Зарисовки на интимной почве

1.
Пять тридцать утра. Это второй этаж, и она в постели. Нагая и согреваемая ими спящими. Спящие собаки. Доберман слева, пудель справа. И сотовые. В шаге от неё, на столике и оба рядышком! Тсс. Экраны блестят. Кто-то их хочет, владельцев сенсорных. Один потух, второй на слабой вибро. Непрекращающейся. Чтоб тебя!-Да?-Голозадый блондин стремится вон из комнаты. Абонент требует конфиденциальности? Как мочевой её пузырь скорейшей встречи с неизбежным. Наталья поднимается, крадётся прочь… засада! Рассевшийся по лестничной волне Антонов.-Я… я не обязан… — он недоволен и в трубку сопит — меня это какой честью касается?.. Не хочу. Подонки кончились?.. Извини, я не в себе… пожалуйста, ты обещала… нет, нет, нет, перестань. ХВАТИТ!!-Он скис выпрашивать себя.-Я далеко и мятый… Неважно. Что? Какое? И ты успокоишься? Дудки. Неполное Собрание Горьких Сочленений: Не согревай меня стотысячной одеждой, Не называй империей своей, Жизнь — блат, но это было прежде, Прощай, несушка! Здравствуй, Мир Страстей… Bonne nuit, devil, клопов тебе в простынь.-И, натрепавшись, отключился; встав, столкнулся взглядом с той, кого сам лично в койку уложил.-Пипетка? Ты что это тут бодришься? Ну-ка в кроватку.-Паша сравнялся с ней, впритык стоит и дышит.-Мне по делам надо.-Атлет отводит бельма в комнатную дверь.-Андрей спит?-Не знаю.-Я с тобой схожу. Тоже по делам. Ничего против не имеешь?-Дать согласие? Согласна ли она ДАТЬ?! А где силёнок взять противных?

Он влип лбом в матовое стекло душевого уголка и соблазняет.-Рассказать тебе, как всё было на самом деле?-Я половины слов твоих не слышу. Здесь вода.-Сколько можно согреваться?-Сколько нужно.-Наталья прилегла виском с обратной стороны.-Давай свой трэп.-Антонов плющится губами в предположительно отзывчивое ушко за преградой.-Это не трэп. Я маленький романтик, а трэп — для взрослых мужиков.-Ну и читай свой детский лепет.-Не согревай меня теплом надежды, не называйся грешницей моей; останься и не кайся в прежнем; прощай, где здравствуй, новый Мир Теней.-Талия рисует сердечко по запотевшей от жары, ребристой, тем приятной, вертикали. Поодаль — меньшую копию.-Какое твоё?-Он хрипло смеётся, по кайфу так. Почему?-То, что больше.-А второе тогда чьё?-Запасное. Чтобы не сдохнуть, когда основное даст трещину.-И много у тебя в запасе сердец?-Я не запасливый. Впусти меня. Буду просто рядом стоять, слово «хочу» забуду, а ты его вспомни. Любое «хочу», на которое fantasy хватит. Ну что? Knock Knock?-Девушка чертит стрелку. Заходи. Внутри крашеная блондинка отделена от блондина натурального полутораметровым расстоянием, худая и румяная, улыбчивая с ним сейчас.-Ты высокий.-Это плюс?-Большой. И дорого выглядишь.-Приходится. Курочки столько по салонам не бегают, сколько я.-А цвет глаз настоящий?-Всё стоящее.-Ты мутный.-Не весь. Только с головы.-Талия спустилась серенькими глазками на татуировку, алую фигурку из паховой области этого Паши.-У дракона есть имя?-Нет, это просто ящер.-А с уст не проронить ей отключение ума. Сформировавшееся в полновесный плод. Он ей поможет.-Солнышко, тебе знакомы азы минета?-Может быть.-Как глубоко?-Я не давлюсь.-Ну и чего же ты далёкая такая?-У тебя большой парень.-Тебе так только кажется. У нас с ним небольшой секрет на хреновый привет.-Тогда начни первый.-Антонов делает обычный шаг вперёд, протягивает руку и просит «привязаться»; заполучивши тонкую ладонь, перетягивает тело на себя, оттаскивая груз в мужскую половину мокрого пространства. Вода продолжает напористо литься из лейки. Паша обнимает «солнышко» за талию, массируя участки сладкой красноватой кожи кончиками пальцев, после напрягаясь на плотных женских ягодицах ладонями в обхвате; возносит лёгкое в подъём созданье да зажимает меж собой и твёрдой гранью потной душевой, вводя дракона настоящего в её разнеженное пекло; поиграв на похотливых нервах, лишает детку тесных жёстких удовольствий, вкушает аппетитный хищный язычок, не хочет от которого похожим оторваться, но должен, пока конфета глазурью свежей хороша… Антонов упирается руками в стенку, замедленно моргая в прожорливую там внизу пиявку, сосущую реально за живое. И выпившую всю. Понятно, что не кровь.

2.
С подземной парковки Андрей и Талия поднимаются наружу, в центр архитектурного кольца без явно различимых окон и дверей, но в арках в количестве восьми ясно примечательных. Девушка отделяется от сопровождающего, справедливо заинтригованная живым растительным кусочком в форме круга, разделённого на сегменты, включающие в себя показательное представление четырёх сезонов года, между которыми притаились маленькие кованые лавочки и урны в виде мухоморов. Ершова, тронувши еловые иголки, совсем по-детски изумляется растаявшей в руке снежинке настоящей.-Как это возможно..-Дело техника, блондинка. Он трудится не покладая пульт.-Снова взявши горячую ладонь себе, Андрей её ведёт на третий, и последний, этаж отстроенного «Лимба». Минута медленной ходьбы по коридору, в котором ни соринки, ни узок, ни широк, высокий не слепящий потолок, а ламп не видно, свечение как будто изнутри, мягкое, согревающее, комфортное; преобладают, разумеется, пастельные тона, не кричащие о своей выразительности; и зеркала, выше человеческого роста, по ширине гораздо больше метра, затуманенные словно, с ощущением, что их поверхности помыли, да забыли тряпкой протереть, разводов не видать, и циферки над ними. Андрей остановился у «девятки», двумя секундами позже отобразившись в «зеркале» до самой микроскопической детали. Наполовину в нём пропавший! Это дверь. Волнуется, рябит и… пропускает внутрь хозяина квартиры. Павлов понимает удивление Натальи, легонько потянувши за собой.-Идём.-А меня не порежет лазерный луч?-Смеётся он. Конечно, ведь ему смешно на девочку из плебса.-Нет. Я ввёл тебя в систему, запечатлев как друга. Для ИНГИ ты вреда уже не представляешь.-Талия доверилась ему, иного не дано, в пространстве зазеркалья очутившись. А как ещё сказать? Здесь тут же загорелся свет, чувствительный к живому, и заиграла тихая клубная музыка.-Инга?-ИНГИ, бэби, Искусственный Новаторский Гео Интеллект. Тут абсолютно всё компьютеризировано. Она и есть тот самый техник. Распознающий эмоции. Ей достаточно и слова, чтобы, например, визуализировать что-то за стеклом, то, к чему расположен жилец в тот или иной момент своего настроения… Медляк, любезная!-Павлов садится на корточки и снимает с неё сапожки замшевые на танкетке, затем — вельветовый пиджак цвета фуксии, щадяще утеплённый, с принтом Минни Маус на спине, раздевается сам, оставшись в джинсах, майке-борцовке и носках. А она? В топе укороченном и белоснежном с открытыми и гладкими плечами, которых невозможно не касаться, шортиках-деним из мятного листочка, искусно облегающих, что надо, и чулках. Каких? Без комментариев. Не нужно. После умельца-парикмахера волосы да и вообще причёска Талии выглядят… дороже, один сплошной гламур. Медляк струится зарубежный, в просторе — полумрак. И будто светлячки летают. ИНГИ. Женское начало у всего. Андрей вкладывает музыкальные пальцы в её тонкие, сжимает, разжимает, влечёт на середину залы. Чем же не танцпол? Перемещает эти худенькие ручки в задние карманы джинсовых штанов, свои же, средней мускулистости, желает видеть на плечах, предплечьях, поясе от шорт Ершовой. Там и задержался. Двигает в такт музыке телами, улыбается слегка, синие-пресиние глаза скачут по личику Натальи. Упс! Не уследила и сплелась с ним в затяжной и языковый флирт, последствием которого стало удаление его борцовки чёрной её личным не усилием, а волей. Флирты повторяются всё чаще, игра на раздевание вступает в активную фазу. Постель к ним приближается неспешно. Где-то в трёх шагах от неё, наверное в трёх, Павлов разворачивает партнёршу спиной к себе, в объятие тугое, такое, как если бы боялись потерять, просит тишины у славного диджея, примкнув губами к розовому ушку.-За чем я сорвался? Там мой парашют не раскрылся. Чего я спросил? Куда я влюбился? Зачем? Не лгал я. Кому? На сомненьях. А правду рубил. А что получил?.. — Отпущенье. Моя вера имеет идеальное телосложение. Она сексуальна. Её хочется независимо от жизненных невзгод. Я хочу тебя, BLACK.