Последняя ночь в лагере

Я долго не мог сомкнуть глаз. В голову лезли события, произошедшие со мной за последние дни. Здесь было всё: и неожиданный утренний сюрприз, и поездка на «поляны», и купание в озере, и изолятор, и побег из него, и та дискотека, и тот танец, и её глаза, и теплота её дыхания, и тот поцелуй… И я не мог поверить в возможность того, что эта сказка кончится. Осознание этого пришло только сейчас, когда все завтра уезжают. А что сегодня? А сегодня королевская ночь, последняя ночь, когда все веселятся, размазывают уснувших пастой, красками, фломастерами или просто не спят ночью. А я один в этом долбаном изоляторе. Да, я могу сбежать, но не на всю ночь. Иронично, ведь я сейчас просто завидую другим. «Я – асур, который просто завидует богам, их жизни… А виной всему моя глупость. Всю жизнь меня подставляет моя глупость. В любой ситуации, где и когда угодно. Эти необдуманные и непродуманные действия ведут меня к моей погибели. А виновник я…»

Мысли оборвались. Повисла глухая тишина. В ту ночь не стрекотали кузнечики. Воздух в маленькой комнатушке на двигался несмотря на открытое окно, отчего воздух казался тягучим, тяжёлым, как смола. Дышать было невозможно.

«А что же будет дальше? Завтра, скорее всего, меня не выпустят из изолятора до ужина, а она уезжает после обеда. И как же быть? Попрощаться нужно же. Опять устроить побег? Не получится. Заметят. Один-единственный пациент всё-таки. Я не знаю. Написать ей, чтобы пришла? Полный бред! Зачем вообще такое делать?

Какой же я глупец! Кто заставлял лезть меня в тот холодный пруд? Ладно, просто лезть. Но и ещё просидеть там чёрт знает сколько! И теперь, когда все веселятся, радуются, испытывают удачу, рисуя на уснувших в коридоре вожатых, я, как самый глупый человек, провожу ночь в изоляторе с температурой тридцать восемь, испытывая удачу на самом себе… А мог бы провести эту ночь с ней…»

В голове сразу всплыли две ночи.

Первая ночь…

Это было неделю назад, когда к моим друзьям в комнату пришли их подруги. Я уже видел седьмой сон, когда меня пробудило не самое приятное явление: кто-то на меня сел. Я, как ханжа с опытом, стал возмущаться и даже грозился пойти к вожатым, ибо «мой сон посмела потревожить какая-то задница». После долгих возмущений, я сдался, и на мою кровать поместились сразу три девушки. Было темно, а желание познакомится побороло желание спать. Принятое мой решение удивило даже меня: распознать всех троих по волосам. Первая была с кучерявыми и очень сухими волосами. Я её прозвал Цыганкой. Вторая с очень длинными волосами – Рапунцель, в честь героини сказки. А третья же, поняв, что её ждёт, представилась Женей. Разговорившись, мне сильно понравилась та, что сидела ближе ко мне и что была первой при «знакомстве». Её приятный голос и красивая, льющаяся речь убаюкивали меня, погружая в тёмную пелену. Но в один момент всё пошло не так: на разговоры пришли вожатые, которые, влетев в комнату и включив свет в ней, разогнали всех по комнатам. Всю оставшуюся ночь я не мог забыть её сухие кучеряшки, её мягкий голос, её тепло… Как я узнал позже, её звали Маша. Весь следующий день я провёл в мыслях о ней, пытаясь придумать образ, подходящий её прическе и голосу, но всё было тщетно.

Следующей ночью мы пошли к ним. Это вторая ночь, которая мне вспомнилась.

Мы тихо прокрались к ним в комнату, тихо разбудили их и тихо стали о чём-то разговаривать. Всё тихо, чтобы не заметили вожатые. Я сел к ней на кровать. Мы с ней говорили о всякой фигне, имеющей для нас смысл. Мы смеялись над шутками, которые были понятны только нам, обсуждали самые разные вещи, какие только приходили нам в головы. Мы достигли духовного единства, целости. Я и Цыганка… Потом кто-то нарушил наше единство, переманил её внимание на себя. А я, измотанный эмоциями за целый день, уснул прямо на её кровати. И лишь утром я увидел её впервые: темные кудри, темные, натуральные брови, большие и красивые губы, острые скулы и острый подбородок – она была шикарна. Ей хотелось любоваться вечно. Она же, поняв, что я проснулся, тоже проснулась. Её милые, ещё сонные карие глаза удивлённо смотрели на меня. Она тоже увидела меня впервые.

Прошла неделя. Постоянные медляки, встречи, взгляды, общение сделали эту неделю самой лучшей в моей жизни. Её карие глаза буквально впивались в меня, наслаждались мной. Так было и на медляке прошлым вечером, когда я специально сбегал из изолятора к ней. Жуки пели про севшую у любви батарейку, пары вокруг танцевали, понимая, что скоро конец. Нам было не до этого. Мы жадно пожирали друг друга глазами. Она чего-то ждала – было ясно. И тогда я решился поцеловать её. Прямо в губы. Прямо в тот момент, когда солист Жуков пел «…села батарейка». И больше нам не нужно было ровным счетом ничего.

«А что теперь? Теперь я, скорее всего, больше никогда её не увижу. Больше не увижу этих вечно голодных карих глаз, больше не потрогаю эти сухие кудри, больше никогда не увижу свою Цыганку. А она больше никогда не увидит меня. Никогда. До самой смерти. Только после неё. И то, если после смерти что-то есть и если это что-то будет для нас общим. Больше никогда…»

Мысли оборвались вновь. Меня затянуло в темную вязкую жидкость. Дышать сложно. Жарко. Душно. Что-то давит на грудь. Тяжело. Неужели это сон? Такое будет всю ночь? Время шло. Казалось, что прошло минут пять-шесть, но это только по ощущениям. На самом же деле сложно сказать, сколько прошло. Однако, пелена начала рассасываться, окрашиваться в нежный розовый. Воздух из смолы превратился в нечто текучее, плавное. Уже не было так жарко: было комфортно, то, что нужно. В теле не было ощущения скованности, была легкость. Всё стало каким-то шёлковым, мягким. Послышался голос. Или нечто похожее на него. Он становится ближе, ближе и ближе. Вот он уже над самим ухом. Нежный женский шёпот. Её шёпот. Знакомый. Уже почти родной. Он шептал что-то неразборчивое, но от этого становилось хорошо. Тело наливалось тёплым. Но что-то пошло не так. Розовый шёлк сменился тяжёлым и фундаментальным. Стало тяжело. Снова тяжесть в груди. Воздуха не хватает. Жарко. А где шёпот? Его нет. Все попытки нащупать источник шёпота, который был так близок, увенчались провалом. Её нигде не было. Однако, был я. И я тонул. Тонул в этой чёрной смоле, задыхаясь, пытаясь набрать полные лёгкие, но всё тщетно. Я потерял этот шёпот, который пусть и на время, но превратил смолу в шёлк, который изменил ход моей судьбы, я это знал ещё тогда, когда я лежал в изоляторе. Она изменила мою судьбу, как и сон. Она принесла облегчение, спасение…

Пусть и на время.