Арес в кувшине (Пролог) (Глава 1)

Вместо пролога

Меня зовут Виктор Блэр, я родился 1 января 1900 года, поэтому мой возраст всегда равняется порядковому номеру текущего года. С детства я работал на одну из крупных газет Лос-Анджелеса. В 1908 году меня повысили с уличного мальчишки-газетчика до офисного уборщика, и я прилежно исполнял свои обязанности, зная, что способен на большее благодаря моей незаурядной памяти. Читая все подряд, я полагал, что моя голова, это волшебная мясорубка, в которой все прочитанное непременно превращается в полезный фарш.

Тогда-то в мои руки и попали эти удивительные хроники. В тот день, ссыпая содержимое из мусорных корзин в мешок, я нашел в одной из них стопку листов. Это был печатный перевод рукописи. Я присел на корточки возле мешка с корзиной, начал читать и забыл где и для чего нахожусь…

Хроники земель Калифии
Автор перевода с испанского: м-р Лоусон Х.

За многие тысячелетия до рабов Египта и их кровного договора с Ягве, тем паче до Дионисия Малого и Беды Достопочтенного, преломивших линию времен подобно ловким фокусникам, вдали от всех известных нам государств и столиц; в местности, где рождались облака; там куда закатывалось Солнце; в лесах, где деревья были так велики, что, забравшись на них, можно было коснуться звезд, — появились великаны и принялись рыть Землю в поисках сокровищ, умножающих власть.

Они выкопали глубочайшие пропасти, ныне ставшие морями и океанами, насыпали холмы, известные нам сегодня как вулканы, и повалили гигантские деревья, пни от которых мы теперь считаем скалистыми горами. То были Титаны, древние властители Вселенной, слуги Хаоса и повелители стихий.

Докопавшись до самых глубоких недр Земли, они вырвали из нее сердце и забросили высоко в небо, дабы оно не создавало музыкального ритма, в такт которому зарождаются мелодии всего живого. Перед тем как уйти Титаны бросили звезду хаоса в образовавшуюся дыру, засыпали ее останками погибших земных существ, и начертали печать, состоящую из надписей на всех языках вселенной: «Ничто не истина, дозволено все». Кровь Земли тысячелетиями сочилась из этой зияющей раны, и вместо сердца образовалась черная пустота.

По мере того как вырванное сердце, помертвевшее снаружи, но все еще живое, удалялось от изуродованного тела, черная пустота накалялась и медленно пожирала Землю изнутри. Так убивает неограниченный Разум, если рядом нет источника Любви.

За Титанами пришли боги, то были слуги Порядка, композиторы, создающие симфонии из простых первозданных мелодий. Они притянули вырванное сердце поближе к Земле и привязали к ней невидимыми канатами у краев кровоточащей раны. Так появилась Луна и наш вывернутый наизнанку мир.

Боги не могли исправить последствия от разрушений, сотворенных слугами Хаоса. Источник жизни так и остался отделенным от тела и все рожденное сердцем было обречено на смерть в земной пустоте. С тех пор ничего не изменилось. Бытие искалеченной Земли стоит на подпорках, — двух столпах противоположностей, бесконечно соперничающих, но не способных существовать одно без другого. Поэтому в нашем мире жизнь и смерть держатся за руки; мертвое питает живое, убивающее чтобы жить.

Есть и третий, самый главный столп, служащий перекладиной и связью между двумя первыми. В срединной его точке, напряжение полюсов складывается, образуя шаткую гармонию противоположностей. Все, что критически нарушает этот тонкий баланс, служит Хаосу.

Со временем окровавленная дыра в Земле, названная богами Калифой, затянулась, покрылась плодородными почвами, заросла лесами, населенными птицей, зверем и прочей неисчислимо разнообразной тварью. Недра в тех местах подвижные, поверхности часто вздымаются, будто дышат, а воды в источниках горячи от напряжения тех сил, что удерживают шаткое равновесие между жизнью и смертью.

Земли над Калифой боги заселили племенами воинственных амазонок, черных как уголь из-за земной пустоты, колыхающейся под их поселениями, и сильных от энергии невидимых канатов, коими Луна привязана к Земле именно в этом месте.

Богиней Луны стала Мене, посвятившая себя сохранению жизни на Земле, а царством Черной пустоты взялась править молчаливая богиня Эриш, случайно упавшая в еще не затянувшуюся Калифу. В преданиях амазонок сказано, что Мене и Эриш недолюбливают друг друга, но вынуждены ладить, ибо без их союза баланс будет нарушен.

Размышляя о том, кого назначить властительницей земель над Калифой, богини обратились к древней дракайне Дельфе, соединившей в себе души птицы и змеи, и та отдала им свою новорожденную дочь, но просила наделить ее божественными атрибутами. Богини пообещали и дали избранной дочери имя Калифия.

Выполняя свое обещание, Эриш, покорная судьбе, уронила огненную слезу на живот ниже пупка Калифии и душа змеи в ней стала сильнее птичьей. Свободолюбивая и независимая Мене не пожелала уступать и уколола себе палец; капля ее божественной крови упала на лоно Калифии и душа птицы в ней возобладала.

Так Мене и Эриш увидели, что две души не могут одновременно жить в одном теле, поэтому договорились, что птица и змея в Калифии будут появляться поочередно, подобно двум небесным звездам Дио, которые невозможно узреть вместе — едва становится видна первая из них, вторая тут же исчезает.

Мене стала покровительствовать птичьей силе Калифии, и та стала настоящей амазонкой. Эриш не расстроилась, она более всего почитала терпение, а упрямство и гордость презирала, поэтому была уверена, что час змеи и огненной слезы обязательно пробьет.

По преданиям амазонок, капля крови Мене пробуждала в теле воинственных дух, а слеза Эриш открывала доступ в царство Черной пустоты. Получив эти две реликвии, Калифия стала править амазонками, а земли над затянувшейся раной стали называть ее именем…

Мое чтение прервал звук хлопнувшей двери. Это было странно, потому что рабочий день уже давно закончился и все помещения опустели. Что до меня, то я ночевал здесь же на первом этаже здания, в одной из коморок рядом с помещением сторожа. В моем распоряжении был старый матрац, одеяло и керосиновая лампа, которую я пронес тайком и прятал днем, чтобы никто не отнял ее у меня, опасаясь пожара.

Вскоре в помещение зашел мужчина в хорошем костюме и увидев меня, сидящего возле мусорного ведра с кипой листов в руках, облегченно вздохнул и улыбнулся:

— Интересно?

Я кивнул и спросил:

— Это ваше? Вы мистер Лоусон?

— Нет… да, я, переводчик, — он почему-то смутился. — А ты наверно Шон? Мальчуган, не умеющий лгать и забывать?

— Так меня зовут в редакции, — опять кивнул я. — Мое настоящее имя Виктор.

Мистер Лоусон подошел ближе и протянул мне руку:

— Рад знакомству, Шон… Виктор, — тут он кашлянул и бегло оглянулся, будто не зная, как себя вести и что говорить. — Не ожидал, что рукопись найдет тебя сама… или вернее, что ты найдешь ее, — он опять смутился, поднес руку к лицу, затем махнул ею сверху вниз и вдруг беззвучно рассмеялся, не в силах скрыть свою радость. — А я уж подумал, что потерял ее.

Я с сожалением протянул ему печатные листы и уже хотел просить о возможности дочитать их до конца, как-нибудь и где-нибудь, но мистер Лоусон стал отталкивать ладонями воздух в мою сторону:

— Нет, нет, она твоя! Это для тебя! Ты конечно хочешь спросить, с чего вдруг мне вздумалось переводить… даже не знаю, как назвать оригинал… это не было похоже на книгу, скорее на рукописный рыцарский роман из какого-то старого архива, — тут он спохватился, прикрыл рот рукой и неожиданно закашлялся.

Подав мне знак проявить немного терпения, он полез в карман за платком. Кашель его был хронически нездоровым. Пытаясь с ним справиться, мистер Лоусон сгорбился и отвернулся. Я молчал, не сводя с него глаз. Наконец он справился, обтер платком губы и заговорил медленно хриплым голосом, глядя на меня покрасневшими глазами:

— Тебе будет сложно мне поверить, но я действительно не знаю зачем перевел этот роман. Нет, я конечно знаю, что сделал это за деньги. Мне заплатили и хорошо заплатили, но, почему это и именно для тебя… Тут я ничего не могу сказать, — он развел руками. — Я просто выполнял чужую волю. Кто-то хочет, чтобы ты это прочитал. Ах да, посмотри последние несколько страниц, там список произведений и их авторов. Сервантес, Гомер, Данте, Шекспир, Толстой, многие другие… Это, так сказать, локомотивы мировой литературы. В общем, читай по списку. Ты же любишь читать?

Я кивнул и спросил из вежливости:

— Значит эта рукопись моя?

— Да Шон, это твоя собственность.

— И такой больше не у кого нет?

— Разве что у того, кто заплатил мне за перевод, — ответил мистер Лоусон и добавил, предвосхищая мой вопрос: — Я не видел этого человека и не знаю его имени. Судя по почерку в письмах с инструкциями и оплатой, мне писала женщина, но возможно она чья-то секретарша.

Вскоре мы расстались, а еще через неделю я узнал, что мистер Лоусон умер от болезни.

Последние листы рукописи действительно содержали длинный список названий и имен, совершенно мне незнакомых. Я начал его осваивать и с того дня перестал читать все подряд, однако огромное количество незнакомых слов мешало мне понимать написанное. Я не торопился, работал со словарями, но даже уяснив смыл всех слов, многое не понимал. Тем не менее моя память легко сохраняла и эти темные пятна. Позже они всплывали сами, соединялись с другими и становились белыми. Наверно так происходит у всех, а не только у меня.

Со временем я стал удивлять окружающих, вставляя в разговор цитаты, а потом ссылаясь на их источники.

Однажды я стал свидетелем того, как главный редактор мистер Джонс и его заместитель мистер Слоу с некоторым раздражением обсуждали ироничное высказывание президента Тафта: «Издатели утверждают, что являются агентами небес в установлении добродетели». Заметив меня редактор вдруг спросил:

— Шон, скажи нам, что такое, по-твоему, добродетель?

— Будь добродетелен, и ты будешь одиноким, — ответил я всплывшей в уме фразой, самой короткой из прочих других, и сослался на Марка Твена.

Редактор с заместителем рассмеялись и пришли в доброе расположение духа, а меня похвалили. Мне тогда было десять лет, я не понимал в полной мере того, что услышал и сказал, но в тот раз моя реплика пришлась кстати, а похвала была мне приятна. С тех пор меня стали поощрять за то, что другим было непозволительно, — я получил право высказывать свое мнение в разговорах взрослых, потому что они ожидали от меня чего-то курьезного.

В другой раз в похожей ситуации я вставил цитату Аристотеля о демократии: «это господство лучших людей, основанное на правильном представлении народа», но смеяться никто и не подумал. Лишь спустя годы я понял, что навел взрослых на печальные размышления о несоответствии между теорией и действительностью.

Таких эпизодов в моем детстве было много, но я вспомнил о них исключительно ради забавы. Моя книга вовсе не о том, как мальчик с незаурядной памятью достиг карьерных высот, и тем более не о том, как он попал в волшебную страну, описанную в таинственной книге. Это роман для той, которая еще не родилась. Ознакомившись с ним, она вновь обнаружит себя в одном из тупиков человеческой истории, поймет, что будущее способно изменить прошлое и вспомнит о двух путях. Один из них уже пройден, но, чтобы пойти по второму, надо вернуться в начало.

==============================

1. Кровный договор с Ягве — Синайский Завет выражен в формуле договора: «Вы будете Моим народом, а Я буду вашим Богом», и включает обряд окропления кровью: Исх. 24:8. И взял Моисей крови и окропил народ, говоря: вот кровь Завета, который Господь заключил с вами о всех словах сих.

2. Дионисий Малый — монах, римский аббат, основоположник летосчисления от Рождества Христова (или от начала нашей эры), составил новую пасхальную таблицу в которой решил «обозначить годы» от «воплощения Христа». Эта пасхальная таблица, будучи одобрена папским престолом и войдя во всеобщее употребление, ввела в употребление и эру «от Рождества Христова». Система летоисчисления «от Рождества Христова» стала стандартной в западном мире после введения её английским историком Бедой Достопочтенным в VIII веке. В России Пётр I заменил действовавшее в России летоисчисление от «сотворения мира» на летоисчисление от Рождества Христова. Согласно его указу после 31 декабря 7208 года от «сотворения мира», следовало 1 января 1700 года от Рождества Христова.