Колечко - талисман 9

На деревенском кладбище могилка мамы Луки выделялась своей ухоженностью. Обнесена она была невысокой металлической оградкой, окрашенной серебрянкой. Металлический крестик, раковина. На крестике с эмалированной фотографии на меня смотрела молодая миловидная женщина. В раковинке росли львиный зев различной окраски, анютины глазки, маргаритки. Я села на скамеечку за деревянный столик окрашенные в голубой цвет. Лука подошел к могилке, нежно погладил фотографию мамы и сказал: « Здравствуй, мама. Мы к тебе с Сашенькой в гости пришли. Она захотела с тобой познакомиться. У меня все хорошо… Сессию сдал… Сашенька завтра, больше, чем на два месяца, уезжает к своим, в Старый Крым. Дома все нормально… За курами, Диком и Чернышом Глафира приглядывает. У меня в парнике свежие огурцы пошли… Скоро на зиму заготовки делать буду. Сейчас надо рассчитывать, что Сашенька тоже огурчики любит, с учетом ее аппетита все делать надо. Завтра Верочка ей платьица пошьет и будет она нарядная, при нарядная. Ты всегда говорила, что если бы папа был жив, у вас обязательно была еще девочка и ты бы ее наряжала, как куколку. Вот и я хочу, чтобы Саша была, как куколка. Ночью мы на празднике были… Я через костер прыгнул… Сашеньке сейчас нельзя прыгать. А так, может быть, вместе бы прыгнули. Она в твоей нарядной сорочке была… Я ей ее подарил. Вот и нашлась женщина для сорочки. Одобряешь? А на заре мы в реке плескались, чтоб все невзгоды и горести смыть…
Видя такое общение Луки с мамой, у меня на глазах стояли слезы, в горле — ком. Я боялась, что не сдержусь и расплачусь. Прикрыв глаза рукой, я глухо произнесла: « У вас очень хороший, добрый, ласковый сын. Вы воспитали замечательного человека». Затем, слегка успокоившись, сняла руку с глаз и посмотрела на фотографию. Возможно, мне это показалось, но у меня было впечатление, что мама Луки улыбается.

Утром мы пошли к Вере. На этот раз Лука купил девочкам кулек пряников. Вера сшила мне два летних платья и сарафан. Она меня наряжала, а я выходила в другую комнату к Луке для одобрения. Вера оказалась, действительно, замечательной портнихой. Летние платья из ситца были просто замечательны. Одно с ярко красными маками Вера сшила с тройными крылышками и тройным воланом по низу. Другое в синих васильках было с рукавчиками – фонариком и рюшами. Оба платья были слегка присборены под грудью с учетом изменения моей фигуры в дальнейшем. В первом платье Лука сравнил меня с порхающей бабочкой. Во втором – с распускающимся цветком. Сарафан с лифом на кокетке и большими накладными карманами Вера пошила из тонкой шерсти стального цвета. Лука сказал, что сарафан с любой блузочкой или кофточкой, я смогу носить в институт до самых родов. Денег за шитье Вера с Луки не взяла, сказав, что хоть у меня и не было свадьбы, но это можно считать ее свадебным подарком.
На поезд меня провожали Лука и Павел Ильич. Занесли в купе чемодан и авоськи с продуктами. Продуктов в дорогу Лука мне наготовил больше, чем в свое время, мама Зины. Отнекиваться было совершенно бесполезно: « Ты беременная. Кушать тебе надо за двоих. Попутчиков угостишь, что не съешь – домой отвезешь». До отхода поезда мы стояли на платформе. Мужчины курили. А мне, почему – то стало очень, очень грустно. Так рвалась домой, увидеть родителей, а, сейчас, уезжать не хочется, как – будто какую – то частицу себя здесь оставляю. Лука, видимо, почувствовав мое состояние, погладил меня по щеке, слегка прижал к себе: « Не раскисай, солнышко. Улыбнись. Два месяца быстро пролетят. Я тебе буду писать, переговоры закажу. Все будет хорошо». Павел Ильич просил, чтобы я не обижалась на Ольгу Михайловну. Просто я пока еще не все понимаю, она добрая, хорошая, но сейчас ей очень тяжело. Время лечит. Появится маленький – она успокоится. Поцеловал меня в щеку, сунул в карман денежку. Как не отнекивалась, что деньги у меня есть, Лука тоже дал, что еду к родителям – никакого результата. « Ты наша дочка, мать нашего будущего внука или внучки. Никаких возражений даже слушать не хочу и т. п». Пришлось взять. Лука давал мне последние наказы – на солнце постараться бывать, как можно меньше, ни в коем случае не загорать, больше спать и отдыхать, всегда помнить, что я теперь не одна, помнить о ребенке. Мне была приятна его забота, и я все никак не могла расстаться с Лукой. Теперь уже я в него вцепилась и не хотела отпускать. Он нежно оторвал меня от себя, поцеловал в нос, щеку и отправил в купе. Поезд плавно тронулся, они немного прошли за вагоном, маша мне на прощанье. Поезд набрал ход, платформа скрылась из вида. Слегка в расстроенных чувствах, я забралась на верхнюю полку.
-Это тебя что ж муж со свекром провожали? Сынок, видимо в маму пошел – рыженький, — сказала пожилая попутчица с нижней полки.
— В папу, но он в первые месяцы войны погиб, — нехотя, ответила я. В свое время Мелеша, а потом и Лука, учили меня, что нет смысла объяснять случайным людям ситуацию, которая их совершенно не касается, тем более, что вряд ли когда – нибудь наши пути пересекутся, а выкладывать душу просто ради беседы, которая тебе не нужна – бессмысленно. Объяснять всем, что Лука мне не муж, а друг мужа, мне никому не хотелось. Да и зачем? После такого ответа, мне с расспросами в купе никто не надоедал. Почти двое суток я провела на своей полке. Зато выспалась. В Симферополе меня встречал папа. Дома — мама и Жучок, Муська, где – то гуляла. Жучок совсем постарел, бодрости в нем уже не было, но хвостом при встрече повилял изрядно. Сразу видно, что он рад меня видеть. Мне же больно было видеть, как стремительно он стареет. Так тяжело кого – либо терять. А собачий век не так уж и долог. А я так теперь боюсь потерь. Разбирая чемодан в своей комнате, вспомнила, что с сессией и своим подавленным состоянием совсем забыла купить подарки родителям. Расстроилась. Медленно, доставая и развешивая на плечики вещи, на дне чемодана обнаружила сувенирную деревянную пивную кружку с гравировкой – « Папе от Саши» и духи «Красная Москва» — мамины любимые. Сразу подумала, что это весточка от Луки, он никогда ни о чем не забывает. Молодец. Родители остались довольны подарками. А мне было просто приятно. Вот я и дома, а на душе неспокойно. Вроде все хорошо, но так тоскливо. Сейчас, я думаю, что, наверное, правы были Лука с Павлом Ильичем, что доставили мне возможность побывать на празднике Ивана Купала – я хоть немного развеялась. Здесь мне не с кем поговорить о Мелеше. Родителям я не хочу ничего рассказывать – зачем их лишний раз расстраивать? Но и они, на удивление, никаких вопросов не задавали, ни о чем не расспрашивали. Странно. При мамином любопытстве — знать все обо мне, такое невнимание с ее стороны просто настораживало. Вечером посидела на скамеечке возле дома, полюбовалась звездным небом, послушала стрекот цикад, а на душе пустота. В дом идти совсем не хочется. Спать тоже боюсь ложиться — какие сны меня будут посещать? Я так привыкла спать при открытой двери, что Лука в любой момент, если мне плохо, сразу приходил меня успокоить, что сейчас просто оттягивала время сна. Пошла в сад, прижалась лбом к шершавому стволу старой яблони и заплакала. Хорошо, что участок большой, и никто меня не видит. На крыльце появился огонек папиросы – папа вышел покурить перед сном.
-Малыш, ты где? – вглядываясь в темноту, позвал он меня. Я, вытерев слезы, медленно пошла в дом. Мама сидела с вязанием и вязала… пинеточки. Увидев меня, она смутилась и попыталась спрятать вязание. А на мой изумленный взгляд, попыталась объяснить, что вязание — на продажу. За всю мою сознательную жизнь, мама никогда ничего не вязала для рынка, а тут – пинетки… Пришлось пристать к родителям с объяснениями. Только, где надо было поставить плюс, я поставила минус и подумала, что мама сама беременна и ждет позднего ребенка. Пришлось папе объяснить мне, он прямо так и сказал, что я вынудила их с объяснениями, это Лука им звонил и пояснил всю ситуацию и с Мелешей и с моей беременностью. Сказала родителям, что все Луке, что думаю о его вмешательстве в мою жизнь, напишу в письме. Оказалось, что никаких писем писать не надо, поскольку Лука на завтра на вечер заказал переговоры и я смогу сказать ему все лично без всяких писем. Немного успокоилась – «выпустила пар» и пошла спать. Ночью опять снился Мелеша, но теперь, Лука его заслонял, как бы вытесняя из моего сна, он, словно оберегал меня, а в завершении сна крепко поцеловал в губы. Я проснулась с дрожью в теле и ощущением поцелуя на губах. Если такие сны будут сниться постоянно, то ночью никакого отдыха не будет. И, почему опять Лука снится? Надо будет на переговорах ему все это рассказать. Вечером всей семьей пошли на почту на переговоры. Я попросила родителей, чтобы вначале в кабинку зашла я и поговорила с Лукой « без лишних ушей», а, потом, если захотят, то и они смогут поговорить с ним. Папа просто пожал плечами, а мама прямо рвалась для разговора с Лукой. Что у нее общего и такое срочное для разговора с малознакомым парнем?
-Ленинград. Пройдите в кабинку номер два, — сказала девушка телефонистка. Я рванула в кабинку.
-Але…, але… Сашенька, как я рад тебя слышать. Как ты, родная?- услышала я в трубке голос Луки.
-Ну, Лукашечка, Луканушечка, гад, же ты…
-Сашенька, я не расслышал. Повтори, пожалуйста, два первых слова…
-Паразит, гад ползучий, зачем родителям все рассказал? Кто тебя просил?
-Саша, об этом не просят. Просто тебе с расспросами и разговорами с родителями надо было все заново пережить. Сейчас это ни к чему. Тебе надо помнить, что вас двое. Я для тебя стараюсь, хочу, чтобы тебе было лучше. Если, что не так, прости меня, родная, пожалуйста. Все сделал не со зла. Еще раз, солнце мое, прости…» Мне стало жалко Луку. Ведь, он, действительно, хотел, как лучше: «Ладно… Забыли… Это ты меня прости, что я на тебя накричала. Мне так плохо, тоскливо, сны непонятные снятся. Ты, вроде Мелешу от меня пытаешься закрыть, а сам совсем не братски целуешься, — пожаловалась я, на том конце провода тихо рассмеялись, — Нечего смеяться, я, аж, в холодном поту просыпаюсь».
-Так мои поцелуи неприятны? – поинтересовался Лука.
-Приятны, но они не братские, — возразила я.
-Сашенька, но это же сны, и, поверь мне, твои сны. Я бы без твоего разрешения не по — братски целовать тебя не посмел, родная ты моя. Солнышко не бойся этих снов, лишь бы Мелешка сейчас тебя не тревожил. Если тебе мои поцелуи неприятны, проснись и ругай меня любыми словами. Разрешаю и, даже обижаться не буду, — ласково говорил Лука. Я держала трубку у уха, и мне было так приятно слышать его нежный голос, но, вдруг я вспомнила: « Ты на сколько минут переговоры заказал? А, то мама еще с тобой поговорить хочет».
-Передай ей трубку. Я договорился, мне продлят время, — услышала в ответ. Я помахала рукой родителям, приглашая зайти в кабинку.
-Лукашечка, сыночек, здравствуй, здравствуй, родной, — завелась мама, — Я сейчас быстренько, чтобы ты денежки свои не тратил. Спросить тебя хочу – надо ли Сашеньке сейчас академический оформлять? Или ты ей во всем поможешь? А мы уж с папой после родов с ребеночком сидеть приедем. Получится у тебя? Она ведь и несносной может быть. А сейчас, в таком положении, тем более. Терпения у тебя хватит? Нам с папой сейчас не волноваться? Мальчик мой родной, ведь это большая ответственность. Подумай хорошенько. Я так переживаю…» Видимо, на том конце провода ее успокаивали, потому что она потом уже только кивала головой и ограничивалась словами: « Да… Да … Хорошо… Верю… И тебе верю…И в тебя верю…». Поговорив с Лукой, мама передала мне трубку.
-Сашенька, — услышала я, — Нам Зиночка с Антоном прислали приглашение на свадьбу. У Антона в Подмосковье регистрироваться будут. Там еще девочки ваши из общежития будут – Надя, Галя, Рита, Марина Усова приедет, почему – то Гвидон тоже приглашен. Это Зина все в письме написала. Я поеду. Возьму отгул на субботу. Ночь в поезде переспал и на месте. Там не очень далеко от Москвы. Я тебе потом фотографии вышлю. После свадьбы они в Кабардинку поедут. Ты к ним туда можешь приехать. Развеешься. На море побудешь. Только на солнце не грейся. Тебе сейчас нельзя…
-Лукашка, я к тебе хочу… — со слезами в голосе перебила его я, — Мне очень плохо…
-Родная, уже меньше двух месяцев осталось. Хочешь, я к тебе приеду? Возьму расчет и приеду. Только не расстраивайся. Все будет хорошо. Сейчас ты с мамой, с папой. Они по тебе соскучились. Любят тебя. Так, как, солнышко, приезжать или нет?- с нежностью в голосе вопрошал Лука. Я посмотрела на маму, папу, вытерла тыльной стороной руки слезы, подумала и ответила: « Сейчас не надо. Только звони. Хотя бы раз в неделю, звони».
-Хорошо, родная… Хорошо…
Эх, время, время… Какое же ты порой непонятное, то тянешься, как резина, то просто вскачь несешься. Вот и прошло уже больше месяца, как я дома с родителями. Каникулы уже закончились. Я работаю в детском саду воспитателем в средней группе. В группе у меня ребятишки четырех – пяти лет. Малыши такие любознательные, интересные, дотошные. Их вопросы иногда ставят меня в тупик. На работу, заплела свои отросшие волосы в две косички с большими красным бантами, чтобы сочетались с платьем с маками, посмотрела в зеркало, совсем неплохо. В группе ко мне сразу подбежал Юра с вопросом: «Санна Филипповна, вы девочка?» «!?! … А почему ты спрашиваешь?», — нашлась я. « Так у вас же косички с бантиками». Ну, и что такому ответишь? Вот так теперь и жду постоянно каких – нибудь вопросов – подвохов с их стороны. На переговорах рассказала Луке про этот курьез, посмеялся, но сказал, что тоже хочет увидеть меня с косичками и бантиками. Дернуть, что ли за них хочет? Что взрослые мужчины, что маленькие – разницы нет. Лука был на свадьбе у Зины с Антоном. Очень много впечатлений. Свадьба была студенческая, почти весь курс Антона поздравил молодых. Зина с Антоном в ЗАГСе были самой красивой парой. Красавец Антон на полголовы, а то и на целую выше всех мужчин, Зиночка с прической, в фате, на шпильках под стать ему, была необыкновенно хороша. Как сказал Лука, все невесты были необычайно красивы, все пары были замечательные, но наша пара – лучше всех. Вчера получила извещение на получение заказного письма из Ленинграда. Наверное, Лука выслал свадебные фотографии. После работы зайду на почту получить. У меня такое впечатление, что больше всех эти фотографии ждет мама. Ну, вот, наконец – то и долгожданные фото. Маме, как маленькому ребенку, просто не терпелось увидеть Луку. Она с таким умилением смотрела на фотографии с Лукой, так он ей понравился – и мальчик – то миленький, и улыбка у него обаятельная, и зубки – то, как жемчуг. Ну, просто прелесть. Папа просто посмеялся: « Рыжих у нас в роду еще не было». Ничего – все выскажу Луке на переговорах. Хотя я так по нему соскучилась, что пешком бы в Ленинград пошла. Мама с папой рядом – это замечательно, но мне хочется и со сверстниками общаться. Мама купила мне альбом для фото и сама его оформила. На первой странице альбома – улыбающийся, веселый Лука. Надо сказать, что по приезде в Ленинград, Лука уговорил меня сфотографироваться. Так, что в этот альбом я добавила фотографию, где мы с Лукой вдвоем, но нас трое. Мама меня ругает за переговорное общение с Лукой, говорит, что это очень дорого и я совсем не ценю его деньги. Сказала об этом Луке. Успокоил, передал, чтоб мама не беспокоилась – он все через заготконтору вернет. Сдаст яблоки, картошку, дары леса, вот все и окупится. Правильно Глафира о Луке говорит – хозяйственный. В последнее время стали отекать ноги и руки, наверное, из- за работы в садике, много времени провожу на ногах. Пожаловалась Луке. Сразу обеспокоился и стал настаивать на посещении врача. Сказала – приеду домой — схожу.
-Сашка, так, где у тебя теперь дом? – спросил Лука.
-Наверное, там, где ты. Там, где Мелешку смогу дождаться. Мне так без тебя тоскливо. Очень хочется в Ленинград, — со слезами в голосе сказала я.
-Родная, потерпи, уже немножко осталось. Меньше, чем через месяц будешь дома. А сейчас пока на южном солнышке погрейся, но не перегревайся, — предупредил он, — фруктов, овощей свеженьких поешь. Я тоже по тебе скучаю. Вся наша коммуналка передает тебе привет. Мне дали койку в общежитии, но Алевтина Ивановна и слышать не хочет о переезде. Да и Ольга Михайловна с Павлом Ильичем до твоих родов не хотят меня отпускать из квартиры. Буду жить здесь, а общежитие только оплачивать, чтобы не отобрали, — и продолжил, — Если руки отекают, колечки поснимай, а то пальчики перетянут, спиливать придется. Жидкости на ночь постарайся меньше пить. Сны – то, хоть сейчас, страшные не мучают? – поинтересовался Лука.
— Ты почти каждую ночь снишься. Приходишь, садишься на краешек кровати, о чем – то говоришь, но я или ничего не помню, или ничего не слышу. Иногда такое ощущение, что за руку держишь или по голове гладишь. Даже прикосновение чувствуется. Так хочется, чтобы ты со мной ночью посидел. Рассказал бы чего – нибудь. Я вечером и на лавочке перед домом подолгу сижу и по саду ночному гуляю, чтобы спать крепче. Но я уже устала здесь. Так к тебе хочу.
-Скоро, совсем скоро встретимся, родная…
А руки, действительно, очень сильно отекают. Пришли с детьми с прогулки на обед, так я еле – еле с мылом смогла снять свой талисманчик. Обручальное – вроде еще ничего, не очень давит. А от этого колечка даже палец посинел. Хотела положить его в карман, но нянечка увидела и попросила померить. Очень не хотелось давать ей, но было неудобно. Только вечером вспомнила, что забыла его забрать. Расстроилась. Мама успокоила меня, мол, никуда твой талисманчик не денется, он к тебе, как приклеенный, обязательно вернется и удачу принесет, и продолжила, что может и люди хорошие на моем пути попадаются, благодаря талисманчику. Ночью приснился Мелеша с моим колечком на ладони. Луки в этот раз почему – то не было. А Мелеша стоит с раскрытой ладонью, смотрит на колечко, а сам такой печальный – печальный. Я иду к нему, колечко забрать хочу, самого его обнять, а он все дальше и дальше отодвигается. Потом посмотрел на меня – в глазах слезы, сжал руку в кулак и исчез с колечком. Проснулась, воздуха не хватает, подушка мокрая от слез. Хорошо, родители на работе, хоть в голос поплакать смогла. Приполз Жучок, уткнулся холодным носом в руку. Успокаивает. А мне еще горше, слезы текут, не переставая. « Мелешка, Мелешка, как же я тебя люблю. У нас скоро маленький будет», — сквозь слезы шепчу я, — « Отзовись, хоть весточку, какую дай. Плохо мне без тебя, если бы не Лука, вообще не знаю, как я смогла бы все пережить. Мелешка, родной мой, любимый, прошу тебя — только будь жив, хоть какой, но только живи. Даже, если нам не суждено встретиться, только живи, родной. Очень тебя прошу – живи, живи…». На следующий день в садике няня меня « обрадовала» — мое колечко – талисман, она умудрилась потерять. Она попыталась меня успокоить, сказав, что когда получит зарплату, купит мне такое же или, что – нибудь похожее. Ведь это не такая большая потеря – просто обычное серебряное колечко с рубинчиком. Я не стала ей ничего объяснять. Смысла объяснять, как и колечка все – равно уже нет. Наоборот, успокоила, сказала, что ничего страшного не случилось, покупать ничего не надо. Все хорошо. Домой пришла мрачнее тучи. Сон с Мелешей никак из головы не идет. Колечко потеряла. В первый раз я не пошла на переговоры с Лукой. Просто побоялась, что вообще говорить не смогу, а буду только плакать. Где ты, Мелеша? Где? На переговоры сходила мама. Сказала, что все хорошо, чтобы Лука не подумал, что у меня что – то со здоровьем. Быстрей бы уже в Ленинград уехать. Там, по – любому, буду к Мелеше ближе. На сердце так тяжело, такая тоска, просто давит, как будто груз неподъемный несу. Вечером пошла к своей яблоне. Прижалась, обхватила ствол руками, стою и плачу. Не знаю, сколько времени прошло, чувствую, папа обнял меня за плечи, погладил по голове: «Ничего, дочка, ничего, все будет хорошо. Ты только верь». В воскресенье всей семьей пошли в кино. Я, так полагаю, что родители решили меня немного развлечь. Я, как приехала домой десятого июля, так нигде и не была, никуда не ездила, даже на море. Ни с кем не хотелось общаться. Целые дни проводила дома. Под яблоней поставила раскладушку. Сидела в тени читала или вязала. Когда было слишком жарко, постою под душем и все. Мне этого было вполне достаточно. С кем либо, видеться, беседовать мне не хотелось. Мне хватало общения с родителями, Жучком и, единственное, что я всегда с нетерпением ждала, так это переговоров с Лукой. Я, как – то вроде и не живу, а просто существую. Сны эти выматывающие. Неизвестность с Мелешей – все накладывает свой отпечаток. Родители чувствовали мое состояние, но просто не знали, как меня из него вытащить. И вот сейчас, после потери колечка, моего нежелания общаться с Лукой, они решили, хотя бы попробовать меня расшевелить. Смотрели мы музыкальный художественный фильм « Крепостная актриса», снятого по оперетте Николая Стрельникова «Холопка» с Тамарой Семиной в главной роли. Хороший, добрый, отдыхающий фильм. Настроение после его просмотра замечательное. Поэтому решили не сразу идти домой, а зайти в городской парк. Сидя на скамейке в городском парке, я наблюдала за мамочками с колясками и малышами, резвящимися в песочнице. Глядя на малышей, у меня в душе появились нежность и умиление – такие крохи, а уже самостоятельные, каждый со своим характером. Душу согрело теплое чувство: « Скоро и у меня будет маленький. Интересно, какой он будет? На кого похож? С каким характером?». Мои размышления прервал возглас: « Сашка?! Беленькая! Вот здорово, что я тебя встретила. Ты где? Как?» — ко мне с коляской подходила Люба Беспалова – моя одноклассница. В коляске сидел пухленький, улыбающийся малыш. «Видишь, какие мы уже большие? – беря ребенка на руки, говорила Люба,- Зубки лезут. Скоро говорить и ходить начнем, – окинув меня внимательным взглядом, она продолжила, — Ты, подруга, как я погляжу, тоже уже скоро мамой будешь? Молодец. Третья, из наших, из одноклассниц, родишь. У меня сынуля, у Лиды Солнцевой – дочка. Ну, а ты кого ждешь?». «Пока, не знаю, — смутилась я, и, чтобы перевести разговор, спросила,- Наших, кого – нибудь, видишь?». «Ребята, в основном служат, в армии. Девчонки разлетелись кто куда. Вот ты, я слышала, в институте учишься? А, сейчас, кто с ребеночком сидеть будет? Академку брать придется?». « Не придется, — влезла мама, — мы с папой по месяцу, в отпуске с ребеночком посидим, сваты посидят, а там и летние каникулы у Сашеньки будут. К нам, сюда, приедет. С осени в ясли устроим. Глядишь, так Сашенька и институт закончит и ребеночек – подрастет». Кинув взгляд на обручальное колечко, Люба спросила: « А муж – то чего не приехал?». « Работает. Отпуск ему не дали. На будущий год вместе, всей семьей приедут погостить» — это опять мама. « Мы думали, ты со своим нерешительным характером только годам к тридцати замуж выйдешь, — сказала Люба,- А, ты, гляди – ка, многих перещеголяла. И замуж вышла, и институт закончишь, и ребеночек скоро появится. Вот, тихоня, так, тихоня. А, вообще – то, я рада за тебя. Всегда приятно, когда у человека все хорошо. На будущее лето вместе здесь гулять будем – ты с колясочкой, мы – в песочнице. Приезжай обязательно. И мужей наших познакомим. Две пары – все веселее». Я смотрела на Любу и думала: « Вот, мама говорит, что всей семьей на следующее лето приедем. А, какая у меня семья? Мелеша пропал. Где он, что он – никто не знает. И буду я одна с ребенком и ожиданием встречи. А будет ли эта встреча? А будет ли еще счастье? Найдется ли Мелеша? Ничего не знаю…». Мои размышления прервал голос Любы: « Ты чего задумалась? Витаешь где – то в облаках? По мужу скучаешь? Угадала?» У меня чуть слезы из глаз не брызнули. За что мне это испытание? Развлечься захотелось? Развлеклась. Лучше бы дома сидела, и нос никуда не высовывала. Хорошо папа выручил: « У нас сейчас переговоры с мужем Сашеньки. Здоровья вам, Любочка, и сыночку вашему. А нам на почту торопиться надо. Негоже заставлять мужчину ждать. Да и Сашенька соскучилась. Пойдем мы. Всего вам доброго». Я кивнула головой. Люба помахала нам рукой. Мы пошли… на почту. Я с удивлением смотрела на папу, какие переговоры? Почему я ничего о них не знаю? Папа меня успокоил: « По срочному, по домашнему номеру позвоним. Будет Лука дома, поговорим. Нет. Я с Павлом Ильичем побеседую. В течении часа эти переговоры дают. На почте посидим. А потом уже домой. Согласны?». Переговоры дали минут через сорок. Лука только – только приехал из деревни. Даже рюкзак с картошкой и яблоками в коридоре бросил, как о переговорах со Старым Крымом услышал. Испугался — не случилось ли чего. Первым вопросом было: « Что случилось?» Услышав от папы, что Саша соскучилась и хочет с ним поговорить, даже выдохнул с облегчением: « Так и до инфаркта довести можно. Надо было хотя бы предупредить. Сейчас, я табуретку возьму, чтобы сидя разговаривать, а то, после такого звонка, ноги не держат, — а я просто держала трубку у уха и с удовольствием слушала голос Луки,- Родная моя, что случилось? Почему этот срочный звонок? Тебе плохо? Солнышко мое, не молчи, скажи хоть словечко, — мягко говорил Лука.
-Лукашка, я так по тебе скучаю, мне так плохо, — только и смогла выговорить я и зарыдала.
-Ласточка, солнышко, кисонька, радость моя, не плачь, все будет хорошо. Уже осталось совсем немного. Скоро приедешь. Увидимся. Я тебя никому – никому не дам обижать. Потерпи чуть – чуть. Успокойся, — Лука тихо шептал ласковые, нежные слова, мои рыдания становились все тише и тише и, скоро я уже сама попросила: — Ты просто говори, а я буду слушать, мне так приятно слышать твой голос. Извини, что я на те переговоры не пришла. Я просто не смогла. Хорошо папа сейчас заказал переговоры, а ты дома оказался.
-Я знаю, ты колечко потеряла, и тебе Мелеша приснился, — сказал Лука. Про сон с Мелешей я никому не рассказывала: « Как ты догадался?»- прошептала я. « А, иначе и быть не могло. Только по этой причине ты не пришла на переговоры. Просто тебе было очень тяжело, а я не смог тебя защитить. Прости меня, родная» — ответил Лука. Мне было отрадно слышать, что Лука чувствует мой настрой, словно мы с ним родственные души.
В эту ночь, обняв Катю, с приютившимся в ногах Жучком, я спокойно спала без всяких сновидений.
В следующее воскресение родители уговорили меня съездить в Феодосию к Тане. Надо сказать, я ей уже месяца полтора не писала. Как отправила письмо по приезде в Старый Крым, что скоро приеду, так больше и не писала. Она мне прислала открытку со словами: « С нетерпением жду встречи». Я подумала – подумала, зачем ехать, плакаться? И не поехала. Родители сказали, что, даже, если Тани не будет дома, я могу сходить в музей И.К. Айвазовского, погулять по городу, по набережной, подышать морским воздухом, а вечерним автобусом приехать домой. Вот я и в Феодосии. Тани дома не оказалось. Соседка сказала, что она в больнице на дежурстве, на сутках. В больницу я не пошла. У нас с Таней был уговор, если она дежурит – к ней никто праздно не приходит – она работает. У нее в больнице старшая медсестра со строгостью следит за младшим персоналом. Поэтому, чтобы не накалять Татьяниных отношений с начальством, я просто оставила ей записку в почтовом ящике. А сама пошла, гулять по городу. Недалеко от дома Тани находится сквер, в котором первого июня 1959 года в Международный день защиты детей был открыт по проекту скульптора Подольского памятник пионеру – партизану, погибшему в борьбе с фашистскими захватчиками, Вите Коробкову. Посмотрела на скульптуру мальчика с зажатыми в руке листовками с осторожностью ступающему, босиком среди скал. Как ни высок постамент у памятника, но у бронзового Вити всегда повязан алый пионерский галстук. Пионеры помнят своих героев. А ведь этот мальчик вместе со своим отцом уже перед самым освобождением Крыма попал в застенки старокрымской тюрьмы, и они были расстреляны девятого марта 1944 года у подножия горы Агармыш. Сколько людей унесла война в их числе и этот мальчик, отдавший свою жизнь за наше счастливое настоящее. Я смотрела на бронзового Витю, а думала о Мелеше – он не мог поступить иначе, он спас жизни двух детей. Потом медленно пошла к музею И.К. Айвазовского. Постояла у памятника великого вечно смотрящего на море художника – мариниста с лаконичной надписью на постаменте: «Феодосия – Айвазовскому» и пошла в музей. Думала отдохнуть душой, а получилось совсем наоборот. Стоя у полотен художника, вспомнила наше с Мелешей посещение Русского музея, где я надолго застыла перед картиной И.К. Айвазовского « Девятый вал». Мелешка, где же ты? Что с тобой? Сил находиться в музее больше не было, и я пошла на набережную. Села на скамейку лицом к морю, и стала смотреть на медленно накатывающиеся на берег волны с барашками белой пены. Блики солнца, отражаясь от морской поверхности, чуть – чуть слепили. Я прикрыла глаза, слегка откинула назад голову и, наслаждаясь легким морским бризом, попыталась отвлечься от реальности. Приоткрыв глаза, я боковым зрением увидела сидящую недалеко от меня на скамейке девушку, которая пристально смотрела вдаль. Было ощущение, что она взглядом пытается проникнуть за горизонт и увидеть одной ей предназначенные прекрасные дали. На ее губах застыла мечтательная улыбка, легкий ветер колыхал ее густые рассыпанные по плечам волосы. Сама девушка казалась воздушным нереальным существом из сказочного мира. Мне стало интересно и я незаметно, не привлекая внимания, попыталась более внимательно рассмотреть прекрасную незнакомку. Почувствовав мой взгляд, она обратила ко мне свой взор. У меня перехватило дыхание, в ее глазах плескались волны. Сразу вспомнилась Мелешина посетительница – предсказательница с морскими глазами. У меня, наверное, от удивления открылся рот. Видя мою реакцию, она слегка ободряюще улыбнулась: « Все будет хорошо» — прошелестело словно море. Мой рот сам собой закрылся, в глазах появились вопросы. Она приложила указательный палец к губам, предотвращая ненужные расспросы. И я опять услышала шелест волн: « Мелеша тебя отпустит. Колечко вернется. Возможно вы еще когда – нибудь встретитесь, но у тебя УЖЕ другая судьба. После возврата талисмана, а это, действительно, твой талисман, сходи в школу к первой учительнице, попроси, чтобы она разрешила тебе поговорить с Надей и та расскажет тебе о его путешествии. Я тороплюсь…, я спешу… У меня дела…». И она, вспорхнув, словно бабочка, через мгновенье очутилась почти на горизонте, еще раз вдали мелькнуло ее кружевное платье, и прекрасная незнакомка исчезла из вида, словно растворившись среди волн. Я была просто потрясена. Что это было? И было ли вообще? Может солнце мне напекло голову и у меня уже глюки? Из шокового состояния меня вывел голос: « Девушка, вам плохо? Помощь требуется?». Наклонившись надо мной, стоял пожилой мужчина с бездонными глазами Мелеши. Увидев мой испуг, он тихо, видимо, чтобы еще больше не напугать меня, произнес: « С вами все в порядке?». Я нервно кивнула. Еще раз, внимательно окинув меня взглядом, мужчина медленно пошел прочь. Я же, чтобы не привлечь еще на свою голову приключений, быстро отправилась на автовокзал. Домой…, домой…, домой… и, как можно, быстрее.
Ночью мне приснился Мелеша. Идем мы с ним по нашей Партизанской улице в Старом Крыму. Темень – глаз коли. Единственное светлое «пятно» на всей улице полностью освещенный наш дом. Идем молча. Мелеша доводит меня до калитки. Я разворачиваюсь, смотрю в его бездонные глаза, а в них печаль. Он медленно – медленно протягивает руки, притягивает меня к себе и целует долгим, жарким поцелуем. Потом резко отталкивает, и, быстро развернувшись, уходит в ночь. Я остаюсь стоять у калитки рядом с освещенным домом. Проснулась с ощущением поцелуя на губах. Мелешиного поцелуя. Только он меня так целовал. В ушах звучит: « Мелеша тебя отпустит…». Посмотрела на приоткрытую дверь, а там… Мелеша, прозрачный, словно фантом и он медленно растворяется в воздухе. Жуть.
Всем садиком перед обедом решили пойти на прогулку в городской парк. Сидя на той же самой скамейке, что и после кино, я наблюдала теперь уже за своими ребятишками, как они возятся в песочнице, катаются на качелях, просто бегают друг за другом. Погода хорошая, ранняя осень, начало сентября, начинающие желтеть листья медленно опадают с деревьев, теплое ласковое солнце согревает землю, сам воздух пропитан уходящим летом. Хорошо. Ко мне подбежал Юра: « Сан Филипповна, смотри,- и, разжав кулачек, он протянул мне… мое колечко – талисман, — Ты говорила – потеряла — а я нашел. Возьми». Я была просто ошеломлена. Молча, взяла колечко и надела на палец. В голове звучало: «Колечко вернется». Мистика, какая – то. Такого просто не может быть. Колечко такое маленькое, найти его нереально. Но оно нашлось. Теперь надо сходить в школу к Марии Константиновне, моей первой учительнице. Фрези Грант, а теперь я уже не сомневалась, что это была именно она, говорила про какую – то Надю. Надо теперь с ней поговорить. Скоро, наверное, от таких поворотов судьбы, стану суеверной. Уложив детей спать, отработав свою смену, пошла в школу. Начальные классы учатся во вторую смену. Нашла класс Марии Константиновны, дождалась перемены. Увидев меня, Мария Константиновна – полная, пожилая, приятной внешности, белокурая с золотозубой улыбкой женщина — очень обрадовалась. Представила меня всему классу, как свою бывшую ученицу, а теперь уже будущую учительницу. Поинтересовалась моими успехами и спросила, что же меня привело в школу. Я не стала лукавить, а просто сказала, что меня попросили поговорить с Надей, правда, не уточнила – кто попросил. Подозвав девочку с короткой стрижкой, Мария Константиновна отправила нас с ней на улицу для беседы. Я с интересом разглядывала эту маленькую, аккуратненькую девочку с зеленоватыми глазами. А в глазах ее был вопрос – что понадобилось этой незнакомой тете. «Надечка, мне сказали, что ты можешь рассказать историю моего колечка» — сказала я, протягивая Наде руку с колечком для обозрения. « Мое колечко-о-о, — протянула Надя, а, потом, посмотрев на меня, спросила,- Так это ваше?». Я кивнула. Мы с ней сели на скамейку, и Надя начала: « Я его в конце лета нашла. Шла из магазина, я живу на Крестьянской улице, смотрю – в траве что – то блестит, как брусничка. А это оказалось колечком. Принесла домой, показала маме, а она сказала, что пусть это колечко будет моим, но пока у меня еще маленькие пальчики, оно полежит у нее в шкатулочке. Похвасталась колечком Вале из шестого класса. Она попросила его поносить. Мне не жалко – пусть носит. А, когда я попросила его вернуть, она сказала, что у нее его отобрал старший брат. Надел на мизинец и, сказал, что теперь колечко будет его. А после танцев, он в городском парке подрался и потерял мое колечко. А вы его правда в городском парке нашли?»- задала она в конце своего рассказа вопрос. «Правда» — ответила я. « Если это ваше колечко, то хорошо, что оно к вам вернулось»- сказала Надя. « А, тебе не жалко?» — спросила я. « Нет. Ведь оно же ваше, и должно быть у вас»- ответила Надя, и продолжила: « У нас школа теперь называется, носит имя, — поправилась она, — братьев Стояновых. Это партизаны такие были в войну. Их три брата было и они все погибли. А их мама, такая высокая седая женщина, Марина Григорьевна, приходила к нам на торжественную линейку 1-го сентября. А наш отряд носит имя Лени Дымченко, он тоже был партизаном, и его убили». Прозвенел звонок, я попрощалась с Надей – она побежала на урок, а я пошла домой. Мама меня встретила словами: «Что – то ты, доченька, припозднилась сегодня с работы. Заходила куда?». «В школе, у Марии Константиновны была. Школа теперь носит имя братьев Стояновых». У мамы из рук выпала ложка, которой она мешала суп: « Филя, иди к нам. Послушай, что дочь твоя говорит. Их школе присвоили имя братьев Стояновых. Помнишь?».
-Ну, как же, как же, Анечка, кто ж такое забудет, — заходя в кухню, проговорил папа, — Такие ребята… Партизаны. Юра первый погиб в бою с карательным отрядом на горе Бурус. Почти двадцать лет Толю и Митю считали предателями. Бедные мальчики. Есть справедливость на свете! Жизнь все расставит по своим местам! Правильно Митя сказал: «За нас отомстят!» Хоть долгий срок, но справедливость восторжествовала. А, ведь совсем дети… жизни свои отдали, чтобы мы сейчас могли жить. Анечка налей — ка ты мне стопочку, что – то воспоминание душу разбередило,- закончил папа.
-Отряд Марии Константиновны носит имя Лени Дымченко, — тихо проговорила я. Папа со всей силы стукнул кулаком по столу: «Еще один зверски убитый мальчик! Господи! Как же ты допустил?»- сквозь зубы почти простонал папа: «Сашка, иди к себе в комнату. Не береди душу. Прости, дочка, если, что, но сейчас оставь нас с мамой вдвоем» — глухим голосом попросил он. Я, наверное, никогда в жизни не видела, чтобы на глазах у папы были слезы, даже, когда хоронили бабушку. Но сейчас, он сидел за столом, низко склонив голову, стиснув зубы, а по щеке у него текла слеза. Я ушла к себе. Почти до самой ночи я просидела в своей комнате, читая « Мертвое озеро» Н.А. Некрасова. Рядом на коврике, не тревожа меня, лежал Жучок, поблескивая глазами бусинками. Даже ужин мама мне принесла в комнату, чтобы не тревожить папу. Когда на землю опустилась ночь и на небе зажглись звезды, я вышла из дома, посидеть на лавочке перед сном. На крыльце курил папа. Он обнял меня левой рукой за плечи: « Все хорошо, малыш. Все встанет на свои места. Все будет хорошо». Я подняла руку, чтобы поправить волосы, упавшие на глаза. В темноте блеснул рубинчик.
— Твое колечко?- удивленно спросил папа,- У тебя же его потеряли. Вернулось. Странно… Все возвращается на круги своя. Всегда верь в лучшее, малыш, и оно обязательно сбудется.
Сидя на скамейке, я разглядывала усыпанное звездами небо, пытаясь найти знакомые созвездия. Вдруг, высоко, высоко в небе вспыхнула маленькая красная звездочка, мигнула пару раз и засветилась мягким красноватым цветом. Весточка от Мелеши? Он сказал, что уйдя, мы превратимся в красные звездочки. Под сердцем у меня плавно, словно рыбка, шевельнулся ребенок. Наш с Мелешей малыш. Жизнь продолжается. Все будет хорошо!