2015 - 100 лет Бородино

-Кто это к нам там идет? – тихо, что бы не разбудить своего старого мужа, спросила Фрося Евдокимова.
Привстав с кресла, и медленно дойдя до окошка, на котором уже образовалась по краям паутина, старушка отодвинула штору и посмотрела во двор: какой-то силуэт проскользнул через старый забор. Спустя пару минут раздался громкий и пронзительный стук в дверь.
Сон покинул старика, и он медленно открыл свои морщинистые веки. Попытался встать, но Фрося Евдокимова подойдя, сказала:
-Не вставай, я открою, — уложив мужа, старушка направилась к двери.
У порога она встретила знакомого паренька, который не часто, но носил в дом Толстогузовых письма. Этот раз был не исключением. Поприветствовав Фросю Евдокимову, которую он знал по имени, протянул ей конверт, та, в свою очередь протянула свою длинную костлявую руку, чтобы взять конверт. Но не успела она опомниться, как мальчишка уже скрылся из виду.
«Вечно они спешат куда-то»: подумала Фрося Евдокимова, закрыла за ним дверь, и вернулась назад в комнату. В то время Павел Яковлевич уже, несмотря на указания лежать, поднимался с кровати.
-Ну, зачем же ты встал? Весь день же на ногах. Хоть немного полежал бы.
-Что там? – хриплым голосом, подняв свои седые брови, спросил старик.
Старуха при нем распечатала конверт, села, аккуратно достала письмо, раскрыла и стала читать. Читала она долго, несколько раз, в отличие от Павла Яковлевича, она с трудом видела, но отрицала это.
-Ну что же там, Фрося? – не выдержав, спросил Павел Яковлевич.
-В Москву…
-Что в Москву?
-В Москву, — старуха посмотрела на него, — Тебя зовут в Москву: «…к 10 августу 1912 года быть в Москве…»
-Нет желания у меня… в Москву возвращаться.
Пламя. Пламя до небес. Десятки тысяч брошенных, и в дальнейшем разворованных квартир. Все, что было нажито, все бросили, оставили целый город. Правильно ли…
На секунду эти воспоминания задержались в голове Павла Яковлевича, гренадёра 38-го пехотного Тобольского полка. Вместе с боевыми товарищами, он после обороны Смоленска, Бородино, Тарутино и Малоярославца, своими ногами дошел до Парижа, и даже принимал участие в битве при Монмартре.
Ему шел 117-й год на момент празднования 100-телия со дня Великой Бородинской битвы, которое должно пройти 26 августа ( по старому календарю: примеч. Автора)
29 июля 1912 года, по заданию губернатора в Ялуторовск из Тобольска выехал фотограф, что бы сделать фотографию последнего участника боевых действий 1812 года.
-Моя фамилия Левинов, — сняв кепку, у крыльца дома, представился фотограф, — мне нужно сделать фотографию вашего мужа – Толстогузова Павла Яковлевича.
-Да, конечно, — тихо ответила старуха.
-Тогда, я буду ждать вас во дворике.
Фрося Евдокимова зашла в комнату она увидела, как ее муж уже натягивает на себя рубаху. Ему не пришлось что-либо объяснять, он и без того неплохо слышал, в свои то 117 лет.
Она проводила его на крыльцо. Погода в этот момент стояла хорошая, ясная. Солнце светило очень ярко, а облака медленно плыли по течению времени.
-Присядьте, пожалуйста, на эту лавочку, — обратился Левинов к Павлу Яковлевичу.
Он, с Фросей Евдокимовой спустился по ступенькам вниз, коих было ровно три. Дед покорно сел на лавочку, и непроизвольно нахмурил свои седые брови, а его пышная борода слегка колыхалась от ветру. Старуха решила поправить ему руки, положив их Павлу Яковлевичу на колено. И в этот самый момент Левинов сделал одну единственную фотографию, на которой был изображен последний участник из ныне живущих Отечественной войны – Толстогузов Павел Яковлевич.
Фотограф еще ненадолго задержался, что бы расспросить участника сражений о своих походах для заметки в газете, но Павел Яковлевич не смог много рассказать: здоровье его попортилось, настроение и без того угасло. Тут фотограф смекнул, что пора уже уходить. Он поблагодарил хозяев, за предоставленную ему возможность запечатлеть этот момент истории, и удалился.
Весь 30 день июля старый Павел Яковлевич пролежал дома. Здоровье его резко ухудшилось от нахлынувших страшных воспоминаний.
__________________
Толстогузов Павел Яковлевич не смог явиться в Москву в 10 августу.
31 июля он скончался. Его поразила болезнь, спровоцировавшая страшнейшими воспоминаниями пережитого им. Он вспомнил каждого убитого своего товарища, как они страдали, плакали, звали на помощь. Он снова вспомнил запах пороха, и тяжесть артиллерийских орудий.

26 августа его 28-ой Тобольский полк принял участие в праздновании 100-летия со дня Бородинской битвы. Вскоре Лев Николаевич Толстой посвятит свои страницы «Севастопольских рассказов» именно 38-му полку.