Рябина

Глухой и быстрый перебор ступеней кедами, сегодня мелодия бетонной лестницы заканчивает очередной плодотворный рабочий день и становится вступлением долгожданного вечера пятницы. Нина перепрыгивает через последние две ступеньки, упруго приземляется и, насвистывая, покидает офисное здание, направляясь в весеннем настроении по осеннему Петербургу домой. Улица встречает ее прохладным свежим ветром, она отвечает ей улыбкой. Удивительно тепло для середины октября, сумерки только начинают сгущаться на фантастически ясном небе. Широкими шагами Нина минует лужи, оставленные дневным ливнем, краем глаза замечая отражение своих длинных ног, обнятых клешем, на фоне искаженных резных фасадов Малой Морской. Спустя сорок минут толчеи в метро, четыре усердно проигнорированных мужских взгляда, и два объявления, что двери закрываются, молодая высокая девушка вдыхая полной грудью разбавленные свежим воздухом выхлопные газы, набирает абонент «мама», вставляет наушники, привычным движением закидывает телефон в рюкзак, а рюкзак за плечи и идёт по спальному району, покрытому влажной красно-золотой чешуей.
⁃ Ало, привет, Нана! Домой идёшь?
⁃ Привет, мам, угу
⁃ Как рабочий день прошёл?
⁃ Да все в порядке, пролетел незаметно, ты как?
⁃ Я замечательно, на выходные запланировали с Николаем Семеновичем сходить в театр, новый режиссёр ставит «Вишневый Сад», вы-то давно в театре были?
⁃ Да мы как-то не особо по театрам, больше кино, а ещё лучше сериал с чипсами и пледом.
⁃ Ммм… и зачем ты тогда в культурную столицу переезжала?
⁃ Ну мам, мне не близка романтика театров, стоит очень дорого, да и не всегда хорошие места.
⁃ Ну ясно, ясно. В театры мы не ходим, в филармонии тоже, живём вместе без свадьбы, вот такие мы прогрессивные и современные, а вы устарели… — затараторила серьёзным тоном мама Нины
⁃ Ну зачем ты начинаешь? — со вздохом ответила она ей,
⁃ Я прям-таки слышу, как ты закатила глаза. А затем, что не понимаешь ты многого, а я за тебя волнуюсь.
⁃ А зачем ты за меня волнуешься, у меня же все так волшебно! Я влюблена, счастлива и все у меня замечательно! — с этими словами Нина радостно поддела сугроб из листьев носочком кед и подняла в воздух охристый шуршащий вихрь.
⁃ Ладно, ладно, — засмеялась мама — ты кстати ходишь в той шерстяной юбке, что связала тебе бабушка, сейчас самая подходящая погода для неё!
⁃ Я в основном в джинсах, мам…
⁃ Ты же девушка, Нана! Нужно иногда и юбки носить, чтобы не забывать, что такое быть женственной, она тёплая и красивая, будешь напитываться женской энергетикой, а то как пацанка бегаешь в кедах и джинсах. Как только твой Максим на такую обратил внимания…
⁃ Ну вот как-то обратил…
⁃ Ой, не дуйся, пообещай, что наденешь юбку, бабушка так старалась!
⁃ Да я не знаю где она, где-то в зимних вещах, я ещё не доставала их с антресолей.
⁃ Найди пожалуйста сегодня, да и тёплые вещи давно пора доставать.
⁃ У нас аномальное тепло в этом году, ещё заморозков не было.
⁃ Ну хорошо, но все равно заранее достань юбку! Тебе она очень идёт, ты настоящая принцесса в ней!
⁃ Ладно, ладно достану.
Нина задумчиво шла, слушая и отвлечённо отвечая маме на ее просьбы и расспросы, кивая в паузах и пространно угукая. Ей было не очень интересно, но она знала, что делает маму счастливее, когда соглашается с ее излишней опекой и внимательно слушает ее рассказы о соседских ребятишках, сплетни о дальних родственниках и сетования на современную молодёжь. Мама наговорится и немного даже помолодеет, станет радостнее и спокойнее, а значит все не зря. Нина уже дошла до дома, но не захотела перебивать ее очередной рассказ, села на скамейку во дворе, вполуха слушая, что лучше носить женщинам за 40 и как плохо все наносят макияж, и раздумывая над одним неприятным обстоятельством, которое, словно комар ночью, жужжало целый день над ухом. «Третий день задержки. Может просто маленько простыла? Ведь мы с Максом все делаем как нужно, никакой беспечности в этом вопросе. Точно ничего не может быть плохого», — но тревога не унималась. Нина задумчиво рассматривала свои кеды, топча ими желто-рваные листья на земле и скользя взглядом по этому тёплому осеннему миру, улыбалась своей глупости и пустой тревоге, когда вдруг ее взгляд привлек тонкий стройный силуэт молодой рябины. Ее веточки, словно руки тянулись к небу, в них охра перетекала в зелень, потом наливалась румянцем и бликовала на закатном заходящем солнце. Порывистый неприятный ветер прервал ее любование маленьким деревом:
⁃ Мам, тут ветер что-то разошёлся, я побегу домой, мне ещё ужин готовить, сейчас в лифте связь пропадёт
⁃ Хорошо, хорошо, Нана, беги, хороших тебе выходных!
⁃ Спасибо, и вам! Николаю Семеновичу привет от меня.
Ёжась от внезапной прохлады, Нина быстро взбежала по лестнице, открыла парадную дверь, проникая в объятия густого тёплого воздуха подъезда.
Завывающее эхо лифта до 12 этажа. Быстрый хлопок дверями, чуть не зажавший рюкзак. Два оборота ключа привычным движением рук. И вот Нина в однокомнатном уюте такой милой душе квартиры. Необходимый ритуал — полежать прямо в одежде на кровати, чтобы согреться и прийти в себя после рабочей недели, а потом окунуться в мелкие бытовые дела. «Макс придет через час, нужно приготовить ужин и, если останется время, замешать тесто на кексы, он так любит с шоколадной крошкой. Но сначала быстрый душ», — заключила она. Стоя под горячими струями, мысли вновь потоком зажурчали в ее голове: «Третий день задержки. А что если, все-таки?.. Но ведь… Да нет, быть не может. Точно не с ней, не с ними. Они ведь вместе лишь год. Прекрасный год, но все же недостаточно для какой-то уверенности в наши дни. Да и они пока так молоды, нигде не были, даже ни разу никуда не съездили, не определились в жизни. Стоп. И вообще, вдруг он просто испугается и все закончится? Да нет, это просто сбой цикла, сколько раз уже такое бывало, нужно перестать себя накручивать и уже выходить», — суета по хозяйству, готовка ужина и прочие хлопоты отвлекли Нину от тревожных мыслей, а знакомый звук поворота ключа в замке вызвал прилив детской глупой радости, словно наконец-то пришел Дед Мороз и сейчас будет творить чудеса. Она побежала его встречать, мельком взглянув на себя в зеркало и слегка взъерошив тонкими красивыми пальцами свои короткие черные волосы, которые так нежно подчеркивали грациозность ее женственной шеи и округлость бледных щек. Не успел Макс скинуть с себя куртку, как его талию резким прыжком обхватили горячие бедра, вокруг шеи обвились нежные руки, а на еще холодные, пахнущие улицей щеки, посыпались короткие поцелуи. Он засмеялся:
⁃ Мы так с тобой когда-нибудь упадем, сладкая моя, дай мне хотя бы раздеться
⁃ Мы с тобой никогда не упадем! Я тебя вечность жду, наконец-то ты пришел, — она спрыгнула и снова побежала ну кухню, чтобы скорее накрыть на стол. Он проводил ее удаляющийся силуэт восторженным взглядом и принялся расшнуровывать кроссовки.
⁃ Так вкусно пахнет!
⁃ Скорее мой руки! Кстати ты не знаешь, где моя шерстяная юбка, которую связала баба Катя?
⁃ Хм, где-то на самой верхней полке, скорее всего, а зачем? Она же тебе не нравится?
⁃ Ну да, но мама попросила ее достать.
⁃ Носить будешь?
⁃ Наверное, нет…
⁃ А зачем доставать?
⁃ Ну мама позвонит и снова спросит, достала ли я ее.
⁃ Так просто скажи, что достала.
⁃ Ну я так не могу, достану сначала…
Они быстро поужинали и еще какое-то время разговаривали, жадно слушая друг друга, Нина закинула ноги на колени Максу, и он, нежно поглаживая, рассказывал как прошел его день и какой смешной дед сегодня сидел напротив него в метро, она смеялась и восторженно смотрела на его длинные пушистые ресницы, обрамляющие ясные зеленые глаза. Потом, не прерывая его рассказа, она встала и начала замешивать тесто для кексов. С каждым поворотом венчика, улыбка все меньше озаряла ее лицо, пока вовсе не превратилась в сжатую встревоженную линию двух пухлых губок. Она отвернулась и стала суетливо искать формочки, включать духовку, вынимая из нее старые сковородки и крышки. Он с удовольствием скользил взглядом по ее женственному силуэту, наслаждаясь каждым изгибом и каждой родинкой, которые словно брызги разбегались созвездием по бледным длинным ногам, и не выдержав, на выдохе сказал: «Боже, ты такая красивая, мне так с тобой повезло».
Нина улыбнулась на мгновение, но этот искренний порыв души не смог перебить ее тревогу, а она не смогла скрыть эту тревогу, повернувшись спиной и несколько нервными движениями заливая тесто в формы.
⁃ Милая, ну хватит. Расскажи в чем дело, что тебя так беспокоит?
⁃ Да нет, все в порядке — прожевала она себе под нос
Он решил не давить и взял паузу.
После двух щелчков вилкой по целостности скорлупы и бесчисленных быстрых ударов венчика о миску, он добавил:
⁃ Я волнуюсь. И какие бы эмоции не бушевали у тебя в душе, ты можешь поделиться.
⁃ Да просто, наверное, ПМС, не бери в голову…
⁃ Ну как скажешь…
И тут Нина не выдержала, у неё прыснули слезы. Не слезы печали и горечи, а слезы перенапряжения, сильного волнения, которые просто нужно было выпустить. Максим молча обнял ее сзади, окутав своими плечами весь ее силуэт, и маленько начал покачиваться. Она успокоилась, словно ее убаюкала мама, повернулась к нему лицом, не разрывая его объятий, и прижалась мокрой щекой к груди. Набрала полные лёгкие воздуха и выдыхая, быстро прошептала, словно сдаваясь:
⁃ Макс, у меня задержка. Небольшая. И скорее всего это ничего не значит, но что-то мне совсем неспокойно.
Его лицо в миг посерьезнело, он перестал покачиваться, медленным нежным движением взял ее за плечи, отстранил и заглянул в глаза:
— Ну ничего же не могло произойти, мы ведь все делали правильно.
Она криво улыбнулась:
— Да, просто какой-то сбой, скорее всего, ничего не могло произойти.
Они снова сели за стол и Нина стала задумчиво ковырять ногтем неровности стола, ее щеки высохли, и лишь немного слипшиеся ресницы и порозовевший нос выдавал случайный выплеск эмоций. Она улыбнулась сама себе, смотря куда-то в пространство.
— Ты чего?
— Да знаешь, когда проговариваешь свои иррациональные переживания, всегда становится легче, вслух они будто звучат глупо и уже не так страшны и реальны, как когда они сформулированы в твоей голове. Весь день эта мысль меня пугала и заставляла волноваться, как бы я не говорила себе, что все точно в порядке, тень этого страха омрачала весь мой день. А теперь вот мне значительно легче.
С этими словами, она вскочила, чмокнула его в щечку и добавила:
— Пойдем посмотрим что-нибудь?
Макс молча сидел.
— Ой…Теперь ты будешь думать об этом? Зря я, наверное, сказала…
— Ну, конечно, не зря. Да я просто…
— Чего?
— Ну мы никогда это не обсуждали, ты же понимаешь, что вероятность есть всегда?
— Ну…Ясное дело, но там проценты минимальные…
— Да….да…Но если вдруг что, то… аборт.
Это слово прозвучало, как выстрел из пушки. Нина машинально села на соседний стул. Казалось бы, она часто слышала его, оно никогда не казалось ей страшным. Она не считала это чем-то аморальным и отвратительным, но вот когда оно звучит в отношении нее, в конкретной ситуации и от конкретного человека, это вызывает какое-то болезненное опустошение и комок в горле. Нина начала вытаскивать себя из этих захлестнувших неприятных ощущений, она потерла виски, и расслабила шею, опершись на руки лбом. В ее голове звучали логичные умозаключения: «Так. Да. Мы год вместе. Но с будущим еще ничего не ясно, на ногах еще не стоим, да мы даже никуда не съездили отдохнуть вместе. Я и моря ни разу не видела. Ребенок явно не присутствовал в картинке ближайшего будущего. Но почему так безапелляционно и строго? Почему он даже не поразмыслил над этим? А может, он уже думал о таком варианте?»
Нина растерялась и не знала, что сказать, они просидели в молчании пару минут, слушая лишь монотонную работу духовки.
— Мне не нравится твое молчание, милая.
— Ну, прости, я никогда не задумывалась о подобном, всегда же кажется, что такое происходит с кем угодно, но не со мной.
— Я понимаю. Но очевидно, что ребенок сейчас будет не вовремя и единственное правильное решение – это аборт… Если вдруг все-таки ты беременна.
Она молча пыталась переварить его слова. Нина была довольно мягким и податливым человеком, ей было важно, что близким людям с ней комфортно. Она соглашалась на просмотр любого фильма, выбранного Максом, готова была сходить в то заведение, в которое хотел он, сдерживала эмоции, чтобы не портить ему настроение, старалась не проявлять ревность, так как понимала, что говорить о ней – глупо. Готовила на ужин то, что любит он и получала от этого искреннее удовольствие, никогда даже не задумываясь, а что собственно хочет она сама. И это его резкое отношение, жесткое решение без уточнения ее желаний, словно поддели в ней какое-то сидевшее очень глубоко внутри подростковое сопротивление.
— Это уж мне решать.
— В смысле?
— Ну тело мое. Если я вдруг окажусь беременна, то сама буду решать, что делать.
— А сейчас ты что думаешь?
— Я не знаю, я не готова принять решение прямо сейчас и не вижу смысла его принимать, так как пока что это пустые домыслы и страхи.
Он удивленный и обеспокоенный забегал глазами по комнате.
— Стой. Ты хочешь сказать, что ты пока не знаешь, сделаешь ли ты аборт или нет?
Это слово, слетавшее так легко с его губ, каждый раз словно царапало ее слух и на секунду у нее сводило где-то в животе.
— Я хочу сказать, что я даже не уверена, что вообще беременна, что ты все заладил с этим?
— Потому что мы вместе. И я хочу быть вместе, но я не хочу детей. По крайней мере пока. И я не хочу никаких манипуляций и проблем, с этим связанных. Я хочу от тебя услышать, что ты сделаешь аборт, если вдруг забеременеешь.
— О господи, перестань повторять это дурацкое слово, меня от него мутит!
— Так, ну это уже не нормально
— Ненормально – решать за меня, как мне поступать со своим телом и навязывать мне это решение.
— Но оно же правильное!
— Возможно для тебя
— Нина, ну что за глупости? Какие дети?
— Да я же не говорю, что точно буду рожать, я просто говорю, что это будет мое решение и я его буду принимать сама, когда буду знать, беременна я или нет. Мне больно, что ты так жестко отрезаешь, даже не обдумывая ничего.
— А что тут думать, мы оба еще дети.
— Я не считаю так.
— Хочешь сказать, ты готова стать хорошей матерью?
На этих словах она не выдержала и быстрым шагом пошла в другую сторону. Неожиданно свалившаяся боль и ссора на пустом месте, какое-то разочарование и непонимание. Она не знала, зачем вскочила и не знала, что делать, понимала только, что это слушать больше не может. Щеки снова стали мокрыми, а живот скрутило от волнения, она села на пол в комнате и постаралась привести дыхание в нормальный ритм. Через пару минут резкими шагами в комнату зашел Максим:
— Я не знаю, что за эмоции тебя захлестывают, но перестань. Глупость какая-то. Все просто и очевидно. Возможно и проблемы-то нет. Но даже если есть, то решение тоже уже очевидно.
— Ты вообще меня слышал?
— Глупости все. У тебя просто гормоны шалят.
— Да при чем здесь мои гормоны? Это мое тело! Я буду решать, что делать. Не ты! Ясно?
— Нина, ты совсем не похожа на себя. Что ты заладила, как какая-то радикальная феминистка «мое тело — мое тело». Твое оно тело. Но аборт – правильное решение.
— Так. Все. Я больше не могу это слушать.
Она встала с пола, быстро прошла к двери, накинула на себя первое, что попало в руки и стала обуваться завязывая шнурки непослушными, сломанными дрожью пальцами.
— Хорошо, прогуляешься, проветришься и мысли в порядок придут.
— Я к себе.
— В смысле?
— В прямом. Я сегодня буду у себя.
— Может закончим эту истерику?
Этот вопрос она оставила без ответа. Уверено вышла прочь, захлопнув за собой дверь.
Улица ее встретила сильным порывом ветра с мелкой острой пылью, что неприятно осела на лице, Нина согнулась, сопротивляясь ему, и пошла вперед. Небо затянули плотные тучи, быстро гонимые холодными потоками воздуха, деревья и кусты гнуло к земле, а по асфальту летали упаковки и пакеты, вырванные ветром из мусорных баков. Она быстро шла через двор и, проходя мимо скамейки, на которой частенько сидела в хорошую погоду, заметила ту самую рябинку, что выделялась своим осенним многоцветием на фоне других почти уже облетевших тусклых кустов. Ее верхушку сломил ветер, а большая часть охристых и красных листов, что тянулись, как лапки к небу, опустились вниз. Не останавливаясь, Нина перебирала кедами тротуарные метры, не чувствуя холода и непогоды. Первые капли дождя брызнули ей на лицо, словно где-то рядом встряхнулась огромная грязная собака, только что вывалявшаяся в луже. Она этого даже не заметила, неуютность окружающего мира не ощущается, когда душе некомфортно в собственном теле. Шесть километров смешанного уличного шума. Семь повторений женским роботизированным голосом «переход проспекта разрешен» и пение таких же роботизированных птиц. Пара промокших кед. Одна большая пустота в душе и мыслях. И вот Нина стоит у парадной своего дома. Она не была здесь уже около месяца, и не ночевала уже месяцев шесть, как переехала к Максу, удивительно, что за такой короткий срок восприятие привычных и непривычных вещей может колоссально перемениться. Она стояла у дома, в котором прожила одна лет пять, когда переехала на учебу в Петербург. Здесь она начала свою самостоятельную жизнь, и за полгода этот дом стал ассоциироваться у нее с каким-то далеким прошлым, словно, она приехала в родной город, в дом, в котором выросла, и смотрит на него уже не глазами ребенка, а сквозь призму внутренних изменений, нового опыта и чувств. Сердце говорит – ты все та же свободная 17-летняя девчонка, но память не дает обмануться. Нина подумала, что ей всего лишь 24 года, сколько раз она на протяжении жизни еще почувствует нечто подобное, и как удивительно с каждым опытом оборачиваться на себя прежнюю и думать – как глупа и мила я была, и как же забавно каждый раз ощущать себя столь зрелой и важной.
Ее пространные размышления прервались, когда взгляд споткнулся о неприятно красную вывеску «Минимаркет» в нескольких метрах от двери в подъезд. Она внезапно поняла, что ужасно замерзла, и вспомнила, что ей действительно нужно сделать в первую очередь. Забежав в этот тесный магазин, в котором можно, скорее всего, найти все что угодно, словно гипермаркет сжали до карманных размеров, она начала изучать полку с разной химией для дома, туалетной бумагой и прочими бытовыми вещами, взяла новую зубную щетку, и не без труда нашла то, зачем в первую очередь пришла – тест на беременность. Поколебавшись несколько секунд и поборов первоначальную легкую неловкость, она уверено пошла на кассу.
Спустя пару минут, она уже поворачивала ключом замок в свою квартиру, пройдя несколько шагов и окинув такие знакомые стены взглядом, она остро ощутила насколько неуютной может быть пустая квартира. Затхлый воздух нужно срочно выпустить на улицу. Она разулась, стянув мокрые носки вместе с кедами и прошлась, пытаясь свыкнуться с тем, что находится сейчас здесь. Поставила чайник и, сжав в руке ту самую прямоугольную упаковку, замерла перед дверью в ванную комнату.
Сердце словно эхом медленными сильными ударами отдавалось во всем теле, волна холодного пота прокатилась с макушки до пят. Нину передернула неприятная дрожь. Она с усилием сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и зашла в туалет.
Маленькая комната с ледяной плиткой на полу. Сделав все по инструкции, обессиленная от эмоций Нина стекла на пол, начались бесконечные «3-5 минут ожидания».
Сквозь влажные джинсы, она ощущала швы между плитками, также как пару лет назад, когда эти неровности холодно впивались в ее колени через капроновые колготки. Пару лет назад, она, придерживая себе еще не обстриженные волосы правой рукой и опираясь левой в белые квадратики, осознавала, что такое на самом деле перепить и радовалась, что в таком состоянии ее не видит мама. Кисло-сладкий привкус ананаса во рту, кокосовая стружка, прилипшая на подбородке и холод ободка унитаза на щеке, избавляющий от дикого головокружения. Потом она никогда больше не пила пина коладу.
Сидя в этом идеально квадратном пространстве, Нина вспоминала свои насыщенные гулянками и беспечным весельем дни. Вспоминала своих приятелей, что после пары рюмок с нежными слезами на глазах клянутся в вечной дружбе. Правда их вечность равна трем-четырем душевным вечеринкам, а отношения ограничены просто хорошим времяпрепровождением в компании «без напрягов». Она вспоминала, как встретила Макса и как волнительно ей было впервые привести его в свой дом, неловкие пальцы, развязывающие шнурки и невыносимо медленно остывающий чай.
Неохотно возвращая свое сознание в настоящее время, Нина сфокусировала зрение на кривой шов между плиток на стене, на несколько секунд ее охватило оцепенение нерешительности, она подумала, как удивительно, что сейчас возможно будет момент, который разделит ее жизнь на «до» и «после». А может и нет? Как часто вообще мы фиксируем подобное? В основном, человек уже по памяти анализирует, где в его судьбе были поворотные точки и переломные события, и как же это чертовски необыкновенно вдруг почувствовать приближение такого момента, от которого ее сейчас отделяет лишь движение глаз с плитки на тест-полоску.
Страх неопределенности побеждает и Нина опускает взгляд.
Две полоски.
Все внутренности словно вырвало и засосало в огромный вакуум. Она онемела даже на мысли, и капли пота потекли по бокам. Нина не чувствовала пальцев, рук, всего тела, лишь нарастающую боль в глазах от яркого света, а потом появился звон в ушах. Она медленно опустила голову на согнутые колени и постаралась расслабиться. В голове было пусто.
Через какое-то время, к ней вернулись тактильные ощущения, Нина поняла, что у нее жутко онемела нога, а съехавший шов штанов оставил красно-лиловый отпечаток на лбу. Она резким движением встала, о чем тут же пожалела, так как в глазах потемнело, и чтобы не упасть, схватилась за холодные квадратики стены рукой.
Медленно перейдя в ванну, она открыла кран и стала умываться, втирая холодную воду в веки, потом в лоб, заканчивая на волосах. Посмотрев на себя в зеркало, где отражение ей ответило красным взглядом и плохо смытыми подтеками туши под глазами, она почувствовала, как же жмут все еще влажные джинсы и как неудобно сидит футболка, с усилием стащила с себя всю одежду и замерзшая, ощетинившаяся мурашками, тяжелыми шагами прошла в спальню, залезла под одеяло и покрывало с головой, свернулась и мгновенно уснула.
Ночь Нина провела в забытьи и проснулась уже ближе к полудню. Она прошлепала в кухню попить воды, так как язык словно превратился в урюк. Нашла свой телефон и увидела пять пропущенных от Макса и смс «И зачем так делать?». Ей вдруг так сильно захотелось к нему прижаться, вернуться, просто приготовить завтрак и ничего не решать. Но тут реальность вернулась в ее сознание острым голодом. Она заглянула в шкафы и нашла лишь полупустую упаковку овсянки быстрого приготовления со вкусом с малины. Живот урчал, внутри все аж сводило, пара хлопков дверцы микроволновки, полторы минуты электронного гудения и Нина налегла на сладковатую жижу, больше напоминающую клей, а не кашу. Сначала ей стало хорошо, тепло внутри растеклось сытостью, но буквально через 5 минут она почувствовала острый приступ тошноты, быстро вскочила и, сделав два длинных прыжка, оказалась на полу туалета. Ее согнуло пополам, из глаз потекли слезы. Лишившись утренней каши, она испытала еще несколько позывов. С легким головокружением, лишенная всех сил, она сидела на ледяном полу, ощущая каждую неровность обнаженными бедрами, ее потряхивало от холода и сжимающегося внутри желудка. Она положила голову на коленки, ощущая неприятный сладковатый привкус малины, убрала с губы прилипший кусочек овсянки. «Я больше никогда не буду есть эту гадость», — подумала Нина. Как вдруг ее взгляд зацепился о бело-синюю тест-полоску на полу. Она так ее и не выкинула. Точно. Дрожь усилилась, но на этот раз ее бросило в жар. Нина собралась с силами, и решила привести себя в порядок. Это то, что она сейчас может сделать, над остальным будет думать позже.
Выйдя из ванной, она оделась в домашнее и услышала, что из кухни доносится вибрация. Звонила мама. Нина долго смотрела на экран и не решалась ответить, она была не готова делиться всем произошедшим, а врать ей было невероятно тяжело, звонок прекратился и она увидела, что уже 2 пропущенных.
— Черт, – прошептала нервно она и начала ходить по периметру комнаты, глубоко вдыхая и выдыхая. Сосредоточившись и постаравшись сделать максимально непринужденный голос, Нина нажала кнопку вызова.
— Ало, Нана, привет! Неужто ты еще спишь?
— Привет, мам, да нет, в душе была просто.
— Ну понятно. Я хотела у тебя кое-что спросить, я пыталась установить приложение «одноклассники», и у меня на экране стало высвечиваться какое-то пользовательское соглашение, вроде бы так там написано…И я что-то испугалась, он просит меня нажать «принять», но вдруг я что-то не то сделаю…
— Да, все в порядке, это нормально, просто нажимай «принять» – сказала ровным голосом Нина.
— Доча, все нормально? Голос у тебя какой-то…
— Да, конечно, все отлично – силясь сделать непринужденную интонацию ответила она.
— Ну хорошо, – не стала заострять внимания мама, — ты юбку бабушкину достала? Сегодня никуда не собираетесь выходить? Я слышала, у вас погода сегодня сухая, ее бы и надела.
— Нет, не достала
— Вечно вот ты все забываешь. Давай прям сейчас найди, пока мы с тобой говорим, а то она так и пролежит до лета на антресолях.
Нина выдержала небольшую паузу, в которой пыталась сдержать внезапное раздражение, что так редко с ней случалось. Она всегда была довольно мягкой и податливой, она спокойно относилась, когда мама или Макс говорили ей, что надеть, или что посмотреть, ей казалось, что вместо споров, легче просто уступить, тем более если после этого твой близкий становился маленько счастливее.
— Ало, Нана, ты тут?
— Да, мама.
— Все-таки что-то не так с твоим голосом – еще больше заволновалась мама,
— Со мной все в порядке – это прозвучало резче, чем ей хотелось.
— Юбку-то достанешь?
— Нет, она мне не нравится. Я не хочу ее носить, потому что она не в моем стиле и она абсолютно некомфортная.
— В смысле некомфортная? Теплая мягкая юбка, как раз для такой погоды. Да и женственности хоть тебе прибавит.
— Мама, я не хочу ее носить, она мне не нравится, я женственна настолько, насколько сама хочу.
— Что ты за глупости такие говоришь? С тобой все в порядке?
— Да. И я сейчас занята, давай завтра поговорим?
— Ну хорошо… — прозвучал тихий погрустневший голос
Она бросила трубку и тут же разревелась. Ревела от того, что случайно расстроила маму, что она такого не заслужила и вообще нужно было просто ей все рассказать. Но почему она не смогла этого сделать? Нина побрела в ванную умыться, снова взглянула на себя в зеркало, начала всматриваться в глубокие глаза цвета корицы, смотрела на свои короткие торчащие неуклюже локоны шоколадных волос, увидела несколько веснушек на бледной коже и вдруг поняла, почему она все-таки не сказала маме о своей проблеме. Да, они были очень близки и она делилась с ней практически всем, но сейчас она поняла, что все произошедшее – это ее жизнь и ее решение, которое должна принимать она сама. Скажи она обо всем маме, та, несомненно, из лучших побуждений начала бы советовать и как обычно давить. Но не нет, не сейчас. Только не в этот раз. Это не решение мамы или Макса, это полноценно ее ответственность.
Нине стало страшно. Как это необычно, испытывать страх, находясь в теплой своей квартире, в довольно привычной обстановке, смотреть на себя в зеркало – видеть все ту же девчонку, те же руки, ноги, черты лица, но ощущать себя в такой жуткой небезопасности, словно твое тело вывернется в любую секунду на изнанку. Она стала нервозно ходить по комнате, ее одолевала тревога, ей хотелось просто убежать, забыть все как страшный сон, включить друзей и как в старые добрые, облокотившись на уютное плечо Макса, смеяться и хрустеть чипсами. Она нарисовала картинку такого приятного вечера и это показалось ей сейчас таким недосягаемым, что от безысходности и беспомощности, ее грудь снова сдавили рыдания.
Она плакала беззвучно, свернувшись на пыльном ковре комнаты, пока голова не начала болеть. Тогда постепенно слезы высохли, и Нина увидела перед собой причудливые мохнатые узоры, она начала трогать их пальцами, обводить, скользя по их силуэтам, пока в голову не начали приходить воспоминания из детства, которое было довольно счастливым и беспечным. Благодаря трудолюбию мамы, Нина не знала нужды, хоть и не была разбалованной и всегда умела радоваться простым вещам. Будучи маленькой девочкой, он любила сочинять истории про все вокруг: собак, кошек, сидящих у подъезда бабушек, и рассказывала их маме. Мама с удовольствием слушала и задавала вопросы о разных подробностях, что подогревало энтузиазм Нины сочинять еще большее количество деталей. Она видела тогда волшебство во всем, даже в самом обычном. Большой тополь во дворе ей казался величественным домом жучков и белочек, а когда он плакал пухом, она старалась поймать каждую летнюю снежинку, словно они были кладом. Эти воспоминания переросли в фантазии, в которых она сама – мама. Она представила симпатичную девчушку, которая усердно держится за ее руку своими маленькими пальцами, представила ее большие зеленые глаза с пушистыми ресницами как у Макса и волнистые волосы, как у ее папы. Папу Нина видела только на фотографиях, он умер еще до ее рождения. Она всегда глубоко в душе завидовала девочкам, которых отцы учили водить машину, или гоняли кавалеров из-под окон. Она никогда не сознавалась в этом маме, но ей невероятно не хватало такой вот, иногда усложняющей жизнь, отеческой ревнивой любви. Мама очень ее оберегала, и считала неправильным выходить замуж повторно, она не заслуживала того, чтобы после всех ее трудов услышать от Нины такую правду.
Ее пространные размышления о симпатичной дочке, о нехватке папы в детстве, о невероятном труде и заботе мамы, которую она любила больше всех на свете, прервала громкая вибрация телефона, который лежал на деревянной тумбе. Словно перфоратор, нацеленный прямо на висок. Звонил Макс. Увидев его имя на экране, Нина тут же вспомнила холодный рассудительный голос: «Аборт – единственное правильное решение». От этих слов у нее пробежали мурашки по телу и заныл живот. «А честно ли будет вот так рожать ребенка, которого не хотели? Честно ли еще одно существо обрекать на неполноценную семью? У мамы тогда не было выбора, но у меня ведь есть». В памяти стали всплывать бесчисленные одинокие вечера наедине с домашней работой, с которой некому помочь, потому что мама на второй работе. Холодный ужин, который нужно было греть на газовой плите, но Нина боялась, наслушавшись новостей про взрыв газа в многоквартирном доме. Фантазии были спасением от этого детского одиночества, вот почему все предметы имели имена и умели разговаривать в голове первоклассницы Нины. Иногда она вдруг чувствовала себя незащищенной, или придумывала себе какого-нибудь монстра под столом и тогда сидела в оцепенении какое-то время, рассматривая темноту тени и проверяя воздух на потусторонние шевеления. Чтобы успокоиться, ей приходилось до маминого прихода с работы сидеть на кровати, укутавшись синтетическим пледом и отвлекать себя просмотром разнообразных пятен и узоров на обоях. Звонок прекратился, Нина решила не отвечать. Она пока не знала, что сказать ни ему, ни самой себе.
Где-то внутри нее сидела настоящая женщина, наполненная любовью и заботой, готовая делиться ими с другим маленьким существом. Нине стало невыносимо тяжело, что решение приходится принимать вот так, одной, лежа на полу, без чьей либо поддержки и любви. Она всегда мечтала о семье, о красивом высоком и невероятно заботливом отце, об этаком мужчине из социальных сетей, который дарит букеты из 101 розы, плачет, когда видит свою прекрасную невесту в свадебном платье, целует в беременный живот и покупает в 3 часа ночи в середине января клубнику. Она думала, что Макс, в теории, мог бы таким стать, он такой ответственный и такой любящий, очень целеустремленный и обладает всеми стереотипными качествами настоящего мужчины, но просто пока что не время. Нет почвы под ногами, нет уверенности в завтрашнем дне и стабильности. Да, они так молоды, и как же чертовски не справедливо, что это произошло так спонтанно и не к месту. Но может так и должно быть? Может, это лучшее, что с ними могло произойти? Может это будет для них обоих прекрасной мотивацией и толчком к еще более быстрому и интенсивному развитию? Ведь так сложно сейчас решиться на что-то подобное, всегда будет ощущение, что квартира недостаточно большая, машины нет, или просто еще погулять и пожить для себя хочется.
— Ведь главное – любить друг друга, верно? – под нос сказала она, улыбнулась и, обхватив живот руками, с улыбкой перекатилась на другой бок. Она чувствовала, как внутри нее растекается удовольствие от размышлений о вероятном материнстве. Нина даже порозовела слегка, и хмыкнула сама своим же мыслям. «Нужно поговорить с ним» – решила она и пошла к телефону.
— Ты у себя? – проговорил спокойным голосом Макс.
— И тебе привет. Да, у себя
— Успокоилась?
— Ну мне полегче, да, но нам нужно поговорить…
— О боже, да все же нормально, — резко и будто немного насмешливо ответил он
— Ну мне кое-что нужно тебе сказать, – Нина замялась и почувствовала себя так неуверенно и виновато.
— Приходи домой, тут и поговорим, хорошо?
— Хорошо…
— Ну все, жду тебя, целую
Она положила трубку и ощутила неудовлетворенность, снова все на его условиях, он так и не дал ей ничего сказать, она ведь звонила совсем для другого. Нина начала злиться сама на себя, топнула ногой так, что стало больно ступне и выругалась. Начала набирать снова, гудок, еще гудок, она затаила дыхание, с третьим гудком пришло осознание, и она нажала «отменить», строго посмотрела на экран телефона и, стиснув зубы, включила авиарежим, кинула телефон на кровать, а сама обрушилась на пол.
— Ну какой ребенок? – обессилев шепотом сказала она себе. Зажмурилась, словно стараясь не выпускать слезы разочарования наружу, снова сжала зубы и пару раз ударила кулаком по полу.

Следующие несколько дней прошли для Нины как в тумане, она просто делала то, что должна. Она поняла, что иначе нельзя и для нее пришло время взрослеть, брать себя в руки, принимать самой решение и нести за него ответственность. Поиск клиники, консультация, ожидание, день (который она навряд ли когда-нибудь забудет). И вот потускневшие глаза смотрят в побеленный потолок. Опустошение и апатия овладели ее душой на какое-то время, она не смотрелась в зеркало, не отвечала на звонки и тихонько залечивала образовавшееся в душе отверстие.
На пятые сутки она лежала в темной комнате, когда вдруг остро почувствовала недостаток воздуха, Нина подошла к окну, распахнула его и вместе со свежим запахом зимы в ее тело проникло желание. Простое желание погулять. Сегодня были заморозки и с неба начали падать первые мелкие снежинки, она заглянула на заброшенный телефон и обнаружила, что уже 11 вечера, а температура -1. Нина оделась потеплее, чтобы успеть подморозить щеки, пока не застыли ноги и быстро побежала прочь. Она шла, словно вновь обретя свободу и дыша так, словно провела вечность в гробнице без кислорода. Она ощущала приятную усталость в ногах, напряжение в икрах, все движения доставляли ей искреннее удовольствие. Нина любовалась свечением теплых фонарей на фоне темно-синего неба, улыбалась мимо проходящим собакам, которые с таким интересом внюхивались в землю, что ей тоже хотелось ее понюхать. Быстрый перебор ног незаметно привел ее в очень знакомый двор, она села на скамейку и подумала, что нужно бы позвонить маме, когда взгляд ее привлекла молодая рябина. На несколько сантиметров ниже верхушки на стволе виднелось утолщение – этакий рубец на деревянной коже – но все деревце горело красными бусинами на фоне других уже облетевших и потускневших кустов. Рябина все также тянула свои лапки к небу, они переливались из красного в желтый, только теперь блестели инеем на краях и легонько шелестели на ветру.
31.12.2020