Колечко - талисман 5

Вот я и дома. Прошло почти полгода, как я уехала отсюда, а ничего не изменилось, родители были очень рады меня видеть. Жучок и Муська живы и здоровы. Но в моей жизни за этот период произошло столько перемен. Встреча с Мелешей изменила мою жизнь, а гадание наложило отпечаток грядущей опасности. Изменилась я сама и это сразу заметила мама:
-Сашенька, ты чего такая печальная? Сессию плохо сдала?
— Ну, что ты, мамочка, просто я очень устала, сессия, самолет, шум моторов, на автобусе почти два часа добиралась. Вот отдохну немного, и все будет хорошо.
— Ты сейчас кушать будешь? Мне накрывать на стол или отдохнешь с дороги? – засуетилась мама.
— Пойду в комнату к себе полежу, а чемодан потом разберу, там подарки для вас.
-Не нужны нам никакие подарки, главное сама приехала. Теперь мы все вместе, – это уже папа.
Я не стала разбирать постель, легла прямо поверх покрывала. Закрыла глаза, а перед глазами Мелеша. Как же сильно я его люблю! Не могу без него! Маму, папу увидела, успокоилась, у них все хорошо. А к Мелеше я прямо сейчас бы на крыльях полетела. Даже радость от встречи с родителями померкла. Неужели у всех так? Каждому поколению свое. Правильно говорил Мелеша о любви — любовь она разная: вот я люблю своих родителей, а кого я люблю больше? Всех люблю, за всех жизнь готова отдать. Но у мамы есть папа, а у меня Мелеша, я даже не знаю — кто для меня роднее? Это только солнце может всех обогреть своими лучами. Людям это не дано. В голове мелькнула мысль: «Будь сейчас здесь Мелеша, он бы сказал, что тогда надо стать солнцем и всем подарить по лучику своего тепла, чтобы всем было хорошо, тепло и уютно. Господи! Спасибо тебе за Мелешу! Только не отбирай его у меня, пожалуйста! Не отбирай!»
На глаза накатились слезы. Что со мной? Глафира меня немного успокоила, а горечь и страх все же остались. Что мне делать? Я не могу жить без Мелеши! Как можно прожить без него целую неделю? Как он там?
Потихоньку я задремала. И сквозь сон, через неплотно прикрытую дверь, услышала голоса родителей:
— Совсем Сашенька изменилась. Нет в ней той ребячьей искорки. Повзрослела. Может, случилось у нее что? Хоть бы поделилась, все стало бы полегче, – говорила мама.
-Анечка, все перемелется, главное живая, здоровая. Что еще надо?- успокаивал папа маму.
— Да, нет, Филя, что – то не то. Ты видел у нее медальон? Он больше половины моей месячной зарплаты стоит. Не могла она себе такой подарок купить. Да и не охотница она до украшений, даже уши себе не проколола для сережек. Откуда у нее такие деньги? Студентка ведь, – беспокоилась мама.
-Может, подарил кто? Чего без толку волноваться? Отдохнет, спросим,- отвечал папа.
-И не вздумай! Захочет сама рассказать — расскажет. А так не тревожь. Вдруг, что?
Подарки моим родителям мы с Мелешей выбирали вместе, он не хотел, чтобы я тратилась.
-Пирожок или мороженое себе лишнее купишь, — говорил он.
-И буду толстая, как бочка,- смеялась я.
-Я тебя любой любить буду. Главное, чтобы ты была здорова, сыта, одета и обута.
Папе мы купили рубашку кремового цвета, а маме нарядную белую блузку.
Когда я отдала родителям эти подарки – папа просто обнял и поцеловал меня. А мама долго рассматривала блузку, руками слегка мяла ткань, а потом сказала:
-Сашенька, это очень дорогие подарки, что ж ты так потратилась, денежки у тебя откуда?
Я покраснела и, слегка помолчав, ответила:
-Это мы… с моим женихом вам подарки выбирали. Он оплачивал, — впервые я назвала Мелешу – «женихом».
Мама с папой переглянулись, на их лицах я вместо радости увидела смятение. Может, не надо мне было так сразу говорить об этом? Но и обманывать родителей я не могла. Я молча стояла у раскрытого чемодана.
Придя в себя, мама спросила: «Что ж ты нам, доченька, ничего не писала и на переговорах ничего не сказала? Что за человек? Когда свадьбу справлять думаете? Может, вы события торопите? В этих делах спешить не надо».
Папа, видя, что у меня задрожали губы, и я покраснела до кончиков волос, перебил ее:
-Анечка, себя в ее возрасте вспомни? Ты уже беременной была.
-Так время другое было. Война. Смерть кругом. Каждый день, как по лезвию ножа.
— Время другое, а любовь одна, — подытожил папа.
Не поднимая головы, я тихо произнесла: « Я люблю его… — и ещё тише продолжила, — Зовут его Мелентий. Он студент, но учится на вечернем, а работает на ЛАО сварщиком».
-Ничего, доченька, не расстраивайся, раз любишь, значит, все хорошо будет. Он сам как к тебе относится?- попытался успокоить меня папа.
-Тоже — любит,- уже с улыбкой произнесла я, поднимая голову.
-Ой, торопитесь вы, детки, торопитесь, — мама неодобрительно покачала головой.
-Успокойся, Аня, что бы не случилось – она наша дочь, всегда была ей, ею и останется и любить ее мы меньше не будем, — и уже обращаясь ко мне, — Не переживай, Сашенька, мама с папой всегда тебя поймут и поддержат, что бы не случилось.
-Так случилось уже, — отведя взгляд, произнесла я.
Мама схватилась за сердце, папа побежал за валидолом.
Когда все успокоились и переварили мою информацию, папа, как маленькую погладил меня по голове:
-Лишь бы у тебя, доченька, все было хорошо, душа была спокойна, а мы со своей стороны сделаем все возможное, чтобы ты была счастлива.
Я очень благодарна своим родителям, что они поняли меня, не стали ни в чем упрекать, поддержали, мне не пришлось им лгать, да я и не смогла бы их обмануть. Как хорошо, когда родители понимают своих детей или стараются их понять.
Показала им фотографию Мелеши, он им понравился, но мама сказала:
-Вот за такими красивыми девчонки и бегают. Как бы они у тебя его не отбили.
Папа ответил: «Если любит, не отобьют. А — отобьют – туда и дорога, значит, не любовь была. Только ты, доченька, ни о чем не жалей. Что сделано – то сделано, назад не воротишь. Но и сожалеть не надо».
Я им сказала, что пробуду у них неделю, а другую – буду с Мелешей. Расстроились, но не возражали. Тяжелые в этот раз каникулы были, я чувствовала себя виноватой, не оправдавшей их доверия, надежд. Но любовь, как цунами – нахлынет – не остановишь. Я благодарна провидению, что дало мне возможность встретиться с Мелешей.
Прощание было тяжелым: мама плакала, папа проводил меня до Симферополя. И уже в аэропорту, поцеловав меня, сказал: «Береги себя, дочь. Будет плохо – приезжай. Здесь тебя всегда любят и ждут».

Митя встретил меня в аэропорту «Шоссейная». Он был так рад, что чуть не задушил меня в объятиях, забрав мой паспорт и багажную квитанцию, получил чемодан и мы поехали в деревню. Всю дорогу я молчала: вот она любовь – приехала к родителям – Мелеши не хватает, встретилась с Мелешей – по родителям скучаю. Что я за человек такой? Всегда для полного счастья мне чего – то не хватает. Уже, когда ехали на автобусе, Мелеша, усадив меня к окну, задремал. Я мыслями была ещё дома и не заметила, как мы проехали свою остановку, спохватившись, я разбудила Мелешу, но мы уже далеко от деревни отъехали, выходить не имело смысла. Мелеша меня успокоил: « Ничего, Сашунь, на следующей остановке выйдем, я тебе сельсовет покажу, медпункт, потом на этом же автобусе назад вернемся».
Выйдя из автобуса, Митя крепко взял меня за руку и быстрым шагом устремился к бревенчатому двухэтажному зданию.
-Это и есть наш сельский совет, сейчас зайдем, посмотришь.
-Мить, я устала, домой хочу, — разнылась я.
-Сашка, на улице холодно, а автобус минут через пятнадцать – двадцать придет, ты замерзнуть успеешь. А так в тепле посидим, — уговаривал меня Мелеша.
Пришлось подчиниться. Мелеша, усадив меня, на стул у печки на первом этаже, поднялся на второй. У теплой печки я разомлела, глаза сами собой закрылись, я задремала. Проснулась от настойчивого тормошения:
-Пойдем, на второй этаж, поднимемся на минутку, потом на автобус и домой.
В кабинете на втором этаже за столом перед раскрытым журналом сидела полная женщина средних лет:
-Побыстрее, ребятки, закрываемся уже. Александра Филипповна, распишитесь здесь, — она ткнула пухлым пальцем в нижнюю строку журнала.
Я расписалась, с полудремы не обратив внимания, что меня назвали полным именем.
-Теперь ты, Митя. Счастья вам! — она отдала Мелеше два паспорта, в один из которых, вложила какую — то бумажку.
Мы поспешили на автобус.
Дома нас ждала Глафира. Не успели мы переступить порог, как её вопрошающий взгляд обратился к Мелеше: «Как?». Мелеша поднял вверх большой палец.
-Слава Богу! Проходите, детки, я уже сейчас и пойду.
-Посиди. Ну, посиди, хоть немного, — с мольбой в голосе попросил Мелеша.
-Ох, ну, что с тобой делать, прям, как в детстве, один остаться не хочет. Ладно, так и быть, посижу ещё, — сказала Глафира, — Стол я вам в комнате накрыла, наливочки, настоечек поставила, горячее сам с печи принесешь. Посидите немного и отдыхайте, устала небось, Сашенька, с дороги, настоечку с мятой ей дай, сам не пей…
-Помню, помню: мальчикам мяту нельзя, только, если слишком перевозбуждены, — усмехнувшись, сказал Мелеша.
— Вот, как уроки детства помнятся.
-Глафира, я вам ничего в подарок не привезла, извините, — смущенно проговорила я.
-Тебе там не до того было, пока с родителями объяснялась, — проговорила Глафира и, увидев мой изумленный взгляд, пояснила, — Знахарка я, ведунья. К кому душой прикипела – все чувствую, ты девонька, Мелешина вторая половинка, а он мне – что внучок родной – сызмальства со мной, как хвостик, и за травами в четыре утра вставал, и в церковь в райцентр за свечами ездили и в гадании немного сведущ, но не его это, не его, хотя, захотел бы и научила бы и силу свою передала, а так… все сыну вашему достанется.
Я только открыла рот, но Глафира меня опередила: « Будет сын Митенька, будет. Успею я еще его обучить. Пойду я, детки. Мелеша, ты сам здесь разберись, а ты, Сашенька, его не ругай – по моему указу сделано, коли сами никак решиться не можете».
-Глафира, не уходи, — промолвил Мелеша.
Я с удивлением посмотрела на него. Почему он сегодня так за Глафиру цепляется? Почему и за что я должна ругать Мелешу? Что это за указ Глафиры? Что сделано?
Глафира, видя что у меня появился интерес в глазах, с фразой: «До завтра, голубки мои» ретировалась. Мы с Мелешей остались вдвоем. Я с немым вопросом воззрилась на него, он глубоко вздохнул, принес наши паспорта и, молча положил на край стола. Когда я взяла свой паспорт из него на пол выпал сложенный вдвое листок. Подняв его и посмотрев, что это такое, я потеряла дар речи, слова застряли у меня в горле, дыхание перехватило. У меня в руках было «Свидетельство о заключении брака», наше с Мелешей свидетельство: Гражданин Дорягин Мелентий Павлович, родившийся…, место рождения…, и гражданка Белозёрова Александра Филипповна, заключили брак… После заключения брака присвоены фамилии: МУЖУ Дорягин, ЖЕНЕ ДОРЯГИНА, Место регистрации … с/Сов…. Дата выдачи – сегодняшнее число. Слов нет.
Митя искоса смотрел на меня, не говоря ни слова – ждал моей реакции. Какая реакция? Меня обманом сделали ДОРЯГИНОЙ! Мне, как последней идиотке, ничего не объяснили! Обманом заманили в сельский Совет, а потом просто сунули в руки свидетельство! Я, что права голоса не имею? Тварь бессловесная? Со мной можно поступать, как хочешь? Во мне всё кипело. Кровь стучала в висках. Губы дрожали. Вот какое ко мне отношение! Никто со мной не считается! И это любовь? Глафира указала – Мелеша — исполнил. А я, что — вещь? Меня из нутри стала бить мелкая дрожь, задрожали руки, я сцепила их в замок, чувствуя, что сейчас взорвусь, в глазах все потемнело:
-Гад! Паразит! – как прорвало меня, — Я тебе верила! Думала, любишь! А ты по Глафириной указке действуешь! Вот и живи с ней! Я тебя видеть не хочу! Уеду сейчас! – уже почти кричала я.
-ЗАМОЛЧИ!!! ЗАМОЛЧИ НЕМЕДЛЕННО!!!
Это было сказано ТАКИМ тоном, что на меня словно ушат ледяной воды вылили – поток слов иссяк, из глаз брызнули слезы, я закрыла лицо руками и судорожно всхлипывая, простонала: « За что? Почему со мной так?», стала медленно оседать на пол. Мелеша подхватил меня, сел на диван, усадил к себе на колени и с такой силой обнял, что я чуть не задохнулась. Почувствовав это, Мелеша слегка ослабил руки.
-Солнце моё, успокойся, пожалуйста, успокойся, — услышала я ласковый шепот, — Я тебе все объясню. Только успокойся. Хочешь настойки или наливочки налью? Что хочешь? Водички принести?
Я судорожно всхлипывала, хлюпала носом, слезы, не переставая, текли по щекам, меня хватило только на отрицательное поматывание головой.
-Что для тебя сейчас сделать? – Митя нежно потерся щекой о мою щеку. Потом крепко держа меня правой рукой, левой стал вытирать слезы, — Я любого убил бы за каждую твою слезинку, а сам довел тебя до такого. Родная моя, прости! Выслушай меня. Я никому, даже Глафира не все знает, не рассказывал этого, а тебе сейчас расскажу. Только, ради всего святого, успокойся.
Вздохнув и, укачивая меня, как ребенка Мелеша начал: «Это случилось уже потом, когда я служил в армии, а до этого было просто детство, обычное послевоенное детство. В школе я никогда не был лидером, но и ни у кого на посылках не ходил, просто такой сам по себе паренек. Все детские игры, забавы, драки были мне не чужды. Ходил в кружки в дом пионеров, спортивную школу, учился музыке. Да, да, не смотри на меня так, я неплохо играю на баяне. Этакий деревенский гармонист, — усмехнулся Митя, — Деревенские девчонки все время на посиделки меня звали. К девчонкам относился ровно, обижать – не обижал, дружить – дружили. Любви, из – за которой с ума сходят — не было. Юношеские влюбленности, увлечения были. А настоящей любви – нет. «Враки все это», — думал я. Просто люди придумали себе любовь и тешатся. В армию, как положено, меня провожала соседка Валя, она же мне потом и письма писала. Всем пишут и мне пишут, — видя, что у меня начинает просыпаться интерес, Мелеша продолжил, — не было у нас с ней ничего, она еще до окончания службы замуж вышла, но письма мне продолжала писать, создавая видимость, что у меня есть девушка, которая ждет меня из армии. Вот её с мужем мы обязательно пригласим на нашу свадьбу – хороший парень и дочка у них чудесная. Ребята из-за девчонок и в самоволку бегали, вены вскрывали, вешаться пытались. Я на все на это смотрел как бы со стороны, свысока. «Слабаки» — думал я. Выдумали себе любовь какую – то неземную. Вот так и жил и служил. Как – то ночью я стоял на вахте, а это было уже по третьему году службы, мы в море почти два месяца были. Небо звездное, звездное, Млечный путь, плеск волн, легкое покачивание – красота. Наверное, я задремал – смотрю – на палубе недалеко от меня девушка стоит. Платье длинное, волосы слегка ветер колышет. Бред какой – то. Она голову ко мне повернула – в глазах море плещется – точно сплю, ущипнул себя за руку – больно. « Жаль» — произнесла она, голос – словно волна набежала: « Жаль, что тебе так мало отпущено сейчас. Чего бы ты хотел в своей жизни?». Ну, я и брякнул: «Любви». Она улыбнулась, в глазах аж барашки от волн заискрились: «Будет тебе любовь, будет!» и палец ко рту приложила – молчи мол, не спрашивай ничего. А я и так, как истукан стою, слова вымолвить не могу, глазами моргнул – нет её. Наваждение какое — то. Никому рассказывать ничего не стал – засмеют – по бабе тоска, вот и мерещится всякое. Армию отслужил, в институт поступил – нет любви – связи есть – любви нет. С ребятами летом встретились, отдохнули. Всё нормально. В поезде уже, когда из вагона ресторана пришел, проводница тебя позвала: « Саша, иди в купе, чаю попьем», думал – сейчас пацаненок появится; вошла ты… маленькая, черноглазая, взъерошенная, растерянная – меня, как током шибануло, если Амур выпускает стрелы, то в меня он целый колчан выпустил, кровь к голове прилила, состояние – умопомрачительное. Вот и вспомнил я тогда эту ночную посетительницу – не обманула, правду сказала. Кто она такая я до сих пор гадаю, думаю, что все же Фрези Грант мимо пробегала и меня без внимания не оставила, не похожа эта девушка была на морских обитателей. Потом ты сделала вид, что имя мое не расслышала, знаю, редкое имя, меня так в честь прадеда назвали, затем, когда уже спать легли, я тебе полным именем представился, чтобы ты знала и привыкала к своей будущей фамилии и фамилии наших детей.
-Нахал, — пробурчала я.
-Не спорю – нахал, но тогда мне так хотелось тебя обнять, в глазки твои – угольки посмотреть. Ты даже не представляешь, я из вагона — ресторана пришел, чай, думал, из вежливости выпить, тебя увидел, ты пирожки предлагала, я пять штук съел – и куда только влезло.
-Не помню, — пробормотала я.
-А я помню. Я все помню, каждое твое движение помню. Утром пробежку по вагонам устроил, чтобы ты проснулась. За руку взял – подумал: « Никогда не отпущу и никому не отдам», ты в тамбуре споткнулась, я в свои объятия тебя поймал, секунда, доли секунды, руки отпускать не хотел. Хочешь, верь, хочешь, нет. А, когда тебе в купе сон плохой про меня снился, ты — Митя…, Митя… — звала, в коридор тебя вывел, ты голову в окно высунула, волосенки на ветру развеваются, на солнце закатном ушко – словно прозрачное, лося увидела – детский восторг. Слов нет. Прощались – у меня блокнот и ручка – все наготове было. Потом ожидание. Очень боялся. Чтоб ты парня себе не успела завести…
— Может у меня уже был парень?- протянула я.
-Не было у тебя никакого парня!- отмахнулся Мелеша — По разговорам сразу чувствуется и не встречал тебя никто. Был бы любимый – на крыльях летел.
— А, вдруг познакомилась бы с кем?
-Отбил бы! Ты – моя женщина! Пусть себе другую ищет! Ты целый месяц не звонила. Я извелся весь. К общежитию вечером два раза приходил.
-Откуда ты адрес узнал?
-Я тебя двое суток в поезде внимательно слушал. А общежитие на углу Марата и Разъезжей одно. Первый раз в субботу в темном углу стоял, чтобы глаза никому не мозолить, поздно вечером перед закрытием. Девчонки с танцев, свиданий возвращались, ребята их провожали, целовались. Тебя среди них не было. Второй — на неделе, тихо, спокойно, я стоял и окна разглядывал. Не поверишь… на четвертом этаже, первое окно от лестницы, ты появилась, печальная такая, в темень в окно уставилась и стоишь, потом тебя позвал кто – то: ты голову от окна отвернула, сказала что – то и отошла. Боже! Какой я был счастливый: я нашел свою Сашку! Теперь оставалось только ждать. Я очень боялся тебя вспугнуть. Ты очень не решительная, но мне хотелось, чтобы ты сделала первый шаг, чтобы он от тебя исходил. Тогда – полная уверенность, что есть взаимопонимание.
-Я, тогда у окна стояла, о тебе думала, тосковала. Не знала, что ты совсем рядом, — тихо сказала я, обнимая Мелешу. Он чмокнул меня в щеку и продолжил: « Когда ты позвонила, меня Надежда Фотеевна к телефону позвала, сама на кухню пошла, но, видимо, я так возбужденно разговаривал с тобой, что, когда закончил разговор, она выглянула из кухни и сказала: « Поздравляю! У вас появилась любимая девушка». « Почему любимая?»- спросил я. « С не любимыми так не разговаривают». Потом первое свидание и, закон пакости, встретил знакомую Ларису с мужем. Мы с ней лет шесть, наверное, не виделись. Она в положении. Беременных нельзя обижать, даже мысленно. У нее столько новостей, что их можно слушать и час и два и три. Я уже только на часы смотрел, боялся, что ты не дождешься. Хорошо муж обратил на это внимание, и мы распрощались. Смотрю: у кинотеатра ты такая несчастная стоишь – сердце кровью облилось. Господи! Лапочка, ты моя – дождалась. Потом еженедельные свидания пошли. Но мне же этого мало. Я мужчина. Каждое прикосновение к тебе – удар током. Потом ноябрьские праздники, твоя болезнь. Я думал — с ума сойду. Ночнушки тебе меняю: ты вся потная, в бреду, а соски розовые, розовые…, не скрою –сил сдержаться не было — целовал, — видя мою реакцию, продолжил, — Сейчас – то чего смущаться: я тебя уже всю от макушки до пяток перецеловал. В бане были, а ты смущаешься.
Я только крепче прижалась к Мелеше.

-После нашей первой ночи, я на крыльях от счастья летал: «Моя!». Меня просто распирало, хотелось с кем – то поделиться, но нельзя… — это только личное дело двух людей. Но я все – таки поделился своим счастьем.
Видя мой недоуменный взгляд, Мелеша спросил: « Как ты думаешь, к кому я пошел?». Я пожала плечами.
— В церковь. Поблагодарить Бога, что он дал мне тебя. Поставил свечи и Божьей матери с младенцем, и Николаю Чудотворцу и еще другим святым, даже не знаю. При выходе из церкви стояла старушка – нищенка, я сунул руку в карман, выгреб всю мелочь, отдал ей и пошел. Слышу: « Молодой человек, подождите». Я оглянулся, остановился. Ко мне семенит эта старушка — нищенка, это она меня окликнула.
-Не сочтите неприличным – покажите вашу руку.
Я протянул руку, она повернула её ладонью вверх, провела сухоньким пальцем по линиям.
-Совсем короткая линия жизни, — тихо сказала она, — вот здесь прерывается, а потом тонюсенькая, тонюсенькая, совсем чужая жизнь, а в конце опять становится полноценной линией. Торопитесь сделать все, что предначертано вам в этой жизни, не откладывайте. У каждого свой путь. Каждому Бог отмерил свое время. Мы здесь гости. Каждый должен выполнить свою миссию. У вас очень сложная линия жизни и в глазах все отражается.
-Что отражается? – только и смог вымолвить я.
-Про то вам знать неведомо, — услышал в ответ
У меня из глаз потекли слезы.
-Родная, не плачь. Все будет хорошо!
-Не покидай меня, Митя! Я жить без тебя не смогу! — еще сильнее заплакала я.
-Ну, вот – устроила водоразлив. Давай поедим немного, ты с дороги голодная, уставшая, да и на плите все остынет – разогревать надо будет. Покушаем, потом поговорим.
После трапезы, во время которой Мелеша все – таки заставил меня выпить чашку отвара, он продолжил рассказ: «Слишком много совпадений и Фрези и старушка, сны твои, гадание, Пошел к Глафире, она мне словно бабушка родная. Меня на все лето в деревню к бабе Насте отправляли. В Сибирь дорого, да и одного не отправишь, путь не близкий. А здесь непонятно – у кого я больше жил – у бабы Насти или у Глафиры. Обе родные. Глафира мне четко и сказала: «Торопись жить, успей все сделать. Ты, вон, с Сашкой переспал – довольный ходишь, а она глаз поднять не может. Девочки — они по – другому чувствуют. Она и так у тебя нерешительная, а сейчас совсем потерялась. Что делать не знает. Это день тянется долго – жизнь быстро проходит. Торопись, Митя, торопись».
« Не волоком же мне её в ЗАГС тащить? Объяснял я ей уже, объяснял, что это свидетельство, штамп в паспорте придают законность нашим отношениям, если ребенок появится – прочерка в графе отец не будет, прописка ленинградская постоянная, а не лимит, право на жилплощадь в Ленинграде. Смущается, никак решиться не может». « Хитростью, Мелешка, хитростью. Наказ мой таков — обмани её, пусть будет обман во благо. Сама, дурочка, того не понимает, что в таком положении со свадьбой тянуть нельзя. Раньше ворота дегтем мазали, а ты любимую свою оградить от всякой скверны не хочешь. Все ждешь чего – то. Мужик ты или не мужик? Съезди, договорись, надо будет — я отварчику ей приготовлю, чтобы как во сне была, грех на душу возьму, решайся». Вот, Сашка, я и решился. Захочешь развестись — разводись! Отварчик Глафирин я тебе в бутылочке в автобусе подсунул. Это ты была полусонная, а не я дремал. Мне просто надо было притвориться, чтобы остановку проехать и отвар подействовал. Твоим я переговоры на завтра заказал, только в райцентр ехать придется.
-А свадьба как же?
-Солнышко мое, свадьба обязательно будет! На улице столы расставим, чтобы места всем хватило. Ты будешь самой красивой невестой!
-Еще и простынь на забор вывеси, — с ехидцей ввернула я.
— Хочешь? Вывесим! – она у меня припрятана.
-?!?.. С ума сошел! – от возмущения я даже запыхтела.
-Ежик проснулся. Уже лучше. А простынь – она теперь моя. Твой мне подарок. Я же, когда мы с тобой после сказки чай в комнате пили, постель перестелил. Простынь убрал.
-Отдай, я постираю, — уже шипела я.
-Фигушки, ничего ты не получишь.
-Я тебя сейчас поколочу.
-И не жалко будет мужа? «Да убоится жена мужа своего» — вот, как в писании сказано. А ты – «поколочу». Слава, Богу, отошла,- смеясь, сказал Мелеша, а мне вдруг стало так хорошо. Разрешил Мелеша на пару с Глафирой нашу проблему. Все страхи позади. Теперь я законная жена – Дорягина Александра Филипповна. Подпись только надо придумать, чтоб красивая была, мне же в дневниках у ребятишек придется расписываться, когда учительницей буду.
-У нас, что теперь, «медовая» неделя будет?
-Солнце мое, месяца не получилось. Зато неделя наша. Спать пойдем или еще посидим?
На следующий день с утра к нам пришла Глафира. Я ее встретила, как самую дорогую гостью, усадила на диван, побежала разогревать чай.
Из кухни были слышны голоса Глафиры и Мелеши:
-Прошла гроза. Девонька – то, как расцвела, сразу хозяйкой себя почувствовала. Доброе мы с тобой дело сделали.
-А, ночь какая жаркая была! Я так счастлив! Спасибо тебе, Глафира, за все, все спасибо.
-Так дело молодое. Теперь законное. Девочка потихоньку раскрепощается, женщиной настоящей становится.
— Разве…?
— Стать женщиной и быть женщиной – разные вещи, для становления нежность, ласка, терпение требуются, чтобы жаром, как от печи полыхала, а не дуновением леса была — все от тебя зависит, от любимого.
Я внесла чай в комнату. Разговор стих. Глафира потянулась к своей сумке:
-Сашенька, я тут подарочек тебе небольшой принесла. Ты, уж, не обессудь, чем богаты – тем и рады. Вот полотенечко льняное – заговоренное, что заболит – к тому и прикладывай – голова – на голову повяжи, поясница – на поясницу, ребеночка всего укутать можно. Держи – вещь в хозяйстве полезная, и отрез тебе на платье, — Глафира протянула мне полотенце и отрез тонкой шерсти горчичного цвета, — сейчас не шей, ребеночка родишь, может, поправишься еще, после родов сошьешь, — Воротнички к нему и белый, и черный я сама потом тебе свяжу. Нарядно будет.
-Спасибо большое, — я поцеловала Глафиру, — Спасибо!
-А мне – то как хочется ее беременной увидеть, — сказал Мелеша,- Этакая кубышечка с животиком.
— Нахал, — от возмущения я покраснела.
-Тростинкой тебя при всем желании не назовешь, — услышала в ответ.
-Ах, раз я – кубышка, то и рожу тебе сына маленького, толстенького…, — начала я.
— Я не против коренастого, плотного, невысокого мужичка, — ответил Мелеша.
-Милые бранятся – только тешатся, — слушая нашу перепалку, сказала Глафира, — Так и чай остынет. Хозяюшка, садись за стол.

Не успела Глафира уйти, как в дверь постучали:
-Войдите, — сказали мы с Мелешей одновременно.
В прихожую с клубами пара вошли Светлана с Зоей. После новогоднего гуляния, я уже была знакома почти со всеми деревенскими жителями, знала и этих девушек.
Девчонки, смущаясь, стояли у порога. Мелеша молчал, глядя на меня. Пришлось взять инициативу в свои руки: « Проходите, девочки, проходите, садитесь — в ногах правды нет».
-Мы на минуточку, только поздравить. На ферму спешим. Смеясь, и подталкивая друг друга, девушки прошли в комнату.
-Саша, можешь смеяться, но у нас, деревенских, у всех такие шали, — Зоя протянула мне нарядный – белый с красными розами — павлопосадский платок – шаль — на голову оденешь и все — ты наша, деревенская.
Света добавила: «История у этих платков интересная. Они нарядные, дорогие, так наша продавщица Евдокия, когда их завезли на базу, почти все в наш магазин привезла, и каждой из –под прилавка продала, как единственный, а когда на праздник мы все вырядились, оказались, как матрешки, одинаковыми, хорошо хоть расцветки у всех разные. Посмеялись мы, посмеялись – Евдокия план выполнила и девчонок всех приодела. Ну, разве можно на нее за это сердиться? Такая красота! Носи, Сашка, на здоровье, носи! Жаль, что Мелеше никто из наших не приглянулся – любая бы с радостью замуж за него пошла».
-Светка, не смущай Сашку, она и так пунцовая сидит.
-Добрый день, хозяева, — в прихожую ввалились Егор с Василием.
Мы с Мелешей переглянулись: « У нас, что сегодня день «открытых дверей»?».
-Мы только поздравить. Поздравим и пойдем.
-Давайте я вам чай разогрею, как раз с девчонками попьете и пойдете по делам, ведь не выходной день сегодня, — сказала я, спеша на кухню.
-Может покрепче чего? – спросил Мелеша.
-День рабочий, нельзя, — ответил Василий, — Девчонок Егор сейчас на ферму отвезет, он на железном коне, а мне на конюшню. Слушай! Давай в выходной Сашку на тройке прокатим! Я договорюсь. Ради такого дела разрешат. Деревенских — просто в санях покатаем. А Сашку на тройке. Вряд ли она зимой на тройках каталась, она и на лыжах, как конь стреноженный, сразу видно – южная девчонка.
-Из Крыма она. Крымская. А прокатиться на тройке, ты здорово придумал. Постарайся, чтоб разрешили. Сашке будет хоть, что вспомнить.
-Договорюсь, не беспокойся, не каждый день в деревне женятся.
-И все – то вы уже знаете. Откуда? — Мелеша, сделал вид, что удивлен.
-Земля слухами полнится. А ты, Митенька, как слон в посудной лавке и с тем договорился и туда съездил, у всех сразу «ушки на макушке» — затеял Мелеша чего – то. А тут — на тебе – Сашка нарисовалась и, все встало на свои места,- улыбаясь, сказала Света, — Знаем мы, знаем, что вы с Сашкой расписались. Совет да любовь!
Вечером мы поехали в райцентр на переговоры.
Мама разволновалась: «Сашенька, что случилось? Только улетела и сразу переговоры?».
— Все хорошо… Мам, я не одна, с Мелешей… Он хочет с папой поговорить. Дай трубку папе, пожалуйста, — попросила я.
_-Добрый вечер, Филипп Петрович. Извините, что мы без родительского благословения…, вас в известность не поставили…, мы вчера с Сашенькой расписались… Да, да… муж и жена… Сашенька теперь – Александра Филипповна Дорягина. Просим у вас прощения, что без вашего разрешения поженились… Свадьбу летом справим… За Сашеньку не волнуйтесь, я, как муж несу за нее полную ответственность. Еще раз прошу прощения за все, возможно мы вас огорчили, но я, полагаю, что поступил правильно, как и должен был поступить мужчина. Она – девочка – ваша дочь, вы за нее переживаете. Постарайтесь быть покойны за Сашу — я ее в обиду никому не дам. …Трубку она у меня из рук вырывает, с мамой поговорить хочет… Не может мама говорить?.. Плачет?.. Слезы радости?.. Слава Богу! Поняли нас. Простили. Слышь, Саша, папа с тобой поговорить хочет, возьми трубку.
-Папочка, я замуж вышла. Мелешка меня обманом в сельский совет заманил… Что?.. Правильно сделал?.. Я бы не решилась?.. Так ты за него или за меня?.. За нас?.. Рад? Вы с мамой оба рады?
Домой в деревню мы ехали на попутке. Автобусы уже не ходили.
По приезде домой Мелеша спросил меня:
-Может, поделишься с мужем: чему ты всю дорогу улыбалась, что за мысли были в твоей головке?
— Знаешь, с родителями поговорила и так на душе хорошо стало: какой ты у меня замечательный, мне даже не верится, что я замужем и у меня самый лучший муж на свете! Я, наверное, самая счастливая женщина на земле! Все-таки так здорово, что мы с тобой встретились! Я тебя так люблю, что словами это просто невозможно выразить…
— А, не словами…?- улыбнулся Мелеша.
-Перестань! Все перебил. Я так много хотела сказать, а ты взял и все испортил.
-Значит, не такой я хороший, как тебе кажется.
-Лучше всех! И никого другого мне не надо! Я люблю тебя, Мелешка!!! Как же я тебя люблю!
-А уж я то как…
На следующий день Мелеша вытащил меня на горку. Лыжи он брать не стал, сказав, что с моим умением кататься на лыжах, будет не прогулка, а одно мучение, вместо лыж он взял санки, чтобы мы могли вдоволь накататься с горы. Погода была чудесная, воздух пах весной, высоко в синем небе плыли кучевые облака, дул легкий ветерок, радостно сияло солнышко, стоял легкий морозец.
Немым укором стояли на горе остатки барской усадьбы, на разрушенных стенах и остатках колонн переливаясь на солнце, серебрился снег. Даже по этим останкам можно было судить о былой красоте строения.
-Любуешься? Говорят, очень красивое двухэтажное здание было, с любовью построено на самом высоком месте, в нем присутствовала воздушность, создавалась иллюзия полета, а вокруг был разбит парк. Сейчас ничего не осталось. А жаль. Такую красоту уничтожили. В революцию не сожгли, в двадцатые годы не разрушили, до войны здесь клуб был. А в войну — комендатура. В подвале — пыточная, при отступлении, а наши быстро наступали, немцы, видимо, чтобы замаскировать следы своих преступлений, взорвали этот дом. Время тяжелое было. Не приведи, Господь, нашим детям попасть в такую мясорубку. Как хорошо, Сашка, что мы с тобой живем в мирное время, сколько горя перенесли люди, сколько было выстрадано, у бабы Насти муж Григорий в войну пропал без вести, дочек – Верочку и Натку, в Германию угнали, она до самой смерти их ждала, верила, что живы, даже, когда завещание на моего папу писала, сказала: « Девочки мои вернутся, ты дом им отдай, выросли они в нем, это их вотчина». Соседей, которые слева от Настиного дома жили, там сейчас новый дом построен, всю семью в войну немцы насмерть забили, они темненькие были, осетинские корни у них, немцы считали их евреями и каждый день приходили и избивали, пока не убили, и заступиться нельзя было, чтобы самих не постигла та же участь. Страшное время было, страшное, что – то все это вспомнилось сегодня, глядя на эти руины, всколыхнулось, может, не будем сегодня кататься, а, просто к Глафире в гости зайдем, тем более она здесь рядом у околицы живет. Да ты была у нее. Помнишь?
— А это удобно, что мы без приглашения пойдем к Глафире? – спросила я.
-Удобно, удобно. У нее двери для всех открыты.

Мы вдвоем на санках скатились с горы. Внизу все преобразилось, за время прошедшее с Нового года, ребятишки выстроили из снега настоящий город — крепость, а нашего снеговика и его «невесту» полили водой и стоят они хрустально — каменные, искрясь на солнце; стражи — охранники снежного город. Мелеша, усадив меня на санки, повез к Глафире.
Глафира обрадовалась, увидев нас:
-Молодожены в гости ко мне пожаловали. Гостям завсегда рада, а уж столь дорогих гостей и не чаяла увидеть. По делу, или как?
-Без дела, просто проведать зашли. Как я люблю бывать у тебя, Глафира, сразу детство вспоминается, а ведь, сколько времени прошло, а этот запах трав твоих я чувствовал даже, когда в море были, все морской воздух вдыхают, а я травами луговыми дышу. Здорово!
-Бабушка, — влезла я, — Ой…
-Да называй ты, голубка, меня, как хочешь, как тебе удобно. Не обижусь на тебя, девонька. Сейчас чайку травяного с вареньем из ягод лесных попьем, посидим, покалякаем. Прав ты, Мелешечка, гляжу на тебя — вырос – то как, настоящим мужчиной стал, а ведь после войны худеньким – худеньким, мальчонкой был, одни лишь глаза на лице и светились. Глазками – то ты в Ольгу пошел, красивая она. Помнишь, как ты в костер угодил, когда от собаки Прокла бежал – яблоки с мальчишками воровали?
-Как не помнить? Спасибо тебе, ноги вылечила, мы босиком тогда бегали, я ведь всю подошву тогда спалил. Хорошо хоть ты травы рядом собирала. Как ты меня до дому своего дотащила, до сих пор понять не могу, я ведь уже не маленький был?
Глафира засмеялась: «Правильно помнишь, не маленький был, тащу тебя, боюсь, чтоб ноги по земле не волочились, только до дома быстрее добраться, а там у меня уже все мази, примочки есть. А у тебя глазищи распахнуты полные слез, все губы в кровь искусал, чтобы не заплакать. На что вам эти яблоки дались? В любой двор зайдите, с удовольствием угостят, еще и с собой дадут. Так нет – через забор интереснее».
-Яблоки ворованные вкуснее, – улыбнулся Мелеша, — Мы ведь аккуратно воровали, грядок не топтали, веток не ломали. Тут сам процесс важен – тайком. Вот после этого случая я и стал за тобой хвостиком ходить.
— А привычка твоя губы кусать, чтобы себя сдерживать до сих пор осталась. Что ж ты думаешь – старая ничего не вижу: на ноябрьские, как к Сашке пришла, когда заболела она, глянула на тебя, ужаснулась – все губы в кровь искусаны. Досталось тебе – с Сашкой еще переспать не успел, а уж во всей красе ее увидел. Вот и осталась я почти на полтора суток за ней ухаживать, чтоб тебя не смущать – был бы муж – настоек дала бы, наказала, что делать, и пошла бы восвояси. Так жалко тебя стало – не чужой чай, на глазах вырос. Я тебя, Сашенька, листьями капустными обкладываю, чтобы кашель унять, а он, потом на кухне листы этой капусты – нет, чтоб за ограду выбросить — себе к голове, да ко лбу прикладывает, что б тепло твое почувствовать да свой жар унять. Тяжелое, Сашка, ты испытание мужику приготовила. Тут уж и сказать нечего. Но, Слава Богу, все позади. Вместе вы теперь, как нитка с иголкой. Ты – то, Сашенька, к нам в зимнее время попала, сейчас особо не разгуляешься. Летом – то у нас раздолье, красота, ниже к оврагу спустишься — речка. Дальше к барской усадьбе пройдешь – озеро – подземными ключами питается, да и лес здесь от меня рядышком, птички поют, бабочки, стрекозы летают, воздухом не надышаться, а уж соловья послушать – просто чудо. Лепота одним словом. Солнышко сейчас на весну повернуло, скоро снег таять начнет, речка проснется, летом – то она спокойная, а как ото льда освобождается аж гул стоит, разливается, низину затапливает, льдина на льдину налезают, крошатся, в это время к ней лучше не ходить, да ребятишки и живность все – равно бегают. Глаз да глаз за ними нужен. Летом они рыбу здесь ловят, удочек самодельных наделают и сидят на берегу. Потом уху из нее варят. Костер разведут, котелок повесят… Хорошо здесь летом ребятишкам, да и зимой тоже – видели, небось, какой снежный город выстроили? Все ребятишкам забава. Год учебный у вас закончится – свадьбу справите, праздник людям нужен. Хорошо бы чтоб Сашины родители приехали, все вместе были бы, за вас порадовались, да и в платье, чтоб свадебное влезть успела. Дело – то молодое. Платье тебе Вера сошьет, покупного не надо, такая рукодельница и воланами и рюшами и кружевами украсит. Самой нарядной невестой будешь.
-А, это удобно будет, что расписались мы сейчас, а свадьбу только летом справлять будем? – поинтересовалась я.
— Так, хоть осенью. Осенью работы все закончат и справляйте, но, ты, девонька, не забывай – с мужиком спишь, животик под платье – то не очень спрячешь. Хочется, чтоб красивой была и потанцевать и пошалить, чтоб на свадьбе можно было. Со свадьбы – то в роддом – как – то не очень вяжется.
-Почему вы думаете, что я скоро забеременею? – покраснев, спросила я.
-Так недолго осталось.
-Слушай, что Глафира говорит. Она все знает. Никогда не ошибается, — Мелеша притянул меня к себе и поцеловал, — Быстрей бы уж… так хочется, чтоб полноценная семья была. Ячейка общества.
-Опять вы за меня все решаете? Меня спросили? Хочу я или нет? – начала закипать я.
-Эти вопросы ни ты, ни он, ни я не решаем. Что Бог даст – то и будет! Свыше уже решено! Так что кипятиться нечего. Все хорошо. Жизнь надо принимать такой – какая она есть, а не выдумывать сказок несбыточных. Сказки тоже все на жизни основаны. « Сказка ложь, да в ней намек…». Главное, чтоб жили дружно, да любили друг друга. Детки мои дорогие, наслаждайтесь жизнью сейчас — пока это мгновение есть и длится, завтра может быть поздно. Ничего никогда не откладывайте на завтра, не надо начинать с понедельника то, что можно сделать уже сегодня. Запомните, это – не просто так, старая бабка болтает. Я уже жизнь почти прожила, хочу, чтобы и вы все это поняли – жизнь – это то самое мгновенье, в котором мы есть сейчас – вчера – было вчера, завтра — будет завтра и хорошо, если это завтра наступит. Так…, а чай мы будем сегодня пить или ждем пока остынет? – закончила Глафира свое разглагольствование.

Аромат свежезаваренного чая из трав щекотал ноздри, закрыв глаза, можно было представить себя не зимой в избушке Глафиры, а на летнем цветущем лугу.
-Запах, какой… аромат… аж голова кружится, — произнесла я, поднося чашку ко рту,- даже пить боязно, что с ароматом и лето уйдет, я просто тону в этих запахах.
-Пей! На вкус попробуй, а не тони. Да варенье в розеточку положи. Батончик дать?- спросила Глафира.
-Мелешке дайте, чтоб сытнее было, а я чаем с вареньем наслаждаться буду. Вкуснота…
— Мне, значит, с батоном? Чтоб сытнее? Тебе вкуснее – мне сытнее? – возмутился Мелеша.
-Уповайся семейной жизнью – дома меньше готовить надо будет, — парировала я.
-Нахалка. Сейчас чаю попьем и пойдем домой. МГНОВЕНЬЯ терять не будем! — ответил Мелеша.
Это было произнесено таким тоном, что я покраснела.
— Ты девку – то в краску не вгоняй, охальник, уши надеру, — молвила Глафира.
-С тебя станется. Только какая же она девка? Мужняя жена теперь, — сказал Мелеша.
-Так время нужно, чтобы привыкла, что жена. А ты сразу напором. Терпение, терпение и ласка…, детки мои и все у вас будет хорошо.
-Ой, Глафира, какое терпенье? Не терпенье — томленье одно! Сил нет, как люблю! Схватил бы, прижал, чтоб косточки захрустели и никуда бы от себя не отпустил! – с придыхом выдал Мелешка.
-Пока молодые, кровь горячая, любите друг дружку, так и сдерживать себя не надо, в любви ничего постыдного нет, стесняться её нечего, а уж коли муж и жена, то и подавно. На любви весь мир держится. Занимайтесь любовью сколько хотите и как хотите, все во благо, — напутствовала Глафира, провожая нас.
Как хорошо дома с Мелешкой. Натоплено, тепленько. Дверцу у круглой печки открыла, села на скамеечку – алые языки пламени лижут поленья, искрясь, улетая вверх в дымоход – завораживающее зрелище. Действительно – на огонь, воду и работу любимого человека можно смотреть до бесконечности и все – равно не насмотришься.
-Когда с моими знакомиться будешь? – прервал мою идиллию Мелешка.
-Ну, вот, не дал созерцать прекрасное. Ведь видишь, Мелешка, я у печки блаженствую, жизнью наслаждаюсь, отдыхаю…
-Так вроде не работала, не устала, — сказал Митя, — Ты мне от вопроса не уходи. Когда знакомиться будем?
-Мить, а можно мы их сюда пригласим? Я здесь привыкла, как дом родной. Мне здесь спокойнее будет. Я в коммуналку боюсь, там столько сразу незнакомых людей. Я просто растеряюсь, и знакомство получится скомканным, а мне хочется, чтобы все красиво было, чтоб на всю жизнь запомнить. Ведь это же твои родители. Я хочу на них произвести хорошее впечатление, чтобы они знали, что отдают тебя любящему человеку, а не мымре какой – то. Чтобы у них душа за тебя была спокойна.
-Слушай, мымрочка, ты хочешь их в гости в собственный дом пригласить? Как это будет выглядеть? – изумился Мелеша, — И не ты меня в свои лапки берешь, а я тебя замуж взял! Поговорка такая есть: « За мужа завалюсь – ничего не боюсь» и никаких возражений. Я мужчина и несу за тебя и нашу семью полную ответственность. Ты – хранительница домашнего очага, мать наших детей. И никак иначе.
-А ты ти-и-ран, — протянула я.
-Не тиран, а собственник. Это совершенно разные вещи. Я люблю тебя и никогда никому не отдам! Запомни это! Больше к этому вопросу возвращаться не буду, – твердо произнес Мелеша, — Так, когда знакомство? Ты на мой вопрос не ответила.
Глубоко вздохнув, я сказала: « Давай на майские. Там три выходных дня получается, два праздничных и воскресенье. Печку уже топить не надо будет. Я окна намою. Все приготовим. И пусть это их дом, но теперь он и мой тоже, здесь у нас была первая ночь любви, здесь я стала женщиной, женой. Мне дорог этот дом. Этот дом – моё вступление во взрослую жизнь, прощание с детством. Понимаешь?».
-Ещё как понимаю…,- взяв меня на руки, произнес Мелеша и понес на кровать.
И, уже лежа, отдыхая в постели, Мелеша произнес:
-Слушай, я ведь совсем забыл… Закрой глаза. Протяни правую руку. Давай, давай не бойся, не укушу…
-Хоть и укусишь, я тебя все равно не боюсь. Я люблю тебя, — промурлыкала я.
А Мелеша тем временем осторожно надел мне на безымянный палец правой руки тоненькое обручальное колечко.
-Ну, как?- услышала я Мелешкин голос.
-Хорошо-о, хорошо и красиво, но… как – то непривычно. Может ты мне его лучше потом – на свадьбе наденешь? – разглядывая свою руку со всех сторон, робко спросила я.
-Сейчас! И только сейчас! Ты моя законная жена! И пусть все об этом знают! – не терпящим возражения тоном, произнес Мелеша, — А на свадьбе я тебе поверх этого другое колечко надену, с камешком, чтобы у тебя два колечка с камешками было – родительский талисман и моё обручальное. К девчонкам в общежитие поедешь – свидетельство о браке возьми и штамп в паспорте покажешь. Мы им купим самый большой торт к чаю. Боже! Когда же мы уже вместе жить будем?- воскликнул Мелеша, — Сил моих больше нет! Жену не на расстоянии, а постоянно любить надо! Я же не моряк и не геолог. Как ты всего этого не понимаешь? Сашка! Я люблю тебя и хочу, чтобы мы всегда были вместе, чтобы я приходил с работы, учебы, а ты уже дома была, чтобы я всегда мог тебя видеть, обнять, приласкать! Хочешь — я сам буду готовить, убирать, стирать? Но только будь рядом! Как я хочу, чтобы ты всегда была рядом! Чтобы мы всегда были вместе! — Мелеша с такой силой сжал меня в объятиях, что я не могла не только пошевелиться, но и дышала с трудом. Почувствовав это, он нежно отодвинул меня от себя, заглянул в глаза и жадно припал к моим губам.