Колечко - талисман 7

Усадив меня с плюшкой и бутылкой молока на скамейку у Казанского, Лука встал рядом и открыл пакет с пирожками:
-Где Мелеша?.. Мелеша?.., — наморщил он нос,- В командировку его отправили… Вот. Что?.. Да не знаю я надолго или нет. Надо у Павла Ильича, папы его, спросить. Может он знает насколько. Давай попозже сходим к ним, — я отрицательно мотнула головой, — Не хочешь? Ну, не пойдем. Тридцатого я за тобой приеду. В деревню поедем, — я, жуя плюшку, пожала плечами, — Не хочешь одна в доме быть? Так у Глафиры переночуешь. Первого все – равно надо с родителями Мелеши знакомиться. Надо! Они специально приедут в деревню с тобой знакомиться. Ты жена! Законная жена Мелеши! Они твои свекора. Хочешь, не хочешь, знакомиться надо! Жена! Привыкай.
-Чего вы все мной помыкаете? – прожевав плюшку, возмутилась я, — И, почему Мелеша в командировке? Он студент. Его вообще никуда нельзя отправлять.
-Тебя надо спросить, — сразу перевел разговор Лука.- Законная жена, а с родителями мужа знакомиться не хочешь? Что это вообще такое? Существуют слова: «НАДО», « ОБЯЗАНА». Совсем тебя Мелешка распустил, — напал на меня Лука,- Мужики ее в институте какие – то за руки хватают. Что это вообще такое? – но увидев, что у меня на глаза набегают слезы, Лука, словно очнулся, — Сашенька, лапочка, не плачь. Извини меня. Не хотел тебя обидеть. Но тридцатого, солнышко, ехать надо. Хочешь, нет. Надо! – достав носовой платок, он, как маленькой стал вытирать мне слезы, — если Мелешка из командировки не вернется – я за тобой приеду. Привыкай, что у тебя есть обязанности. А расстраиваться тебе не надо. Нельзя. Сейчас вас двое. Ребеночек в тебе растет. Ты, в первую очередь, о нем должна думать. Он сейчас маленький, маленький, но живой человечек, у него уже ручки, ножки, все есть. Он жить хочет. Вы с Мелешкой его родители. Вы обязаны о нем заботиться. Сейчас все от тебя зависит. Будешь нервничать, выкидыш может быть. Думай о ребеночке. Думай. Привыкай к мысли, что ты почти « мама», — Лука сел рядом со мной на лавочку, обнял меня. Я привалилась к его плечу. У меня было столько вопросов, но Лука все перебил. Я, молча, сидела с ним на лавочке. Он, остатками пирожков, кормил голубей. Мелеша был в командировке. В голове были мысли о ребенке, который, я уже не сомневалась, был во мне и о знакомстве с родителями Мелеши.
Мы еще немного погуляли с Лукой, он довел меня до общежития. Стоя у двери общежития, я никак не хотела отпускать Луку, словно боясь, что ниточка, связывающая меня с Мелешей через Луку, может прерваться.
-Постой еще немного. Хоть чуть – чуть, постой, — уговаривала я его, — А вообще, ты, наверное, на автобус опоздаешь?- вдруг спохватилась я.
-Ничего. На попутках доберусь, — держа меня за руку и, пытаясь поймать мой взгляд, сказал Лука. Девчонки заходили, выходили из общежития, а я все никак не могла расстаться с Лукой. Я боялась отпустить его, чтобы он тоже внезапно не исчез, как Мелеша.
-Он позвонить или написать письмо мне оттуда может? – пыталась я узнать у Луки.
— Сашенька, я сам ничего не знаю. Приехал сюда, чтоб задания в институте взять да с Мелешкой на твой спектакль сходить. Дома только Алевтина Ивановна была, вот она мне и сказала, что Мелеша уехал, — сказал Лука.
-А как ты с Зиной оказался? И куда вы потом исчезли? Тебя не было в зале. Ты не смотрел представление, — допытывалась я.
— Зина сама меня узнала, — усмехнулся Лука, — она сказала, что таких рыжих в институте нет. И вообще такого рыжего она в первый раз видит. Ну, а я ее по красоте узнал. По твоим рассказам. Она, действительно, очень красивая девушка.
-У нее жених есть, — перебила я Луку.
-Знаю. Ты говорила. Зина мне не нужна. А красотой всегда приятно любоваться, — гладя мою руку, говорил Лука.
Наконец – то я смогла отпустить Луку. Но, прежде, чем он уйдет, мне очень захотелось его поцеловать. Я приподнялась на цыпочки. Лука поняв мой жест, слегка наклонился ко мне, и я чмокнула его в щеку: « Хоть ты не пропадай никуда, пожалуйста. Я здесь совсем одна. Обещай мне,- попросила я Луку. Лука в ответ прижал меня к себе, погладил по голове: « Обещаю», — прошептал он мне на ушко.

Девчонки у нас в комнате пили чай. Галя стояла у окна.
-Сашка, мышка ты наша серая, сколько у тебя парней? Пока мужа нет, она с другим целуется. Что это такое? – спросила она.
-Муж в командировке, — ответила я, не обратив внимания на тревожный взгляд Зины,- Это его друг и наш общий приятель. Поцелуй был братским.
-Спасибо, девочки, за чай, — поблагодарила Зина, — Пойду к себе. Сашка, если, что – забегай.
Попила чаю с девчонками и решила подняться к Зине, чтобы выяснить мучавшие меня вопросы. Зиночка в комнате была одна.
-Как тебе наш спектакль? Понравился? – спросила я.
-Очень. Ты была самая замечательная ткачиха. Такая красивая, сама словно лебедь,- ответила Зина.
— Ты говоришь неправду! Ни тебя, ни Луки в зале не было! И ткачихой я была плохой. У меня весь текст, когда я узнала, что Мелеши не будет, из головы вылетел. На ходу импровизировала. Даже Гвидон подсказывал, — возразила я Зине.
-Ты права, — согласилась Зина. — Нас с Лукой в зале не было. Мы с ним весь спектакль в коридоре проговорили, — нехотя сказала она.
-О чем столько времени можно разговаривать с незнакомым человеком? – мне хотелось расставить все точки над и. Я догадывалась, что их общение заключалось в разговорах обо мне и Мелеше, — Он тебе, хоть что – нибудь, об отсутствии Мелеши сказал?
-Я знаю не больше твоего. Единственное, о чем он просил, это, чтобы я следила за тобой, — увидев мой недоуменный взгляд, пояснила, — Не пугайся – в плане беременности. Пока ты еще к своему состоянию не привыкла, тебе надо себя беречь. Вот об этом он меня просил. Просил также, чтобы ты сейчас никому не рассказывала о своем положении. Придет время все сами все увидят. Он, оказывается, очень суеверный. Никогда бы не подумала. Но от него такое тепло исходит, что, правильно ты говорила, солнечный парень, — с улыбкой закончила Зина.
Тридцатого, выйдя из института, я на набережной увидела Луку. Мелеши с ним не было. Как ягненок на закланье, опустив голову, я подошла к Луке. И вместо « здравствуй», сразу спросила: «Может, я не поеду?»
-Ты слово «НАДО» знаешь? Зачем замуж выходила? – строго спросил Лука.
-Мелешка обманом меня женой сделал. Я не знала даже, — пыталась отвертеться я.
-А в кровать ты с ним по доброй воле легла? Не снасильничал же он?
-?!? Ты чего такие вещи говоришь? – во мне сразу проснулся ежик, — Как у тебя язык повернулся такое сказать? А все еще говорят, что ты хороший, добрый…
-Да, хороший я, хороший и добрый… Только ехать нам сейчас надо. Как мне тебя в деревню тащить прикажешь? Не волоком же? Поехали, Сашенька, не капризничай. Надо! Действительно — надо,- устало, с мольбой в голосе, глядя на меня, сказал Лука.
Всю дорогу до вокзала мы с Лукой не разговаривали. Ехали молча. В электричке Лука сел к окну, рядом посадил меня, обняв левой рукой за плечи, уставился в окно. Народу в этот раз в электричке было много, видимо, ехали на открытие дачного сезона. Напротив нас примостился дед с внуком. Мальчонка, лет пяти – шести. Рядом с ним молодой парень. Ко мне подсела грузная пожилая женщина. Три купе напротив, заняли школьники с рюкзаками, котелками, палатками и гитарой. Старшим у них был молодой учитель, к которому они постоянно обращались – Михал Михалыч. В этом году погода нас еще не радовала, и я подумала, куда он их везет в такой холод, да и в лесу сейчас еще нечего делать – сыро. Но ребятишки были довольны – шумели, балагурили, смеялись. Потихоньку электричка тронулась. За окном замелькал городской пейзаж. Я посмотрела на Луку. Он сидел с таким мрачным видом, что только слез на глазах не было. Что с ним? Но первая все – равно не буду с ним разговаривать. Надо будет – сам скажет. В соседнем купе замяукал котенок. Мальчонка, встав на колени на сиденье, перегнулся через спинку, посмотреть на котейка. Слезая, он грязным ботиночком вымазал мне юбку. Сразу разохался дед, не зная, то ли мне помочь очистить грязь, то ли внука поругать. Лука, словно очнулся, посмотрел на мальчонку, на деда, на меня, улыбнулся своей чарующей улыбкой, достал из кармана конфету, протянул ее мальчишке: « Хочешь?». Тот неуверенно посмотрел на деда, дед одобряюще кивнул. Мальчишка, забрав конфету, сказал: « Спасибо», и спросил: « А за тетю свою вы ругать меня не будете? Я ее нечаянно испачкал». Лука опустил взгляд на мою юбку, посмотрел на мое надутое лицо и, обращаясь только к мальчонке, сказал: « За СВОЮ тетю — ругать не буду. Я сам ей юбку почищу». И уже мне: « Сейчас ничего не трогай. Пусть грязь высохнет. Тогда легко очистится. Конфетку хочешь?». «Не хочу»,- буркнула я. Теперь уже парень напротив разулыбался: « Чего у тебя молодица такая сердитая? Небось, силком на дачу везешь?». И тетка сбоку добавила: « Вот она нынешняя молодежь ничего делать не хочет. А на даче работать надо».
-Ну, на даче сейчас по такой погоде работы немного. А у нее, действительно, сегодня никакого настроения куда – либо ехать не было, — ответил им Лука.
Я со стыда чуть под скамейку не провалилась. Вот, как он ко мне относится. При всех непонятно кем выставить хочет. Разобиделась, поджала губы и, только захотела все ему высказать, как услышала на ушко: «Сашенька, не сердись, пожалуйста. Ты самая лучшая и хорошая. Я просто неудачно пошутил. Прости меня. Я больше не буду». Взглянув в его голубые, чистого неба, глаза, я просто, примиряюще, улыбнулась.
-Молодые. Чего с них взять? – вздохнула тетка.
— Лишь бы счастливы были. Да все хорошо у них было, — это уже дед.
Я чуть зубами не заскрипела – что им от нас надо? А Лука, дотронувшись мягкими губами до моего уха, прошептал: « Нам ехать еще минут сорок. Потерпи. Хочешь к окну пересядь?». Мы с ним поменялись местами, и теперь уже я уставилась в окно. Когда мы подъезжали к деревне на автобусе, хлынул дождь. Ни у Луки, ни у меня зонта не было. Пока добрались до Глафиры, вымокли до нитки.
-Быстро все с себя снять! Дождь ледяной совсем. Как бы вы не заболели,- вместо «здравствуйте», услышали мы, — Чего стоите, смущаетесь? Раздевайтесь! Сейчас Лука я тебе простынь дам, обмотаешь вокруг бедер. И трусы снимай. Насквозь мокрый, небось? А ты, Сашенька, в комнату пойди, раздевайся, я тебе сейчас свое дам. Да, чай горячий с малиной попьете, чтоб не заболели.
Переодевшись в сухое – я в Глафириной юбке почти до пола и в блузке с закатанными рукавами, Лука – в простыне обернутой вокруг бедер сели на диванчик, Глафира на стол поставила чашки с чаем, по комнате разлился вишневый аромат.
-Я из веточек молоденьких вишневых чай заварила. Он вкусный и полезный. Варенье малиновое в розеточки накладывайте, да пейте. Нечего смущаться. Чай, не голые сидите. А белье ваше я сейчас вокруг круглой печки повешу, да протоплю ее немного. К завтрему все высохнет, — говорила Глафира, потчуя нас чаем.
-Я домой схожу. Переоденусь, — вставая из – за стола, сказал Лука.
— Куда? По такому дождю. Вмиг вымокнешь. Да и зарядил он до утра. Здесь останешься. У меня спать будете. Места всем хватит. А завтра, поутру, Сашку знакомиться поведем с Павликом да Ольгой. Ведро в сенях поставлю. Стесняться нечего. Не дети. Сейчас еще посидим немного, покалякаем. Телевизора у меня нет. Да и спать ложиться будем. Утро вечера мудренее, — говорила Глафира, доставая постельное белье из шкафа.
Утром, пока мы с Глафирой пили чай, Лука приводил в порядок мою юбку, на которой дождь оставил разводы от ботиночек мальчишки. Я предложила Луке сама отпарить юбку, но он ответил: « Я сказал мальчонке, что сам СВОЕЙ тете юбку почищу. Так, что не лезь. Сделаю, как обещал».
-Пускай, пускай чистит, да приглаживает тебя. Не отвлекай парня. Пей чай, — говорила Глафира.

Собравшись, Лука с Глафирой повели меня в дом Мелеши. Шли молча. Каждый думал о своем. Я шла на это знакомство почти на деревянных ногах с камнем на сердце. Мне так было плохо без Мелеши, так тоскливо, что у меня на глаза набегали слезы, которые я незаметно смахивала. Почти полгода мы с Мелешей ездили в этот дом. Дом нашей любви, его я считала своим вторым родным домом, а может и первым. С порядковым номером я не могла определиться. Сейчас этот дом в одночасье стал чужим. Я не хотела туда идти. Я не хотела ни с кем знакомиться. Мне нужен был только Мелеша, а не его родители. Я остановилась. Идти не было сил. Ноги, как ватные. Слезы застилают глаза. Чувствую – сейчас разрыдаюсь. Остановилась. Глафира с Лукой тоже встали.
-Девочка моя, соберись с силами, возьми себя в руки. Надо. Надо идти. Хочешь, постоим немного, чтобы ты в себя пришла? – ласково уговаривала меня Глафира.
Лука, с полными слез глазами, отвернулся. А я стою посреди дороги и плачу, слезы ручьем текут из глаз. Хочу, но никак не могу остановить всхлипы. Видимо, не выдержав моего плача, Лука, резко развернувшись, обнял меня обеими руками, крепко прижал к себе и уткнулся носом в макушку. Глафира стояла рядом, опустив голову, плечи и руки. Вокруг были боль и тоска. Мне волком хотелось выть. И, если бы не эти объятья Луки, я, наверное, просто села бы на землю и тихо, тихо заскулила. Немного придя в себя, я подняла голову, встретившись с голубой печалью глаз Луки, в которых были просьба – приказ «НАДО». Поняла, что, действительно «НАДО». Крепко взяла его за руку и мы пошли дальше. Войдя в дом и, переступив порог комнаты, я замерла от неожиданности и восхищения. Это была комната – весна. Окна были настолько чистыми, что, казалось, в них нет стекол, чистые свежие занавески и море зелени. На окнах, на столе, в больших вазонах на полу стояли распустившиеся букеты из веток березы, смороды, вишни, сирени, жасмина. На улице еще не было зелени, а в комнате пахло весной, все было зеленым. Стоял запах сада, леса. А на столе, рядом с вазочкой, декорированной под березу, стояла резиновая кукла – моя школьница из детства – Катя, рядом лежала серебряная брошь в виде берёзового листка с божьей коровкой – красным камешком рубинчиком – посредине. У окна спиной ко мне стояла высокая, прямая, как спица, женщина. У другого окна в пол оборота — высокий, стройный, начинающий седеть мужчина.
-Вот привели к вам невестку вашу. Принимайте. Знакомьтесь. Не обижайте девочку, — громко сказала Глафира.
Я смутилась и отступила на шаг назад, ближе к Луке. Прошла минута, которая показалась мне вечностью, прежде, чем, женщина с мужчиной, находящиеся в комнате, обратили на меня внимание. На меня с болью, печалью и интересом уставились две пары глаз – бездонные — Мелешины у женщины и стальные с прищуром мужчины. Под их пристальными взглядами, я съежилась, втянула голову в плечи, показалась сама себе маленькой и беззащитной. На плечи мне, словно придавая силы, легли руки Луки. Я прислонилась спиной к Луке. Под этими взглядами мне стало страшно.
-Ну, что ж, вы в дверях стоите? Проходите. Присаживайтесь. В ногах правды нет, — глухо проговорил мужчина. Женщина вновь отвернулась к окну. Лука, крепко взяв меня за руку, прошел к дивану. Мы с ним сели. Рядом примостилась Глафира. Наступила тишина. От запахов в комнате у меня к горлу поднялась рвота. С рвотными позывами я стремглав выскочила на улицу во внутренний двор. Рвота сотрясала все тело, на глазах выступили слезы. Я не могла стоять и опустилась на землю на колени. На плечо, поддерживая меня, легла рука Луки. В другой он держал стакан с водой. Когда я смогла немного отдышаться, мы с Лукой вернулись в комнату. Только сели на диван, ко мне стремительно подошла женщина. Приподняв за подбородок мое лицо, она пристально Мелешиными глазами впилась в мои глаза.
-Девочка, ты беременная? – с надеждой спросила она. У меня хватило сил только моргнуть, подтверждая сказанное — Слава Богу! – продолжила она, — Слава Богу! Павлик! У нас скоро будет внук. Или внучка. Все равно. Мелешин ребенок. Ты слышишь меня?
-Давайте чай с тортом попьем. Мы торт привезли, — вместо ответа сказал мужчина и, уже, обращаясь ко мне, произнес,- Тебе торт – то можно? Тошнить не будет?
-Не знаю, — пролепетала я, а потом, как будто молния сверкнула в голове, раз они все так себя ведут, значит что – то случилось. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? СЛУЧИЛОСЬ с МЕЛЕШЕЙ?! МЕЛЕШИ БОЛЬШЕ НЕТ?!?, и я больше не могла сдерживать себя, и, вспомнив сон, закричала, — НО ЗДЕСЬ ЖЕ НЕТ ПРУДА? ПРУДА ЗДЕСЬ НЕТ! НЕ МОГ МЕЛЕША В ПРУДЕ УТОНУТЬ!?! – и уже, совершенно без контроля, — Скажите мне… Ведь, НЕ МОГ? НЕ МОГ?!?
Лука, схватив, прижал меня к себе. Я вырвалась. Схватила его за воротник рубашки. Что есть силы, затрясла:
— Ты ВСЕ ЗНАЛ!!! ТЫ ВСЕ ЕЩЕ ВО ВТОРНИК ЗНАЛ!!! И Зина ТОЖЕ ЗНАЛА!!! ТЫ ЕЙ ВСЕ РАССКАЗАЛ!!! ПОЧЕМУ?!? ПОЧЕМУ?!? ГОСПОДИ, ЗА ЧТО?!? – меня всю трясло, Лука вновь крепко прижал меня к себе, не давая вырваться. Я вырывалась, кричала. Лука крепко держал меня и вдруг…
— ОН ЖИВ!.. О каком пруде ты говоришь?.. Его река унесла…. Детей он спасал… Спас двух… Сам не выплыл… Тело не нашли… НО ОН ЖИВ! По всем гаданиям ЖИВОЙ ОН! ЖИВОЙ! Что с ним я не знаю…, — громко, перекрывая мой крик, произнесла Глафира. Из меня, словно весь воздух выпустили – я обмякла на руках Луки. Мужчина и женщина застыли, словно в шоке. Усталым голосом Глафира продолжила: « ОН ЖИВ, НО ЕГО НЕТ!!! Вам это сейчас не понять. Просто верьте мне, что жив».
-Глафира никогда не обманывает. Она всегда говорит правду. Так Мелеша сказал, — пробормотала я, проваливаясь в какой – то туман.
Придя в себя, от запаха нашатыря, я поняла, что лежу на диване. Моя голова покоится на коленях Луки, и он поддерживает меня. Прямо передо мной на коленях стоит женщина, Мелешина мать и осторожно ваткой с нашатырем водит у моего носа.
-Не надо. Я сейчас задохнусь, — еле вымолвила я. Мужчина подвинул женщине стул. Она села около меня, взяла за руку и ласково произнесла:
-Сашенька, тебе нельзя волноваться. Все будет хорошо. Мы обязательно найдем Мелешу. Только не волнуйся, — и, уже обращаясь к Луке,- Да, отпусти ты ее. Чего так вцепился?
-Вам я ее не отдам! Найдете Мелешку – пусть сам забирает. Вы ее чуть до выкидыша не довели. Дед с бабкой называетесь. Даже не поздоровались. Имен своих не назвали. Туда же свекора. Не дам вам Сашку. Не дам! Сейчас, придет в себя, к Глафире пойдем. Она ей отварчику успокоительного даст. Хотите, завтра приходите. Возобновим знакомство. А, сейчас ее не трогайте, — решительно, со злостью в голосе, говорил Лука.
-Лукашка, ты чего? – услышала я голос Павла Ильича, — Такой добрый, хороший мальчик, и на тебе…, хоть на цепь сажай.
-С Мелешей, даст Бог, все обойдется. А она, если этого ребеночка потеряет, его уже никогда не вернет. Другие, возможно, будут, но этого уже никогда не будет. Вы слышите – ЭТОГО — НИКОГДА. Я вас хорошо знаю. Вы добрые, отзывчивые. Сейчас всем тяжело. Всем больно, но не надо терять голову и на чужом ребенке отыгрываться. Она вам не мальчик для битья. У нее, кроме меня и Глафиры здесь никого нет. Будьте людьми. Еще беременность плохо переносит. Не трогайте ее. Я сам с Сашкой разберусь. Оставьте ее в покое, — тихо, но решительно сказал Лука. Мне так стало жалко его. Он один отбивается от двух взрослых, умудренных опытом людей.
-Я с Лукой пойду. Здесь не останусь, — тихо проговорила я, и все замолчали, — Помоги мне встать, — попросила я Луку.
-Полежи еще. Полежи. Попозже пойдем. Глафира уже дома. Курочку приготовит. Ты курочку, творожок со сметанкой поешь. Все будет хорошо. Я съезжу в медпункт в соседнюю деревню. Справку тебе для института дня на три возьму. Вот и отдохнешь здесь. А неволить тебя никто не будет. И, ни каких, свекоров мы не боимся. Правда, Сашенька?- и, обращаясь к родителям Мелеши, — знал бы, что вы ее так встретите – не вез бы ее к вам.
— Ничего, ничего, сейчас Сашенька отлежится, и мы все вместе проводим вас к Глафире. Правда, ведь, Олечка? – мягко сказал Павел Ильич.
-Правда, Павлик, правда, — уже спокойным голосом произнесла Ольга Михайловна.
-Катю мне мою дайте, пожалуйста, — и, видя недоумение на лицах, пояснила, — Куклу, которую мне Мелеша подарил.
-Забирай свою Катю. Брошь тоже возьми, — протягивая мне Мелешины подарки, сказал Павел Ильич.
-Вы лучше ей вещи соберите: ночнушки, халатики, чулочки, — попросил Лука, — А, то ей у Глафиры спать не в чем. В комбинации же неудобно.
-Сейчас, сейчас все соберу, — спохватилась Ольга Михайловна.

Сидя за столом у Глафиры, я чувствовала такую слабость, как – будто неделю тяжело болела. Поняв, что не смогу дойти до кровати, я попросила Луку помочь мне. А потом меня вдруг охватил такой страх, что МЕЛЕШИ НЕТ, точно также может исчезнуть Лука, что я, как ненормальная вцепилась в Луку: « Никуда тебя не отпущу». Глафира еле – еле меня успокоила. А Лука, сев на краешек кровати с нежностью, тихо, как маленького ребенка, стал гладить меня по голове, говоря ласковые слова, успокаивая меня. В другую его руку я вцепилась мертвой хваткой. Так и уснула – крепко держа Луку за руку и со всхлипами повторяя имя Мелеши.
Меня, как будто выключили. Вся та весна, приподнятое состояние, хорошее настроение, всё – кануло в лету. Все серо, тускло, безжизненно. В голове полная пустота и одна единственная мысль: «МЕЛЕШИ БОЛЬШЕ НЕТ!!!» Жизнь кончилась. Хорошо Лука с Глафирой были рядом. Глафира объяснила нам с Лукой, что держать зла на Ольгу и Павлика, так она звала родителей Мелеши, нельзя. Ольга, узнав, что Мелеша пропал, чуть умом не тронулась. Павлик чуть не поседел весь. И, еще неизвестно, за кого он больше переживает за Ольгу или за Мелешу. Оба родные. Поэтому и встреча была такая непонятная. Мелеша хотел им сделать подарок, объявив о моей беременности во время знакомства, но не получилось. Ольга, узнав, что я беременная, немного пришла в себя. И теперь они все и Лука, и Ольга с Павликом предъявляют на меня права. Права на нашего с Мелешей ребенка. Лука вообще заявил, что он никому, кроме Мелеши меня не отдаст. Опять все, всё решают за меня. Но, в данном случае, как мне пояснила Глафира, они, действительно правы. Я беременная, мне нельзя волноваться, нужен покой. А они люди взрослые сами со всем разберутся. Тем более, Глафира постоянно твердит, что Мелеша жив. Просто пока так сложились обстоятельства, что он не может подать весточку. Родители Мелеши настаивают, чтобы я жила не в общежитии, а вместе с ними в комнате Мелеши, которая теперь и моя тоже. Этого же мнения придерживается Лука, говоря, что с родными Мелеши, я всегда буду под присмотром. А сам он здесь возьмет на работе расчет и устроится на стройку в Ленинграде. До получения общежития поживет у Алевтины Ивановны. Таким образом, мы с ним будем вместе. И, точно так же, как Глафира, твердит, что Мелеша жив. При встрече у Глафиры, я заявила родителям Мелеши, что перееду к ним в коммуналку, если там будет Лука, поскольку он друг Мелеши, мой друг тоже и я привыкла к нему, как к брату, он мне, как родной. Против Луки они не возражали, знают они его с детства, он у них в комнате Мелеши все сессии жил. Решили, что знакомиться с коммуналкой меня приведет Лука в ближайшую субботу. Прямо из института пойдем к ним знакомиться. Теперь Ольга Михайловна и Павел Ильич постоянно находились у Глафиры, поскольку после нашего «знакомства» в их доме, я им заявила, что без Мелеши я туда больше не пойду. Они не возражали. А Ольга Михайловна старалась быть рядом со мной, и так меня опекала, что мне даже пришлось пару раз сбежать от нее вместе с Лукой под предлогом, что я с ним прогуляюсь до колодца, вместе сходим в магазин. У Луки состоялся очень интересный разговор с Павлом Ильичем, когда они вместе курили на крыльце, а я прогуливалась по саду. Они думали, что я ничего не слышу – а я ведь и правда не прислушивалась, но обрывки разговора до меня все же долетели. И это опять был дележ меня. То, что я человек, и у меня есть свое мнение, я совершеннолетняя, более того – замужняя женщина, никого не интересовало. Все были уверены, что лучше меня знают, что мне необходимо и все делают для моего блага. Жаль, что они не на Зину нарвались. Она сразу бы им все популярно объяснила и ни у кого бы никаких вопросов в отношении ее не возникло. Но я не Зина. И сейчас мне очень плохо. Плохо не только физически из-за беременности, у меня душа болит. Хотя теперь я склоняюсь к мысли, что Мелеша жив. Это как- то вселяет надежду на будущее. Мне все твердят, что лучше думать о хорошем, чем зацикливаться на плохом. Стараюсь думать о хорошем. Так вот, Павел Ильич объяснял Луке, что я их невестка, ношу их фамилию, теперь еще под сердцем ношу ребенка Мелеши, их внука или внучку и Луке не надо быть рядом со мной, чтобы я к нему не привыкала, что Мелеша обязательно найдется и у нас с ним все будет хорошо. Лука же четко заявил Павлу Ильичу, что пока Мелеша не найдется, а только он, как законный муж, имеет на меня права, здесь роднее его и Глафиры, к которым я уже привыкла, у меня никого нет. И он, Лука, любому, даже родителям Мелеши за меня перегрызет глотку. Он так прямо и сказал: « Хоть я вас с Ольгой Михайловной очень уважаю и люблю, но за Сашку я любому глотку перегрызу, в том числе и вам». Я никогда не думала, что добрый, ласковый, обаятельный Лука может быть настолько бескомпромиссным. На что, Павел Ильич с иронией ему ответил: « Я думал – ты еще щенок, и даже не заметил, что ты вырос и превратился в волкодава».
Упросила Луку не брать мне справку для института, чтобы в воскресенье поехать в Ленинград в общежитие. А с понедельника на лекции. В этот раз в общежитие меня собирали Ольга Михайловна с Павлом Ильичем. Они принесли целую сумку продуктов: там и соленья и варенья, и сметанка, и яички, и сало, и мед. Я попыталась отказаться, но это оказалось бессмысленным. Ольга Михайловна сказала: « Ты беременная. Должна хорошо питаться. А, как в общежитии питаются, мы даже представить не можем. Ты, теперь, наша родная кровиночка. Тебе самой надо хорошо питаться, ребеночек должен развиваться и питание полноценное получать». Себе домой они тоже собрали большую сумку продуктов, поясняя, что в субботу мы придем к ним вместе с Лукой. Им хочется для всей коммуналки накрыть стол, а у меня организм очень многого не принимает, а они хотят, чтобы все было хорошо. Еще хотят нас с Лукой оставить ночевать. С Алевтиной Ивановной они договорятся. Мелешина комната, которая теперь и моя тоже, напротив комнаты Алевтины Ивановны, поэтому, если мне ночью станет неуютно или плохо, дверь в комнату Алевтины Ивановны и мою оставят открытыми, и Лука или Алевтина Ивановна со мной посидят или их позовут. Я попыталась хотя бы ополовинить продукты, но здесь уже выступил Павел Ильич: «Сашенька, если бы ты одна кушала, а, так ведь, в общежитии народу много. Под одеялом в одиночку ты хомячить не будешь. Значит надо брать на всех, чтобы всем хватило».
-А как я все это донесу? – увидев приготовленную сумку, спросила я.
-Лука тебя проводит. Хочешь, мы сами тебя в общежитие отвезем? – ответила Ольга Михайловна.
-Нет. Пусть лучше Лука, – сказала я и добавила, — Но у нас в общежитие мужчин не пускают. А комната на четвертом этаже. Может не надо мне брать эту сумочку?
-Меня пустят, — влез Лука.
-Не пустят – сумку назад отвезешь, — с ехидцей промолвила я.
В электричке мы возвращались в Ленинград вместе с Ольгой Михайловной и Павлом Ильичем. Я за эти дни так устала. Такая тяжесть на душе, что привалившись к плечу Луки и, держа его обеими руками за руку, проспала всю дорогу.
Лука не стал задерживаться у дверей общежития, а сразу поднялся на третий этаж к вахтеру. Дежурила в этот день Варвара Николаевна. Она сидела и вязала носок. Увидев у стойки парня, даже вязание из рук выронила, глаза у нее стали чуть не больше очков. Рот открыт, а слов нет. Лука не стал дожидаться, пока она придет в себя. Поставил сумку. Поднял вязание, сунул ей его в руки. Улыбнулся обворожительной улыбкой и сказал: «Здесь Сашеньке муж продукты передал. Сам он в командировке. Попросил меня помочь донести. Сумочка очень тяжелая. Тут и огурчики соленые и вареньице. Вы же любите варенье и огурчики? Сашенька вас обязательно угостит. Так, ведь, Саша? — я мотнула головой, а Лука продолжил,- Сашеньке ее не поднять. Разрешите мне ее в комнату занести. Сашенька продукты разберет, я сумочку заберу и покину вас. Паспорт я могу у вас на вахте оставить.
Услышав такую речь, и, глядя, на излучающего обаяние Луку, Варвара Николаевна, расцвела и произнесла:
-Да, уж, так без паспорта, неси. Только быстро, чтобы тебя никто не увидел.
Лука ласточкой взлетел на четвертый этаж, я еле – еле поспевала за ним. Только взялась за ручку двери, как Лука перехватил мою руку:
-Сашенька, это женское общежитие. Девочки могут быть не готовы к моему визиту. Солнце мое, надо постучать, — Лука деликатно постучал в дверь.
Из – за двери раздался голос Зины: « Заходи Лукашечка. Не закрыто. Ждем тебя».
В комнате помимо Нади, Сони и Зины, стоящей у окна, были еще Галя с Ритой. Лука поздоровался, прошел, поставил сумку на стул: « Тебе помочь или сама разберешь? – спросил он меня.
-Сейчас девчонки все быстро разберут. А ты расскажи, как вахтера преодолел?- улыбаясь, спросила Зина.
Лука, опустил глаза в пол, наклеил смущенную улыбку, поднял глаза на девчонок и, продолжая смущенно улыбаться, елейным голосом произнес: «Я такой обаятельный. Меня просто невозможно было не пустить». Девчонки так и прыснули. А Зиночка, собираясь выйти из комнаты, сказала, обращаясь ко мне: « Луку проводишь. Зайдешь». Проходя мимо Луки, а она с ним почти одного роста, Зиночка неожиданно повернула голову и чмокнула Луку в щеку, сказав при этом: «Вот как Сашка и он Сашку целует. Братско – сестринский поцелуй. Ведь, правда, Лукашечка? А, то чуть ли не сплетни – Сашка с мужиками целуется. Скажи им.».
-Чисто по братско – сестрински, и никак иначе, — подтвердил Лука.
Провожая Луку, я захватила баночку варенья Варваре Николаевне. Увидев Луку и варенье, она вся расплылась в улыбке:
-Вот бы моей внучке такого жениха. А ты, мил человек, не женат?
-Скоро свадьба, — ответил Лука. Варвара Николаевна слегка потухла, а я с недоумением посмотрела на Луку – какая свадьба? У него и девушки – то нет.
Выйдя на улицу, я спросила у Луки: « Ты, что, правда, скоро женишься?».
-Сашенька, я так ответил, чтобы не возникало лишних вопросов. Ты же знаешь, что у меня кроме вас с Мелешкой и Глафиры, никого нет, — глядя мне в глаза, сказал Лука.
-А, как же твоя девушка? – пристально, глядя на Луку, спросила я.
-Какая девушка? – не понял Лука.
-Ну, та…, твоя… которая сейчас несвободна… Мелеша говорил…, — сбивчиво попыталась объяснить я.
-Ах, это? А, Мелеша тебе не говорил имя этой девушки? – я отрицательно помотала головой, — Забудь. Сейчас ты моя девушка.
-А, Мелеша? – прошептала я.
-Мелеша – муж, — сказал Лука. У меня из глаз потекли слезы, я захлюпала носом. Лука прижал меня к себе. Потерся щекой о мою щеку, погладил меня по голове: «Мы сейчас перестанем плакать. Нам нельзя плакать, — заглядывая мне в глаза, говорил он,- Мы сейчас сделаем глубокий вдох. Задержим его и медленно, медленно выдохнем. Солнышко мое, все хорошо. Все у нас с тобой будет хорошо. Только не плач», уговаривал меня Лука. Он гладил меня по голове, нежно прикасался губами к моим щекам с любовью и нежностью смотрел в глаза. Потихоньку я успокоилась и, вдруг, вспомнив, вцепилась в Луку: « Ты не будешь стоять под аркой и ждать, чтобы я тебе помахала? Не будешь? Правда, ведь, не будешь?».
-Не буду, ласточка моя, не буду. А ты сейчас сразу пойдешь к Зине. Обещаешь? – Лука крепко обнял меня и расцеловал в обе щеки, — Иди, солнышко мое, иди.
Зина одна ждала меня в комнате. Я чуть не с кулаками накинулась на нее: « Ты все знала! Знала! Знала! Знала и молчала! Ненавижу тебя! Видеть не хочу! Предательница!».
-Я тебя тоже очень люблю, и все расскажу Луке, как ты бережешь Мелешиного ребенка, — спокойно произнесла она. Лучше бы она меня ударила. У меня сразу пропала злость, а навалилась усталость с волчьей тоской. Плакать я уже не могла. Просто села на стул, опустила голову и, закрыв глаза, замолчала.
-Ложись здесь спать. Маруси не будет. Она у тетки. Что тебе из твоей комнаты принести? Оставайся, а, то девчонки с расспросами тебе покоя не дадут. А тебе надо отдохнуть. Так, что принести, кроме ночнушки?- спросила Зина, подходя к двери.
-Катю принеси, — тихо попросила я.
-Катя – это кто? – уточнила Зина.
— Кукла, резиновая кукла, школьница. Мне ее Мелеша подарил. Она у меня в сумке, — безжизненным голосом сказала я.
-Хорошо. Я тебе полностью сумку принесу. А ты ложись на Марусину кровать. Я ее перестелила, — Зина вышла из комнаты.
Так я и уснула, всхлипывая до скулежа, положив Катю на подушку.
Девчонки, после посещения Лукой общежития, просто табунами ходили за мной, просили, чтобы я их познакомила. Я сразу, «вспомнив», что Лука скоро женится, предупреждала их об этом. Некоторых даже данный факт не останавливал. Главное – познакомь, а там, будет видно. Ко мне в перерыве между лекциями, когда мы стояли с Зиной в коридоре, подошел Гвидон:
-Сашка, что это все девчонки от твоего рыжего брата млеют?
-Тебе, что завидно? Ты тоже хочешь?
-Что хочешь?- не понял Гвидон.
-Млеть от моего брата, — выдала я.
-Дура! – возмущенного Гвидона, как ветром сдуло. Зина рассмеялась.
В субботу на набережной меня ждал Лука. За эту неделю я так истосковалась по родной душе, что, чуть не в припрыжку, побежала к нему, сразу повиснув на шее. Лука с такой нежностью прижал меня к себе, потеревшись щекой о щеку, что все горести и печали сразу улетучились.
-Ты ждала меня?- тихо спросил он.
-Мне так плохо,- сразу захлюпала носом я.
-Сашенька, на нас пол-института смотрят. Возьми себя в руки. Улыбнись, — маша рукой девчонкам и очаровательно улыбаясь, говорил Лука, — Мы сейчас идем знакомиться с твоим новым домом. Ты должна хорошо выглядеть, — вытирая мне платком нос, продолжал он, — Успокоилась? Вот и пойдем потихоньку. Здесь недалеко.
И мы с ним двинулись по Мойке в сторону дома Учителя. Квартира, где жили Мелешины родители, находилась на третьем этаже красивого старинного дома. Паркет, высокие, почти четыре метра, потолки, большие окна. Нас ждали. Павел Ильич сразу провел нас к себе в комнату, где стоял раздвинутый стол с вазой живых цветов посредине. От цветочного запаха у меня сразу подкатила тошнота к горлу. Увидев мое состояние, Лука, чуть не за шкирку, потащил меня в ванную. Умыв, лицо холодной водой и усадив меня на край ванны, Лука пошел разбираться с букетом, думаю, и с родителями Мелеши за цветы, тоже. Разобравшись и, придя за мной в ванную, он провел меня в комнату Мелеши, сказав, что свою комнату родители проветривают. В Мелешкиной комнате было так светло и уютно, что у меня появилось желание здесь остаться. Над узким диваном висел мой карандашный портрет, у окна стоял двух тумбовый стол с конспектами, рядом — чертежная доска с незаконченным чертежом и рейсшиной, в приоткрытой дверце шкафа были видны Мелешины рубашки. Я сначала села на диван, потом встала, подошла к шкафу и, открыв его, уткнувшись носом в Мелешины рубашки, зарыдала навзрыд. Лука, стоя в дверях, молча, смотрел на меня. В комнату заглянул Павел Ильич, Лука тихо развернул его за плечи и выставил в коридор. А я, стояла у шкафа, вцепившись в Мелешины рубашки, вдыхала его запах, и плакала, плакала, плакала… Сзади подошел Лука, уткнулся носом мне в макушку, ласково притянул меня к себе за плечи. Почувствовав его тепло, я слегка расслабилась, мои всхлипы стали тише, тише… Я, успокаиваясь, развернулась и уткнулась носом в грудь Луки. Он осторожно повел меня к дивану. Когда я окончательно успокоилась, мы пошли в комнату к родителям, где нас уже все с нетерпением ждали. Наконец – то я была представлена Мелешиной коммуналке. Молодящаяся, с укладкой, крашенная в темный цвет, Надежда Фотеевна, слегка, наклонив голову с интересом рассматривала меня и, растягивая слова, произнесла: « Очень при-и-ятно познакомиться с новой жиличкой. Надеюсь, вы у нас надолго?».
-Навсегда! – за меня ответил Лука.
Андрей Филиппович просто кивнул головой в знак знакомства. Алевтина Ивановна, невысокая седая женщина с прической бабетта – с низким пучком — шишечкой на голове, подошла, поцеловала меня в щеку: « Рада знакомству»,- улыбнулась она. Дарья была на работе. Очень тепло, по – семейному, посидели. Мужчины слегка выпили. Лука пить не стал. « Мне за Сашкой смотреть надо»,- пояснил он. Алевтина Ивановна потрепала его по рыжей шевелюре: « До чего я этого рыжика люблю! Золото – не парень!». Лука усмехнулся, поцеловал Алевтину Ивановну в щеку. Глазами улыбнулся мне, спрашивая: « Как ты?». Я моргнула в ответ: « Все хорошо». Я, действительно, успокоилась, и мне было хорошо. Рядом был Лука и доброжелательные люди.
Потом мужчины пошли курить на кухню. А Ольга Михайловна повела меня в Мелешину комнату смотреть альбом с фотографиями. Мелешиных довоенных фото было всего три, где он снят еще совсем маленьким голышом, затем фото всей семьи – Павел Ильич, Мелеша и Ольга Михайловна. Павел Ильич и Ольга Михайловна совсем молодые, наверное, чуть постарше нас с Мелешей нынешних. А у Мелеши такая смешная мордашка, словно он, действительно, ждал, когда вылетит птичка. Мелешина фотография в матросском костюмчике в полный рост завершала довоенные фото. Затем следовали послевоенные фото, где преобладали деревенские фотографии. Вот Мелеша на рыбалке, в лесу, с Ольгой Михайловной, с Глафирой. Снимок деревенских ребятишек я рассматривала с большим интересом, пытаясь найти знакомых, но уже повзрослевших среди них.
-Ну, как, узнала кого – нибудь?- спросил подошедший Лука.
-Пока нет…
-Вот Мелешка,- ткнул он пальцем, — Вот я…
-Какой маленький, — прошептала я.
-Так я ж на три года младше…, — сказал Лука и продолжил,- Вот Егор, Васька, Светка…
-Какие вы все худенькие, — сказала я.
— Время было голодное, послевоенное. Слава Богу, выжили…
Лука сел рядом со мной на диванчик, взял меня за руку и вместе с нами стал смотреть альбом. Я почувствовала, что Ольге Михайловне не очень нравится это соседство, особенно то, что Лука держит меня за руку. Но я не стала высвобождать руку, мне было приятно чувствовать поддержку Луки, с ним я чувствовала себя спокойно и защищено. Вечером пришла с работы Дарья. Мы с Лукой сидели, разговаривали на кухне. Заглянув к нам, она поздоровалась с Лукой: «Привет, Луканушечка» и продолжила: « А это и есть та самая Сашка, которая никак не хотела знакомиться?».
-Привет, привет. Та самая, та самая…,- улыбаясь, сказал Лука.
Дарья сорокалетняя плотная, среднего роста женщина с круглым лицом, широко расставленными глазами, приветливо улыбнулась, прошла в кухню, протянула мне руку: « Ну, что ж, давай знакомится. Даша. Тебя, я знаю, Сашей зовут. Вот и познакомились», — пожимая мне руку, сказала Дарья. И продолжила: « Жалко мне тебя. Задолбают тебя наши интеллигентики – то нельзя…, это некультурно… Но, ты на них внимания не обращай. В случае чего, обращайся ко мне. Тетя Даша — плохому не научит и от интеллигентов наших защитит. Не веришь? У Луки спроси. Уж, он — то тебя не обманет. Хороший мальчишечка». Теперь я была знакома со всеми членами коммуналки, в которой мне предстояло жить.
Вечером, когда я ложилась спать на Мелешином диванчике, Ольга Михайловна хотела мне перестелить постель. Но, я попросила оставить Мелешино белье. Мне хотелось дышать его запахом, почувствовать запах его волос, тела, пота. Мне так не хватает Мелеши! Мне так без него плохо! Дверь в комнату я оставила открытой. Лука с Алевтиной Ивановной при свете настольной лампы о чем – то тихо беседовали и пока еще не ложились спать. Дверь в их комнату тоже была открыта. Я легла. Рядом с собой на подушку положила Катю. Погладила рукой подушку, простынь и… разрыдалась. Из соседней комнаты прибежал Лука. Он, сев на краешек дивана стал гладить меня по голове. Я попыталась натянуть одеяло на голову. Лука не дал. Одной рукой он держал одеяло, другой гладил мою голову, не произнося при этом ни единого слова. Я находилась в комнате Мелеши, лежала на его постели…
-Мелеша, где ты?.. — вырвалось у меня.
-Он жив, Сашенька. Жив! Глафира знает. Она вымолила его у смерти. Не надо плакать. Не плачь, родная, — успокаивал меня Лука, — Все будет хорошо. Ты обязательно с ним встретишься. Так говорит Глафира.
— Откуда Глафира все знает? – сквозь слезы проговорила я.
-Знахарка она. Колдунья. Беженка… Никто не знает, кто она. Она в войну к нам в деревню пришла, когда все от немцев бежали. Беженка она. Зашла в дом рядом с бабой Настей. С одним узелком в руках. Села у двери. Обвела всех невидящим взглядом и сказала: « Смерть. Кругом смерть. Идти дальше не за чем. Никого не осталось. Одна я. А вам уходить надо. Хотя смысла нет. И здесь вам смерть. И там тоже. Это она зашла в дом, где всю семью, всех немцы насмерть забили. Пока немцев в деревне не было, она перебралась в заброшенный дом у околицы. Так там и осталась. Это она его уже после войны в порядок привела. Но никогда еще ее предсказания никого не подводили. Если она сказала, что Мелеша жив. Значит жив. Сказала, встретитесь еще. Значит встретитесь. Верь! В лучшее, хорошее верь! Обязательно верь!
-Еще, что – нибудь расскажи, — потихоньку успокаиваясь, тихо сказала я.
Продолжая гладить меня по голове, Лука сказал: « Хочешь, я тебе о моих родителях расскажу?». Я утвердительно мотнула головой.
-Ну, слушай. Моя мама ленинградка. Коренная ленинградка. Родители ее, мои дедушка и бабушка, потомственные врачи. И она должна была врачом стать. Да только нерешительная она была. Трусиха. Совсем, как ты. Побоялась она поступать в институт на врача. Поступила на ветеринара. Дедушка был так зол, что месяца два с ней вообще не разговаривал. « Нет у меня дочери» и все тут. Потом вроде отошел. А папа здешний, деревенский. Поехали они как – то с друзьями в белые ночи в Ленинград на развод мостов посмотреть, по городу ночному погулять. Так и встретились с мамой моей. Судьба. Она тоже с подругами по набережной гуляла. Как этого рыжика увидела, так сразу и влюбилась. Вот она — любовь с первого взгляда. Но это с ее стороны. Он – то вообще ее сначала не заметил. Подруги обратили внимание, что их нерешительная Валя, всю ночь готова за рыжим парнем ходить. Посмеялись они, посмеялись. Но, решили посмотреть, что из этого выйдет. А рыжий сам по себе с парнями и никак на Валю внимание обращать не хочет. И, что ты думаешь, она сделала? Все- таки как- то исхитрилась подобраться к нему поближе и… со всей силы каблуком наступила ему на ногу. Потом так долго извинялась, что пошли наши деревенские ребята, провожать ее с подругами по домам. Папе Лялька, подруга мамина понравилась. А Лялька – симпатичная, смазливая девчонка, крутила парнями, как хотела. Любому могла голову вскружить. Только не нужен был ей этот деревенский увалень. Хотя свидание она ему назначила. Мама на свидание вместо Ляльки пришла. Ляльку упросила отдать ей этого парня. Раз он ей все – равно не нужен. Лялька поломалась, поломалась, но… «подарила» моей маме Кузьму. Как уж у них там свидание прошло и что там было, об этом история умалчивает. Но с тех пор для папы кроме Валюшки никого на свете не существовало. Он здесь в деревне специально для молодой жены дом новый поставил. Только недолгим их счастье в этом доме было. Все перечеркнула война. Ну, а дедушка с бабушкой, как узнали о Валиных намерениях, так совсем ее за дочь считать перестали. Другие планы у них на ее будущее были. И жених другой присмотрен. Вдовец, в годах, с дочкой маленькой на руках. Но человек солидный. За ним она как за каменной стеной бы была. А нужны ли эти каменные стены без любви? Ведь весь мир на любви держится. Пошла Валя против родительской воли. Институт закончила. Замуж за папу без родительского благословления вышла и уехала с ним в деревню. Так они больше и не общались и не виделись. Мама очень терзалась разладом с родителями. Все порывалась к ним поехать. Но боялась, как они ее примут. И забеременела она почти сразу после свадьбы. Вот и думала, родит ребеночка и съездит с ним к родителям. Авось, простят. Но не получилось. Я родился, когда война уже началась. Потом блокада. После снятия блокады поехала мама с ними мириться. Да мириться уже не с кем было. Дедушка в войну на фронте хирургом был. Погиб. Бабушка здесь осталась, в госпитале работала. Пришла после дежурства, уставшая, спать легла. А тут обстрел. Она в бомбоубежище не пошла. А дом разбомбило. Это потом уже маме оставшиеся в живых соседи рассказали. До самой смерти мама себя корила, что раньше не собралась приехать, чтобы помириться с родителями. Все надо делать вовремя. Потом может быть поздно. Зайка, ты спишь уже? Спи, спи, родная…

Ольга Михайловна все пытается выведать у меня, когда я к ним окончательно перееду. Замужней женщине не пристало жить в общежитии. А я все никак не могу окончательно решиться. У Луки осталась последняя неделя отработки. Потом он окончательно переедет в Ленинград и будет работать на стройке. Учиться переведется на вечернее отделение. До получения общежития будет жить в комнате вместе с Алевтиной Ивановной. Лука достал ей с антресолей старую ширму. Теперь ее кровать будет на ночь закрыта и никаких неудобств, что в комнате находится молодой мужчина, она испытывать не будет. Она прямо так и сказала: «Этот молодой мужчина мне во внуки годится. А уж бабушка с внуком всегда сможет в одной комнате ужиться. А Лукашечку я, как родного, люблю. И вам спокойно за Сашеньку. И мне веселее». На душе у меня неспокойно. Поэтому мы решили с Лукой в субботу съездить к Глафире. Я сама с ней хочу поговорить, расспросить обо всем. Я так хочу, чтобы Мелеша был жив! Я верю, что он жив! Лука приедет за мной, и после лекций мы поедем в деревню. Еле дождалась субботы. Ночью, только глаза закрою – снятся кошмары. Какие – то лабиринты, из которых мне никак не выбраться. Мелеша где – то бродит по этим лабиринтам, я слышу его голос, я иду на голос, но все обман, пустота, чернота… Просыпаюсь мокрая, как мышь, сердце готово из груди выскочить, воздуха не хватает… Жуть… Лука, как всегда, ждал меня на набережной. Он уже не удивляется моей искренней радости от наших встреч. Но, я знаю, ему приятно, что я его жду. Встреча. Дежурный поцелуй в щеку. И мы едем на вокзал. Глафира ждала нас и очень обрадовалась нашей встрече. Я расцеловала ее, как родную. Она, погладив меня по голове, сказала: «Все будет хорошо, девочка моя». Усадила нас с Лукой ужинать, быстро приготовив воздушный омлет и свой традиционный травяной чай с вареньем.
-Яички свеженькие с хозяйства Луки, — сказала она, раскладывая омлет нам на тарелки.
-У тебя, что живность есть? – с интересом спросила я у Луки.
-Когда мама была жива, корову держали. Заболела, пришлось продать. Козочку купили, чтобы свое молочко было. Мамы не стало, остались только куры, собака Дик и кот Черныш. Вот и все мое хозяйство, — сказал Лука и продолжил, — Дом и огород двадцать пять соток. Есть куда молодую жену привести.
-А как же ты в городе жить и работать будешь?- сделав вид, будто про молодую жену и не слышала, спросила я.
-Да, не переживай, девочка моя, я за всем присмотрю, — сказала Глафира, — А вы кушайте хорошенько. Лука вон тебе на пробу своих грибочков принес и маринованных, и соленых. Он мастер закатки делать. Хозяйственный. Я попозже вам картошечки отварю к грибочкам. Вечер еще большой. Омлет – пища легкая. Рассказывай, зачем пожаловали.
-Фотографии Мелешины смотрели, — начала я издалека, — С коммуналкой познакомилась. Люди хорошие. С Лукой в воскресенье в город поедем. Он меня в общежитие отвезет. Сам уже к Алевтине Ивановне поедет. Устроится на работу, с институтом все вопросы решит и потихоньку меня туда, в Мелешину комнату, перевезет. Лука на фотографиях против Мелеши такой маленький. А сейчас вроде, как и ровня…
-Чего ж ему маленькому не быть – три года разницы, — перебила меня Глафира, — Вот сама посчитай – Мелешке десять – этому семь. Тому восемнадцать, в армию идти, а этому пятнадцать всего. Да и был – то Лука всегда маленьким, мелким. Время голодное было. Недоедал. Это он в армии вытянулся, да возмужал. Мужиком настоящим стал. А, так, как Мелешкин хвостик – всюду за ним. Сколько ему от Мелешки доставалось – и не счесть. Но со злобой Мелешка никогда его не бил. Наподдаст хорошенько, этот слезы, сопли размазывает и все – равно за Мелешкой бежит. Тот рыкнет на него, потом погладит, пожалеет и опять вместе. Правда, перед армией Мелешкиной Луке здорово досталось. Я уж испугалась, как бы не искалечил мальчонку. Нет – все обошлось. За дело хоть тебе досталось? – спросила Глафира Луку.
— За дело, за дело, — усмехнулся Лука,- Мелешка справедливый. Лишний раз руку ни на кого не поднимет. Свидание я ему сорвал. На четыре года на флот служить уходит, а вечер последний на девчонок потратить хотел. Сейчас – то я его понимаю. Тогда – нет. А может и к лучшему, что сорвал. Кому – то первая любовь достанется. Как знать.
-Рыжик ты мой, рыжик…, — Глафира погладила Луку по голове. Он так ласково прижался к ней:
-Бабушка, моя родная. Никого роднее тебя и Сашки нет. Мне так с вами хорошо. Лишь бы у вас все хорошо было. Все готов для вас сделать, родные мои.
-Случилось – то, что? – тихо спросила я.