Месть Посейдона. Часть Четвертая (Главы 14-17) (Глава 4)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

В которой свершается то, чего боялись все, в которой капитана Фенстера чуть не настигла участь капитана Клефельда, и в которой мисс Кэролайн Линнуэй берёт инициативу в свои руки.

6 июня здание Вестминстерского дворца было переполнено тысячью живых душ, желавших застать проходившее в последний раз судебное заседание по делу бывшего рядового мятежной армии генерала Линкольна Юстаса Бэрриела под председательством самого короля Англии и лордов-заседателей во главе с главным королевским прокурором Биллом Эппенгреймом, пребывавшим в этой почётной должности не много не мало десять лет. Подобное дело, стоит отметить, не представлялось ему особо сложным, ибо до того он уже успел засудить по схожим статьям закона трёх британских офицеров флота, обвинённых в передаче ценных сведений французскому морскому командованию о планах британского адмиралтейства по готовившимся рейдам на владения его величества, короля Людовика XVI, в Карибах, а также оправдать одного генерала армии, который был повинен в жестоких надургателствах над своими солдатами, доводивших их до смерти (оправдан он был лишь потому, что его признали невнемямым, в силу чего свои гнусные поступки совершал он неосознанно; потому смертную казнь заменили на лишение всех наград и чинов, и его отправили на принудительное лечение в сумасшедшем доме, где вскоре тот скончался в подступившем внезапно приступе лихорадки).
Теперь же ему предстояло вести разбирательство в отношении Юстаса Бэрриела, и уже в самом начале этого процесса Эппенгрейму было ясно, что пожизненное заключение ему не грозит, ибо он считается дезертиром, самовольно покинувшим вражескую армию, что смягчает его вину и обстоятельства, подтолкнувшие его на этот шаг. Однако необходимо было удостовериться в том, что Юстас действительно отказался от своих прежних убеждений и теперь перешёл под крыло британской короны.
Шестого же июня проходило заключительное слушание дела, в ходе которого было единогласно принято следующее решение, которое огласил прокурор, в присутствий замеревшей и жадно впившейся в него глазами толпы.
— По воле нашего величества, короля Англии, Шотландии и Ирландии Георга III, да хранит его Всевышний, и по коллективному решению лордов-заседателей, мной принято безоговорочное решение: принять в учёт факт, что мистер Юстас Бэрриел, бывший рядовой мятежной армии под командованием генерала Линкольна, сбежал оттуда под предлогом разочарования в мнимых идеалах республиканских идеологов тринадцати колоний. Однако поскольку по нашему законодательству Бэрриел не может быть полностью освобождён от отвественности, ему полагается пять лет тюремного заключения. Дело является с этой минуты закрытым и обжалованию не подлежащим. Благодарю за внимание.
Его пышная речь, как и следовало ожидать, была встречена громкими овациями, и было заметно, что решение суда одобряли практически все присутствовавшие в зале; среди них были многие знатные лица, в том числе бывший член палаты лордов и старший советник в министерстве торговли Джордан Линнуэй с супругой Аделаидой и дочерью Кэролайн, а также Уолтер Бригтон, всем сердцем болевший за подсудимого юношу. Конечно, многие из них (а именно Джордан и Аделаида) считали приговор, вынесенный прокурором, вполне справедливым и бесспорным; но Кэролайн, похоже, их мнение не сильно разделяла. Ей думалось, что хоть он и был существенно смягчён, тем не менее этому бедному офицеру, который к тому же был хорош собой, предстояло отсидеть за решёткой все пять лет, которые казались Юстасу целой вечностью.
«Он ведь признался, раскаялся. Разве нельзя было его отпустить на волю уже за то?»
Когда мистер Эппенгрейм уже покинул свой трибун, с которого на протяжении трёх недель блистал своим красноречием, зал Вестминстерского дворца стал пустеть, покуда не вышли оттуда последние очевидцы сего печального мероприятия, и двери, ведущие в судебную палату, не были затворены.
Шедшая по улице вниз четвёрка, состоявшая из мистера, миссис и мисс Линнуэй, а также мистера Бригтона, всё по-прежнему обсуждала то, насколько верно поступил прокурор, и какой представляется дальнейшая судьба Юстаса.
— Этот молодой человек получил по заслугам и, как я считаю, он должен благодарить Создателя за то, что его срок не составил целую жизнь, — рассуждал вслух Джордан, — Скажи же, милая?
— Пожалуй, так оно и есть, — подтвердила Аделаида, размахивая своим веером от палящего солнца.
— Но, позвольте сказать… — хотела было вмешаться в их разговор Кэролайн, но решив, что ей вряд ли удастся найти поддержку у своих родителей в этом вопросе, перешла к Уолтеру, безмолвно шедшим с ними и лишь вздыхавшим от грусти.
— Скажите же, мистер Бригтон, что случилось с мистером Фенстером? Отчего он не был на всех тех заседаниях?
Словно ждавший сего вопроса, он поднял взгляд, полный надежд, на неё:
— Капитану сильно нездоровится. Узнав о начале суда, он спустя два дня слёг в постель. Теперь находится у меня в Саутенде под ежедневным присмотром доктора МакКларена. Ходить он не в состоянии, и возникли даже опасения, что жить ему осталось недолго.
— Но сейчас ведь он идёт на поправку? – испуганно спросила Кэролайн; она вдруг почувствовала недомогание: дышать ей было тяжело, а сердце так и схватило.
Уолтер в безнадежности развёл руками.
— Пока что увы. А там – как знать, мисс. Уповаем на божье милосердие. Наш капитан, помимо того, не из тех, кто так легко падает духом.
— О, что я слышу? – воскликнула Аделаида, — Мистер Фенстер болен? Как это ужасно!
— Мистер Бригтон, — обратился к нему Джордан, — примите мои искренние соболезнования. Надеемся, что капитану скоро будет лучше.
— Благодарю; передам, как прибуду в Саутенд, — сказал Уолтер, пожав руку мистеру и миссис Линнуэй.
И с этими словами он, объявив, что вынужден проститься с ними, поспешил удалиться.
Кэролайн же, пребывая в отчаянии, какое не случалось с нею никогда ранее, опустила голову вниз, иногда оборачиваясь назад и глядя вслед мистеру Бригтону.
«Мне следует поехать в Саутенд. Я должна видеть его. Я уверена, он ждёт меня. Поеду с мистером Бригтоном, узнаю, что послужило причиной его болезни. Это мой долг, и я не могу его не исполнить».
Тем временем, покуда всё семейство взобралось на экипаж и отправилось в Челси, над городом нависли тучи, и вслед за тем пошёл тёплый моросящий дождик.
— Что за погода сегодня? – возмущённо приговаривала Аделаида, за ненадобностью аккуратно сложившей свой веер, — Не то солнце, не то дождь. Такое на моей памяти впервые в Лондоне.
Правда стоит отметить, что длился он недолго, и к приезду Линнуэев он вовсе прекратился, и лишь тёмные облака продолжали медленно блуждать по небесным просторам.
— Да уж. А ведь тому самому мистеру Бэрриелу нелегко придётся: не видеть света целых пять лет. Как подумаешь о том, так и жаль его становится, — заявил Джордан, когда они заходили в дом, и их встречал по обыкновению швейцар. Но его это высказывание было скорее обращено в пустоту, чем к своей жене и дочери, поскольку те ничего ему не ответили на то.
Кэролайн, глубоко потрясённой известием о состоянии здоровья капитана Фенстера, самой было не по себе: неутешительные сведения, полученные от мистера Бригтона, её пугали, и оттого она желала как можно скорее прибыть в Саутенд и повидаться с ним, ибо никому не ведомо, что в итоге произойдёт с Беверли в ближайшие дни. А кроме того, ей хотелось узнать, какое же обстоятельство вызвало такой сильный недуг у него. Конечно, она догадывалась, что последние события, связанные с Юстасом — главная и наверняка единственная тому причина, однако Кэролайн должно было в этом удостовериться.
Потому на следующее утро, 7 июня, она, вопреки всем страхам и сомнениям, последовала за Уолтером в тихий провинциальный городок Саутенд, о котором читатели уже слыхали не раз. Всю дорогу она и её спутник провели в безмолвии, с двумя противоречивыми мыслями: либо мистеру Фенстеру стало лучше, либо нет, и тогда следует, как говорят в здешних краях, заранее уготовить ему гроб.
Слуга, с благоговением встречавший своего господина и Кэролайн в доме, известил их о том, что Беверли Фенстер ещё жив, и он чувствует себя легче, не без помощи доктора МакКларена, его бывшего судового товарища.
«Хоть это радует» — сказала себе Кэролайн с облегчением, поднимаясь по лестнице на второй этаж, в спальню, где и лежал капитан, которому что-то рассказывал доктор.
— Ну-с, старина, я вижу, вы постепенно приходите в себя? – начал мистер Бригтон, подошедши к кровати, — Ходить уже можете?
— Пока что нет, — ответил за него мистер МакКларен, — ещё слаб, как видите.
Беверли и вправду был в крайне удручённом виде: бледный, истощавшийся, безжизненный. Глаза его всё смотрели в одну точку, и казалось, он не слышал ничего, что происходило вокруг него. Дыхание его было неровным.
— Что ж, не буду тогда мешать вам, друг. Я лишь хотел вам сказать, что со мной вас изволила навестить мисс Линнуэй.
Капитан, до того никак не реагировавший на окружающих, тут же повернул свою голову и широко раскрытыми глазами уставился на Кэролайн.
— Я слышала, вы ужасно больны, и потому приехала с мистером Бригтоном в Саутенд, — сказала она с беспокойством, севши подле него.
Когда вскоре из комнаты вышли Уолтер, доктор МакКларен и слуга, и в ней остались лишь он и она, капитан, улыбнувшись, насколько то было в его силах, молвил:
— Кэрри. Я так и думал.
Мисс Линнуэй, коснувшись рукой его лба, тихо проговорила:
— Вы ужасно горячий.
Капитан, немного подумав, спросил её с тяжестью:
— Вам ещё не стало известным решение?
Вначале она не поняла, о каком решении Беверли говорит, но спустя некоторое время догадалась.
— Как же, стало. Я сама была там с родителями и мистером Бригтоном.
— И? — вымолвил капитан в нетерпении.
— Ему дали срок пять лет, — собравшись духом, сказала Кэролайн.
Капитан Фенстер неодобрительно покачал головой.
— Ах, пираньи! Бедный мальчик. Познает он муки сырых душных темниц. Это даже хуже, чем в трюме, поверьте, мисс.
Кэролайн с сожалением глядела на Беверли. Она более не знала, что говорить для успокоения его души. Она ещё раз прошлась рукой по лбу, вздохнула, затем встала и закрыла окно, так как с улицы подул холодный, неласковый морской бриз.
Когда она вновь села у кровати, Фенстер с вниманием глядел на неё.
— У вас милые черты лица, мисс. За ваш приезд я весьма признателен. Да только ничем уже не помочь Юстасу.
К Кэролайн меж тем стал подступать ещё больший страх – страх того, что она навсегда потеряет близкого человека, коим стал для неё капитан. Она не переставала думать о нём и в те дни, когда его не было в Англии.
— Вы великодушный человек, Беверли, — сказала она вскоре, и вновь погрузилась в тревожные размышления. Тут она обратила внимание на листы бумаги, сложенные на прикроватной тумбочке, и перо с чернильницей; на одном из листов была оставлена жирная клякса.
— Вы кому-то писали, позвольте узнать? – обратилась мисс Линнуэй к нему.
— Писал, — сказал Фенстер, взглянув в ту сторону, — своему сыну в Куинсферри. Да только он и не отвечает, вот ведь какая странность! Уже два дня прошло, а он всё нем как рыба. Ничего, составлю ещё одно письмецо; может, откликнется.
— Не стоит, мистер Фенстер, — воскликнула Кэролайн с подозрением, — Хотите, я могу отправиться туда. Это ведь совсем недалеко.
Беверли не успел ничего на то заявить, так как вскоре в комнате появился доктор МакКларен.
— Я вижу, вы хорошо действуете на капитана.
— Правда? – с интересом молвила Кэролайн.
— В вашем присутствии он стал чуть более оживлён и весел. Но всё же, мисс, позвольте мне теперь приглядеть за больным.
— Конечно. Да я уж и должна ехать, так что благодарю вас за помощь, которую вы оказываете мистеру Фенстеру, — сказав так, Кэролайн отправилась через Челмсфорд в Куинсферри, желая лично разобраться в том, отчего Ллойд не даёт о себе знать в такие трудные для его отца минуты.
Никого не встретив у порога дома, она постучала в дверь, но никто ей и не отворил.
«Что же это значит всё? Не порядок» — пронеслось у неё в голове, и мисс Линнуэй принялась второй раз стучать, говоря:
— Мистер Фенстер? Вы изволите открыть?
Тщетно. Потеряв всякое терпение, Кэролайн прикоснулась к ручке и потянула её, и на удивление, дверь поддалась. Похоже, что Ллойд совершенно забыл её запереть. Пройдя в гостиную, она никого там не увидела.
— Боже милостивый! – воскликнула она, будучи в недоумении.
Пройдясь так по всему залу, она осмелилась пройти по коридору и проведать другую комнату.
— Мистер Фенстер? Вы здесь? – повторила она.
Она хотела было удалиться прочь без надежды, как вдруг с той комнаты послышался кашель.
— Мистер Фенстер?
Приотворив дверь, она застала там человека, сидевшего у окна за столом и что-то писавшего. Услышав Кэролайн, он повернулся и, сделав доброжелательную улыбку, встал:
— Простите, мисс, я не слышал, как вы зашли. Был слишком сильно занят.
Его взгляд был полон испуга и какого-то излишнего подобострастия.
— Почему же вы не открыли дверь? – с лёгким негодованием сказала Кэролайн, — Я вам стучала дважды. Вы что же, не видели даже, как подъезжала карета сюда, и как я выходила к вам?
— Никак нет, мисс, — покачал головой Ллойд, — но прошу прощения, более такого не повторится.
И он протянул руку для знакомства.
— Ллойд Фенстер.
— Кэролайн Линнуэй, — протянула ему ответно руку она, пристально глядя на него, — Я к вам приехала из Саутенда, где (надеюсь, вы о том осведомлены) ваш отец пребывает на лечении.
Ллойд оторопел от услышанного.
— Неужели? Мой отец? Нехорошо, право.
Всё никак не удосуживаясь понять поведение Ллойда, Кэролайн с укором на него смотрела.
— И ещё ваш отец сообщил, что вы не дали ответа на его послание.
Ллойд, понимая, что может быть разоблачён в своей опасной игре, в которую, впрочем, заставили его играть, приглушённо, как бы оправдываясь, заявил:
— Не мог, мисс. Дела были неотложные. Но я рад, что вы мне поведали о нём и его положении. Стало намного легче. Прямо скажу, гора с плеч.
Тут он возбуждённо воскликнул:
— Вы, наверное, утомились с дороги, мисс Линнуэй. Я, если позволите, налью вам чаю и угощу кое-чем. Не возражаете?
— Благодарю, не возражаю, — произнесла с озабоченностью Кэролайн, внимательно оглядывая комнату.
Кивнув, Ллойд поспешил выйти к гостиной. Он пребывал в столь сильном волнении и замешательстве, что даже не удосужился заметить, как с кармана его брюк выпал на пол исписанный целиком лист.
Кэролайн, которой было не прочь проверить, что же представляет из себя он, подошла тихонько и подняла бумажку. Здесь мало что можно было разобрать, поскольку многие слова были перечёркнуты. Но кое-какие данные ей всё же удалось отсюда вынести.
«Донесение… главному прокурору… за Э.Симменсом».
В конце также была поставлена подпись, походу, принадлежавшая самому Ллойду, ибо видны были инициалы «Л» и «Ф».
Свернув лист бумаги, Кэролайн крепко зажала его в руках, бросив неприветливый взгляд в сторону коридора, где слышны были шаги Ллойда.
«Теперь мне всё (почти всё) стало ясно».
Направившись в гостиную, её в то же время терзал ещё сильнее страх, теперь уже и за собственную жизнь. Но она была слишком решительна в тот момент, дабы так скоро сдаться и отступить, оставив всё как есть. Ей хотелось добиться раскаяния и объяснения от Ллойда в содеянном.
Когда тот уже готовил всё к столу, Кэролайн, измерив его своим настойчивым взглядом, выражавшим к тому же и злость, воскликнула:
— Мистер Фенстер. Вы не желаете мне кое-что рассказать?
Когда перед глазами его забежали строки его чернового письма, душа его ушла в пятки.
— Что это? – спросил он, пытаясь не показаться Кэролайн трусливым типом, — Верно, я случайно его выронил. Позвольте, я его заберу.
Но Кэролайн, убрав письмо в сторону, продолжила:
— Нет уж, Ллойд, это вы позвольте. Как же так выходит? Вы доносили на Юстаса Бэрриела? И значит, по вашей вине Беверли лежит сейчас едва живой?
Ллойд сделал неудачную попытку рассмеяться, но получилось лишь подобие смеха.
— Нет, вы что-то путаете, мисс Линнуэй.
— Я путаю? – воскликнула сердито Кэролайн, — Ллойд, я советую вам не держать меня за глупую девочку, это вам не поможет. Гораздо будет разумнее, если вы во всём признаетесь чистосердечно, в том числе и вашему отцу.
Сделав недовольную ухмылку, Ллойд решил пойти задним ходом.
— Ну, полно вам горячиться, мисс. Хорошо, я могу вам сказать, что да, писал донесение на мистера Бэрриела.
— И вы так спокойно это излагаете? – перебила его Кэролайн.
— Послушайте же, — воззвал умоляющим тоном Ллойд, — вы хоть имеете понятие, кто сей Юстас Бэрриел? Это…
— Я всё знаю и без вас, — гневно отрезала мисс Линнуэй, — Ну и что с того? Разве это повод так бесчестно и подло поступать со своим отцом и тем, к кому он проявил сострадание. Вам надо бы поучиться у Беверли благородству.
— Мисс, — с жаром вставил Ллойд, — не стоит вам судить о том, что является поводом, а что нет, потому как ту ответственность берёт на себя адвокат, коим являюсь я.
— Вы – адвокат? – с издевательской усмешкой вымолвила Кэролайн, — Вы не адвокат, Ллойд, а предатель и непорядочный человек, и мне ваши услуги не надобны. Прощайте!
И мисс Линнуэй, распахнув дверь, поспешила прочь.
— Стойте, — крикнул жалостно Ллойд, — Я могу вам всё объяснить. Стойте, я прошу вас.
Но всё уже было предрешено: Кэролайн исчезла из поля его зрения, а он, не находя себе места, зашагал неспешно к дому, закрыв за собой дверь на замок.
Кэролайн же, выехав из Куинсферри, направилась домой в Челси. Держа в руке листок, она не могла оторвать взгляда от этой фамилии: «Симменс». Кто таков этот Э.Симменс?
Странно также, что в документе его имя скрыто, когда оно должно быть расписано.
«Верно, в этом вся тайна. Скорее всего, это и есть тот, кто заказал Ллойду написать донесение. Однако где теперь искать этого неизвестного мистера Симменса? Возможно, мне стоит обговорить то с родителями».
По возвращению Кэролайн, рассказав мистеру и миссис Линнуэй о капитане и её разговоре с ним, но пока что скрыв свою поездку в Куинсферри, принялась весь оставшийся день сидеть над письмом, выхваченным у Ллойда, и обдумывать свой дальнейший план действии.
«Какое отношение имеет мистер Симменс к Юстасу? Быть может, мистер Бэрриел о том знает».
Глядя на бледную луну, поднимавшуюся едва заметно по небу, она вспомнила вчерашний день, когда в здании суда огласили ему приговор. И снова, ещё с большей силой, она прониклась жалостью к нему. Но она не знала, чем ещё может помочь и Юстасу, и Беверли, оттого на сердце её было неспокойно.
«Быть может, мне стоит навестить его? Меня, конечно, могут не пустить, однако попробовать, пожалуй, нужно».
И заместо того, чтобы лечь в постель со вздохом, она встала и, сложив письмо в стол, тихо, дабы никто из родителей не услыхал её, вышла на улицу.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Где мисс Линнуэй встречает в Маршалси Юстаса Бэрриела и заводит с ним беседу, и где снова познаёт силу настоящей любви.

Не раз уже бывавшая в Вестминстере со своими родителями, Кэролайн прекрасно ориентировалась здесь и, что важно, знала, где расположен дом королевского прокурора. Это было широкое трёхэтажное здание в стиле барокко, с большими витражными окнами, стенами, изящно украшенными античным декором, с отделанной тёмным кирпичом мансардной крышей; по бокам стояли два мраморных льва, уже полвека сторожащих сие здание.
Был уж поздний вечер, когда кучер остановил карету у Грейт-Джордж-стрит 13. Мисс Линнуэй, понимая всю сложность своего предприятия, тем не менее шла уверенно, не оглядываясь по сторонам и назад.
«Вот мы и на месте» — сказала про себя она, когда перед взором её предстал дом прокурора. Завидев окружённый полумраком свет от масляной лампы, она осторожно, преодолевая всё ещё страх, подошла ближе.
— Добрый вечер, мисс. С чем изволили пожаловать? – раздался звонкий голос гвардейца.
— Добрый вечер. Мне нужен мистер Эппенгрейм, — сообщила Кэролайн, откашлявшись.
Гвардеец удивлённо поднял брови.
— Не положено, мисс, идти за обращением к его превосходительству в столь позднее время.
Кэролайн хотела было заявить, что ей крайне необходима та встреча, но неожиданно с третьего этажа послышалось:
— Рон, извольте доложить, с кем вы тут обмениваетесь речами в то время, когда все леди и джентльмены изволят спать?
Подняв голову кверху, Керолайн разглядела суровое лицо прокурора.
— Докладываю, ваше превосходительство: некая молодая дама желает с вами говорить, — со смирением молвил гвардеец.
Прокурор, почесав свой толстый подбородок в раздумии, опустил взгляд вниз и, заметив Кэролайн, приказал Рону отворить ей, после чего сам зашёл в дом, дабы переодеться.
Встретив мисс Линнуэй у себя в просторном гостином зале, мистер Эппенгрейм велел накрыть стол и пригласил её сесть.
— А я, кажется, вас уже видел в зале суда. Вы случайно не мисс Линнуэй? – учтиво осведомился прокурор.
— Да, мистер Эппенгрейм. Кэролайн Линнуэй, — подтвердила его предположение она.
— Я был хорошо знаком с вашим отцом, Джорданом.
Ну что же, — перешёл он к теме разговора, — какие вопросы есть у вас ко мне, извольте говорить. Хоть сейчас время не для приёмов, но я вижу, что у вас есть серьёзные основания нарушить сей распорядок.
И Кэролайн, набравшись мужества, принялась объяснять и приводить доводы, по которым она должна видеть заключённого Юстаса.
— Ага, — произнёс прокурор, давая понять, что принял к сведению её просьбу, — Вам нужен мистер Бэрриел?
— Да, сэр, весьма, — с волнением сказала Кэролайн, — дело в том, что я прихожусь ему родной сестрой, и вот как шесть лет я не получала от него вестей. И теперь, когда он здесь, я имею возможность его видеть и поговорить с ним. Вы меня понимаете?
Сомнения в то, что прокурор поверит в сей факт, учитывая его знакомство с мистером Линнуэем, не были безосновательными. Однако по тому, как это объяснение воспринял мистер Эппенгрейм, можно судить, что он допускает такую историю.
— Право? Вот уж не думал, что у Джордана был сын. Что ж. Если так, то я дам поручение майору Дэнтоллу, дабы он вас отправил в Маршалси. Но вам следует его дождаться, мисс Линнуэй.
Обрадованная таким исходом беседы, Кэролайн поблагодарила радушно господина прокурора и заверила в своей готовности ждать Дэнтолла.
Мистер Эппенгрейм, послав в Маршалси личного курьера, принялся в ожидании ходить по своей спальной комнате, поглядывая через окно на улицу.
К счастью, майор не заставил себя долго ждать: спустя полчаса к прокурорскому дома подъехала коляска, и из неё поспешно вышел он в сопровождении двух офицеров гвардии.
— Майор Дэнтолл по вашему приказанию прибыл, сэр, — отрапортовал он, отдав честь Эппенгрейму.
— Превосходно, — деловым тором проговорил прокурор, — Вам я поручаю отвезти эту даму в Маршалси; она желает встретить там своего брата, мистера Юстаса Бэрриела.
— Понял, сэр, — отозвался майор Дэнтолл и, переведя взгляд на Кэролайн, попросил её пройти с ним в экипаж. Перед отъездом мисс Линнуэй пожала руку прокурору и отблагодарила вновь, на что тот ответил сдержанной улыбкой.
Кэролайн, видя, что на город надвигается ночь, побледнела: будет весьма много проблем, если её родители выяснят, что весь вечер их дочери не было дома. Но коляска майора торопилась, и это давало ей надежду, что её отсутствия они всё же не заметят. Меж тем, проехав через Вестминстерский мост и затем по Бюро-роуд, карета завернула налево, к Табард-стрит, по левую сторону от которой стояла неприступная кирпичная глыба под названием Маршалси: мрачная сама по себе, ночью эта конструкция становилась частью общегородского мрака, беспросветного и тёмного. Лишь кое-где, сквозь маленькие зарешёченные оконца, дребезжал свет от свечи. От этой картины, представшей Кэролайн, её сердце точно замерло.
— Вы уверены, мисс, в своём решении? – спросил у неё майор, — Здесь, скажу вам, не место для таких юных красивых особ, как вы.
— Что ж, в таком случае, я стану первой, кто ступила на порог этого жуткого здания, — с иронией ответила мисс Линнуэй.
Проведя Кэролайн по лестнице вверх, на второй этаж, и затем по камерам, майор Дэнтолл, которого встречал надзиратель, указал Кэролайн на самую крайнюю из них, где лежал, дремавши, Юстас. Лица его мисс Линнуэй не видела, но предчувствовала, каким оно ей предстанет.
Надзиратель, отворив ключами дверь, впустил мисс Линнуэй внутрь; сам при том отошёл по-дальше, дабы не мешать ей вести общение с заключённым.
— Мистер Бэрриел, — шёпотом призвала она его к пробуждению, — мистер Бэрриел, я пришла к вам от мистера Беверли Фенстера.
Промычавши что-то спросонья, Юстас открыл глаза, поднялся с пола и, увидев перед собой милое лицо девушки, на некоторое время застыл в изумлении.
«Боже, как здесь отвратительно!» — думала про себя Кэролайн, усиленно отряхивая своё платье.
— Простите, вы кто? – наконец выговорил Юстас, не отводя от неё своего полусонного взгляда.
Кэролайн, оглядев всю камеру, эту жалкую комнатушку, которую освещал лишь яркий свет луны, опечалилась вовсе, хотя она и полагала, что именно таким будет выглядеть место, где отбывает свой срок мистер Бэрриел.
— Я к вам от капитана Фенстера, — повторно произнесла она, более слышно, — Он сейчас тяжело болен и находится у мистера Бригтона в Саутенде. Я была там, и…
«И что же я здесь хотела? Просто повидать его. Как же он бледен! И говорить ему о донесении? Нет, пока не стоит. Ещё неизвестно, кто стоит за тем, какой Симменс? Это может знать капитан, но сейчас он не в состоянии».
— Так вы знаете капитана Фенстера? – спросил тут Юстас.
Мисс Линнуэй кивнула, отметив:
— И давно.
Ей было ужасно больно смотреть, как Юстас был измучен, и не столько тюрьмой, сколько известием о болезни капитана.
— Вы не голодны? – обратилась к нему озадаченно Керолайн.
Юстас ничего не сказал в ответ. Он продолжал глядеть на неё с вниманием, ибо стоит признать, что таких очаровательных девиц он ещё не встречал в своей жизни. Когда был он юным сорвиголовой под предводительством своего неродного отца Саймона, ему было не до них. В Америке, где он служил, приходилось иногда видеть девушек, в особенности, в Йорктауне, но эти встречи не были судьбоносными и ничего для Юстаса не значили. Что же касается Кэролайн, то она казалась ему более чем привлекательной внешности, к тому же и сердобольной по натуре.
— Это ведь правда, что вы были мятежником и… бежали из армии? – поинтересовалась Кэролайн.
— Да, сударыня, именно так, — хмуро пробормотал Юстас, приложив руку ко лбу, — потому здесь и нахожусь. И знаете, я с этим соглашаюсь: бед натворил – плати за это. Простая истина, не требующая доказательства. Да вот я – живой вам пример.
— Но вы же бежали? – пыталась оспорить его доводы Кэролайн, — Вы раскаялись в своей вине, и это очень значимо.
— Для кого? – остановил её Юстас, — Для моего покойного отчима? Или для господина прокурора? Для него в какой-то мере значимо, но всё же я шесть лет (вообразите, миледи!) держал в руках американскую винтовку и с нею стрелял, убивая сотни британских солдат. Это уже нельзя изжить из памяти, ни из собственной, ни из государственной, поймите. Это как кровавое пятно: быть может, краску его можно смыть, но след от него останется надолго, если не навечно.
Просидев в безмолвии какое-то время, они принялись друг на друга глядеть, и что-то в глубине их младых душ пробуждалось.
— Пять лет, всё же, не столь много, — сказал с некоторой надеждой Юстас, — бывает и по-хуже.
Потом добавил, обращаясь к Кэролайн:
— Вы когда вернётесь к мистеру Фенстеру, скажите, что со мной ничего не случилось, и чего мне не хватает в действительности, так это его присутствия.
Мисс Линнуэй, издав громкий кашель, походу, из-за крайне тяжёлого воздуха, кивнула. Пора было возвращаться, и о том напоминал надзиратель, державший руку за решётку.
— Что ж, прощайте – сказал Юстас, махнув ей рукою.
Она, поглядев на него с сочувствием, ответила лёгким кивком головы, после чего направилась вместе с майором Дэнтоллом вниз, к выходу.
Мистер Бэрриел, не опомнившись ещё после такой неожиданной встречи с девушкой из Челси, долго не мог заснуть, под звуки нахлынувшего на Лондон ливня, барабанившего по крыше тюрьмы Маршалси. Он вдруг вспомнил, что забыл совсем узнать её имя. Наверняка, думал он, оно такое же красивое, как и её черты лица.
Кроме того, Юстас поражался её решительностью: не каждая женщина пойдёт на такое, и этот факт ещё сильнее поднимал её в его глазах.
Юстас, однако, не слышал уже, как тронулась коляска и помчалась к Вестминстерской мостовой: сон всё же смог его одолеть. Но Кэролайн даже тогда не покидала его сознание; её силуэт он ясно видел вдалеке, как будто сквозь туман.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

В которой Юстас, пребывая год в тюремном заключении, берёт след, ведущий к мистеру Симменсу, в которой капитан Фенстер идёт на поправку, и в которой он узнаёт всю правду от Кэролайн.
Вот так, уважаемые читатели, мы и подошли незаметно к февралю 1783 года; к той поре геополитическая ситуация в Европе стала со всей стремительностью меняться: утомившиеся от долгой бесконечной перепалке в Северном море, ни каких результатов не дававших ни одной из сторон, правительства Англии и Голландии пришли к выводу, что настало время для мирных инициатив. Возобновившиеся переговоры в Париже, хоть и шли весьма затруднительно и долго, тем не менее дали свои плоды: было принято решение приостановить все бои между эскадрами, а также простить былые обиды, такие как пиратство, нелегальная разведка и дипломатические претензии друг к другу.
О том, поверьте, необходимо было сказать хоть вкратце, поскольку эти события сыграют огромную роль в нашей такой же огромной истории, которая разворачивается в Маршалси, злополучной тюрьме, где под одним кровом с государственными изменниками и преступниками сидел уже почти год наш отчаянный борец за жизнь Юстас Бэрриел (хотя для сего повествования его лучше называть Юстасом Клефельдом). В этот день он, сидя на полу, чертил камнем на стене месяцы своего заключения, ибо более он ничего делать не мог.
«Итого – восемь месяцев. Да, а ещё ведь четыре годка надо пережить».
В соседних камерах была такая же мёртвая тишина: кто-то по-прежнему спал, кто-то сидел, сложа руки и глядя в потолок, кто-то, как и Юстас, отмечал свои месяцы, а может, и годы прозябания в Маршалси. Но все они были обречены, не могли ничего изменить. Конечно, были те, которые были готовы совершить побег, но их побуждение ограничивалось лишь помыслами, и активных действии они не предпринимали, ибо знали, что бежать из Маршалси – всё равно что пытаться найти край света.
Его, правда, Юстас и не собирался разыскивать: он предпочёл отбыть свой срок и выйти с честью на свободу, к капитану Фенстеру и, конечно же, к Кэролайн Линнуэй, о которой он каждый раз думал, когда его охватывали тоска и одиночество.
Пересчитав ещё раз месяца, Юстас сложил заостренный камешек в сторону и готов был уснуть, но тому помешал один очень странный разговор, завязавшийся между тремя надзирателями. Горя от любопытства, мистер Бэрриел подошёл к решётке, так, дабы не видели, что он подслушивает беседу, и навострил уши.
— Вот оно как, — воскликнул один из них с опаской, — Ох, шельма! Куда ж он делся после?
— А чёрт его знает! – ответил другой, низким голосом, как у тяжёлой бочки, — Как война с голландцами кончилась, хвала нашему правителю, слился он вместе с собственным фрегатом. А уж после выяснилось, что, захватив «Вильгельма Оранского», умудрился он ещё и перехватить наше судно с капитаном Элиотом. Нелегко пришлось его команде: двенадцать человек убили, остальные вместе с капитаном – поминай как звали.
— Демоны! – возмущённо вставил третий, — И это тот самый Хасселрит? Пристрелите хоть меня, не верю. Он же капер!
— Ну и что с того? – отрицательно помотал головой первый, — капер капером, а душа у него падшая, пиратская, разбойничая, вот он и повёлся на её зов.
— Скажу больше вам, братцы, все каперы – продажные шкуры, они ничуть не благороднее пиратов, — добавил второй, — захотят, будут королю ноги целовать, а захотят – ему пулю в лоб всадят, вот как! Надо бы их всех давно разжаловать да по тюрьмам рассадить, а то осмелели – давай суда наши грабить, бесстыжие псы!
— Хорошо, что мир-таки настал, — заявил спустя некоторое время молчания первый, — Теперь мы можем объединить свои усилия с голландцами и надавать этим лицемерам как следует.
— Скорее, вынуждены, — высказал своё мнение третий, — рассчитывать надобно лишь на себя и на нашего короля. И всё же, Ральф, куда его унесли паруса? – обратился он ко второму.
— Есть слухи, — призадумавшись, отвечал он, — что на Каймановы острова.
— На Кайманы? Да там же наши владения! – оборвал его первый, — зачем ему туда лезть?
— Да дослушай же, мать твою! – прикрикнул на него Ральф, — Так вот: говорят, что там есть пристанища нелегальных работорговцев. Это не подтверждено нашими властями, но слухи есть слухи, и они, как мухи, разлетаются по всей округе.
— Ну, и что же? – вымолвил третий.
— А то, что они покупают у таких вот прохвостов вроде Хасселрита белых людей и эксплуатируют их, обходясь с ними как с животными. Ну, вы сами понимаете, что я говорю.
— И они хотят продать наших ребят с голландскими? Вот проклятие!
— Зато им какое счастье привалило, подумайте – сколько денег они с того получат. И будут далее своими грязными делами промышлять. Но ничего, мы их ещё научим уму разуму, весь их лихой нрав плетями выбьем!
— И откуда ты всем этим владеешь? – спросил у него первый.
— От своего давнего знакомого. Он бывал несколько раз на Карибских островах, и оттуда всех этих домыслов и нахватался. Правда, это всего-навсего домыслы, так что пойдёмте лучше сторожить далее, не то майор нам устроит.
Юстас, на которого та троица и вовсе не обратила никакого внимания, с трудом осмысливал всё сказанное только что. И пока что у него в голове лишь плавали беспорядочно слова: «Хасселрит» (он же мистер Симменс), «работорговцы», «Каймановы острова», «продажные шкуры». Но он точно знал, что теперь не может со спокойствием ждать окончания своего пятилетнего срока, и ему, как человеку, хорошо знавшему лично Эдмунда Хасселрита, надобно отправиться на его розыск, и сделать он это сможет лишь с капитаном Фенстером, который, очевидно, также находился в курсе тех вестей, что были обсуждены только что.
«И что же я могу предпринять, брат? Здесь, один?»
Он уж хотел засмеяться над своей едва родившейся идеей, как над безумной и невыполнимой.
«Просить досрочное освобождение? – вернулся всё же он к рассуждениям, — И что же, откажут мне, и буду опять здесь сидеть. Сбежать? Так я не только ничего не добьюсь, так ещё и стану в один ряд с «Любимчиком Эдом», а оно мне нужно? Нет, друг мой, всё это не то. Хорошо бы написать письмо капитану, заодно и узнать о его здоровьи. Вот ведь западня!»
Несмотря на отчаяние, возникшее у него, Юстас выпросил у одного из надзирателей листок бумаги, дабы послать весточку в Саутенд. Ответное письмо к большой радости его пришло скоро, к следующему утру, и было написано рукой Беверли Фенстера. Вот что в нём говорилось:

«Милый мой Юстас. Я был рад получить от тебя известие о том, что с тобою всё хорошо; значит, фок-мачта ещё держится. Что касается меня, то я, можно сказать, почти что встал на ноги: доктор МакКларен приложил к тому огромное усилие, как моряки, волочащие забредшее на сушу судно к морю.
Кэролайн, ты наверняка её уже знаешь, как и она тебя, поведала мне всё в точности, ни одного миля не упустив. Сказала многое: что Ллойд составил от своей руки донесение на тебя, из-за чего весь этот бунт на корабле и начался (сначала суд, там и меня прихватило, и Ллойд скрылся, как провинившийся штурман, уличённый в том, что сбил курс). Но я ничуть не злюсь на него: его отчасти можно понять.
По поводу Хасселрита я всё уже знаю: все газеты, столичные и провинциальные, пестрят сими заголовками. Надо признать, юнга, что этот тип не был надёжным товарищем у меня на судне, а теперь выяснилось, что он и негодяй. И мы, Юстас, должны его предать наказанию. Знаю, ты скажешь, что нет никаких шансов, ибо ты под стражей. Но Кэролайн (девица она хоть куда!) сказала, что может повлиять на своих родителей; я в том ей помогу, так что ещё есть надежды, матрос.
Если получится, будем штурмовать прокурора и всех его лордов-заседателей вместе взятых, до полной капитуляции, во имя всего святого!
Передаю же тебе привет и надеюсь, ты, прочтя это послание, воспрянешь духом.
С отцовской любовью, твой капитан Беверли Фенстер»

Теперь, помимо появившейся надежды, Юстас смог получить и сведения о том, как, собственно, и оказался подсудимым. Но ему думалось, что между исчезновением Хасселрита из Англии и тем донесением есть непосредственная взаимосвязь. Ведь понятное дело, что Ллойд писал то не по собственной воле, ибо находился в долгу у человека, которому для чего-то надобно было отправить Юстаса за решётку. И вспомнилось ему, как Эдмунд встретил его ночью, в мае 1782 года, когда он, только сбежавши из армии Линкольна, попал к капитану Фенстеру на «Армагеддон». Уж не с того ли момента стал он замышлять свой план, одним из последствий которого и стало то положение, в котором оказался и Бэрриел, и его капитан?
Но мысль эта пока что не была подкреплена ничем, и потому Юстас порешил, что как только будет освобождён (если Фенстер сможет-таки убедить прокурора), он должен будет встретить сего Ллойда и осведомиться у него лично о том, кто стоял за принятием этой ужасной инициативы.
Три дня томился в совершенном неведении Юстас, не теряя при этом веру в освобождение. И ожидания его оправдались 4 февраля, когда к камере его подошёл сам майор Дэнтолл с доложением решения прокурора освободить из-под стражи Юстаса Бэрриела.
Что ж, признаем с великодушием, что сие стало возможным благодаря обращению мистера Джордана Линнуэя к прокурору, в котором он выразил просьбу досрочно освободить юношу; прокурор же, весьма уважавший мистера Линнуэя, ибо тот занимал ранее высокопоставленную должность в министерстве торговли, не осмелился опротестовать его прошение, и в результате ему пришлось уступить воле общества.
Таким образом Юстас, и года не пробыв в тюрьме Маршалси, возвратился в Саутенд, где его встречали Уолтер Бригтон, доктор МакКларен и капитан Фенстер.
— Что ж, Юстас, то было огромной задачей, и на первый взгляд, непосильной, но всё же с нею мы управились быстро, — говорил ему Беверли, когда они шли вдоль городского причала, — Но впереди нас ждёт ещё одно не менее опасное предприятие, и здесь, мальчик мой, без тебя не обойтись. Как никак, а ты знаешь Хасселрита лучше всех нас, поскольку, можно сказать, рос на его глазах.
— Капитан, позвольте уточнить, что за донесение было написано на меня?
Беверли, остановившись на время, взглянул в сторону моря, после чего повернулся к Юстасу:
— Мисс Линнуэй мне как раз передала этот клочок бумаги. Правда, то не официальное донесение, а лишь наброски Ллойда, но всё же суть там ясна: обращена она к мистеру Биллу Эппенгрейму от лица некоего Э.Симменса. Я и сам терялся в догадках, как в бездонном океане, кто сей джентльмен, приложивший руку к этому письму.
— Терялись? – спросил Юстас, сделав акцент именно на этом слове, — А сейчас уже знаете?
— Предпологаю, — ответил капитан задумчиво, — во всяком случае, на то у меня есть много оснований. Думаю, и ты согласишься со мной в том, что Хасселрит по прибытию в Англию пропал бесследно не с проста. Человек он обидчивый и завистливый, и если что не по нём, он готов и мачту раскромсать. Чую я, что это он, каналья, надоумил сыну моему Ллойду подписать донесение. Он жаждал мести, и надо сказать, что осуществил он её весьма хитроумно.
— То есть вы уверены, что мистер Симменс – это и есть Эдмунд? – озадачился Юстас, сам начинавший в такую гипотезу верить.
Взгляд капитана устремился вдаль, в глазах его заиграл огонь страсти к новым свершениям.
— А кто же по-твоему, Юстас? Кому ещё нужно было тебя отправлять под суд? Только тому, кто знал о тебе многое, в том числе и о твоих бесславных годах службы вашингтонцам. Но он не знает нисколько капитана Фенстера, а он его ни на шаг не отпустит. Потому, брат, мы должны готовиться к ближайшему отплытию. Доктор МакКларен мне уж всё поведал о моих былых товарищах, что служили мне верой и правдой на «Армагеддоне»: живы и здоровы. Да ты после сам увидишь, какие это гардемарины; один штурман Оннет чего стоит, а ведь он намного младше тебя, а характер – истинный ястреб!
Но сперва, матрос, мне предстоит снарядить сию экспедицию, а на то уйдёт несколько дней; тебе же я поручаю съездить к моему сыну и расспросить его о том, с каким же Симменсом он сговорился. Думаю, у тебя это получится превосходно. И будь я повешен на грот-мачту, если им не окажется Хасселрит!
Пройдясь по пристани и вернувшись к дому Уолтера Бригтона, Беверли отправился к нему, дабы обсудить с ним условия нового своего плавания, а Юстас, силясь совладать с ненавистью к человеку, виновному в его бедах, взял экипаж к Куинсферри, той же дорогой, что и Кэролайн летом минувшего года. Поскольку по тем местам Юстас проезжал впервые, путь казался ему неблизким. Но как бы то ни было, а по прошествию часа он благополучно прибыл в сей пригород, где находился дом капитана и его сына Ллойда. Здесь, в отличие от Саутенда, не было сильного атлантического ветра, пробиравшего насквозь, и потому было намного теплее.
Пребывая в крайнем волнении, мистер Бэрриел постучал в дверь и приготовил себя к нелёгкой беседе с адвокатом, коего использовали против него.
— Доброго дня, — послышался голос, только дверь отворилась и за ней показалось лицо Ллойда, — с чем изволили прийти?
— Доброго, — холодно молвил Юстас, — С чем изволил прийти, спрашиваете? С рядом вопросов, которые я должен буду вам задать лично.
От подобного обращения Ллойд пришёл в недоумение.
— Ряд вопросов? – переспросил он, избегая дерзкого взгляда собеседника.
— Да, вы не ослышались, сэр. Так может, лучше их обсудим у вас дома, чем будем стоять тут без дела?
Тут уж Ллойд своего недовольства не сдержал.
— Да вы бы хоть представились, сэр, дабы понимал я, с кем говорю.
— Ах, ну да, забыл ведь, — с насмешкой произнёс Юстас, — Впрочем, вы, хоть меня впервые видите, обо мне знаете давно. Меня зовут Юстас Бэрриел.
Услышав то, Ллойд помрачнел; губы его сжались, лоб наморщился, глаза прищурились, с пристальным внимание глядевшими на нежданного гостя.
— Что вам нужно? – спросил он, коря себя за то, что открыл Юстасу.
— Я же вам сказал, или вы глухой вовсе? – тот подошёл ближе, желая, дабы Ллойд его впустил, — И предупреждаю: у меня нет столько терпения, дабы с вами разбираться целые сутки. Вы даёте мне ответ на всего один вопрос, и вы меня более не увидите здесь.
Ллойд самодовольно усмехнулся.
— Какой же это вопрос, мистер Бэрриел?
Юстас, убедившись, что Ллойд его с вниманием слушает, сказал:
— Вы, конечно, всё знаете обо мне. Мне же известно о том, что вы, сэр, писали донесение на меня по заказу одного господина, которого зовут мистер Э.Симменс. Скажите же, честно и без ухищрений, кто скрывался за той загадочной фамилией?
Ллойд ощутил, как по телу его прошёл холодок, а лицо его стало бледным.
— Вот ведь как выходит. Хорошо, вот вам мой ответ: со мной имел дело мистер Эд Симменс, и это истина, мистер Бэрриел, могу вас в том заверить как человек, для которого правда имеет существенный вес.
Юстас, прогневавшись на него, воскликнул:
— Да что вы говорите? Вы ведь мне лжёте прямо в глаза! Я надеялся, что в вашей душе ещё теплится понимание, но нет. Вы безнадёжный!
— Что вы хотите от меня? – раздражённо выпалил Ллойд, — Что ещё я должен вам сказать? И вообще, сэр, вмешательство в юридические дела не вашего ума дело, простите!
— Не моего ума?! – выкрикнул Юстас, взбешённый как никогда, — Не моего ума?! Человека, который восемь месяцев провёл в тюрьме (должен был и более), хотя того мог бы и избежать?! Не сочтите меня неблагопристойным, но ежели вы не дадите мне чёткого ответа, вы поплатись за то своей репутацией! Имейте в виду, я бывший офицер, и мне ничего не стоит вас призвать к благоразумию!
Ллойд от ужаса и ярости одновременно выдвинулся вперёд, чуть ли не расталкивая Юстаса.
— Жалкий перебежчик! Вы смеете мне угрожать!? Если на ваших руках будет моя кровь, вас не то что под суд отведут, но и связанными руками на эшафот отправят, перед самим королём! Вы того желаете?! Знаете что: вы мне осточертели, сэр, потому я, желая преподать вам хороший урок, который запомнится вам на всю жизнь, если вы её сохраните, вызываю вас на дуэль. Вы оскорбили мою честь, и это нельзя оставлять так.
Юстас, ничуть не испугавшись такого решения, с гордостью молвил:
— Прекрасно, сэр. Вы сами того изволили, я же лишь вам улыбнусь. Только если вы не сможете отстоять свою «честь» на поле боя, вы обяжетесь сделать мне и капитану Фенстеру ряд очень неприятных для вас признаний. Вызов принят, сэр. Ну, и где же мы изволим встретиться?
Ллойд, с непринуждённом видом глядевшим на своего недоброжелателя, ибо был абсолютно уверен, что закон на его стороне, ответил:
— Возле Тут-хилла, неподалёку от Стенфорда. Вас устроит?
— Боюсь, вам придётся будет мне пальцем показать на карте, ибо здесь я до того не бывал, — произнёс настойчиво Юстас.
Ллойд улыбнулся уголком рта.
— Ну, карты у меня не имеется, но могу вам сказать так: в трёх милях к северо-востоку от Куинсферри – Стенфорд, а слева от него расположен Тут-хилл. К тому же, для вас не составит труда обратится к другим джентльменам. Всего хорошего, мистер Бэрриел! – и с теми словами Ллойд прошёл в дом и захлопнул дверью.
Поспешив выйти за пределы его дома, Юстас отправился в город, дабы отыскать какой-нибудь трактирчик, где он смог бы подготовиться к предстоящему разбирательству с Ллойдом, приобрести револьвер, а также нанять одного-двух секундантов. При том он полагал, что Беверли, узнав об их договорённости, немедленно поспешит в Куинсферри, дабы покончить с тем недоразумением, однако Юстас в своём письме к нему решился убедить его в том, что дуэль состоится утром и отменить её невозможно, иначе для него, мистера Бэрриела, то обернётся позором. Он также обещал капитану, что постарается не убивать его сына, но добавил, что Ллойд сам пожелал разрешить ситуацию именно таким способом.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Где капитан Фенстер спасает положение, прервав конфликт между своим сыном и Юстасом, где Ллойд признаётся во всём Беверли, и где фрегат «Армагеддон» вновь выходит в открытое море.

Раннее прохладное утро пятого февраля. Ни единой живой души. Лишь вечнозелёные поля, пережившие до недавнего времени сильный дождь; поодаль отсюда просматривались крыши загородных усадеб, а выше, ближе к холму, виднелись старые пастбища. Только чуть рассвело, как из Стенфорда в сторону одинокого Тут-хилла, расположенного у подножья того самого холма, направились два экипажа. Они спешили, ибо время было на исходе: всё надобно было сделать до того, как солнце окончательно выйдет из-за горизонта, и Стенфорд будет пробуждаться.
Из кареты, добравшейся до тех мест первой, вышел с покойным хладнокровием мистер Ллойд Фенстер, сопровождаемый двумя секундантами, джентльменами в возрасте.
— Позвольте, сэр, я надену пальто, — обратился он к одному из них, — Чувствуете ли вы порывы ветра?
Исполнив безоговорочно его просьбу, он вместе с Ллойдом принялся осматривать местность, тихую, отдалённую от городского шума, и оттого идеально подходившую для их замысла.
Небо было безоблачным, ясным, без малейшего признака того, что возможен дождь. С Тут-хилла же открывался чудный вид не только на окрестности Стенфорда, но и на Куинсферри: видны были очертания его домов.
— Предпологаю, что наш гость задержится на несколько минут, — промолвил Ллойд, глядя на извилистую дорогу, спускавшуюся к городу, — Надеюсь, что картой он обзавёлся-таки: ему не повредит, во всяком случае.
— Сэр, изволите выпить чаю перед поединком? — спросил его мистер Хэнкок, человек весьма образованный, занимавшийся много лет исследованиями истории средневековой Англии, и оттого знавший толк в рыцарских турнирах и их традициях.
— Благодарю, — отозвался Ллойд, приняв предложение секунданта.
Удобно усевшись за небольшой столик, Ллойд принялся с наслаждением вдыхать аромат крепкого индийского чая, покуда вдалеке не показалась другая карета, ехавшая в этом же направлении.
— Едут! – воскликнул с торжественностью Ллойд и, отложив своё чаепитие, подготовил свой револьвер к ближайшей встрече с оппонентом, который ничуть не уступал Фенстеру-младшему по меткости.
Коляска вскоре затормозила у Тут-хилла.
— Ну, всё как и положено, — утвердительно произнёс Юстас, идя навстречу Ллойду и придерживая рукой свою треуголку от ветра, — Мистер Фенстер, вы не поделитесь со мной вашим превосходным чаем? А то, знаете ли, своего у меня нет, а с дороги я изрядно утомился.
— Где же ваши помощники, сэр? – с усмешкой бросил ему в ответ Ллойд, — Или вы решились одни отправиться, так и не сумев никого найти?
— За моих товарищей вы не беспокойтесь, сэр, — проворно заявил ему Юстас, — они вот-вот подойдут.
И он мотнул головой в сторону экипажа, из которых вышли двое молодцеватых джентльмена, не слишком искушённых в подобных мероприятиях, как дуэли, но при том проявлявшими к ним некоторый интерес.
— Ну, раз все в сборе, то, думаю, пора действовать, господа, — объявил мистер Хэнкок, готовясь дать сигнал к занятию своих позиций.
Но Юстас, желавший перед тем кое о чём уведомить своего «друга», сказал ему, подойдя:
— Ллойд, я обещал вашему отцу, что буду так в вас стрелять, дабы не ранить смертельно, так что можете за меня ручаться.
Ллойд, не выказав никакой реакции на сие известие, лишь сказал насмешливо:
— Идите же, мистер Бэрриел, а то разговоры меня утомляют.
Юстас, и сам не желая терять времени попусту, отошёл на должное расстояние и, зарядив своё оружие, нацелился было на Ллойда; тот, сделав несколько шагов вперёд (по просьбе мистера Хэнкока и его помощника), также приготовился к первому выстрелу.
— Прошу вас, мистер Фенстер, — заявил секундант, ещё раз до того отмеривший дистанцию между дуэлянтами.
И только Ллойд хотел уж нажать на курок, как вдруг послышался приближающийся топот лошадиных копыт.
— Кто это ещё?
Все с настороженностью повернулись в ту сторону. Из-за бугра на дороге появился некий господин, восседавший на достаточно молодом дородном коне. Было слышно, как по дороге он нервно восклицал, применяя в своей речи типичные морские ругательства. Добежав до поляны, прямо перед изумлёнными Ллойдом и Юстасом, он соскочил с коня и, оглядев всех собравшихся здесь, двинулся к ним.
— Капитан? – Юстас опустил на время револьвер, — Вы всё-таки добрались до нас? Каким образом?
— Ох, молодые люди, что вы творите? – запыхаясь, чуть ли не с криком проговорил Беверли, — Это ни в какие законы здравого ума не вписывается! Знаете, что будь то происходило у меня на корабле, я бы вас подверг наказанию, заставив драить все каюты дочиста. Да, я получил письмо от тебя, юнга, и непременно снял якорь с Саутенда, бросившись к вам. А вы как полагали? Что я буду со спокойствием ждать, покуда кто-нибудь из вас бессмысленно прольёт кровь? И между прочим, Юстас, ты не справился с моим поручением. А ты, Ллойд? Мало того, что и так наделал косяков, так ещё и давай стреляться? Ох, вверх безрассудства, пощадите меня, сирены!
— Позвольте спросить, кто вы есть? – озабоченно задал ему вопрос мистер Хэнкок, — Дуэль проходит согласно договорённости между сими молодыми людьми, и отменить то решение не представляется возможным, тем более что вы не являетесь участником этого процесса.
— А вы кто таков будете, господин умник? – с гневом ответил ему капитан Фенстер, — я не являюсь участником процесса? Да, но зато я являюсь отцом мистера Фенстера и воспитателем мистера Бэрриела, и мне, а не вам, предписано по моральной договорённости их беречь как зеницу ока, ясно?
Секунданты, ничего не смея говорить, широко раскрытыми глазами на него смотрели, словно на сумасшедшего.
— Отец, я спешу согласиться с мистером Хэнкоком, — покойно произнёс Ллойд, — Так сложились обстоятельства, что мы с Юстасом должны решить этот вопрос здесь, силой оружия. И я не собираюсь отказываться от дуэли, ибо моя репутация очернена этим недоношенным армейцем, — он презрительно указал на Юстаса, который в ответ заявил:
— Капитан, вы сами видите, что с ним разговоры бесполезны; он будет до последнего прикрывать своего клиента, так называемого Симменса, покуда не познает боль от пули.
Капитан Фенстер от негодования взмахнул руками, направившись к ним:
— Я не позволю, дабы вы таким образом пришли к пониманию! Мы должны подойти к тому осознанно, а не как какие-нибудь аборигены из Папуа, где из-за каких-то пустяков могут кровавую бойню развязать. От вас я требую сейчас же прекратить это безумство.
— Капитан, — Юстас достал вновь свой револьвер, — Позвольте, я исполню своё решение; ваш сын останется в живых, а мы на законных основаниях потребуем от него всё рассказать как оно есть.
— О нет, Юстас, — капитан встал между ним и Ллойдом, загородив Бэрриелу вид на своего недруга, — Как сильно бы ни провинился Ллойд, а стрелять в него я не позволю, ибо он мой сын, и таковым будет всегда. Раз вы не можете, чёрт возьми, прийти к тому мирным путём, я лучше подставлю себя, и сам полягу на сей земле.
Эти слова Беверли не могли запасть глубоко в душу и Ллойду, и Юстасу. Они осознали в большей мере, что творят беспредел и должны положить ему справедливый конец.
— Как бы там ни было, а дуэль должна состояться, — промолвил мистер Хэнкок.
Но понятно, что он уж никакого влияния на ход дальнейших событий оказывать не мог; решение уже было принято, и оно было иным.
Ллойд, опустивши револьвер, сдал его Хэнкоку.
— Пожалуй, сэр, мы слегка погорячились.
Юстас, ещё колебавшийся между желанием свершить своё намерение и требованием капитана Фенстера, застыл в раздумии. Вскоре и он навёл себя на мысль, что надобно сложить оружие.
— Хорошо. Думаю, мир восторжествовал, — сказал он, подойдя к Ллойду и протянув ему руку. Когда Беверли удостоверился, что они окончательно примирились (хоть и скрепя сердцем), он стал немного спокоен.
— Каковы же дальнейшие шаги? – спросил его Юстас с недоверием.
— Те же, что мы и задумывали, — ответил капитан, — только мы теперь встали на путь дипломатический, и соответственно, вопрос решим словесно, а не с пистолетами.
После того он направился к Ллойду и со строгостью ему молвил:
— Старина, давай ты перестанешь наконец играть со мной в кошки-мышки. К чему это, право? Я знаю, что ты скорее жертва обстоятельств, чем злоумышленник, и тебе хорошо обещали заплатить. Но отчего ты после стал скрываться и не поведал мне сразу о том, кто тебе лапшу на уши повесил? Ты что же, решил, что человек сей желает тебе доброго, а твой отец тебя дурит? В тот день я тебе признался во всём, даже если то представлялось мне затруднительным. Так не желаешь ли ты, старина, отплатить мне тем же и вскрыть свой тёмный, запертый чужими руками на ключ трюм?
Ллойд, глядя прямо в глаза отцу, почувствовал, как сердце его кольнуло что-то острое, точно твердящее ему с неистовой яростью: «Ведаешь ли ты то, что делаешь? Опомнись, покуда не поздно стало». И былая уверенность в своей правоте сошла тут же с его лица; вместо того глаза его наполнились раскаянием. Он точно находился под влиянием какого-то наваждения, запутавшего его самого, и чуть не уничтожившего самое ценное, что только может существовать — его отношения с Беверли.
— Мне угрожали, отец, — послышался тихий голос беспомощного человека, оказавшегося в нелёгком положении и не знающего, как можно всё исправить, — Я опасался, что меня, если я не подпишу донесение, пристрелят на месте. Теперь я понимаю, как это было недостойно джентльмена. Но позвольте, — Ллойд, тем не менее, по-прежнему ненавидел Юстаса и глядел на него недоброжелательно, — мы обсудим то наедине.
— Это против нашего уговора, позвольте вам напомнить, — бойко высказал ему мистер Бэрриел, — что ещё за тайные переговоры?
Капитан Фенстер, переглянувшись с ними, вновь обратился к Ллойду:
— Боюсь, старина, ты вынужден раскрыть все карты не только мне одному. Так что изволь сказать нам, кто тот самый мистер Симменс, из-за которого мы все и сели на мель, чёрт побери.
Ллойд, оглянувшись назад, словно опасаясь, что кто-то может следить за ним, и осмелев, сказал с досадой:
— В июне 1782 года, отец, встретился я у входа в контору мистера Лоусона с Эдом Симменсом, который впоследствии сделал признание, меня потрясшее до глубины души – что на самом деле он Эдмунд Хасселрит, капер, что служил у вас на флоте. Теперь вы понимаете, отчего я не мог ему сказать нет?
Впрочем, услышанное нисколько не удивило ни капитана Фенстера, ни Юстаса, ибо все они уже предполагали то, но лишь желали убедиться со слов Ллойда. Беверли, обретя надежду и облегчение после признания своего сына, похлопал его по плечу с улыбкой.
— Теперь я вижу, что ты достоин джентльмена, старина, и потому я прощаю тебя. Конечно, с Хасселритом шутки плохи, это я знаю по себе. Но а мы, — объявил он уже громко, обращаясь и к нему, и к мистеру Бэрриелу одновременно, — не будем терять даром драгоценное, как слитки золота, время, и пустимся в далёкое плавание, и ты, Юстас, будешь моим юнгой. Ты фрегат «Армагеддон» уже более-менее знаешь – поладишь и с его экипажем.
— Что ж, я готов, капитан, — проговорил торопливо Юстас, собираясь в новый путь,
— А вы, господа, от своих обязанностей освобождены, и я приказываю вам возвращаться обратно, — сказал капитан уже секундантам, всё то время безмолвно наблюдавшими за сей драматичной сценой.
К тому времени солнце уж взошло на небо, осветив своими яркими лучами Тут-хилл. Покуда экипаж Ллойда двинулся к Куинсферри, дабы тот уладил дела со своими секундантами, Юстас отправился вместе со своими помощниками в Лондон, дабы отпустить их на волю, а сам вместе с капитаном Фенстером отправился в Саутенд, откуда и предстояло им выйти на след Хасселрита и его команды.
И для сей масштабной задумки имелось многое, в том числе прекрасный состав, состоявший из тех же ребят: старшего помощника Паркинса, боцмана Стизза, штурмана Оннета, сержантов Димпла и Уэгга, доктора МакКларена, а также вперёдсмотрящего Юстаса Бэрриела и ещё пятерых матросов, которые были взяты капитаном по согласованию с мистером Бригтоном.
Единственное, что отличало нынешний фрегат «Армагеддон» от прежнего – наличие заместо простого, ничего не значащего торгового знамени, величественно развевающегося на ветру британского флага.
— Да, друг мой, теперь мы уже не подпольные, а истинные слуги короля, — поведал Юстасу капитан Фенстер, — я бывал на днях в адмиралтействе с Уолтером, и мне официально, то бишь документально, вверили управление сим детищем, которое и должно, верь моему слову, привести нас к Хасселриту.
— Однако вы знаете, куда он может направиться?
Капитан Фенстер, немного поразмыслив, ответил с той же решительностью:
— Этого знать в точности нельзя, ибо как известно нам, пропал он бесследно, сражаясь с голландскими судами в Ост-Индии. По крайней мере, согласно вестям, исходящим от нашего правительства. Возможно, наши старые голландские «друзья» о том знают больше, ибо столкновения между ними и английскими линкорами происходили не иначе как в их акватории, в районе Малайского архипелага. Но всё то нам должно выяснить, когда мы, матрос, прибудем в Амстердам и переговорим с ихним адмиралом.
— Неужели мы теперь являемся их союзниками? – с удивлением спросил Юстас.
— А как же, братец, — от души рассмеялся капитан, — не вечность же драться нам с ними словно две акулы, пытающиеся доказать друг-другу собственное превосходство. Во-первых, мирное соглашение уже на бумаге, заверено печатью двух сторон. Во-вторых, общие интересы, а именно борьба с грозной шайкой «Любимчика Эда», успевшей-таки натворить немало пакостей в водах Индийского океана. Ох, всё-таки я дурень, что так доверялся этому мошеннику всё это время, что мы проводили в первом нашем плавании, когда тебя я только повстречал. И ведь столько убили времени здесь, с этим проклятым судом! Ну да ладно, то ещё не конец света. Главное – нам хорошо сладиться с голландцами, а там – дело за малым, Юстас. Так что утром на рассвете отбываем с честью, да здравствует его величество!
Когда же капитан Фенстер прошёл в дом мистера Бригтона, Юстас остался стоять у причала и глядеть вдаль: на тихое, ласковое море, на чаек, бесперерывно кричащих, словно меж собой о чём-то спорящих, на видневшийся справа маяк, возвышавшийся над одинокой узкой дорожкой, соединявшей его и городской порт. Возможно, он пытался разглядеть там берега соседней по морю Голландии, представляя уже себе ясно, как они пришвартуются в порту Амстердама и начнут оттуда своё долгое путешествие, которое неизвестно чем ещё окончится. Быть может, никакого Хасселрита они так и не смогут найти. А может, он окажется сильнее и одолеет их без труда, хотя то звучит безумным.
Юстасу, вероятно, от тоски, принесённый на берег волнами, вдруг пришла на память мисс Линнуэй. Вспомнилось ему, как она без всякого страха в глазах прошла к нему в камеру, когда он уж уготовлял себе далеко не благоприятную участь, и, рассказывая ему о больном капитане и обо всех последствиях того, глядела не него пристально, с заботой и состраданием, точно была его сестрой.
Теперь, когда он вновь покидает Англию, ему не суждено видеть её много месяцев, возможно, лет; и к тому должен он быть всецело готов. Вместе с тем ему пришла идея написать ей письмо сегодня же, которое, возможно, будет последним. И Юстас, вздохнувши тяжко, зашёл в дом, дабы приступить к составлению послания, и затем приготовить себя к новым свершениям, ибо текла в нём неутомимо кровь его отчима, Саймона Клефельда, прославленного во многих боях и сражениях пирата, а впоследствии капера.