Ох уж эти праздники

Жена Ивана, Надежда, ни на йоту не оправдывала смысла, заложенного в её имени. И после его пьянки с друзьями на двадцать третьего февраля была решительно настроена на разрыв.

Обида в ней клокотала безмерная, можно даже сказать – катастрофическая.

Это же надо! Она весь день прохлопотав возле плиты, приготовила праздничный ужин, купила, чего никогда с ней не случалось, к ужину бутылочку водочки. Прождала его окаянного, часов до девяти вечера, не прикасаясь к ужину, терзаясь в ожидании, переживая, как бы с ним чего плохого не случилось. А он негодяй, соизволил ввалиться в квартиру только после полуночи, и, как говорится, на бровях.

Всю ночь не давал спать, приставал, лез под одеяло, в пытках исполнить свой супружеский долг. В конце концов, она не выдержав, прихватив подушку с одеялом, ушла в комнату к детям, куда он уже не решил за нею последовать, а, угомонившись, минут через пятнадцать свернулся калачиком и спокойно проспал всю ночь на осиротевшем, супружеском ложе.

Проснувшись, он предпринял несколько попыток извиниться, но, они ни к чему хорошему не приводили, а даже совсем наоборот – добавляли только женщине уверенности в правоте своих действий. Надежда была непоколебима, как скала, и не принимала от него ни каких объяснений и извинении. А все отсылки на случайную встречу с друзьями и спонтанное отмечание праздника её ни сколечко не удовлетворяли, а даже совсем наоборот – приводили в бешенство.

– Подлец! – кричала она, размахивая перед мужем руками. – Предал семью! Если тебе дороже друзья, иди и живи с ними!

Делать нечего, Иван, знавший стервозный характер своей жены, решил далее не усугублять положение, а отступив, выждать, когда её гнев перегорит и обратится в милость, быстренько почистив зубы и побрившись, выскочил на улицу перекурить. В голове у него ещё сильно шумело от вчерашнего алкоголя и от утреннего гомона, устроенного разгневанной супругой.

На скамейке, в сквере, где по обыкновению собираются заядлые курильщики из соседних домов, было пусто. И излить свои душевные переживания, чтобы получить хотя бы маломальскую поддержку, определённо было не у кого.

Достав сигарету и нервно щёлкнув пьеза элементом дорогой зажигалки несколько раз, он прикурил. Глубоко затягиваясь и шумно выпуская густые клубы дыма, в несколько затяжек покончил с первой сигаретой. Прикурив вторую, он курил её уже по обыкновению, не торопясь, спокойно. Но, не успев ещё докурить её и до половины, он заимел себе желанного собеседника.

Им оказалась Тонька, бывшая одноклассница Ивана, сейчас уже женщина лет тридцати пяти, живущая в квартире на третьем этаже соседнего дома, окна квартиры которой прямиком выходили во двор, как раз на тот самый сквер, где и собирались курильщики табака.

Одета она была явно не по погоде: в наспех накинутом на длиннополый домашний халат коротеньком пуховике, из-под длинных пол халата сверкали совершенно голые ножки, обутые в какие-то нелепые, неимоверно большого размера домашние тапочки со смешными бубенчиками на носках.

– Привет, сосед, с праздником! – вытягивая из пачки тонкую сигаретку, бодро начала она и плюхнулась на скамейку рядом с Иваном при этом, слегка толканув его плечом по плечу. – Что такой смурной, Ванюша? – выпустив тонкую струйку дыма, спросила она.

– Привет … Да-а… ничего, после вчерашнего только что-то плоховато.

– Что? Мутит? – осведомилась Тоня.

– Есть немножко…

– Блин, ну вы мужики олухи, как дорвётесь до водки, так и хлещете её проклятущую как будто последний день на земле живёте…– Тонька, стряхивая пепел тоненьким пальчиком с кончика сигареты, наклонившись, приблизилась почти вплотную к Ивану, да приблизилась так близко, что тот, кроме сладких духов, ощутил и тепло её здорового женского тела. – А что Надюха – то, не опохмеляет? Ничего что ли на утро от головной боли не припасла? – со легка заметной издёвкой в голосе, осведомилась Тонька.
– Ага, дождёшься от неё… — Отворачивая в сторону от Тоньки глаза, с тоской в голосе, пробурчал Иван. – Чемодан поди уже собирает…

– А что это так, Ванюша? Поскандалили что ли вчера?

– Да вроде бы нет… Не помню, чтобы скандалили… – в задумчивости произнёс Иван, пытаясь припомнить события прошлого вечера. – Домой только припозднился, с институтскими друзьями встретились, ну и зашли в «кабачок» праздник отметить…

– И что, хорошо отметили?

– Ой, не помню, во сколько до дому добрался. Видимо до закрытия засиделись.

Тонька, слегка поёжившись, щелчком отправила докуренную до фильтра сигарету в стоявшею возле скамейки урну. Баба она хоть и была одинокая, но не гулящая, находилась в поисках своего единственного и неповторимого. И как раз вчера, она ожидала очередного своего нового бойфренда на ужин, а тот взял и не пришёл. Так что все наготовленные закуски и припасённые для этой встречи напитки стояли сейчас у неё на столе нетронутыми.

Просидев в ожидании весь вечер, легла спать и, встав поутру, она заметила в окно одинокую фигура Ивана и резонно решила, что не пропадать же всему наготовленному добру. Накинула впопыхах на халат пуховичок и быстро спустилась во двор предложить разделить ему трапезу.

– Может, ко мне зайдёшь, Ваня? – каким то жалобным голосом, почти простонала она.

Такой жалкой Иван Тоньку ещё не видел. В классе она считалась чуть ли не первой красавицей и дефицитом ухажёров никогда не страдала. После школы жизнь развела их надолго. Иван поступил в мореходку, после которой лет восемь ходил по морям. Тонька закончила пед и работала в родной школе училкой. Хоть и жили они по соседству, но встречались довольно редко, вскользь поздоровавшись, расходились по разным углам.

– Да как-то неудобно Тонь, Зоя Петровна то что скажет…

– Да нет мамы Вань… уже года два как нет… – как то сразу, Тоня осунулась.

Наступило неловкое молчание…

Иван взял узкую Тонькину ладошку в руки и слегка прижал её, выразив этим своё соболезнование. Бросив взгляд в сторону своего подъезда, потом переведя его на осунувшуюся Тоню, поразмышляв секунд несколько, хмыкнул:

– А что, пошли, что у тебя там вкусненького то есть? Может быть, мне в магазин заскочить? – Вопросительно посмотрел он на Тоню.

– Да нет, не надо. Всего у меня есть по не многу: и того, и этого. – Тоня встала, расправила плечи, по лицу её скользнула шальная улыбка. – Пошли, Вань, хоть будет с кем праздник отметить, а то что-то одной совсем не празднуется.

Встав, Иван бросил ещё раз взгляд на свой подъезд, и, слегка чертыхнувшись, уверенно зашагал за Тоней.

Войдя в квартиру и увидев заставленный закусками стол, сервированный на две персоны, слегка присвистнул…

– О-о-о, Тонь, ты что? Для меня всё это наготовила что ли? – в улыбке расплылся Иван.

Тоня сконфузилась…

– Да нет… в гости один ухажёр напросился, а сам не пришёл, – не стала ничего скрывать Тоня. – Вчера весь вечер его прождала, всё в пустую…

Сняв и повесив куртку, Иван обернулся и увидел Тоню, стоявшею в проёме дверей в комнату. В свете солнечных лучей проникавших из комнаты, Тоня, в тёплом домашнем халате, была просто прекрасна. От неё веяло домашним теплом и уютом.

Слегка ошарашенным, Иван прошёл в комнату и уселся за стол. Увидев Тоню, совсем в другом свете, он никак не мог привыкнуть к своему новому восприятию одноклассницы. Перед ним была не та Тонька, которая запечатлелась в его памяти со школьной скамьи – бойкая, слегка вульгарная девчонка, а сейчас перед ним сидела красивая взрослая женщина, с грустными и уставшими глазами.

На столе, среди салатов и фруктов, стояли фужеры и рюмки.

– Что тебе Ваня налить, – засуетилась хозяйка. – Будешь вино, или что покрепче? – вопрошающе, смотрела она на него.
Иван немного смущённо, замешкавшись, тихим голосом сказал:

– Может, вина за тебя понемногу нальём?

– Ой, что за меня то,- в свою очередь смутилась хозяйка. – Праздник ведь ваш, мужской.
Налив по бокалу красного сухого вина, чокнулись.

– С праздником…

– За тебя, Тоня…

Понемногу отпив и оставив бокалы в руках, молча сидели, утопив свои взгляды в вине. Разговор почему-то не клеился. Иван не знал, с чего начинать, а Тоня, смутившись и потупив свой взор, разглаживала несуществующею складку на полах халата.

– Ой, – спохватилась она, – у меня же в холодильнике тортик стоит. – И убежала на кухню.

Тем временем Иван осмотрелся в комнате: в старой стенке, восьмидесятых годов, за помутневшим от времени стеклом он увидел фотографию своего класса. Снимок был сделан перед самым выпускным баллом, где все они были молоды, красивы, наивны.

" Ох… и сколько же времени прошло с тех пор… " – промелькнуло в голове у Ивана.

– Ваня, ты бисквитный любишь? – Войдя с небольшом блюдом, на котором красовался весь замазанный белым, как снег, кремом торт, по краю которого красной кремовой вязью было написано " С 23 февраля ", а в центре, была удивительная фигура, выполненная креативным кондитером из коричневого шоколада, толи арт-орудия, толи танка.

– Можно! Только я думаю, что под коньячок лучше лимончик подойдёт… – Оправившись от неловкости, в первый момент нахлынувшей на него, сказал Иван, при этом испытующе посмотрев на Тоню.

– Сейчас, – поставив на стол торт, Тоня тут же упорхнула на кухню. Вернувшись и поставив блюдце с лимоном на стол, пододвинула его к Ивану.

– Порежь только сам, Ванюша. – Сказала она, протягивая ему нож.

Коньяк расплескался по рюмкам мгновенно.

Под коньячок разговор пошёл веселее. Через час они уже успели выпить на брудершафт пару раз (так им захотелось) и знали друг о дружке уже почти всё, всё что можно. Где учились после школы, где работали и где женились. Ну, а если сказать поточнее, Тоня, излив перед своим одноклассником душу, рассказала о причине своего одиночества. Сначала маме, Зое Петровне, не нравился ни один из её ухажёров, а когда она заболела, не было уже и ни времени, и ни желания, самой женихаться.

Когда время перевалило за полдень и все закуски были надкусаны, а организмы склонялись ко сну, наступил неудобный момент…

– Тонь, куда б мне бухнуться?.. – спросил Иван явно двусмысленным тоном, окидывая похотливым взглядом Тоню.

– Сейчас я тебе в маминой комнате постелю, – твёрдым голосом, не дающим гостю ни каких шансов на то, что он сегодня разделит с нею её девичью постель, уверенно сказала Тоня.

Иван, не привык отступать – его закусило. В голове стали роиться разные мысли и планы, каким образом сделать для одноклассницы хоть что-то хорошее.

– Тонь, а Тонь. Слушай, у меня знакомый есть. Давай позвоню? Классный парень, тоже холостой, чуть постарше тебя, но это, я думаю, к лучшему… – Иван вопрошающе смотрел на Тоню.

– Ага, сейчас какого-нибудь забулдыгу позовёшь. – Усомнилась Тоня.

– Нет, нет, точно хороший парень! Мы с ним раньше на одном судне работали. Сейчас он тоже закончил ходить по морям, как и я в порту работает. Даже не курит, ну немножко выпивает, как и все, только и всего…
Тоня задумалась… Смущённая улыбка появилась у неё на лице.

– А-а-а, давай! – Махнула она рукой.- Звони!

Иван позвонил Олегу. Долго его уговаривать не пришлось, он, как и Тоня, тоже одиноко сидел в своей квартире и был несказанно рад звонку и приглашению. И уже минут через сорок, стоял возле дверей и давил на звонок. Двери Тоня открыла сама.

– Здравствуйте… – В открывшейся двери показался роскошный букет, за ним, стоял подтянутый, худощавый, чисто выбритый мужчина лет сорока. В левой руке он держал коробку с тортом. – Я не ошибся квартирой? – спросил он, с любопытством оглядывая Антонину.

– Здравствуйте, если вы Олег, тогда нет… – Ответила, смущаясь, хозяйка, нерешительно принимая букет. Тоня уже успела переодеться и стояла перед гостем в красивом светлом платье, с в меру опущенным декольте на груди.

Из-за её спины показался слегка подпивший и улыбающийся Иван.

– Привет, Олежка, проходи, мы тебя уже заждались, – подходя к другу, и протягивая руку, сказал он. – Знакомьтесь, это моя одноклассница Антонина, – игриво перейдя на официоз, густым голосом сказал Иван. – А это Олег – подмигивая другу, из-за спины Антонины уже обычным своим голосом, представил он друг другу потенциальных любовников.

Слегка зардевшиеся щеки предательски выдавали смущенье хозяйки.

– Ой, надо же в вазу эту красоту поставить…

И с букетом цветов она ускользнула в поисках вазы. Оставшиеся одни, мужчины переглянулись. Иван, показывая в сторону убежавшей Антонины взглядом, поднял вверх большой палец руки и утвердительно качнул ею несколько раз. В свою очередь, друг, поднял вверх уже два своих больших пальца и утвердительно закивал головою.

Сводник понял, что смотрины удались, и, чтобы развить успех, поспешил усадить их за стол. Когда все сидели уже за столом и фужеры были наполнены тёмной, рубиновой прелестью молдавского виноградника, он поднял фужер и произнёс короткий, но ёмкий спич.

– За тех, кто не терял, но нашёл! За то, чтоб найденное не потерялось! За вас мои дорогие!
Чем изрядно сконфузил и так сконфуженную пару. Привстав, компания чокнулась, комната заполнилась тонким звоном горного хрусталя.

Через полчаса всё первое смущение было смыто вкусным, молдавским вином. Смыто так, как смывает морская волна следы на песке, от него не осталось ни капельки. В комнате слышались шутки и смех. Иван и не подозревал, каким виртуозным говоруном может быть вечно скучный бука Олег. Рот у него не закрывался, и шутки с комплиментами лились из уст его Антонине в уши, как долгожданный и тёплый дождь с небес в раскалённую жаркую почву.

Тоня вся просто сияла, заворожённо глядя на Олега. И в какой-то момент Иван понял, что он уже здесь третий лишний, и, выбрав момент, спросил ключи от квартиры Олега.

Возвращаться домой, где ожидал его точно скандал, ему совсем не хотелось, и он поехал ночевать в пустующую квартиру Олега.

Вечером, не дождавшись друга, он уснул, а проснувшись поутру, и не обнаружив его в квартире, сделал вывод, что у молодой пары всё сложилось, и, не желая обеспокоить своим неурочным звонком друзей, стал ожидать звонка друга. Олег позвонил только к полудни и был краток:

– Жди, сейчас подъеду.

Приехав, вихрем пронёсся по квартире, собирая необходимые личные вещи, на ходу сумбурно рассказал о случившейся нечаянной любви; оставил ключи от квартиры, предоставив её в полное распоряжение Ивану, и унёсся позабыв закрыть за собою даже дверь.

Две недели в труде для Ивана прошли незаметно. Надежда не соизволила позвонить ни разу, лишь только несколько SMSок долетело ему от неё. В первой – шумела буря, гром гремел; во второй – грома уже не было слышно, но буря шуметь ещё продолжала; в третьей – штиль уже почти наступил.

Иван понимал, что гнев у супруги почти перегорел и нужно продумывать пути возвращение домой. Но в голову, как назло, не приходило ни одного достойного варианта. А как мы знаем, после Двадцать третьего февраля неминуемо наступает праздник Восьмое марта, праздник наших самых близких и любимых женщин.

И вот почти в самый канун его ему позвонила Тонька.

– Привет, Вань, – звонким, счастливым голосом начала она. – Мы с Олежкой приглашаем вас с Надеждой на наше бракосочетание и просим быть свидетелями на нём. – выпалила она скороговоркой и замолчала в ожидании.

– Тонь… – нерешительно начал Иван. – А мы это… с Надюхой ещё того…

– Чего того? Чего того, Вань! Не хочешь что ли за нас с Олегом порадоваться и с нами радость разделить? – обиженный и удивлённый голос услышал Иван в трубке телефона.

– Да нет, Тонь, мы ещё, как бы это сказать… в разводе…

– Не помирились ещё что ли? – догадалась Тоня.

– Ну да, как то так… – нерешительно ответил Иван.

– Ну, вы даёте! И Олежка мне ничего не говорит… Завертелись совсем… Ты где Ваня? В Олежкиной квартире? – и не успел Иван ещё ничего ответить, как она выпалила – Жди! – И отключила телефон.

Через час они уже все втроём сидели на кухне в квартире Олега и обсуждали, как бы лучше примирить Ивана с Надеждой. Бразды правления взяла в свои руки Антонина.

– Так какие цветы она любит? – по-деловому спросила она.

– Вроде бы, астры… – ответил Иван неуверенно.

– Астры? Так астры, или не астры? Ладно, это я всё возьму на себя. – Уверенно, продолжила Тоня. – Зарплата у тебя когда? Да ладно, с этой зарплатой, деньги у тебя вообще есть?

– Ну… есть немного… – Иван с удивлением посмотрел на Антонину.

– Немного… Короче, нужно будет букет, украсить пятитысячными купюрами, сколько сможешь засунуть в него?

– Ну… штук десять наверное…

– Блин, ну – му, что размукался Вань. Восемь штук хватит, на остальные придумай, что детям купить.

– И так, — Тоня, пододвинувшись с табуретом поближе к столу, заговорщицки склонилась над ним. Мужчины последовали её примеру.

Через час план действия был изложен Антониной с такими мелочами, что некоторые мужчинам, даже и в голову никогда бы не пришли.

Время – Ч (начало операции) было назначено на восемь часов утра восьмого марта.

Без пяти восемь заговорщики незаметно проникли в подъезд. Тихо поднявшись на пятый этаж, встали возле дверей в квартиру Ивана. Иван укрылся за спинами друзей с букетом, в центре которого красовался причудливый георгин из оранжевых банкнот. В квартире стояла тишина, и из неё не было слышно ни звука. Антонина протянула руку к звонку и, решительно нажала на кнопку…