Муха - Пятая и шестая главы (Глава 1)

Владимир Хомичук

ГЛАВА ПЯТАЯ. ВОСХОД

Через год вся эта сквернятина вокруг отца Олега как-то подутухла, а потом и вовсе сошла на нет. Моему избраннику помог Анатолий Фомич. Нет, я не оговорилась. Это директор нашей школы Анатолий Фомич Трифонюк. По странному стечению обстоятельств покровитель и некоторым образом… хм… дипломатический наставник Олега оказался тёзкой его гада-отца. Знак судьбы, наверное. Как бы там ни было, но именно директор школы почему-то проникся особым уважением к Олегу и поддержал бедняжку в этой гнусной ситуации. Он не только не допустил отчисления Олежки из школы, но и принялся всячески продвигать его по общественной линии. Именно с его подачи кандидатура моего потенциального жениха была выдвинута на избрание секретарём комитета комсомола школы.
И Олег им стал, в десятом классе, когда я уже закончила школу. Поехала я, значит, в Москву поступать в МГУ на филологический факультет, но не прошла по конкурсу: уж очень он большой был, человек сто с лишним на место. Да и иностранный язык меня подвёл: экзамен по испанскому еле-еле на тройку сдала. А это финиш, как говорится. Ну не способная я к иностранным языкам, дери их леший! Не то что Олег — он в этом деле чуть ли не гений. Так все преподаватели испанского говорят, одарённым его называют, он ведь ещё и английский выучил по какой-то самостоятельной методике. Анатолий Фомич, кстати, тоже так считает и советует Олежке поступать в Минский лингвистический университет, который сам же и заканчивал. Наверное, поэтому он так к моему избраннику и благоволит.
Я теперь в школе пионервожатой работаю, специально устроилась, чтобы поближе к любимому быть. А то ведь уведут… Вот и Машка мне вчера говорит:
— Дура ты, Алина. Хоть и старшая, а ничегошеньки не понимаешь. Потеряешь ты Олега, если вовремя не привяжешь.
— То есть как это привязать? Он конь, что ли?..
Я прикинулась удивлённой и не смогла подобрать правильные слова.
— Пока ещё жеребёнок, потом жеребцом станет. И — понесётся за кобылками! Ты вообще-то замечала, как на него зыркают?
— Что ты такое говоришь? Мы любим друг друга!
— А я и не сомневаюсь. Но предусмотрительность не помешает.
— О чём ты?
— Ой, да не строй ты из себя глупышку! Сама знаешь, о чём.
— Что я знаю?
— Залететь тебе надо. Не обязательно по-настоящему. Просто заявить ему, что беременна. И посмотреть, как он отреагирует. Потом сделать аборт. Якобы. Типа «пострадать» некоторое время. Промотать этот трогательный фильм ещё несколько раз и в конце концов объявить страшную новость о заключении врачей.
— Каком заключении?
— О том, что если ещё один аборт, то детей у тебя не будет…
— И?
— И он на тебе женится. Обязательно женится, вот увидишь! Он же у нас такой хороший, честный. А то и пригрозить можно.
Да, в любви Олег мне всё-таки признался. Разыграно это было мастерски, должна вам сказать без ложной скромности. Сначала я к нему подошла на переменке и попросила помочь с испанским языком. Почти заплакала даже, благо притворяться особенно и не надо было. Рассказала о неудаче в Москве, забросила удочку, в качестве приманки употребила весь запас своего красноречия, расхваливая его неординарные лингвистические способности. И он попался. Мужчины все тщеславны, Олежка не исключение, короче, красавчик «поплыл», и мы стали встречаться. Сначала чтобы заниматься испанским языком, а позднее пришло и всё прочее, чего я добивалась. Целовались уже даже, везде. Прижалась я к нему как-то у себя в пионерской и погладила между ног. Понеслось! Как раз, когда я присела и расстегнула ему брюки, в дверь постучали. Потом раздался визгливый голос Раисы Баталбиевны:
— Алина, открывай! Я знаю, что ты там, и не одна. Отопри дверь немедленно, я сказала!
Мы с Олегом обомлели. И онемели заодно. Он посмотрел на меня, поднёс указательный палец к губам, я кивнула и ничего не ответила: рот ведь занят был. Тогда он осторожно так отодвинулся, подобрался на цыпочках к окну, медленно приоткрыл его и выпрыгнул во двор.
Через день после этого случая «жеребёнок» наплёл мне всякой всячины о глубокой любви навсегда. Я, естественно, ответила, что тоже его очень люблю и что он мой единственный и неповторимый. Это было несложно, но вот то, что предлагает Машка… не знаю даже.
Хотя…
Пригласил меня он однажды к себе домой. С родителями познакомить. Я испугалась сначала: отец-то Олега уже вернулся, «откинулся зэчара», как мне папа с мамой сказали. Но собралась с духом и согласилась. В конце концов, не за того же я планировала замуж выйти. Пришли мы с ним вместе, он меня представил как «свою девушку, с которой дружит». Родители понимающе кивнули, мать была приветлива и даже очень обходительна со мной, чего не скажешь об отце. Этот скотина (даже и слова другого не подберу) уставился на меня пристально, раздел взглядом, измерил с головы до ног, хмыкнул и обронил:
— Ну что ж, «подружка», милости просим, как говорится.
В общем, натерпелась я. Всё ждала, когда же эти смотрины закончатся наконец. Но виду не подавала, улыбалась и старалась быть очень вежливой, даже про литературу современную кое-что брякнула, чтобы знали, с кем дело имеют. Примерно через час расспросов-допросов, чаепития да просмотра семейных фотографий с будущей свекровью я засобиралась домой, была четырежды приглашена заходить ещё как-нибудь, не стесняться и не забывать, ответила, что очень, ну просто не знаю, до какой степени, была рада с ними познакомиться, взяла Олега за руку и настойчиво попросила проводить меня.
Шли мы по просёлочной дороге и молчали. Олег явно стыдился своих родителей, а я не хотела ничего говорить в отместку за визуальный обстрел со стороны его папаши. И тут меня вдруг осенило. Другого лучшего случая и не представится! Вот я ему и говорю так томно и участливо:
— Олежек, милый, не переживай ты так, ведь всё же хорошо: мне твоя мама очень понравилась, такая милая женщина! А отец, он просто строгий у тебя, видно, что нелегко человеку в жизни пришлось. Но вот увидишь, со временем и он подобреет ко мне. Давай лучше заберёмся подальше в это пшеничное поле, чтобы нас никто не увидел, и спокойно обо всём поговорим, хороший мой.
Он весь преобразился сразу от моих слов, заулыбался и сжал мою руку в порыве благодарной нежности. Мы забрались в поле, много ещё говорили о его доме и семье, строили планы на совместное будущее, делали друг другу комплименты, признавались в любви. Потом долго целовались, и ЭТО наконец произошло.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. НАСЛАЖДЕНИЕ

С девчонками у меня ничего путного не выходило никогда. Я их попросту боялся. Вроде отлично учусь, занимаюсь спортом, увлекаюсь иностранными языками. Все прочат мне незаурядное будущее. А я комплексую… Потому что живу в далёкой захудалой деревне, потому что одеваюсь более чем скромно, потому что родители мои малообразованны, потому что… Много самых разных крючковатых «потому что» роится в моей голове. Да, я стыжусь своего происхождения и отцовской судимости! А тут старшеклассница вдруг обратила на меня внимание, и я влюбился моментально. Алина не подходит, конечно, под образец женской красоты, она таки, некоторым образом, громоздка, особенно книзу, но сам факт её заинтересованности во мне сразил наповал. Я теперь готов на всё ради моей девушки.
Пригласил я Алину вчера домой. По дороге назад мы забрели в пшеничное поле, и там я узнал, что такое секс. Это неизъяснимое наслаждение, слов нет для описания такого полёта в никуда, падения в бездну пространства и забвения о мире вокруг. Я обалдел от счастья. И мне кажется, полюбил Алину навсегда. Жить без неё не могу, хочу видеть каждый день, слушать всё, что она говорит, неважно что, лишь бы слышать дорогой голос, трогать её руки, ощущать запах её волос и тела.
Спустя месяц мне было объявлено о залёте.
Я не испугался вовсе, нет, искренне обрадовался даже. Но удивился: сообщила мне об этом почему-то Маша, оговорившись о том, как несчастна старшая сестра. Я бросился на поиски возлюбленной. Прибежал к ней домой, постучался в дверь. На порог выдвинулась мать Алины… и понеслось. Её громогласная речь сопровождалась бурными придыханиями и энергичными жестами возмущения. Выступление было обставлено в лучших совдеповских традициях. Несколько раз упоминалось выражение «мужская честь» и почему-то школьное начальство. Я, неумело защищаясь, по-дурацки заявил о своих самых серьёзных намерениях. И получил неожиданный ответ:
— Да тебе сколько лет, молокосос сраный? Какая свадьба в семнадцать? Вот что, сделаем пока Алине аборт, срок-то ведь всего ничего, и у меня знакомая врачиха есть, по блату без шума оформит всё. Но на будущее смотри, не забывай об этих самых намерениях!