Месть Посейдона. Часть шестая (Глава 21) (Глава 6)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Здесь события переносятся в 1781 год, и рассказывается о жизненном пути мистера Джеральда Кентса, офицера британской армии, оказавшегося по воле Господней на Ямайке с целью выживания, а также о том, с кем свела его на том острове судьба.

В октябре 1781 года Йорктаун, один из крупнейших британских форпостов в Америке, в штате Виргиния, под натиском совместных сил патриотов под командованием Джорджа Вашингтона и французских солдат во главе с де Рошамбо пал; семь тысяч человек, принимавших участие в обороне этой значимой для Англии стратегической точки, расположенной у самого устья реки Йорк, впадающей в залив Мобжек, сдались вместе с генералом Корнуоллисом, превосходным стратегом и человеком, умевшим легко, то бишь без огромных потерь, отвести свою армию от угрозы окружения и последующей за тем капитуляцией. Однако здесь ситуация оказалась более чем сложной даже для его ума: всему виной, конечно же, оказались французские фрегаты, блокировавшие доступ к морю и тем самым оборвавшие все надежды на получение подкрепления извне. Внезапная мощная атака по девятому и десятому редутам, совершённая генералами Гамильтоном и Лафайетом, привела противника в замешательство, чем и воспользовалась главная армия повстанцев.
Итак, Йорктаун был захвачен. Лорд Корнуоллис, понимая всю катастрофичность возникшей ситуации, тем не менее даже когда сложил свою шпагу, пытался всячески показать своему ненавистному врагу, мистеру Вашингтону, что не желает признавать его превосходства и быть свидетелем того, как над городом водрузят американский флаг. Конечно, подобное решение могло вызвать недоумение как в армии самого Корнуоллиса, так и у Вашингтона, который принял сей факт как доказательство трусости британского руководства перед лицом сплочённых сил мятежников, которых к тому же поддерживала и львиная доля европейских держав. Впрочем, генерал британской армии умело избежал упрёков и осуждений в свой адрес, доложивши, что в силу болезни не имеет возможности присутствовать на траурной церемонии погребения «могущества британского оружия», и заместо себя послал к Джорджу Вашингтону мистера Чарльза О’Хара, генерал-майора, дабы известить его о принятии условий капитуляции.
Семь тысяч войск были схвачены в плен и затем отосланы в виргинские, мэрилендские и пенсильванские лагеря, где провели практически год, до тех самых пор, покуда не началась разработка плана эвакуации оставшихся военнослужащих с тринадцати колоний.
Нетрудно сообразить, что в тех условиях оказались и наши герои, о которых пойдёт речь в дальнейшем: унтер-офицер Майкл Уоттбрик и младший лейтенант Джеральд Кентс — старые друзья, знавшие друг-друга с далёкого 1776 года, когда война только набирала свои обороты, и британцам сопутствовал всюду успех. Под начальством сэра Бергойна сражались они в Нью-Йорке, в Дэлаевре, при Саратоге, где на их глазах впервые разрушено было самомнение английского правительства о непобедимости и непокорности каким бы то ни было внешним обстоятельствам (ибо убеждены были, что Всевышний их благословляет).
Участвуя в обороне Йорктауна, Кентс и Уоттбрик возлагали всё же большие надежды на успех, но и в тот раз ожидания не оправдались, и они, в числе тех самых семи тысяч солдат, были интернированы повстанцами в Виргинию, где под начальством полковника Суитберна пребывали в заключении.
— Саратогу сдали, Йорктаун сдали, что дальше, Джерри? – воскликнул от негодования Уоттбрик, когда играл с ним в карты, — Куда мы катимся? Что стало с нашими военачальниками? Где былые командиры, за которых я готов был жертвовать своей жизнью?
— Сложно сказать, приятель. Во всяком случае, генерал Корнуоллис всегда вызывал во мне только симпатии, да и сейчас тоже. Разве он обязан был преклоняться перед этим наглым выскочкой? На его месте я бы не то что притворился бы больным, так ещё бы и плюнул ему в лицо.
Майкл от этих слов громко рассмеялся.
— Да, такой генерал, конечно, был бы достоин большего уважения, нежели Корнуоллис.
— И всё же ты его осуждаешь, — заметил Джеральд, закурив трубку, — А я виню всегда в поражениях не руководство, а в первую очередь, обстоятельства. Рассуди, могли бы мы удержать город, когда нас с двух сторон атаковали пехота и флот, причём французский, а это тебе не мелкие повстанческие канонерки, от которых один смех. Численный перевес в их пользу нельзя не учитывать, Майкл. Как следствие, мы были не в состоянии вести неравную войну, да и никакая армия, даже самая превосходно оснащённая, не смогла бы того. Мы были обречены с самого начала.
— Однако ж ты бился до последнего и глазом не моргнул. Мог бы и сдать оружие первым с поднятыми руками, а я бы поглядел, как тебя бы за то вознаградили мятежники, — укоризненно заявил Уоттбрик.
Кентс в ответ взмахнул только рукой.
— Что уж говорить о том, приятель. Мы в плену, и рассуждать, как следовало бы поступить Корнуоллису либо же кому-то ещё – глупо.
На том все разговоры о Йорктауне подошли к концу, и им оставалось только ждать каких-либо перемен на фронтах. Условия в лагере при том не были столь ужасными и бесчеловечными, как то представляли себе Кентс и Уоттбрик: военнопленные имели право выходить на свежий воздух, правда, под жёстким надзором, отправлять и получать письмена от своих родных и близких, играть в азартные игры (что и делали Джеральд с Майклом). Потому они сочли нужным не рисковать своими жизнями, к тому же более никаких побед за британской армией не числилось.
Продержавшись таким образом в Виргинии до ноября 1782 года, когда начался постепенный вывоз английских гарнизонов из Чарлстона, Нью-Йорка и Новой Шотландии, мистеры Кентс и Уоттбрик вместе с ещё тремястами узниками лагеря отпущены были на волю (то являлось жестом доброй воли, пожалуй, единственным, что проявили повстанцы по отношению к своим недругам) и переданы британскому командованию. Как уже мы осведомлены, с приходом на должность главнокомандующего армии сэра Карлтона, до того откладывавшиеся неоднократно попытки перебросить солдат на Ямайку по ряду важных причин, в том числе в силу возможной угрозы со стороны французских судов, хорошо контролировавших воды Карибского бассейна, было тем не менее принят план по эвакуации всех находившихся в то время в Восточной Америке войск его величества. В любом случае, уже стало ясным то, что война близится к завершению.
Так Кентс и Уоттбрик оказались в числе тех, кого на небольшой шхуне по прошествию двухнедельного плавания доставили из Виргинии в Кингстон, столицу губернаторства Ямайка. Здесь, в сим малозаселённом городе, друзьям пришлось постичь многие невзгоды: отставка из армии, бродяжничество, безденежье, разочарование во всём, за что они боролись с самого начала войны в тринадцати колониях.
По признанию самого мистера Кентса, будь он возвратился в Англию, он сумел бы там непременно обрести достойное существование, однако в Кингстоне то было практически невозможно: типичное колониальное поселение, где добрую половину населения составляли торговцы, рыбаки, ремесленники и люди, промышлявшие работорговлей, которая на Ямайке была ещё весьма развита, хоть и не так, как в прежние времена; её спад был в первую очередь связан с законом, который запрещал продажу рабов с использованием в тех целях заключённых, как то было во времена Монмутского восстания. Правда, сей запрет применялся лишь к английской метрополии, в то время как в заморских владениях короля Георга, в том числе и на Ямайке, рабовладельческие имения по-прежнему были широко распространены. Но только одному из них удалось воистину увековечить своё название в памяти людских масс, и не ввиду больших размеров, дивной местности либо же каких-нибудь иных особенностей, а к большому сожалению, своей владелицей, у которой за восемь лет успели прослужить сотни несчастных рабов, и многие из них, как прискорбно бы то не звучало, не оставили после себя на этом свете ничто, кроме тягостных воспоминаний, блуждавших точно призраки по округе. Итак, читатель начинает своё ознакомление с печально известным поместьем Пирсон-пойнт, распологавшемся на восточной окраине Кингстона, у самого морского побережья и неподалёку от подножья Голубых Гор. Имение то состояло из одной широкой каменной двухэтажной усадьбы, в архитектурном стиле, характерном для Ямайки тех времён. С трёх сторон окружали его сплошные леса, из-за которых едва можно было разглядеть соседние помещичьи угодья. Путь к Пирсон-пойнт был оттого затруднительным, и не каждый житель Кингстона, если то ему было надобным, заезжал сюда; к тому же, все, даже по некоторым слухам, и сам губернатор, боялись наведываться туда, ибо хозяйка сего поместья, Мэри Пирсон, славилась на всю колонию как женщина крайне жестокого и властного нрава.
На момент событий, связанных с Джеральдом Кентсом, она была уже в возрасте, но её лихость оттого нисколько не поубавилась. Как уже было сказано, на плечах у неё имелся огромный опыт в обращении с невольниками, которые претерпевали от своей владычицы все побои, истязания и оскорбления. Всю ответственность на их «воспитание» брала на себя миссис Пирсон; муж её, мистер Роберт Пирсон, будучи по-старше неё на шесть лет, совершенно в те дела не вмешивался, и по правде говоря, духовно был чрезвычайно слаб: ни в чём ни разу не отказывал своей жене, ибо боялся того больше смерти, всегда и везде следовал её указаниям, а при встрече с каким-нибудь знатным лицом, скажем, губернатором, отмалчивался, удосуживаясь лишь поддакивать всему, что заявляла Мэри.
И конечно, всё это было прямым следствием того, что она собственноручно создавала многие годы в Пирсон-пойнте: целую тюрьму, в которой слуги-негры либо соглашались принять хозяйку такой, какова она есть, выбирая тем жизнь, либо, увы, не выдерживали её гнёта.
Видимо, недаром в Кингстоне некоторые господа нарекали её «Кровавой Мэри Ямайки», весьма точно приводя её в сравнение с английской королевой-католичкой, погубившей из-за веры немало людских жизней. Хоть и не все с теми доводами были согласны, однако факт того, что миссис Пирсон держала город в страхе, неоспорим: стоило было ей показаться в Кингстоне, проезжая вместе со своим супругом в экипаже, как прохожие с любопытством на неё глазели. Иными словами, Мэри не была обыкновенной помещицей, занимавшейся работорговлей: её общественный престиж, основанный, правда, больше на страхе, нежели на уважении, мог однако сравняться даже с губернаторским.
Неудивительно потому, что с приближением старости в уме миссис Пирсон возникло желание обезопасить себя и границы своих владений от всех смертных, включая близких знакомых и друзей, не говоря уже про самих рабов, к которым она стала относиться с ещё большим подозрением и недоверием. И для той цели необходимо было ей нанять нескольких крепких духом телохранителей, дабы с облегчением уйти на покой.
К её счастью, таковые нашлись весьма скоро, и своим выбором миссис Пирсон была более чем довольна: два бывших офицера, участники войны в Америке, прибывшие в Кингстон после её окончания и остро нуждавшиеся с тех пор в сносной жизни. Нетрудно прийти к выводу, что речь идёт не иначе как о Джеральде Кентсе и его старом боевом товарище Майкле Уоттбрике. Конечно, для обоих прислуживать пожилой даме, имевшей значительные средства и связи, было огромнейшей честью, от которой отказываться было бы совершенно опрометчиво, потому они не раздумывая перешли под её покровительство. Обзаведясь двумя прекрасными телохранителями, которым она всецело доверяла, миссис Пирсон стала чуть менее возбуждённой и раздражительной, что проявлялось и в её отношении к слугам, которое теперь было не столько агрессивным, сколько холодно-равнодушным. Ежели ранее ей приходилось постоянно следить за каждыми их действиями и угадывать каждые их помыслы, то ныне ей представлялся случай предоставить то дело мистерам Кентсу и Уоттбрику, а самой заняться с мистером Пирсоном различными разговорами, затрагивавшими величие её поместья, желание повидаться с губернатором и его супругой и прочие обывательские темы. Так невзрачно и обыденно проходили дни в Пирсон-пойнте; также, как и во всех подобных имениях.
Но один случай, произошедший шестого ноября, нарушил сей недолговечный покой, изменив всё, в том числе и мистера Кентса, на долю которого выпало нелёгкое испытание как отношений с Мэри, так и собственной судьбы.
В тот прохладный осенний день, когда волны разбивались неистово о берега Кингстона, словно предвещая наступление чего-то непредсказуемого и в то же время разрушительного, мистер и миссис Пирсон всё ещё увлечённо разговаривали меж собой, сидя на широкой веранде.
— Полагаю, любовь моя, нам стоит зайти в дом: ветер сегодня неласковый, — сказал наконец с обеспокоенностью Роберт, поправляя своё пенсне.
— Ну что же, вы в самом деле правы, — поспешила с ним согласиться Мэри, вставая с кресла, — Пойдёмте же тогда, друг мой, поговорим после. Жаль, однако, что такое ненастье! Я уж задумала совершить визит к господину губернатору. Но видимо, не суждено сегодня.
Мистер Пирсон простодушно усмехнулся.
— О, в том совершенно нет никакой проблемы, ибо мы можем навестить его превосходительство завтра утром. К тому же, знаете ли, у меня есть к нему несколько вопросов, которые я не желаю откладывать надолго.
— Превосходно, — с довольным видом промолвила миссис Пирсон и, взглянув на стоявшие на столе чайные кружки, крикнула, — Намбо, убрать!
И за дверью через какое-то время показалось расплывшееся в подобострастной улыбке лицо негра.
— Убрать! – повторила миссис Пирсон, уже готовясь нанести ему очередное оскорбление, но ничего не придумав, лишь бросила на него неприветливый взгляд, а затем прошла внутрь дома.
За ней уже готов был последовать и мистер Пирсон, сильно беспокоясь о своём здоровье (до того несколько раз он издавал кашель), но тому помешали донёсшиеся до него голоса с моря. Обернувшись, заметил он, как к пристани приближалось небольшое судно. Несмолкаемая стая чаек так и кружила вокруг его мачты, точно сообщая весть о прибытии сего неизвестного корабля с британским знаменем.
— Неуж то новых везут? – спросил себя мистер Пирсон, приложив руку ко лбу, дабы лучше разглядеть торговый бриг, — Похоже на то.
И убедившись в той мысли, направился он спешно к своей супруге, воскликнув:
— Свистать всех наверх!
Миссис Пирсон тем временем завела о чём-то беседу с Уоттбриком.
— Что случилось, друг мой? — обратилась она непонимающе к Роберту, — Неужели вас нельзя оставить хоть на минуту?
Переведя дух, мистер Пирсон молвил:
— Поглядите же, любовь моя, скорее! Нас, похоже, ожидает большая сделка!
Выбежав на веранду, Мэри сначала в недоумении, затем с блаженством глядела на пришвартовавшийся бриг, из которого вскоре вышел капитан и несколько матросов.
— О, сегодня прекрасный день, Роберт, вопреки всем ожиданиям, — произнесла радостно его жена.
Двинувшись навстречу им, капитан брига с великодушием осведомился, не является ли представшая перед ним дама миссис Мэри Пирсон; получив положительный ответ, он дал распоряжение своим подчинённым разгрузить судно и предоставить ей новую, завезённую из Гвинеи партию рабов.
За прибытием сего судна и тем, как под конвоем выводили на сушу связанных африканцев, в основном мужчин, следил также пристально и мистер Кентс, до того надзиравший за десятью работавшими на обширной кокосовой плантации невольниками.
— Превосходно, — приговаривала Мэри, обхаживая их и изучая внимательнейшим образом.
— Превосходно, — повторил за ней мистер Пирсон, рассматривая также в пенсне живой товар с любопытством.
Казалось бы, ничего примечательного более здесь не обнаруживалось. Однако выяснилось, что это были не все, и на борту брига остался ещё один экземпляр.
— Проклятие! – вскрикнул капитан, — Как могли забыть? Живее её сюда!
И двое громил помчались на палубу, пропав там на некоторое время.
— Пошла! – в ту самую минуту Джеральд заметил, как они вынесли на сушу рослую негритянку, совершенно не походившую на своих собратьев и вообще на всех, с кем ранее доводилось иметь дело ему. Длинные, развевавшиеся на ветру волосы доходили ей до лопаток; большие выразительные глаза бледно-огненного, янтарного цвета выдавали в ней создание, пришедшее не из мира сего.
Заметив её, миссис Пирсон неодобрительно покачала головой.
«Надо же, впервые вижу среди них столь выдавшихся ростом. Несносная долговязая девка, ничего более».
Затем, утомившись от их лиц, полных покорности и смирения, перевела взгляд на капитана.
— Сколько за них берёте?
— 800 000, сударыня, — недолго думая, ответил он, — не больше и не меньше.
Мистеру Кентсу же было прекрасно видно, сколь несчастна была сия девица, и сердце его точно сжалось. Впервые за все свои дни пребывания в Пирсон-пойнте он проявил что-то вроде жалости к представителю угнетённой нации, и для него то было совершенно неожиданным открытием.
— Думаю, их стоит отправить на плантацию, — рассудила миссис Пирсон и, простившись с капитаном, потребовала от Майкла Уоттбрика доставить их туда. Семь рабов, которым уготована была не весть какая участь, проследовали за ним, опустивши взгляды книзу; последней в ряду шла девушка, чьи таинственные, неземного окраса глаза, направленные в сторону плантации, произвели весьма сильное впечатление на Джеральда.
— Извольте, мистер Кентс, принять новых работников под свою опеку, — иронично выразилась миссис Пирсон, представив ему невольников, после чего дала поручение ему и Уоттбрику высвободить руки их из бечёвок и приучить как следует к труду, им предназначенному.
Встретившись лицом к лицу с безымянной негритянкой, бросившей на него опасливый взгляд, Кентс был тем глубоко тронут.
«Конечно, она меня боится. Ведь я поставлен сюда, дабы истязать её и всех их за любую ничтожную провинность. Но Боже милостивый…»
На какое-то время им тоже овладел страх, правда, иной природы: страх за её жизнь, которая, как и жизнь её сестёр и братьев, находилась под значительной угрозой, особенно если говорить про миссис Пирсон, крайне безжалостную к темнокожим рабам.
«Боже милостивый… да смогу ли я на неё кричать? Смогу ли я избивать её плетью? А ведь то мне должно делать регулярно».
Ему вдруг представилось ясно, как она стоит пред ним на коленях с грустными глазами, а он, не ведая сострадания, молвит ей грозно: «Лежать! Или я силой направлю тебя, бесстыжую распутницу, на путь послушания!» По лицу её пошли горькие слёзы, она опускает взгляд в беспомощности; он же, замахнувшись на неё с бечёвкой, с яростью хлещет по спине, перед многочисленными жалостными взорами соплеменников её. А вдалеке, с балкона собственной усадьбы, наблюдает за тем с наслаждением миссис Пирсон, говоря: «Несносная долговязая девка! Да познает она силу моей власти, тогда, быть может, усмирим её навечно!».
И потому, с того самого момента, как мистер Кентс её увидел, он твёрдо поклялся себе в том, что ни в коем случае не допустит подобного обращения к той девушке и сделает всё возможное, дабы сберечь её от всякого рода надругательств со стороны сварливой помещицы.
Вот только каким образом, он совершенно того не ведал. Джеральд видел, с каким презрением смотрела на неё миссис Пирсон, не скрывая свой неприязни к ней; возможно, невзлюбила она её ещё и оттого, что внешне гвинейка была хороша собой, и Мэри никак не могла того признать. Понимая, что не сможет помочь ни в чём девушке, мистер Кентс лишь вздохнул тяжко, подумав при том, что наверняка она принадлежала к некоему африканскому племени, и случилось так, что её вместе с другими его членами навечно увезли оттуда, и отныне она никогда более не увидит ни свою Родину, ни своих ближних, ежели их не забрали-таки в рабство; от тех мыслей Джеральду совершенно стало не по себе, ибо в сознании его произошёл существенный переворот, навсегда его изменивший.
Событие же, случившееся в ночь с шестого на седьмое ноября, было для него не только неожиданностью, но и тем, что заставило его всерьёз поразмыслить над тем, стоит ли оставлять всё так, как было прежде, как было всегда, и как должно было быть на протяжении долгих лет.
Тогда миссис Пирсон поручила Майклу и Джеральду присматривать за новоприбывшими невольниками, ибо доверия к ним она не питала вовсе.
— Ну и ночка сегодня выдалась, право, — воскликнул Майкл, сидя напротив Кентса у горевшего на полу фонаря, — Хотя для нас, Джерри, то вообще не представляется чем-то необычайным. Вспомни хоть Делавэр, когда мы ночевали под открытым небом при преодолении горных массивов? Вот где испытание не из лёгких. А здесь? Ну, разве что кучка ничего не могущих нам сотворить дикарей. Мы не с таким ещё сталкивались, не так ли?
Джеральд меж тем сидел и кивал безмолвно, сам при том продолжая неустанно помышлять о ней. Он чувствовал, насколько была она одинока в этом чуждом ей мире белых, где и за человека её не положено было принимать. И сам он невольно садился с ней в одну лодку, ведущую их по бездонному океану тоски к горизонту безвестия, за которым никаких берегов не видано, ибо нужно воображать себе, какими они должны выглядеть.
— Ладно, брат, я пройдусь по округе. Всё же не стоит забывать, что мы с тобой держим пост сегодня. И не засни только, я приду проверю, — сказал так ему Уоттбрик и, поднявшись, взял свой фонарь и направился прочь, оглядываясь по сторонам и бормоча при том с раздражением:
— Ох, проклятые ямайские леса! Как бы в них не затеряться!
Впрочем, Кентс мог со спокойствием заверить своего друга, что не сомкнёт и глаза, ибо тревожные мысли не давали тому свершиться. Меж тем Джеральд только решил было лично проведать всех невольников, что должны были спать мирным сном, как послышал, будто в совершенной близости, со стороны помещичьего дома, кто-то крался, осторожно и медленно.
«Кто же то может быть?» — пронеслось в голове у Кентса, и он, на всякий случай выхватив свою винтовку, так же неспешно поспешил туда, дабы не спугнуть сего беглеца.
Конечно, то могло быть и какое-нибудь животное, случайным образом забредшее в Пирсон-пойнт, но Кентс не был уверен в том.
Пройдя меж бесчисленных кустов папоротника, он настороженно обратил слух к той местности, откуда предположительно некто шёл. Предположение его было непременно подтверждено, ибо входная дверь в дом Пирсонов слегка скрипела, а значит, оттуда совершил побег кто-то из слуг; сами же хозяева, походу, крепко спали. Однако что примечательно, он не поспешил покинуть пределы поместья, если замыслил сбежать, а двинулся в противоположном направлении, к плантации.
«Куда ж он делся?»
И только о том подумал Джеральд, как уже вдалеке послышался шорох в кустах, и он, помчавшись было в ту сторону, увидел вдруг в полумраке мелькнувший силуэт.
Полностью его разглядеть мистеру Кентсу удалось лишь после того, как он, крадучись, засел в кустах вблизи от открытой плантационной местности и, направив туда яркий свет фонаря, застал низкорослого негра, которым оказался Намбо, и стоявшую подле него африканку с янтарными глазами. Они о чём-то разговаривали меж собой, и Джеральду не была ясна суть их беседы, но при том, видя впервые на лице её улыбку, не измученную, а искреннюю, он определил, что она была безумно рада видеть Намбо, и значит, знала его давно.
«Что же получается? Они – из одного рода. Поразительно!» — подумалось Кентсу, и он с ещё большим любопытством принялся их слушать. Разумеется, он не силился крикнуть «Стоять!» и, выйдя из укрытия, пригрозить им нелёгкими для них последствиями. Зато вместо него то сделал Майкл, выскочив из-за пальмового дерева, расположенного на противоположной стороне.
— Стоять!
Те в испуге поворотились и, увидя Уоттбрика с ружьём в руках, в исступлении уставились на него; так быстро свершились и для неё, и для Намбо минуты радости, и вновь они приняли покорное выражение лица.
— Что у нас тут ещё за собрание средь ночи, а? – молвил злобно Майкл, нацелившись на них, — А вы, Намбо, чёрт возьми, как тут очутились? Я спрашиваю вас!
Тот молчал, не смея поначалу ничего высказать в своё оправдание; девушка и подавно была в замешательстве.
Джеральд, не зная, чью сторону занимать в сём инциденте, помнил однако свой обет, данный им недавно.
— Ежели вы сию секунду не скажете мне ни слова, Намбо, я пристрелю вас как собаку, слышали?! – обезумел вовсе от гнева Уоттбрик, и похоже, что намерения его не были голословными, ибо рука его уже готовилась спустить курок.
Тут негр, впав в отчаяние и переглянувшись со своей спутницей, пал на колени, после чего, сложив руки, вымолвил:
— Пощадите! Прошу вас, масса Уоттбрик, пощадите! Не говорите о нашей встрече моей госпоже! О, масса Уоттбрик!
— Да говорите же, что вас сюда занесло, никчёмный болван! – прервал его нервно Майкл, — Говорите, и я с вас шкуру не сдёрну.
Задышав громко от волнения, Намбо с запинками продолжил:
— Дело в том, масса Уоттбрик, что та девица, что была завезена на остров к моей госпоже минувшим днём, приходится мне племянницей. Целых шесть лет я не видывал её, ибо, оказавшись в плену, был схвачен вашими солдатами и отправлен на этот остров. И вот спустя столько лет я имею возможность её видеть.
Более он не мог говорить, окончательно потеряв силу духа.
— А разве тебе не известно ещё, что покидать самовольно дом миссис Пирсон воспрещено? Вставай, образина! Мы сейчас же идём к твоей госпоже: она научит тебя разуму, — Майкл резко дёрнул его за рукав, призывая встать.
Девушка же, за всем тем следившая с ужасом, бросилась к дяде, желая прижать его к себе.
— А ты иди прочь! – крикнул на неё в бешенстве Уоттбрик и, схватив её за руку, хотел было оттащить от Намбо.
Но в тот самый момент вмешался Джеральд, предполагавший, чем может завершиться сия трагичная сцена.
— Майкл, постой! – воскликнул он, выйдя из-за кустов, — Отпусти её. Я сам разберусь с ними.
Подойдя к ним, он отвёл Уоттбрика в сторону, высвободив африканку из его «крепких объятий». Конечно, данное поведение своего товарища не могло не вызвать у Майкла подозрения: он недоверчиво глянул ему в глаза, затем недовольно покосился сначала на девушку, после на Намбо, стоявшего позади него с опущенной головой.
— Уверен ли, что справишься? Я бы на твоём месте отлупил их как следует. А то гляди, что творят, безбожники чёртовы.
Джеральд, поражённый услышанной из уст Намбо историей, которая несомненно открыла на многое ему глаза, сказал с серьёзностью:
— Оставь их, я управлюсь.
Не желая спорить лишний раз со своим другом, мистер Уоттбрик покинул поле, не обернувшись даже назад.
Мистер Кентс же заметил, что негритянка стала несколько по-иному на него глядеть, словно перестав более его опасаться. Намбо, вновь сложив руки, но уже в благоговении, сказал с благодарностью:
— О, масса Кентс! Вы так добры ко мне и моей Саманте! Масса Кентс, так добры! Вот уж не думал, что среди вас есть такие замечательные люди.
И он ласковыми глазами уставился на него. Мистер Кентс, помня всё же свои обязательства перед миссис Пирсон, от которых отходить он никак не смел, строго промолвил:
— Ладно, не разглагольствуйте более. Я провожу вашу племянницу до жилища, вы же немедленно ступайте к дому и ни ногой более сюда, поняли?
Поклонившись ему в ответ, Намбо обнял напоследок Саманту, и затем ушёл. Кентс же, окинув ещё раз её любопытным взглядом, повёл обратно. Всю дорогу они молчали, но в душе их происходили значительные перемены, которые и повлияют на ход тех событий, что разворачивались осенью 1782 года на Ямайке, в Пирсон-пойнте.
Все надежды Джеральда на то, что разговор между Намбо и его племянницей останется в тайне, не сбылись; и конечно же, повинен в том был Майкл, по совести доложивший Мэри о своей встрече с ними в ночь. И реакция её не заставила себя долго ждать: ранним утром, в присутствии всех остальных рабов, вывела она на плантацию Саманту с Намбо и принялась за свою любимую деятельность, приносившую ей огромное удовольствие. Мистер Кентс же с ужасом смотрел на несчастную девушку и её дядю, беспощадно избиваемых плетьми. С каждым новым ударом и каждым новым стоном, издаваемым ею, он ощущал, как в сознании его нарастал всё более конфликт между страхом перед «Кровавой Мэри Ямайки» и отвращением к тому, что вытворяла она с безобидной Самантой, не могущей ничем ей ответить. А мог ли он ответить? Согласно своему долгу, ни в коей мере. Ему должно было стоять неподвижно и лицезреть, как изнемождённые от побоев невольники едва переводили дух. По всему телу Джеральда прошёл холодный пот.
«И за что она выносит те муки? Всего лишь за то, что решилась повидать своего дядю, который любит её всем сердцем и был разлучён с нею злополучной судьбой. Вот за что?»
Такая постановка вопроса привела его в совершенное негодование. Хочет ли он, дабы так всё продолжалось, и он был постоянным свидетелем этой невыносимой картины?
«Будь Майкл не сказал ей, ничего могло бы и не произойти» — подумал вдруг он, и после метнул укоризненный взягляд в его сторону; тот покойно наблюдал за происходящим, ничуть не тронутый ни ужасной участью Саманты и Намбо, ни нынешним обстоятельствам, лишающим их последней капли свободы духа.
Когда же сия сцена подошла к концу, миссис Пирсон молвила:
— С тебя довольно, а Намбо сегодня же прикажу запереть в подвальной комнате. Господа, — обратилась она к мистерам Кентсу и Уоттбрику, — Отведите её туда, где ей положено быть днём, а с тобой, дерзкий щенок, я разберусь сама.
И она, пригрозив Намбо кулаком, схватила резко его за руку и повела за собой к поместью; тот опустил голову на землю и уныло последовал за ней. Да уж, весьма и весьма жалкое зрелище!
Кентс же, ведя Саманту вместе с Уоттбриком, был поражён её стойкостью: ни единой слезинки не было видно в глазах её, хотя вся спина Саманты истекала кровью.
— Майкл, надо приложить что-то к её спине.
Уоттбрик, видимо, ещё сильнее удивлённый той перемене, что случилась на днях с ним, молвил:
— Ничего с ней не станется, приятель. Поверь, до неё силу кнута испробовали сотни таких же никудышных прислуг. Поспешим-ка лучше.
На том он хотел было оборвать весь дальнейший разговор, но Джеральд проявил небывалую настойчивость в этом вопросе:
— Майкл, послушай: мы должны приложить что-то к её спине, хоть самый жалкий лист папоротника. Она ведь может и вовсе лишиться крови, а на что миссис Пирсон её смерть. К тому же, в том повинны окажемся мы с тобой, ибо не сделали того, что стоило бы.
Майкл, остановившись неохотно, не смог противостоять сему упорству, и он проследовал вместе с Кентсом и Самантой к произрастающей вблизи папоротниковой роще.
— Так-то, — сказал Кентс, сорвав один лист и приложив к израненной спине негритянки; она же, вероятно, почувствовав облегчение, громко выдохнула, при том потупив грустный взгляд вниз.
Постояв некоторое время так в ожидании, Джеральд поспешил двинуться с Майклом далее, предварительно убедившись, что ничего пока не угрожает жизни Саманты. Так добрались они в безмолвии до места, где принялись уж за работу пожизненные труженики. Саманта, которую наконец высвободили из оков, обернулась и загадочно посмотрела на Джеральда. Что в том взгляде крылось, ему не было окончательно ясно: то ли она была безмерно благодарна ему, и таким образом то выражала, то ли предостерегала Кентса от последствий, которые могут быть повлечены его нескрываемой заботой по отношению к ней. Но однозначным было то, что во взгляде этом не было недоверия. Конечно, она по-прежнему испытывала страх, ибо не до конца осознавала искренность, с которой он старался уберечь её от жестокой судьбы. Но всё же Саманта не могла никак предать забвению ту ночь, когда он спас её дядю от покушения со стороны Майкла. С тех пор она стала убеждать себя в том, что сей белый человек ей зла вряд ли причинит.
Мистером Уоттбриком же овладевали всё большие сомнения в том, что друг его следует своим обязанностям беспрекословно. Всю ночь, с того времени, как он вынужден был оставить Джеральда с Самантой и Намбо, не переставал он размышлять над этим. В этот же день он окончательно потерял терпение.
— Ох, Джерри, — начал он с досадой, — Я тебя не узнаю. И какая африканская муха тебя укусила, позволь узнать? Может, стоит осведомиться у здешнего лекаря?
— Сам не знаю, — послышалось только в ответ.
С того дня-то мистер Кентс и перестал довольствоваться тем, что окружало его. Не видя даже в своём друге хоть малейшей поддержки, Джеральд порешил, что надеяться теперь должен на собственные силы. Весь день, присматривая за невольниками, он обдумывал всё произошедшее в тот день и вчера ночью, а затем, всё то объединив, сделал следующее заключение: Саманта, чего бы ей это не стоило, не вправе здесь находиться всю свою жизнь, и более того, в противном случае ждёт её неминуемая погибель, как и дядю её, Намбо. Хотя насчёт него можно и поспорить, поскольку он уж давно здесь свыкся, и для него разбирательства с миссис Пирсон случаются не впервые.
И всё же, она не сможет без него никак, потому Кентсу предстоит каким-то образом освободить Намбо из заперти в подвале, а после встретить его с Самантой, и далее уже предпринимать общий план побега.
«Побег, — это слово так и захватило дух Джеральда, ибо ещё никогда ранее он не предчувствовал, что должен его осуществлять, — Побег из Пирсон-пойнта, от бессердечной миссис Пирсон к свободе. А там, кто знает, они найдут где-нибудь прибежище на каком-нибудь карибском острове да и заживут там втроём: он, Намбо и Саманта. Но… будут ли они счастливы, находясь вдалеке от своей родной земли? Увы. Тогда должно будет приискать какое-нибудь торговое судёнышко и на нём добраться до Гвинеи, где придётся изрядно потрудиться, дабы найти их племя, ежели оно ещё существует, и вернуть в край предков. Да уж, сколько проблем влечёт за собой всего одно решение сбежать из Ямайки! Однако ежели я оставлю её тут, и с ней что-нибудь случиться – я себе того не прощу в жизни!»
Итак, Джеральд, невзирая ни на какие препятствия, приступил к подготовке заветного плана, и для той цели ему нужно было всего-то выпросить у владелицы поместья ключи к подвалу, и на великое его счастье, Мэри как раз решилась передать ему их, дабы он сторожил бедного дядю Саманты. Вот только задолго до того пребывала она с мужем в длительной отлучке, и как выяснилось, причиной тому были четыре новых телохранителя, коих задумала она нанять для усиления охраны её владений, в особенности, кокосовой плантации. Конечно, расчёт её был совершенно оправданным, поскольку двое уже утомлённых от собственной работы бывших офицера справлялись с задачей не столь хорошо, как ранее, и потому пополнение было крайне необходимо ей. Однако и эти изменения не отвели Джеральда от поставленной цели, хоть и поколебали несколько его до того крепкую точно сталь уверенность.
Ночь седьмого ноября была особенно прохладной: порывистый ветер усилился, отчего воды Карибского моря взволновались и принялись неистово опрокидываться на берег Кингстона. Алого цвета луна освещала ярким, кровавым светом всю долину, вдоль которой протянулся Пирсон-пойнт.
Стоило только миссис и мистеру Пирсонам пройти на второй этаж, к спальне, как Кентс, достав ключи и отперев ими небольшую дверцу, спустился в подвал, где сидел, согнувшись в три погибели, Намбо. Поднявши резко голову и увидав пред собой Джеральда, он вначале от удивления уставился на него широко раскрытыми глазами, а затем, поднявшись, промолвил чуть слышно:
— Ах, масса Кентс, наш друг.
Понятно, что ему никак не могла прийти на ум мысль, что мистер Кентс задумал нечто спасительное для него и племянницы его, Саманты; потому вскоре он снова затих, севши на пол.
Джеральд же, приблизившись к Намбо, с жалостью взглянул на него.
— Я должен по указке вашей госпожи, которая, впрочем, является и моей госпожой (то он молвил с явным неприятием), вас сегодня охранять. Но у меня иные соображения, нежели у миссис Пирсон.
Он чуть наклонился над ним, дабы дать ему понять то, что его намерения представляют большую опасность, но настроен он более чем решительно.
— Вставайте, Намбо. Вам более не придётся здесь находиться, ибо мы сию же минуту идём к вашей племяннице. Только торопитесь: меня могут запросто уличить в противоправном деянии, а за то мне, да и вам тоже, придётся поплатиться жизнью.
Услышав то, Намбо бросил на него испуганный взгляд, после чего ухватил себя за голову, точно в замешательстве.
— Вы что же… помилуйте, масса Кентс… вы желаете, дабы я бежал с вами? – наконец произнёс он, спотыкаясь на каждом слове.
Посмотрев на Кентса с умилением, Намбо резко встал и вместе с тем сжал в кулаке что-то.
— Масса Кентс, вы так добры к нам. Но я не могу исполнить вашей просьбы и последовать за вами, ибо моя судьба уж предрешена давно, ещё шесть лет тому назад. Боюсь, я слишком сильно привязался за всё это время к своей госпоже, какой бы ни была она. Я призван ей служить до самой смерти, о масса Кентс. Но… раз вы так беспокоитесь о Саманте, чего я не могу признать, то позвольте…
И он, подойдя к Джеральду, разжал кулак и поднёс к лицу его округлый, лазурного цвета предмет, похожий на амулет, предостерегавший от всякого рода бед: в центре его изображён был голубой глаз.
— Берите же, масса Кентс. Даю его вам в дар от имени моего древнего племени, где мы с Самантой много лет жили, покуда не отдали нас в руки моей госпожи. Пусть он хранит и вас, и её от сглаза. А у меня иного выбора нет; мне должно оставаться здесь.
На том он смолк, ни произнеся более ни слова. Мистер Кентс, поглядев на амулет и постояв так какое-то время в нерешительности, всё же нашёл в себе силы проститься с Намбо и отдать его всецело воле непредсказуемой судьбы.
Поспешив выйти на улицу, Джеральд неспешно, оборачиваясь назад, побрёл вдоль тропы, ведущей сквозь едва проходимые лесные рощи к плантации. В той стороне виден был свет от фонарей.
«Ежели взобраться по-выше и двинуться к востоку, можно будет их обойти. Так же нас непременно схватят».
Дойдя до кустов, Кентс заслышал неподалёку, как трое телохранителей о чём-то говаривали; среди них оказался и мистер Уоттбрик.
— О, Джерри, — обратился он весело к нему, услышав его шаги, — Куда спешишь?
В его тоне пока что не звучала подозрительность, и то обнадёжило поначалу Джеральда; к тому же, ему верилось искренне, что Майкл останется верен их старой дружбе на вечность.
— Мне нужно проведать кое-кого, — молвил он ему, глядя в сторону плантации.
Уоттбрик, немного озадачившись тем, направился к нему.
— Неуж то к ней? – спросил он его едва слышно, усмехнувшись.
Мистер Кентс только кивнул одобрительно, после чего, простившись взглядом с Майклом, двинулся к плантации, пробираясь меж высоких кустов.
Саманта тем временем уж спала в хижине своей, прикрывшись листом папоротника; тем, что Кентс приложил к её спине тем днём. Правда оказалось, что сон её не был глубоким, ибо когда послышались шаги, она открыла глаза и в испуге вскочила с лежанки.
И вот, взгляды их вновь свиделись. Они ничего друг другу не говорили, только давали друг-другу знаки, понятные исключительно им самим.
«Бедная африканка! Какая многострадальная участь её постигла! Но всё кончено. Миссис Пирсон более не госпожа мне, и даже если Намбо не в силах отказаться от её покровительства, я спасу Саманту. Сегодня же. Без промедлений. Жаль только, что не могу ей поведать о своём разговоре с её дядей».
Саманта сидела безмолвно и во все глаза смотрела на него, словно также мучаясь тем, что не в состоянии раскрыть ему все свои мысли, а их было множество: ей хотелось выразить благодарность Кентсу за его сострадание к ней, ей хотелось рассказать о том, как ужасно было выносить боль от ударов кнута, и как она волнуется за Намбо и желает узнать о его нынешнем положении, и кроме того — ей хотелось найти успокоение наедине с ним, прижавшись к его телу. Похоже, ею завладело то же чувство, что и Джеральдом в тот миг, когда он увидел её первый раз в жизни.
Осторожно подойдя к ней, мистер Кентс дотронулся до её спины, провёл слегка рукой и убедился, что раны, нанесённые Мэри в день наказания, стали постепенно заживать. Саманта чуть вздрогнула от неожиданности, ибо для неё любое прикосновение белой руки значило опасность; теперь же она на собственном опыте познала, что в этом правиле также существуют исключения.
Джеральд, потянувшись рукой в карман, вытащил оттуда амулет Намбо и, протянув его Саманте, произнёс:
— Намбо.
Глаза девушки с живостью уставились на сей чудный предмет, который напомнил ей о былых годах свободы, когда племя её жило своей мирной жизнью, а она проводила время ежедневно вместе с дядей своим. То были годы счастья, утерянные навсегда, скрывшиеся где-то в тихой, безлюдной гвинейской глуши.
Саманта подняла вопросительный взгляд на Джеральда, пытаясь понять, что тем он желает сказать.
Тот, понимая, что время на исходе, и он сильно рискует потерять единственную оставшуюся надежду, взял её за руку и намекнул, дабы она шла за ним. Колеблясь, девица тем не менее встала и направилась на улицу, где её поджидал мистер Кентс.
Крепко держа амулет в руках, столь дорогой её сердцу, Саманта подошла к нему, оглядываясь по округе; никаких посторонних лиц видно не было.
Джеральд, взявши вновь её за руку, хотел увести прочь из плантации, но она не поддалась ему, всё опасаясь его задумки.
— Нам надо идти! – в нетерпении воскликнул он, — Понимаешь? Нам нельзя здесь оставаться. Скоро сюда придут мои люди, а они, коли увидят нас вдвоём, не пощадят.
Конечно, Саманта не воспринимала его речь на слух, но судила по его эмоциональным жестам, благодаря которым она осознала, что он желает её спасти, сбежав из Пирсон-пойнта.
— Намбо? – послышался в ответ тихий беспомощный голос.
Джеральд уж знал, о чём она хотела осведомиться.
— Намбо, — молвил он, мотнув головой, показывая тем, что дядя Саманты от побега отказался.
Кругом – тишина; лишь треск сверчков, засевших в кустах папоротника, раздавались повсюду, да неутихаемый шум волн с побережья. Саманта точно замерла: она стояла всё рядом с Кентсом, глаза её бегали, как у дикого зверька, загнанного в охотничий капкан и не ведающего того, как оттуда ему выбраться; сердце её билось отчаянно, и во всём своём теле ощущала она огромную тяжесть. Намбо более никогда не увидит её. Они вновь разлучены, но теперь по его же воле. Неуж то осталась она одна на сём свете?
Девушка, обратив взгляд на ясное ночное небо, пыталась, возможно, найти ответ среди бледно-жёлтых звёзд, таивших в себе некую неподвластную человеческому осознанию силу, но и то оказалось тщетным; от духовного изнеможения, её настигшего, Саманта взрыдала.
Джеральд, сам пребывавший в замешательстве, ибо в любой момент могли их заметить, крепко прижал её к себе, говоря:
— Тише. Тише, Саманта. Не время горевать. Нас могут застать, чёрт возьми! Бежим же! Разве ты не желаешь двинуться навстречу свободе? Туда, где не будет рабства, принуждения, жестокости, от которой я сам едва не очерствел. Бежим, живее!
Он резко схватил Саманту за руку и, обернувшись на мгновение назад, в сторону рощи, повёл её к холмам, откуда и задумал уже с нею бежать к одной заброшенной пристани. Его надежды не были безосновательными, поскольку по обыкновению дозорные в холмистую местность не заходили.
Туда и направилились было Джеральд с Самантой, дабы укрыться в тех местах и совершить задуманное беспрепятственно; но вышло всё совсем иначе.
Стоило только им обойти старую, многовековую карибскую сосну, возвышавшуюся над всей долиной, как вблизи послышался крик:
— Стоять на месте!
И свет от фонаря ослепил глаза Кентсу и Саманте, от страха прижавшейся к его спине.
Так, появившись точно из ниоткуда, предстал перед ними вскоре Майкл. Лицо его выражало и негодование, и отвращение к негритянке, и желание добиться ответа от Кентса касательно его намерений. Уоттбрик, зарядив винтовку, нацелился на обоих, желая тем самым показать, чем может кончиться их попытка восстать против царивших в поместии миссис Пирсон порядков.
— Что я вижу? – начал он с долей насмешки, — Джерри, до недавнего времени твердивший мне, что будет служить в Пирсон-пойнте верой и правдой, в ночь отправляется к этой проклятой язычнице, которую должно повесить за её дерзкие проступки, и предаёт забвению своё обещание? Вот ведь как выходит!
— Брось оружие, — молвил Джеральд, прервав его, — Убери его от меня и от неё.
Майкл лишь усмехнулся недружелюбно.
— Уберу, и дальше что? Ты бросишься с ней прочь, а я как последний идиот останусь на месте, разведу всех вместе с миссис Пирсон, и буду после потирать руки от счастья, покуда всё не выяснится (а оно выяснилось бы в любом случае, поверь) и меня не задушат как дохлую собаку. Ты мне хоть и дорог как старый приятель…
— Раз дорог, так убери эту чёртову винтовку! – крикнул на него в гневе Кентс, двинувшись к мистеру Уоттбрику, — Или я…
— Или что, Джерри? – произнёс он, передразнивши, — Сломаешь её? Или меня прикончишь? Да будет тебе известно, что сейчас поблизости находятся другие телохранители, и ежели ты не бросишь эту сучку туда, где ей место – разговор с тобой кончится.
Он тут же обратил свой взор на Саманту, которая от ужаса затаила дыхание, предчувствуя недоброе.
— И не вздумай! – Джеральд тут же зарядил свою винтовку и направил на Майкла, от того несколько оторопевшего, — Ежели тебе и вправду дорога наша дружба, и ты не желаешь её продать за бесценок, не приближайся к ней. И запомни: её гибели я не допущу, кем бы она ни являлась.
Кентс пристально глядел на Уоттбрика, веруя в то, что сможет его образумить. Майкл, расценивший подобную реакцию своего друга как оскорбление, не мог того простить ему.
— Да кто ты такой? – самодовольно воскликнул он и, взглянув вновь на Саманту, с яростью к ней двинулся, — Отойди, я эту жалкую букашку сам усмирю!
Он уж готов был схватить негритянку, как внезапно Джеральд, потерявший всякое самообладание, кинулся на него и, замахнувшись стволом винтовки, совершил ею удар по руке, отчего Майкл, чуть вскрикнув, выронил ружьё и упал наземь.
Конечно, пришедшее мистеру Кентсу осознание того, что он впервые сделал подобное в отношении своего друга, не могло произвести на него ужасающее впечатление, однако страх за Саманту оказался намного сильнее.
— Бежим! – сказал он, уводя Саманту в сторону южного подножья Голубых Гор, где у них был ещё шанс остаться в живых.
Конечно, погоня за ними уж объявилась, и то было неизбежным, ибо на беду их, за ними следил Майкл, видно, уже давно навлёкший себя на мысль, что Джеральд замышляет нечто серьёзное. Кентс же стал упрекать себя в том, что рассказал ему о своём решении проведать Саманту. Будь он того не сделал, всё могло бы сложиться более благоприятно для них. А ведь он столько лет доверялся ему, точно собственному брату. И в Америке, когда они были в рядах армии генерала Бергойна, и на Ямайке, когда они совместно боролись за выживание в Кингстоне. И всё то ныне ушло в бездну небытия; и несомненно, что миссис Пирсон внесла свою главную лепту в её создании. Теперь Майкл навсегда был утерян для Джеральда, и он это признавал с горестью.
Ничего, что хоть как-то напоминало бы о той дружбе, просуществовавшей достаточно длительное время, не осталось: заместо того видно было, как бежали сломя голову Кентс с Самантой, и как вдалеке раздавались приближавшиеся торопливые шаги, сопровождаемые поминутными восклицаниями Майкла:
— Скорее, держите их! Они далеко не должны убежать!
Саманта, едва переводя дух, постоянно оборачивалась; она слышала, как приспешники Мэри Пирсон уже догоняли их, осветив фонарями всю рощу.
От раздавшегося первого выстрела она вовсе лишилась чувств и, споткнувшись о какой-то булыжник, пала на землю в бессилии. Несмотря на то, что ушиб не был существенным, из-за образовавшейся на ноге раны двигаться, а уж тем более бежать, она не была в состоянии. Меж тем четверо телохранителей уже приближались кним.
— Сейчас, – воскликнул в беспокойстве Джеральд и, взявши потерявшую на некоторое время сознание Саманту на руки, поспешил изо всех сил далее, стараясь при том избегать участившихся выстрелов.
Хотя держать такую девицу было весьма затруднительным для него, ему удалось на время скрыться из виду ненавситных преследователей, от злости кричавших ещё громче, на всю округу:
— За ним! Не дайте ему вырваться!
Вскоре за лесными дебрями показалась одинокая пристань, а то значило для Кентса единственным спасением. К тому же, у причала того стояла, колыхаясь на волнах, небольшая рыболовная лодка.
— Сюда! – в беспамятстве заявил Джеральд и принялся спускаться по пологому склону к берегу.
Когда же Кентс вышел к пристани, совершенно до того безлюдной и тихой, один из телохранителей произвёл из кустов выстрел ему в ногу, из-за чего пришлось Джеральду волочиться до лодки, держа при том крепко Саманту.
— Окружайте! – велел всем Мистер Уоттбрик, — Покуда они не отплыли!
Однако несмотря на всё то, мистеру Кентсу удалось сесть в лодку и, осмотрев внимательно свою спутницу, спустить шлюпку, после чего он принялся грести что есть мочи.
— Саманта! – обратился он к ней, желая удостоверится в том, что она жива, — Саманта!
Через какое-то время она открыла глаза и, увидев перед собой Кентса, выдохнула. Ей было больно. Но она была безмолвна, непоколебима, точно так же, как после её избиения миссис Пирсон. Когда же подле находился тот, кто готов был отдать за неё всё, в том числе собственную жизнь, Саманта чувствовала, что не одинока, что с потерей такого человека, как Намбо, она при том приобрела другого наставника, отверженного и безупречного.
Впервые Кентс увидел на лице её улыбку, и то несомненно значило, что Саманта благодарна ему безмерно. Однако, к несчастью, мы вынуждены дополнить сие предложение таким образом: «Впервые и в последний раз…»
Как только раздался ещё один выстрел, она точно опомнилась и в испуге приподнялась с киля, дабы разглядеть, откуда он произошёл. То были несколько подоспевших к Майклу телохранителя, отставших от остальных своих товарищей в ходе безустанной погони за Джеральдом и негритянкой. Мистер Кентс, предчувствуя всем сердцем чрезвычайную опасность, ухватил было её за руку, воскликнув:
— Стой, пригнись!
И в ту самую секунду послышалась череда выстрелов, одна из которых стала роковой для девушки: долетевшая пуля попала ей в самую голову, окончательно сразив.
Саманта без чувств пала на киль лодки; Джеральд, обомлевший от ужаса, его настигшего, принялся её осматривать.
— Саманта! Саманта, прошу! – кричал он истошно, пытаясь привести её в чувства.
Но никакого ответа он не получил: ни словесного, ни взглядом. Глаза её застыли, и в них – вся боль, страдания, муки, несчастия, через которые довелось пройти ей в сём мире земном; на правом виске – снаряд от винтовки, по лицу её потекли капли крови.
Кентс судорожно дотронулся до груди её – сердце приняло покой, страдальческий и смиренный, ибо ничего более не могло привести его в жизнь, как и обладательницу его, Саманту. В сей злополучный час покинула она Джеральда, обретя вечный покой.
Кентс, взглянув в сторону берега, завидел, что у скалистого выступа стоял, направив на него дуло своего ружья, один из стрелков. Он и покончил мгновенно с Самантой, уже готовясь отправить и его на тот свет вместе с нею.
Впрочем, Господу было угодно, дабы того не случилось, и Джеральд продолжил бы свои долгие скитания по карибским водам: телохранителю тому пришлось тут же перезарядить ружьё, и Уоттбрик, осознавая, что они не смогут без лодок догнать и схватить Кентса, приказал всем бросить того на произвол судьбы, а самим ступать обратно в Пирсон-пойнт, ибо их длительное отсутствие также могло вызвать множество вопросов у владелицы сего мрачного поместья, которое с тех пор, как Джеральд скрылся за горизонтом, приходило ему на память лишь как ужасный сон.
И вот теперь читательскому взору предстал совсем иной мистер Кентс: человек, оставшийся без верного друга, лишённый преданной, безгрешной, истинной любви, и едва не оказавшийся сам на краю гибели.
И лодка его одинокая плыла к тем самым берегам безвестия, о которых он незадолго до того мечтал; правда, совершенно один, в то время как спутница бурной жизни его лежала бездыханно на лодке, заснув непробудным сном.
Долго размышлял он над тем, что с её нетленным телом делать? Мистер Кентс страстно желал предать его земле, когда он достигнет какого-нибудь острова. Однако спустя пять дней плавания, не сумев-таки разглядеть поблизости сушу, Джеральд с великой прискорбию решил похоронить Саманту на дне морском, и следовательно, он более никогда не сможет наведываться к её могиле, ибо огромные расстояния, которые будут их отделять друг от друга, разлучат Саманту и Джеральда навсегда.
Когда она ушла под воду, он едва сдерживал слёзы: мистер Кентс похоронил тем не только её жизнь, но и собственную. Глаза же девицы, полные добра, безобидности, беззлобности, говорили ему точно: «Не стоит, мой друг, оплакивать произошедшее. Ты не повинен ни в чём. Ты пытался меня уберечь как мог, но обстоятельства с самого начала были против нас. Лучше будет, если ты схоронишь меня и простишь за всё, ибо я не желаю, дабы душа твоя страдала из-за меня столь глубоко».
И всё, что сохранилось от её души, было заложено в маленьком амулете, который и держал крепко в руках Кентс, прижав к сердцу.
— И лишь по прошествию шести дней смог я пришвартоваться у юго-западного побережья Кайман-брека. Отыскал там старое, заброшенное логово, перестроил его как смог и обратил в собственное владение, где стал заниматься тем, что в итоге и привело меня сюда, на этот самый жалкий фрегат, — довершил наконец своё длительное, животрепещущее повествование мистер Джеральд Кентс, которого на протяжении всего рассказа с неподдельным интересом и глубоким вниманием слушал Юстас Клефельд, не прервав его ни разу. Столь сильно был он потрясён историей, казалось бы, бездушного работорговца, довольствовавшегося от приобретения живого товара и от безграничности своей власти, их подавлявшей.
Юстас, взглянув вначале задумчиво на своё письмо, затем окинув взглядом весь трюм, переполненный заключёнными, всё то время, очевидно, также слушавших Кентса, молвил лишь озабоченно и растерянно:
— Возможно, мне стоит поговорить с капитаном.
Кентс, видимо, утомлённый своим долгим монологом и не желавший к тому же вспоминать те тягостные времена повторно, замолк и вновь стал хмурым, словно огромная серая туча.
Зато послышался откуда-то из угла недовольный хриплый голос:
— Ага, конечно. Капитан тебя выручит мигом, освободит, помилует!
Правда, никто из присутствовавших не подхватил его, а Юстаса в трюме уже и не было, ибо он прошёл наверх на палубу, дабы обсудить кое-что с капитаном Фенстером, в то время стоявшим у носовой части и глядевшим вдаль, на спокойное, безмятежное море. Фрегат «Армагеддон», только что удалившись от острова Ямайка, неспешно плыл на северо-восток. На сей раз простился он с Новым Светом на долгие годы, если не навечно, и потому можно с точностью заявить, что его выход в дальние океанские воды был последним. А ведь что только не довелось ему и его экипажу встретить на своём невообразимо трудном пути!