Последний вдох( третий часть)
Возрастные ограничения 16+
Через полчаса выходим из кампуса и идём к выходу. Везде стоят военные. Колмубия тоже прилично пострадала от этого, но стройки уже почти закончились. На выходе из кампуса показываем свои сумки охранникам. После минуты тщательного досмотра они дают добро
-Когда они уже свалят!!!-возмущённо воскликнула Лейла: « у меня месячные, а из -за их тупых проверок я не могу даже прокладку положить!»
Я смеюсь
-Потом посмотрим на тебя,-злобно говорит она: «Нет, Серьезно, это меня жутко напрягает, что они везде, реально, вот посмотри»- с этими словами она обводит рукой территорию кампуса, на которой, плечом к плечу стоят военные
-Ты же знаешь, что это все для нашей, -говорю я
-Безопасности,-заканчиваем мы двоем. Эта фраза, которая я слышала чаще всего за последние три месяца: то теперь нельзя делать, для вашей же безопасности, на улицы сейчас не выходить, для вашей безопасности, надо осмотреть вашу комнату для вашей безопасности, покажите свою сумку для вашей же безопасности
-Я понимаю, что это все для нашей сохранности и так далее, но, по-моему сейчас ничего не предоставляет угрозу. Преступник,-голос ее сразу похолодел, она не хотела произносить его имя, в принципе, как и все: « Пойман, и скорее всего, уже где-то по-тихому убит»
Я рассмеялась:
-Мне бы хотелось в это верить, поверь, но, по-моему, ты забыла кто он и как он явился и что он тут творил. Такую скотину, как он, не убить,-чувствую, что злость пронизывает мою каждую клеточку. Если бы мне дали возможность, то я бы его убила, кем бы он не был, и каким бы живучим, и бессмертным он бы не был, я бы его убила. «Успокойся, успокойся» говорю себе я. Смотрю на улицы: уже все нормально, будто совсем как раньше, только все тут знают, что все ни черта не какраньше. Эти улицы теперь навсегда являются напоминанием о том дне, об страданиях людей, о боли, о потерях. Глаза начинаются слезиться, раны никогда не заживут… На стенах многих домов есть граффити с его лицом и подписью: «гори в аду, сукин сын» или « Сдохни самой ужасной смертью, которая существует во вселенной» Есть граффити с его намеренно изуродованным лицом, со шрамами и ранами, и надписями вроде «Желаю тебе самой мучительную смерть, в потом вечное горение в аду» « Гори также, как люди, которых ты тут сжёг заживо» Переходим дорогу
-Смотри,-Лейла показывает в сторону одного здания, на стене которого 3 подростков прорисовывают его черты лица. Уже нарисованы чёрные волосы ниже плеч и скуластая форма лица.
-Вроде как, такие рисунки запретили, -сказала Лейла: «Типа мы такие тупые
, что не держим зла больше, и такие рисунки порождают ненависть. Хотя тут и порождать ничего не надо»
Я ничего не ответила. Если бы не училась в университете, где за мои поступки меня могли бы исключить, то я бы сама рисовала это все и делала бы вещи гораздо хуже. Примерно месяца полтора назад, когда все уже было проиграно для него, то он внезапно и бесследно куда-то исчез. Говорят, что он до сих пор на Земле и поэтому все никак не могут успокоиться и вряд-ли когда-то успокоятся. Все продолжают бояться. После того как все точки были расставлены, то люди хотели, чтобы его убили, и не просто убили в тюрьме, а устроили публичную казнь. Когда по телевизору показывали любительские опросы, вроде тех, когда человек, не обязательно журналист, на Тайм-Сквере или Бродвее опрашивает, что желали бы люди «преступнику», то 99% процентов отвечали -«смерть». И это еще цветочки, если они обходились только этим словом, а не вдавались в подробности, как именно хотят его убить. Они начинали материться, говорить, что хотят устроить самосуд, хотят, чтобы его привязали где-то в общественном месте, и чтобы каждый мог подойти и отомстить за то, что он сделал и так далее. Как бы сильно я его ненавидела, и в душе, все мои желания были схожи с ихними, Я не могла слышать как они говорят, как будут убивать его, какими ужасными пытками и методами. Когда начинались интервью, то я сразу отключала их, когда кто-то возле меня обсуждал как его лучше убить, к примеру, поджечь его не на сильном огне, чтобы его смерть была долгой и мучительной, или же отрезать ему постепенно конечности, начиная пальцами и заканчивая головой, то я сразу уходила по дальше.
Мне все эти люди напоминали его… их мысли были отражением его мыслей, когда он приехал сюда; их желания были такими же, их сознание было таким же… И самое ужасное в этом всем было, что я ловила себя на этом, я ловила себя как обдумываю его смерть, как мечтаю увидеть гримасу боли и страдания на его лице, и от этих мыслей мне становилось страшно, мне становилось мерзко и противно от самой себя, потому что я думала, что когда-то, он также лежал, может быть даже в такой же позе и представлял наши смерти, наши страдания, и эти мысли рисовали улыбку на его лице, как нам рисуют улыбку мысли о его смерти. И когда я все это понимала, то я вскакивала с кровати и бежала к зеркалу- я хотела убедиться что если я посмотрю на себя в зеркало, то там буду я, а не он. И так я долго стояла, пялясь на себя в зеркало и мысленно говоря себе «Это ты, Это ты Щварц Суррексерун. И ты никогда не станешь им» Ещё что меня пугала может быть даже больше моего сходство с ним, так это постоянное, навязчивое чувство, что я не одна. Хоть никто нигде его не видел уже как два месяца, но он был здесь, все время он был с нами, он никуда не уходил, а наоборот, стал ещё ближе. Он жил в наших мыслях, в наших кошмарах, в наших планах, в наших чувствах, как первостепенный, незаменимый актёр, он исполнял свою главную роль в наших жизнях. Я видела людей, который менялись под его влиянием, которые, хотели они этого или нет, становилось похожи на него, которые начинали ненавидеть, как он, которые становились бесчувственными, как он. Они становились в какой-то степени его клонами. И я одна из них. Сложно сейчас называть людей, которые не изменились бы хоть немного, каждый носит отпечаток, знак о нем, и даже не хотя о нем вспоминают миллионы раз ежедневно. Он навсегда в нашей памяти, навсегда в наших мыслях… наши эмоции пропитаны им, наше прошлое связано крепкими, неразрывными цепями с ним, будущие формируется под его влиянием… он является причиной нашей боли и страданий, впрочем жизнь -это будто он. Я его ненавижу, Господи, на сколько сильно я его ненавижу, что чувствую, что не выдерживаю столько ненависти в себе, что просто морально не в силах настолько сильно ненавидеть
За завтраком(хотя уже был обед) Лейла рассказывала мне о своём парне. С Лейлой мы общаемся ещё с моего шестого класса в школе. Мы часто ругались с ней, но в итоге мы все равно мирились. Я бы даже назвала это настоявшей дружбой, если бы не считала ее временной.
-Он такой красивый и умный, и красивый, ты даже не представляешь,- с восторгом в голосе говорит Лейла: «ещё такой воспитанный и красивый, и воспитанный»
Пью кофе
-А ты сегодня идёшь гулять с своими нескончаемыми ухажёрами? Тебе бы хотя бы хоть пятерых отобрать. Я уже молчу про то, чтобы с кем-то одним замутить,- пожимает плечами Лейла
-На черта?- спрашиваю я
-Ну, не знаю… а по тебе лучше гулять со всеми парнями, что все думают, что ты шлюха? -спрашивает Лейла
Я промолчала. Я знаю, что это тупо: ходить со всеми, но никому не принадлежатьи вести себя как последняя стерва: ругать пары, уводить парней, гулять с ними, давать им надежду, но потом в итоге просто разбивать все эти надежды и иллюзии. Я бы это не делала, но у меня были свои причины это делать.
-Когда они уже свалят!!!-возмущённо воскликнула Лейла: « у меня месячные, а из -за их тупых проверок я не могу даже прокладку положить!»
Я смеюсь
-Потом посмотрим на тебя,-злобно говорит она: «Нет, Серьезно, это меня жутко напрягает, что они везде, реально, вот посмотри»- с этими словами она обводит рукой территорию кампуса, на которой, плечом к плечу стоят военные
-Ты же знаешь, что это все для нашей, -говорю я
-Безопасности,-заканчиваем мы двоем. Эта фраза, которая я слышала чаще всего за последние три месяца: то теперь нельзя делать, для вашей же безопасности, на улицы сейчас не выходить, для вашей безопасности, надо осмотреть вашу комнату для вашей безопасности, покажите свою сумку для вашей же безопасности
-Я понимаю, что это все для нашей сохранности и так далее, но, по-моему сейчас ничего не предоставляет угрозу. Преступник,-голос ее сразу похолодел, она не хотела произносить его имя, в принципе, как и все: « Пойман, и скорее всего, уже где-то по-тихому убит»
Я рассмеялась:
-Мне бы хотелось в это верить, поверь, но, по-моему, ты забыла кто он и как он явился и что он тут творил. Такую скотину, как он, не убить,-чувствую, что злость пронизывает мою каждую клеточку. Если бы мне дали возможность, то я бы его убила, кем бы он не был, и каким бы живучим, и бессмертным он бы не был, я бы его убила. «Успокойся, успокойся» говорю себе я. Смотрю на улицы: уже все нормально, будто совсем как раньше, только все тут знают, что все ни черта не какраньше. Эти улицы теперь навсегда являются напоминанием о том дне, об страданиях людей, о боли, о потерях. Глаза начинаются слезиться, раны никогда не заживут… На стенах многих домов есть граффити с его лицом и подписью: «гори в аду, сукин сын» или « Сдохни самой ужасной смертью, которая существует во вселенной» Есть граффити с его намеренно изуродованным лицом, со шрамами и ранами, и надписями вроде «Желаю тебе самой мучительную смерть, в потом вечное горение в аду» « Гори также, как люди, которых ты тут сжёг заживо» Переходим дорогу
-Смотри,-Лейла показывает в сторону одного здания, на стене которого 3 подростков прорисовывают его черты лица. Уже нарисованы чёрные волосы ниже плеч и скуластая форма лица.
-Вроде как, такие рисунки запретили, -сказала Лейла: «Типа мы такие тупые
, что не держим зла больше, и такие рисунки порождают ненависть. Хотя тут и порождать ничего не надо»
Я ничего не ответила. Если бы не училась в университете, где за мои поступки меня могли бы исключить, то я бы сама рисовала это все и делала бы вещи гораздо хуже. Примерно месяца полтора назад, когда все уже было проиграно для него, то он внезапно и бесследно куда-то исчез. Говорят, что он до сих пор на Земле и поэтому все никак не могут успокоиться и вряд-ли когда-то успокоятся. Все продолжают бояться. После того как все точки были расставлены, то люди хотели, чтобы его убили, и не просто убили в тюрьме, а устроили публичную казнь. Когда по телевизору показывали любительские опросы, вроде тех, когда человек, не обязательно журналист, на Тайм-Сквере или Бродвее опрашивает, что желали бы люди «преступнику», то 99% процентов отвечали -«смерть». И это еще цветочки, если они обходились только этим словом, а не вдавались в подробности, как именно хотят его убить. Они начинали материться, говорить, что хотят устроить самосуд, хотят, чтобы его привязали где-то в общественном месте, и чтобы каждый мог подойти и отомстить за то, что он сделал и так далее. Как бы сильно я его ненавидела, и в душе, все мои желания были схожи с ихними, Я не могла слышать как они говорят, как будут убивать его, какими ужасными пытками и методами. Когда начинались интервью, то я сразу отключала их, когда кто-то возле меня обсуждал как его лучше убить, к примеру, поджечь его не на сильном огне, чтобы его смерть была долгой и мучительной, или же отрезать ему постепенно конечности, начиная пальцами и заканчивая головой, то я сразу уходила по дальше.
Мне все эти люди напоминали его… их мысли были отражением его мыслей, когда он приехал сюда; их желания были такими же, их сознание было таким же… И самое ужасное в этом всем было, что я ловила себя на этом, я ловила себя как обдумываю его смерть, как мечтаю увидеть гримасу боли и страдания на его лице, и от этих мыслей мне становилось страшно, мне становилось мерзко и противно от самой себя, потому что я думала, что когда-то, он также лежал, может быть даже в такой же позе и представлял наши смерти, наши страдания, и эти мысли рисовали улыбку на его лице, как нам рисуют улыбку мысли о его смерти. И когда я все это понимала, то я вскакивала с кровати и бежала к зеркалу- я хотела убедиться что если я посмотрю на себя в зеркало, то там буду я, а не он. И так я долго стояла, пялясь на себя в зеркало и мысленно говоря себе «Это ты, Это ты Щварц Суррексерун. И ты никогда не станешь им» Ещё что меня пугала может быть даже больше моего сходство с ним, так это постоянное, навязчивое чувство, что я не одна. Хоть никто нигде его не видел уже как два месяца, но он был здесь, все время он был с нами, он никуда не уходил, а наоборот, стал ещё ближе. Он жил в наших мыслях, в наших кошмарах, в наших планах, в наших чувствах, как первостепенный, незаменимый актёр, он исполнял свою главную роль в наших жизнях. Я видела людей, который менялись под его влиянием, которые, хотели они этого или нет, становилось похожи на него, которые начинали ненавидеть, как он, которые становились бесчувственными, как он. Они становились в какой-то степени его клонами. И я одна из них. Сложно сейчас называть людей, которые не изменились бы хоть немного, каждый носит отпечаток, знак о нем, и даже не хотя о нем вспоминают миллионы раз ежедневно. Он навсегда в нашей памяти, навсегда в наших мыслях… наши эмоции пропитаны им, наше прошлое связано крепкими, неразрывными цепями с ним, будущие формируется под его влиянием… он является причиной нашей боли и страданий, впрочем жизнь -это будто он. Я его ненавижу, Господи, на сколько сильно я его ненавижу, что чувствую, что не выдерживаю столько ненависти в себе, что просто морально не в силах настолько сильно ненавидеть
За завтраком(хотя уже был обед) Лейла рассказывала мне о своём парне. С Лейлой мы общаемся ещё с моего шестого класса в школе. Мы часто ругались с ней, но в итоге мы все равно мирились. Я бы даже назвала это настоявшей дружбой, если бы не считала ее временной.
-Он такой красивый и умный, и красивый, ты даже не представляешь,- с восторгом в голосе говорит Лейла: «ещё такой воспитанный и красивый, и воспитанный»
Пью кофе
-А ты сегодня идёшь гулять с своими нескончаемыми ухажёрами? Тебе бы хотя бы хоть пятерых отобрать. Я уже молчу про то, чтобы с кем-то одним замутить,- пожимает плечами Лейла
-На черта?- спрашиваю я
-Ну, не знаю… а по тебе лучше гулять со всеми парнями, что все думают, что ты шлюха? -спрашивает Лейла
Я промолчала. Я знаю, что это тупо: ходить со всеми, но никому не принадлежатьи вести себя как последняя стерва: ругать пары, уводить парней, гулять с ними, давать им надежду, но потом в итоге просто разбивать все эти надежды и иллюзии. Я бы это не делала, но у меня были свои причины это делать.
Рецензии и комментарии 0