опыта, отец, можете прийти к выводу, что без бюрократии невозможна даже и та свобода, к которой вас постоянно влечёт.
Здесь капитан сдал ход, понимая, что его неловкий сарказм был принят в штыки.
— Да это я так, Ллойд, от тоски болтаю. Конечно, твоё дело и вклад в него достойны похвалы. Забудь.
Он сам не понимал, о чём говорил, поскольку в сознании его случился огромный переворот, которому позавидовал бы даже сам сорвиголова Тич, будь бы он в живых.
«Не могу же я прозябать тут свои лучшие годы, пусть я и капитан в отставке? Пора бы и взяться за оружие! Писать прошение адмиралу – бессмысленно. Стало быть, отправиться я должен сам. И где же я в таком случае найду судно, экипаж, это ведь немалые затраты. Да и придётся действовать мне втайне от властей, ибо они не захотят узнать о том, что посаженный по сути под домашний арест капитан Фенстер самовольно решился покинуть берега Англии на помощь своему бедному фрегату, претерпевшему столько несчастий на своём веку. И чем, скажите мне на милость, Саймон Клефельд лучше Беверли Фенстера, хе! Язык у него как метла на вахте, и всего-то. Однако ж не это может дать мне возможность восстановить своё честное имя? Пожалуй. Стало быть, не медлить. У меня уж есть одна мыслишка».
И он, следуя этой логике, решил войти в дом и поговорить срочно с Ллойдом, который тем временем сидел за столом и подписывал последнюю бумагу с довольным видом.
— Эй, приятель, можно тебя на пару слов? Дело особой важности.
Обратив рассеянный взгляд к нему, Ллойд убрал бумагу.
— Конечно, отец. Если так, то я готов вас слушать.
— Вот и чудно. Я вот подумал хорошенько, осмыслил твои слова, что без бюрократии и свобода не родится. И я с тобою совершенно согласен, потому обращаюсь за твоим, так сказать, содействием.
Откашлявшись наконец и освободившись от табачного дыма, который он запустил в себя сегодня утром, капитан продолжил:
— Ты у меня паренёк сообразительный, все эти ходы уже хорошо освоил, точно первоклассный штурман. Вот я и решил…
— Хотите всё-таки подать в адмиралтейство прошение? – пытался догадаться Ллойд.
— О, нет-нет. В том-то и полундра, что я решил обойтись без этих подач. Я решил вернуть себе звание сам.
Видя изумление своего сына, которое он, конечно, ожидал, Фенстер загадочно улыбнулся.
— Да-да, именно, мой друг. Конечно, это незаконное деяние, за которое меня по-хорошему должны засадить за решётку, но что мне мешает, с моими связями, осуществить это. Ты понимаешь, чего я хочу от тебя, Ллойд?
Тот, откинувшись на спинку стула, обвёл комнату глазами в раздумии.
• У вас есть такие связи?
Капитан хлопнул Ллойда по плечу.
— Есть, приятель, есть. Иначе бы я и не стал доставать тебя своей просьбой. Ну да ладно, всё расскажу тебе по дороге. Собирайся, едем сейчас же! Ты пригодишься мне в этом деле сильно.
Так спустя считанные минуты Беверли и его сын, основательно подготовившись к отъезду, принялись ждать экипажа, который доставил бы их до Челмсфорда, а оттуда, как пояснил капитан Фенстер, нужно было на лошадях скакать до Саутенда-он-си, маленького портового городка на востоке. Вообщем, поездка обещала быть долгой и утомительной, но Беверли в своём успехе и не думал сомневаться.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Прибытие героев в Саутенд-он-си, знакомство с почтенным мистером Уолтером Бригтоном, богатым человеком, судовладельцем. Двухсторонние переговоры при посредничестве Фенстера-младшего и дальнейшие шаги, предопределившие следовавшие за тем события.

Введя своего смышлёного сынка в курс всех дел, Беверли и Ллойд по прибытию в этот прибрежный городок для начала решили остановиться в скромном трактирчике, и уж после направиться к мистеру Бригтону, жизнь которого крепкими узлами была связана с морем. В его распоряжении было множество мелких суден и более-менее приличных кораблей, способных преодолевать огромные расстояния и даже принимать участие в морских баталиях, что и необходимо было капитану Фенстеру. Конечно, могут возникнуть разногласия между ними в силу сложности задачи, поставленной им перед собой. Однако Фенстер исходил из того, что с Уолтером он был знаком очень хорошо, и более того, они могли считаться друзьями. Потому вряд ли он откажет Фенстеру в такой милости, идя тем самым на конфронтацию со старым товарищем. К тому же, Ллойд, как знаток во всех юридических тонкостях, может предложить наиболее рациональные способы обойти закон. Но что иронично, обойти его ради того, чтобы ему же отслужить.
Хозяин заведения предоставил им двух скакунов, пожелал хорошей дороги и удалился к другим посетителям, просившим новую дозу пива. А Беверли и Ллойд помчались со всей прытью к центральной площади Саутенда-он-си, где и располагался дом мистера Бригтона, с шикарной террасой и открывающимся видом на море.
Добрый и отзывчивый слуга, впустивший их в прихожую, предложил сразу утолить жажду с дороги и что-нибудь закусить, а заодно заверил их в том, что его господин очень будет рад видеть капитана.
Так в самом деле и было: Уолтер, пожав крепко руку старому своему другу, наказал слуге накрыть стол и повёл их на террасу, дабы обсудить там все волновавшие Фенстера вопросы.
— Это ваш сын, я полагаю? – поинтересовался он, пожав руку и Ллойду.
— Да, так точно, сэр, моя родная кровь, — с живостью подтвердил капитан.
— Ллойд Фенстер, — представился вежливо он, — Практикующий адвокат.
— Очень приятно, сэр. В таком случае, думаю, мы сможем положиться на вашу поддержку. Ну-с, идёмте.
Вид на гавань и причал был великолепным: тихая морская гладь, слегка касающаяся скалистых выступов, на одном из которых стоит уж полвека маяк. Вдали виднеются суда, плывущие к горизонту и исчезающие за ним. У порта стоят и раскачиваются от ветра небольшие корабли, однопалубные и двухпалубные. Треть из них принадлежала мистеру Бригтону, остальные две трети – его соседям, также судовладельцам.
— Итак, джентльмены, — приступил к разговору мистер Бригтон, — с чем пожаловали в Саутенд? Какими путями сюда добрались, и с какой целью?
Капитан закурил по обыкновению табак, глядя вдаль.
—Ну, двинулись мы из самого Куинсферри, через Челмсфорд. Сюда прибыли на лошадях. А насчёт цели, она у меня весьма значительная, но и весьма рискованная. Потому, собственно, мы с Ллойдом и поехали к вам, потому как только вы поймёте нас.
Уолтер озадачился таким ответом, противоречивым и неоднозначным.
— Интересно. Раз оно рискованное, так давайте разложим всё по шканцам, и мы сможем оценить все эти риски.
Переглянувшись меж собой, Беверли и Ллойд принялись раскрывать все подробности своих намерений. Мистер Бригтон с подобающим вниманием выслушивал их доводы, затем, по завершению, сложил пальцы рук, анализируя всё сказанное его собеседниками.
— Хорошо, — его голос был строгим и непринуждённым, но при том давал по-прежнему капитану надежды, — ваше намерение, сэр, скажу откровенно, смелое. В какой-то мере оно заслуживает уважения. Но вы понимаете, что придётся нам обоим крайне нелегко, и я вовсе не желаю вас застращать. Вы пытаетесь пойти обходным путём. Я вам могу его проложить, но при условий, что вы дадите мне ряд железных гарантий, понимаете?
Капитан утвердительно кивнул головой и, подмигнув Ллойду, шепнул ему:
— Твой ход, юнга. Не подведи старика.
И Ллойд, дав негласно отцу своё обещание, начал выяснять с мистером Бригтоном, какие же гарантии он желает получить в обмен на предоставленную им услугу.
— В первую очередь, дабы вы, капитан, и вы, Ллойд, не разглашали никому о нашей сделке. Это очень важно, поскольку вы сами желаете, дабы все обстоятельства, приведшие вас ко мне, сохранились в тайне. Мы заключаем договор, затем мы должны уладить вопрос о приобретении вами надёжного судна.
— О да, это не составит труда, Уолтер, — воскликнул обнадёживающе мистер Фенстер.
— Да, но что вы будете с ним делать дальше? Вам нужно подобрать достойный экипаж: людей, провиант, снаряжение. А главное: так как вы действуете не совсем по закону, то ваш корабль не должен пускаться в плавание, тем более если дело идёт об участии в войне, с официальным британским флагом. Вы вынуждены будете водрузить торговое знамя, дабы не возникло подозрений у властей.
— Но не будет ли это препятствием для нашего плана? – задумался вдруг Ллойд, — насколько мне известно, торговые суда не могут участвовать в сражениях.
— Смотря по обстоятельствам, — возразил мистер Бригтон, — международное законодательство разрешает и им в случае необходимости иметь пушки и снаряды. И это единственный выход, поскольку вы избежите проблем с военным командованием, которое может принять вашу инициативу как самовольную и не позволить вам принимать никаких решений.
По завершению разговора, убедившего капитана Фенстера в преданности Уолтера их дружбе, стороны пришли к соглашению, и теперь дело оставалось за малым: нужно было заняться поисками человеческих душ, которые помогут Беверли в его затее.
— Эту ответственность я беру всецело на себя, — заявил он мистеру Бригтону, — Так что в ближайшие дни отбуду.
— Что ж, искренне надеюсь, — Уолтер провёл Фенстеров до прихожей, пожал на прощание им руки и поблагодарил за посещение.
— И вас от всей души благодарю, сэр, — отозвался капитан, — Обязательно отплачу вам как-нибудь за вашу помощь. Если не деньгами, то своей честью. А это куда более ценно.
Мистер Бригтон рассмеялся.
— Счастливого вам пути. Благих вам свершений.
Капитан Фенстер, с приподнятым как никогда ранее настроением, и Ллойд, также не могший радоваться успеху дела благодаря своему участию в качестве посредника, отправились своим путём к Челмсфорду, где планировали заночевать на несколько дней, покуда мистер Бригтон не подготовит судно к скорому отплытию, а капитан не наберёт прекрасный состав.
— Невелика трудность, — приговаривал себе в утешение Беверли, — здесь полно крепких волевых парней. А ведь ещё нужно назвать как-то своё судёнышко. Ну, ничего. Поразмышляем. Время есть.
Ему, правда, ещё не особо верилось в то, что ему суждено отправиться в долгий путь, к своему старому доброму фрегату «Куин Элизабет», который, верно, ждёт его со дня на день где-нибудь в гавани голландского порта, где торжествует новую свою победу капитан ван Виссен.
«Ничего. Я этого выскочку приструню, чтоб его судну на мель сесть. Он ещё познает последствия своих разбойных деяний».
Несмотря на свою воинственность, капитан Фенстер был подавлен тем, что вынужден расстаться со своим сыном Ллойдом. Как того ему не хотелось! Но отходить от своей изначальной мысли означало признать себя негодным к службе, а этого допускать Фенстер не мог. И он надеялся, что Ллойд его хорошо понимает. Как бы то ни было, он был рад за отца.
Вечером того же дня, Ллойд должен был проститься с Беверли и выехать из Челмсфорда. Не желая задерживать его, капитан лишь дал ему несколько напутственных слов.
— Ну, вот так сложилось всё. Ты, главное, сынок, пиши мне. Я постараясь тебе отвечать. Там как выйдет, известно лишь двум людям: Господу всемогущему да королю нашему всевластному. Прости. Но это нельзя так оставлять. Я не имею права. Перед собой. Перед тобой.
Ллойд, стоя рядом с отцом и глядя на небо, всё усыпанное звёздами, и светившую ярко луну, смирился с тем, что ждало его отца.
— Понимаю. Обо мне и не беспокойтесь, отец. К утру буду в Куинсфери. Вы знаете, что я нужен мистеру Лоусону. Что ж, прощайте, — и он, поглядев какое-то время на капитана Фенстера наивными глазами, повернулся и спустился к городу, где его должна была подобрать коляска.
Беверли не мог оторвать взгляда от него; по мере удаления его шагов, сердце капитана сжималось сильнее, и ему казалось, что он не выдержит такого давления. Когда сын его совсем уж пропал из поле зрения, Фенстер зашагал к трактиру, опустив голову. Всё уже было предрешено.
«И так похож он на свою мать! — пронеслось у него в голове, — Её глаза. Её манеры. Всё её. Ах, Маргарет, какого сынка ты мне на свет явила! Уже за то тебе вечная память».
В трактире, ставшим чрезвычайно малолюдным, капитан Фенстер решил напоследок взять кружку пива, которое он не пил с тех пор, как ушёл со службы, с ростбифом, и, так сказать, всё обдумать.
Тут его внимание привлёк один, казалось бы, незначительный диалог между двумя лицами. Они о чём-то страстно, с близкой Фенстеру армейской громогласностью, толковали. Капитан, приглядевшись к ним, навострил уши. Слух его не подвёл: то были два достаточно молодых, но уже искушённых морской стихией офицера, один из которых, отличившийся особо буйным нравом, восклицал, стуча кулаком по столу:
— Проклятая голландская шваль! Её давно бы пора прикончить.
— Если бы то было в наших руках, Льюис, — покачал головой другой, более спокойный и уравновешенный тип, — но от нас, служивых, мало что зависит. Всё решает начальство.
После того они, смолкнув, принялись в спешке жевать аппетитный бифштекс. Потом тот же Льюис приподнялся и воскликнул:
— Они варвары, Малькольм. За «Куин Элизабет» мы должны отомстить любой ценой. Это ясно как то, что свою первую пулю в ногу я получил, когда служил в Ганновере.
И дабы придать своим словам особое значение, он приложил правую руку к левому плечу, демонстрируя свои военные заслуги.
— Что верно, друг мой, то верно, — рассудил Малькольм, — Армагеддон нас ждёт без всяких сомнений. Только вот кто одержит победу — это одному Богу известно.
«Армагеддон, — это слово, проникнув глубоко в душу капитана Фенстера, всё это время слушавшего их, ни на секунду не отвлекаясь на остальной шум, пробудило в нём что-то очень великое, грандиозное, эпическое, похожее на бушующие в шторм волны, разбивающиеся о прибрежные скалы, — Фрегат «Армагеддон» вступил в воды Северного моря, держа курс на Зеландию. Ха, вот вам и решение, капитан!»
Почувствовав небывалый прилив сил, он вскочил и, залпом осушив бокал до дна, рассчитался с хозяином деньгами и, поглядывая с усмешкой на двух офицеров, всё так же жевавших мясо, порешил:
«С этими ребятами мне, пожалуй, следует сойтись ближе».

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

О «Куин Элизабет», её пленном капитане и Артуре ван Виссене, ставшим её владетелем, не подозревая о том, что ему суждено повидать в результате очередного выхода в море, а также о новой «британской грозе морей».

Очутившись в порту небольшого, но крайне значимого для голландцев городка Флиссинген, читатели смогут наконец найти без труда расположение фрегата «Куин Элизабет», теперь уже находящегося в ведении местного морского адмиралтейства, а также застать там капитана Клефельда, ныне пребывающего в заключении вместе с ещё тридцатью не ведающими страха сорвиголовами, среди которых были и его давние братья по оружию, Фред Уайт и Эдмунд Хасселрит по прозвищу «Любимчик Эд», которые также сыграют свою роль в дальнейшем. И сколь хитроумный капитан ван Виссен ни предлагал ему и его товарищам перейти на сторону «благоверной Голландии, защищающей свои берега от посягательств алчных георгианцев», все его усилия оказались напрасными.
— Не рассказывайте мне басни, мы их уже слышали неоднократно, капитан. Я подохну лучше в этом гадюшнике, чем пожму вам руку, — с издевательской усмешкой бросил ему Саймон.
Озлобленный на этого дерзкого бородача, ван Виссен пригрозил потопить «Королеву Елизавету» вместе с её не угасшей красой, несмотря на пережитые ею бедствия. К счастью, ему воспретили этого делать; вместо того судно решено было разоружить, лишив всей артиллерийской мощи, а затем переименовать во фрегат «Вильгельм Оранский», который полезно было бы послать в Америку для материальной поддержки всё воющих там повстанцев.
Но для Клефельда и его команды это всё равно являлось неисправимой катастрофой, ведь им казалось, что теперь они навсегда её упустили.
Ван Виссен же, мечтая о новых крупных завоеваниях, со всей готовностью принялся исполнять новые приказания от вице-адмирала ван Зутмана, который искренне привязался к капитану и считал огромной честью применять его фрегат «Пойседойн» для ведения основных боевых действии против врагов, не скупясь на грабежи и разбои, которые учинял ван Виссен.
И вот, в марте 1782 года, он, стоя на палубе своего красавца «Посейдона», бороздил Северное море в поисках новой своей добычи, точно пират вне закона. Устремив свой взгляд в даль, но не видя ничего, кроме несущихся навстречу волн, он неудовлетворённо прикусил губу.
— Прямо по курсу… — донёсся с фок-мачты голос матроса.
— И так вижу, не слепой, — огрызнулся тот, сложив подзорную трубу, — Чую, что там всё чисто. Ян! — обратился он к штурману, — держите-ка курс левее. Быть может, там нам судьба благоволит.
— Есть, капитан! – отозвался матрос и незамедлительно свернул фрегат налево.
Отдаляясь всё более от Флиссингена, ван Виссен стал себя убеждать в том, что на сей раз никаких препятствий не предвидится, и потому объявил, что желает пройти в каюту и вздремнуть малость, наказав при том старшему помощнику во все глаза следить за обстановкой.
«Да-с. Судя по нынешним сводкам из адмиралтейства, никаких наступательных кампаний британский флот не организует» — как бы заверял себя в том он, зевая и потягиваясь от утомления.
Узнать в точности, что грезилось ему в минуты покоя, мы вряд ли сможем, но судя по улыбке, расплывшейся по всему лицу капитана, можно предположить, что сон его был приятным и не вызывающим тревоги. Возможно, то было долгое кругосветное плавание, либо же какая-нибудь битва, в которой он берёт судно на абордаж и, поднимая свою саблю над головой, кричит: «Именем его величества, штатгальтера Вильгельма!». В любом случае, он оставался победителем и выходил сухим из положения.
Но мы же, как люди, живущие не мечтами, а реальностью, вынуждены прервать эту идиллию торопливыми шагами, послышавшимся с палубы.
— Капитан! Осмелюсь вам доложить…
Открыв глаза, ван Виссен встал и, оглянувшись, увидел у себя в рубке боцмана, едва переводящего дух.
— Что такое? – воскликнул с раздражением он, — Говорите скорей!
— Осмелюсь доложить, капитан, — продолжил боцман, оборачиваясь назад, — что к нам идёт навстречу одно судно, довольно вместительное.
— Ах, Бог мой! – капитан, выказывая недовольство, вышел наружу, хотя сам при том едва не потирал руки от счастья.
«Вот и рыбёшка заплыла к нам!»
И вправду: в совершенной близости от «Посейдона» качался на волнах двухпалубный корабль, ничуть не уступавший по своим размерам и величию фрегату ван Виссена.
— Да не, не мелкая! – ехидно произнёс он, опровергнув свою предыдущую мысль, — рыба увесистая. Судно похоже на торговое, — заявил он своим товарищам, с любопытством глядевшими, как судно то совершает странный манёвр, сворачивая налево, но при том не приближаясь к «Посейдону», словно желая совершить круговое движение вокруг него.
Направив на него свою подзорную трубу, ван Виссен принялся его тщательно рассматривать. Флаг его действительно не давал повода капитану бить в тревогу, при том что на нём были установлены пушки. В боковой кормовой части было переливалась на солнце позолоченная надпись: «Армагеддон». Лица моряков, рассаживавших по палубе, также не были подозрительными и опасными.
— Возможно, что это наши, — предположил старший помощник.
— Да, вероятно, — согласился ван Виссен, — Но проверить это стоит. Так что двинемся-ка к ним; поглядим, что за люди.
И только фрегат направился встречать незнакомцев, как тамошний капитан, подойдя к фальшборту, крикнул:
— Вы что же, милейший, не узнали меня?
Что же это было за наваждение? Когда ван Виссен не смог этого определить? Не веря своим ушам, он бросился обратно и, вынув подзорную трубу, пригляделся к его лицу, полное насмешки.
«Беверли Фенстер!» — осенило тут капитана ван Виссена, и он, спохватившись, кинулся на матросов с криком:
— Скорее! Открыть огонь по нему!
Но его команда почему-то сильно спасовала, что и сыграло злую шутку с его фрегатом: первый залп артиллерийского огня с «Армагеддона» осадил его, затмив вид капитану на противника.
— Живей-живей, подводите артиллерию! – кричал во всё горло ван Виссен, распираемый яростью, — Хоть бы ветер подул на паруса!
Но как назло, никакого ветра не было, и потому тяжеловес «Пойседон» не мог отплыть на значительное расстояние. А у его врага было преимущество: «Армагеддон» капитана Фенстера был легче, менее грузен, и потому мог стремительно уворачиваться от летевших на него ядер. К тому же (ван Виссен этого недооценил) у Беверли были прекрасные канониры, а также лучший во всей Англии штурман, имя которого мы скоро узнаем.
— Откуда ж он взялся, из глубин что-ли выполз, окаянный?! – стучал зубами капитан ван Виссен.
Недаром говорят, что если командующий пребывает в замешательстве, это непременный путь к поражению, даже если он слыл величайшим полководцем в истории. Есть, конечно, и исключения, но судя по всему, ван Виссен к ним не причислялся.
Лишившись носовой части и получив ряд ударов по корме, ван Виссен, когда дым наконец рассеялся, обнаружил, что «Армагеддон» вовсе и не намеревался топить его фрегат, а лишь желал его слегка обезвредить, а после двинуться к Флиссингену, что и лицезрел он ныне.
— Канальи! – завопил ван Виссен, — Догнать их срочно! Нам нужно подкрепление, слышите!
Но покуда в командовании прознали про этот вопиющий инцидент, команда Беверли Фенстера уже достигла гавани и, приготовившись осаждать порт, остановилась в выжидании.
Разумеется, что находившиеся в тюрьме Саймон Клефельд и его дружки, наблюдавшие всё это время за блестящей битвой, воодушевились.
— Походу, господа, мы с вами получаем новый шанс на спасение. Во имя короля Георга и его подданых, возьмёмся за оружие и порвём эти ненавистные решётки.
— Вот только непонятно, что это за «Армагеддон» такой? Впервые о нём слышу, сколько уже изведал морей и взял абордажем суден. Может, это вообще французские собаки, не поделили чего со своими союзничками, чтоб мне в бочку свалиться, — недоверчиво вставил Хасселрит.
— Э, братец, зря ты так, — вмешался тут Фред Уайт, — какая разница, кто стоит у руля того фрегата. Хоть сам дьявол в обличии лорда Нельсона. Нам бы главное удрать с этого логова, а там выясним всё. Если французы, так дадим им по заслугам, утащим корабль и делов-то!
— Вот ты-то станешь моим главным советником, Фред, — заговорчески улыбнулся Саймон, — Конечно, будь бы я был судьёй, решающим ваш спор, я бы сразу выбрал твою сторону. Потому что если не сейчас, господа, то когда?
— И то верно, — высказал своё мнение и другой пленный.
Когда все пришли к единому соглашению, капитан Клефельд поручил всем дождаться, когда судно то отвлечёт комендантские силы, оборонявшие тюрьму, и затем броситься навстречу свободе.
Когда уж «Армагеддон», отразивший атаки прибывших для поддержки сил ван Виссена линкоров, начал обстреливать боевые укрепления, капитан Клефельд подкрался к выходу и прислушался.
— Идёт. Будьте готовы.
В эту саму минуту дверь отворилась, и только прибывший гвардеец хотел войти в камеру, дабы проведать новых заключённых, как капитан Клефельд, крикнув оглушительно: «Вперёд!» выхватил ловко из рук его саблю и, занеся её над головой, вонзил надзирателю в грудь.
— Мёртв как пустой сундук, — заключил капитан Клефельд, залившись тут же смехом, а вслед за ним и его собратья, — Найджел, оттащите его вон на то место, где я уж помирал от голода. Живей! Ну, а мы пока займёмся наведением тут небольшого порядочка. Как вам такая мысль?
И все тут же проследовали к выходу, дабы разгромить арсенал и как следует вооружиться.
Отбив в итоге сопротивление гвардии коменданта, отряд Саймона кинулся к причалу и, заняв несколько лодок, пришвартованных к пристани, тронулся прочь, к фрегату «Посейдон», дабы взять его на абордаж, покуда «Армагеддон» Фенстера расправлялся с одним вражеским линкором.
— Будем брать! – крикнул всем Клефельд и, приказав приготовить тросы, прихваченные его солдатами с арсенала, повёл свою армию прямо на фрегат, где ван Виссен уже спешил было на выручку осаждённому линкору.
Подплыв незаметно к цели и зацепившись за фальшборт, Саймон и его собратья принялись карабкаться вверх. И едва один из матросов, заметив, что их судно окружено, крикнул: «Капитан!», как Саймон выскочил на палубу и произвёл выстрел, от которого ван Виссен в ужасе обернулся и застыл в онемении.
— Ах ты, щегол! – воскликнул он в бешенстве и, вытащив из ножен свою саблю, кинулся на Клефельда врукопашную.
Вслед за ним на корабль поднялись остальные, развязав на «Посейдоне» переполох.
Теперь нам следует перенестись на другой фрегат, «Армагеддон», где капитан Беверли Фенстер, успешно уничтожив голландский линкор «Белый лев», отдал приказ наступать на ван Виссена. Старший помощник Фенстера Джонни Паркинс уже успел заметить, что «Посейдон» взяли штурмом войска Клефельда, и он отправился сообщить об этом капитану.
— В таком случае, мы принудим ван Виссена к капитуляции. Вперёд же!
Бесстрашный «Армагеддон» стремительно взял курс на «Посейдон» и, к великой радости для Беверли, когда он приблизился к фрегату, войска Клефельда были в преимуществе. Окружённые со всех сторон противниками, члены экипажа сдались без согласия на то своего капитана, поскольку, как выяснилось, он был уже мёртв.
— Хорошо поработали, — довольно произнёс Беверли, пройдя вместе со своими товарищами на палубу корабля, на котором ещё годом ранее он, капитан Фенстер, стоял, склонив смиренно голову пред ван Виссеном, вскоре погибшем.
Было и ещё одно тяжкое обстоятельство, о котором Фенстеру пришлось узнать. Капитан Клефельд был тяжело ранен в плечо саблей ван Виссена, да ещё и сброшен за борт, из-за чего ему едва удалось выплыть живым из морской пучины, ухватившись за одну из лодок.
— Есть ли среди вас врач? – обратился капитан Фенстер к товарищам Саймона. И хоть в душе Беверли по-прежнему относился к нему с презрением, но всё же благодаря ему «Посейдон» перешёл под управление его команды.
— В том то и дело, что нет, — ответил ему один из каперов, — На борту «Куин Элизабет» был один, да погиб под обстрелом.
Подойдя к Саймону, который, едва дыша и откашливаясь всё ещё от набранной воды, продолжал стонать от боли, Фенстер призадумался.
— Раз так, можете отправить его ко мне в каюту, на моё судно, — он указал на стоявший вблизи свой фрегат, — Там что-нибудь решим. Доктор, во всяком случае, у меня имеется.
Двое офицеров, подхватив тяжелобольного капитана Клефельда, принялись переправлять его на фрегат Фенстера.
— А что же, позвольте, вы прикажете делать с этим кораблём? – с недовольством воскликнул Эдмунд Хасселрит.
Пробежавшись глазами по всему судну, Беверли ответил:
— Заберём отсюда все запасы продовольствия, а затем потопим.
Хасселрит сдвинул брови.
— Потопим? Какого чёрта, капитан! Да этот фрегат – истинная драгоценность, дороже любой карты мира. Да ведь можно его продать за хорошие деньги!
Но капитан Фенстер был непреклонен.
— Нет. Этот фрегат нужно погрузить на дно навсегда. Он много бед причинил мне и моей «Куин Элизабет», да и вам тоже, потому я даже не желаю получать с него деньги, будь они прокляты, как и сам фрегат. Так что поспешите освободить все каюты и трюм от ценного, и затем – предать забвению.
Что ж, приказ – он и есть приказ, даже если он и отдан чужим капитаном, потому Хасселрит, затаив в себе обиду, отправился его исполнять вместе с другими моряками.
Думается, что и его приятели были с ним согласны, но понимая, что иного выхода у них не предвидится, покуда капитан их лежит без чувств в рубке «Армагеддона», хранили суровое молчание.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В которой «Армагеддон», наметив курс на Англию, отплывает из Зеландии, а также в которой описывается предсмертная исповедь капитана Клефельда перед своим старым врагом и другом, капитаном Фенстером, внёсшая ряд существенных корректив в цель плавания.

Из выживших среди сообщников Клефельда осталось совсем немного: сам капитан, Хасселрит, Найджел и ещё четверо. Фред Уайт был сражён выстрелом из револьвера в голову. Остальные шестеро покинули также сей мир от вражеского клинка.
В лагере капитана Фенстера дела обстояли менее трагично: погибло лишь двое канониров, но их утрата была настоящим горем для всего экипажа, ибо то были превосходные солдаты.
Таким образом, капитан Фенстер фактически вернул себе былое звание и исправил то недоразумение, что возникло, как мы помним, вследствие нелепой ошибки.
По пути в Саутенд-он-си, куда планировал причалить Фенстер, люди Саймона успели не только познакомиться, но и отлично поладить с экипажем Беверли: уже упомянутый ранее старший помощник Джонни Паркинс, двадцатидвухлетний ливерпулец, покинувший свой родной город ради поиска достойного существования; работал много лет плотником и, успешно освоив сие ремесло, был нанят Уолтером Бригтоном в свою компанию для строительства торговых суден (именно мистер Бригтон предложил его Фенстеру); штурман Шон Оннет, девятнадцати лет от роду, то бишь совсем ещё мальчишка по местным меркам, но сильный духом и ловкий в управлении судами, что и подтверждают события, случившиеся неподалёку от Флиссингена; боцман Колин Стизз, немного ленивый в исполнении приказаний, но крайне сентиментальная личность, обладал также сильным пристрастием к спиртному; а также сержанты Льюис Димпл и Малькольм Уэгг (именно те парни, что сидели однажды в трактире в Челмсфорде и поклялись наказать жестокую шайку ван Виссена). Был ещё и доктор, который с тех пор, как фрегат покинул берега Голландии, находился всё время в каюте у изголовья Клефельда, которому пришлось очень нелегко. Его здоровье ухудшалось, вопреки всему, что было сделано. И причиной тому, как огласил врач – воспаление лёгких, а с ним в нестабильных условиях морского путешествия прожить много не представляется возможным. И потому всем с каждым днём становилось понятно, что скоро старый разбойник испустит дух. В окружении своих друзей, Хасселрита и Найджела, он более-менее приходил в себя, оживал, даже о чём-то с ними переговаривал, хоть и с затруднением.
Капитан Фенстер же не смел наведывать его часто, так как чувствовал угрызения совести. Такая двойственность не может поражать: когда человек ненавидит кого-либо, готов его прикончить или обругаться с ним последними словами, и одновременно проявляет что-то вроде жалости к нему. Конечно, Саймон уж был далеко не молод, и силы его не были уже такими, как ранее. Фенстеру даже подумалось, что если бы он давно ещё, когда был молодым пиратом, не знающим пощады, сошёл бы с сего грешного пути и посвятил бы свою жизнь, которая тогда была у него ещё в запасе, добродетельным делам, то они могли бы найти общий язык. Но слишком поздно осознал это он. И теперь, умирая, не сможет больше никогда взять свою судьбу в руки и исправить тёмное своё прошлое.
Как-то вечером, когда фрегат уже вступал в родные свои воды, над капитаном Фенстером всё же взяла вверх та самая совесть, мучившая его на протяжении всего плавания. И он, решив отбросить свои старые претензии к Клефельду, лично прошёл в капитанскую рубку, где лежал, ещё сильнее задыхаясь от кашля, Саймон.
— Что, старина, захворал? – начал Беверли, оставаясь при том на почтительном расстоянии от Клефельда.
Издав ещё один сухой кашель, Саймон повернул голову в его сторону и обвёл его помутневшими глазами.
— Беверли.
— Да, я, — подтвердил Фенстер.
Тот, откинув голову назад, выдавил из себя подобие улыбки.
— Беверли, — повторил он, — Беверли Фенстер. Капитан фрегата «Армагеддон». Кто бы могу подумать!
Затем снова кашель, и тишина. Саймон больше ничего не желал как будто говорить Фенстеру, уставившись глазами в потолок, и это стало приводить того в раздражение.
— Да, так оно и есть. А ты решил, что я буду сидеть у себя дома в Англии и болтаться без дела словно одинокая лодка, стоящая у причала.
Тут Саймон, вздохнув с тяжестью, пытался отдышаться, ухватившись рукой за грудь.
«Да уж. Сильно старика прихватило. Надо бы по-мягче» — сказал себе Беверли, подойдя к нему ближе.
— Я, брат, знаю, отчего ты отправился покорять Северное море, — вымолвил капитан Клефельд, — тебе нужна была твоя старая подруга.
Он судорожно засмеялся, от боли его голос был хриплым и срывался; Фенстеру от него стало не по себе.
— Ты погнался за «Куин Элизабет», — после того произнёс он с долей какого-то укора, — бедняжка. Оба за неё воевали, и оба проиграли её, как на картах. Глупо, Беверли, вышло, глупо. Ты спросишь меня, где же она сейчас, не погубил ли её этот вильгельмовский прохвост. Скажу так: не погубил, однако прибрал в свои руки. Теперь она, несчастная, пересекает вдоль Атлантику и стремится в Америку. Я всё то знаю, так как видел собственными глазами, как её…
Громкий кашель прервал на время его длительный монолог.
— Помирать, Беверли, это не то, что ты думаешь. Это прекрасно. Это непередаваемые ощущения. Главное – как ты будешь помирать, с достоинством… или же с позором.
Капитан Фенстер, слушая всё это, понял, что всё безнадёжно. Он без сомнения терял рассудок, а это – признак его отхода от мира сего.
— Так что же ты хотел сказать про мою «Куин»? – желал поскорее выяснить то Беверли, всё сильнее жалея Саймона.
Он, приподнявшись на локтях, глянул капитан прямо в глаза.
— Она уплыла. Да, Беверли, уплыла наша малютка под именем «Вильгельма Оранского». Теперь её уж не догнать. Там ждут её американские повстанцы, о которых, думаю, ты слышал. А голландцам, конечно, не прочь нажиться на кровопролитии, там творящемся.
Завлечённый упоминанием Саймона Америки, Фенстер, дабы хоть как-то ещё и ослабить измучившую его тоску, осведомился у старого капера, не был ли он там в годы своего незаконного пиратства.
— Я не был, брат, — капитан Клефельд словно ждал сего вопроса, его глаза излучали таинство, он что-что силился поведать Фенстеру, но не был уверен, что делать то нужно, — грабежами промышлял я в основном в Ост-Индии. Но… это история долгая, Фенстер, и возможно, я не успею тебе её рассказать. Да и нужно ли? Лучше-ка пообещай, что когда я сведу все счёты с жизнью, ты прикажешь схоронить меня на моей Родине, в Манчестере. Там мои отец с матерью покоятся уже целый век.
Но Фенстер, которого ещё более охватил интерес, потребовал от старины поведать ему о своей глубокой тайне, зарытой точно клад с золотом в зыбучие пески.
— Хе-хе, чтоб мне судно маркитантское потопить! — выкрикнул он в беспамятстве, — Сколь вы капитан, то я, кладя свой карабин, изволю вам всё разложить по бочкам, да хватит ли у вас пороху, братец?
Удивительный человек он, решил Фенстер: всё по-прежнему раскидывается шутками, как ни в чём не бывало.
Видя готовность Беверли, Саймон ухмыльнулся:
— Да история та вовсе не задорная. Полагаю, вы, капитан, в курсе того, что сейчас имеет место быть в американских колониях. Вам доводилось там бывать?
— Нет, не доводилось, — прямо ответил Фенстер.
— Значит, ты счастливчик. Потому как там борются меж собой семь лет кряду мятежники Вашингтона, будь он проклят, и армия нашего короля.
— Да, я о том неоднократно слыхал, и убеждён, что наши силы непременно разгромят их.
Клефельд прищурил глаза.
— Как бы не так, браток. В том то и засада, что американцы сейчас выигрывают сражение за сражением. Йорктаун уж взяли.
Фенстеру тут же пришла на память выдержка из одной газетёнки, прочитанной им в своём доме в Куинсферри.
— Откуда ж ты располагаешь сведениями оттуда, если никогда в тринадцати колониях не бывал? – недоумевающе спросил Беверли, подсев возле него.
Капитан Клефельд, трижды кашлянув, перелёг в лежаке и продолжил, более пасмурно:
— А вот и выслушай, раз осмелился всё разузнать. Я бы, признаюсь, в те места даже бы нос свой не совал, да осталась там частичка моей души, светлая и безгрешная: сын мой Юстас.
Капитан Фенстер не мог поверить своим ушам, поскольку открытие сие казалось ему неправдоподобным: неужели у пирата есть родная кровь, у Саймона? И откуда, если, сколько известно Беверли, он не то что никогда не был женат, но и вообще высказывался о том самым непристойным образом (что, мол, с женщиной водятся только слабохарактерные фетюки, умеющие лишь много разглагольствовать при публике, но никогда не взявшиеся бы за оружие, стоит только им о том намекнуть).
— Сын мой не родной, — говорил всё Клефельд, точно угадывая мысли своего собеседника, — его я подобрал ещё малышом, веришь ты ли нет, в Индии. Из семьи местного английского майора пехоты и его жены. А побудило его на то желание их отдать мальчугана на воспитание в тамошний колледж. Но, походу, уже тогда одолевала его жажда свободы. И довелось мне встретить его как-то, проплывая мимо юго-восточного побережья, да и сердце сжалось при его виде; взял на борт, приучил ремеслу пирата. Тогда ведь я ещё терпеть не мог английскую монархию, как сгнившую в трюме рыбу. Потом, — Клефельд вновь улыбнулся, ибо рассказ тот навеивал ему воспоминания о счастливых годах безмятежной своей молодости, — блуждал наш галеон мимо Сингапура, Явы и Суматры в поисках добычи, но там ничего толком не нашли. Юстас мой, покуда мы пребывали в плавании, сильно подрос и стал, по моей милости, вперёдсмотрящим у нашего капитана. С тех пор были мы неразлучны, и казалось, что так будет до конца лет моих. Но вышло всё иначе: по пути обратно нас преследовали голландские линкоры, поскольку мы в нарушение морских границ проникли на акваторию Индонезии. Нашему фрегату удалось взять на абордаж одно из тех суден и, хорошенько его обчистив, пленить ихнего капитана, такого же отвратительного типа, как сгинувший ван Виссен, даже хуже, а вскоре к нам на выручку подоспел британский корабль, уничтоживший и другой линкор. Так вот, брат, я полюбил сначала тамошний экипаж, а после и всех англичан. По возвращению домой я и перешёл на службу королю. Я был счастлив, скажу тебе без всякого притворства: жалованье было у меня такое, как у главных чиновников при дворе; звание – почётнейшее, которое и сниться не могло мне, былому разбойнику. Но Юстасу, которому тогда уже миновало пятнадцать, всё это было не по душе, и он как мог меня упрекал в предательстве. Знаешь, Беверли, я сам в том виноват, покарай меня морской дьявол: я ведь столько лет на корабле растил пирата, для которого свой король – такой же враг, как и король иностранный. А тут гляди, и отец его вдруг переменился, стал подчинённым его величества. Вообщем, бросил меня Юстас от обиды; сказал, что отправится в Америку и будет там сражаться в стане Вашингтона. Я, конечно, ему этого не простил, погнал с дома. Так мы и рассорились, Беверли. С того времени он и не давал о себе знать – ни слуху ни духу, пропал словно корабль-призрак, мгновенно растворяющийся в тумане.
Прошло пять лет, и я, всё терзаемый этой разлукой, хотел разыскать его и просить прощения: всё-таки я повёл себя недостойно, мне нужно было его переубедить по-отцовски, с любовью. Вот я и стал искать любой повод отправиться на какую-нибудь войну, пусть даже и не с повстнацами, и затем перебраться втайне от властей в Америку. И повод сей, Беверли, нашёлся удачный: как раз разошлась весть по всей Англии, словно крик моря, разнёсшийся по морю, что капитан Фенстер, потерпев поражение у Доггер-банка, вернулся на Родину. Я без всяких сомнений поспешил в адмиралтейство, и меня охотно приняли заместо тебя капитаном «Куин Элизабет». И всё ради одного: найти Юстаса, рано или поздно его найти. Пусть я хоть поседею до корней волос или ноги у меня задряхлеют!
От бурного порыва страстей Клефельд совершенно ослаб и, раскашлявшись, не смог более говорить. Впрочем, всё уже было понятно Фенстеру. Он стал всё обдумывать; его прежние представления о жизни Саймона Клефельда были сломаны, потому как теперь перед ним лежал не бесчеловечный бандит-подхалим, а капитан, судьба которого как водопад: взлёты и падения, успехи и ошибки, признание и осуждение. Разве не все смертные таковы? Не таков ли наш Фенстер, не таков ли ван Виссен? Задавшись этими вопросами, Беверли стало впервые больно за Саймона. Тот сомкнул глаза и, пытаясь уснуть, откинул голову назад.
«Чего ждать далее?» — Беверли, решив более не тревожить больного Клефельда, с этой самой мыслью прошёл к палубе, захлопнув за собой дверь рубки. Уже была ночь, и фрегат под управлением Оннета всё шёл своим путём в Англию, не сворачивая с курса. Ветер, принесённый с юго-запада, нашёптывал парусам какую-то странную песню, мотивы которой не были знакомы капитану. Очень возможно, что он прилетел сюда из тринадцати колоний, где бьются штыки англичан и повстанцев. Прислушаемся же к его шелесту внимательней.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

О том, как капитан Фенстер исполнил просьбу Саймона, как он совершенно неожиданно повстречал посреди Атлантического океана своё прошлое, скрытое под чужим наименованием, и как новаторски применил так называемую стратегию «мирного грабежа».

На следующее же утро, 22 марта 1782 года, доктор МакКларен известил весь состав фрегата «Армагеддон» о том, что мистер Саймон Клефельд, какими бы страстными не были молитвы их, скончался во сне, и значит, его страдания облегчены новой, загробной жизнью.
Капитан Фенстер, первым получивший о том оповещение, отдал поручение штурману двинуть свой корабль на север, в сторону Шотландии, а оттуда, огибая её, спуститься на юг, к Блэкпулу, расположенному всего в трёх милях от Манчестера. Дорога эта была крайне нелёгкой, поскольку воды Шотландии славятся своей труднодоступностью в силу чрезвычайно огромного количества скал и камней, создающих некоторое препятствие для судоходства. Но тем не менее, уже в полдень команда «Армагеддона» спустила якорь у Блэкпула, малонаселённого английского городка, где жили одни рыбаки да мелкие торговцы, которые (и неудивительно), узнав о прибытии целого фрегата, ахнули от любопытства и весьма желали прознать про цель его плавания.
Так или иначе, местные жители очень гостеприимно обошлись с нашими странниками, предложив команде Фенстера остаться здесь на несколько дней.
— Что ж. Здесь заодно можно пополнить провиант, — одобрил это предложение капитан, уже надумав в своей голове великий план, для осуществления которого ему жизненно необходимо было наличие запасов хотя бы на год.
В одном из здешних трактиров Фенстер заговорил с владельцем его, уже достаточно старым человеком, познавшим многое в этой жизни и могшем многое рассказать. И так вышло, что ожидания Беверли были оправданы.
— Вы знаете мистера Клефельда, как я понял?
— А как же, сэр, — взмахнул рукой хозяин, давая понять, что говорит он очевидные вещи, — Саймон из Манчестера был настоящим воякой, истинным моряком до мозга костей. Он что же, умер?
— Да, всё так. И потому хотим его захоронить по-христиански на родной земле.
— Благородный поступок, сэр, — трактирщик пожал руку капитану, — И в нём я помогу вам. У меня есть пять лошадей в конюшне, на них можете спокойно добраться до Манчестера. Только знаете ли вы его дом?
Фенстер пожал плечами.
— Он ничего не говорил мне о своём доме. А вы что же, знаете?
Хозяин вновь сделал небрежный жест рукой.
— Скажу вам больше: я сам не раз гостил у него. Это совсем недалеко от Манчестера, в Хейвуде, на самой его окраине. Дом весьма скромный, скажу вам, но расположен у подножия холмов. Места там живописные, сами в том убедитесь.
— Может, чем бить в пустоту, лучше сами поедите с нами да и покажите, куда шлюпку спускать, чёрт бы вас побрал! – от нетерпения вскрикнул Хасселрит.
Испугавшись грозного лица его, трактирщик отстранился и притихшим голосом молвил:
— Сам бы рад, да не имею возможности. Всё тут на мне лежит, сами видите.
Эдмунд, плюнув в сторону, окликнул капитана и других, призвав выйти из этого «курятника», но расстроенный хозяин поспешил их вернуть:
— У меня, господа, есть один знакомый. Он может вам указать кратчайшую дорогу до тех краёв. Сам часто наведывается туда и потому прекрасно разбирается, что где чего.
На том и порешили. Поскольку коней было всего пятеро, то в Манчестер отправились капитан, Эдмунд, Найджел, сержанты Льюис и Малькольм; помимо того, для перевозки тела Саймона пришлось брать небольшую повозку, в то время как остальные члены команды Фенстера остались поджидать их на «Армагеддоне». Когда наконец вся эта похоронная процессия оказалась у ворот дома Клефельда, Саймона решили закопать недалеко, возле небольшого холмика. По завершению данного мероприятия они, простившись с доблестным капером и помолившись об упокоении его души, отправились обратным путём в Блэкпул. Хейвуд действительно был прекрасным: вечнозелёные луга, вокруг которых возвышаются холмы; с запада доносится запах морской соли.
Но как бы то не было тяжко, а пришлось прощаться с этим чудесным посёлком, ведь капитана Фенстера и его экипаж ждало дальнейшее плавание, к которому нужно было основательно подготовиться. Кроме того, Беверли Фенстеру надобно было заранее сообщить о новом курсе: о том, что отныне путь их лежит через Атлантический океан к Канаде, куда капитан намеревался прибыть с особым замыслом. Правда, разглашать о нём Фенстер пока что не торопился, будучи не уверенным в том, что его поймут правильно.
«Саймон, будь бы он жив, понял бы и разъяснил» — подумал Беверли, взгрустнувши.
Капитан, когда уже «Армагеддон» покинул Блэкпул, вынес на совет своё предложение присоединиться к британским лоялистам в Канаде, которые возглавлял Джон Бергойн, и его решение было единогласно одобрено всем экипажем (почти единогласно, так как Хасселрит оставался в колебании; видимо, в душе его ещё искрилось старое пиратское самодостоинство, которое он, хоть и старался всячески приглушать, тем не менее опасался окончательно искоренить).
Другой проблемой, которую никто не знал, как решить, являлось присутствие в трюме пленных голландских матросов ван Виссена. Конечно, можно было бы просто-напросто их пристрелить либо продать куда-нибудь в рабство, но капитан Фенстер был всё так же твёрдо верен голосу благородства, которое отговаривало его каждый раз от этой идеи.
И выход из этой ситуации нашёлся скоро, причём такой, что не пришлось прикладывать значительных усилий.
Для начала поясним, что фрегат «Армагеддон» через три дня плавания уже, можно сказать, достиг середины пути, а это значило, что до Нового Света совсем рукой подать. Судно шло спокойно, не встречая никаких преград перед собой; одни лишь чайки кружали над фок-мачтой и словно выкрикивали военные лозунги.
Но стоило было проплыть ещё три морских мили, как за горизонтом, чуть левее по курсу, замаячила какая-то точка, постепенно уменьшавшаяся и отдалявшаяся. Вначале возникло вполне разумное предположение, что это, возможно, кит, выплывший из глубины, но, приглядевшись внимательнее в подзорной трубе к объекту и убедившись, что это корабль, старший помощник Паркинс поспешил мигом доложить об увиденном капитану, который в то время разговаривал с боцманом Стиззом.
— Господа, спешу доложить, что лево по курсу виднеется судно.
Оставив свою и так затянувшуюся беседу, Колин и Беверли поспешили проверить сие утверждение, и оказалось, что оно более чем правдиво. «Более чем правдиво» по той причине, что это было не просто обыкновенное судно, а корабль, принадлежавший Голландии; на его корме было написано: «Вильгельм Оранский».
— Во имя всего святого! – капитан Фенстер чуть не лишился дара речи.
— Вижу, мы снова наткнулись на голландский фрегат, — сказал с беспокойством Стизз, — а значит, нам снова придётся пролить много крови. Как же это печально, господа!
— Да, но если посмотреть, у них нету пушек, ни единой! – заметил Паркинс, страдавший дальнозоркостью, и оттого хорошо видящий вдалеке, но не особо – в близости.
— В любом случае, их нужно брать штурмом! – самоуверенно воскликнул «Любимчик Эд», — как и «Посейдон». Капитан, дадите же вы в конце концов приказание! Найджел, скажи.
Все обратили свои укоризненные взгляды на Эдмунда, который, походу, утратил свой титул «любимчика» уже давно.
— Разрешение на выполнение определённого приказа даю я, сэр, вам это ещё не стало ясно, — нравоучительным тоном отчитал его капитан Фенстер, затем, наблюдая за «Вильгельмом», стал раздумывать над тем, как следует поступить.
«Нападать на торговое судно – чистой воды пиратство, с одной стороны. А с другой – у нас имеются голландцы, и судно тоже голландское. Можно сделать так: задержать «Вильгельма» и заключить с их капитаном своеобразную сделку, по которой мы отдаём им своих людей, в обмен на что те обязаны предоставить нам излишние запасы провизии, которые пойдут нам для дальнейшего плавания.
Неплохо, капитан!»
И додумав полностью все ходы, капитан Фенстер крикнул штурману:
— Шон! Лево руля!
И «Армагеддон», поднажав, помчался вслед за «Вильгельмом Оранским», уже готовившимся скрыться из виду.
— Что вы предприняли, сэр? – обратился к капитану старший помощник Паркинс.
— Приготовьте пушки! Попробуем взять их устрашением. В случае, если не поможет, придётся применить крайние меры.
Стремительно летя по морской глади, «Армагеддон» скоро доплыл до того фрегата и, вооружившись, принялся следовать за «Вильгельмом Оранским».
Штурман, заметивший сзади наезжавший на них военный фрегат, подозвал капитана, который пришёл в ужас.
— Англичане!? Что они хотят от нас? Похоже, что брать на абордаж. Полундра, всем по местам!
Видя, как план Фенстера стал работать на ура, он подошёл к носовой части и крикнул:
— Капитан! Мы не желаем причинять вам и вашему линкору (который, по правде говоря, принадлежит нам) зла, потому требуем от вас не оказывать нам сопротивления, а лучше принять условия нашего соглашения.
Изумлённый его речью, капитан «Вильгельма Оранского», которого звали Виллем де Брюнел, также вступил на верхнюю палубу.
— Я вас не совсем понимаю, господин капитан. Позвольте, мы с вами остановимся, и вы с вашими товарищами подниметесь ко мне.
— Так вы соглашаетесь на мой ультиматум? – выкрикнул капитан Фенстер.
Поскольку после того капитан де Брюнел отдал приказ отставить стрельбу, то Фенстер, торжествуя, призвал двух членов экипажа, Паркинса и Найджела (Хасселрит наотрез отказывался идти мирным путём) в качестве советников для проведения переговоров.
— Так-то лучше, — сказал Виллем, встречая капитана Фенстера на борту «своего» фрегата, — Виллем де Брюнел, капитан «Вильгельма Оранского».
— Вот оно что! – ядовито прошептал Найджел, — Это кто ж так решил?!
— Беверли Фенстер, — представился также капитан, — управляю фрегатом «Армагеддон». Собственно, вы правильно сделали, что решили принять мой вызов, поскольку у меня есть к вам предложение, очень выгодное для вашей стороны.
— Я вас слушаю, — отозвался капитан де Брюнел, заложив руки за спину.
Капитан Фенстер, победоносно выпрямившись, приступил к описанию своей сделки, которую он хотел заключить на равных условиях.
— Вы нам отдаёте часть провизии, которая является излишком, зато мы передаём вам в полное распоряжение пленных матросов. Ну, что скажете? Устраивает ли вас данное условие? И предупреждаю: в случае отказа мы можем лишить вас всего запаса продовольствий, а судно – конфисковать в пользу королевского имущества. Всё зависит от вашего согласия, понимаете?
Виллем пришёл в замешательство. Конечно, выдвинутые Фенстером требования не были благоприятными для него, однако ведь и рисковать своей жизнью и жизнью своих моряков де Брюнел не желал.
— Хорошо. Раз иного выхода нет, значит я обязуюсь предоставить вам, капитан Фенстер, все излишки. Но важно, дабы вы оставили наше судно в покое и не смели его трогать. Мы же обещаем, что не станем по прибытию на Родину докладывать об этой встрече. Идёт?
— Очень даже, — пожав руки, капитаны разошлись по своим фрегатам, отдав своим подчинённым соответсвующие поручения. Когда всё было свершено, они разошлись в разные стороны, и «Армагеддон» продолжил свой путь.
Забегая немного вперёд, скажем, что ни с какими более кораблями он не столкнётся.
Заключение сделки с де Брюнелом не было идеальным, поскольку Фенстер по сути своей пожертвовал «Куин Элизабет» ради освобождения трюма от посторонних лиц и пополнения провианта, однако Беверли исходил из того, что гораздо важнее – избавиться от вражеских солдат, которых девать было просто некуда. Продать их в Африке – нужно для того преодолеть огромное расстояние и рисковать собственной жизнью, а оно не являлось необходимым, ибо основная задача «Армагеддона» была другой, и от неё капитан не желал ни в коей мере отступать или даже откладывать на определённый срок.
Больше всех проявленному остроумию его дивился и завидовал Хасселрит; в его понятии грабёж означал применение насилия во имя выгоды, а действие капитана Фенстера никак не входило в это представление. Зато Найджел, дискутируя на данную тему с Эдмундом, дал свою характеристику подобному виду пиратства — «мирный грабёж, либо же грабёж через рукопожатия».
— Возможно, — буркнул Эдмунд, — но для меня это уже означает хитрая дипломатия.
Думается, что сей спор может длиться бесконечно, и нет смысла его возобновлять сызнова, если только нечем больше заняться. А на флоте, как известно, пустые разговоры не ведут ни к чему хорошему. Да и сам капитан никогда в жизни не терпел их, пресекая всеми возможными способами.