Глава 18. Украденная надежда

Кроме смены Верховного Главнокомандующего, в августе 1915 года произошли два важных события, прямо способствовавшие приближению смуты 1917 года. Первое – конференция социалистических партий России, собравшаяся в швейцарском городке Циммервальде 23 августа (5 сентября) 1915 года. Россию «представляли» большевики (Ленин, Зиновьев), меньшевики (Мартов, Аксельрод), эсеры (Натансон, Чернов) и «Наше Слово» (Троцкий). «Независимую» Польшу «представлял» Радек. В сущности конференция была иудо-масонской, длилась четыре дня, осудила «Императорскую» войну, объявила борьбу за немедленный мир, хотя таковым и не пахло, поскольку Ленин настаивал на переводе мировой войны в Гражданскую, воспользовавшись тем, что под ружьём находились десятки миллионов «пролетариев». Это предложение было зафиксировано в резолюции конференции и нашло активную поддержку у социалистов и им сочувствующих. Хотя резолюцию Циммервальдской конференции запретили во всех воюющих странах, она быстро стала известна всюду, включая Россию, что привело к всплеску революционных выступлений.

Одновременно с Циммервальдской конференцией (не правда ли, интересное совпадение?!) в Госдуме 25 августа (7 сентября) 1915 года был создан «Прогрессивный блок», куда вошли кадеты, левые октябристы, земцы-октябристы, прогрессисты, центристы, прогрессивные националисты. Новый блок имел целью не только парламентскую борьбу с Самодержавием, но свержение его путём государственного переворота с заменой власти Помазанника Божия конституционным строем на западный манер. Программа блока вырабатывалась долго, основные положения её заключались в продолжении войны до победного конца и приведении власти в полное «соответствие» с требованиями «общества», то есть, если быть точным, не всего народа, а лишь объединившихся групп авантюристов, демагогов и предателей с их иностранными «покровителями», которые заказывали «музыку» и, соответственно, оплачивали её, тем более, что немалую часть отлично сыгранного «оркестра» составляли министры, высшие военные, послы, члены Императорской Фамилии, пустое и порочное «великосветское» общество, Дума, литературные и общественные салоны. И когда «Прогрессивный блок» оформился, сразу всплыл факт, что образованный для «помощи армии» Центральный Военно-Промышленный Комитет под председательством А.Гучкова, возглавляемый князем Львовым «Земгор» и другие «общественные организации» как раз являлись тем самым «обществом», которое требовало власти ДЛЯ СЕБЯ. Это, однако, не мешало «Прогрессивному блоку» и всем примкнувшим к нему вышеперечисленным организациям считать себя выразителями политической воли всех народов России. Опять возникло требование «широкой» политической амнистии и возвращения всех лиц, сосланных в административном порядке. Сюда же, конечно, приплели предоставление автономии Польше и отмену ограничений в правах евреев, затем заговорили о «Министерстве Общественного Доверия» и, наконец Гучков направил от имени Центрального Военно-Промышленного Комитета Горемыкину резкое письмо с требованием отставки всего Совета Министров. Зачитав письмо на заседании Совета Министров, Горемыкин заявил: «Письмо и по тону и по существу столь неприлично, что я отвечать на него не намерен». Совет Министров поддержал своего председателя. Глава правых Н.Марков считал новый блок жёлтым, но никак не красным, а В.Шульгин называл его трёхцветным. Тут уместно рассказать о Шульгине, который, по мнению многих, даже чаще Витте менял свою политическую «окраску», поэтому, дескать, не заслуживает никакого доверия и должен характеризоваться историками-монархистами только отрицательно (я говорю об исследователях ультра-монархических взглядов), хотя он был монархистом.

Трудно оценивать человека, жившего ещё на рубеже XIX и XX веков, когда русское общество больше интересовалось не Св. Православием, а оккультно-мистическими учениями о Софии Премудрости Божией. Перу Шульгина принадлежит антиеврейский труд «Что нам в них не нравится?» и выходившие в СССР книги «Дни» и «20-й год». Он стоял у истоков Белого Движения, довольно-таки сурово обозначил морально-этическую границу, преступив которую, белый становился «грязным», при этом называл белых «почти святыми», если они не нарушали его, как мне кажется, не по времени рыцарственных и одновременно необходимых каждому военному человеку норм. Многие задавали ему вопрос, не состоял ли он в какой-либо масонской ложе, но Шульгин не отвечал ни «да», ни «нет». О нём писали, что в родзянковской Думе он был сначала среди правых, затем перешёл к националистам, затем – во фракцию центра, затем возглавил «Прогрессивный блок». В феврале 1917 года Шульгин вошёл во «Временный Комитет Государственной Думы», затем ездил с Гучковым в Псков «просить Государя помочь» и отречься от Престола, а заодно предотвратить масонско-солдатский самосуд над св. Царём. После подавления коммунистами Белого Движения эмигрировал. За границей написал ряд книг, в частности, «Три столицы», в которой описал свою поездку в СССР, устроенную ОГПУ в провокационных целях в декабре 1925 года. Зная об этом, Шульгин всё же издал «Три столицы». В 1944 году он не эвакуировался из Сербии, как большинство живших там русских эмигрантов, а остался под властью коммунистического руководителя Югославии Иосипа Броз Тито, был арестован НКВД (СМЕРШем), доставлен в Москву и получил как «враг народа» двадцать пять лет советского концлагеря и тюрьмы в городе Владимире, откуда его перевели в дом престарелых в Гороховце. Он ни на что не влиял в политике, поэтому его не убили, а когда к власти в Москве пришёл Н.Хрущёв, Шульгина реабилитировали (в 1960 году ему дали однокомнатную квартиру), и он по радио и в советской прессе охотно рассказывал о своих отличных впечатлениях от посещения одного «передового» колхоза и благодарил «дорогого Никиту Сергеевича за доставленные ему радостные переживания при виде всего им увиденного». Можно ли строго судить старого человека, видевшего едва ли не все круги земного ада русской истории XX века, потерявшего всех близких, кроме сына Дмитрия и внука, уехавших в США? 15 февраля 1976 года В.Шульгин умер и был похоронен на кладбище Байгуши во Владимире. Кто-то сорвал табличку с простого деревянного креста, и Н.Коншин, у которого доживал свои дни столь значимый для русской истории государственный деятель, написал на перекладине креста карандашом: «Василий Витальевич Шульгин». Слава Богу, это не обычный политический ярлык!.. Читатель может увидеть Шульгина живым в кинофальсификации «Перед судом истории».

Ну, а для меня очевидно, что некогда руководимый Шульгиным «Прогрессивный блок» был ни жёлтым, ни красным, ни трёхцветным, а неким политическим «магазином», где запросто продавалась жизнь десятков миллионов подданных России. Впрочем, сам Шульгин высказывался о блоке так: «В минуты сомнений мне иногда начинает казаться, что из пожарных, задавшихся целью тушить революцию, мы невольно (невольно ли? – Е.М.) становимся её поджигателями. Мы слишком красноречивы.., мы слишком талантливы в наших словесных упражнениях. Нам слишком верят, что правительство никуда не годно…».

В ответ на притязания блока св. Царь поручил Горемыкину объявить перерыв в сессии Думы, считая, что министры несут ответственность перед Государем, а не перед постоянно менявшим свои настроения «обществом», но член Государственного Совета В.Гурко безапелляционно высказался, намекая на «хлыстовство» Распутина: «Нам нужна власть с хлыстом, а не власть, которая сама под хлыстом». Насчёт «власти с хлыстом» Гурко был прав, и она была уже не за горами.

Съезды Земского и Городского Союза («Земгора») отправили к Государю депутацию с резолюцией, содержавшей требование смены правительства. Св. Царь депутацию не принял, но вскоре совершенно определённо заявил на совещании Совета Министров в Ставке, что все силы России должны направляться не на политическую борьбу, а на ведение войны, и отправил в отставку министров, стоявших за уступки «Прогрессивному блоку»: князя Н.Щербатова, Поливанова, Кривошеина, Самарина и Харитонова.

Кривошеин требует особого внимания. Очень способный сотрудник Петра Аркадьевича Столыпина, он одно время готовился св. Царём к руководству Советом Министров, но начал «тайную интригу» против И.Горемыкина. В письмах Государю св. Царица называла Кривошеина «тайным врагом, действующим исподтишка» и «заодно с Гучковым», писала, что он «виляет, и левый, и правый», «слишком много видается с Гучковым». Великий Князь Андрей Владимирович писал в дневнике: «…Поговаривают, что Кривошеин орудует всем и собирает такой кабинет министров, однотипных и одинаково мыслящих, который был бы послушным орудием у него в руках. Направление, взятое им, определяется народом как желание УМАЛИТЬ ВЛАСТЬ ГОСУДАРЯ. Об этом… открыто говорят почти все».

В этой цитате неясно одно: о народе ли писал Его Высочество или о его «представителях» (кто только не лез в эти «представители»!), о Гучковых, Львовых, Милюковых, Родзянко и др.?

Однако, «Прогрессивному блоку» торжествовать победу над Монархией ещё не пришло время. Наша армия не напрасно потерпела столько поражений и потеряла, если верить исследователям, подобным А.Труайя, 3,8 млн. человек. Это мы спасли Францию, это мы в конце апреля 1915 года вступили на территорию Венгрии, заставив немцев в мае 1915 года снять с Западного фронта тридцать дивизий и бросить их против нас, чтобы спасти австрийцев. В конце концов, мы спасли и Англию. Это при недостатке у нас винтовок, патронов, снарядов для тяжёлой артиллерии!.. Мы имели полное право на помощь наших союзников, но получили ли мы её? Да, в конце зимы 1915 года англо-французский флот провёл операцию, которая могла проложить в Россию путь через Чёрное море союзным караванам со снарядами, и начал обстрел турецких фортов в Дарданеллах. Но эта операция кончилась тем, что англичане, потеряв от плавучих мин врага несколько своих дредноутов, не стали рисковать дальше и не форсировали для нас Дарданеллы, Мраморное море и Босфор. Таким образом, у России для торговых сношений оставался далёкий Владивосток, замерзающий на шесть с лишним месяцев Архангельск и небольшой незамерзающий порт Александровск на Мурмане, мало приспособленный для приёма военных конвоев, а без боя в Северном море с немецким флотом союзники не могли провести в Архангельск или Александровск ни один транспорт. Та же преграда – германские боевые суда – поджидала союзников и в Балтийском море на пути к Кронштадту и Петрограду, а рисковать для России они не хотели: англичане полным ходом вели подготовку к боям принципиально нового биплана «Феликстоу F-2А», а главное, первых в истории танков – боевых бронированных машин с пушкой и пулемётами, названных так по фамилии изобретателя, британского генерала Танка. Россию желали видеть слабой и обескровленной, поэтому она оказалась предоставленной самой себе, вроде бы по объективным причинам. К наступлению немцев осенью 1915 года, которое быстро захлебнулось, наша армия имела достаточно винтовок, патронов, снарядов, заканчивал работу над автоматом конструктор Фёдоров, готовился первый в русской истории танк. Мы навязали Германии позиционную войну, чтобы измотать её и самим перейти в наступление.

Добавлю, что экономическая жизнь России шла почти нормально: курс рубля не падал, быстро развивалась военная промышленность, строились новые государственные заводы, рост цен ещё не тревожил обывателя (о карточках на продукты никто и не знал), Государь раз в месяц на несколько суток приезжал в Царское Село, а о своей жизни со св. Царевичем в Ставке писал Государыне: «Его (Алексея.- Е.М.) присутствие даёт жизнь и свет всем нам, включая иностранцев. Ужасно уютно спать друг возле друга; я молюсь с ним каждый вечер, с той поры, как мы находимся в поезде; он слишком быстро читает молитвы, и его трудно остановить; ему страшно понравился смотр, он следовал за мною и стоял всё время, пока войска проходили маршем, что было великолепно. …Только в первый день Алексей завтракал с Жильяром в моей комнате, …потом он стал сильно упрашивать позволить ему завтракать со всеми. Он сидит по левую руку от меня и ведёт себя хорошо, но иногда становится чрезмерно весел и шумен, особенно, когда я беседую с другими в гостиной. Во всяком случае это им приятно и заставляет их улыбаться. Перед вечером мы выезжаем в моторе (по утрам он играет в саду) либо в лес, либо на берег реки, где мы разводим костёр, а я прогуливаюсь около. Я поражаюсь, как много он может и желает ходить, а дома не жалуется на усталость. Спит он спокойно, я тоже, несмотря на яркий свет его лампадки».

Св. Царь доверил своей Супруге сношение со всеми министрами и поручил сообщать ему обо всём, что происходило в Петрограде. Это понятно: св. Царица не участвовала в искусственном нагнетании нервозности в столице, не слушала «передовую общественность» в Думе, не была завсегдатаем салонов великосветских интриганов, чего, к сожалению, не скажешь ни о Членах Императорской Фамилии, ни о высшей бюрократии, которая, не считая нескольких человек, лишилась Царского доверия. Бремя войны переживалось бы Россией гораздо легче, если бы в обществе существовало единство. Но даже без этого «Прогрессивному блоку» стало трудно «стоять на ногах», о чём свидетельствует заявление графа Д.Олсуфьева на заседании блока: «Все мы ошиблись. Государь видел дальше. Перемена повела к лучшему. Мы предлагали для войны сместить министров. Самый нежелательный (Горемыкин) остался, а война пошла лучше. Прекратился наплыв беженцев, не будет взята Москва, и это… важнее, чем кто будет министром и когда будет созвана Дума».

Выходило, что «пророчества» блока о надвигающейся катастрофе на фронте в результате смены Верховного Главнокомандующего – блеф. Но, тем не менее, блок решил продолжать «беспощадную войну» с Советом Министров, а Гурко заявил, что обращение «к улице», то есть организация масштабного мятежа, вполне возможна «в крайнем случае». Гурко вместе с Кривошеиным, Коковцевым, Львовым, Гучковым, Милюковым и др. участвовал в распространении невероятных клеветнических слухов о св. Царской Семье, вёл себя как одержимый какой-то навязчивой идеей и вместе с другими приближал гибель свою и России. Никто или, скажем, почти никто не видел в этой свистопляске возможное присутствие чьей-то невидимой руки, искусно направлявшей всех действующих лиц и всю Россию к катастрофе. Главными злодеями по-прежнему считали лишь св. Царицу, Распутина, Вырубову. Объяснение этому достаточно простое: Вырубова и «Гришка», втянутые в паутину сплетен и интриг и так или иначе доводившие их до сведения Государыни, сами того не желая, психологически влияли на св. Царицу (а через неё и на св. Царя). Например, министры А.Хвостов и С.Белецкий для получения вожделенных должностей Хвостов хотел возглавить Совет Министров, а Белецкий – Министерство Внутренних Дел) попытались подружиться с Вырубовой и Распутиным. Им удалось на некоторое время завоевать расположение Анны Александровны, но св. Царицу они обмануть не сумели, она прекрасно разобралась в происходившем. Так, 3 (16) ноября 1915 года. Её Величество писала Государю в Ставку: «Хвост. и Бел. обедают у А. Это, по-моему, напрасно,- похоже, что она хочет играть роль в политике, она так горда и самоуверенна и недостаточно осторожна». Действительно, интрига предельно проста: обуздав с помощью Вырубовой «Гришку», Хвостов и Белецкий надеялись влиять на Монарха, а Хвостов намеревался ещё и своего родственника А.Волжина посадить в кресло обер-прокурора Священного Синода, правда, Волжин даже «ради дела» не хотел встречаться с «грязным» Распутиным. Вот почему, чтобы угодить «старцу», Хвостов и Белецкий стали по воскресеньям посещать его «благочестивые» обеды, причём Белецкий усердно изображал почитателя «Царёва друга». Однако «Гришка» навстречу интриганам не пошёл, кроме того, их жёны устроили скандал, решив, что мужья развратничают у «Гришки». Тогда Хвостов и Белецкий сами пригласили Распутина на «конспиративный обед». Он пришёл, как вспоминал Белецкий, и из беседы стало ясно, что «Гришка» знал о порядке назначения Хвостова и Белецкого, ничего против них не имел, но хотел, чтобы их дальнейшее продвижение по службе происходило по его «совету». Такую несложную сделку решено было закрепить выплатой «Гришке» 1,5 тыс. р. ежемесячно из секретного министерского фонда, что должно было окончательно «приручить» Распутина. Комбинация удалась: Григорий Ефимович сказал св. Царице нужные слова о Волжине, и она поддержала его кандидатуру на пост главы Священного Синода (Волжин занимал пост обер-прокурора Синода с сентября 1916 года, занимал резко антираспутинскую позицию).

И всё же высшие чиновники, а значит, и масоны, видимо, не смогли окончательно приручить Распутина, и первый план его убийства принадлежал именно Хвостову. Дело в том, что в его Министерстве имелись материалы о двух пьяных скандалах с участием «Гришки»: 1) «Царёв друг» привлекался к ответственности по жалобе лакея одного парохода, где он, пьяный, оскорбил лакея (за это капитан парохода высадил «старца» на берег); 2) находясь в Сибири, «Гришка» много выпил и позволил себе непристойное выражение в адрес св. Царской Семьи, против него возбудили дело «об оскорблении Величеств», переправили бумаги из Тобольска в столицу, где они попали к Белецкому. Эти материалы могли послужить поводом для удаления Распутина, поэтому он просил Хвостова и Белецкого ничего не говорить Вырубовой, но они, прикрываясь «дружбой» со «старцем», всё ей рассказали, пообещав выручить Григория, однако он сам испугался своих «друзей». Тогда Хвостов придумал пригласить Распутина в поездку по святым местам (все расходы оплатит Министерство Внутренних Дел), подкупленный иеромонах Мартемиан напоит «старца», подмешав снотворное в водку или вино, и выбросит его из вагона поезда на полном ходу в пустынной местности. Однако план убийства застопорился: сначала «Гришка» наотрез отказался выезжать из Петрограда, затем произошло важное государственное событие, которое на время остановило активность интриганов и отсрочило нависшую над «Гришкой» опасность. Ушёл на покой с чином канцлера и благодарственным Высочайшим Рескриптом достойнейший Царский сановник И.Горемыкин – один из последних убеждённых и преданных монархистов.

В это время даже среди «правых», «реакционных» министров уже не существовало чёткого понимания, что на деле является Монаршей Волей и как Её исполнять. Пожалуй, только Горемыкин, несмотря на преклонный возраст, «выдерживал экзамен» по этому вопросу на «отлично»: «Какое-нибудь повеление я исполню, во что бы то ни стало. Моя задача – отвести от Царя на себя нападки и неудовольствие. Пусть ругают и обвиняют меня – я уже стар, и недолго мне жить. Но пока я жив, буду бороться за неприкосновенность Царской Власти. Сила России только в Монархии».
Горемыкин, как положено истинному монархисту, не признавал никаких политических партий и группировок, потому что они умаляли Власть Помазанника Божия, имевшую мистическое начало. Только Монарх, если на то есть Его воля, может призвать к власти ту или иную политическую партию. Он держит ответ перед Богом за её свершения, и только Монарх может располагать доверием, безграничной преданностью и любовью своего народа. А когда партии хотят править без воли Монарха, это уже беззаконие.

Попытка совершить именно такое беззаконие произошла за девяносто лет до описываемых событий, в декабре 1825 года. Тогда две масонские партии – Северное Тайное Общество и Южное Тайное Общество – попытались уничтожить Самодержавие в России с помощью нескольких воинских частей, но потерпели поражение от славного Царя-рыцаря Николая I.

20 января (2 февраля) 1916 года Государь назначил председателем Совета Министров Б.Штюрмера, а Хвостов активно занялся организацией убийства Распутина, поручив бывшему нижегородскому чиновнику и своему доверенному лицу Б.Ржевскому убить «старца». История получила огласку, и Белецкий, не выдержав напряжения от разразившегося скандала, выдал Хвостова, так что план убийства Распутина стал известен самой св. Царице. Государь, в свою очередь, лишил Хвостова министерского портфеля (его получил Белецкий, убитый коммунистами в 1918 году) и депутатского места в Думе. Это грязное дело – план убийства Распутина – восходило к не менее уродливому морально, чем Хвостов, князю и камер-юнкеру М.Андронникову, называвшим себя «адъютантом Господа Бога» только потому, что после служащего Министерства Внутренних Дел стал чиновником при обер-прокуроре Священного Синода. План убийства Распутина сделали козырем «Прогрессивного блока» и всех враждебно настроенных против Государя и особенно Государыни. После упомянутого скандала о ней едва ли не открыто стали говорить как о вдохновительнице всех перестановок и назначений в государственном аппарате. Переписка св. Августейших Супругов совершенно опровергает эту клевету: св. Царь поступал не по совету Государыни, а руководствуясь лишь своим опытом, и совпадения некоторых его решений с советами св. Царицы доказывают только их взаимопонимание. И всё же многие, если не большинство, утверждали, что в последний перед революцией год Государь «окончательно потерял волю» и стал «подданным» св. Царицы и Распутина. Эта клевета имела целью подорвать веру в Монархию и создать атмосферу, в которой не только говорили бы о заговорах, но усердно подготовляли их, имея целью высших военачальников и саму русскую армию. Заговорщики знали, что с помощью Андронниковых и Хвостовых в погонах преступный замысел переворота осуществится.

Св. Царица пережила глубокое потрясение в связи с разоблачением Хвостова. 2 (15) марта 1916 года она написала Государю: «Я в отчаянии, что мы через Гр. рекомендовали тебе Хв. Мысль об этом не даёт мне покоя, ТЫ БЫЛ ПРОТИВ ЭТОГО (выделено мной.- Е.М.), а я сделала по их настоянию («Гришки» и Вырубовой. – Е.М.), хотя с самого начала сказала А., что мне нравится его большая энергия, но он слишком самоуверен, и это мне в нём антипатично, им овладел сам дьявол…».
Св. Царь реагировал на скандал сдержанно: он помнил о длившихся почти всю вторую половину 1915 года семейных переговорах об освобождении от рекрутской повинности сына «старца». Распутин буквально засыпал Вырубову и Государыню просьбами «спасти единственного сына», но им удалось выпросить у Государя лишь незначительное послабление Д.Распутину – службу в одном из санитарных поездов св. Царицы. Знал Его Величество также Хвостова, Белецкого и им подобных (в Ставке бывали не только Великие Князья и военные, но и сановники, министры и просители), для него очень многое не было секретом, особенно карьерные и политически интриги. Почему же они так вяло пресекались в России, спросит читатель, когда во всех воюющих странах Запада, скажем, в Англии, Франции или Германии антивоенные и антиправительственные выступления и пропаганда пресекались жесточайше, вплоть до смертной казни? Я думаю, что, во-первых, западные законодательства были более жестокими, чем законы Российской Империи, а во-вторых, люди и так во множестве убивали друг друга на войне, поэтому Государь, считавший лишь Бога единственным хозяином жизни и смерти, не хотел нового 1905-го, когда надо было казнить своих подданных. Он не хотел крови в тылу, где и без того войну использовали тайные и явные враги России для обострения всех старых и возникновения новых проблем, где из-за войны приостановились необходимые экономические реформы, продолжение и углубление которых во время войны св. Царь считал безумством! Не меньшим безумством ему казалась казнь. Государь ждал раскаяния политических интриганов, надеясь, что они любят хотя бы Россию, если не любят его. Однако интриганы рассчитывали, что участие в международном заговоре принесёт им немалые выгоды и удовлетворение амбиций.

Мог ли хоть как-то «приструнить» политических интриганов 67-летний Штюрмер, сменивший в Совете Министров Горемыкина? Во-первых, он не имел соответствующего Царского распоряжения, во-вторых, находясь в хороших отношениях с «неудобным» Горемыкиным, Штюрмер автоматически сделался «неудобным», чему также способствовала его немецкая фамилия, из-за которой нового главу Совета Министров быстро занесли в список «распутинцев», а позже – в число участников никогда не существовавшего «заговора Императрицы» против Государя. Нет опровержения того, что в назначении Штюрмера не участвовали «адъютанты Господа Бога» и почитатель св. Царской Семьи митрополит Петроградский и Ладожский Питирим (П.Окнов, 1858-1920). По-моему, Государь выбрал обер-камергера Бориса Владимировича Штюрмера не за его скромные способности, а за его лояльность к Монархии. Это назначение стало вершиной карьеры Штюрмера. До назначения главой Совета Министров он был губернатором Новгородской и Ярославской губерний, а после совмещал с премьерством руководство Министерством Внутренних Дел с 3 (16) марта 1916 года по 7 (20) июля 1916 года и ещё Министерством Иностранных Дел с 7 (20) июля 1916 года по 10 (23) ноября 1916 года (в этот день его отправили в отставку со всех постов в связи с ложными обвинениями в подготовке сепаратного мира с Германией и германофильстве). В «бескровном Феврале» Бориса Владимировича арестовали, посадили в Петропавловскую крепость, где он и погиб, претерпев издевательства сотрудников «демократической» юстиции и озверевшей солдатни, о чём главари Февраля, конечно, отлично знали.

Фамилия Штюрмер действительно немецкая. Отец Бориса Владимировича получил офицерский чин на Царской службе, мать была урождённая Панина, супруга – урождённая Струкова (обе фамилии имели прямое отношение к старому русскому дворянству). Но кто тогда, зимой 1916 года и позже, придавал значение тому, откуда произошла и чем славна фамилия верноподданного Монархии? Когда св. Царь назначил Штюрмера руководить Советом Министров, в России почти завершился процесс уничтожения традиционного для неё деления людей по «фамильному признаку» (по сословиям). «Передовая» общественность усиленно насаждала «народный» признак, не имея понятия о народе, и «партийный признак», заимствованный на Западе и приведший к гегемонии коммунистической партии. И.Бунин писал в дневнике о положении в общественной жизни России 22 марта (4 апреля) 1916 года: «Ах уж эти русские интеллигенты, этот ненавистный мне тип! Все эти Короленки, Чириковы, Златовратские! Все эти защитники народа, о котором понятия не имеют, о котором слова не дают сказать. А это идиотское деление народа на две части: в одной хищники, грабители, опричники, холопы, Царские слуги, правительство и городовые, люди без всякой чести и совести, а в другой – подлинный народ, мужики, «чистые, святые, богоносцы, труженики и молчальники». Хвостов, Горемыкин, городовой – это не народ. Почему? А все эти начальники станций, телеграфисты, купцы, которые сейчас так безбожно грабят и разбойничают, что же это – тоже не народ? Народ-то – это одни мужики? Нет, НАРОД САМ СОЗДАЁТ ПРАВИТЕЛЬСТВО, И НЕЧЕГО ВСЁ ВАЛИТЬ НА САМОДЕРЖАВИЕ (выделено мной.- Е.М.). ОЧЕВИДНО, ЭТО И ЕСТЬ САМАЯ ЛУЧШАЯ ФОРМА ПРАВЛЕНИЯ ДЛЯ РУССКОГО НАРОДА, НЕДАРОМ ЖЕ ОНА ПРОДЕРЖАЛАСЬ ТРИСТА ЛЕТ (Бунин писал лишь о правлении Дома Романовых. – Е.М.)! Ведь вот газеты! До какой степени они изолгались перед русским обществом. И всё это делает русская интеллигенция. А попробуйте что-нибудь сказать о недостатках её! Как? Интеллигенция, которая вынесла на своих плечах то-то и то-то, и т.д. О каком же здесь можно думать исправлении недостатков, о какой правде писать, когда всюду ложь! Нет, вот бы кому рты разорвать! Всем этим Михайловским, Златовратским, Короленкам, Чириковым!.. А то: «мирские устои», «хоровое начало», «как мир-батюшка скажет», «Русь тем и крепка, что своими устоями» и т.д. Всё подлые фразы! Откуда-то создалось совершенно неверное представление об организаторских способностях русского народа. А между тем нигде в мире нет такой безорганизации! Такой другой страны нет на земном шаре! Каждый живёт только для себя. Если он писатель, то он больше ничего, кроме своих писаний, не знает, ни уха ни рыла ни в чём не понимает, Если он актёр, то он только актёр, да и ничем, кроме сцены, и не интересуется. Помещик?.. Кому не известно, что представляет из себя помещик, какой-нибудь синеглазый, с толстым затылком, совершенно ни к чему не способный, ничего не умеющий. Это уж стало притчей во языцех. С другой же стороны – толстобрюхий полицейский поводит сальными глазками – это «правящий класс».

Такова правдивая картина внутреннего состояния русского общества меньше чем за год до «бескровного Февраля» 1917 года. По сути, в 1916 году изменения в обществе перешли в завершающую стадию, не встречая сопротивления со стороны народа: Львовы, Гучковы, Милюковы, Родзянки, Керенские, Троцкие, Ленины и т.д. – это ведь тоже не какие-то инопланетяне, а еврействующая часть народ России, жестокая, продажная, фанатичная, мстительная, корыстная, неблагодарная, безбожная, любящая обезьянничать, подражать чуждому, не видящая сиюминутной опасности и разъединённый в силу своей многонациональности, а следовательно, не могущая отстоять великоросский объединяющий «фундамент» в смертельной борьбе рас и религий, Добра и Зла. Когда говорят, что Бог в то время оставил Россию, надо помнить, что у Него имелись все основания сделать так. А там, откуда Бог ушёл, уже нет закона, там беззаконие. И если бы Россия не была Домом Богородицы, она бы не вынесла такого наказания и погибла на радость своим врагам.

Говоря о последнем предреволюционном годе, мало сказать об изменнических настроениях в Государственной Думе или Совете Министров, надо, к сожалению, сказать и об измене в самой Императорской Фамилии. Писать об этом лично мне крайне неприятно, будто я хочу лишний раз очернить её. Но я сам пережил «семейный раскол» и по личному опыту знаю, какие пошлые и подлые формы может принимать такое явление, поэтому хочу всего лишь обратить внимание читателя, что в 1916 году Императорская Фамилия объединяла несколько Великокняжеских Семей, которые относились к св. Царской Семье, то есть к Семье Главы Дома Романовых, без необходимой ВСЕМ ВЕРНОПОДДАННЫМ преданности. Каждая Великокняжеская Семья отстаивала свои интересы, ради которых не брезговала идти на своего рода сделку с революционной общественностью, думскими интриганами, авантюристами, военными изменниками и т.д. Августейшая Мать Мария Феодоровна не противилась доходившим до неё сплетням и слухам, распространявшимся о св. Царской Семье, и почти всё принимала на веру, вольно или невольно способствуя их укоренению; «обиженный» наместник на Кавказе Николай Николаевич превратил свою резиденцию в рассадник политических интриг, рождавшихся в Думе; историк и директор Русского Музея имени Императора Александра III, член французской масонской ложи «Боксио» Великий Князь Николай Михайлович постоянно позволял себе либеральные разглагольствования в Яхт-клубе, откуда они, естественно, попадали в светские салоны, различные комитеты и армию; Великая Княгиня Мария Павловна (старшая), Мать Великого Князя Кирилла Владимировича, явно симпатизируя либеральному министру Иностранных Дел Сазонову, без стеснений пересказывала его слова послу Франции М.Палеологу, «говоря о безотрадном положении дела» в св. Царской Семье: «Императрица – сумасшедшая, а Император слеп и не видит, куда ведёт страну». Сам же Сазонов говорил о Марии Павловне: «Вот её следовало бы иметь Императрицей».

К сожалению, даже Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, уже рукоположённая во игуменьи Марфо-Мариинской обители, не переставала интересоваться политикой, и имела своего рода «кружок». Там бывал уволенный за разоблачения Распутина в скандальных историях товарищ министра Внутренних Дел Джунковский. Преувеличенное молвой значение «старца» (кстати, он не мог попасть во дворец без ведома дворцового коменданта и начальника дворцовой охраны) привело к ссоре родных Сестёр, о последней встрече которых генерал Спиридович писал: «И близкие люди, друзья и некоторые московские деятели, встречавшиеся с Великой Княгиней и не стеснявшиеся высказываться при ней откровенно, убедили её поехать и повлиять на Их Величеств. О том, что такое «старец» и его окружение, она отлично знала, зачастую даже с преувеличением от С.И.Тютчевой. …Великая Княгиня приехала в Царское Село. Она хотела говорить с Государем, но Царица категорически заявила, что Царь очень занят, он завтра утром уезжает в Ставку и видеться с ним невозможно. Тогда Елизавета Феодоровна стала говорить с Сестрой-Царицей… Произошёл… серьёзный спор, окончившейся разрывом. Александра Феодоровна приняла тон Императрицы и попросила Сестру замолчать и удалиться. Елизавета Феодоровна, уходя, бросила Сестре: «Вспомни судьбу Людовика XVI и Марии-Антуанетты»…

После революции она даже не сделала попытки повидаться с Царской Семьёй».

Только масонскому заговору нужна была эта ссора и вообще раскол в Царской Фамилии на почве выдуманного «фаворитства» Распутина. Если бы св. Царская Семья имела ещё подобных «старцу» советников, результат был бы тот же: злоба, клевета и т.д. Короче, в Петрограде, Москве, Киеве, Тифлисе – повсюду Члены Императорской Фамилии повторяли связанные со «старцем» и Государыней слухи, доходя до совсем уж фантастических измышлений, то есть делали необходимую заговору работу, направленную на «низложение Монархии», как прямо написал П.Милюков в «Истории второй русской революции». Кстати, в этом труде глава кадетов показал своё правильное понимание и св. Царской Семьи, и «Гришки», называя его «влияние» ловко подхваченной всеми клеветой, сложившейся в уверенность. Этим Милюков выставил себя в свете демагога и предателя России, пытавшегося оправдаться задним числом.

Но если Царские Родственники вели себя так непатриотично, что же говорить о члене масонской ложи «Астрея» и министре Земледелия Наумове, Поливанове, Сазонове и др., тех, кто был сторонником соглашательства с Родзянко, Гучковым и им подобными? Например, генерал-лейтенант Генерального Штаба Лукомский в Военном Министерстве занимал пост товарища министра (у Поливанова), а в феврале 1917 года – генерал-квартирмейстер Ставки, член «Военной ложи», ещё при Горемыкине на одном из заседаний Совета Министров высказался совершенно неучтиво о плане Наумова направлять на сельскохозяйственные работы отведённые с фронта на отдых воинские части (план одобрил Государь и поддержали многие министры): «То, что вы говорите, существа дела (пополнение рабочей силы для полевых работ. – Е.М.) нисколько не меняет… МАЛО ЛИ ЧТО ГОСУДАРЬ НАХОДИТ ДОСТОЙНЫМ ОДОБРЕНИЯ (выделено мной.- Е.М.)! Всем вам ведь известна НЕУСТОЙЧИВОСТЬ ЕГО ВЗГЛЯДОВ. Если сегодня Его Величество так отозвался, это не значит, что завтра он не изменит своего решения». И это заявление государственного человека, к тому же военного, присягавшего на верность Царю и Отечеству!.. По-моему, комментарии излишни.

Правда, по словам Наумова, он и другие министры неодобрительно отнеслись к высказыванию Лукомского, а сильно уставший к концу заседания Горемыкин, видимо, сделал вид, что не расслышал слов товарища Военного министра.

17 (30) марта 1916 года св. Царица написала Государю в Ставку о Сазонове: «Хотелось бы, чтобы ты нашёл подходящего преемника Сазонову, не надо непременно дипломата! Необходимо, чтобы он уже теперь познакомился с делами и был настороже, чтобы на нас не насела позднее Англия и чтобы мы могли быть твёрдыми при окончательном обсуждении вопроса о мире. …Горемыкин (Сазонов дурно владел собой и покрикивал на Ивана Логгиновича.- Е.М.) и Штюрмер всегда его не одобряли, т.к. он трус перед Европой и парламентарист, а это была бы гибель России…».

Сместить Сазонова Государыня предлагала св. Царю ещё в 1915 году, но она же и писала: «…Где же найти людей? Извольского – с нас довольно – он не верный человек, Гирс мало чего стоит. Бенкендорф – одно его имя против него. Где у нас люди, я всегда спрашиваю и прямо не могу понять, как в такой огромной стране, за небольшим исключением, совсем нет подходящих людей?»

Этот вопрос можно задать и сейчас, но так же безуспешно.

«Подходящие люди», правда, только для революции группировались во всяческих «союзах» и «комитетах», где за патриотическими лозунгами шла откровенная подготовка к бунту и планировалась преступная пропаганда в армии.

Князь и масон Г.Львов, толстовец, член 1-й Думы, был главноуполномоченным Всероссийского Земского и Городского Союза, гласным Московской Городской Думы, одним из руководителей «Земгора» (позже – организатор заговора против св. Царя и глава первого Временного Правительства до июля 1917 года), в 1916 году уже стоял у «руля» Земского и Городского Союза, действовал вместе с руководителем Московского Городского Союза, городским головой Москвы, масоном Челноковым. По словам князя В.Шаховского, «никакого устава, статута или правил деятельности этих новообразований не существовало. Всё бралось явочным и захватным порядком». Помогая поставлять в действующую армию медикаменты и всё необходимое, участвуя в эвакуации в тыл раненых, делая вообще много полезного, Союзы в то же время главной своей задачей считали дискредитацию Совета Министров, хотя и получали от него щедрые государственные ассигнования. Контроль за казёнными деньгами был организован плохо, поэтому даже оплата труда по существовавшим нормам (особенно это касалось рядовых работников) проводилась руководителями обоих Союзов совершенно произвольно. Это привело к нарушению равновесия: служащие Союзов получали в несколько раз больше, чем сотрудники аналогичных государственных учреждений.

Союзы, условно называемые «Земгором», состояли из левых; почти все были или кадетами, или эсерами. Естественно, агитаторы от этих партий, прикрываясь легальным членством в «Земгоре», беспрепятственно попадали всюду: на передовые позиции, в санитарные отряды, лазареты и госпиталя, в другие тыловые объекты, даже в Ставку. Они открыто пропагандировали совершенную негодность Царского правительства и полезность «Земгора». Работа велась по двум направлениям: на офицерский корпус (тут работали преимущественно кадеты) и на нижних чинов (тут действовали в основном эсеры). Здесь необходимо сказать об изменениях в офицерском корпусе в ходе мировой войны, связанных с большими потерями офицерских кадров в Восточной Пруссии. В составе русского офицерского корпуса произошли значительные, я бы сказал, сословные изменения, особенно среди прапорщиков, которые происходили из полуинтеллигентской среды и в своей значительной части были членами социалистических партий.

Ещё хуже обстояло дело с Военно-Промышленными Комитетами, которые вели революционную пропаганду ещё шире и активней, тем более, что их полезность была разрекламирована прессой до того, как они начали работать. В начале войны, например, печатались такие заявления: «Совет съездов представителей промышленности и торговли обращается ко всем предприятиям, техническим обществам и организациям с призывом к совместной работе». Далее заявлялось, что задачи Комитета состоят «в организации русской промышленности для снабжения армии и флота всем необходимым боевым снаряжением и довольствием».

В эти Комитеты попадали даже люди с сомнительной репутацией. Фактически всеми Комитетами в России в 1916 году руководил президиум Центрального Военно-Промышленного Комитета с Гучковым во главе. В Комитете имелись различные секции, например, санитарная, механическая, продовольственная, химическая, рабочая и т.д. Как раз рабочая секция была центром революционной деятельности социалистических партий и сыграла в 1917 году главную роль.

Когда Гучков возглавил Комитет, Военный министр Поливанов председательствовал в Совещании по Снабжению Армии (к 1916 году это было Особое Совещание по Обороне) и открыл широкий доступ в Военное Министерство для деятелей гучковского Комитета, не исключая Управления, которое ведало военными заказами и заготовками.

Комитет Гучкова, не в пример «Земгору», имел утверждённый правительством статут и всячески рекламировал себя. Любимая рекламная фраза – «Правительство не сумело – взяли всё в руки мы». Так, Комитет предложил Военному Министерству помощь в организации заказов ящиков и упаковки для отправляемых на фронт снарядов, заготовленных Главным Артиллерийским Управлением, при этом в ящики клали объявления от других Военно-Промышленных Комитетов: «СНАРЯДОВ НЕ ЖАЛЕТЬ!», а на самих ящиках писали: «ВОЕННО-ПРОМЫШЛЕННЫЕ КОМИТЕТЫ», так что командный состав и рядовые артиллерийских частей на фронте не сомневались, что присланные снаряды – результат работы именно Комитетов, а не правительства.

Кроме этого, гучковский Комитет распределил военные заказы между заводами таким образом, что получилось непрерывное подорожание всех заказов из-за искусственного повышения цен. Это ускоряло общий рост цен в России, поэтому через десять месяцев после образования Комитета Гучкова Совет Министров засомневался в его полезности и поручил Государственному Контролю проверить работу Комитета. Проверка показала, что военные заказы распределены между всеми предприятиями, и процент выполнения их ничтожный. Однако наглые руководители Комитета, включая Гучкова, ничуть не смутились, заявив, что условия работы слишком неблагоприятны, что «правительственные органы пристрастны» и т.д. Результаты проверки удалось замять. И всё это происходило во время войны! Словно какая-то невиданная чума поражала человеческие души от нищего до министра, от рекрута до начальника Штаба Императорской Ставки. Вот как понимал происходившее архимандрит Константин (Зайцев): «…В том и был стыд и мрак, раскрывающийся в процессе русской исторической загадки, что начало гражданской свободы не уживалось в русском быту с прежним церковно-православным и верноподданническим сознанием. В том-то и была русская трагедия, что гражданский расцвет России покупался ценой отхода русского человека от Царя и от Церкви. Свободная Великая Россия не хотела оставаться Святой Русью! Разумная свобода превращалась и в мозгу, и в душе русского человека в высвобождение от духовной дисциплины, в охлаждение к Церкви, в неуважение к Царю…».

То же самое отметил в апреле 1916 года в дневнике И.Бунин: крестьяне интересовались не делами на фронте, не судьбой родной Монархии, а уменьшением количества товаров в лавках. Им были безразличны и антимонархические заговоры в Думе, и возможность победить в мировой войне («Куда нам!»), они не задумывались об изменнических настроениях в командном составе армии и флота, куда, между прочим, они шли солдатами и матросами. Следовательно, как раз соль Земли Русской – крестьянство, основное сословие России, уже не болело душой об Отечестве, о Государе, не видело разницы между республикой или диктатурой и Монархией, не понимало, что Царь – это не только представитель нации (западное толкование Верховной Власти), но и Миропомазанник, правящий «по Божьему произволению, а не по многомятежному человеческому хотению». К сожалению, там, где не уважают, не почитают, не понимают, нелепо искать любовь, а где нет любви, там нет Бога, нет Его Закона, там – беззаконие, и св. Царская Семья весной 1916 года уже была совсем одна перед этим беззаконием, что подтверждает происходившее в Императорской Ставке.

Начальник Штаба Царской Ставки М.Алексеев в дневниках св. Царя упоминается не так уж и часто, чтобы приписать ему роль «фактического Верховного Главнокомандующего». Внешне Алексеев сохранял лояльность, однако определённо не любил Государя так, как это полагалось верноподданному, и эта неприязнь распространялась на всю Семью. Например, однажды в доброжелательной беседе Государь пошутил, что мадам Алексеева приезжала к супругу лишь во время отсутствия в Ставке св. Царя. Что же касается св. Царицы, то отношение к ней было прямо-таки оскорбительным. Вырубова так писала о приездах Её Величества в Ставку: «Великие Князья и чины Штаба приглашались к завтраку, но Великие Князья часто «заболевали» и к завтраку не появлялись во время приезда Её Величества; «заболевал»… и генерал Алексеев. Государь не хотел замечать их отсутствия. Государыня же мучилась, не зная, что предпринять».

Называя Алексеева в письмах к Супруге «моим косоглазым другом», св. Царь всегда хорошо отзывался о нём, но князь В.Шаховской видел Алексеева иначе: «Постоянные личные и письменные сношения с Родзянко, Гучковым, Поливановым и другими «общественными» деятелями… натолкнули его на политическую деятельность. Он увлёкся войной внутренней, между тем, как он был призван Монархом… для войны внешней.

…Близость к Государю привела к тому, что, вместо того, чтобы узнав и изучив все… положительные и… отрицательные стороны, без которых не существует на земле человека, использовать эти… стороны для общего блага, он… верил своим либеральным единомышленникам, стремившимся дискредитировать Монарха.

Благодаря этому он чрезвычайно быстро приобрёл авторитет и доверие в революционно настроенных сферах. Насколько он играл своими чувствами к Государю с теми лицами, которых он знал за глубоко верноподданных, служит примером следующий факт… Я знаю это лично от генерала Беляева (участник Японской войны, с октября 1914 года начальник Генерального Штаба, с июня 1915 года – одновременно помощник Военного министра, с августа 1916 года – член Военного Совета; с 3 (16) января по 27 февраля (13 марта) 1917 года – Военный министр, во время «бескровного Февраля» пытался собрать войска для подавления бунта, но был арестован; освобождён в октябре 1917 года коммунистами, ими же вновь арестован и расстрелян в 1918 году. – Е.М.), который мне это рассказывал после выпуска его из тюрьмы осенью 1917 года.

На Пасху 1916 года …Алексеев получил звание генерал-адъютанта. Генерал Беляев написал ему поздравительное письмо и получил ответ приблизительно в следующих выражениях…: «Не знаю, поможет ли мне Господь отслужить нашему обожаемому Монарху за все те милости, которыми незаслуженно он меня осыпает»… Указанная выше неверность… Алексеева Государю чувствовалась мной при каждом моём приезде в Ставку. Совершенно ясно, что он уже не мог скрыть свою принадлежность к противоправительственному лагерю».

В другом месте своих мемуаров Шаховской отметил: «…Гучков не только не оставил своих связей с командным составом, но всячески их культивировал, начиная с… Алексеева. Вместе с Родзянко он ложно освещал ему деятельность правительства. Приписывая Военно-Промышленным Комитетам заслуги, которых не было, он возводил на Государя и правительство явно ложные обвинения в таких деяниях, которые граничили с изменой».

И в этой атмосфере уже сформировавшегося заговора Государь не терял самообладания! Как трудно понять святых!.. Св. Царь не только ездил по заводам и фабрикам едва ли не от Риги до Николаева, он принимал министров и высших военных с докладами, посещал со св. Царевичем лазареты и госпиталя, бывал на передовых позициях и в прифронтовой зоне, читал документы всех Министерств, руководил всей Россией, не передоверяя своих обязанностей Совету Министров, проводил смотры воинских частей. Об одном из них рассказал генерал-лейтенант Н.Головин в статье «Царский смотр», часть которой я процитирую, так велик и светел в сумерках надвигавшейся революции образ св. Царя Николая II, неповторимо мудрого, сдержанного, незлобивого и всем сердцем доброжелательного ко всем: «…Император начал говорить. Каждое его слово было отчётливо слышно в самом отдалённом углу поля парада. Говорил он просто, как… русский человек в тяжёлые минуты своим друзьям. Речь его шла от сердца, вследствие чего сразу же воспринималась сердцами тысяч русских людей, которые жаждали услышать то, что он говорил. Царь благодарил войска за их жертвенный подвиг, звал их любить Россию, как они любили её до сей поры. Несмотря на простоту, с которой была сказана речь Государя, она носила Царственный характер. Этому содействовала величественность Высочайшего Смотра. Вместе с тем, слова Императора трогали своей задушевностью и внешним образом русского Царя, стоявшего в скромной серой шинели, держа за руку красивого больного мальчика, облачённого в такую же солдатскую шинель. Когда Государь кончил говорить, поле молчало, но затем… грянуло «ура!». Мне казалось тогда, что такого могучего, сердечного «ура!» я никогда не слышал, а теперь скажу: и не услышу.

Командир 11-го армейского корпуса генерал В.Сахаров обратился к командующему армией с просьбой просить Царя о помиловании разжалованного в рядовые полковника Исакова. Генерал П.Лечицкий доложил Императору, и Государь приказал вызвать его. Полковник Исаков – корпусной инженер 11-го армейского корпуса, был предан полевому суду за антидисциплинарный поступок и приговорён к расстрелу, но, принимая во внимание его боевую службу, смертная казнь была заменена разжалованием в рядовые. «Рядового 23-го сапёрного батальона Исакова к Его Императорскому Величеству!» — раздался по полю повторяемый зов. …Из дальнего угла построения пехоты отделился какой-то серый комочек: это бежал с ружьём у ноги рядовой. Теперь он оброс седой бородой и сильно постарел. Подбежав к Государю, он остановился и взял «на караул». «К ноге,- скомандовал тихим голосом Император…- Твои командующий армией и командир корпуса доложили мне о проявленной тобой доблести при взятии опорного пункта на высоте Н. Награждаю тебя Георгиевским Крестом IV степени». «Рад стараться, Ваше Императорское Величество»,- по-солдатски ответил рядовой Исаков. В руках у Государя очутился Георгиевский Крест и булавка (в 1913 года был утверждён новый Статут ордена Св. Георгия, он стал называться Георгиевским Крестом.- Е.М.). Накалывая на борт шинели Крест, Государь продолжал своим ровным голосом: «Мне было также доложено, что при взятии этого опорного пункта тобою была проявлена не только доблесть, но и большое знание военно-инженерного дела». Выждав несколько секунд и внимательно взглянув в глаза солдата, Император так же спокойно сказал: «Рядовой Исаков, я возвращаю тебе твои чин и все твои ордена», — и задушевным голосом добавил: — «Полковник Исаков, носите Крест, который я вам сейчас накалываю, столь же доблестно, как вы его заслужили». Слёзы хлынули из глаз Исакова. Он… поцеловал руку Царя, заканчивающую накалывание Креста. Я… делал неимоверные усилия, чтобы не разрыдаться, так красива, благородна и широка была только что проявленная Царская милость.

Посмотрев на генерала Лечицкого, я увидел, как по его сухому, мужественному лицу катились крупные слёзы, а генерал Сахаров просто и откровенно плакал. Спокойнее всех был сам Государь. Обратившись ко всем присутствующим, он громким голосом сказал: «Полковник Исаков до окончания войны должен оставаться в рядах 23-го сапёрного батальона». Я был поражён мудростью Царского приказа. Полковник Исаков пострадал из-за своего скверного характера. Оставаясь на всё время войны в том батальоне, в котором он отбывал своё наказание, он дольше бы помнил о совершённом им воинском проступке. С другой стороны, проявленная им солдатская доблесть и заслуженная им Царская милость создавали ему своего рода ореол среди чинов батальона, что смягчало многие углы его не всегда приятного обращения».

В свободное от дел время, которого было не так уж много, св. Царь вёл дневник, отвечал на письма, читал книги, играл в кости и домино с ближайшими лицами Свиты и со св. Царевичем, совершал с ним прогулки на автомобиле («в моторе») или пешком, брал его с собой в храмы на службы или в кинематограф. Если читать немногословный Царский дневник, создаётся впечатление однообразия жизни Государя, но за этим однообразием скрыт целый калейдоскоп нужных и добрых деяний Его Величества ради всей России и отдельно взятых людей, скрыта надежда на общее счастье после войны, но эту надежду уже почти целиком украли внутренние и внешние враги нашего Отечества.

(Продолжение следует.)