Империя

Глава I

ТЕВТОБУРГСКИЙ ЛЕС

«Квинтилий Вар, верни мне мои легионы!»

Октавиан Август

Германия. Где-то вблизи города Ализо в расквартированных летних лагерях римской армии. У горящего костра сидели солдаты под навесом
из шкур животных и еловых мохнатых веток и горячо спорили о чем-то давно надоевшем. Мелкая изморось и прохладный ветер пронизывали тела людей до костей. Кутаясь в плащи и подкидывая дрова в огонь, они пили вино и все снова и снова что-то обсуждали. Дым наполнял их так называемое укрытие густым плотным туманом, который, пробиваясь через крышу шалаша, устремлялся куда-то вверх к кронам огромных деревьев, через которые, казалось, солнце никогда не доберется до земли. Вскоре из чащи послышался хруст веток и брань людей. Солдаты продолжали свой разговор, лишь один из них, вытащив копье из земли, кинул его молодому на вид парню со словами:
— Пойди посмотри что за шум.
Нехотя вставая и выползая с нагретого места, солдат пошел в сторону, откуда доносился звук, который становился все громче и четче.
— Кто там шляется? Кого нелегкая принесла?
После отборной ругани из леса выползли три человека, одетых
в римскую одежду. Двое из них тащили на плече копье, к которому была подвешена туша кабана.
— Свои, опусти оружие! Будь проклято это место! — отряхаясь от хвои
и листьев проревел первый из идущих.
— Я гляжу, вы не зря сходили на охоту, нам сегодня будет, чем поживится! — радостно воскликнул Дементий и в знак восторга поднял чашу с вином, выказывая тем самым уважение к пришедшим.
— Это да, здоровый кабан попался. После того, как подстрелили, эта животина еще полчаса гонялась от нас, пока не истекла кровью
и не испустила дух! — сбрасывая тушу к костру, ответил один из охотников.
— Кто же тот счастливчик, которому улыбнулась удача завалить такого зверя? Не уж-то это снова Ливерий?
— А то кто же? Никогда не видел, чтобы он промахивался. И как он только в него попал в этих непроходимых лесах? Каждый раз удивляюсь его меткости. Может, секрет откроешь, а? — приступая к разделки туши, ответил Кристиан.
— Брось, просто везение. Хотя и стреляю я отменно. Что есть, того не отнять, — наливая в чашу вина, с улыбкой на лице похвастался Ливерий
и, положив лук и колчан, присел поближе к костру.
Вскоре, разделав мясо и нанизав его на вертел, воины принялись жарить дары природы, которые им преподнесли эти леса. Через несколько минут воздух наполнился запахом жареного мяса, который заставлял организм жадно заглатывать голодную слюну и нетерпеливо ждать приготовления.
— Долбанная и мерзкая погода! Сколько можно стоять здесь без дела?
Я скоро сам здесь одичаю и превращусь в этих дикарей, измазанных краской и поклоняющихся своим умалишенным друидам. Мне рассказывали, что их жрецы приносят людей в жертву, дабы склонить богов на свою сторону. Говорят, они не щадят никого — ни детей, ни женщин, — что пьют человеческую кровь и получают от этого наслаждение, которое приводит их в бешенство и дает им огромную нечеловеческую силу.
— Не преувеличивай! — послышался чей-то голос. После чего, пригибаясь под навесом, к костру подошел человек в форме центуриона римского легиона. Солдаты, сидевшие в кругу, быстро встали и отдали знак приветствия.
— Не стоит, здесь все свои, — снимая шлем и повесив его на крючок, продолжил центурион. Я гляжу у вас хорошая добыча, неплохой вас сегодня ждет ужин. Запах стоит такой, что скоро сюда приползут все караулы, — усмехнувшись продолжил он.
— Вина, Корнелий?
— Не откажусь, — принимая чашу и усаживаясь поудобней у костра, ответил центурион. — Так кто отличился на этот раз? Неужто снова вас кормит лук Ливерия?
— Так точно, Корнелий. Если бы ни я эта свора жалких головорезов уже бы подохла с голоду. Они настолько ожирели, ничего не делая, в этих лесах, что стали похожи на женщин! — рассмеявшись, отрапортовал Ливерий.
— Ой, ой, ой! Кормилец, пока мы выгоняли этого кабана на тебя, ты прятался в кустах, а мы полдня топтались по этим мерзким лесам.
— Так я ж про то и говорю. Как говорится, кто на что учился. Кому-то стрелять, — поглаживая рукой тетиву ответил Ливерий, — а кому-то топтать грязь, как тебе! Я же не виноват, что у тебя руки не под то заточены!
Солдаты рассмеялись, а Ливерий, подмигнув глазом собеседнику, дал понять, чтобы тот не обижался.
— Корнелий, а ты как думаешь, друиды существуют?
— Ну, раз про них знают, значит, стало быть, существуют. Только преувеличений не надо, а то станете германцев бояться еще больше чем сейчас. А на счет того, что они безжалостны к своим врагам, так мы тоже добротой-то не славимся. Тем более, за что они нас жалеть будут? Не они к нам пришли, а мы к ним.
— Ты хочешь сказать, что мы тут попросту теряем время? Гнием в этих лесах ни за что?
— Я ничего не хочу сказать. Раз мы здесь, значит, так надо. Империи нужны земли и этим все сказано. Единственное, что меня тревожит, так это то, что вместо Тиберия наместником сюда поставили Вара. Его действия не приведут ни к чему хорошему. Он думает, что он поставит германцев на колени, так же как он склонил народ в Африке и Сирии. Нет, здесь все будет иначе. Эти варвары не так просты, как кажутся. Чует мое сердце, что будет что-то неладное.
— Да брось! У нас здесь три имперских легиона. Да что эти дикари могут сделать? Закидать нас камнями?
— Не стоит недооценивать врага, мой друг! Тем более Корнелий редко ошибается, — сурово сведя брови, ответил Кристиан.
За Рейном администрация императора Августа устраивала управление новой провинцией — Германией. Новая область Римской империи была создана на землях, отвоеванных у германских племен. Управлял регионом римский наместник Публий Квинтилий Вар. Этот человек явно не церемонился с местным населением, считая коренных жителей попросту дикарями, которых нужно словно животных выдрессировать и обучить, обучить Римскому праву. Как ему казалось, единственно верному. Наместник Вар открыто потворствовал произволу римских чиновников, насаждал повсюду судебные разбирательства и судил германцев по своим законам. Опираясь на три легиона, стоящих в Германии, он возомнил себя Богом.
— Да с чего ты решил, что местные племена готовят восстание? Даже если и так, то их вожди никогда не смогут противостоять нам! — сплевывая в сторону, проговорил солдат.
— Я не решил, я просто делаю выводы из того, что вижу и слышу. Вар слишком податливо верит тем, кого принижает. Он думает, если вождям дать римское гражданство и привилегии, то они станут покорными. Только вот беда в том, что зачем им наше гражданство, если они свободны на своей земле. Зачем он приблизил этого молокососа Арминия к себе? Тот постоянно требует у Вара отряды для усмирения населения.
— Ну, ведь если не усмирять местных, то они могут объединиться и тогда их будет гораздо тяжелее подавить, не так ли? — подойдя поближе к Корнелию, проговорил Кристиан.
— Да, ты прав. Болезнь лучше лечить на ранних стадиях, нежели запустить до летального исхода. Но неужели требуется столько отрядов для усмирения? Сам посуди, отводя войска по уголкам провинции, он ослабляет нас. И если что-то случится, то в распоряжении останутся только основные силы, а вспомогательные отряды не успеют собраться во время, так как этот «малыш» раскидал их по всей Германии.
— Но, Корнелий! Он же воевал на нашей стороне и сам император присвоил его к сословию всадников. Что ж ты думаешь, он будет убивать своих, чтобы потом спасти их? По-моему, это бред. Это из разряда масло масляное. Тем более, я видел его в деле. Он храбрый воин.
— Я хотел бы ошибиться, но чует мое сердце, этот парень еще покажет свое змеиное лицо. А насчет того, что ему оказали почести в Риме, так поверь мне, если бы я был на его месте, то освободителем своего народа я бы хотел прославиться гораздо больше, нежели получить подачку со стола врага. Ладно. Пустой разговор. Наше дело малое. Ну, что там с мясом? Запах прекрасный, да и вид зажаренной корочки тоже, по-моему, говорит сам за себя.
— Да, кабан поспел, — срезая кусок с вертела, проговорил воин. После чего передал дымящийся паром, горячий кусок жареного мяса центуриону.
— Чудный сегодня денек, даже несмотря на эту гадкую погоду. Что еще нужно для счастья войну?
— Ну, бабу бы не помешало! — тут же ответил Ливерий, оттяпывая шмат от кабана. После этих слов все, кто находился у костра, рассмеялись. Затем поднялся Корнелий и, держа свою чашу в руках, произнес:
— За Императора Августа! За нас! За наш XIX легион!
После этого все поднялись и повторили то же самое. Но, как только слова были сказаны, сзади послышалось фырканье лошади и чей-то голос монотонно произнес:
— Центурион XIX легиона Гай Корнелий Август, кто будет из вас?
Стоящие под навесом резко обернулись, некоторые схватились за оружие, так как никто не мог понять, как всадник оказался рядом с ними и его никто не смог заметить и услышать. Но Корнелий жестом руки показал, чтобы его парни остыли, и, выйдя вперед, прищурив один глаз, произнес:
— Кому я потребовался?
Перед ним находился всадник, на черном как ночь коне в темном военном плаще. Его лицо скрывал капюшон, с которого мелкими каплями стекала дождевая вода. Конь фыркал и, переступая с ноги на ногу, чавкал копытами в размокшей земле.
— Так кому я нужен? — повторил свой вопрос Корнелий.
Конь всадника поднялся на дыбы, после чего заржал, но наездник одернул поводья и, усмирив своего скакуна, произнес:
— Меня зовут Сципион. Я послан своим хозяином, дабы увидится
с наместником этой провинции Публием Квинтилием Варом. Мне известно, что вы отвечаете за гарнизоны в этой местности, поэтому я прошу вас провести меня до места встречи. А то сами понимаете, места неспокойные,
а одинокому гонцу не стоит бродить по ночному лесу одному.
— Вы правы, здесь не безопасно. Но почему вас послали одного и не сообщили мне о вашем прибытии?
— Я всегда передвигаюсь один. Одному легче скрыться и не выделятся. А вас не предупредили потому, что мое донесение очень важно и никто не должен знать, что я прибуду, до того момента пока не найду вас, — Сципион вытащил из-за пазухи свернутый папирус с императорской печатью и протянул ее центуриону.
Развернув его, Корнелий вдумчиво и медленно прочитал, что там написано, после чего передал его обратно. Он тут же отдал жест приветствия и, молча зайдя под навес, задумчиво остановился. Потом быстро надел шлем и произнес:
— Ливерий, Кристиан, берите оружие и следуйте за мной! Аврелий, возьми еще пятерых с заставы у реки и встретимся у большой горы. Нужно довести этого человека в резиденцию Квинтилия Вара в целости и сохранности.
— Ну вот, пожрали вкусного кабанчика, — поправляя пояс и беря оружие, пробормотал ели слышно Ливерий. — Ладно, мужики, не скучайте. Мы скоро. Оставьте хоть косточки обглодать, — продолжил он, выходя из-под навеса, где уже вовсю лил дождь. Посмотрев на небо, он нехотя вздохнул, так как не увидел ничего кроме густого черного неба и проливного дождя, который лил на него холодным потоком. Оставшиеся у костра проводили уходящих взглядом пока те не скрылись в темноте ночного леса. После чего подкинули побольше дров в огонь и принялись снова обсуждать их нелегкую солдатскую жизнь.
Уже поздней ночью солдаты во главе с центурионом оказались у резиденции наместника. Подойдя к воротам, за которыми доносилось веселье, их путь преградила стража.
— Стой! Чего надобно? Кто такие?
— Центурион XIX легиона Гай Корнелий Август! Сопровождаю гонца
с срочным донесением к наместнику Германии Публию Квинтилию Вару!
После этого войны Корнелия остановились, а он сам подвел за удила коня гонца и тот вручил грамоту стражнику. Прочитав ее, стражник скомандовал:
— Впустить! — и жестом головы показал, что прибывшие могут пройти внутрь.
Пройдя через ворота и оказавшись на территории виллы наместника, Корнелий приказал своим людям остаться у выхода. Сципион ловко соскочил с седла и передал поводья солдату. Тут же отряхнул с себя дорожную грязь, после чего скинул плащ и бросил на седло своего скакуна. Лишь тут Корнелий увидел его лицо. Перед ним стоял молодой человек красивой внешности с пронзительно карими глазами почти черными и яркими. Его взгляд резал словно нож, словно его глаза источали яркий солнечный свет, на который больно было смотреть. Он был обычного роста, физически крепок. Черные волосы были до плеч, выправка явно военная,
а лицо без всяких эмоций, словно нарисованное. Взглянув единожды на такого человека, его уже не забудешь. Корнелий сразу понял, что он прибыл сюда не просто так. Что после того как Сципион поговорит с Варом, что-то произойдет, что-то обязательно будет. В этом человеке он видел огромную силу, и некий страх прокрался в его сердце. Какой-то странный холодок пробежал по спине, говоря своему хозяину:
— Бойся его.
Но бывалый воин быстро откинул эти мысли в сторону и спрятал их где-то глубоко в душе.
— Пойдемте. Нас уже ожидают, — спокойным голосом, проглотив ком в горле, проговорил центурион.
— Я знаю, но нужно подождать еще мгновение.
Корнелий только уважительно склонил голову, давая понять, что как он скажет, так оно и будет. Через некоторое время двери распахнулась и, вносясь на полном скаку в ворота и мгновенно соскакивая с лошадей, появились всадники. В одном из них Корнелий признал Арминия, остальные видимо были его приближенные друзья. Прибывшие, быстро спешившись и передав лошадей прислуге, поспешно направились вглубь виллы.
— Ну вот, теперь можно идти.
— Конечно, — и они вдвоем направились вслед за прибывшими.
Оказавшись в доме, где уже шло веселье, Корнелий и Сципион остановились в дверях. Из толпы вышел уже подпитый наместник и, радостно обняв путника, воскликнул:
— Как я рад тебя видеть! Наверное, боги милостивы ко мне, раз ты все-таки явился!
— Я не мог по-другому. Мой господин прислал меня с вестью к тебе.
— Ах, дела, дела. Давай чуть позже. Проходи. Поешь, попей. Небось устал с дороги? Эй, как тебя там? Центурион!
— Да, наместник Вар.
— Ступай, ты свободен! А хотя поешь, а потом иди. Я сегодня добрый. Лучшие друзья в сборе. Жалко, что Марк не смог прибыть. Зато Арминий здесь.
— Да, я видел его, — ответил Сципион, удаляясь от Корнелия.
Развязав плащ и сняв шлем, Корнелий подошел к столу, взял кубок с вином, жадно испил его до дна, после чего оторвал кусок курицы и вышел на улицу.
Обед, в том числе и торжественный, Вар устраивал частенько.
Во время пира происходило не только принятие пищи, но и обсуждение военных и административных вопросов. Споры, похвала и ругань, зачатую, возникали к концу пира. Поэтому Корнелий избегал всяческих приглашений. Он никогда не отказывался, но оставался в стороне, тем более, зачем ему, воину, слушать то, как бывшие германцы лижут пятки, словно преданные псы, своему новому хозяину. Льстя ему, ублажая его самолюбие враньем о том, какой он гениальный правитель и военный талант. Он стоял, жуя курицу, и наблюдал, как рабы сопровождали хозяина на торжественный пир, неся с собой его парадную одежду и обувь, в которую знатные римляне переодевались перед едой. Корнелий уважал Тиберия, с которым воевал и откровенно сейчас ненавидел Вара за то, что тот приблизил к себе этих германских лжецов. Только вот одного он не мог понять. Откуда взялся этот странный человек и почему он выжидал время пока не прибудет этот «змееныш» Арминий, которого он ненавидел всем сердцем? Почему, он и сам не знал, но чувствовал, верил каким-то шестым чувством, что от него стоит ждать беды. Вдруг в темноте кто-то прошмыгнул и скрылся за кустами. Центурион, выбросив обглоданную куриную кость, с каким-то странным для него любопытством направился в ту сторону, где мелькнуло человеческое очертание. Тихо подкравшись, он услышал, как в сумерках разговаривают двое. Они вели беседу, почти шепотом, озираясь и прерывая разговор, прислушиваясь к каждому шороху. Корнелий стоял затаившись. Непролазный кустарник скрывал его, но и кто ведет беседу он не видел.
Он только, слышал:
— Теперь уже все готово. В ближайшее время они двинут легионы
в чащу леса.
— А вдруг он все-таки пойдет другой дорогой, что тогда?
— Не пойдет, он верит, что наш народ глуп, а их военная машина непобедима. Тем более лучшего времени и не придумаешь, их основные силы оттянуты в Понтию. Хотя восстание там подавлено, Тиберий вряд ли успеет перегруппироваться так быстро и прибыть со своими легионами сюда. Да и потрепали их там серьезно.
— Но три легиона — это тоже немалая армия. Вдруг все пойдет не так, как надо?
— Все пойдет именно так. На нашей стороне не только вожди племен, но и некоторые могущественные люди из Рима.
— А зачем кому-то из вечного города помогать нашему делу?
— Какая разница? Враг моего врага — мой друг. А тем более, если у нашего друга много денег и связей. Он все организовал и сделал.
— Мне не понятно единственное. Для чего?
— Для того, — послышался голос третьего. И этот голос Корнелий бы не спутал ни с чьим другим. Это был Сципион.
— Для того, что мой хозяин хочет, чтобы Рим узрел то, что позабыл, чтобы люди поняли, что они не так уж и беззащитны, что их непобедимая армия все же может проиграть и проиграть с позором, с таким, что они запомнят это на веки. Да, наместник Вар кое-что обещал моему господину, но позабыл, а он не прощает невежества. Все будет так, как задумано. Выйдя из летнего лагеря около Миндена, римская армия должна будет направиться на зимние квартиры в Кастра Ветере, но по совету Арминия она пойдет обходным путем, который ее и приведет к холму Калькризе. Где вы ее и уничтожите.
От услышанного у Корнелия помутнело в глазах, а горло пересохло. Дрожащей ладонью он закрыл глаза, в голове промелькнуло:
— О, боги! Три легиона и вспомогательные отряды будут вырезаны! Как? Почему? Нужно предупредить. Кого? Кого он собирается предупредить? Публия Квинтилия Вара? О том, что его приближенные и лучшие друзья хотят предать его? Не поверит, никогда не поверит.
Убить их! — рука сама потянулась за мечем, но остановилась. — Их трое и среди них этот подлый Сципион. Лживая двуличная тварь.
Если бы он не разбирался в людях, то кинулся бы в бой с тремя, не сомневаясь. Но этот незнакомец пугал его. Мысль сама пришла в голову:
— Спасти хотя бы своих. Не сможет же он Гай Корнелий Август бросить своих воинов. Но все равно нужно предупредить Вара. Может, послушает. Должен послушать.
Корнелий медленно попятился назад, но в темноте не заметил сухой ветки. Щелчок сломанной палки огласил тишину словно гром. Троица заговорщиков притихла. Центурион ясно слышал, как скользили медленно лезвия мечей доставаемые из ножен. Он уже приготовился к битве, но никаких действий не последовало. Пятясь назад и радуясь, что еще жив, он устремился к наместнику Германии. Устремился для того, чтобы хоть как-то постараться убедить его в нависшей над всеми беде.
— Почему ты не дал убить его? — проговорил один из заговорщиков, вкладывая меч в ножны.
— Зачем нужен шум на пире у наместника? Убив его, мы привлечем слишком много внимания, — сухо ответил Сципион.
— Но он все расскажет и все, что мы подготавливали столько времени, станет прахом.
— Кому и что он расскажет? Простой центурион будет клеветать на лучших друзей наместника, которого поставил сам император? Кто ему поверит? Глупцы. Рожденному ползать, летать не суждено. Ступайте
и приготовьтесь. Ваше дело выполнять, а не думать, — проговорил Сципион и, развернувшись, растворился во мраке.
Влетев в зал, где пировали, весь мокрый от пота и непогоды Корнелий схватил кубок с вином и, осушив его, швырнул в сторону. После чего шатающейся походкой, то ли от вина, то ли от мыслей в голове, поспешил вперед. Расталкивая людей, он словно слон пер к своей цели, с бешеными глазами, устремленными в сторону, где сидел Вар, у которого по правую руку, пристально смотря на приближающегося Корнелия, находился Сципион. С левой стороны сидел Арминий, который пил и смеялся, рассказывая что-то наместнику. Увидев эту картину, Корнелий замер,
в глазах помутнело.
— Что же это? Как же это так? Каким образом он оказался здесь? Я же… Я же… Не успел. Но как и где этот предатель обогнал меня? А этот «змееныш» скалит свой волчий оскал, наверное, в предвкушении того, что случится! — мгновенно пронеслось в голове.
Видя замешательство Корнелия Сципион дождался, когда тот поймает его взгляд. Глядя прямо в глаза центуриона, он поднял кубок со стола и, встав, произнес:
— За Императора! За наместника Германии Публия Квинтилия Вара!
За легионы Рима, преданных и верных друзей! — после чего, улыбнувшись и подмигнув Корнелию, осушил налитое. Толпа взревела, торжествуя и крича лестное наместнику. Корнелий стоял шатаясь, не понимая, что происходит. Знал он только одно, что Вар никогда не поверит ему. Зная о предательстве, он сам становится предателем, так как не может ничего изменить.
После того как народ утих Квентилий Вар поднялся и произнес:
— Я хочу поднять бокал за верных и преданных друзей, за Арминия, храброго война и верного друга!
Затем он повернулся к Сципиону и добавил:
— За тебя, и за Марка, который не смог прибыть. Я пью за вас!
Арминий и Сципион, встав, выпили вместе с хозяином дома, после чего поклонившись, сели. Видя это Корнелий молча развернулся и побрел
к выходу. В голове был шум, мыслей уже не было. Он понимал, что вскоре ему придется стать свидетелем катастрофы и что помочь он ничем не мог. Оставалось только одно — спасти свою центурию, своих людей, а для этого он должен пойти с ними. Пойти туда, куда поведет их Вар. А поведет он их на верную гибель. Забыв о том, что его люди остались ждать у ворот, он прошел мимо. Не слыша окриков, он даже не заметил того, что они пошли за ним, неся его плащ и шлем. Шли тихо, понимая, что их командир то ли пьян, то ли чем-то встревожен. Но из-за уважения перед авторитетом Корнелия молчали до самого лагеря, где он завалился спать.
Утро было ясным и теплым и от этого еще больше не хотелось просыпаться. Открыв глаза, Корнелий потянулся. Увидев себя
в обмундировании он нехотя встал и стал снимать кожаные доспехи, которые до кровавых мозолей натерли плечи и бока. Скинув ненужное, он вышел на улицу. Подойдя к чану с холодной водой, стал умываться и мыть тело, которое все ломило от боли. Но как только первые капли омыли его, в голове прозвучало:
— Арминий, Сципион, Вар! Моя центурия, мои люди!
И тут же словно по роковому совпадению прибежал, не пришел, как обычно, а именно прибежал солдат с личной охраны наместника:
— Гай Корнелий Август, центурион ХIХ легиона, вас срочно ждут у наместника Публия Квентилия Вара!
Он медленно повернулся, прибывший был один.
— Значит не арестован, — подумал про себя Корнелий. — Хотя могут прикончить и на месте. Эта лживая парочка, наверное, уже все продумала, пока ты спал. Хотя могли зарезать и ночью? Нет, ночью не могли, — видя у палатки своих людей, рассуждал про себя он.
— Скажи, скоро буду!
— Приказано сопроводить!
— Боятся, что сбегу! Тогда почему только один стражник? — снова подумал он, осматривая война. — Ну что ж, хорошо! Сейчас оденусь
и пойдем! — швырнув полотенце в сторону, буркнул он.
Добрались до резиденции наместника уже в полдень, когда тучи снова отвоевали солнце и пролили первые слезы на землю. По стоящим на привязи лошадям, Корнелий понял, что его пригласили сюда не одного. И явно не для того, чтобы прикончить. От сердца немного отлегло, хотя он и не знал, что будет дальше. Пройдя в комнату, где собрались все командиры легионов,
и, приветствуя присутствующих, он присел на отведенное ему место. Рабы внесли еду и вино, и, расставив съестное за столом, удалились. Корнелий понял, что речь пойдет о чем-то важном, и он почти был уверен, что разговор будет о том, что нужно будет выступать в поход. Мышеловка начала действовать. Оставалось ждать, когда она закроется. Все сидели, ждали только самого Вара. Через полчаса в сопровождении охраны вошел наместник. Он отдал приветствие, на что все присутствующие сделали то же самое. Сев на ременчатый стул, он произнес:
— Я собрал вас здесь не случайно. Недавно мне стало известно от моих верных сторонников, что в регионе между Висургием и Ализомом вспыхнули разрозненные очаги беспорядков, которые вылились в открытое восстание против Рима и нашего императора. Мною было принято решение подавить этот корень зла до зимы. Мой верный друг и сторонник Рима Арминий знает дорогу и эти леса как свои пять пальцев. Он со своим отрядом поведет нас через чащу в стан неприятеля. Неожиданным ударом мы уничтожим их и вернемся на зимние квартиры до наступления холодов. Есть вопросы?
— Но, господин! — встав, проговорил один из центурионов и добавил. — Идя в зимний лагерь мы должны взять с собой весь полный обоз с женщинами и рабами плюс продовольствие, вьючный скот. А пробираться со всем этим через незнакомую местность да еще и осеннее время…
Мы растянем свои силы и замедлим марш армии.
Корнелий слушал и не вступал в разговор. Он думал об этом и знал ответ Вара.
— Это пустой разговор, Арминий проведет нас через лес. Да, нам придется взять все с собой. Да, это ослабит нашу маневренность. Но я не собираюсь возвращаться сюда второй раз после того, как раздавлю этих жалких варваров! Тем более Арминий вышел с передовым отрядом вперед, дабы обеспечить безопасность маршрута.
Корнелий сжал зубы, желваки на скулах задергались, ком подступил к горлу. Он медленно поднялся, сжав кулаки, стараясь не сорваться, произнес:
— Господин, а если нас ждет засада на пути, мы не сможем противостать противнику. Войны обучены сражаться на открытой местности. Да и легкой пехоты у нас практически нет. Мы отправили ее почти всю для усмирения местного населения. Если враг нападет, мы будем не в силах сражаться
в замкнутом пространстве леса. Мои войны, как и большинство легионеров, набраны в средиземноморской части империи. Они не приспособлены и не обучены вести действия в лесистой местности.
— Что ты этим хочешь сказать центурион!? — поднимаясь со стула, бешено прошипел наместник Германии.
— Я хочу сказать, что нам нужно отложить поход до того, как подойдут части вспомогательной пехоты, а Тиберий приведет свои легионы из Италии, — смотря в бешеные глаза Вара, проговорил Корнелий.
— Ты думаешь, что ты вправе учить меня!? Или, может быть, ты сомневаешься в преданности людей императора!?
— Я оглашаю факты, о великий наместник, — склонив голову проговорил Корнелий.
— Я не позволю сомневаться в могуществе нашей армии! Я не позволю такому червю, как ты, порочить доблестные имена сынов Рима! Ты думаешь, что наши войска слабы и не справятся с какими-то жалкими германцами!?
— Я не говорю, что наша армия слаба, я имел… — но, не дав ему проговорить, Вар прокричал:
— Заткнись! Пошел вон!
— Да, повелитель, — поклонившись произнес Корнелий и вышел из-за стола.
Но тут же поднялся легат ХIХ легиона Публий Мартин Сатурн:
— Позвольте возразить, великий наместник! Я знаю Корнелия много лет, он служил под моим началом еще солдатом и храбростью добился звания центуриона! Его люди не раз показывали доблесть и смелость в сражениях. Отстранить его от похода было бы непростительной ошибкой. Боюсь, солдаты не поймут вашего решения, и я не ручаюсь за моральное состояние своего легиона, ведь он у них как легенда. Он принимал участие во многих походах и не раз доказывал свою смелость.
Корнелия остановили у выхода и дали распоряжение, чтобы он готовил своих солдат в поход. Выступление легионов должно было произойти через три дня, а до этого всем было поручено привести солдат в боевую готовность.
Все это время Корнелий был мрачнее тучи, почти не спал, не разговаривал, постоянно уединялся. На вопросы своих солдат отвечал резко и грубо, словно его подменили. По нескольку раз в день строил центурию, сам проверял амуницию и оружие. В последний день он вызвал к себе Ливерия и Кристиана. Те зашли в его палатку и застали его сидящим на стуле, на коленях у него лежал меч и он пристально всматривался в отблеск лезвия, словно хотел увидеть там что-то иное, а не просто блики начищенного железа.
— Звал, Корнелий? — остановившись в проходе, проговорил Кристиан.
— Звал. Садитесь.
— Да ладно, постоим, мы привыкшие, — с улыбкой ответил Ливерий,
но центурион глянул на него таким холодным взглядом, что тот, хлопнув по плечу друга, поспешил выполнить то ли совет, то ли приказ Корнелия.
— Завтра выступаем на рассвете.
— Но это понятно, не впервой, солдатам уже сказано отдыхать.
— Это хорошо, отдых нужен. Уставший воин, мертвый воин. Хочу сразу предупредить вас. Я долго думал и решил все-таки сказать вам, ведь у вас должен быть выбор. В походе нас ждет засада и скорее всего поражение, мышеловка захлопнется и все погибнут. Я воевал с вами не в одном сражении. Я многим обязан вам и поэтому предлагаю вам остаться здесь,
с караульным отрядом. Соответствующие бумаги я подготовил, — после этих слов он протянул грамоты. Ливерий и Кристиан удивленно приняли документы.
— С чего ты взял это, Корнелий? Мы же пойдем по землям верных херусков. Арминий их вождь, он предан Вару. А кто сможет напасть на нас на подконтрольных землях наших союзников? Не Арминий же, — усмехнулся Ливерий.
Корнелий снова поднял глаза, они дрожали, то ли от ярости, то ли от бессилия происходящего.
— Брось, не может этого быть. Скажи мне, что я думаю сейчас неверно.
— Арминий предаст нас и его гребанные лживые сородичи заодно
с ним.
— Откуда ты это знаешь?
Корнелий встал и вложив клинок в ножны, рассказал все как было, что он видел и слышал в тот роковой вечер когда сопровождал Сципиона в резиденцию к Вару.
— Вот это новость, — тяжело вздыхая пробормотал Кристиан. А Вар
в курсе? Хотя… Все ясно.
— Конечно, все ясно. Арминий его лучший приятель, правая рука
в провинции, герой, помощник Рима! Он распнет нас за такой донос. Это
в лучшем случае.
— Я пытался предупредить, меня не послушали. Я бы давно, наверное, уже болтался на воротах в лагере, как трус и клеветник, если бы не Публий Мартин Сатурн.
— Я думаю, солдатам об этом знать не стоит, — тихо произнес Ливерий.
— Это точно, — тут же поддержал его Кристиан. — Кстати, спасибо, конечно, за заботу, Пророк, но я думаю, Ливерий поддержит мое мнение на счет бросить тебя с отрядом одного. Кто ж тебе прикроет спину, если не мы? — он тут же порвал свою грамоту и бросил ее на пол. Как всегда с улыбкой на лице это сделал и Ливерий.
Скупая слеза скатилась по щеке центуриона. Стиснув что есть сил зубы, он прикрыл глаза. После чего отдал им приветствие, ударив себя в грудь, и поднял руку вверх. Его друзья сделали то же самое.
— Спасибо. Скажите солдатам, выступаем на рассвете.
— Да центурион! — ответили они в один голос и поспешно удалились.
Любой из нас когда-нибудь задумывается о том, что чувствует человек, когда умирает, или как он будет вести себя, когда придет эта вездесущая
с косой. Наверное, окончательно наши мысли развеются тогда, когда наступит тот роковой день, час, минута, секунда, когда перестанет биться наше сердце и последний глоток кислорода попадет внутрь еще теплого тела. Всем предстоит такая возможность ощутить это на себе.
Корнелий спал плохо. Пот стекал ручьями по спине центуриона. Ему снилось, что он идет по лесу. Холодный дождь льет стеной. Он один. Крики умирающих доносятся со всех сторон, но дождь такой сильный, что он не видит ничего. Сжимая судорожно в руках меч, он с яростью рубит все вокруг себя, словно за стеной воды есть кто-то или что-то. Что-то страшное и непонятное. Двигаясь вперед, он, внезапно, останавливается. Сквозь ливень он видит очертание человека. Тот стоит неподвижно и вдруг произносит:
— Спасай детей! — после этих слов почва словно уходит из-под ног.
Он падает вниз и оказывается в воде, тяжелые доспехи тянут в низ.
Его охватывает паника от того, что он не сможет выбраться на поверхность. Беспорядочно и судорожно барахтаясь, он старается вдохнуть хотя бы еще один глоток воздуха. Устав и обессилев, его тело уходит под воду. Он слышит как громко и четко пульсируют удары сердца в висках и снова раздается голос:
— Спасай детей! — от этого он вскакивает с постели и слышит звук трубы, который будит лагерь на построение. К нему залетает Ливерий, объясняя, что центурия уже построена и ждет его, а легион готовится выдвинуться. Корнелий быстро одевается и уже через некоторое время легион покидает лагерь, выдвигаясь туда, куда повел их наместник Германии Публий Квентилий Вар.
Так три легиона двинулись в ловушку, которой стала Тевтобургская долина близ холма Калькризе. После переправы через реку колонна вошла в труднодоступный гористый, поросший регион, называемый Тевтобургским лесом. Погода резко ухудшилась, пошел затяжной дождь. Дорога стала скользкой и ненадежной. Предстояло форсировать наполнившиеся водой овраги, речки и болота. Солдаты растянулись среди телег и вьючных животных.
— Корнелий, — подбежав, проговорил Кристиан и, отдышавшись, продолжил. — Мы не выслали разведку, и только наша центурия идет боевым строем. Легионы растянулись на несколько километров. Такое ощущение, что мы просто прогуливаемся здесь. Солдаты спрашивают, почему только мы маршируем в боевом порядке?
— Сохранять строй и скажи им, пускай будут на чеку. Да, и пускай шлемы никто не снимает.
В этот момент с холма послышался крик германцев и из кустов, словно жужжащий улей, поднялись вверх дротики и стрелы, мгновенно обрушившиеся на римлян. После этого с холма с бешеным криком ринулись раскрашенные боевой краской войны.
— Засада! Центурия, сомкнуть ряды, приготовится к бою! — словно зверь проорал Корнелий.
Через мгновение воины столкнулись, началась рубка. Шедшие в боевом порядке войны Корнелия, успев встретить врага, оттеснили их обратно, не понеся потерь. Остальных изрядно потрепали. Германцы как неожиданно появились, так неожиданно и отступили. Подобрав раненых, войско двинулось дальше. По мере продвижения противник делал небольшие быстрые вылазки. Не втягиваясь в бой, германцы наносили удар и тут же отступали, пользуясь тем, что прекрасно знают местность. Возможности преследовать их не было. Кавалерия и вспомогательные отряды были где-то впереди. Командиры растянувшегося войска уже не ориентировались в происходящем. С каждым часом давление восставших усиливалось. Хотя германцы проигрывали по численности и выучке римскому войску, они умело создавали перевес в тех местах, где легионеры были меньше всего защищены. Корнелий тщетно пытался хоть как-то организовать растянутые войска, которые были поблизости от него и которые потеряли своих командиров, приходилось действовать на свое усмотрение, так как беспорядок в разрозненном войске был ужасающий. Все это бедствие усложняла отвратительная погода, обложной дождь размывал дороги, войны и обоз вяз в грязи.
— Корнелий! Корнелий! — подбегая к центуриону, кричал окровавленный Ливерий.
— Что случилось!? Ты ранен!?
— Нет! Слава богам это не моя кровь! — чему-то радуясь и улыбаясь, продолжил Ливерий. — Корнелий, ты не поверишь! Кристиан пленил интересного варвара. Похоже, не из простых воинов. Сражался как животное, убил троих наших, прежде чем мы его скрутили.
— Отлично! А чему радуешься-то?
— Как чему? Что живой еще! — рассмеялся снова Ливерий.
— Смотрите, не убейте его раньше времени, я скоро подойду, нужно вытрясти из него все, что он знает. Пускай Аврелий займется этим варваром, мне нужно знать то, что знает он. Пусть хоть на ремни его режет, но узнает, где они готовят основной удар. Да, и смотрите в оба, они попытаются его отбить, если он действительно важная птица, как ты говоришь.
— Да, командир, все сделаем!
— Постой! Что у нас с потерями?
— Трое убиты, восемь ранено, двое из них тяжело, скорей всего помрут, до вечера не дотянут. Потери незначительные по сравнению с остальными, благодаря тебе. Шли бы как все, вразвалочку, давно бы половину центурии осталось. А так, держимся! Эх, хотел бы я посмотреть на наместника Вара, когда об этом узнает император, если конечно доживу! — снова улыбаясь, ответил Ливерий.
— Доживешь! Надо дожить! — сухо обмолвился Корнелий.
Вскоре пришли хорошие вести, дошел слух что «голова» колонны, то есть XVIII легион, сразу после нападения принялся разбивать лагерь под прикрытием XVII легиона. Как только новость дошла до Корнелия, он тут же подозвал к себе Кристиана.
— Оповести всех, скажи, что двигаемся к Черной топи. Там наши разбили лагерь!
Медленно продвигаясь под постоянным обстрелом, войска вскоре добрались до лагеря. Не успев войти в ворота, к центуриону подбежал префект лагеря и сообщил, что весь командирский состав ждет у себя Квинтилий Вар.
Наместник Германии ходил по военной палатке чернее тучи. После того, как войско попало в засаду, он словно постарел на глазах, как-то высох, нервно дергал шеей и, потирая руки, что-то бормотал себе под нос. В этот момент в палатку зашел Корнелий. Как оказалось, состав командиров изрядно поредел. Германцы что есть силы, старались вырезать именно тех, кто командует солдатами, и это было правильно с их стороны. Внезапно Вар побагровел, вены на шее набухли и он, ударив по лицу легата XVIII легиона, проревел:
— Безмозглые, тупые ублюдки!!! Как я могу полагаться на вас, когда вы не смогли дисциплинировать мое войско!? Вы не смогли организовать легионы на марше и дать отпор этим дикарям!
— Позвольте, но мы остались без прикрытия! Где была конница Арминия и шесть когорт вспомогательной пехоты!? — внезапно выдвинувшись вперед проговорил Корнелий. Вар перевел взгляд на него и небрежно произнес:
— Не говори мне об этом варварском выродке! Я не желаю слышать его имя в своем присутствии!
Центурион еще не знал, что Арминий предал их, точнее сказать он знал, что он предатель, но он не ведал о том, что конница Арминия зашла в тыл и уничтожила вспомогательную пехоту, оставив их полностью без прикрытия. Когда ему сообщили об этом он, прикрыв глаза и сняв шлем, проговорил:
— Господин, нам нужно отступить. Пока еще не поздно, пока еще есть такая возможность.
В палатке настала тишина. Все понимали, что сейчас центурион, хоть и многоуважаемый, но центурион, просит Вара отступить, то есть сдаться.
— Что еще ты мне посоветуешь, Корнелий!? Может тебя поставить на свое место!? А!? Кто еще так думает!?
Все, кто находился, опустили глаза в пол, пытаясь не смотреть на Вара, который трясся от злости и от того, что Корнелий прав. Был прав еще тогда, когда говорил о том, что нужно дождаться Тиберия. Но разве может он, Квентилий Вар, признать, что какой-то простолюдин прав, а он нет? Что он, убаюканный красивыми речами Арминия, повелся на эту авантюру и попал в ловушку? Что тот, кому он верил больше жизни, предал его, а этот Корнелий прав, прав как всегда? Видимо не зря ценил его Тиберий, видимо не зря.
— Так кто еще так считает!? Видишь Корнелий, все за то, чтобы продолжать движение! Или ты не веришь в нашу победу!? А может, ты сомневаешься в силе Рима и его императора!? Когда закончится этот поход, я лично вышвырну тебя из легиона! И никто тебе не поможет! А теперь приводите войско в порядок, лишние обозы сожгите. Завтра выдвигаемся!
В душе Вар понимал, что неправ. После предательства Арминия он и не надеялся подавить мятеж, он хотел добраться хотя бы до зимних квартир с войском в целости и сохранности.
— Безумец! Упрямый выскочка! Глупец! Не понимает, что тянет всех в бездну! — ругаясь, подходил Корнелий к своей центурии.
— Гляжу, все как обычно. Вот я удивляюсь, почему он тебя не отравит или не убьет? Ведь ты у него поперек горла, а все живой. Не понимаю! — рассмеявшись, сказал Ливерий. Казалось, что этот человек в вечно хорошем настроении. Корнелий иногда думал, что даже смерь, наверное, будет смешить этого человека. Я так понимаю, Вар ведет стадо на скотобойню?
— Ты прав, хорошего мало.
— Отнюдь! Мы тут часок поработали с нашим гордым варваром. Так он тебя хочет видеть. Говорит, что слышал о тебе. Дурь, правда, несет всякую. Ну, да ладно. Пойдем, сам послушаешь, а то Кристиан с Аврелием еще перестараются с допросом. Сам знаешь, им только волю дай. Тем более, после сегодняшнего то дня.
Когда Корнелий увидел пленника, тот лежал на земле избитый и истерзанный. Присев он схватил его за шиворот и произнес:
— Как зовут!?
— Эдгар, — сплевывая кровь и закашливаясь, произнес германец.
— Говори, где вы готовите основной удар? Что задумал ваш предводитель Арминий? Какие племена принимают участие в восстании и кто его организатор!?
— Я буду, говорить с тобой наедине!
— Ах ты мерзкое животное! — прокричал Аврелий и с силой ударил его ногой в область живота. Эдгар скрючился и застонал. — Еще условия свои ставить будет!
— Постой. Успокойся. Если он что-то знает, пусть скажет. Оставьте меня с ним, послушаем, что ему известно и почему он хочет пообщаться именно со мной?
— Как прикажешь, — презрительно плюнув на пол, ответил Аврелий. После чего еще раз ударил пленника.
Оставшись наедине Корнелий молча смотрел на плененного германца, который стонал от боли, но все же набрался сил и посмотрел в глаза своему мучителю.
— Что? Ненавидишь нас?
— Вас все ненавидят. Вы приходите в чужие земли, отбираете жилье, кров, убиваете! А все потому, что думаете, что вы лучше других. Считаете остальных дикарями. А сами? Сами утонули в разврате и похоти! Вы сами дикари и звери!
— Все сказал?
Эдгар презрительно смотрел в глаза, не отводя взгляда.
— Почему ты хотел видеть именно меня?
— Потому что когда Арминий привел великого человека к нам, он говорил о тебе. А когда твои войны пленили меня, я услышал твое имя и хотел посмотреть на тебя.
— Зачем?
— Хотел увидеть того, с кого начнется падение вашей империи!
— Кого привел Арминий? Отвечай!
— Я не видел его раньше. Говорили, что он римлянин. Только вот не знаю, почему он тогда вас так ненавидит? Хотя, наверное, вы дожили до того, что стали ненавидеть сами себя! Скоро вы узнаете наш гнев. И будут этот день передавать из уст в уста, как мы сокрушили вашу гордыню и веру во вседозволенность! Больше я не скажу тебе ничего! Знай, скоро час расплаты! Не знаю почему Сципион говорил, что все начнется с тебя? Ведь ты простой центурион, даже не знатного рода. Что ты можешь римлянин?
— Сципион? Ну, конечно! Арминий бы не додумался до такого сам! — тут же воскликнул Корнелий, после чего подумал. — Кто же ты такой, кто обвел вокруг пальца всех и вся, и для чего тебе нужно погубить столько народу!? Почему не убил меня там, на вилле? И Вара? Слишком много вопросов.
— Что ты можешь римлянин!? Что ты можешь!? Теперь вы бессильны и не можете с этим ничего поделать! — снова закричал пленник.
— Ты прав! Тут ты абсолютно прав. Аврелий! Аврелий! Избавь его от мучений, — спокойно проговорил Корнелий и пошел прочь от варвара.
Он только услышал, как скользнуло лезвие по ножнам, а после — глухой крик и тихий стон. Пленник был обузой, даже если бы он и рассказал все. «Старый» воин не оставил бы ему жизни. Мертвый враг хороший враг. Так было всегда. И Корнелий знал это не хуже других.
Вскоре к Корнелию пришли командиры легионов в тайне от Вара. Они пришли к человеку ниже себя по званию, но, как было им ни прискорбно, они понимали, что этот воин знает свое дело и что к его мнению прислушиваются не только солдаты, но и сам Тиберий. Они знали, что Корнелий состоял в легионе приемника императора и не пошел с ним в поход лишь по тому, что был ранен. Вар открыто ревновал к военному мастерству центуриона и всячески препятствовал ему во всем. У него давно был приказ возвести его в примипилы, подписанный самим Октавианом Августом. Но он решил попросту забыть об этом, считая, что простолюдин не может иметь такого высокого военного звания. Выслушав пришедших, Корнелий поделился своими мнениями об этой операции и, выслушав мнения других, дал несколько советов. Обсудив планы на утро, они решили действовать вопреки приказам Вара и идти боевым строем до места дислокации. Корнелий не сказал им ничего о том, что слышал от пленника, и о том, что знает о предательстве Сципиона. Хотя кто такой этот странный незнакомец он не знал. Он прекрасно понимал, что будет и что уже не в силах остановить то, что началось. Нужно было просто дойти до конца. Он устал от глупостей наместника, от причуд его приближенных. Единственное, что он хотел — это хоть как-то спасти тех, кем он командует.
На рассвете легионы вышли со всеми предосторожностями, как и было решено. Как ни старался Вар ускорить продвижение, как ни приказывал, командиры все как один находили какую-либо причину для того, чтобы сохранить боевой порядок и двигаться как можно слаженнее всем войском. Путь их пролегал по открытой местности, и подкрасться к идущим колоннам было весьма затруднительно. Но и теперь не обошлось без некоторых потерь, хотя нападения германцев случались явно реже.
— Ох, гляди, Корнелий! Если все пройдет как надо, проболтаются они, что это ты их надоумил. Ну а там, сам знаешь, сожрет он тебя с дерьмом и не подавится. Давно он на тебя виды имеет, а успех себе припишет, как обычно. — идя рядом с центурионом, проговорил Кристиан.
— А что, глянь, как они хвосты-то поприжали, почти и не видно никого. Эй, твари волосатые! Что, попрятались крысы лесные!? — радостно проорал, как всегда с каким-то веселым задором, Ливерий.
— Тише. Не стоит радоваться раньше времени.
— Да брось, доберемся до места расквартировки, дождемся Тиберия с легионами и перебьем этих дикарей как псов паршивых, — сплевывая в сторону, буркнул Аврелий.
— Они не нападают, потому что у них нет хорошей кавалерии, которая очень пригодились бы в данный момент, пока мы на марше. А Арминий сейчас, скорее всего, со своими всадниками уже мчится сюда им на помощь. Так что радоваться-то не чему.
— Слушай, пророк, вот умеешь ты все-таки поднять настроение, утешить, так сказать, своих подчиненных. Мог бы хоть и промолчать.
— А что, Ливерий? Тебе от моего молчания легче бы стало?
На второй день римляне выступили также очень осторожно, тесно сомкнутыми рядами. После двухмильного перехода, уже под вечер (утро ушло на безнадежные попытки разведать силы противника), авангард подошел к Дэрскому ущелью, покрытому густым лесом. По всему периметру явно просматривались германские силы, которые не собирались уступать им дорогу.
По римским военным законам нельзя было начинать какое-либо сражение, не обезопасив войска укреплением, за которым в случае нужды можно было бы укрыться для перегруппировки или просто для обороны. Поэтому Вар по совету высших командиров решил разбить лагерь, дабы войско смогло отдохнуть и поесть. А на следующий день, опираясь на него, Квентилий Вар собирался пробить себе путь через ущелье, приказав всем командирам ударить в лоб, надеясь на численный перевес и лучшее вооружение солдат. Лишь только несколько отрядов он предполагал отправить в обход, да и то через горы, которые имеют слишком пологий склон.
Почти под утро, весь грязный и промокший, шатаясь, к костру, где сидели центурион, Ливерий и Аврелий, подошел, а точнее почти на полусогнутых ногах добрался, Кристиан. Упав на колени, он схватил котелок с водой и жадно стал пить. Затем вытерся и, отдышавшись, произнес:
— Жопа! Полная жопа! Ты как в воду глядел. Они готовят там западню для нас. Это ущелье в горах в самом узком месте образует проход примерно шагов в 250-300. Это так, на глаз. Высоких деревьев нет. Только вереск. Рядом течет маленькая речушка. Повсюду болота и топи. Дорога через ущелье раздваивается и пролегает по двум сторонам по склонам гор. Ширина в 300 шагов в принципе дает возможность для удара, но песок до предела затруднит движение и все равно заставит пробираться по склонам гор. Кроме того, эти твари заранее понаставили засеки в узких местах ущелья.
— Ясно. Значит, все-таки Арминий перехитрил нас. Молодец! Хвала и уважение! И что больше всего меня пугает, скорее к утру он будет здесь со своей конницей. Как бы не зашел он к нам в тыл. А где их основные силы?
— Германцы расположились на подступах к ущелью, на песчаных дюнах и на склонах гор.
— Значит, как только мы углубимся, они захлопнут мышеловку. Начнем отступать, Арминий преградит путь кавалерией. Как все чудно складывается! Для полного счастья не хватало еще дождя завтра, что бы уж полное дерьмо было. Чтоб уж вляпаться так по шею!
— Ну, а что ты предлагаешь?
— Ничего. Надеюсь на грубую силу нашей армии. Что нам все-таки удастся продавить их лобовой атакой. Когда туда войдем, слушайте меня. Только меня. А сейчас отдыхаем. Кристиан, там мясо лежит и немного оливок, поешь и отдохни. Ты молодец! Скоро бой, нужно набраться сил.
С рассветом войско вышло из лагеря и, построившись в боевой порядок, приготовилось к атаке, все ждали только приказа Квинтилия Вара. Сам наместник появился чуть позже. Не спеша, он сел на коня и, оценив ситуацию, подъехал к собравшимся командирам. Раздав приказы, он нехотя махнул рукой. И тут же в разные стороны побежали центурионы, примипилы, трибуны и другие командиры войска, стараясь быстрее отдать приказ своего господина. И в мгновение кажущаяся бестолковой толпой собравшихся людей армия начала принимать боевой вид и строй, делясь на центурии, когорты и манипулы. Практически мгновенно, сомкнув ряды, легионы протрубили о готовности начать бой. Публий Квинтилий Вар, сидя на гнедом жеребце, радостно смотрел вперед. Скакун танцевал под ним, поднимаясь на задние ноги, фыркая, тряс гривой, чуя предвкушение битвы. Знал ли наместник Германии и бывший пропретор Иудеи, друг самого императора Августа, что это последний день его жизни? Что после какого-то мгновения, когда он отдаст приказ атаковать, его имя проклянут в веках и нарекут в Риме самым бездарным полководцем? Его имя вычеркнут из манускриптов, а всех, кто принимал участие в битве, предадут забвению. Знал ли, чувствовал ли он это? Кто знает? И вот роковой час пробил. Рука поднялась вверх и резко опустилась вниз. И мгновенно по воле одного человека тысячи людей пошли вперед. Еще веря в победу и надеясь на успех, под звуки труб и барабанов легионы двинулись в бой.
Сначала лобовая атака была удачной. Натиск тяжелой пехоты был настолько стремительным, что легионеры взяли штурмом первые песчаные холмы у входа в ущелье, наголову разбив германцев. Но постепенно бой принял затяжной характер. Около километра от начала входа в узкую часть ущелья римляне продвигались с боем, тесня германцев.
— Держите строй!!! Не растягивайтесь, они этого и ждут! — орал во все горло Корнелий, но легионы продолжали ломать боевой порядок, теряя строй и все больше и больше втягиваясь в лощину между склонами гор.
Меж тем германцы, дождавшись, наконец, когда сомкнутые ряды противника полностью развалились, стали спускаться с гор и буквально нависать над оголявшимися флангами ведущих бой легионеров.
— Вверх! Смотрите поверх гор! Ливерий! Кристиан! Наверху!
Ливерий мгновенно забрался на холм, спрятавшись за камнем, принялся стрелять из лука, ловко попадая в цель. Кристиан развернул шеренгу центурии и прикрыл тыл ведущих бой спереди.
Германская конница во главе с Арминием, от которой было мало пользы в горах и в лесу, осталась на равнине. Предугадав обход Вара, Арминий атаковал колонны римлян и, разбив их, зашел в тыл основным силам противника.
Сверкнула молния, и первые раскаты грома повергли Корнелия в ужас. Он поднял голову вверх и беспомощно посмотрел на густые свинцовые облака, из которых словно из решета полетели первые капли, через мгновение обернувшись проливным дождем.
— О, боги! Только не это, — уже беспомощно пробормотал центурион.
Тем временем погода только ухудшалась. Воинам, штурмовавшим песчаные дюны, он был не страшен — песок хорошо пропускал воду и даже становился более удобным для передвижения. Но, как только солдаты попадали в заросли по склонам гор, почва под их ногами становилась скользкой и ненадежной. Легионеры поскальзывались и, падая, катились пластами к разъяренным германцам, которым оставалось попросту добивать беспомощно лежащих римлян. Проливной дождь угнетающе действовал на психику, одежда намокала и становилась тяжелой, нарушилось руководство войсками. Сила натиска ослабела, а вскоре и вовсе захлебнулась. Войско оказалось запертым в ущелье. Нужно было перестроиться и продолжить атаку. Но в этот момент Вар подал приказ отступить и перестроение сделать у лагеря, а после проложить атаку.
— Как отступить!? Мы почти закрепились у выхода! Перестроиться можно на месте! Он погубит всех! Что он творит!? — узнав о приказе, проорал Корнелий. И в тот же момент увидел, как вырвавшиеся вперед когорты стали возвращаться к основным силам. Напрасно пытался их остановить центурион. Боевые порядки римлян смешались. В этот момент германцы, видя беспорядочное движение врага, разом пошли в атаку. Особенно сильным был удар с фланга, который нанесла конница Арминия. Не выдержав натиска, в место перестроения у лагеря солдаты в панике кинулись внутрь укрепления. Центурия Корнелия, выйдя с боем из ущелья, видела, как конница легата Валы Нумония ускакала вместо того, чтобы прикрыть бегущих от удара Арминия.
— Трусливая сука! Назад! Будь ты проклят! Назад! Они же их всех перережут! — тщетно орал Корнелий командиру кавалерии.
Началось избиение отступающих, надежда на спасение была утеряна.
В этот момент германский отряд с криком ринулся на центурию Корнелия.
— Сомкнуть ряды! Приготовиться к обороне! Держите строй! Держите строй! Аврелий, ты рядом со мной! Кристиан, Ливерий, вы с правой стороны, не дайте разрушить боевой строй!
В этот момент людская лавина ударила в живую стену. Началась нешуточная резня. Яростные глаза, лицо в лицо, хриплое прерывистое дыхание, кровь и отборная ругань. Добирались друг до друга, затаскивали к себе в строй, добивали, ломая мечи и копья, доставали кинжалы и резали, резали, резали друг друга. Корнелий пятился назад, отступая по трупам, пытался держать строй. И вот в одно мгновение повалили Аврелия. Крик сквозь шум боя, словно гром, прогремел в ушах Корнелия. Он сразу понял — убили! Обернувшись, он увидел, что от его центурии осталось лишь половина. Половина тех, кого он так берег, берег словно детей. Обезумев, бросив щит, он схватил второй меч, лежавший у ног убитого Аврелия, и со звериным криком кинулся в гущу шевелящихся тел, рук и острого железа. Рубил и крушил, словно без устали, ломая щиты, пробивая головы и доспехи германцев. Его несколько раз ранило, боли он не чувствовал. Поваленный моментально вскакивал и снова кидался в мясорубку. Свалил какого-то огромного германца, который вскользь рассек ему правую сторону лица и принялся топить в жижи из грязи и крови, затем долго рубил кинжалом пока тот беспомощно ни раскинул руки и перестал шевелиться. Корнелий стоял на вдавленном в грязь теле, качаясь от усталости и ослепший от заливающей его лицо крови. Хрипя, он тяжело дышал. Его окружили свои солдаты и, прикрыв щитами, стали отступать. Он понял, что они отбили атаку. Теперь надеяться стоило только на себя и самостоятельно попробовать пробраться через горы и выйти из ловушки. Поднявшись на вал, центурион обернулся и ужаснулся увиденному. Повсюду лежали римские солдаты, войско было уничтожено: кто-то бежал лесом, где становился легкой добычей противника, кто-то — назад по дороге, кто-то (немногие) сдавался в плен. Германцы сгоняли живых и раненых в кучу, словно скот. Чуть выше он увидел, как на ровном холме стоят два всадника. Это был Арминий и Сципион. Хотя они были и далеко от него, он узнал их. Корнелий сжав зубы, поднял вверх окровавленный меч и что есть мочи заорал. Заорал словно умирающий зверь. Так, что его крик заглушил на секунду все вокруг. Все обернулись на центуриона и хотели было кинуться вдогонку, но Сципион тут, же крикнул:
— Стоять всем! — потом понизив голос, спокойно проговорил Арминию. — Пускай уходят.
Улыбнувшись, он вытащил меч и в знак то ли уважения, то ли насмешки поднял его так же, как сделал Корнелий. Увидев это, центурион хотел рвануться к ним, но Ливерий и Кристиан стащили его с холма и все устремились в гущу леса, туда в темноту, подальше от смерти.
— Почему ты остановил моих воинов!? — сведя брови, и нахмурившись, злобно прошипел Арминий.
— Сделай лицо попроще, вождь варваров. Ты хотел освободить свой народ от римлян? Ты сегодня сделал это. Ты хочешь утолить жажду мести? Так посмотри вниз, у твоих воинов есть мясо для развлечения. Я думаю, им хватит всем, чтобы утолить жажду крови. А на этого центуриона у нас свои планы. Если бы мы хотели его смерти, я бы сделал это еще на пиру. Радуйся, что этим походом командовал Вар, а не он.
— Если ты думаешь, что сможешь управлять мною, то ты ошибаешься! Скажи так же своему хозяину, что ваша заслуга лишь в том, что смогли отослать Тиберия. А так, мои войны разгромили бы римлян и без вашей помощи! — ударив коня в бока, и тронув поводья, проговорил Арминий.
— Я передам. Ты освободил свой народ от захватчиков, теперь попробуй сохранить независимость Германии от своих же собратьев. И помни, вождь варваров, ты дал клятву моему хозяину. Боюсь, он не поймет твоей гордыни и перемене слову.
— Предай ему, что у меня свои боги, а его бредни я слушать больше не собираюсь!
— Боги у всех одни, Арминий. Ты скоро поймешь это. Вар думал так же, как и ты, но от обещания уйти нельзя, от него можно только избавиться, через смерть, — тихо проговорил Сципион и, развернув коня, скрылся в чаще леса.
Почти сутки, войны Арминия казнили и пытали захваченных пленников. Германцы принесли в жертву Тору и другим своим богам, прежде всего, центурионов и трибунов. Пленных вешали на деревьях, отрезали головы и прибивали их к вековым дубам. С особой жестокостью расправлялись с захваченными римскими судьями. Почти всем воинам отрубили ноги, дабы те после смерти не смогли добраться в мир духов и обрести покой. Арминий наслаждался победой. Все племена ликовали, празднуя освобождение от римского ига. Арминий стал символом сопротивления завоевателям, был признан многими племенами и провозглашен королем Западной Германии. Он получил все, что обещал ему тайный хозяин Сципиона. Но, как известно, за все нужно платить. А пока он был на коне и радовался жизни и своей славе.
Пробираясь по лесу, Корнелий с остатками своих солдат и еще немногими, присоединившихся к нему, кто вовремя увидел, как его центурия отбила атаку и стала уходить. Чудом пробившись через кольцо германцев, они, уставшие и измученные, вышли через четыре дня к Рейну и, перебравшись через него, вошли в ближайший гарнизонный лагерь, где их встретили свои. Это потом Корнелий узнает, что сам Квинтилий Вар покончил с собой, бросившись на меч, дабы не постичь позора плена. Что его примеру последовали все приближенные офицеры. Что Арминий, обнаружив труп своего бывшего «друга», в злости отсек ему голову и в качестве подарка направил римскому императору. Что в том злосчастном лесу было уничтожено три легиона отборных воинов. Что всех предали забвению, лишив всех почестей и наград, выплат и обещанной ветеранской пенсии. Что он, отслуживший столько лет на благо империи, выброшен на задворки и забыт. Забыт как вещь, которая стала не нужной. Он пока не знает о том, что дома при родах второго сына умерла его любимая жена Агрипина. Что хозяйство держится на честном слове оставшихся рабов, которых он приводил с прошлых походов, но сделал их вольноотпущенными, и те трудятся на него из-за уважения и человеческой преданности к своему хозяину. Все это он узнает лишь потом, а сейчас он лежит на кровати и лекарь вычищает его раны. Его лихорадит от простуды и полученных увечий. Он не узнает никого вокруг себя, его жизнь, кажется, висит на волоске. Хриплое дыхание иногда прерывается и тогда Ливерий или Кристиан, которые по очереди дежурят у его кровати, смачивают его губы водой и меняют холодную повязку на лбу. В бреду он бормочет лишь одно:
— Сципион, будь ты проклят.
По мраморному блестящему полу, в котором можно было видеть свое отражение, шли сенаторы и знатные люди Рима. Шли, проходя залы, шли и дрожали от той вести, что несут своему божественному императору. Шли, шушукаясь, все никак не могли решить, кому говорить о том, что произошло в Тевтобургском лесу. Среди них также шел всеми уважаемый в городе сенатор и один из богатейших людей империи Клавдий Марк Нейрон. Он держался с краю ото всех, ни с кем не разговаривая. Он лишь оглядывал идущих людей, которые трепетали сейчас от одной мысли, от одного взгляда того, к кому они направляются. И вот преторианцы отступаются перед идущими. И вот он сидит, опершись на руку на своем ложе. Рядом лежат его любимые псы. Рабы обмахивают его тело опахалом. Он смотрит на них пристальным, великим и мудрым взглядом. Ждет. Ждет того, о чем сам боится подумать. Хотя вести уже летают черной птицей по вечному городу, а люди, преувеличивая произошедшее, пугая сами себя, запасаются продовольствием, зная о том, что предатель Арминий уже выслал страшный подарок их императору. Октавиан опускает глаза, затем произносит:
— Ну, так что хотят сказать мне мои уважаемые сенаторы, мыслители и полководцы? Что привело вас ко мне? Почему на ваших лицах я вижу ужас и страх? Разве так подобает выглядеть людям, которые правят миром?
Все стоят словно статуи, с бледными лицами, с глупыми, растерянными глазами. Немую сцену прерывает Марк, он словно тень медленно выходит из-за спин пришедших и словно невзначай говорит:
— Вар разбит, XVII, XVIII и XIX легионов больше не существует, Арминий предал вас и мы больше не контролируем земли Германии.
Октавиан меняется в лице. Раб, который создавал прохладу императору, ссаживается и, трясясь, пятится назад. Преторианцы опускают взгляды в пол, дабы не дай бог встретится взглядами с Августом. В огромном дворце наступает тишина такая, что слышно как летает и жужжит муха, невольно оказавшаяся в этот момент где-то под сводом потолка. Октавиан Август привстает и, шатаясь, подходит ближе к сенаторам. Те словно шавки при виде волка, стараясь не смотреть на него, пятятся назад. На месте остается только Марк, который с каким-то, только ему известным, любопытством всматривается в императора. Один из пришедших хотел было открыть рот, дабы сказать что-то путное, но тут же получил жесточайший удар от своего повелителя и, схватившись за окровавленный нос, нагнувшись, нырнул в толпу. Затем Октавиан показал жестом, чтобы все молчали. После чего отвернулся и тихо спросил:
— Как?
Теперь уже все молчали, боясь произнести хоть слово. Боялись не на шутку, зная, что это не игра и император сейчас в гневе способен на все. Что он не посмотрит на их заслуги, чины и родовитость. Повернувшись, Август схватил за шиворот первого попавшегося и проорал, брызгая слюной, красный от гнева, со вздувшимися венами на шее и лице, с дергающимися желваками на скулах:
— Как!? Как такое могло произойти!? Как!? Как!? Как такое могло произойти!?
А ведь действительно как? Таких серьезных поражений римляне не знали последние 60 лет, с тех пор как парфяне при Каррах в далеких краях за Евфратом уничтожили экспедиционный корпус Марка Лициния Красса. А за 36 лет единоличного правления Августа Рим и вовсе привык к одним лишь победам, покоряя новые земли — Египет, северо-запад Испании, Аквитанию, Альпы, Далмацию и вот, наконец, Германию. Понятно, почему боялись и дрожали пришедшие сенаторы. Понятна была и реакция самого Октавина Августа. Единственный кто не боялся, был Клавдий Марк Нейрон и снова он, подойдя к своему господину, ответил:
— Сейчас нужно думать не как это произошло, а что делать, раз это произошло. Я предлагаю вам приказать немедленно распустить своих телохранителей-германцев, так как вы окружили ими себя, не ведая о той опасности, которая от них исходит. Всех галлов выселить из Рима, так как я боюсь, что после такого страшного поражения Галлия может восстать и присоединится к германцам. И, как я уже говорил, вам нужно собрать личный гвардейский легион и начать их обучение. Для него, конечно, понадобится полководец. Я постараюсь подобрать его для вас. Прикажите начать отбор детей в данную гвардию. Назовем ее черным преторианским легионом. Я уже советовал вам принять данное решение, но вы отказывали, ссылаясь на то, что в нем нет необходимости. Теперь, как показала практика, необходимость появилась.
Август выслушал Марка и, склонив голову, подошел к проему двери. Его тело горело и зудело, чесалось так, что хотелось разодрать ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)