1986

…кроме этих его слов — «СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЁТ ОБИЖЕННЫЙ!»
Закончив очередное прочтение «Пикника на обочине», я решил, что сегодня именно тот день. Я проверил наличие кольца в футляре, что делаю каждый день с тех пор как купил этот дорогущий объединяющий судьбы аксессуар.
Накинув легкую куртку, я вышел на наполненную теплым весенним солнцем улицу и снова убедился, что сегодня именно тот день. Весна в самом разгаре. И значит, пора взять себя в руки, и сделать этот шаг лучшего времени уже не будет.
Встретились мы в нашем любимом сквере. Это тихое, уютное невероятно зеленое место с великолепным видом на море стало нашим местом с того раза, как мы здесь впервые встретились. Каждое наше свидание начиналось со встречи здесь, первый поцелуй случился здесь, даже в день знакомства с родителями мы сначала встретились здесь. Вот и сейчас я пришел сюда, уселся на нашу любимую лавочку и в ожидании ее принялся перечитывать «Пикник».
«Просто уму непостижимо: такая роскошная баба, век бы с ней любился, а на самом деле — пустышка, обман, кукла неживая, а не женщина» — такими были последние прочтенный строки. Весь мир мне заслонили милые изящные ладошки. Нет, эти строки не подходят для нее. Наполненная жизнью, мыслями, умная, веселая – чудо в человеческом обличье.
— Извини, я очень сильно задержалась… — она собралась было оправдываться, но решила просто виновато склонить голову и улыбнуться. И эта улыбка и этот милый взгляд искупали все возможные негодования.
— Ну ты же знаешь, что вместо ожидания я просто читаю Стругацких.
— Знаю. Я на самом-то деле минут десять назад пришла и просто смотрела, как ты жадно перелистывал страницы… забавно так, – она улыбнулась, хихикнула, а я утонул в ее васильковых глазах и точно понял, что сегодня именно тот день.
Сразу обрушивать на нее решение я не решился и подошёл к теме издалека:
— Давай присядем. Ты ведь читала «Пикник на обочине»?
— Ну ты же знаешь, что да, – как и ожидалось, ответила она, – мы же с тобой и познакомились на встрече литературного клуба, посвященного творчеству Стругацких.
Так оно и было…встреча клуба посвященного Братьям ( так мы в нутрии нашего небольшого общества называем Аркадия и Бориса) проходила именно в этом сквере. На этой самой встрече мы с ней и познакомились: увидели друг дружку, застыли, улыбнулись, затем смущенно отвернулись, но не смогли не познакомиться. Год назад это случилось, и с тех пор каждый день моей жизни наполнен счастьем
Как-то мое начало «издалека» совсем близко к сути…Я сунул руку в карман в надежде, что футляр придаст мне уверенности. Вдох. Выдох. Пора.
— Дорогая, ты согласишься выйти за … — ох как не просто – …рамки рутины и поехать со мной в чернобыльскую зону отчуждения, – выпалил я скороговоркой.
Её реакция была неоднозначной. Ошеломленная, она сидела, хлопая глазами. Хоть бы я, выпаливая это предложение, не начал плеваться. Молчание затянулось, и я решил, что надо его прервать.
— Это, конечно, не та зона, что в «пикнике», но единственное покрытое тайной место, которое отдаленно напоминает о ней.
Нерешительность. Она колеблется.
— Ты же понимаешь, что нас с тобой и так считают ненормальными, даже в клубе. Никто так не упивается грезами о мирах Стругацких, как мы с тобой. Общество…
Эти мысли. Кто внушил их ей? Зачем она думает об этом вообще?
— Да к черту общество. Они называют нас ненормальными? – выпалил я. – Кто сказал, что они нормальные, а мы нет. Может, только мы и видим суть, и знаем, как жить и кем надо быть. Все одержимы религией и какой-то повседневной чушью. Вот моя библия, – я достал потрепанную книгу, перечитанную мной тысячу раз. – Только они – пророки, достойные внимания, только их слова имеют вес в моей жизни. Их и твои.
Она стояла ошарашенная столь внезапной пылкой речью. Я положил в ее ладони книгу. Положил свои ладони сверху. И произнес фразу придуманную нами в тот самый первый день, когда мы просидели на этой скамейке, всю ночь разговаривая друг с другом: — я хочу, чтобы понедельник начался в субботу …
-… и чтобы никто в этот день не ушел обиженным! — закончила она со мной вместе и улыбнулась. И это было самое лучшее «ДА», которое я только мог представить.
Сами сборы заняли совсем немного: рюкзаки, палатки, спальники, провизия – все, что нужно для здорового туриста. А вот поиски тех самых проводников, о которых все пишут на форумах, почему-то затормозили наше путешествие. Все эти сорвиголовы знающие тропы, ведущие в зону отчуждения, почему-то прекратили свою деятельность. Около месяца ушло на поиски одного из них, и еще кругленькая сумма в довесок ушла на то чтобы его уломать на «вылазку». Но вот вещи в рюкзаке «Пикник» в нагрудном кармане, ладонь любимой в моей ладони, а мы в поезде, мчащем в сторону северной границы. Чай в граненом стакане с подстаканником, только придавал атмосферы нашему путешествию, правда, это было единственное, что радовало, а не угнетало. Вся остальная поездная атрибутика сводила с ума и даже то, что мы ехали в купе не спасало.
Мы покинули поезд в незнакомом городке, не походившем на городок ни капли, и нам предстояло еще преодолеть несколько десятков километров пешком. Эти несколько дней в лесной глуши были для нас наслаждением после душного поезда. Мы были наедине и вокруг была природа. Мы наслаждались каждым днем, каждым пройденным километром. Мы дурачились как дети, плескались в найденных нами озерах и в обнимку лежали в палатке редкими холодными ночами, да и не холодными тоже лежали в обнимку.
Наконец мы добрались до той самой деревеньки в которой нас ожидал проводник. Мужик кстати был суровый и не приветливый. Всем своим видом внушал в нас страх и желание вернуться в душный поезд. Видимо именно такие люди и могут протянуть в этой «зоне», а может это «зона» делает их такими суровыми.
— Слушайте, а как так получилось, что все бывалые проводники перестали водить туристов в зону отчуждения, это ж вроде было прибыльное дело. Военные что ли прижали?
— пфф, если б то были военные то дело б долго не ржавело, они ж все считай свои люди. Ту ж даже военные разбежались. Какая-то нечистая деятельность началась. Фуры груженые пруть прямо к станции, да автобусы битком людьми набитые. Если б не ваша кругленькая сумма, то мое любопытство потерпело бы, а тут так подвернулось все. И интересно жутко, и денежки… — Проводник протянул свою огромную покрытую трудовыми мазолями руку и потер большим пальцем об указательный и безымянный: — … хутка.
Отдавать все деньги за раз в наши планы не входило, что не особо его порадовало. Спустя полчаса ожесточенных споров сошлись на том, что половину сейчас, половину по выходу, самый обычный метод расчета скажу я вам, не понимаю: почему он так ломался.
— ладно ребятишки выдвинемся на рассвете, сейчас пока отдыхайте, да байки мои слушайте.
— а куда выдвинемся?
— ну устрою я вам обзорную экскурсию по одному живописному и некогда безопасному маршруту, посмотрим заодно на сколько он остался безопасным. А потом в Припять на одну из моих старых «квартирок». Если там конечно тоже ничего не случилось.
Вечер мы провели у костра ужиная малой частью наших запасов, и слушая обещанные байки. А ночь, которая выдалась из холодных, провели в обнимку в палатке, чего наш экскурсовод не одобрил узнав, что мы не женатая пара. Футляр так часто как хотелось бы теперь не проверишь, но каждый вечер, когда я снимал куртку, старался нащупать его, и украдкой заглянуть в него для успокоения.
Разбуженный одиночеством в котором меня оставила моя любимая я поежился от утренней прохлады натянул одежду и кряхтя выбрался из палатки. Наш проводник уже не спал, и с утра пораньше прикладывался к своей фляге и банке тушёнки. Моя компаньонка по путешествию и надеюсь по жизни возилась у костра сооружая нам питательный завтрак. Хоть плотно поесть перед отбытием и надо я все же больше нуждался в ее милой улыбке и теплом объятии. Никогда раньше я не ощущал человека так близко к себе. Мне кажется, что она является частью моей души если не всей ею.
Проводник прервал наши милования недовольным кряхтением и начал подгонять нас. Собрав все вещи мы выдвинулись в путь. И Путь этот обещает быть долгим и не из приятных.
Где-то пол дня у нас ушло, на то чтобы подобраться к зоне отчуждения. Само ограждение представляло собой уставший от времени забор с колючей проволокой, который не мог оградить эту зону не от чего. Прорезанные лаз позволяли пробирать на ту сторону без всякой угрозы для одежды. И к лазам вели проторенные тропы некогда популярных сталкерских маршрутов.
За забором нас ожидал самый обычный лес которого мы и так уже преодолели несколько десятков километров. Преодолев ограду мы выдвинулись дальше по маршруту который лежал в голове нашего уже полупьяного и ставшего от этого подпития еще более неприятного проводника.
Ближе к вечеру мы добрались до того самого живописного безопасного места. Которое на деле не было живописным. Это была спрятанная в глуши халупа укрытая от ветра замаскированным забором.
Решив не выдвигаться дальше и переночевать в безветренном похожем на уютное место, мы остались здесь. Дом был затхлый и разваливающийся. На предложение переночевать в нем мы ответили отказом и разложили палатки под навесом который образовали крыша дома и небольшого сарая. Проводник же по хозяйски завалился в дом скинул сапоги и принялся храпеть на одной из кроватей. Остаток вечера мы провели наедине. Совершили небольшую прогулку по окресностям и отужинав улеглись в палатке читать и шептаться слушая к неподалеку по дороге шастаю те самые груженые фуры. Откуда они едут, выяснить так и не удалось, за то куда они ехали понять не составляло труда. Сами мы двигались в том же самом направлении.
Первое наше утро в зоне не отличалось от предыдущего утра вне зоны. Я один, проводник выпивает, а она готовит.
— чего ты просыпаешься раньше времени? Я хотела вернуться, и разбудить тебя когда все готово будет.
— Просто долго без твоих объятий я больше пробыть не могу. Вот и просыпаюсь от необходимости прижать тебя к себе. – я обнял ее и мы закружились.
— Кхм. Кхм. Намилуетесь в Припяти. Чем раньше доберемся тем, раньше уберемся. Не нравятся мне эти обитатели зоны. – он махнул в сторону дороги. – как они совсем часто туда сюда рассекают.
Дорога до Припяти как он и обещал, заняла пол дня хоть и идти туда было совсем ничего, мы шли не спеша, и аккуратно, делая крюки на так называемых радиационных пятнах.
Как оказалось у проводников имеются в Припяти квартиры обустроенные для ночлега, которые они тщательно скрывают от патрулей, ни намека на которые мы не встретили. Поэтому заняли «квартиру» в самом высоком доме, крышу которого намеревались посетить на рассвете.
Остаток этого дня мы провели в прогулке по самому городу, осматривая потрепанные временем артефакты советской эпохи и прячась от редко проезжающих машин. Люди в машинах на военных походили меньше всего. И этот факт пугал, потому что вооружены они были не хуже военных. Даже наш суровый проводник заробел при виде одного из автомобилей промчавшегося в опасной близости от нас. После нескольких таких едва не случившихся встреч с нынешними надсмотрщиками зоны мы решили спрятаться в укромной и на вид безопасной квартирке переждать ночь, чтобы полюбоваться городом поддавшимся натиску природы с высоты многоэтажного дома и насладиться лучами утреннего солнца наедине, вдали от мирских бед и сует.
Эта ночь оказалась неспокойной. Машины мчали целыми колоннами к станции. Да и сам город казалось будто и не спал вовсе, забыв о том что он заброшен. Мы в втроем сидели как мыши и только и делали что сидели и слушали как по городу проносятся джипы с людьми еще более неприятного вида чем наш проводник. Страх быть замеченными не давал нам покоя, мы и представить себе не могли что случится если нас обнаружат. Если в случае с военными все было ясно, штраф и на машинке на выход. То с этими людьми даже и думать о штрафе не приходилось. Да что там происходит на самой станции совсем не понятно, что туда везут, что увозят. Теперь стало ясно почему проводники прекратили вылазки. По лицу нашего бывалого проводника было видно, что его больше в зону вытянуть не удастся.
Прижавшись друг к другу в кровати в попытках уснуть. Мы лежали и молчали.
— ты знаешь что завтра суббота? – сказала она, В попытке отвлечься.
— конечно. А еще я знаю что для нас с тобой завтра начнется понедельник. Я уверяю тебя.
— ну тогда пусть никто в этот день не уйдет обиженным – сказала хихикнув она и щелкнула меня по носу.
Около часа мы пролежали болтая ни о чем и обсуждая наши любимые книги. Эта болтовня успокоила нас и мы смогли все таки уснуть.

Проснулся я первым. Изрядно нажравшийся для успокоения проводник храпел пыша перегаром в потолок в соседней комнате. Любимую же я обнаружил в своих объятиях. Вот оно самое лучшее пробуждения. Ощущая тепло ее тела, ощущая ее дыхание на свое шее, вдыхая запах ее мягких волос. Я в очередной раз почувствовал себя счастливым и понял что сегодня тот день. Вчерашние переживания ушли на задний план и солнце еще не взошло поэтому время еще есть. Я тихонечко разбудил ее поцелуем в лоб. На цыпочках чтобы не будить нашего проводника мы вышли из квартиры и пошли на крышу.
Нас встретил прохладный ветер и лучик предрассветного солнца. Мы подошли к краю посмотрели на город вниз. Взглянули в сторону цивилизации. И стали любоваться солнцем. Рассвет был прекрасен и переполнен свободы. Я отошел в сторону под предлогом взглянуть в сторону малоинтересовавшей ее станции я стал нащупывать футляр. У самой станции копошились люди и роились машины, выглядело будто что-то у них идет не так. До чего мне не было дела. Мне было дело только до девушки стоящей у края крыши и любующейся рассветом.
Все это небольшое путешествие еще сильнее заставило меня нуждаться в ней. Эта женщина должна быть рядом иначе все перестает иметь смысл, каждое утро должно начинать с осознания того что она рядом, и каждый вечер должен заканчиваться сонными отголосками внутри засыпающего сознания «она рядом!». Это тот самый день и я готов. я подошел к ней и встал на колено достал потрепанный от постоянных проверок футляр и открыл его. Кольцо не было шикарным, оно было знаковым, оно было с историей, историю эту я расскажу ей и эту историю мы с ней продолжим.
Она была ошарашена. Я стоял на коленях и смотрел, удивление на ее лице превращается в радость. Но затем ее взгляд убежал в сторону станции и наполнился ужасом. Я закрыл футляр вложил в ее ладонь и встал рядом с ней. Страх прокатился и по моему сознанию и затем исчез. Страх того что мы не увидим заката, страх того что мы не увидим будущих рассветов, того что мы не увидим больше ничего.
Я взял ее за руку державшую футляр и мы молча смотрели в сторону станции. Дым и пламя вот что мы видели в той стороне. А затем вспышка. И мысли. Жизнь так коротка. И смерть неизбежна. И ничего на завтра не останется. Но ничего и не надо ведь она рядом.
Она сказала мне «да» и нас не стало, и я надеюсь что понедельник начался в эту субботу и никто больше не уйдет обиженным.