Месть Посейдона. Часть Пятая (Главы 18-20) (Глава 5)

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

О том, как капитан Фенстер по прибытию в чудный город Амстердам повстречал капитана Хендрика Ротмана, и как они отметили завязавшуюся между ними дружбу, как после Ротман поделился с новыми своими союзниками ценными сведениями, и о том, как они пригодились команде «Армагеддона» в преследовании «Любимчика Эда».

Столица и главный торгово-политический центр Голландии, Амстердам, ежели глядеть на него по карте, выглядит точно лабиринт с разветвлённой сетью сотни маленьких канальцев, ведущих к морю; сам же город ими буквально разделён, и потому неудивительно, что большинство жителей здесь предпочитало, как и в Венеции, плыть на гондолах, передвигаясь таким образом по городу для преодоления больших расстояний.
Портовая часть с узкой прибрежной полосой, вдоль которой расположены были шхуны, бриги, маленькие канонерские и рыбачьи лодки, была отправной точкой для суден, плывших в Ост-Индию не только по торговым и дипломатическим делам, но и в военных целях (особенно в годы войны с Англией). Город же по всему периметру окружён был крепостными стенами, рвом для которых служил старый обводной канал Амстел; с него, можно сказать, и началась история сего города, с узкими трёхэтажными домами, остроконечными шпилями ключевых административных зданий, таких как парламент, суд и адмиралтейство.
Тёплым днём шестого февраля 1783 года, к заливу Маркермер, открывавшему путь к центральной части Амстердама, благополучно причалил фрегат «Армагеддон». Капитан его, достопочтенный Беверли Фенстер, с торжественностью вышел на палубу и заметил, что встречала его целая делегация из шести душ, главный из которых — высокий, осанистый, крепкий телосложением господин с румянцем, примерно тех же лет, что и Фенстер, к тому же и в капитанских эполетах.
Когда Беверли и весь его экипаж сошёл с фрегата, он вежливо улыбнулся и, протянув руку капитану Фенстеру для пожатия, многозначительно произнёс:
— Добро пожаловать в Амстердам. Я – Хендрик Ротман, капитан брига «Фортуна». Подле меня – несколько членов моего экипажа.
— Что ж, приятно, когда за пределами Родины тебя встречают как дома, — шутливым тоном заявил капитан «Армагеддона», пожав руку своему голландскому коллеге, -Беверли Фенстер, а позади меня – мои лучшие друзья и мой фрегат, не правда ли, превосходный?
Разглядев его внимательно, капитан Ротман предпочёл не давать своей оценки вслух, лишь кивнув головой.
— Мне было дано поручение встретить вас здесь и проводить к моему судну, где мы бы с вами смогли обсудить несколько очень важных обстоятельств, которые касаются целей как нашего, так и вашего правительств.
— Ну, что же, я буду признателен такому раскладу, заодно и погляжу на вашего красавца, — сказав так, Фенстер рассмеялся.
Но то ли его собеседники не поняли особенность английского юмора, то ли приняли этот смех за неуважительное отношение к собственному морскому превосходству, но они никак не усмехнулись в ответ ему, лишь с серьёзностью глядя на капитана и его товарищей, а вскоре капитан Ротман, указав в сторону своего корабля, покойно и невозмутимо стоявшего у причала, повёл к нему своих иностранных гостей. Всю ту дорогу был он молчалив и даже немного мрачен, что откровенно не пришлось по нраву капитану Фенстеру, невзлюбившему голландцев за эту их странную особенность менталитета.
«Да они страх как скучны, с ними любая рыба в воде заснёт, не говоря уже о пиратах».
Но тем не менее, на него и всю его команду произвело неизгладимое впечатление бриг «Фортуна»: огромный трёхпалубный великан с множеством пушек, с просторными каютами и большим трюмом; размер был у него таков, как у двух «Армагеддонов», ежели их объединить. Конечно, оттого Беверли не могла не взять зависть, но понимая, что нынешняя политическая воля требует компромисса, он прилагал все усилия, дабы её изжить из своего сердца.
Капитан Ротман же, впустив Беверли на борт своего судна, принялся показывать ему всё и вся, вместе с тем представляя ему своих помощников, которых было здесь достаточно много, человек пятнадцать. Когда же Фенстер вполне хорошо ознакомился с сим кораблём и осмотрел все его части, Ротман пригласил его за стол, расположенный в кормовой рубке, откуда открывался обширный вид на пристань.
— Ну-с, милейший, — начал капитан Фенстер, — будем брать Хасселрита с поличным? С вашим бригом да при нашем содействии – ох, прямо скажу, ему придётся изловчиться, дабы выйти живым из нашего окружения. Только знаете, надо бы решить, кому он достанется по праву. Он ведь не только вашего «Вильгельма Оранского» на абордаж взял, но и наше судно в том числе.
Капитан Ротман, пригубив бокал вина, ответил с сухостью:
— Пока, капитан Фенстер, я предлагаю остановиться на том, где мы будем его искать, а это очень важный вопрос. Вы, как нам известно, таковыми сведениями не располагаете. Но благодаря нам вы сможете покончить с тем недоразумением. Так вот, позвольте, я представлю сейчас вашему вниманию кое-что.
И капитан Ротман, на лице которого впервые отобразилась усмешка, попросил одного из своих подчинённых принести то; через некоторое время перед взором Фенстера предстала карта Голландской Ост-Индской компании, южные берега Индонезии, у которых столкнулись силы британских и голландских флотилий.
— Все приведённые тут данные относятся к сентябрю 1782 года, — сказал капитан Ротман, указывая на отображённую в верхнем правом углу карты дату, — В это самое время, капитан Фенстер, господин Хасселрит командовал фрегатом «Буян», принявшем самое активное участие в блокаде наших сухопутных позиций. Вступив в ожесточённое противостояние с «Вильгельмом Оранским», он должен был передать его вашему руководству.
— Абсолютно так, капитан Ротман, — согласился с ним Беверли, — Но вместо того он напал на судно капитана Элиота и захватил его экипаж в плен, увезя в неизвестном для нас направлении.
— И здесь наши сведения не ограничиваются лишь его загадочным исчезновением, — подметил тут же Хендрик, ещё раз пригубив вина, — Нашей разведке удалось обнаружить его появление в водах Южной Африки, и плыл он в северо-западном направлении.
— Что же из того выходит, милейший? Фрегат «Буян» решил добраться до Америки? – предположил капитан Фенстер.
— Очень возможно и, скорее всего, именно так, — сказал с уверенностью капитан Ротман, — Я, конечно, не осведомлён об их планах, но сам факт того, что они намереваются достигнуть тех мест, не вызывает особых сомнений.
Капитан Фенстер с восхищением уставился на него.
— Ох, право, мы недооценивали вас, когда с вами враждовали! Ну уж теперь мы сможем положиться на вас, а вы – на нас. Взаимно, милейший!
— Взаимно, — повторил за ним капитан Ротман, чокнувшись с Фенстером бокалом вина.
— А не ловили вы себя на мысли, что они хотят продать пленников за деньги?
— Очень может быть, капитан Фенстер, — немного подумав, ответил Ротман, — Мы имеем дело с разбойником, а что на уме у него – боюсь затеряться в омуте догадок!
Беверли, кивнув заговорчески, молвил:
— Как у вас принято говорить, капитан, никому не ведомо, как всё обстоит.
И капитаны на том громко рассмеялись. Похоже, что данное выражение, произнесённое Фенстером, крайне развеселило Ротмана, сильно поколебав его суровый нрав.
— А вы, как я вижу, знаете толк в наших пословицах, — заметил радостно Ротман, насмеявшись вдоволь.
— Ну, значит время, проведённое мною в плену, не прошло даром, — с озорством сказал Фенстер.
— Так вы были в нашем плену? – с любопытством спросил капитан Ротман, — Когда же, позвольте узнать?
Фенстер небрежно махнул рукой.
— А, милейший, было то ещё давно, в августе 1781 года. Да тогда я и думать и не мог, что спустя два года, будучи в Амстердаме, буду сидеть за одним столом с вами и разделять трапезу.
— Что ж, соглашусь с вами, капитан, — сказал Ротман, поднявшись со стула, — Политика как ручей: куда ветер дунет, туда и потечёт он. Сейчас, как вы видите, ветер направлен в сторону нашего сближения во имя благоверной цели: покончить с Хасселритом и его бандой, на счету у которой – не один фрегат и не одна жизнь.
— Стало быть, исключительно совместными усилиями, — твёрдо заявил капитан Фенстер, пожав вновь руку своему новому другу, — Что ж, благодарю вас за сей ужин. Я буду признателен, ежели вы навестите и мой фрегат «Армагеддон».
Капитан Ротман по-дружески заверил Фенстера, что непременно совершит визит на палубу его корабля и ознакомится также с его экипажем. После того, капитаны долго ещё разговаривали меж собой, вскоре перейдя с политических тем на личные. В ходе беседы с Хендриком Беверли выяснил, что мистер Ротман также был семьянином, и его судьба была столь похожа на судьбу нашего капитана, что Фенстер был тому приятно удивлён: жена капитана Ротмана также ушла из мира сего в достаточно младом возрасте, при том успев явить ему на свет дочь, которую капитан любил всем сердцем и опасался оставлять её одну, когда был он призван на службу. К счастью, к тому времени она была уже взрослой девушкой, и потому Ротман, охотно выдав её замуж за одного богатого человека, с покойной душой ушёл на флот. Правда, вскоре выяснилось, что они, покинув Голландию, отправились в Ост-Индию, ибо у того господина намечались там значительные торговые дела, и дочь капитана последовала за ним. И хотя она оставляла своему отцу письма с заверениями, что все дела обстоят у неё и её мужа замечательно, на характере Ротмана данное расставание отложило неизгладимый след.
В свою очередь он, узнав от капитана Фенстера о его жизни в подробностях, также проникся к нему сочувствием и решил, что пути их сошлись не по воле случая.
К вечеру капитан Ротман, погостив у капитана Фенстера на «Армагеддоне», простился с ним на время, дабы подготовить свой экипаж к завтрашнему отплытию; то же принялся делать и Беверли, занявшись пополнением запасов продовольствия, а также совершив небольшую прогулку по городу.
На другой же день, седьмого февраля, фрегат «Армагеддон» и бриг «Фортуна», отчалив из Амстердама, двинулись вместе на юго-запад, к Атлантическому океан, ибо путь их лежал на Карибы – край, известный как колыбель свободы, граничащей с развратом, и горячей точкой многовекового противоборства между угнетёнными и теми, кто угнетает.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Здесь мы переносим повествование на Каймановы острова, где читатели ознакомятся с бытом одинокого, расположенного вдали от всех местных поселений поместья, и где его владетель должен встретиться с капитаном фрегата «Буян» для заключения некоторой крупной сделки.

Расположенные почти в самом сердце Карибского региона, к югу от Кубы и к северо-западу от Ямайки, коронного владения Англии, Острова Кайман представляли собой сравнительно маленький архипелаг, включающий в себя небольшие, находящиеся в отдалённости островки: Большой, Малый Кайманы и Кайман-Брек. Хотя они и находились под протекцией его величества, ибо были британскими колониями, тем не менее, их стратегическое значение не было столь высоким, и оттого контролировались они слабо, особо не развиваясь. Потому неудивительно, что многие, кто промышлял незаконными деяниями, будь то пиратство, либо же торговля белыми рабами, коих продавали за большие суммы сами же пираты, всецело пользовались сими преимуществами, скрываясь от преследования властей.
В Кайман-Бреке, наиболее слабозаселённом из всей группы тех островов, в южной части, расположено было одно такое поместье, называемое Хаунтвиллем. Как уже было сказано в заглавии, было оно одиноким, то бишь не входило в состав какого-либо поселения и не имело соседних поместий, ибо все они находились ближе к северу. Почему же нас интересует именно то, что решило уединиться от своих собратьев в кронах пальм и в окружении банановых рощ?
Всё по той причине, что именно здесь проживает человек, история которого заслуживает отдельного внимания (но о том читатели узнают позже). Пока что скажем лишь некоторые основные сведения, без которых представить дальнейшую картину всех событий не представляется возможным.
Итак, хозяин Хаунтвилля – личность таинственная и далеко не однозначная: о нём нигде не ходили никакие слухи, даже в относительной близости от него; никто не ведал, как его зовут, чем он занимался, кем он был ранее и кем стал ныне; ближних знакомств у него не водилось, а весь круг общения состоял из морской стихии, с которой он безмерно разделял свою жизнь, и некоторыми лицами, которые весьма редко заплывали в его воды, и если то случалось, лишь с целью получения определённой выгоды.
Сам же был он замкнут и необщителен, при том жесток по отношению к своим рабам, которых ему привозили хорошо знавшие о нём карибские пираты. Однако подобная удача доставалась ему чрезвычайно редко, и оттого он, точно хищный зверь, не могущий ежедневно удовлетворять свою потребность в охоте, ещё сильнее впадал в тоску и уныние. Да и как правило, все приобретения его были незначительными: в среднем по пять душ. Потому он уж и перестал веровать в то, что судьба поднесёт ему неожиданный подарок, который сможет его порадовать и стать надеждой на долгие годы.
Перестал вплоть до второго февраля 1783 года, когда он, сидя по обыкновению у себя во флигеле своей хижины и покуривая траву, разглядел вдали подплывавшее к берегу Хаунтвилля судно. Будучи убеждён в том, что то были пираты, и приплыли они для очередного соглашения, он мигом оставил своё бессмысленное времяпровождение и, вытянувшись во весь рост, подошёл к кромке берега, разглядывая корабль.
— Мы на месте! Спускать якорь! – донеслись до него крики с палубы.
Какого же было его удивление, когда вслед за тем показались ещё два фрегата. Да уж, таково визита он никак не мог себе вообразить, даже во сне. В предвкушении возрождения своей уже забытой деятельности, приносившей ему массу удовольствия, он величаво вытянул шею, сложив руки на поясе. И вот, когда три военных судна причалили к его поместью, из фрегата «Буян» вышел с ослепительной улыбкой на лице её капитан, всеми уважаемый и презираемый одновременно «Любимчик Эд».
— День добрый. Ох, право, как здесь безлюдно. А вы на фоне сей мёртвой тишины, сэр, словно Робинзон Крузо. Решили последовать его примеру? Похвально-похвально!
Вслед за этими его словами раздался оглушительный смех его товарищей.
Глядевший меж тем на них с осторожностью и жаждой наживы Хаунтвилльский помещик всё то время молчал, покуда они не утихомирились.
— Мне хотелось бы знать, кто вы и с чем явились в мои владения. Я же – Джеральд Кентс, и живу здесь уже два года, — с невиданным самодовольством сказал он.
Капитан Хасселрит, подойдя к нему ближе, заявил:
— Об этом нам хорошо известно. Наши карибские друзья многое поведали о вас и о том, чем вы тут ведаете. Нас, сразу вас успокою, не стоит опасаться. Мы не собираемся разорять ваше гнездо, даже если на то мы и способны. Вы видите, что на борту у нас – живой товар. Его мы и привезли на этот жалкий осколок суши, дабы представить вам. Уверен, вы его оцените более чем хорошо. А ну, господа, выгружайте по очереди! – крикнул он, резко взмахнув при том рукой.
И спустя некоторое время весь состав из пятнадцати человек оказался перед взором мистера Кентса, который, не веря такому счастью, не мог никак на них наглядеться.
— Ну, вот всё, что имеется, — сказал Хасселрит, представляя ему всех пленников, — здесь вам поданы и голландцы (как вам на вкус?) во главе с капитаном де Брюнелом, и конечно же, английские офицеры (согласитесь, превосходный гарнир) с капитаном Элиотом. Ох, я вам прямо завидую, сэр! Скажу сразу, стоимость их составляет 500 000 гиней.
— Жалкие торгаши! – выкрикнул тут капитан Элиот, не сдержав накипевшей за всё плавание злости, — Вы играете с огнём!
Потом прибавил сквозь зубы:
— Погодите, закон до вас доберётся.
Эдмунд, услышав то, сделал резкий шаг в его сторону, придерживая одной рукой кобуру с револьвером.
— Вот как, — ехидно произнёс Хасселрит, — А вы, капитан, играете с пламенем, в таком случае, и если вы не придержите свой язык, боюсь, вы сильно обожжётесь им.
Не смея ничего говорить в ответ, Элиот лишь с ненавистью глядел в лицо пирату; Хасселрит же, усмехнувшись ему, обратился к Кентсу, — Ну, что вы думаете, сэр?
Обойдя всех своих будущих рабов, он бодро сказал:
— Что ж тут думать, капитан Хасселрит? Я готов заплатить столько, сколько вы и потребовали за них. А там уж решу, куда их всех пристроить, а то сами видите, территория моего поместья не так уж велика.
— О, то не проблема! – воскликнул Хасселрит, — Здесь, сколь я знаю, бесчисленное множество плантаций. Ну, то не моя забота, сэр. Мне важно было их передать в ваше ведение.
Скрепив заключённую сделку крепкими рукопожатиями, Эдмунд и Джеральд получили того, чего ждали много лет: Хасселрит – деньги, Кентс – пятнадцать живых душ, прекрасно подходивших ему по всем признакам.
— Что ж, счастливого! – сказал ему на прощание «Любимчик Эд», пройдя вместе со своей командой на борт «Буяна».
Когда же три фрегата тронулись в путь, мистер Кентс, оглядев ещё раз свою новую добычу, громогласно приказал:
— За мной!
И толпа связанных безоружных людей безмолвно последовала за своим новым «попечителем». Следует отметить, что по негласному договору Хасселрит отдал ему, оставив на острове, пятерых членов своей шайки для обеспечения безопасности жизни рабовладельца. Казалось, что судьба его жертв уже предрешена: никакого шанса совершить побег с того острова не предвидится, ибо поблизости нет ни лодок, ни суден. Даже если им и удастся убить Джеральда, им придётся долго ждать, покуда мимо вод Кайман будет проходить британский корабль, ведь мы уже знаем, что острова эти являются почти заброшенной колонией, не представлявшей какого-либо геополитического интереса для Англии. Потому никто и не желал поднимать головы и планировать что-то предпринять деятельное. К тому же, беспокоившийся по тому поводу Хасселрит хорошо позаботился, дабы берега Хаунтвилля патрулировались его же сообщниками из захваченного им фрегата «Вильгельм Оранский».
Сам Хаунтвилль, хоть и был небольшим по площади, тем не менее располагал собственной плантацией, на которой положили свои жизни десятки таких же несчастных солдат, воевавших за своих правителей и попавших в прочные сети пиратской паутины.
Пока что каждый шаг приносил Эдмунду несомненный успех, и он, одушевлённый ими, в своей голове уже начинал создавать нечто вроде огромной империи, простиравшейся бы от Кариб до Южной Америки. Для того, полагал он, осталось совсем немного – покорить своей безграничной власти все британские, голландские и французские колонии, а затем их объединить и построить целостную пиратскую республику, по примеру той, что существовала до недавнего времени; иными словами, хотел он не только возродить былые амбиций морских авантюристов, поплатившихся за той своей жизнью, но и преобразовать в нечто более глобальное, весомое, могущественное, что могло бы бросить вызов всему колониальному европейскому сообществу в лице алчных монархов и подобострастных чиновников. Что ж, война им была объявлена, однако кто в итоге одержал в ней победу, нам предстоит узнать в скором времени, когда наступит тринадцатое февраля; тогда на Ямайку, в порт Кингстона, прибыли с официальным визитом к его
превосходительству, губернатору, фрегат «Армагеддон» и бриг «Фортуна», дабы капитаны Фенстер и Ротман предоставили ему ряд важных сведений о свершённых деяниях Хасселритской клики. С почтением их встретив у себя в резиденции, губернатор выслушал историю о похищении фрегата капитана Элиота и «Вильгельма Оранского» и, поражённый тем, что ныне пираты находятся буквально у него под носом, дал поручение прислать капитану Фенстеру подкрепление для поимки «Любимчика Эда»; капитан Ротман же, в свою очередь, поспешил на Кюрасао с целью выпросить поддержку со своей стороны.
На Каймановы острова, таким образом, отправлен был целый наряд численностью в семь боеспособных фрегатов, принадлежавших объединённым англо-голландским силам, которые возглавили Беверли Фенстер и Хендрик Ротман. Такой встречи никак не мог ожидать Хасселрит, располагавший всего тремя фрегатами для отражения данного нападения, хотя его экипаж и успел уже отличиться в боях в Ост-Индии. Правда, из-за задержки Ротмана пришлось несколько изменить стратегию сей кампании, отдав главную роль в схватке с Эдмундом Фенстеру; Ротман же должен был контролировать морские воды в близости от Кюрасао и блокировать проход «Буяну» через восточную часть Карибского моря, взяв его в окружение вместе с англичанами. Таким образом, у Хасселрита практически не оставалось никаких возможностей к избежанию плачевных последствий для себя и своей команды, никак не подозревавших о том, что грядёт поистине крупномасштабная война с большими потерями для обеих сторон, ибо предводитель всей своры не ведавших поражения головорезов «Любимчик Эд» не мог представить, что Англия и Голландия способны к примирению и, тем более, к союзничеству; для него такая возможность была такой же бредовой, как если бы все пираты обратились бы в каперов, любящих безмерно своих королей. Но мы же осведомлены прекрасно, что сия «бредовая» идея воплотилась в политическую реальность, и против стечения её обстоятельств пойти невозможно, сколь того бы не хотелось кому-либо.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

В ней эскадры Эдмунда Хасселрита и Беверли Фенстера сталкиваются лбами недалеко от Малого Каймана, и определяется итог всей той эпопеи, что развернулась на страницах сей книги, а также в которой упоминается об одной душераздирающей истории из жизни мистера Кентса.

— Капитан, я вижу землю! – с восторгом доложил Юстас Клефельд капитану Фенстеру, тем временем стоявшему у штурвала неподвижно, заложивши руки за спину.
Двинувшись вперёд, Беверли достал подзорную трубу и разглядел вблизи сушу.
— Да-с, и правда, — подтвердил он, — похоже, что Каймановы острова. Значит, мы с вами у цели. Так держать, мистер Оннет! Где-то в этих местах должны они скрываться, да вынесет их на берег морской прибой!
Всё благоприятствовало его команде: прохладный ветерок, дувший с юга на остров Малый Кайман, к которому они и приближались; ясное небо с перистыми облаками, являющимися предвестниками скорой теплоты.
Ни на секунду не отходя от фальшборта, капитан Фенстер выискивал в этой, казалось бы, безмятежной (обманчиво-безмятежной, разумеется) среде фрегат «Буян» и его ненавистного повелителя, принёсшего с Индонезии множество бедствий и несчастий и ему, и его сыну, и горячо любимому им Юстасу, и его товарищам, ныне пребывающем в нестерпимых условиях рабского труда.
Взяв курс направо, «Армагеддон» принялся медленно плыть вокруг острова, не встретив пока своего долгожданного противника, отнюдь не уступавшего ему по своей мощи.
Появился он лишь в тот момент, когда судно капитана Фенстера, достигнув северной оконечности Малого Каймана, с высокими скалистыми выступами и каменистым побережьем, заметило в тех местах плывший от берега корабль с пиратским флагом.
— Свистать всех наверх! – возбуждённо приказал Беверли, — Прямо по курсу – фрегат «Буян». Ну теперь-то мы им устроим. Вперёд, живо!
— Живо! – вторил ему старший помощник, после чего все члены экипажа принялись готовить пушки и снаряды для предстоящей атаки.
По мере приближения к тому кораблю, Юстасу с вороньего гнезда было прекрасно видно, что то был действительно фрегат «Буян», во главе которого стоял Эдмунд Хасселрит, известный как «Любимчик Эд» среди своего пиратского сборища, и также как таинственный мистер Эд Симменс, с которым мы хорошо знакомы по событиям, происходившим в Лондоне годом ранее. От его взгляда, обращённого к Юстасу, у мистера Клефельда кровь застыла в жилах; маленькие глазки Эдмунда, ослеплённые солнечным светом, злобно впились в него, точно острые кинжалы, и не желали от него отстать; в них Юстас прочитал что-то вроде: «Эй, малец, помни: ты покойник, даже если сдашься мне добровольно».
— Юстас! – крик капитана Фенстера с палубы заставил его собраться духом, — Что ты там медлишь? Спускайся же живее и берись за оружие, покуда в тебя не пустили вражеский снаряд!
— Есть, капитан, спешу! – отозвался торопливо мистер Клефельд и, спустившись с мачты, направился к пушкам.
— Вот так-то, — проговорил с удовлетворением капитан Фенстер, направившись к левому борту, напротив которого и находился фрегат «Буян».
— Ах, чтоб мне пусто было! – послышался с той стороны недружелюбный, дерзкий, надменный голос Хасселрита, — капитан Фенстер собственной персоной и его чудесная команда, с которой я когда-то был в ладу. Как же я рад видеть вас в этих милых краях, где пиратское господство с сокрушением подавляет мечты разжиревших господ, возомнивших себя властителями мира! Мне, признаться, очень жаль их; впрочем, также, как и вас, мистер Фенстер.
— Вы у меня ещё потолкуете, милейший, в тюрьме его величества; расскажете о том подвальным крысам. Быть может, вас они выслушают с покорностью, а с нас — довольно! — язвительно ответил ему Фенстер.
— Ай-ай-ай, мистер Фенстер, как это неблагодарно по отношению к человеку, который, между прочим, пролил не единожды кровь за вашу «Куин Элизабет», а вы её глупо проворонили; вернее сказать, продали на торгах с одним ничтожным капитанишком, который ныне на плантациях свою спину горбатит, поделом ему!
Казалось, Эдмунд вовсе и не был поражён тем, что застал Фенстера в районе Каймановых островов, тогда как он должен был быть в Англии на одре болезни.
Когда Хасселрит припомнил ему историю с «Куин», Фенстер пришёл в небывалую ярость, и он стал одержим желанием прикончить «Любимчика Эда» во что бы то ни стало.
— Огонь! – взревел Беверли, и из пушек вылетели первые снаряды, ударившие по корме «Буяна».
— Огонь! – раздался вслед за тем приказ Хасселрита, после чего был произведён ответный выстрел.
С того и началась беспрерывная пальба длительностью в полчаса, шедшая на равных. Хасселрит, по обыкновению решивший воспользоваться случаем взять «Армагеддон» на абордаж, отдал приказ своему штурману, Стиву Бойльсону, двинуться на штурм судна, но не тут-то было: вдали, с противоположной стороны, показался ещё один британский линкор.
— Что ещё за посудина объявилась тут? – прогремел Хасселрит от гнева, — А ну её в пучину к дьяволу!
И залп артиллерийского огня устремился на тот линкор, повредив сильно его мачту.
— Ха, решили отделаться от нас двумя кораблями? Дивлюсь наивности английских стратегов, — со злорадством произнёс Эдмунд, приведя остальных его товарищей к оглушительному смеху, раздавшемуся по всей округе.
«Смейтесь-смейтесь, капитан, а от голландской ловушки вам не отделаться наверняка» — рассудил с самоуверенностью капитан Фенстер, наблюдая за происходившими событиями. Он наделся в ожидании хотя бы ещё двух линкоров провести с «Любимчиком Эдом» битву на истощение, а затем вынудить Хасселрита к отступлению на юго-восток, где его и встретит капитан Ротман со своей армадой.
Меж тем, покончив с одним линкором, Хасселрит, предчувствуя свою безоговорочную победу, вновь сосредоточился на «Армагеддоне».
— Капитан! – крикнул вдруг Эдмунду Найджел, старший помощник на фрегате «Буян», — Глядите-ка!
И он указал ему налево, где за горизонтом появились ещё два линкора.
— Чтоб их штормом накрыло, дабы в щепки обратились! – тут разъярённый капитан Хасселрит пришёл к выводу, что биться в одиночку с тремя судами – куда сложнее задачка, и оттого он дал следующий приказ:
— Берём курс на юг, быстрее!
И «Буян», круто развернувшись, повернул назад, отбивая атаки со стороны «Армагеддона» и его союзников.
— Мистер Хасселрит, от имени его величества, короля Георга III, требуем от вас сложить оружие, — донёсся до Хасселрита голос одного из капитанов, преследовавшего его судно.
В ответ на то Эдмунд, плюнув в воду, крикнул им:
— Э, нет! Я лучше свою душу чёрту продам и костьми лягу на дно сего моря, чем вам такую милость окажу!
И, засучив рукава, поспешил заявить, что надобно срочно соединиться с «Вильгельмом Оранским», дабы дать совсметный отпор этим «наглым лизоблюдам».
Видя, как меняется постепенно положение в пользу британских сил, капитан Фенстер воскликнул:
— Отлично, господа, за ними! Недолго будут они ещё строить из себя этаких троянцев! Мы ведь с вами превосходно знаем, чем закончилась их война.
— О да, капитан, и весьма печально, – сказал ему с досадой и даже какой-то ностальгией боцман Стизз, точно сам являлся участником той войны и мог многое поведать о ней своему капитану.
Стоит сказать, что в ходе артиллерийского боя с фрегатом «Буян» штурман Оннет получил ранение в ногу, и потому его пришлось заменить Юстасом; для него же сие назначение стало нелёгким испытанием, ибо никогда до того мистеру Клефельду не доводилось браться за штурвал, но нынешняя ситуация требовала повиноваться той необходимости, и Юстас, взяв управление «Армагеддоном» в свои руки, повёл его вначале несколько несмело, но затем, благодаря содействию капитана Фенстера, ему удалось, что называется, «пришпорить своего коня» и покорить гордый фрегат своей воле.
— Блестяще, мой мальчик, блестяще! – приговаривал всё Беверли, не нарадуюсь никак тому, что у Юстаса получилось столь успешно освоить штурманские навыки за такое короткое время, — с вами не пропадёшь, это такой же бесспорный факт, как и то, что я вечно буду служить королю!
Фрегат «Буян» продолжал отступать, двигаясь к «Вильгельму Оранскому», который тем временем был взят в окружение тремя линкорами. Узнав о том, капитан Хасселрит пришёл впервые в отчаяние, ибо его уверенность в существенном превосходстве над британским командованием оказалась поколебленной, и ему ничто не оставалось предпринять, кроме как, остерегаясь вражеских атак, двинуться на восток, откуда планировалось соединиться с ещё одним пиратском фрегатом.
— Кажется, вырвались, — сообщил Хасселриту Найджел, заметив, что линкоры исчезли за горизонтом.
— Прекрасно, — молвил с облегчением Хасселрит, — Теперь держим курс на юго-восток; там мы сможем укрыться на время.
Оказавшись в пятнадцати милях от Кюрасао, фрегат «Буян» готов был в тех местах пополнить запасы провианта, истощённых после битвы с английским флотом.
И только о том подумал Хасселрит, как впереди навстречу ему плыли пять голландских брига, самый крупный из которых под названием «Фортуна» выдвинулся вперёд.
— Чего они от нас желают? – в неудоумении спросил Эдмунд, глядя в подзорную трубу на поразивший его своими размерами фрегат, капитан которого как-то не по-доброму глядел в его сторону.
И только когда пушки были наведены, и корабль тот выполнил резкий манёвр для нанесения удара, Хасселрит осознал их намерения и приказал было повернуть назад, ибо в его планы никак не входила война на два фронта; однако в то самое время подоспел и фрегат «Армагеддон».
— Что будем делать, капитан? – спросил «Любимчика Эда» один из его матросов, — Мы, кажется, окружены.
И сам прекрасно в том убедившись, Хасселрит готов был пристрелить себя на месте, но ему того не позволили выполнить.
— Вы будете нужны нам живыми, так что извольте сдаться и пройти со своими джентльменами на нашу палубу! – потребовал капитан Фенстер.
Эдмунд, видя всю безвыходность сложившегося положения, отдал своё последнее приказание, стоившее ему огромных потерь.
Таким образом, совместная кампания правительств Англии и Голландии прошла успешно, и значит, со злодеяниями Хасселрита покончено было на веки вечные. Капитан Ротман был доволен тем, что ему даже и не пришлось вступать в сражение, ограничившись лишь ролью прикрытия.
После того, как на «Буян» ступили капитаны Фенстер и Ротман, они, пожав друг-другу руки и перебросившись несколькими взаимными поздравлениями с победой, доставшейся весьма нелегко, приступили к очищению фрегата от находившегося здесь продовольствия, которое было принято поделить поровну между сторонами, и затем к вывозу всех оставшихся в живых соратников Хасселрита и его самого на борт «Армагеддона» (ибо они по соглашению должны были всё же перейти в ведение английской юрисдикции).
— Грабёж! – прохрипел Хасселрит, будучи свидетелем того, как его любовь всей жизни оказалась в чужих руках, и как с ней по итогу обошлись. Но более ничего он сказать по существу не мог, ибо теперь был лишён навсегда свободы и права решать свою судьбу.
— Ну, милейший, — начал капитан Фенстер, глядя на Хасселрита с презрением и жалостью одновременно, ибо нельзя было не заметить, как сильно угнетён был капитан «Буяна» своим поражением, — Ежели вы желаете, дабы вам сохранили жизнь, вы обязуетесь ввести нас в курс тех дел, что ваша шайка натворила. Надеюсь, вы знаете, о чем я говорю?
Ответа не послышалось. «Любимчик Эд», с жаждой мести взглянувши на Беверли, лишь хмыкнул.
— Думаете нас так легко согнуть, капитан? – вступил в разговор вдруг один из главных помощников Эдмунда, жестокий и до безумия ненавидящий европейских колонистов Джеффри Норланд по прозвищу «Морской бык» (телосложением он в действительности напоминал сие крупное дикое животное), — Вы не ведаете того, с кем связались! Если на ваших проклятых руках будет хоть капля крови нашего капитана, смерть за вами придёт непременно, верьте моему слову!
Хасселрит, понимая, чем грозит подобное заявление, с упрёком глянул ему в глаза; сержант Димпл, дабы усмирить непокорного разбойника, ухватил его за ворот рубахи, нацелив дуло револьвера ему в голову.
— Молчать, скотина! Или я твой тупой череп прострелю насквозь!
Он было едва не задушил Норланда своими крепкими жилистыми руками, но Фенстер вовремя его отдёрнул.
— Остыньте, сержант. Не стоит омрачять наше предприятие излишними убийствами. Но даю вам слово, мистер Хасселрит, что, рассказав нам о местонахождении пленных офицеров с капитаном Элиотом, вы обойдётесь пожизненным тюремным сроком.
Погрузившись в мрачные раздумья, Эдмунд принялся единолично обдумывать решение, дабы сделать выбор между жизнью, пусть и потерявшую для него всякий смысл, и смертью, которая может его настигнуть в тот же миг, как только он откажет Фенстеру.
По прошествию некоторого времени, он скрепя сердцем дал капитану должный ответ, и Фенстер распорядился взять курс на Кайман-Брек, в Хаунтвилль, где тем временем мистер Кентс, не знавший о происходивших вдали событиях, следил за тем, как рабы его новые принялись за работу, достойную лишь африканских негров; впрочем, и им не было ведомо о том, что для них сии мучения продлятся недолго, ибо уже вечером четырнадцатого февраля на горизонте замаячили британские линкоры и фрегат «Армагеддон».
— Мистер Кентс! – поспешил к нему с доложением один из его телохранителей, пират из банды Хасселрита, — Англичане, чёрт бы их побрал!
Выбежав из своего жилища с ружьём в руках, Кентс и в самом деле заметил приближающиеся к берегам его поместья военные суда.
— Сэр, советую вам оставить при себе угрозы и сдаться нам добровольно, как подобает тем, кто оказывается в плену! – объявил ему с палубы «Армагеддона» капитан Фенстер, подплывая к Хаунтвиллю, — Ежели вы ещё не осведомлены о том, с чем мы сюда явились, то скажу вам, что я служу его величеству и прибыл сюда, дабы вас отправить в Англию и предать справедливому суду.
— Чего вам надобно? – от безнадёжности и испуга воскликнул мистер Кентс.
Не оказывая никакого сопротивления вторгнувшимся в его владения гвардейцам, ибо то было бессмысленным, Джеральд осознавал, что всё для него кончено, как и для Хасселрита.
— На вашей совести, мистер Кентс, пятнадцать человек, достоинство которых было самым омерзительным образом унижено, — сказал капитан Фенстер, встав подле него, — И потому от вас я требую возвратить нам всех офицеров и двух капитанов без исключений.
Вот так, по прошествию часа, от былых свершений «Любимчика Эда» не осталось ни единого следа: капитан Элиот и его команда из десяти матросов была благополучно доставлена на борт «Армагеддона», также как и капитан де Брюнел вместе со своими пятью товарищами. Хорошо помнивший Фенстера, он великодушно его отблагодарил, добавив, что значительный вклад Беверли в разгром жестокой пиратской орды Хасселрита никогда не будет забыт в Голландии, на которую отныне возложен огромный долг перед своим союзником.
— Что ж, взаимно, — молвил ему Беверли, передав капитану Ротману, с которым Фенстеру было в тягость расставаться, ибо успели они ещё в Амстердаме сильно сдружиться.
Однако Фенстер с надеждой заявил Ротману, что был бы признателен его посещению Англии, где они смогли бы встретиться вновь.
Так вскоре фрегат «Армагеддон» и бриг «Фортуна», не одну неделю бороздившие атлантические просторы совместно, ныне отправились в совершенно разные стороны: Ротман – в свою родную Голландию, Фенстер – через Ямайку в Англию, где ждала его на старость лет покойная, мирная и ничем более не примечательная жизнь.
Но возможно, мы удивим читателя, если признаем, что то не является завершением сей длинной повести о капитане, потерявшем всё вначале, но по окончанию своих приключений возвративший если не всё, то многое, и самое важное, честь.
Всё дело в одной истории, мимо которой авторское перо пройти не смеет, ибо из неё мы, открыв тёмную страницу колониальной истории британской монархии, познаем горькую истину того, каким же образом был основан Хаунтвилль и откуда произошёл посеянный в том крае корень зла и ненависти.
Историю ту рассказал мистер Кентс Юстасу, надеясь добиться его сколь-нибудь искреннего расположения к себе. Надо сказать, что Джеральд, ранее будучи рабовладельцем, то бишь тем, кто многие годы подавлял и оскорблял невольников, теперь же на собственной шкуре познавал всю мерзость того положения, в котором они оказывались: сидя целыми днями в трюме, окутанным полумраком, не видя ни света, ни жизни, протекавшей вне заточения, он был совершенно подавлен. Более ему не надлежит сидеть подле своего дома в Хаунтвилле и, прислушиваясь к шуму морского прилива, вдыхать дивные тропические ароматы, ибо ждёт его тюремная камера, из которой выйти ему не суждено.
Юстас, которому капитан поручил следить за пленными и также давать им еду, дабы они совсем не истощились, в первый же день показался мистеру Кентсу именно тем человеком, который может проникнуться к нему пониманием. Мистер Клефельд, впрочем, сам немного сочувствовал ему, хотя того и не выказывал.
Одним днём же Юстас был извещён о том, что получил письмо из Лондона. То было огромной радостью и облегчением для него, ведь он знал, чьей руке оно принадлежит. Пройдя в трюм по обыкновению, мистер Клефельд вынул послание из запечатанного конверта, в котором прочёл: «Девятого февраля 1783 года. Мистеру Юстасу Бэрриелу от мисс Кэролайн Линнуэй».
В письме сим говорилось о том, что Кэролайн, получив послание Юстаса, которое он отправил ей за день до своего отплытия из Саутенда, выразила сожаление в связи с их ввнужденным расставанием. При том мисс Линнуэй призналась открыто, что молила Бога, дабы он помог вызволить Юстаса из заключения, и добавила также несколько слов о Беверли, которому была безмерно благодарна за его содействие в том.
«… Знайте также, мистер Бэрриел, что ежели вы вернётесь благополучно с капитаном Фенстером в Саутенд (да будет оно так), я желаю при нашей встрече с вами кое о чём вам сказать, нечто очень важное; то, что я хотела поведать давно, но не решалась».
Эти строки, приведённые в конце сего трогательного письма, глубоко проникли в ещё юное сердце Юстаса. Что же хотела ему сказать мисс Линнуэй, и отчего она делать то не решалась?
«Кэролайн…» — пронеслось в голове его имя сей девушки; в нём звучало нечто загадочное, такое же, как эти слова, что были изложены ею в послании. Для чего же она их написала тогда, а не после, когда он уже был бы в Англии и свиделся бы с ней? Теперь весь путь обратно будет для него вечностью, и мучительные мысли не отстанут от него ни за что.
Он в бессилии выронил из рук конверт, печально на него глядя. Он точно забыл, где находится, и что за ним меж тем наблюдал пристально один из пленников.
— Тоскуете? – послышался Юстасу мрачный, лишённый всякой живости голос.
Опомнившись вскоре, мистер Клефельд поднял взгляд и, оглядевшись, попытался определить, чьи то были слова.
— Не пугайтесь, сэр, я лишь спросил, — со смехом сказал некто.
Подойдя к мистеру Кентсу с осторожностью и взглянув на него, Юстас молвил:
— А для чего вы спросили?
Мистер Кентс уставился в противоположную сторону. Выражение лица его, исхудалого и изнеможённого, отображало крайнюю отрешённость, безразличие ко всему окружающему.
— Для чего же, извольте ответить? — в нетерпении сказал Юстас.
Глаза Кентса, будучи до того почти неподвижными, вдруг забегали и через какое-то время остановились на лежавшем на полу письме.
— Разве я не видел, как вы в отчаянии бросили конверт, — сказал он, о чём-то уже догадываясь, — Не удивлюсь, если к тому письмецу приложила руку некая особа, — хрипловатым голосом добавил он, засмеявшись.
Поражённый борзости его, Юстас с раздражением воскликнул:
— А вам какое до того дело, позвольте узнать? Советую вам не заглядывать в чужие письма, и тем более, в чужие души. Это, поверьте, неприятное занятие.
Тут мистер Кентс не удержался от смеха, который при том был не весёлым, а каким-то холодным, безжизненным.
— Сэр, разве не видно, что вы – душа романтичная? Похоже на то. И я вас, как то бы не звучало странным, понимаю.
Юстас в ответ неодобрительно покачал головой.
— Вот уж не мог подумать, что вы можете разбираться в романтичных душах, как вы выразились.
Мистер Кентс, с трудом откашлявшись, продолжил более снисходительно:
— Сэр, я знаю, отчего вы так ко мне немилы; быть может, того я и заслуживаю: вот уж как два года, живя в Хаунтвилле, занимался я тем, что выкупал у пиратов английских моряков, держал их в неволе, устраивал им пытки. Конечно, вы думаете, что я не имею права вас понимать. И все здесь так думают, от капитана до матроса. Однако в том и вся соль, что я вас на самом деле понимаю больше, чем вы меня, поскольку я сам прошёл через это.
Последние слова не могли не завлечь Юстаса, и он, заинтригованный, спросил:
— Через что же вы прошли?
Очевидно, что Кентс этого ждал, и он, почувствовав себя свободней в мыслях и действиях, сказал:
— Через то, что все называют любовью, сэр. Но дабы вам стало всё ясно, мне необходимо посвятить вас в ту давнюю историю, начавшуюся осенью 1781 года, когда я, вообразите, отслужил уже в королевской армии сэра Бергойна.