Спасатели.

(в основу рассказа легла история моего знакомого)

Случилось это двенадцать лет назад. В то лето Леха, мой близкий друг, пригласил меня в гости, да вот только не к себе домой, а в один из оздоровительных лагерей на побережье Черного моря.

На тот момент мне минуло двадцать два, а море навеивало легкую грусть, рожденную давней мечтой его увидеть.
Находясь в салоне самолета, я погрузился в сладкую дремоту, приправленную грезами о предстоящем отдыхе…

Стюардесса предлагала прохладительные напитки. Выбор я остановил на золотистом пиве, одурманивающим своей пеной и цветом. Поглощая напиток, представлял ослепляющее южное солнце, искрящийся песок от его лучей, приятную прохладу соленой волны.
Собрав использованную посуду, одна из воздушных дамочек ненароком задела меня своим бедром и, крепче вцепившись в поднос, ослепила белоснежной улыбкой: «Прошу прощения за неловкость».
Ее точеные ножки, стремительно убегающие вдаль, запечатлели, думаю, такую улыбку на моей физиономии, что пришлось усилием воли разгладить складки довольства и искушения, дабы не выглядеть нелепо. «Это знак, – как ни странно простучало в голове, – знак-предвестник романтического приключения»…

Мне очень нравилось в лагере. Может потому, что прежние, детские и юношеские летние события, сводились к беготне по росе, дружбе с комарами на рыбалке и практически невинными прогулками по ночному городу.

Это лето щедро дарило мне новые ощущения и цели. Официально с Лехой мы числились спасателями, выполняя, как это принято в лагерях, не только свои прямые обязанности. По существу мы были вожатыми, вкушающими сладкие и терпкие плоды ребячьей дружбы. Погрузившись в неугомонную жизнь коммуны, мы осознали также что есть ответственность за других. Эволюция собственная казалась нам слишком стремительной, а вместе с ней произошла и революция в восприятии окружающего…

Каждый вечер после того, как страсти измазывающих зубной пастой борцов за справедливость в боях с подушками и любителей черного юмора на ночь утихали, я и мой друг шли к бассейну сливать воду.
– Ну вот, управились почти, – облегченно вздохнул Леха, – воду выпустим и на боковую. Слушай, пошли в море искупнемся: та водица будет куда приятнее бассейна!

Море поздним вечером я любил даже больше, чем днем: лунная тропинка падала на гладь воды, устремляясь прямо к ногам, а волна шептала мне на ухо свои притчи…
Раздевшись и бросив традиционное «догоняй!», Леха побежал, прыгая на легкие волны, а я, замешкавшись, невольно стал свидетелем не столь привлекательной сцены…
Не припомню сейчас, с какой стороны неожиданно появилась TOYOTA серебристого цвета, вздыбив песок и тем самым нарушив мое купание. Из автомобиля вышли двое – муж и жена, узнаваемые мною как наш директор Иван Петрович и его супруга Ольга Михайловна, работающая в лагере фельдшером. Бросая нелестные реплики друг другу, они увязли в путах семейной ссоры. Наконец, автомобиль, недовольно взревев, покинул пляж.
Я было собрался с облегчением войти в воду, но…легкий и свежий аромат заявил о присутствии знакомого облика…

Она тихонько вздрагивала, сидя на песке, и была похожа на восхитительного и обиженного ребенка. Находясь в отчаянии и уверенности уединения, она не заметила, как глубокое декольте распахнулось небрежно, откровенно обнажая женственные небольшие плечи. Увидев меня, Ольга Михайловна изящно поправила вырез полупрозрачной блузки, но вдруг ветерок предательски приподнял подол ее юбки, продемонстрировав необыкновенной красоты гладкие колени. Я стоял, завороженный этим зрелищем и, казалось, прекраснее нет ничего на свете!

Спас меня Леха. Да, именно спас, потому как подобное пристальное внимание к телесным прелестям способно выдать мой весьма скромный опыт в женском вопросе.
– Что случилось, Ольга Михайловна? – не растерялся Леха. – Почему так поздно одни?
Она встала, стряхивая песок с одежды и надевая босоножки на высоких шпильках. Я протянул платок и она, смахивая следы печали с лица, произнесла с улыбкой:
– Все нормально. Идемте.
Мы брели за ней, словно щенки на привязи. Сила неизвестного увлекала нас. Пришли в себя, оказавшись у дверей ее кабинета: звяканье ключей пробило завесы сознания и заставило нас заговорить. Первым очнулся я.
– Ольга Михайловна…
– Можно Ольга…без Михайловна, – перебила она, вновь награждая улыбкой.
– Ольга, поздно уже. Вы собираетесь ночевать в своем кабинете? Почему?
– Сегодня роскошная ночь: так приятно тепло, а не жарко, что петь хочется! Надо бы это отметить! К тому же я не позволю более никому ее портить, поэтому и здесь! Составите мне компанию? – щебетала она, доставая из шкафчика непочатую бутылку красного полусладкого вина.
Мы с Лехой переглянулись, не издавая ни звука.
– Возражения не принимаются, так и знайте!
(Ее заливистый смех в тот момент запомнится мне надолго).
– Как-то неудобно, – пытался возразить я, – мы в гостях и с пустыми руками.
– Считайте приглашение благодарностью – вы спасли мое настроение. Вы ведь спасателями у нас считаетесь, так? Думаю, вам станет совестно оставить теперь в столь поздний час меня одну, тем самым прошу спасти и остаток ночи, разделив со мной трапезу.
– Но Ваш муж может приехать сюда, – остерегался Леха.
Она подошла к моему другу и, невинно положив руку на его плечо, почти шепотом произнесла:
– Он не приедет. Я слишком хорошо его знаю.
Ее голубые глаза в обрамлении игриво накрашенных ресниц в одно мгновенье решили судьбу этой ночи. Ольга и Леха смотрели друг на друга так, что я почувствовал себя третьим лишним.
Собравшись с духом, я пожелал «доброй ночи!» и медленно попятился к двери.

Ольга встала, выключила свет и прикрыла дверь, не давая выйти. В ту минуту я ничего не соображал…
Она зажгла ночник и, порхая по комнате, с нескрываемым удовольствием и старательностью накрыла стол.
Мы увлеклись общим весельем, беззаботно болтая, и робость исчезла, как сон.
Леха достал свой мобильник. Включив одну из мелодий, пригласил Ольгу на медленный танец. Ранее я не замечал, чтобы он отличался джентльменскими манерами в обращении с девчонками, поэтому меня несколько удивило прикосновение его губ к протянутой ею руке. Она кокетливо запрокидывала голову, то начиная игру обольщения, то внезапно прерывая ее. Пара двигалась в такт сладковатой песне, звучавшей на английском, а я, развалившись в кресле, то обсуждал со своей «подкоркой» корректность собственного присутствия здесь, то с трудом сдерживал любопытство к красивой паре.
Компромисс между захлестнувшим меня интересом к происходящему и угрызениям разума нашла Ольга Михайловна, внятным кивком головы приглашая к танцу втроем. Я подошел сзади, положив правую руку на ее талию…
Первую минуту я не чувствовал собственного тела, не слышал музыки… Ольга Михайловна, Ольга, Оленька… такая недосягаемая ранее и близкая сейчас – в это трудно было поверить! В голове путались картинки былых случайных встреч с нею: вот она в белом халатике с фонендоскопом, вот она, гордо расправив плечи, идет по тенистой аллее лагеря, вот она, такая домашняя, для кого-то близкая, помогает разносить блюда в столовой. Да, мы и раньше замечали ее потому, как такую женщину трудно было не заметить. Пшеничные волосы под лучами яркого солнца притягивали взгляды, фигура поражала своей стройностью в любой одежде. Ее лицо правильными чертами напоминало мадонну времен позднего Ренессанса. В облике виделась настоящая женщина: разная и обольстительная. С Лехой мы часто перекидывались взглядами, когда она проходила мимо, оставляя на память шлейф от своих духов. Иногда, споря, пытались угадать ее возраст (на вид ей было не более тридцати), но, принимая во внимание факт замужества за немолодым супругом, терялись в догадках. Тогда мысль о даже случайном прикосновении к ее руке не представлялась реальной, а теперь…

А теперь я прикасаюсь к шелку ее дивных волос и жадно пью ее красоту, боясь дышать! Леха в отличие от меня совладал со своими эмоциями и уже точно знал, как себя вести. Понял я это, увидев ее крепдешиновую блузку, пуговицы которой были освобождены от петель. Она дотронулась до моей руки и опустила ее на свои упругие бедра. Меня заколотило от такого поворота событий и от собственного бессилия (что делать в ситуации треугольника, я не знал). Через некоторое время мое внимание уловило движения двух пар мужских рук, уже смело двигающихся в разных направлениях увлекающего атласа.

Музыка окончилась, а Ольга, оставшись без одежды, уверенно потушила лампу и прилегла на тахту, стоявшую в дальнем углу кабинета. Приглашение к близости стало более чем красноречивым, и завидев мой вопросительный взгляд, она чуть развела свои стройные ножки, оставшиеся на полу.
Леха леопардом оказался с нею рядом, касаясь ее спелых «яблок» и что-то шепча на ухо. Я подошел, склонился к ее чреву и, справившись с застежкой одной босоножки, высвободил ножку из плена обуви. Губы мои касались пальцев ее ног, постепенно поднимаясь до голени, руки хаотично поглаживали другое колено, то «заглядывая» под него, то нежно лаская живот.
Она согнула ногу, оставшуюся в прелестной босоножке на тонкой шпильке, и я увидел то, что заставляет содрогаться все мускулы мужского тела. На несколько мгновений, пока Ольга снимала вторую туфлю, створки ее лона раскрыли свои лепестки. Я зачаровался картинкой, но отступать не хотел, приближаясь губами к заветному месту.
Леха присел на край тахты со стороны ее спины, обвив своими сильными руками, и вдруг нежданно развел ее ноги, вцепившись в заднюю часть бедер. Она чуть взвизгнула и, в искушении предстоящего, начала покачивающие движения телом.
Я ласкал цветок любви, ощущая его небольшую пульсацию, Леха массировал ее ступни. Ольга стонала то тихо, то с нарастающей динамикой. Стоны перерастали в крик приближающейся кульминации.
Она дышала часто, томно. Я взглянул на Леху, моля оставить нас хоть на некоторое время, и рывком проник вглубь ее разгоревшегося упоения. Теперь я ощущал ее всю, без остатка доверившую себя. Коснувшись губ и ощущая их сладкий нектар, в то мгновение понял, как до сих пор мне не хватало именно этого: не соприкосновений тел, а именно дуэта наших губ, а значит слияния душ воедино. Мозг отстукивал, бешено пульсируя: «Вот оно счастье!!!»

Двигался я уверенно, чередуя темп, то давая отдыхать нам обоим, то усиливая взлет ощущений. В один момент Ольга несколько отстранила меня, и, зазывая жестом руки Леху, приказала: «А теперь завоюйте меня!»
Она сопротивлялась, играючи, то позволяя себе откинуть одного из нас, то приближая, урчала и покусывала лакомые части наших тел. Сравнить ее можно было с дикой кошкой, а может грациозной пантерой. Игру ту мы находили интересной и познавательной, ибо отсутствие правил дарило телу сказочные прикосновения, а голове тьму фантазий, ранее не посещавших ее.

Прелюдия к любви втроем сделала свое дело. Признавшись, что она никогда не испытывала двойного проникновения, расположилась так, чтобы максимально комфортно стало всем. Сидя на моих коленях и открывая Лехе себя, она приподнялась на руках, намекая на то, как я должен поступить далее. Я раздвинул ее «сердце», и аккуратно посадил ее на свой жезл, плавно проникая все глубже. Почувствовав тесноту в ее теле, застонал от истомы. Она извивалась между нами с обрывающимися на полуслове просьбами продлить ее удовольствие…

Трио, рухнув в изнеможении, напоминало картину Бородинского сражения: разбросанные в разные стороны тела были недвижимы…
Время шло, и едва показавшийся расцвет багряно-сизой полосой напомнил о скором наступлении утра.

Ольга вскочила и, включив свет, скомандовала: «Спасатели, время принимать водные процедуры!» Мы поднялись, с трудом отходя ото сна, и побежали, схватив полотенца, за нею.
Она уносилась вдаль, рисуя чарующую иллюстрацию: красивый купальник ярко лимонного цвета деликатно сидел на ее безупречной фигуре, подчеркивая красоту и уверенность движения…

Никогда более я не испытывал подобного – прохлады трепетной волны и идиллии нашего трио…