Колечко - талисман 8

Лука с Глафирой переглянулись. Она тихо помотала головой, глядя на Луку: « Рассказывай». Лука пересел на диван, приглашая меня сесть рядом. Правой рукой обнял меня за плечи, притягивая к себе, левой – взял меня за руку, наклонился к самому лицу и, глядя в глаза, начал: «Мелешка такой счастливый был, когда уборкой и украшением дома занимался. Тебе хотел весну раннюю сделать. С такой любовью букеты эти из веток собирал, мне даже завидно стало – как же он тебя любит. Куклу эту, Катю твою, сколько искал. Игрушек много, а такой куклы нигде нет. Еле – еле нашел. И брошку тебе купил с рубинчиком. Сказал: « У Сашки две вещи с рубинчиком есть – талисманчик ее – колечко, медальон, теперь и брошечка будет. Сережки можно купить было, так у нее ушки не проколоты. А так три вещи с рубинчиками. Хоть и не любительница она украшений, но пускай будут». Намыли все, украсили, приготовили и к Глафире решили заглянуть, чайку попить. У Глафиры посидели, покалякали. Я на крыльцо вышел покурить, он со мной. Вечер. Тишина. Хорошо. Вдруг, вроде в отдалении у реки, крик какой – то. Показалось? Нет. Кричит кто – то. И крик- то детский. Мелешка – к реке, я за ним. А там, у поваленного дерева, ребятишки в воде. Двое. Маленького течением уже под ветки затянуло, побольше, который, у дерева барахтается, за ветки держится. Течение сильное, а он уже из последних сил еле- еле держится и кричать совсем не может. Мелешка мне: «На берегу будь, не то все пропадем». Сам в воду. Маленького из- под веток освободил, на ствол забросил. Старшего за воротник к берегу мне отбуксировал: « К Глафире неси. Замерз весь». Сам за маленьким полез. Я пока старшенького к Глафире отнес, да назад к берегу прибежал, там только маленький на берегу лежит, Мелешки нигде не видно. Я и этого – к Глафире. Мужиков собрали да на реку. У дерева все с баграми обшарили. Нет никого. Милиция по рации передала, чтоб ниже по течению искали. Не нашли. Ни живого, ни мертвого. Нет его. Глафира говорит – нет его среди мертвых. Жив он. Может, выхаживает сейчас его кто. Никто не знает. Тело не нашли. Ты верь, пожалуйста, верь, жив он, жив. Обязательно найдется. Только верь и жди.
У меня из глаз ручьем лились слезы, свободной рукой я прикрыла рот, чтобы в голос не зарыдать. Сквозь пелену слез видела печаль глаз Луки, а по внутреннему зрению передо мной стоял Мелеша… Как сквозь сон, я услышала:
-Совсем девчонке плохо. В голос ей покричать бы надо. Нельзя в себе держать – хуже будет. Лука, мальчик мой, сапожки резиновые ей с шерстяными носочками надень, да на опушку потихоньку выведи, может на свежем воздухе покричит, да отойдет чуток, авось, полегчает, — голос Глафиры звучал откуда – то издалека… Как во сне, повиснув на Луке, еле передвигая ноги, я вышла из дома. Ласковый вечерний ветерок слегка привел меня в чувство. На глазах слезы, кровь пульсирует в висках, голова разламывается, сил никаких нет. Еле передвигая ноги, как в тумане, иду за Лукой. Шаг, еще шаг, еще, еще… Трава старая пожухлая, береза. Лука к березе прислонившись… Я на коленях на этой траве стою… Кулаками бью землю… Кричу… Кричу… Вою… Очнулась в объятьях Луки. Он с силой прижал меня к себе и покрывает поцелуями лицо, шею… Далеко, далеко слышу его голос: «Сашенька, родная, успокойся… Успокойся… Успокойся, родная…». Дышать нечем, перед глазами все плывет… Лука, медленно отпускает меня. Разворачивается к березе и … со всей силы бьет кулаком по стволу, в кровь сбивая костяшки пальцев. Кровь… Я, словно очнулась: « У тебя где – то платок носовой должен быть? Где он? Сейчас… Сейчас найду». Судорожно ищу платок. Нашла. Крепко перевязала костяшки пальцев. Схватила его руку обеими руками и, не удержавшись от всего пережитого, каждый палец покрываю поцелуем.
-Не надо, родная, успокойся, все будет хорошо… — медленно, медленно мы идем домой.
Еле – еле добрела до кровати и провалилась в глубокий сон без сновидений.
Ласковый солнечный лучик переполз на краешек подушки. Приоткрыв глаза, я увидела «танцующие» пылинки в освещенном солнцем пространстве – броуновское движение. Наступило утро. Занимался новый день. В спальню заглянул Лука: « Проснулась, солнышко? Или поваляешься еще? Может тебе завтрак в постель принести? Ты как?».
-Не хочу вставать. Буду лежать, пока не надоест, — медленно протянула я, закрывая глаза.
-Я посижу с тобой. Можно?
Я похлопала рукой по кровати, приглашая Луку присесть. Приоткрыла глаза, потянулась к его руке и… увидела повязку.
-Зачем?
-Так надо было. Скоро пройдет. Глафира мазью своей намазала. Сейчас все хорошо. Вставай, потихоньку. Скоро Ольга Михайловна с Павлом Ильичем придут. Не в ночнушке же ты их встречать будешь? Вставай, вставай, соня,- Лука ласково поцеловал меня в нос. Я потянулась к Луке, обхватила его руками за шею и прошептала на ухо: « Не хочу вставать и Ольгу Михайловну с Павлом Ильичем видеть не хочу. Давай позавтракаем и в лес от них убежим».
-Как же мы убежим, если ты вставать не хочешь? Сонюшка, ты моя, соня. Лентяйка, маленькая, — смеясь, сказал Лука.
-Мне сейчас постоянно спать хочется. А вчера…,- я закрыла лицо руками, — Ничего не хочу. Ничего…
-Сейчас я тебе одежду принесу,- быстро сказал Лука, видя, что я начинаю раскисать, — И убежим в лес. А еду я с собой возьму. В лесу поедим. Согласна?
Пока Лука собирал продукты, я быстро оделась. И мы пошли в лес. Лес стоял еще полуголый, почки на деревьях еще только начинали набухать, кое — где зеленели ели и сосны, в лесу было сыро, но воздух пах весной и в просветах между деревьями голубело небо. Не хотелось думать ни о чем плохом. Просто мы шли по лесу, взявшись за руки и нам было хорошо. Лука посадил меня на поваленную сосну, сел рядом, расстелил газету. И мы, сидя на сосне, ели с ним вареные в крутую яйца с черным хлебом, по очереди, запивая их молоком из бутылки.
-Мы вчера с тобой где – то не здесь в лесу были. А, вообще мы вчера точно в лесу были? Или мне все почудилось? Все, как во сне. Были, не были. Я вроде плакала, ты меня целовал, но поцелуй был совсем не братский, — мои размышления прервал возглас Луки: « Смотри, смотри белка!». Я сразу, забыв о расспросах, стала вглядываться в стоящую напротив ель, на которую указывал Лука. И правда, там, среди веток увидела мелькающего маленького юркого зверька — сероватую белку. Понаблюдав за лесной жительницей, которая вскоре скрылась из вида, я продолжила: « Так были мы вчера в лесу, или не были?».
-В лесу были, правда, не здесь, а там,- Лука махнул рукой в сторону,- на опушке у большой березы. Ты плакала. Я тебя утешал. Поцелуи были братские. Тебя, что – нибудь смущает? Тебе просто было плохо и все. Забудь. Все пройдет, — и продолжил,- Скоро здесь все зазеленеет, будет так красиво. Я знаю, где ландыши растут. Потом тебе покажу, когда зацветут. А в ночь на Ивана Купала, если ты еще к своим на каникулы не уедешь, поищем цветущий папоротник. Ночи будут еще не совсем темные, лес – таинственно – загадочный, а, если еще и ночь лунная будет — то, просто сказка. Такой красоты ты вообще нигде больше не увидишь. Ты ведь у нас зимой появилась. А летом здесь так хорошо. Просто замечательно. У наших, деревенских, праздник будет. Если захочешь, побудем на этом празднике. Девчата венки плести будут и в воду бросать – гадание на женихов и жизнь счастливую. Песни петь всю ночь, хороводы водить, в горелки играть, потом традиционные прыжки через костер. Ребята специально костер высоким разводят, чтобы только смелые прыгали. А вообще здорово! Захочешь, я тебе сам венок сплету из папоротника, цветов Иван да Марьи, веточек березы и дуба? Самый, самый большой и красивый. У мамы сорочка есть, сама вышивала для этого праздника, когда в деревню переехала. Тебе очень к лицу будет, а я косоворотку папину одену. На таком празднике ты еще никогда не была. Очень хочется, чтоб тебе у нас понравилось.
— Папоротник не цветет. Это все сказки, — сказала я, — Если только по лесу ночному погулять. Наверное, действительно очень здорово. У нас как раз сессия закончится. Все будет зависеть, как я билет к родителям куплю. В прошлом году почти восемь часов в очереди отстояла. Со всеми перезнакомились и ехали уже, как родные. А ты сам – то через костер прыгать будешь?
-Для тебя обязательно прыгну. За билет не беспокойся. Павел Ильич через знакомых достанет. А мне с тобой можно будет к твоим съездить? — глядя на меня, спросил Лука.
— Нет. У меня Мелеша муж. Если я приеду с тобой – просто не поймут. Они ведь вообще еще ничего не знают. Я им и писать ничего не буду, чтобы не расстраивать. Плохо опять каникулы маленькие. У нас с середины августа на месяц практика. В детском саду воспитателем отработать надо. А мне так хочется подольше с родителями побыть. Я теперь боюсь всех потерять. Я так рада, что здесь ты есть. Хоть одна родная душа. Еще и Глафира тоже. Но она взрослая, пожилая. Я с ней не могу обо всем говорить…
-А со мной можешь? – перебил Лука.
-Вы с Мелешкой первые сказали мне, что я беременная. Я же стараюсь об этом никому не говорить. Даже родителям не знаю, как сказать. Еще учиться почти три года. Как я с ребенком буду? Просто не знаю. Ни Мелешки, ни учебы. Что делать?- у меня в голосе появились слезливые нотки.
-Не раскисай, — притягивая меня к себе, сказал Лука, — Давай посчитаем. Родишь ты в январе. Сессия – в начале февраля. Если никаких осложнений не будет. Я имею в виду твое здоровье, то сессию ты вполне можешь сдать сама. Ты же в Мелешкиной комнате будешь жить. Я напротив. И пригляжу, и посижу с ребенком. После выписки из роддома, твоя мама может взять отпуск с внуком или внучкой посидеть, это уже месяц, потом папа, свекора твои. Ребенку уже пятый месяц будет, пока они все с ним по месяцу отпуска свои отсидят. Я помогу. Три пенсионера в коммуналке. Люди они хорошие. Полдня с ребенком, пока ты на занятиях будешь, посидят. Ничего с ними не случится. Глядишь, так и вырастим ребенка. Потом – ясли. Дай Бог, чтоб только здоровеньким был, а вырастить — всем миром вырастим. Даже не думай об этом, — успокаивал меня Лука. Я подумала, подумала, и все показалось не таким уж страшным. Вроде и солнце ярче заблистало, и в лесу веселее стало, птички звонче запели. Все не так и плохо. И, если, сейчас не допускать никаких плохих мыслей о Мелеше, то жизнь почти прекрасна.
-А пойдем – ка мы к Глафире. Там нас, наверное, уже потеряли?- сказала я. Лука собрав остатки еды, чтобы не оставлять после себя грязь в лесу, снял меня с сосны и мы двинулись в обратный путь.

У Глафиры уже был готов обед. Ольга Михайловна с Павлом Ильичем тоже были там. Ольга Михайловна, увидев меня с Лукой, слегка поджала губы, но вслух ничего не сказала. Павел Ильич, наоборот, увидев нас с Лукой, обрадовался, сказав, что Лука молодец, что выводит меня на прогулку, а то городским воздухом, отравленным парами бензина и дышать – то вредно, а здесь, после прогулки, у меня румянец на щеках появился. И он, лично, Павел Ильич, ждет – не дождется, когда Лука меня к ним перевезет. Он даже в щеку меня поцеловал, сказав, что очень, очень рад меня видеть, но видеть он меня хочет каждый день, а не от случая к случаю. Мы с Лукой вроде и поели в лесу, но от Глафириных запахов, мне сразу захотелось есть, и, странно, что эти запахи меня совсем не раздражали, а, наоборот, появился зверский аппетит. За столом я съела целую тарелку борща, еще отварную картошку с маринованными грибами. Грибов я съела, наверное, целую банку, Лука не успевал мне их подкладывать на тарелку. Он, действительно, очень вкусные грибы делает – в меру уксуса и масла. Вкуснота такая, что я еще бы банку съела, но уже было просто неудобно. Лука, смеясь, сказал мне потихоньку на ухо, что это не я, а ребенок грибы требует. Если он так будет требовать, то я точно стану кубышкой, как и говорил Мелешка.
Наконец – то Лука перевез меня в комнату Мелеши, я поменяла паспорт, стала Дорягиной, прописалась и сейчас являюсь полноправной жиличкой этой квартиры. Лука на вечернее отделение будет переводиться с сентября. Этот курс он закончит заочником. Мама моя, как чувствовала, прислала мне запрос на практику через Симферопольское РОНО к нам в детский сад, в Старый Крым. Так, что до середины сентября я буду с родителями. Сейчас с Лукой усиленно готовимся к сессии. До одиннадцати часов вечера в моей комнате я штудирую конспекты, а Лука за чертежной доской на ватмане готовит свои чертежи. Мелешина чертежная доска, как стояла с незаконченным чертежом у окна, так и стоит. Я Луке даже ластик Мелешин запрещаю трогать. Пусть все будет так, как оставил Мелеша. А то он объявится, а я в комнате уже похозяйничала. В одиннадцать вечера Лука уходит в комнату к Алевтине Ивановне, а я укладываюсь спать. Обе двери в комнаты на ночь оставляем открытыми, мне так спокойнее. У меня в гостях побывали почти все девочки из общежития. Ольга Михайловна даже сама поила их чаем. Лука из деревни привез соленья, варенья, маринады. Так, что для девчонок я каждый раз открываю новую баночку с вареньем. У Луки так много заготовок, что, я думаю, Глафира не зря называла его хозяйственным мужичком. Судя по заготовкам, он вполне оправдывает это звание. Сейчас Лука пристает ко мне с постановкой на учет в женской консультации. Упираюсь всеми силами – мне к сессии готовиться надо, а не по врачам бегать. Но Лука настаивает, он говорит, что пока я приеду с практики, будет уже пять месяцев беременности. Это большой срок, а я должна беречь себя и ребенка. Как мать должна заботиться, чтобы он родился здоровеньким. Мне порой кажется, лучше бы у его мамы была другая профессия, а не ветеринар – зоотехник, а Луке, действительно, не на строителя надо было учиться, а на медика – там он был бы на своем месте. Настойчивости Луки можно только позавидовать. Он отпросился с работы. Сам пошел в женскую консультацию к восьми утра, чтобы взять мне номерок к врачу. Когда я рассказала об этом Зине, она сказала: « До чего же золотой парень, не зря он рыжий. Его ничем нельзя смутить. Этот не только бусики и блузочку сможет купить, но и нижнее белье, раз эти вещи необходимы, значит, никаких смущений и ограничений в их приобретении нет. Мне его отношение к жизни все больше и больше начинает нравиться. С таким нигде не пропадешь. Он хоть сам – то к врачу вместе с тобой в кабинет не пошел?». А, когда Зина узнала, что он при моем нежелании посещения врача, действительно припугнул меня совместным походом в кабинет на прием, то была просто в восторге: « Сашка, тебя только таким способом можно заставить что – либо сделать. Какой он к тебе хороший подход нашел. Просто умничка. На такого молиться надо, а не ворчать на него. Повезло тебе в жизни с хорошими людьми».
Павел Ильич в профкоме достал для Сени Сажина путевки в пионерский лагерь в Сиверскую на все лето, на все три смены. Он сам заказал переговоры с его родителями. О чем они говорили, он умалчивает, но результат на лицо – Сеня в Сиверской в пионерском лагере. В воскресенье с Лукой поехали его навестить. С Варшавского вокзала до Сиверской ехать чуть больше часа. В Сиверской прямо на платформе полная пожилая женщина продавала пирожки. Мне сейчас постоянно хочется есть. Лука, как увидел мою реакцию и мои глаза на эти пирожки, сразу купил десять штук. А они громадные, чуть не с лапоть, но вкусные… с руками бы съела. Правда осилила я только три штуки. Лука, аж отвернулся, чтобы не рассмеяться, как я их в себя заталкивала. Но, я осталась очень довольна. Правда, тетка немного настроение испортила, сказав, обращаясь к Луке: « Вашей молодице сейчас за двоих кушать надо. Когда маленького ждете?». « Зимой появится» — ответил Лука. Я, когда съела пирожки, высказала Луке все, что я о нем и об этой тетке думаю и, что я совсем не его молодица. На что он спокойно ответил: « Пока не моя. Ну и что? Ты собираешься каждому объяснять, что я друг твоего мужа и все прочее, прочее, прочее… Тетка ведь не со злобой, а с добрым чувством это сказала. А ты сразу в штыки. Я понимаю, ты беременная, нервная. Но относись к людям по – человечески. Тебе же никто зла не желает. Все по – доброму. А на добро – надо отвечать добром». После этих слов Луки мне стало неудобно. Я искоса посмотрела на Луку, сморщила нос, как бы извиняясь. Он улыбнулся, взял меня за руку, и мы пошли в лагерь. Какая живописная местность эта Сиверская, не зря ее называют русской Швейцарией. Идя к лагерю, по мосту пересекли реку Оредеж с красными обрывистыми берегами. Солнечные лучи занимающегося дня, отражаясь от воды, красиво с переливом поблескивают на песчанике. По берегам реки растут высокие деревья с преобладанием хвойных пород. Воздух – просто чудо. А вот и лагерь. Лука попросил пробегавшего мимо мальчишку позвать Сеню Сажина из второго отряда. Стоя у ворот, я любовалась чудесным пейзажем. Впечатление такое, что лагерь просто раскинулся в лесу. Красота… Я и не заметила, что с боковой дорожки прямо на меня со всех ног несется Сеня. Хорошо Лука успел его перехватить, иначе он, наверное, сбил бы меня с ног. Радость от встречи невозможно описать. Я его даже сначала не узнала, так он вытянулся за этот год. И из застенчивого маленького мальчика начал превращаться в стройного юношу. Уладив все вопросы с вожатыми, мы до обеда пошли гулять по берегу Оредежа. На крутом берегу, присев на скамейку, накормили Сеню теткиными пирожками, пока они еще не остыли. Аппетит у него хороший – он съел пять штук, два оставил доедать Луке. Сидя на скамейке и болтая ногами, я, сверху смотрела, как ребята под предлогом мытья рук после еды, плещутся в воде, брызгая друг на друга, а игра солнца с водой бликует на песчанике. В Сиверской с ее холмистой местностью очень много огромных камней – валунов. Впечатление такое, что какие – то великаны играли « в камешки», да так и оставили их разбросанными. Когда я сказала об этом ребятам, то Сеня ответил: « Они здесь еще с ледникового периода, как ледник шел, так и остались. Нам вожатые рассказывали. А у нас на дне одного из оврагов на территории лагеря есть огромный камень – валун. Его еще называют Лунный камень. Ему даже местный поэт Юрий Дементьев стих посвятил, — и он продекламировал, — «Называют странно Лунный камень, Что же он с Луны упал? Грузно лег в сыром овраге этот древний великан…», и продолжил, — Здесь совсем нет ни комаров, ни мошек, и болот тоже нет». Нагулявшись по берегу, надышавшись хвойным воздухом, насмотревшись на ласковое течение реки, мы пошли провожать Сеню в лагерь. На прощанье Сеня поцеловал меня в щеку и произнес: «Как здорово, что вы есть, что вы приехали и какой у вас замечательный муж, Александра Филипповна».
— Чем же он такой замечательный? Тем, что рыжий? – решила я подколоть Луку.
— Он добрый и очень вас любит, — услышала в ответ. У меня слов не было. Отправив Сеню с гостинцами – конфетами, пряниками и печеньем – в лагерь, мы потихоньку пошли на станцию. Тетка на платформе торговала новой партией пирожков. Лука тоже решил немножко подшутить надо мной: «Еще пирожков хочешь?». Я, аж зубами заскрипела вместо ответа.

Дома нас ждали гости – Марина Усова с бабушкой. Они пили чай в комнате Алевтины Ивановны. Марина, как всегда, не расстающаяся с альбомом, делала зарисовки. А женщины, видимо, нашли общую тему для разговора. Увидев меня, Марина, встав с кресла, отложив альбом, перекинув косу за спину, пошла мне на встречу:
-Александра Филипповна, как я рада. Здравствуйте. Мы с бабушкой зашли к Зинаиде Кондратьевне в общежитие, она нам дала ваш новый адрес. Извините, что без приглашения, но очень хотелось вас повидать.
-Пойдемте в Сашину комнату. Там и побеседуете, — сразу предложил Лука, — А я вам еще чайку согрею.
Марина, следом за мной, прошла в комнату Мелеши. С порога, осмотрев комнату внимательным взглядом, она прошла и села на диван. Лука вкатил в комнату маленький столик с чашками и чайником.
-Я вам не помешаю? — спросил он.
-Нет, ну, что, вы. Мы с бабушкой пришли, чтобы немного пообщаться с Александрой Филипповной. Ее друзья – наши друзья. Марина, — представилась она, протянув руку Луке.
— Лука, — пожимая руку Марине, сказал он.
-Редкое имя, как у евангелиста, — промолвила Марина и, уже обращаясь ко мне, продолжила, — Мне бы вам, Александра Филипповна, хотелось подарок сделать. Но для этого я на пару дней должна забрать у вас медальон. Как вам такое предложение?
С тех пор, как Мелеша, перед Новым годом надел мне этот медальон на шею, я с ним не расставалась. Услышав столь необычную просьбу, я, подняв руку, судорожно сжала его. В голове промелькнула мысль: «Нет», расстаться с частью Мелеши, даже на несколько дней, я не хотела. Видимо это было написано у меня на лице, потому что Лука, нежно снимая мою руку с медальона, сказал: «Конечно, Марина, Сашенька предоставит вам эту столь дорогую для нее вещицу, но не более, чем на пару дней, — и, обращаясь ко мне, спросил, — Так ведь, Сашенька?». Я, молча, сглотнув слюну, кивнула.
-Мы к знакомым приехали. Ленинград посмотреть, зайти в Мухинку, по музеям походить. Мне еще год учиться осталось. Надо определяться с профессией. А вас не навестить, я просто не смогла. Что – то меня притягивает к вам. Бабушка говорит – родственные души. Я очень люблю свою бабушку и доверяю ей, — говорила Марина. А я, глядя на эту шестнадцатилетнюю девушку, думала: «Какое же у нас растет рассудительное поколение. Как по – взрослому они относятся к жизни. Страна сильна своими людьми, а такое новое поколение – мощная опора для страны». После ухода Марины с бабушкой, я спросила у Алевтины Ивановны, понравилась ли ей Марина и хорошо бы, чтобы такая девушка была бы у Луки. Алевтина Ивановна, одарив меня взглядом медузы Горгоны, ответила: « Зачем ему какие – то чужие девушки, когда у него есть своя? Он ее любит, готов горы для нее свернуть. Сразу скажу – не подарок девушка, но сердцу не прикажешь. Лишь бы счастливы были». Вот опять — Мелеша говорил про какую – то девушку, Алевтина Ивановна про то же, у Луки я спрашивала – он не отрицает. Все знают и говорят про девушку Луки. Только я одна в неведении. Что это такое? Непорядок. Пока Лука с Павлом Ильичем на кухне курят, надо все выяснить. Пошла на кухню. Кроме мужчин на кухне была Дарья, которая готовила ужин. Увидев мой воинственный вид, мужчины разулыбались:
-С чем пожаловала, красавица? Какие разборки устраивать будешь?
-Разборки, разборки… С рыжим с этим начистоту хочу поговорить. Все знают, что у Луки есть девушка, — Дашка с удивлением оглянулась на меня. Я, не обращая внимания на ее взгляд, продолжила, — Вот вы, Павел Ильич, знаете? — Усмехнувшись, он кивнул, — Знаете… Алевтина Ивановна – знает. Мелешка мне о ней говорил, — опять Дашка бросила на меня заинтересованный взгляд, — Одна я ничего не знаю. Еще друг называется. Вот, как его можно после этого назвать?
-Женихом, — повернулась от плиты Дарья ко мне лицом.
— А невеста – то где? Или, правильнее, кто? – не отступала я.
-Сашенька, — мягко произнес Павел Ильич, — Всему свое время. Мелеша тебе имя девушки не сказал? Не сказал. Лука не говорит. Я не скажу. Алевтина Ивановна то же. Вот на будущий год, летом он женится, все узнаешь. Только у Ольги Михайловны про девушку Луки не спрашивай, — почему – то предупредил он меня.
-Потому – что она Луку не любит? – спросила я.
-Потому – что она сына своего, Мелешку, любит, — с раздражением проговорила Дарья, — вопросы еще есть?
-Так на свадьбу – то хоть пригласишь? – спросила я у красного, как рак Луки.
-Ну, какая же без тебя свадьба? – осипшим голосом пробормотал Лука, — Без тебя никакой свадьбы не будет.
Гордо развернувшись, я пошла из кухни. Не успев закрыть дверь, услышала Дашкин голос: « Она, что, ни о чем не догадывается и ничего не знает?».
-Дашка, я тебе голову откручу вместе с языком, если еще хоть слово скажешь, — простонал Лука.
-Если он по доброте душевной, тебе ее не до конца открутит, я тебе ее окончательно, без всякого восстановления откручу, — продолжил Павел Ильич. О чем я должна догадываться и, что знать? Ничего непонятно.
Вечером я устроила Луке концерт из-за медальона, обвинив его во всех смертных грехах. Я кричала так, что даже Алевтина Ивановна пришла из своей комнаты и с раздражением сказала:
-Не будь ты беременная, я бы тебя выпорола хорошенько, мерзавка ты этакая.
Лука ласково выпроводил ее из комнаты, закрыл дверь, сказав, что мы сами во всем разберемся, а оскорблять меня не надо. Потом усадил меня на диван, сел рядом, обнял и прошептал:
-Сашенька, давай не будем ругаться, а дождемся подарка Марины. Ведь тебе же интересно, что она тебе подарит? Правда, интересно?
-Правда, — успокаиваясь, буркнула я.
-Вот и ладненько. А сейчас ты ляжешь спать. На подушку уложишь Катю. Тебе будут сниться самые хорошие сны.
-Мелешка мне снится постоянно. Я уже спать не могу. Глаза закрывать боюсь. Плохо ему. Он из какого – то лабиринта выбраться не может, — захлюпав носом, сказала я.
-Не бойся. Я с тобой всю ночь сидеть буду. Возьмешь меня за руку, я буду рассказывать тебе добрые сказки. Я всегда буду рядом, родная, поэтому спи спокойно …
Через два дня вечером пришла Марина с обещанным подарком. Она о чем – то тихо поговорила с Лукой. После чего я была выпровожена из комнаты в кухню под предлогом, что Марине в комнате необходимо подготовить сюрприз. Спустя пару минут, за мной на кухню с медальоном в руке пришел Лука. Попросив разрешения одеть его мне, он, застегивая цепочку, как бы невзначай, словно целуя, нежно коснулся губами шеи. Я сделала вид, что ничего не заметила. В комнату Мелеши вместе со мной были приглашены Ольга Михайловна с Павлом Ильичем. Перед дверью Лука попросил меня закрыть глаза. В комнате, когда Марина разрешила мне их открыть, я увидела перед собой на диване в рамках три наших с Мелешей свадебных портрета. Они были выполнены простым карандашом, но смотрелись намного лучше черно- белых фотографий. Я была просто поражена – сколько оттенков в умелых руках имеет обычный простой карандаш. На первом портрете серьезный торжественный Мелеша был в черном костюме с галстуком. На мне была прозрачная коротенькая воздушная фата, белое свадебное платье, наши глаза искрились счастьем. На втором – улыбающийся уголками губ Мелеша был без галстука с расстегнутой верхней пуговкой рубашки, у меня на губах тоже играла легкая улыбка. На третьем – мы с Мелешей были изображены в пол оборота с любовью смотрящие друг на друга, мою фату, словно слегка колыхало ветром. Портреты были выполнены настолько реалистично, что я, даже засомневалась, а не фотографии ли это. Но фотографий быть не могло – у нас не было свадьбы. А в ушах у меня словно звучало предсказание Пушкина: «Свадьбы не будет, а фотографии будут… Так не бывает… Так будет…». У меня из глаз ручьем хлынули слезы. Рядом раздался протяжный стон Ольги Михайловны, она пыталась зажать рот руками, чтобы заглушить крик боли. Очень тяжелый подарок приготовила нам Марина. Павел Ильич, схватив первый портрет, так сильно прижал его к груди, мне показалось, что сейчас в его руках сломается рамка и посыпятся осколки стекла. Лука, обхватив меня со спины, крепко прижал к себе. Марина стояла рядом, опустив голову, покусывала кончик косы. Павел Ильич, одной рукой обняв Ольгу Михайловну за плечи, другой, прижимая к груди портрет, медленно повел ее к двери. В комнате даже воздух звенел от напряжения. Резко развернувшись лицом к Луке я, продолжая плакать, услышала: « Александра Филипповна, мне необходимо было сделать вам этот подарок. Я понимаю вашу боль. Но, иногда, необходимо преодолеть боль, чтобы потом наступило успокоение».
-Мариночка, мы тебе очень благодарны, — сказал Лука, — А сейчас попроси, пожалуйста, Алевтину Ивановну поставить чайник.
Портрет, где мы с Мелешей с любовью смотрим друг на друга, Лука повесил у меня в комнате. Другой я решила отвезти моим родителям в Старый Крым. Первый оставили у себя Павел Ильич и Ольга Михайловна.
Вот и позади еще один учебный год. Я уже третьекурсница. Павел Ильич достал мне билет в Симферополь на поезд, на восьмое июля в купе на верхнюю полку, как я и просила — верхнюю, чтобы иметь возможность спокойно выспаться в пути. Подозреваю, что число, он согласовал с Лукой, чтобы я могла побывать в деревне на празднике Ивана Купала. Седьмого июля праздник Ивана Купала. Лука на два дня отпросился с работы, чтобы шестого после работы поехать вместе со мной в деревню на самую волшебную летнюю ночь. Приехав в деревню, мы сразу пошли к Глафире. В дом Мелеши и его родителей — дом первой моей любви — я теперь, после нашего « знакомства» с его родителями, вообще не захожу, даже, если там находятся Павел Ильич и Ольга Михайловна, хотя они постоянно приглашают меня в гости. Находиться в гостях в доме, который я считала своим – это выше моих сил. Я знаю, что даже Лука, который очень много может своей нежностью и лаской заставить меня сделать, не сможет заставить меня переступить порог этого дома. Только с Мелешей я смогла бы туда зайти. На деревню опускался тихий вечер. Сама природа словно хотела отдохнуть после трудового дня. В отдалении слышался стук топора. Негромко перелаивались собаки. Смеркалось. Глафира с радостью, как родных, встретила нас. Лука побежал к себе домой за обещанной мне сорочкой и своей косовороткой. Мое желание сходить вместе с ним пресекла Глафира, сказав:
— Он парень холостой. Не правильно истолковать могут. Сплетни пойдут. Нельзя тебе сейчас с ним в уединении быть. Время все расставит по своим местам.
Изумительно красивая расшитая сорочка мамы Луки с рукавами в три четверти доходила мне до середины колена. Глафира, увидев меня в ней, сказала, что мне к этой сорочке даже никакой юбки не надо. Для молодой женщины в столь волшебную ночь я буду выглядеть завораживающе. Лука атласной желтой лентой перевязал мои отросшие волосы – он запретил мне их подстригать, заявив, что при существующем поверье, беременная женщина до рождения ребенка не вправе стричь волосы. Завязав мне лентой волосы, Лука покрутил меня перед собой, улыбаясь, предъявил Глафире. Она, с удовольствием оглядев меня, отправила к зеркалу, чтобы я сама смогла на себя полюбоваться. Крутясь перед зеркалом, я чувствовала необычайный душевный подъем, все казалось чудесным и прекрасным. Лука в расшитой косоворотке подпоясанный шелковым шнуровым поясом с кистями был просто замечателен. Но к празднику, как мне пояснил Лука, мы были еще не совсем готовы, необходимо было сплести мне венок. Втроем, вместе с Глафирой, которая собралась за травами, мы отправились на опушку леса. По пояснениям Глафиры, сегодняшняя волшебная ночь обладает свойством придавать травам исключительные целебные и магические силы. Лука из папоротника, лопуха, крапивы, цветов иван да марьи, веточек березы и дуба сам сплел мне громадный венок. Надев его мне на голову, он сказал, что я похожа на лесную нимфу — дриаду. И мы отправились на праздник. На берегу реки уже собралась почти вся деревенская молодежь. Ребята разожгли громадный костер, вокруг которого будут плясать, и водить хоровод. Недалеко от костра расстелили большую льняную скатерть – самобранку, уставленную всевозможными продуктами, из магазина прикатили небольшой бочонок пива. Самобранку, как мне пояснил Лука, собирали всем селом. Каждый из присутствующих внес свою лепту. Он заранее отдал Зое яйца, зелень с огорода, молодые огурцы, закатки. На пиво, конфеты, печенье и пряники сбросились. Девчата принесли Луке балалайку. Ребята заготовили березовые и дубовые веники – обереги. Были также веники из крапивы, зверобоя, полыни. У каждой девушки был венок. На потемневшем небе появился месяц и россыпь звезд. Девчата, взявшись за руки, с песнями закружились вокруг костра. Блики костра освещали молодые, веселые, задорные лица. Хоровод сменил ручеек. В пляс вместе с девушками пустились ребята. Вокруг Луки, игравшем на балалайке, собрались песенники. Потом устроили догонялки с прыганьем через костер. Большинство прыгали попарно, взявшись за руки. Лука пояснил мне, что если девушка прыгает с парнем через костер и при этом они не разжимают руки, то, скорее всего, надо ждать свадьбу. Я на этом празднике была просто наблюдателем – петь я не умею, танцевать с таким задором тоже, но мне было очень интересно и весело. Правда, я попыталась запретить Луке прыгать через костер – поскольку, в моем понятии, это выглядело слегка жутковато. Пламя костра то слегка затихало, то вспыхивало в самое небо, а молодежь, словно не испытывая никакого страха, просто летала через костер. Что испытывали они – я не знаю, но мне, глядя на эти прыжки, было страшно. Я даже попыталась увести Луку с праздника – от греха подальше, но он сказал, что в сегодняшнюю ночь спать нельзя и, если у меня есть желание поискать цветущий папоротник, мы можем с ним сходить в лес. Желания идти в темный лес у меня не было. Пришлось остаться у реки. Лука, улучив момент, когда девчата вовлекли меня в хоровод, все – таки прыгнул через костер, заставив меня зажмуриться от страха. Из – за этого прыжка пришлось с ним немножко поцапаться, но девчата, дабы предотвратить конфликт, повели меня к реке пускать венки по воде. Ночь пролетела мгновенно. Небо побледнело, первые лучи солнца осветили реку, началось всеобщее купание. Лука, сняв с меня венок – по реке я его не пустила, взяв березовый веник, повел меня в воду. Одежду мы не снимали. От прохладной воды слегка даже зашлось сердце. Потом, попривыкнув, стало приятно. В воду Лука завел меня по грудь, слегка побрызгал веником, а затем, набирая полные ладони воды, стал поливать на голову. При этом он что – то нараспев говорил, но я, то ли от усталости, что не спала всю ночь, то ли завороженная его действиями, ничего не слышала. Я словно отключилась. В реке было полно плескающейся молодежи — для меня время словно остановилось – были только я и Лука. Лучи восходящего солнца освещали его шевелюру, рыжие волосы его словно светились изнутри, я же видела только его небесного цвета голубые глаза и шевелящиеся губы – слов я не слышала. Вообще никаких звуков для меня не существовало, будто бы в воде были только мы вдвоем.

К Глафире мы прибежали мокрые и уставшие. Быстро переодевшись в сухое, рухнули спать. Я на кровати, Лука на раскладушке. Проснулась от дневного кошмара. Снилась прозрачно – хрустальная вода, в которой по пояс стояли мы с Лукой друг против друга абсолютно нагие. Легкий ветер колыхал мои волосы, Лука протянул ко мне руки и…, я проснулась вся в поту с колотящимся сердцем. Осторожно, чтобы не разбудить Луку, вылезла из — под одеяла, посмотрела на его безмятежно – сонное лицо, сняла с кровати свое одеяло и укрыла им Луку. На кухне у Глафиры уже почти был готов обед. Посмотрев на меня, она усмехнулась: « Что, кошмары снились? Или убегала от кого- то во сне?».
-Хуже, — ответила я, — В первый раз приснился не Мелеша, а Лука, да еще и в обнаженном виде. Мы с ним в воде стояли.
-Вода – то, хоть чистая была? – занимаясь своими делами, спросила Глафира.
-Прозрачная.
-Тогда – все хорошо. Чистая вода – это хорошо, — спокойно произнесла Глафира.
-А-а-а…?
-Ты ему еще и не в таком виде снишься, — и, видя мое смущение, пояснила, — Дело молодое. А сны?.. На то они и сны. Не бери в голову. Главное, кошмары, может, перестанут сниться. Дай – то, Бог.
Когда на кухню вышел Лука, я уже умытая сидела за столом и с подковыкой спросила: « Тебе снилось что — нибудь?»
-Не помню…
-А Глафира говорит, что я тебе снюсь и не всегда одетая, — елейным голосом пропела я. Покрасневший Лука пробормотал: « Не повторяй глупостей, — и, сразу переведя разговор, спросил,- Это ты меня своим одеялом укрыла?»
-Мне показалось, что тебе холодно, — теперь уже смутилась я.
-Спасибо, — улыбнулся Лука.
Посмотрев на часы, Лука заторопился, сказав, что нам срочно надо бежать к Вере, она нас давно уже ждет. Пришлось, выпив по кружке молока с белым хлебом, спешить к Вере. По дороге Лука зашел в магазин, пояснив, что у Веры две дочки – погодки и с пустыми руками к детям не ходят, купил шоколадки. Две девочки, лет четырех – пяти, повисли у Луки на шее.
-Балуешь ты их, — улыбаясь, выходя из комнаты, сказала полноватая, приятная, черноглазая женщина лет тридцати, — Привел свою красавицу. Сашенька быстренько проходи, раздевайся, а то работы у меня еще много – все к завтрешнему утру надо сделать – ты же завтра вечером уезжаешь.
Я в недоумении оглянулась на Луку.
-Сашенька, Верочка портниха. Она тебе платьички летние сошьет с учетом животика, чтобы ты красивая и нарядная была, — пояснил Лука.
Когда мы вышли от Веры, я накинулась на Луку – мог хотя бы предупредить. Глафира, в свое время, о свадебном платье, чтобы я шила его только у Веры говорила, а этот вообще ни слова не сказал. Лука пояснил, что хотел сделать мне сюрприз, но получилось – как всегда…. И, потом, мне очень неудобно принимать от Луки подарки – я ему – никто. Просто жена друга. Зачем он вообще со мной возится?
-Сашенька, ты можешь себе представить, что у меня на этом свете никого – никого нет вообще? Глафира и Алевтина не в счет – я для них просто, как сын или внук. Они тоже очень одинокие. Им просто хочется видеть рядом родную душу, видимо, поэтому Глафира так хорошо относится к нам с Мелешкой. К тебе она, как к Мелешкиной жене душой прикипела, любит тебя, хотя говорит, что ты далеко не подарок, — увидев мою реакцию на эти слова, продолжил, — Не возмущайся – это, действительно, так. Ты, в общем – то хорошая, добрая, но такая нерешительная – я вообще изумляюсь, как тебя Мелешка сумел в постель затащить. С таким характером до старости в старых девах проходить можно. Хорошо, хоть еще ваши отношения успел оформить, правда, обманом, но — неважно. Главное – ты законная жена. А у меня просто никого нет… Когда мне хорошо или плохо, я иду к маме на кладбище, беседую с ней, мне становится легче…
-Так, ты, поэтому называешь меня «родная»? — тихо спросила я.
-Если тебе это неприятно – я не буду тебя так называть, — отозвался Лука, — Мне бывает так одиноко, что просто волком выть хочется. Я, иногда по полночи могу у калитки стоять, курить и на звезды смотреть. А в душе такая пустота, что словами не передать. Я даже ночью у мамы на кладбище бываю – больше мне поделиться не с кем.
-Послушай, — предложила я, — Давай мы сейчас с тобой сходим к твоей маме? Ведь это же не так далеко?
-Если, хочешь – пойдем, родная, — обнимая меня за плечи, сказал Лука.