Во имя любви, или Лукреция Ивелли

Памяти моего дорогого и глубокоуважаемого отца Виктора Николаевича Иванова посвящаю

Sara di te, o di morte!

I
Длинными шагами вдоль и поперек молодой граф Амадео ди Марлиани измерял гостиную в доме мессера Винченцо Ивелли. Граф не мог не волноваться – решалась его судьба. От одного слова Лукреции, дочери мессера Винченцо Ивелли, зависело все его будущее. Его судьба была в ее руках. Одним своим словом Лукреция могла повергнуть его в бездну отчаяния, пучину печали и тоски или сделать счастливейшим человеком на Земле, подарив свою любовь и благосклонность. «Быть или не быть»? – стоял перед ним вопрос, как у Шекспировского Гамлета. Покориться воле рока и смиренно принять отрицательный ответ на свое предложение или же, несмотря ни на что, бороться за ее любовь любыми средствами. Эти вопросы задавал он себе в ожидании ответа.
– Не горячись, мой друг. Остынь. Поверь мне, мадонна Лукреция выберет тебя. Ведь я всего лишь ширма, за которой она прячет свои чувства к тебе. Если бы я в этом не был уверен, то никогда бы не просил ее руки. Я сделал это только для того, чтобы доказать тебе, что мадонна Лукреция любит только тебя, А я всего лишь преданный друг детства для нее. Она видит во мне брата и не более. Мы росли вместе. С трех лет и до сей поры не разлучались, – успокаивал Алессандро Манияни, студент философского факультета Болонского университета, наследник огромного состояния Бенедетто Манияни, владельца крупной торговой компании, тесно связанной с банковскими компаниями Уццано, Адатти, Орландини, своего единственного друга Амадео. Семьи Манияни и Ивелли много лет поддерживали дружеские отношения между собой, не мудрено, что их дети чувствовали себя членами одной семьи и питали друг к другу братские чувства.
Двери залы отворились. На пороге появилась мадонна Лукреция с алой розой в руках. Следом за дочерью в гостиную вошли ее родители – мессер Винченцо и мона Лаура. Сердце замерло в груди у графа ди Марлиани, он не дышал от волнения. Наступила роковая минута. С утонченной грацией и изяществом Лукреция подошла к Амадео и произнесла грудным голосом, льющимся из глубины души:
– Вот ответ, мессер Амадео, примите этот скромный дар – залог моей любви. – Она говорила, не смея взглянуть в его огромные темно- карие глаза, ее ланиты покрылись нежным румянцем. Граф же, напротив, смотрел на нее, не отрывая глаз. Лукреция не была красавицей, скорее, обыкновенной девушкой. Она стояла перед ним в темно- пунцовом платье, в черных бархатных туфельках, расшитых серебром. Не красавица и не богиня. Высока и стройна, с осиной талией и плоской грудью, бело-розовой кожей, изящными руками, черными, как ночь, волосами с гладкими начесами на уши, высоким лбом, густыми длинными ресницами, тонкими, как шнурок, бровями, прямым носом, пунцовыми, оттененными легким пушком, чувственными губами. Но для Амадео она была утренней зарей, нежным лепестком розы. Лукреция пленяла его вновь и вновь при каждой встрече. Всякий раз в ее присутствии он терял присущие ему выдержку и спокойствие. Только рядом с ней он ощущал полноту жизни, всю радость бытия.
Наконец, Лукреция подняла свои горевшие огнем глаза,. и у графа от счастья закружилась голова. Амадео полной грудью вдыхал исходящий от любимой аромат фиалок и мускуса, не опуская глаз. Да, сегодня она была хороша, как никогда. Минуты счастья превращают слабый пол в настоящих красавиц. Любовь зажигает в их глазах огонь, который гаснет лишь после их смерти. О любовь! О великая сила!
Амадео с радостью принял из дрожавших от волнения рук Лукреции алый цветок, ставший для него с этого момента символом любви. Вместо ответа на слова любимой он склонил перед ней колени и бережно припал губами к ее нежной руке, со словами:
– Благодарю Вас, дорогая мадонна Лукреция. Сегодня вы сделали меня счастливейшим человеком на Земле. Клянусь, я буду самым верным супругом до конца моих дней.
Лукреция залилась густым румянцем. Как долго ждала она этих слов, сколько долгих лет ей приходилось притворяться и скрывать свои чувства к нему. Ах, если бы он только знал! Его слова лились, как бальзам на ее нежную душу.
Мадонна Лукреция перевела взгляд на своего друга детства. Боже, как она могла забыть о нем! Счастье ослепило ее, она перестала замечать все происходящее вокруг.
Поймав ее взгляд, Алессандро Манияни решил избавить Лукрецию от извинений и первый обратился к ней:
– Мадонна Лукреция, лучшая подруга детских лет, позвольте поздравить вас. Вы сделали правильный выбор, и я уверен, что никогда не пожалеете об этом. Мой друг граф Амадео ди Марлиани достоин вашей руки и сердца. Счастье моих друзей -высшее счастье для меня. Я искренне рад. Позвольте запечатлеть поцелуй на вашей божественной ручке и откланяться, не хочу препятствовать общению ваших душ. Хотя вряд ли кто сможет этому помешать? Души влюбленных найдут друг друга в любом уголке нашей Ломбардии. И ты, мой друг, прими искренние поздравления – последние слова были обращены к графу ди Марлиани. Тот подошел к другу и раскрыл ему объятия.
Лукреция с трепетом смотрела на двух верных друзей. Оба среднего роста, широкоплечие брюнеты с приятной наружностью. Конечно, каждый из них был индивидуальностью и не только внешнюю, но и внутреннюю. Но главное отличие – взгляд. Амадео смотрел на нее заворожено, как на богиню, она была для него всем, а для Алессандро – всего лишь подругой детства, приятной собеседницей. Овальное лицо графа ди Марлиани обычно выражало аристократическую надменность и превосходство, которые тут же исчезали, стоило ему обратить свой взгляд на Лукрецию, заговорить с ней.
Высвободившись из дружеских объятий, Манияни подошел к мадонне Лукреции преклонил правое колено и запечатлел на ее нежной ручке дружественный поцелуй. Затем простился с присутствующими в зале и удалился.
Тотчас молодые бросились в ноги родителям и просили благословения. На глазах моны Лауры блестели слезы, материнское сердце переполняла радость. В душе она ликовала. Господь смилостивился и услышал ее молитвы. Лукрецию ждет беззаботная жизнь рядом с любимым супругом. Чего еще желать в жизни женщине? Счастливый брак – счастье женщины. Мессера Винченцо, словно индюка, распирало от гордости, он уже давно мечтал породниться со знатным, пусть и обедневшим родом. Бабка графа ди Марлиани по отцу донна Андреа происходила из старинного знатного рода Убертини из Ареццо, а бабка по материнской линии донна Ньери – из знатного рода Кортевеккья (воевавшего на стороне Фридриха Барбароссы во время осады Милана.)
На груди мессера Винченцо Ивелли сиял огромный рубин – символ его богатства. Ивелли был членом трех торговых компаний, ему принадлежали сукнодельческое производство и мастерская по окраске сукна. Земельная собственность его была невелика, около 15 тысяч золотых флоринов, 16% его состояния. Земли располагались на плодородной Паданской равнине и на окружающих город высоких холмах. Основную часть земель представляли пахотные участки. Виноградники и плодовые деревья (яблоки, груши, айва, сливы) были посажены по краям поля. Неподалеку от Болоньи, на холме, находилась его семейная вилла – место отдыха от повседневных забот и проблем, единственный уголок, где могла найти покой его больная душа. Непосредственно к вилле примыкал дубовый лес. У подножия холма располагалось небольшое селение с высокими и узкими домиками. Почти все его жители работали на мессера Ивелли. А тем, кто владел собственным участком земли, приходилось платить ему за пользование плугом и скотом, так как они не имели рабочего своего.
Мессер Винченцо Ивелли владел и городской недвижимостью: большим домом на улице Страда Маджоре (собственно, в котором и происходили описываемые события) и десятью небольшими домами с примыкавшими к ним маленькими земельными участками (их арендовали булочники, цирюльник и сапожник). Вот так со всех сторон и стекались денежки в карман мессера Ивелли. Из любой мелочи он умел извлекать для себя пользу.
Глаза мессера Ивелли сияли от удовольствия, ему не терпелось объявить будущему зятю сумму приданого. Он желал, чтобы все жители Болоньи знали, что мадонна Лукреция Ивелли – богатая невеста. Ее приданое составляет земельный участок с домом в Болонье на набережной Рено и часть земли стоимостью 150 золотых флоринов.
«Скоро, совсем скоро – через месяц – состоится помолвка, а потом и свадьба не за горами», – думал отец Лукреции, восхищаясь своей дочерью, ее умением пленить сердце знатного юноши. – Чертовка умна! Столько лет ждать, ни на кого не обращать внимания, отказывая всем подряд. И, наконец, дождалась. Летом ей исполнится двадцать – пора все же будет поспешить со свадьбой.

II
На крыльях любви летел граф ди Марлиани домой на гнедом жеребце узкими прямыми улицами Болоньи. Мимо массивных красновато-коричневых и серых каменных зданий с аркадами вдоль нижнего этажа. Он любил этот город, Болонью – матерь наук, благороднейший город Ломбардии. Ведь это город, в котором он родился, в котором встретил девушку своей мечты, здесь же будет покоиться и его прах. Но это будет не скоро, пройдет еще много-много лет. А пока струны его сердца пели мелодию любви, ему хотелось жить и любить, любить до самозабвения.
Он и не заметил, как оказался возле ворот собственного замка-башни, неподалеку от города. Опьяненный любовью и радостью, Амадео, забыв о всех правилах этикета, без стука ворвался в покои матери, моны Валентины, чтобы поделиться своим счастьем. Она была единственным человеком, которому он мог поведать о своих чувствах, открыть душу, просить совета. На ее груди он искал утешения в трудные минуты жизни, только она своей материнской лаской и теплом умела залечивать его душевные раны. Мать была единственным родным человеком для него. Отца своего, графа Валентино ди Марлиани, он не знал, тот погиб от рук неизвестных убийц, еще когда Амадео находился во чреве матери. Гордая и благородная мона Валентина была для него и матерью и отцом одновременно. Всю свою жизнь она посвятила воспитанию единственного сына, наследника рода Марлиани.
Мона Валентина задумчиво играла на перламутровой мандолине и не заметила внезапного вторжения сына.
– Матушка, поздравьте меня! Я сегодня самый счастливый человек в этом мире! Лукреция Ивелли согласна быть моей женой, – еще с порога произнес Амадео и бросился к ногам матери и спрятал свою голову у нее на коленях.
Звуки музыки тотчас смолкли. Мона Валентина побледнела, на красивом холодном лице застыл испуг. «Нет! Этому не бывать. Она не позволит ему погубить свой род. Нет! Ее сын не женится на дочери сумасшедшего! Нет! Я не допущу! Да, эта семейка хорошо умела скрывать свои пороки. Никто из знатных жителей Болоньи и не догадывается о душевном недуге мессера Винченцо Ивелли. Да и сама я совсем недавно узнала об этом от его управляющего, правда, он тогда хлебнул много лишнего и молол всякую чушь, однако в безумии своего господина поклялся на распятии, и ему можно верить», – говорила себе мона Валентина.

Она поднялась с кресла и с грустной улыбкой посмотрела на сына. Она видела радость в красивых глазах Амадео, его опьянение любовью и понимала, что надо что-то делать. Срочно что-то предпринять. Иначе все пропало! Он сам должен будет отказаться от нее. Но разве это возможно, учитывая его нынешнее состояние?! Какой подъем, какой порыв! Мать впервые видела сына таким возбужденным. Хотя он был таким и тогда, в 13 лет, когда вот так же, радостный, прибежал в ее покои и произнес с волнением: «Матушка, я люблю Лукрецию Ивелли! Она станет моей женой»! Тогда она рассмеялась над глупой выходкой мальчишки и не придала его словам никакого значения. Но теперь, теперь совсем другое дело. Нужно срочно искать выход!
Мона Валентина что-то бессвязно пролепетала в ответ сыну, сдержанно поздравила с предстоящей помолвкой и, сославшись на головную боль, попросила сына покинуть ее покои.
Амадео, полностью погруженный в свои мысли и мечты, не придал особого значения сдержанному поведению матери. В этот самый счастливый день в его жизни ему хотелось только петь и смеяться.
Не успели двери покоев затвориться за сыном, как холодная улыбка мелькнула на надменном лице моны Валентины. Она уже знала, что надо делать!

III
После ухода Амадео Лукреция бросилась искать свою няньку Бьянку, чтобы сообщить ей радостную весть. Ровно через месяц состоится ее помолвка с графом Амадео ди Марлиани – героем ее снов и грез на протяжении долгих восьми лет. В 12 лет раскрылось сердце, а расцвело лишь в 20 лет. Амадео был первой ее любовью и таковой оставался до сих пор. Она никогда не забудет тот день, когда он впервые появился в ее доме вместе со своим другом Алессандро Манияни. Невысокого роста отрок с большими черными, как уголь, глазами, веселым нравом и добродушной улыбкой. Да, своей улыбкой и глазами он покорил Лукрецию в том возрасте, когда даже и не смели говорить дамам о любви. Амадео имел острый язык и ум. Часто забавлял Лукрецию баснями, загадками, шутливыми историями, то и дело вызывая улыбку на ее милом личике.
Со временем Амадео ди Марлиани стал отличным стрелком из лука и арбалета, прекрасным наездником, пловцом и фехтовальщиком, и тем самым все больше и больше притягивал внимание юной Лукреции. Она восхищалась его большой силой в руках, о которой с виду не скажешь, неутомимым любопытством, жаждой познания всех явлений природы. Лукреция росла, и вместе с ней росло и крепло чувство к Амадео. С удивлением она стала замечать за собой, что при его появлении начинают дрожать руки и ноги, сердце чаще бьется, голова становится легкой и кружится от радости встречи с ним. Но она никогда не давала волю своим чувствам. Застенчивая и робкая от природы, она боялась кокетничать с любимым. Наоборот, в общении с ним она была холодна и настороженна, опасаясь лишний раз улыбнуться или первой заговорить, хотя сгорала в эти минуты от любви к нему. Да, Лукреция Ивелли имела странный характер, странной была и ее любовь, особенно проявление чувств. Чем больше она любила Амадео ди Марлиани, тем нежнее и внимательнее относилась к его другу Алессандро Манияни. Поступки Лукреции были непредсказуемы и необъяснимы. Она оставалась загадкой для многих мужчин, но только не для Алессандро Манияни, который знал ее чуть ли не с колыбели. Он давно понял тонкую игру Лукреции и не придавал никакого значения ее повышенному вниманию к своей персоне. Только благодаря ему граф Амадео ди Марлиани осмелился просить руки мадонны Лукреции. Именно Алессандро Манияни открыл глаза своему другу, сумел объяснить ему, где черное, а где белое. Алессандро знал, что рано или поздно Лукреция покажет любовь из-под маски своей. И не ошибся. Этот день наступил. Сегодня впервые за восемь лет Лукреция Ивелли была благосклонной к Амадео ди Марлиани и открыла ему свое сердце и душу.

Лукреция осторожно приоткрыла лакированную с мозаичным набором дверь своей спальни и увидела Бьянку. Наконец-то, она ее нашла. Маленькая, щупленькая, седая женщина усердно взбивала перину на большой высокой кровати Лукреции. Этот ритуал Бьянка совершала изо дня в день на протяжении многих лет, что доставляло ей немалое удовольствие. Она очень любила свою воспитанницу, лелеяла и берегла, как собственную дочь, которую у нее забрал Господь незадолго до рождения Лукреции. Сколько бессонных ночей провела Бьянка вместе с моной Лаурой над колыбелью Лукреции, каждое движение младенца, каждый его шорох не оставляла без внимания заботливая нянька. Лукреция выросла на ее глазах и с каждым годом все более и более напоминала Бьянке ее дочь Цецилию, которая умерла на заре юности, так и не познав всей прелести жизни, не вкусив горечи и меда первой любви. Бьянка была не только нянькой, служанкой для Лукреции, но и главной ее наперсницей в сердечных делах. Именно Бьянке Лукреция впервые открыла тайну своего сердца, доверила мысли и чувства.
Лукреция стояла на пороге своей спальни, благоухавшей розами, померанцами и с легкой грустью обвела ее взглядом: лепной решетчатый переплет потолка, украшенный золотом, у окна с голубыми занавесями круглый стол с белоснежной бархатной скатертью, два высоких кресла из черного дерева располагались по обе стороны очага, в котором пылал огонь. Еще несколько месяцев, и ей придется покинуть стены родного дома, в котором она издала свой первый крик, научилась ходить, наконец, она здесь выросла, провела все свое детство и юность. Каждая вещь в спальне могла напомнить о каком-либо эпизоде из ее жизни. Большая пуховая подушка- свидетельница ее первых слез и обид, образ девы Марии, висевший у изголовья кровати – это к нему Лукреция впервые обратилась за помощью и советом, когда попала в плен черных глаз Амадео, к Божьей матери взывала с мольбою и надеждой в сердце в трудные минуты жизни. Большой, вделанный в стену шкап, где хранилось платье, в котором ее впервые увидел Амадео. Да, совсем скоро ей придется стать хозяйкой в новом доме, но, увы, не полновластной. Лукреция прекрасно знала, какое огромное место в сердце Амадео занимает его мать. Она всегда втайне ревновала Амадео к моне Валентине. «Что случилось с моей юной госпожой? Я впервые вижу такой блеск в ее глазах», – интересовалась Бьянка.
Лукреция бросилась к ней, обняла, усадила рядом с собой прямо на кровать, и между ними завязалась сердечная беседа. Через некоторое время к ним присоединилась мона Лаура. Разговор трех женщин, вернее, двух женщин, познавших все тяготы земной жизни и юной неискушенной девушки, которой еще предстояло познать эту нелегкую жизнь, пройти своими маленькими нежными ножками по извилистым тернистым дорогам судьбы, продолжался до позднего вечера.

IV
Мону Лауру нельзя было назвать счастливой женщиной. Оставшись в 21 год бездетной вдовой, она долгое время не могла найти достойную замену первому супругу. Молодая, красивая, хорошо сложенная Лаура вертела своими многочисленными поклонниками, не зная, кому из них отдать предпочтение. Так прошел год, наконец, она встретила того, кто унес ее покой и заставил чаще биться сердце. Три весенних месяца – двенадцать недель безумной страсти пролетели, как один день. А затем судьба нанесла ей непоправимый удар. Избранник моны Лауры по долгу службы уехал в Венецию и не вернулся. Через семь месяцев вместо себя он прислал посыльного с письмом, в котором сообщил о своей женитьбе на дочери богатого венецианского купца. Эта весть убила в душе моны Лауры веру в лучшие человеческие качества, она больше не доверяла
мужчинам, их безумным клятвам и обещаниям. Два долгих года она провела в уединении, не подпуская ни одного из представителей сильного пола не только к своему сердцу, но и порогу дома. Однако, жизнь берет свое, тоска и одиночество не лучшие спутники для молодой женщины. Путешествуя из Болоньи во Флоренцию, она случайно
повстречала того, по кому ее сердце тоскует и до сей поры, о ком жалеет и плачет долгими ночами в своей одинокой постели, надеясь на мимолетную встречу раз в полгода или год. Это был профессор медицинского факультета Болонского университета, достойный человек, пользующийся всеобщей любовью и уважением. Что помешало их счастью? Почему мона Лаура не соединила свою судьбу с ним? В этот раз виновата была она сама. Человек, предложивший ей руку и сердце был не один, неверная жена бросила его с пятилетней дочерью на руках, а сама бежала вместе с любовником в поисках счастья. Мона Лаура испугалась, что пройдет время, гулящая жена возвратится и заявит свои права на дочь, а она настолько привяжется к девочке, что не сможет ее отпустить к родной матери, потому и отказала. Прошло время, она опомнилась, но было уже слишком поздно что-либо изменить. Другая женщина вошла в жизнь профессора медицинского факультета.
Мона Лаура вновь осталась одна. Ей исполнилось 25 лет. Пора было всерьез задуматься о своем будущем, о создании уютного гнездышка. И тут появился на горизонте ее судьбы тихий застенчивый Винченцо Ивелли, сын богатого сукнодельца Николо Ивелли. Лауру и Винченцо познакомили на приеме в доме их общего друга Ипполита Монетти. С тех пор между ними завязалась дружба. Винченцо не только обладал красивой наружностью, но также был интересным собеседником, любил рассказывать о своем путешествии в далекую Александрию. Экзотические рассказы и своеобразность манер привлекли молодую женщину. Через год после их знакомства состоялась свадьба. Еще через год в 1380 году у моны Лауры родилась дочь, посланная ей Богом в утешение, так как семейная жизнь приносила молодой женщине одни огорчения. Постоянные придирки злонравной свекрови Валентины Ивелли отравляли ее существование, к тому же, супруг уже успел проявить свой настоящий, далекий от ангельского, характер. Педантичный, мелочный эгоист, заботившийся только о своем благе, вечно недовольный, принимающий близко к сердцу малейшую свою неудачу, раздражал ее и наводил тоску.
Он не любил маленькую Лукрецию и не уделял ей должного отцовского внимания по той лишь причине, что она родилась представительницей слабого пола. С самого момента зачатия своего первенца Винченцо Ивелли мечтал о сыне — наследнике, способном продлить его род и приумножить богатства. Все внешние приметы указывали на рождение сына, друзья и знакомые только и говорили об этом. С каждым днем его вера в рождение сына все больше и больше крепла. Винченцо расцветал прямо на глазах, стоило ему представить себя рядом с маленьким сыном. Все семейство Ивелли с радостью ожидало появления наследника, кроме самой моны Лауры. Она втайне от всех просила деву Марию послать ей дочь. По мере приближения родов эта хрупкая надежда таяла в ее сердце с каждым днем. Когда мона Лаура произвела на свет свое дитя, то даже не поинтересовалась какого он пола, настолько смирилась с мыслью о рождении сына. И каково же ее были удивление и восторг, когда старая сгорбленная повитуха склонилась над ней и, горько усмехнувшись, сказала: «Маленькая мадонна у вас». Поведение отца было обратным. На него страшно было смотреть: лицо осунулось, взгляд потух, голос сел. При виде крошечной Лукреции он отшатнулся, словно от дьявола, и чуть слышно пролепетал: «Будем творить наследника»! Настолько глубоким было его разочарование. Но мечта Винченцо Ивелли так и не сбылась. После тяжелых родов мона Лаура не могла больше иметь детей.
Через два года после рождения Лукреции в семействе Ивелли произошла трагедия. В расцвете сил, в разгаре всех своих устремлений и начинаний, на руках сына и невестки скончался от удара Николо Ивелли. Сын не смог пережить утраты отца, который был для него всегда образцом подражания и объектом поклонения, и через месяц после его кончины впал в безумие. Последнее семья Ивелли старалась скрыть от всей Болоньи всеми возможными и невозможными способами. Под покровом ночи больного тайно вывезли из отчего дома в Сиену, где жила его родная сестра мона Лавинелла со своим мужем Антонелло Таретти. (Лукреция осталась в Болонье на попечение Бьянки). Мона Лаура вместе со свекровью сопровождала безумного мужа, который вел себя, как ребенок. То мяукал, то кукарекал, без причины смеялся, видел дьявола в каждом человеке. Сколько бессонных ночей провела молодая женщина у изголовья безумца, опасаясь за его жизнь. Винчецо Ивелли не раз пытался повеситься на крюке в одном из залов виллы сестры, прыгнуть с балкона. Всюду ему мерещились гигантские пауки и огромные полотна паутины. Благодаря неустанной заботе жены и матери, а также искусству одного знахаря здоровье Винченцо Ивелли поправилось, он вновь стал нормальным человеком и смог вернуться в родную Болонью. Временами приступы безумия возобновлялись и тогда его, как и в первый раз, отправляли к сестре на загородную виллу. Болезнь Винченцо Ивелли оставалась тайной для жителей Болоньи. Семейство Ивелли умело хранить свои тайны, дабы сохранять достойное положение в обществе.
После смерти главы семейства Николлы Ивелли мелкие стычки между свекровью и невесткой переросли в настоящие скандалы, еще раз подтверждая, что в их жилах течет южная кровь. Свекровь превратила нежную и добрую молодую женщину в настоящую фурию. Возмущенная до глубины души несправедливостью, мона Лаура вспыхивала, как искра и с пеной у рта на повышенных тонах доказывала свои взгляды. На долгих 15 лет затянулась эта женская война. Какова же была ее главная причина? Две женщины – мать и жена не могли поделить между собой власть над единственным мужчиной в семье – сыном и мужем. Сам же Винченцо оставался безучастным наблюдателем происходящего и редко выступал на сторону одной из женщин. Он предпочитал сохранять нейтралитет.
Такая атмосфера в семье не могла не наложить отпечаток на характер Лукреции, с малых лет ставшей свидетельницей постоянных распрей между матерью и бабушкой. Она глубоко в душе переживала происходящее в доме, особенно болезнь отца, которую скрыть от нее было невозможно, часто плакала по ночам, уткнувшись носиком в подушку. Потому Лукреция и выросла ранимой, впечатлительной, легковнушаемой девушкой. Слишком рано она стала чувствовать себя взрослой, слишком рано покинула мир детства с его розовыми мечтами и беззаботностью и окунулась с головой во взрослые проблемы. Любовь к графу Амадео ди Марлиани была единственным способом забыть о семейных неприятностях и погрузиться в безоблачный мир грез и иллюзий.
Юная Лукреция достаточно хорошо понимала, что всеми делами компании заправляет ее бабушка Валентина Ивелли. Она не давала сыну должной самостоятельности, дрожала над ним, как над малым дитятей, потакала любой его прихоти, однако это не помешало моне Валентине большую часть богатства завещать своей дочери.
Шли годы, во время одного из последних скандалов со свекровью моне Лауре открылась ужасная тайна. Оказалось, что Винченцо Ивелли страдал приступами безумия еще до знакомства с ней. Это означало, что ее обманули – проклятое семейство Ивелли с помощью лжи и коварства вовлекло молодую Лауру в свои сети, только для того, чтобы она продлила их род, не дала засохнуть семейному древу. С тех пор мона Лаура потеряла уважение к своему супругу, подло и низко обманувшему ее. Все свободное время она посвящала воспитанию дочери, которая была для нее единственным смыслом существования. В душе она часто опасалась за здоровье дочери и ее будущих детей («дурная кровь» отца могла передаться по наследству). Эти же мысли терзали и Лукрецию, она боялась принести горе в семейство своего избранника. В то же время она не хотела отказываться от своей любви к Амадео, от своего счастья и заточить себя в монастырь- в этом проявлялся ее эгоизм. Лукреция желала быть счастливой, а для этого ей нужно было хранить семейную тайну и никому о ней не рассказывать, тем более Амадео; она понимала, что правда может помешать их браку.
В возрасте 72 лет мона Валентина Ивелли выжила из ума. Она впала в детство, не узнавала родных и близких. Лукреция еще раз убедилась в бескорыстии и милосердии своей матери, в ее всепрощающем характере. Мона Лаура, словно родная дочь, окружила свою свекровь заботой и вниманием, постоянно ухаживала до последнего ее вздоха, забыв о прежних обидах. Родная же дочь, мона Лавинелла, соизволила явиться лишь на похороны. Лукрецию поражала безграничная доброта матери, она не понимала, как можно было простить свекровь, принесшую ей столько зла. Лукреция считала мону Лауру настоящим ангелом, искренне сожалела о ее судьбе и боялась ее повторить.

V
Джованни Бентиволио – правитель Болоньи сидел, удобно расположившись в высоком кресле посреди громадного зала с выбеленными стенами и сводами, и пристально смотрел на стоящую перед ним женщину. Мона Валентина ди Марлиани говорила взволнованным голосом, немного картавя. Рядом с ней стояло кресло, но она не решалась сесть. Только стоя мона Валентина могла собраться с мыслями и объяснить другу своего мужа, что привело ее в этот дом. Вот уже много лет она не была здесь и не поддерживала с Бентиволио тесных отношений. Но чего не сделаешь ради сына?!
Ее пышные каштановые волосы были уложены в виде короны. Голову окружала тонкая нить фероньеры с прикрепленной к ней маленькой изумрудной змеей. Зеленое бархатное платье с прямыми тяжелыми складками было украшено золотом и драгоценными камнями. Глубокий вырез обнажал небольшую грудь и плечи. Печать высокомерия лежала на ее красивом холодном лице. Эта черта передалась от матери и Амадео. Джованни Бентиволио продолжал внимательно изучать мону Валентину, пытаясь понять, что он нашел в ней в молодости. Ради чего убил лучшего своего друга графа Валентино ди Марлиани. Неужели ради этой шеи, густо покрытой морщинами, или груди, почти вдвое уменьшившейся с тех пор, а, может, глаз, утративших свой блеск, или побледневших губ, так и не узнавших ничьих поцелуев, кроме лобзаний законного супруга, впрочем, как и тело. Он так и не обладал ею. Смешно сказать, но эта красивая роскошная женщина принадлежала одному мужчине – своему мужу и до сих пор хранит ему верность, хотя его тело уже больше двадцати лет точат черви.
Да, когда-то он дико желал обладать ею. Она сводила его с ума. Ее присутствие, взгляд черных бархатных очей бросали его тело в жар. В нем кипела страсть, всепоглощающая, разламывавшая голову день ото дня. Огромная кипучая энергия сосредоточилась в нем, словно в сосуде, достаточно было всего лишь одного прикосновенья к желанному предмету, и этот сосуд тотчас бы лопнул. Но в те далекие времена мона Валентина даже не смотрела в его сторону. Она была чересчур гордой и неприступной, как стены Иерусалима. Взять их можно было только силой. Эх, старая история. Стара, как мир.
«А теперь пришла сама, без приглашения, просить решить судьбу ее сына. Чем я могу помочь ей? Она хочет, чтобы я женился на дочери сумасшедшего. Но ведь это настоящее безумие! Я даже не видел эту девицу. Как там ее… А, мадонна Лукреция Ивелли. Богата, но сейчас это для меня не так важно. Зачем мне богатая уродина, если я сам богат и к тому же имею власть. Она говорит, что невеста красива, но разве можно верить матери, которая любой ценой хочет спасти сына от ложного шага. А если Лукреция – дурнушка с толстым лицом и кривыми волосатыми ногами, как у царицы Савской? Я не Соломон, чтобы иметь зеркальный пол и проверить невесту до свадьбы. Нет, пока я не увижу эту Ивелли собственными глазами, никакого разговора о женитьбе на ней не может быть. Хм, возраст. Это не помеха! 30 лет чепуха. Главное, чтоб невеста мне понравилась. И тогда даже если мона Валентина будет на коленях умолять меня вернуть невесту обратно, предлагая себя взамен, – ни за что не соглашусь. Зачем мне теперь эта залежавшаяся тыква. Я хочу свежести, дыхания молодости». Он улыбнулся себе, представляя себя в объятиях молодой девушки. «Не понимаю, что я мог найти в этой женщине. От нее по-прежнему веет мускусом, но этот запах меня больше не волнует и не будит желания. Хм… С чего же все началось? Когда именно эта женщина смогла добиться того, что моя искренняя дружба с Валентино ди Марлиани в одно мгновенье превратилась в лютую ненависть, вражду, скрываемую за маской дружбы»?
Так получилось, что судьба забросила двух закадычных друзей в Милан. Дядя Бентиволио пригласил племянника вместе с его другом немного развеяться, отдохнуть после успешного окончания Болонского университета, те с радостью приняли его предложение. Будучи студентами Джованни и Валентино давно мечтали вырваться на свободу, подальше от родительской опеки. И вот их мечта сбылась. Поздно вечером они приехали в Милан, а уже наутро увидели на балконе соседнего дома ту, которая разбила их сердца – мадонну Валентину Кортевеккья. Жгучую брюнетку, со смуглой кожей, большими миндалевидными глазами, вишневыми губами, пышной грудью и гордой осанкой. Да, они влюбились без памяти в одну девушку, что часто встречается у друзей, но никто из них не желал уступить ее другому. Юноши, как павлины, распустив свои длинные хвосты, важно расхаживали перед ее балконом, ища благосклонности. Несмотря на все усилия Бентиволио, гордая и неприступная мадонна Валентина отдала предпочтение щеголю Валентино, – молодому симпатичному мужчине с хорошо подвешенным языком и вечно улыбающему. Энергия била из него, подобно гейзеру, бьющему из-под земли.
Джованни не сразу осознал, насколько сильно охватила его страсть, способная в любую минуту перерасти в безумие. А разве не безумие – нанять убийцу для устранения своего единственного друга ради прекрасных глаз юной Валентины?! Настоящее безумие! «Хм. Почему я обо всем так поздно узнал?! Она сама прибежала ко мне в тот незабываемый вечер со слезами на глазах и, как священнику, поведала свою тайну. Я убил Валентино, чтобы жениться на ней, а она уже в это время носила под сердцем ребенка Валентино. Они еще в Милане тайно обвенчались, а потом бежали в Болонью. Да, когда я услыхал от нее горькую правду, то чуть не умер от злости и отчаяния. Как все глупо вышло! Убить друга ради прелестной мордашки! Глупец»!!!
Начало любовной истории Валентино и мадонны Валентины напоминала историю Ромео и Джульеты, только развязка была вовсе иная. Молодой Валентино ухаживал за дамой своего сердца, не зная даже ее имени. Он не мог представить себе, что мадонна Валентина – родная сестра Тадео Кортевекья, студента Болонского университета, которого он убил во время пьяной драки. Случилось это за год до знакомства с мадонной Валентиной в одном из кабачков, куда студенты любили ходить отдыхать после утомительных занятий. Тадео был пьян и грубо отзывался о достоинствах одной девушки -студентки, к которой Валентино питал симпатию. Чтобы укротить чересчур буйный нрав юного Тадео, Валентино пришлось применить силу, но малость просчитался- сломал шею обидчику.
Когда ни о чем не подозревающий Валентино пришел просить руки мадонны Валентины, ее родители сразу же узнали в нем убийцу своего сына и с угрозами и проклятьями выставили его за порог дома. Но сердце юной Валентины к тому времени было покорено отвергнутым, она не желала из-за своего покойного брата, с которым раньше часто ссорилась и который вечно обижал ее и придирался по каждому пустяку, терять свое счастье в настоящем. Она назначила Валентино тайное свидание, и тот пришел.
Через несколько дней Валентино вместе с Бентиволио уехали в Болонью. При этом Валентино ничего не рассказал своему другу: ни о визите в дом мадонны Валентины, ни о тайных свиданиях с ней. Два друга с тяжелым сердцем уезжали из Милана: один – оставил там свою страсть и готов был ради нее на любое преступление, другой – пламенную любовницу, которой обещал жениться на ней сразу после своего возвращения в Милан. Два друга, решившие возвратиться в Милан с одной и той же целью – жениться на мадонне Валентине, держали это друга от друга втайне.
Валентино добился своей цели, Джованни не успел, слишком долго собирался, никак не мог отважиться на столь решительный шаг. Бентиволио так никогда и не узнал, где и когда влюбленные договорились о побеге. Джованни стало известно только то, что ему рассказала мадонна Валентина в тот роковой вечер. Он, как сейчас, помнил ее в оборванной мокрой от дождя одежде, ее растрепанные волосы, скрививившееся от рыданий лицо и дрожавший от волнения голос:
– Через месяц после вашего отъезда в Болонью Валентино вернулся. Еще через неделю я под покровом ночи бежала из родительского дома, спустившись по простыне с балкона прямо на руки Валентино. Ах! Какое это было блаженство! Мы считали в тот момент, что созданы друг для друга и никто не сможет разлучить нас, кроме смерти. И вот теперь это произошло! – она залилась безудержными рыданиями.
Бентиволио с трудом тогда узнал в ней прежнюю красавицу. Вся гордость и надменность исчезли, осталась только женщина, любящая женщина, оплакивающая смерть своего любимого мужа и молящая о помощи. Она немного успокоилась и продолжала:
– Вот уже три месяца, как мы жили с Валентино под одной крышей в маленьком домике в горах, неподалеку от его замка. Это был настоящий райский уголок! Чистый воздух, горные потоки, девственная природа. Мы пьянели от счастья, забывая обо всем. Никто не нарушал наш покой, кроме пения птиц и рева зверей. Мы жили, наслаждаясь красотой природы и разговором наших сердец. Никто из его семьи даже не подозревал об этом. Валентино умудрился вести двойную жизнь. Но сегодня его единственная жизнь оборвалась навсегда… Я как обычно вышла встречать его на тропинку возле большого ущелья и там… там… – она забилась в истерике, боясь вымолвить то, что невозможно передать словами, это нужно только испытать самому, – увидела его окровавленное тело. Я не знала, что делать, куда скрыться от этой боли, которая огнем жжет мое сердце. Потом вспомнила слова Валентино, он говорил, что если с ним что-нибудь случится, то я должна идти к вам – его единственному другу. Он заставил меня выучить ваш адрес. Только на вас он мог положиться, только вам он мог доверить меня. Я его жена! Законная жена перед Богом и людьми. Мы успели тайно обвенчаться в Милане и теперь я ношу под сердцем его ребенка. Заклинаю вас именем моего мужа, в память о вашей дружбе, помогите мне. Помогите! Дайте возможность родиться сыну вашего лучшего друга. Я сильная и вынесу любые страдания, только бы сын графа Валентино ди Марлиани появился на свет. Это единственное, что осталось у меня после смерти мужа. Помогите! Не лишайте меня последнего утешения!
Забавная вышла ситуация, нечего сказать. После приезда друзей в Болонью Валентино постоянно твердил ему, что женится на мадонне Валентине, чего бы это ему ни стоило. Вот тогда Джованни и решился на убийство друга, чтобы устроить свое счастье с мадонной Валентиной. На следующий день после убийства Валентино, он собирался ехать в Милан просить руки своей возлюбленной, но все напрасно. Она сама пришла к нему! Но для чего?! Просить о помощи!!! И Бентиволио, скрепя сердце, пришлось помогать ей. Долгих восемь месяцев Бентиволио боролся с семейством Марлиани за ее права. И лишь рождение сына-единственной плоти от плоти графа Валентино ди Марлиани спасло мону Валентину. Маленький Амадео усыпил гнев родителей своего отца. Они приняли внука вместе с матерью.
Вот какую роль сыграл Бентиволио в судьбе этой женщины. Лишил ее мужа, а ребенка – отца. И все по ее вине, так считал он.
«Эх, молодость, молодость. Шальные времена»! – говорил он всякий раз, когда вспоминал эту историю. Время шло. А личная жизнь Бентиволио так и не сложилась. Он имел множество любовниц, незаконнорожденных детей, но священными узами брака так и не был связан. Недавно ему исполнилось пятьдесят. Это возраст, когда мужчина желает все начать сначала. И вот у него появилась такая перспектива. Бентиволио хорошо знал, что его наружность мало привлекала женщин, скорее, отталкивала. Худой, невысокого роста, лицо жесткое с землистым оттенком, голова яйцевидной формы, широкий низкий лоб, жидкие, с проседью, черные волосы, маленькие темно-карие глаза, впалые, как у лисы, редкие брови, едва заметные ресницы, длинный с небольшой горбинкой нос, тонкие поджатые губы, очень маленький рот. Но он имел одно преимущество, которое делало его на голову выше всех красавцев- неограниченная власть и богатство.
– Завтра в доме Винченцо Ивелли состоится помолвка моего сына Амадео с Лукрецией Ивелли. Я приглашаю вас на эту церемонию, дабы вы убедились в правоте моих слов. Внешность Лукреции заслуживает внимания, я уверена – эта девчонка вам понравится, – с убеждением говорила мона Валентина. Она была готова любым путем расстроить женитьбу своего сына на дочери сумасшедшего. – Смею ли я надеяться на вашу помощь, мессер Джованни Бентиволио? – она пристально посмотрела в глаза Бентиволио, ожидая ответа.
Пустые обещания ей ни к чему. Прямой ответ на прямой вопрос – все, что ей нужно было сейчас от Бентиволио. Если он откажется, что ж есть и другие способы. Правда, более жесткие, но и более эффективные. У моны Валентины было достаточно времени, чтобы обдумать все варианты. Она не теряла времени зря. Ее мозг распирало от всевозможных планов, но она остановилась на одном, который только что изложила другу своего покойного мужа. Она никогда не любила Бентиволио, но уважала за его умение манипулировать людьми, довлеть над ними ради достижения своих целей. Ей нравились его жесткость и беспринципность. Мона Валентина была уверена, что Бентиволио с радостью проглотит ее наживку и использует свою власть, чтобы не допустить брака Амадео с Лукрецией Ивелли. Она уже давно мечтала о другой невесте для своего сына.
Олимпия Трухано – вот ее идеал. Только рядом с этой девушкой мона Валентина желала видеть своего сына, только ей она могла доверить свое единственное дитя, сенс всей ее жизни. Амадео спас от смерти свою мать, еще не родившись. Если бы в тот момент, когда она нашла еще теплое, но бездыханное тело своего мужа, мона Валентина не услышала бы биение ребенка под сердцем, то бросилась бы вниз с горы. Вот тогда она и решила жить ради ребенка, посвятить ему всю свою жизнь. Ведь Амадео – плоть от плоти любимого ею человека. Она до сих пор не может забыть тех ласк Валентино, которые он дарил ей в их маленьком уютном домике в горах, вдали от людских глаз. Жар его тела до сих пор согревал ее в холодной вдовьей постели. Стоило ей только мысленно представить себя в объятиях Валентино, и она получала удовольствие, которое не смогла бы ощутить ни с одним другим мужчиной.
Кто же она Олимпия Трухано?! Почему именно на нее пал выбор моны Валентины? Олимпия Трухано, дочь банкира Николло Трухано, была молочной сестрой Амадео. Ее мать, Гризельда Трухано находилась в дружеских отношениях с семейством Марлиани, и когда узнала, что у моны Валентины вскоре после рождения сына пропало молоко, тут же предложила свою помощь. В то время она кормила грудью своего второго ребенка – крошку Олимпию. Вот так между двумя женщинами и завязалась тесная дружба. Гризельда Трухано стала лучшей подругой моны Валентины и, причем, единственной. Естественно, что и их дети подружились между собой. Почти все свое детство они провели вместе. У них было много общего – вкусы, интересы. Стоило родителям Олимпии подарить ей какую-либо безделушку, как Амадео требовал от матери точно такую же для себя. Еще в раннем возрасте, около шести лет Амадео проявил интерес к Олимпии, как к представительнице прекрасного пола, даже один раз пытался украдкой поцеловать, но взамен получил хорошую оплеуху. Шло время, и Амадео вырос. Однако Олимпия не стала предметом его первой настоящей любви. Лукреция Ивелли заняла прочное место в его сердце. К Олимпии он питал только братские чувства и не более. Любил, да всем сердцем и душой, но только так, как любит брат сестру. Олимпия тоже выросла и превратилась в молодую интересную девушку, правда, она имела один недостаток- склонность к полноте, но, как говорится, хорошего человека должно быть много.
Мона Валентина не чаяла в ней души, и вопрос женитьбы Амадео на Олимпии считала делом решенным. Самое интересное заключалось в том, что мона Валентина никогда не интересовалась мнением Олимпии по этому поводу. Хочет ли она стать графиней ди Марлиани? Любит ли Амадео как мужчину, а не как брата? И в этом была ее ошибка. То, что Олимпия до сих пор не вышла замуж, еще не означало, что она мечтает о браке с Амадео ди Марлиани. Просто она не нашла достойной партии для себя, Амадео она никогда не любила и не видела в нем мужчину. Он никогда не волновал ее, не разжигал в душе огонь страстей. Да, в детстве он немного нравился ей, но все прошло. Так же, как и она не стала первой любовью Амадео, так и он не был ею для нее. Это был совсем другой человек – Алессандро Дьячини, благородный юноша из знатного, но обедневшего семейства. Вот ему Олимпия и посвятила первые порывы своей души, по нему пролила свои первые слезы. Алессандро был любезен и доброжелателен к ней, но ничего не предлагал. Он считал ее своим другом. А она ждала и верила разуму вопреки, что придет тот день и он сделает ее моной Олимпией Дьячини. Вот почему Олимпия засиделась в девицах и не спешила выходить замуж. Правда, женихов у нее почти и не было. То ли из-за полноты или из-за замкнутого характера, а, может, и по другой причине. Неизвестно. Но факт оставался фактом – Олимпия Трухано была не замужем. И этот факт служил главным аргументом для моны Валентины, чтобы считать, что Олимпия по уши влюблена в ее сына и не может дождаться, когда тот сделает ей предложение. Вот так иногда могут заблуждаться люди, искренне веря в свою правоту, опираясь на очевидные факты, но при этом не знающие настоящих причин, обусловивших эти факты. Мона Валентина никогда не придавала особого значения увлечению сына Лукрецией Ивелли, считая его детской выходкой. «Нет, только Олимпия Трухано может стать моей невесткой», – так на протяжении многих лет мона Валентина повторяла себе. Об этом она думала и сейчас, застыв, как статуя, в ожидании ответа.
После небольшой паузы Бентиволио удостоил ее своим ответом:
– Да, я буду завтра на помолвке вашего сына. И если Лукреция Ивелли понравится мне, то клянусь вам, я сделаю все возможное и невозможное, чтобы разорвать эту помолвку, и, тем более, не допустить их свадьбы. Я даю вам свое слово, слово Джованни Бентиволио, – торжественно произнес он. – Вы довольны, мона Валентина?
– Да! – радостно ответила она. Впервые за все время их разговора на ее лице появилась улыбка.
– И не пожалеете об этом?! Ведь вы хорошо знаете, что я сторонник крайних мер и не остановлюсь ни перед чем ради удовлетворения своих желаний.
– Нет! – уверенно произнесла мона Валентина, не ведая о том, что ожидало ее впереди, не подозревая, к чему может привести ее упрямство.

VI
– Неужели мы так скоро сможем найти философский камень? – с сомнением спросил своего друга Манияни, подкладывая угли в плавильную печь, где в тигеле кипело олово.
– Я думаю мы близки к цели, мой друг, – Амадео сидел, сгорбившись за рабочим столом, и при свете свечи читал сочинения арабского алхимика Джабари Абдаллы. – И все благодаря Лукреции, в тот день, когда она ответила мне «да», я видел сон, в котором один очень древний старец поделился со мной секретом получения философского камня. Он перечислил мне все его компоненты. Но, увы, я забыл последний из них, и теперь во чтобы то ни стало я обязан вспомнить его! – воскликнул Амадео, отложив книгу в строну. Затем подошел к Алессандро, чтобы помочь ему.
– Любовь Лукреции совершает чудеса! Представляешь, если мы сумеем получать золото из простых металлов, то станем самыми богатыми людьми на земле, – продолжал он.
– И что ты будешь делать со своим богатством?! – с интересом спросил Манияни. На левой щеке у него был шрам- след недавнего эксперимента, который мог закончиться для него и хуже. Кислота чудом не попала ему в глаз.
– Я отдам его Лукреции – владычице души и сердца моего!
Ее любовь открыла горизонты неведомых мне ранее дорог,
Я шел по жизни, словно странник одинокий,
Она одна смогла лишь мне помочь.
Найти себя в огромном мире
Не потеряться в зависти, бессильи
И души наши сольются воедино
Взмахнут крылом, скрываясь в облаках
На зов Господний! –
мечтательно говорил граф ди Марлиани. Глаза его горели огнем.
– Да, я вижу ты не на шутку влюблен в мадонну Лукрецию, раз уже заговорил стихами. Может, тебе лучше писать продолжение «Божественной комедии» Данте, а не искать философский камень, а? – пошутил Манияни.
– Смеешься?! А знаешь ли ты, мой друг, что тот не жил на Земле, кто не познал любви. Я узнал, а у тебя все еще впереди. Твое сердце свободно, потому и смеешься. Тебя, кроме философского камня, больше ничего не интересует. А я готов навсегда отказаться от его поисков, лишь бы мадонна Лукреция всегда была со мной. Жить без любви – бессмысленно. Это такая животворная сила, которая порождает гениев, толкает людей на подвиги и открытия, но, увы, порождает и безумцев, если безответна или трагична.
Как можно на свете
Прожить без любви?!
Прошу, Алессандро, ответь мне без лжи
Как можно прожить, не изведав любви
Любовь – это счастье
Безумства Восторг
Пик чувств человека, вершина всего,
И если ты смог на вершину взойти,
Любовь и блаженство ты смог обрести.
то, значит, прожил на земле ты не зря.
На крыльях любви улетишь ты туда,
Где солнце восходит, алеет заря, –
без умолку говорил Марлиани. – Завтра состоится моя помолвка с мадонной Лукрецией. Ты не представляешь, как я счастлив! – Его лицо расцвело от радости.
– Да… Я завидую тебе, твоему счастью. И напрасно ты считаешь, что прекрасное чувство – любовь – мне неведомо. Просто оно принесло мне такую боль, о которой можно забыть, только погрузившись с головой в науку. Помнишь Онесту Кастелли, дочь венецианского купца, она приехала учиться философии в наш университет. Ее отец явно не знал, куда потратить свои деньги. Она была не столь умна, сколь красива. Ах, как прелестны были ее зеленые, как весной трава, глаза! – увлеченно рассказывал Манияни. – Все студенты влюбились в нее (и я в том числе), писали на лекциях ей записки, не сводили с нее влюбленных глаз.
Через некоторое время они остыли и равнодушно встречали ее взгляд. Все, кроме меня и Алессандро Дьягини, которому она отдала свое сердце. Он был знатен, но беден и ее отец, Пьетро Кастелли, узнав о привязанности дочери, тут же призвал ее домой. Вот такая печальная история, Онеста так и не закончила университет.
– Да, нет ничего хуже всем сердцем любить человека и никогда не признаться ему в этом!
– Ты прав, друг. Три года я молча созерцал ее образ на лекциях, так и не решаясь подойти к ней, заговорить. Один раз за все это время она сама обратилась ко мне за помощью. О, если бы ты знал, какую радость я испытал, объясняя ей сочинения Марка Аврелия и отличие взглядов Платона от Аристотеля. Все эти простые истины никак не укладывались в ее прелестной головке. Мои речи утомляли ее, она начинала зевать. Видно, я ей показался очень скучным. Это был первый и последний наш разговор. Через год после него она уехала домой в Венецию, оставив в моем сердце незаживающую рану. Вот только здесь в твоей лаборатории, – Алессандро показал рукой на стоявшие на столе приборы, – я забываю о ней.
Марлиани внимательно слушал друга, все больше и больше поражаясь его скрытности. Четыре года любить и не показывать вида, все таить в себе. Он как открытый человек не мог понять замкнутости друга.
– Пора приступать к делу, Амадео, я что-то разоткровенничался. Может, сегодня нам повезет. А…
– Надеюсь, – уверенно ответил граф ди Марлиани.
Друзья заканчивали последние приготовления для предстоящего опыта в лаборатории, расположенной в подвале палаццо графа ди Марлиани. Посредине лаборатории стояла большая печь из огнеупорной глины. Рабочий стол был завален разными приборами: воронки, ступы, кубы, реторты, большие бутылки и маленькие баночки, заполненные всевозможными химическими веществами (медь, серебро, свинец, железо, олово, ртуть). Небольшую комнату наполнял острый запах, исходивший от ядовитых кислот, солей, щелочей.
Поступив на медицинский факультет Болонского университета, граф ди Марлиани почти сразу начал заниматься алхимией. Амадео еще с детства любил разгадывать тайны. И вот, узнав от одного из своих учителей о многолетних поисках философского камня, решил отыскать его сам. В скором времени к нему присоединился его друг Манияни, не лишенный честолюбия человек, желавший вместе с ним разделить славу в случае успешного завершения их опытов.
Друзья любили уединяться в этой маленькой лаборатории, они погружались в свой мирок, забывая обо всем. Никто не мешал им спорить о Платоновых и Аристотелевых идеях, размышлять о законах Пифагорейских чисел.
Никто, кроме моны Валентины, не знал о существовании этой лаборатории. Занятия алхимией в то время были небезопасны и могли накликать гнев отцов-инквизиторов.

VII
Лукреция держалась прямо и смело на поджаром берберийском жеребце.
– Настоящая амазонка! – с восхищением наблюдал за любимой Амадео.
Они мчались с ней наперегонки сначала по дороге, потом по дикому полю через канавы, кочки и рвы. Яркое майское солнце слепило влюбленным глаза. Луга дарили им свою свежесть. Вдалеке за спиной оставалась вилла Ивелли, впереди их ждала Болонья, город, где они родились. Где скоро будут жить вместе, рожать и воспитывать детей на благо Отечества.
Лукреция вырвалась немного вперед и то и дело оглядывалась назад, даря любимому улыбку. В ее глазах цвела любовь, подобно цветущему саду. Влюбленные были счастливы, молоды, полны надежд и мечтаний, сил и энергии, жизнь била в них ключом, ураган любви поднимал их высоко в небеса, туда, где открываются тайны Вселенной. От лихой езды бархатные щеки Лукреции залились румянцем, заплетенные в тугую косу волосы выбились из-под золотой сетки, украшающей их. Амадео не сводил с нее влюбленных глаз, мечтая с головой окунуться в океан ее волос. Чем больше он проводил с ней время, тем больше понимал, что никто и никогда, ни одна женщина в мире, не сможет заменить ее. Глаза, улыбка, каждое движение, даже вздох неповторимы.
«А как хороша Лукреция была на помолвке», – подумал Амадео, вспоминая как она, подобно лебедю, плыла по зале в танце с ним. Звучала тихая, нежная музыка. Он шептал ей на ухо слова любви, а она таяла, как снег под лучами его глаз, полных любви и нежности. А ее губы! Разве можно забыть всю прелесть первого поцелуя. Пусть на глазах у всех, в торжественной обстановке, но это ощущение незабываемо! О! После этого можно и умереть. Ах, как я счастлив. Скоро Лукреция станет моей женой и тогда»… Его богатое воображение рисовало картину брачной ночи, и он мечтательно улыбался в предвкушении блаженных минут.
Лукреция внезапно остановила своего коня, любуясь прелестью девственной природы. Ей было жаль топтать конскими копытами представшую перед ее взором небольшую зеленую лужайку, усеянную ландышами, фиалками, ирисами.
– Амадео, посмотри, какая красота! – воскликнула Лукреция. Амадео успел подъехать к ней. Ее лицо сияло, подобно лучам солнца и согревало своим теплом сердце Амадео.
– Да, любимая. Когда ты рядом, все прекрасно. Даже если бы сейчас мы увидели лягушку, я назвал бы ее прекрасной. Потому что ты рядом!
Лукреция окинула его благодарным взглядом. Затем, словно бабочка соскочила, с коня на землю и, смеясь, легко побежала по лужайке, стараясь не мять цветы. Широкие полы ее плаща развевались на ветру. Амадео любовался ею, солнцем в небе, цветами под ногами, вершинами гор в облаках. На душе было так легко и свободно! Впервые он ощутил такую раскованность, хотелось петь и смеяться от радости.
– Что ж ты стоишь?! Догоняй, наградой будет поцелуй! – озорно окликнула его Лукреция, остановившись посреди лужайки. Улыбка не сходила с ее лица.
Вместо ответа Амадео одним прыжком спустился с коня на землю и побежал на зов своей единственной и неповторимой. Длинный, до колен, темно-зеленый плащ с прямыми складками сковывал его движения, недолго думая, он на ходу сбросил его на землю, оставшись в одном черном камзоле. Амадео напоминал опытного охотника, преследовавшего быстроногую лань.
Вот он и догнал ее! Лукреция, как голубка, трепещет в его объятиях, она смеется и ничего не может сказать, запыхавшись от быстрого бега. Сердце Лукреции бешено колотилось по двум причинам: первой был бег, а второй – любимый. Амадео был так близко, она слышала удары его сердца, могучие руки сжимали ее тонкую талию, теплые губы скользили по щеке; дыхание влюбленных сливалось в один прерывистый звук. Как бы ей не было хорошо рядом с Амадео, но чувство стыдливости заставило ее освободиться из объятий любимого. Амадео послушно разжал свои руки. В этот миг он хотел бросить весь мир к ее стопам, все его богатства. Он не знал, что подарить ей сейчас, кроме своей любви и сердца, как судьбу благодарить за то, что свела его с Лукрецией. Его взор упал на цветы. Ничего не сказав возлюбленной, он бросился собирать цветы.
Лукреция онемела от счастья. Ей так нравилось его внимание и забота, особенно на помолвке. Он был так любезен, галантен. Настоящий кавалер! И при этом изысканный щеголь! Все дамы, присутствовавшие на помолвке, ахнули от восхищения, когда он вошел в залу своей свободной легкой походкой весь в белом, с откидными рукавами на голубой подкладке. Его движения всегда были спокойны и плавны, даже когда он волновался. Амадео умел сдерживать себя и играть нужную роль. Чего нельзя было сказать о ней. Сколько раз мона Лаура ругала ее за резкие движения, неутонченные манеры, но безрезультатно. Лукреция была своенравна и не любила подчиняться. Она признавала естественность и не выносила фальши и лицемерия. Она ценила в Амадео те черты характера, которых ей так не доставало. Лукреция до сих пор не могла забыть, как Амадео на помолвке неторопливо вел ее в танце и, нежно сжимая ее руку, прошептал на ушко:
– Любовь вечна! Вы не поверите? Я вам отвечу: храня ее в своей душе, мы вечность подарили ей.
Это было месяц назад, а казалось, будто вчера. Нет, она никогда не забудет его слов! Любовь вечна! Да, пока она жива, пока бьется ее сердце, любовь не покинет ее. Amore a nullo amato amar perdona – сказала ей мать, когда она впервые рассказала ей о своей любви к Амадео. Как же она была права!
– Любовь моя, прими сей скромный дар! – восторженно промолвил Амадео, бросая охапку цветов к ее ногам. Лукреция едва успела произнести слова благодарности, как Амадео упал перед ней на колени и припал губами к ее руке.
– Любимая, я хочу подарить в этот радостный день
Запах роз, шелест ив, шум водопада и полей,
Склонить безбрежный океан к твоим ногам
С небес достать звезду и принести в твой дом, –
в порыве воодушевления Амадео заговорил стихами. Лукреция подняла с земли фиалку и бережно укрепила ее в волосах любимого. Запах ее духов, фиалок с мускусом, смешивался с живым ароматом. Амадео хмелел от любви, как от вина. Он поднялся с колен, взял ее нежную руку в свою и с трепетом произнес:
– Лукреция, если бы я был колдуном, то подарил бы тебе звезду как символ верности и постоянства. Она горит высоко на небе на протяжении многих веков и дарит свой свет людям. Пройдут годы, нас не будет, а звезда будет продолжать гореть, указывая путь другим влюбленным, так же, как это делала до нас.
– Ведь любовь вечна! – тихо промолвила Лукреция.
– Да. Образы влюбленных лишь стареют, но любовь в сердцах у них жива. Ты помнишь нашу клятву? – спросил Амадео, глядя ей прямо в глаза. При этом прикоснулся к небольшому искусной работы кольцу с изумрудом на ее безымянном пальце и пытался его повернуть. Точно такое, только немного побольше, сияло на его руке. В день помолвки каждый из них подарил друг другу эти кольца – залог любви.
– А разве ее можно забыть? – ответила вопросом на вопрос Лукреция. Эту клятву она никогда не забудет и, тем более, не нарушит.
– Sempre твоя, – прошептала она ему в день помолвки, одевая на его палец кольцо.
– Sempre til! – ответил он. И теперь они связаны навсегда этой простой, но нерушимой клятвой!
– И ты ее никогда не нарушишь? Правда? – голос Амадео стал серьезным, он как будто боялся чего-то.
– Конечно, нет, дурачок, – Лукреция рассмеялась и нежно провела рукой по его высокому лбу. Амадео растаял в улыбке. Ее тон придал ему уверенности в себе.
«Значит, навсегда. Значит, их любовь будет длиться вечно. И она никогда его не оставит. О! Я счастливейший из смертных». Ему хотелось заключить ее в объятья и больше никогда не отпускать. Безмерная любовь переполнила все его естество. Амадео нежно обнял ее за плечи, спрятав свою голову на груди милой.
– Если б не было тебя?! Я даже не знаю, что бы я тогда делал, как жил? Я бесконечно благодарен Богу за то, что он послал мне тебя. Ты – моя жизнь! – шептал Амадео.
– Ты бы встретил другую, похожую на меня характером. Вот и все. Ведь Amore a nullo amato amar – как говорит моя мама, – ответила Лукреция, поглаживая рукой его пышные кудри.
– Не говори так, любовь моя. Ты единственная и неповторимая. Другой такой не сыскать на всем белом свете, – он поднял голову и посмотрел ей в глаза. – Ты у меня одна такая! – он вдруг подпрыгнул, подхватывая ее на руки.
Лукреция издала визг от неожиданности, пытаясь освободиться из плена его рук. Но он не отпустил. Амадео, как пушинку, подбрасывал ее кверху, заливаясь от смеха.
– Ты у меня одна! Одна! – кричал он во все горло, подобно безумцу. – Я люблю тебя, Лукреция! Пусть знают все и горы и поля, что я люблю тебя, моя звезда! Люблю! – он повторял последнее слово раз двадцать, будто боялся, что она не поверит его любви.
Успокоившись немного, он сел на лужайку, посадил Лукрецию себе на колени, обнял ее за талию и задумчиво произнес, глядя любимой в глаза:
– Лукреция, я люблю тебе и хочу, чтобы с сегодняшнего дня между нами не было тайн. Я хочу, чтобы ты знала все мои мысли, все мои тайны. Я больше ничего не хочу скрывать от тебя. – На лице Лукреции отразился испуг. Ведь она скрывала от него болезнь своего отца и ни за что не собиралась открывать ему свою тайну. Она чувствовала себя виноватой. Опьяненный счастьем, Амадео ничего не заметил и продолжил:
– У меня есть тайна, о которой знают лишь моя мать и наш общий друг Алессандро. Сегодня я хочу открыть ее тебе. Благодаря твоей любви я скоро открою тайну получения золота из простых металлов и тогда… – Амадео рассказал Лукреции о своих занятиях алхимией, о лаборатории, открыл все тайны своей души. Больше ни один секрет не отделял его от любимой. Он обнажил перед ней свою душу, как младенца перед купанием в купели. Лукреция внимательно слушала Амадео, поражаясь его способностям и уму, целеустремленности и бескорыстности, в то же время проклинала себя за свою слабость, неспособность довериться ему до конца. Она боялась, что в тот момент, когда он узнает о безумии ее отца, покинет ее навсегда. Потому и молчала. Страх потери любимого заглушил в ней голос совести.
– После венчания мы поедем в Венецию, в свадебное путешествие, а затем будем жить в моем палаццо вместе с моей матерью. Она очень хорошая, и я уверен, что сразу полюбит тебя так же, как и я. Хотя нет, так как я люблю тебя никто никогда не полюбит. У нас родятся дети. Я очень хочу маленькую дочку, похожую на тебя. Мы назовем ее Лючией в честь матери моего отца. У дочурки будут такие же прелестные глазки, как у тебя, такие же носик и губки, – мечтал о будущем Амадео. Он нежно провел рукой по лицу Лукреции и улыбнулся.
– А я хочу сына! Сильного, смелого, умного, веселого такого, как ты. И назову его Алессандро в честь отца моей матери, – упрямо заявила Лукреция.
– А я дочь!
– А я сына! Алессандро, – твердила Лукреция, настаивая на своем.
– Хорошо. У нас будет и Лючия и Алессандро.
– Не будем спорить, Амадео. Совсем скоро мы сможем все узнать сами. Кого Бог пошлет, тот и будет. Неужели мы будем любить дочь меньше, чем сына или сына, чем дочь.
– Ты права, любимая. Я буду рад рождению сына не меньше, чем дочери – ведь это плод нашей любви! – Амадео прижал Лукрецию к своей груди и начал целовать ее волосы.
– А ты помнишь нашу первую встречу? – вдруг спросила Лукреция.
– Нет.
– И я нет. Это было так давно. Лет восемь назад. Но я никогда не забуду, как поняла, что полюбила тебя. Где-то через месяц после нашего знакомства я заболела, и мы не могли видеться. Мне было так тоскливо и одиноко. Целыми днями я лежала в постели и вспоминала наши встречи. Потом я выздоровела, и ты пришел вместе с Алессандро. Я очень обрадовалась, и тогда поняла, что мне не хватало тебя. Только тебя. О Маниани я даже и не думала. Если бы мне сказали, что я больше никогда не увижу его, я бы немного расстроилась. Но скажи это о тебе, и я бы умерла от горя.
– Не бойся, Лукреция. Я всегда буду с тобой. И мы умрем в один день, как в старых добрых сказках нашего детства, – убежденно говорил Амадео.
– Любимая, душа моя открыта перед тобой, как книга на столе. А нет ли у тебя тайны от меня? Может, что таишь в своем сердце? – спросил Амадео, заглянув в глаза Лукреции.
Этот вопрос застал ее врасплох, она застыла в растерянности, не зная, что ответить. Так как не умела и не любила лгать. А говорить правду не могла. Шум приближавшейся кареты избавил ее от ответа, они оба оглянулись и встретились глазами с надменным взглядом правителя Болоньи Джованни Бентиволио. Его лицо виднелось из окна проезжавшей мимо них по дороге кареты.
При виде Бентиволио лицо Лукреции омрачилось, она побледнела. На душе стало тревожно. Она не знала почему, но этот человек вызывал у нее отвращение и страх одновременно.
Она хорошо запомнила, какими глазами смотрел он на нее на помолвке. Он сидел в конце стола и пожирал ее глазами точно так же, как жирных угрей в тот момент. И сейчас Лукреция уловила тот же смысл в его глазах. Так смотрит кот на мышь, зверь на свою добычу, но не правитель на свою подданную.
– Амадео, я боюсь его. Он так странно смотрел на меня на помолвке, – испуганно говорила Лукреция, ища защиты в глазах любимого.
– Ничего не бойся, любовь моя. Я не отдам тебя никому никогда! Ты слышишь, никогда! – проговорил уверенным тоном Амадео и прижал Лукрецию еще сильнее к своей груди, чтобы услыша ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)