Любви нет - глава вторая

Намотав на бедра полотенце я вышел из ванной. Она стояла на середине кухни, а увидев меня протянула ко мне обе руки. В одной был бокал с красным вином, в другой гроздь крупного винограда. Приняв дары Бахуса я уселся на диван облокотившись на подушки и закинув ноги на стоящий рядом стул. Она взяла из вазочки пару миндальных орешков, закинула их в рот и запила небольшим глотком вина. Недавно я узнал, что она терпеть не может белые вина. И с тех пор покупал только красные по особым случаям наших с ней встреч. Отойдя к окну она стала смотреть куда-то в даль. Что она там сейчас видела, где бродили её мысли? Сегодня, так уж вышло у нас случился вечер откровенных интимных бесед. Я сам навел её на эти разговоры начав обсуждать недавнюю статью из интернет-блогов о таком явлении как «Пикаперство». Но разговор уже давно ушел за рамки обсуждения статьи.

«Когда я развелась с мужем у меня прорезался зуб мудрости.» — ни с того ни с сего сказала она не оборачиваясь на меня. Я усмехнулся. Хотя в голосе её слышалась грусть. «Правда» — добавила она. Мне никак не удавалось вывести её из этого мрачного состояния осенней меланхолии. «А не так давно, я удалила этот зуб. Он стал крошится и болеть. Не было смысла лечить. Я просто пошла и удалила.» — сказала она и сделала небольшой глоток вина. Потом прикурила сигарету, сделав пару затяжек положила сигарету на край пепельницы. Всё так же продолжая смотреть в. А я смотрел на ее спину и бедра, на вполне еще крепкие ягодицы с косым розовым шрамом и ровные гладкие ножки. И жевал виноград. Услышав, что она удалила зуб мудрости я хмыкнул и не удержался что бы не поддеть её — «О да, я заметил последствия. Надо было ещё перекрасится в блондинку.» — намекнул я — «А на „окучивании“ „охотничьих угодий“ это как-то сказалось?» Мне хотелось вернуть её в русло разговора об интимных подробностях. Она повернулась ко мне всем корпусом, на лице не было даже тени улыбки, а глаза блеснули в тусклом свете ночника. «Я хочу его.» — как-то даже зло сказала она. Я пожал плечами, не видя в её желании ничего предосудительного, да и особых препятствий к исполнению её желания тоже не наблюдал. «Я хочу его» — повторила она и прикурила новую сигарету. Предыдущая так и осталась лежать и дымить в пепельнице. «Ты не понимаешь» — она небрежно махнула рукой — «Только сейчас я поняла, что ровесники моего отца, а может даже его знакомые или друзья могли испытывать ко мне сходные с моим теперешним состоянием чувства, а я даже и не думала о таком, считая подобные желания не естественными, смехотворными, просто не возможными.»

Я потянулся взял из пепельницы её сигарету и затянулся. «Ну и что?» — спросил я её выпуская дым колечками в потолок — «Ты по своему чертовски красива, даже слишком и невероятно сексуальна, это нормально. Такая реакция нормальна.» Она отвернулась и стала снова смотреть в. Наша нагота нисколько её не смущала, как и то, что с вечерней улицы её может быть отлично видно в освещенном. «И опять не то.» — покачала она головой — «Я хочу его тело, а не личность, не его самого. Хотя конечно, возможно именно тайна личности в его глазах побуждает меня к этому, но все же всё же я думаю о его теле. Как он пахнет, какая у него кожа, как оно, его тело, могло бы двигаться вместе со мной в едином ритме. И только потом я думаю о том, как он вообще себя поведет. Что скажет. Кого он разбудит в моих глубинах, алчущего зверя готового рвать его плоть и слизывать дорожки крови дрожа от жажды и вожделения. Или мягкую и нежную покорность, чья истинная радость впитать его в себя, окружая теплом и покоряясь плавится слезами в его руках.» Она снова обернулась и внимательно посмотрела мне в лицо, словно ища во мне ответ на свои мысли. «Поэтично» — подумал я делая глоток из бокала и промолчал. Она же отвернувшись продолжила — «Много позже, чуть ли не в последнюю очередь я думаю о нем как о человеке. О его чувствах, желаниях и переживаниях.»

Она снова затянулась и выпустив дым в стекло окна вдруг резко произнесла — «Я не могу себе его позволить.» Вот тут я еле сдержал смех. Снова иронично усмехнулся — «Да уж, велика птица. С чего бы, дорогая ты моя девочка?» Однако это её вовсе ничуть не развеселило. Изящно обогнув стол, она подошла, села рядом со мной и закинув свои узкие ступни на край стола откинулась на подушки — «Во первых, я вижу в нем дичь, добычу, „мясо“.» Она курила, разглядывала что-то на потолке и шевелила пальцами на ногах. «Ну и что?» — удивился я — «Первый раз что ли? Мы вроде взрослые люди то. Нет?» Она немного помолчала и выдала — «А во вторых, я боюсь оказаться для него этой самой добычей.» Я убрал прядку с её лица и рассмеялся — «Боишься уронить „охотничью честь“?» И снова мне не удалось её развеселить. Потушив сигарету она отставила пустой бокал и повернув голову в мою сторону, завозилась поджимая свои стройные ноги усаживаясь поудобнее и накидывая на колени мягкий плед. В её больших глазах, хорошего, чистого цвета крепкого чая сейчас плескалась печаль с привкусом боли. И я не мог, действительно не мог понять, откуда это в ней засело. Неужели именно так выглядит борьба естества и физиологии с духовностью и моралью?

«Я хочу его» — тихо и медленно проговорила она — «А если он окажется хорош, я захочу это повторить, а если я захочу повторить, то сделаю это не один и не два раза и тогда захочу его еще немного удержать, хотя бы на время, а если он согласится и останется, то я привыкну и захочу что бы он остался навсегда. А как ты сам знаешь „навсегда“ ничего не бывает. Ничего нельзя оставить или удержать.» Она подтянула плед повыше и продолжала — «А потом, потом ведь и мне может наскучить. Например нам не о чем будет говорить или не сойдутся жизненные интересы, а ведь это очень даже возможно. И тогда я буду страдать, потому что я сама хотела его удержать. Или еще хуже. И что кстати гораздо вернее. Наскучит ему. И он уйдет, а страдать все равно и снова буду я, потому что привыкла, потому что моя гордость будет ущемлена им.»

Она привстала и приблизила свое лицо к моему. Зрачки её расширились. Положив голову мне на плечо она скользнула щекой по моей груди, стала спускаться, словно стекая по мне все ниже и ниже, и ниже, пока окончательно не улеглась прижавшись щекой к моему животу и глядя на меня снизу вверх. «Так ты не сможешь снова выйти замуж. Причем никогда. Если ты все время будешь бояться прочных связей. И избегать боли.» — с неподдельной грустью сказал я. «А зачем?!» — весело спросила она меня. И эта неожиданная веселость в тусклом освещении сделало её лицо каким-то детским, словно у девочки подростка. «Я хочу стать очень богатой» — заявила она. «Зачем?» — совершенно искренни удивился я — «Тебе что, денег не хватает?» «Хватает» — промурлыкала она потягиваясь. «В тебе ко всему прочему проснулась охотница за сокровищами?» — полушутливо спросил я. «Нет.» — спокойно ответила она — «Вовсе нет.» «Тогда зачем?» — настаивал я. И мне как ни странно действительно было это интересно. «Тогда я могла бы откупиться без ущерба для совести» — с долей цинизма заявила она. Я действительно был удивлен — «Откупиться?» — переспросил я, не совсем понимая о чем идет речь. Она снова сладко потянулась выгибаясь через мои ноги и закинув руки за голову, а потом устраиваясь поудобнее. Машинально и рассеяно я привычным движением пощекотал ей пальцем около уха, как иной раз почесывают кошек. «Муур» — сказала она и мягко улыбнулась мне. Я ответил ей улыбкой. «Так что ты имела в виду мисс „Селена“?» — решив проявить настойчивость спросил я. «Ну если бы мне например надоело, то хороший подарок от души, мог бы в какой-то мере сгладить боль расставания. К тому же мне тогда не пришлось бы разыгрывать драмы упражняясь в актерском мастерстве.» — ответила она пристально глядя на ночник и жмуря глаза. Я приподнял одну бровь вопросительно и иронично, делая это специально как можно более театрально. Она посмотрела на меня широко распахнув глаза и отмахнулась — «Ну боже мой, ну ты же знаешь — »Дело не в тебе, дело во мне" и далее что угодно лишь бы достичь действенного результата, то есть расставания. Проще говоря — лишь бы отстали." Я улыбнулся — «Старый трюк. Теперь даже у школьников не работает.» Она совершенно серьезно кивнула — «Так точно мой капитан. Именно по этому приходится изворачиваться придумывая новые наименее болезненные и наиболее правдивые, ходы, для того, что бы ретироваться подальше.»

Как я её понимал. С годами это по идее должно бы было стать проще, но нет, именно с годами щадить чужие чувства становится намного сложнее. «Я не думаю, что чувства можно купить» — сказала она продолжая пристально и беззастенчиво разглядывать мое лицо — «Но я думаю, что можно быть искренни щедрой в своей благодарности настолько, что боль от последующего разочарования не будет так остра в результате.» Она помолчала и добавила — «Ну я надеюсь, что не будет.» Я еле сдерживал смех — «Тебе не кажется ли дорогая моя сударыня, что ты толкаешь подобным поступком мужчин на скользкую тропу проституции.» «Вот та на!» — она хлопнула меня легонько ладонью по обнаженному животу — «С чего бы это? Может быть ты и не знаешь, но я всегда совершенно и предельно искренняя в своих чувствах» «Желаниях» — тут же поправилась она — «Ну что плохого если к истинной сердечной благодарности добавить благодарность материального свойства. Ведь когда мы искренни кого-то любим, то так же искренне его одариваем. Разве нет? Не говоришь же ты, что одаривая маму, любимого ребенка, жену то ты толкаешь их на путь проституции.» «Как знать, как знать...» — пощелкал я языком качая головой едва при этом сохраняя серьезный вид. Она села, взяла со стола сигарету и прикурив продолжала уже сидя ко мне спиной — " В конце концов, любое положительное усилие должно быть вознаграждено. Детям за хорошую учебу покупают телефоны и игрушки. Животным дают лакомство. Работникам платят премию." Всё, я больше не мог сдерживаться и хохотал от души. Она с улыбкой удивления обернулась на меня — «Ну и что я не так сказала? Можно подумать, что вы мужчины из века в век поступаете иначе.» «Всё так, всё так» — смеясь ответил я -«Просто чудесно! Сначала ты хочешь одаривать мужчину как женщину или дитя. Потом низводишь благодарность до животного уровня, как лакомство. И контрольный выстрел в мою седую голову, ты готова оплатить нам наши скромные усилия в любви. Ну чем не проституция!» Она улыбаясь смотрела на меня через плечо — «Ты прекрасно понял, что я хотела сказать.» Я провел ей пальцем по спине — «Конечно же понял, извини. Но есть разница. Мужчина покидая женщину никогда не может быть до конца уверенным, что не оставляет после себя потомство.» Почесал нос и добавил — «Никто и никогда при всех ухищрениях не может быть до конца в этом уверен». Она склонила голову что-то рассматривая и поглаживая плед. «Ну да, как в том старом анекдоте» — сказала она. «В каком?» — спросил я легонько щекоча её поясницу. «Ну как же — »Если вы боитесь случайной беременности обязательно наденьте презерватив, смажьте все гипсом и забинтуйте. Потом наденьте сверху пакет, снова смажьте гипсом и забинтуйте. А самое главное, никаких половых контактов." Она выпрямилась откинула голову и засмеялась встряхивая волосами. Я тоже рассмеялся — «Да, этот способ действительно может помочь. Пожалуй единственный. И то не факт.»

Отсмеявшись я сказал — «Это природа. По сути мы самки и самцы одного вида. Самки приносят приплод. А приплод ради его выживания надо кормить. Для любого самца даже в животном мире это своего рода определенная забота. Как и обязанность. Что говорить о людях. Для каждого мужчины так или иначе это проблема в той или иной степени. В зависимости от его уровня развития и воспитания. Но большая забота это для того из пары, кому придется этот приплод растить. Как правило это женщина. Она вынашивает, кормит грудью, потом растит и кормит дальше если нет отца. Да и если есть то все равно порой тоже кормит и детей и мужа. Поэтому-то в веках и в крови у „самцов“ инстинкт дарить, а у „самок“ накапливать. Природа, против неё не попрешь. Одаривая женщин от любви ли, страсти или в благодарность, мужчины просто стараются снизить планку стрессового риска для себя. Так или иначе.»

Она выбралась из под пледа, потушила остатки сигареты энергично вдавливая её в пепельницу и пошла к холодильнику, привстав на пальчиках она тянулась к верхней полке, а я с удовольствием это наблюдал. Пошуршав там фольгой она протянула задумчиво — «Пожалуй мясо можно уже вынимать, как ты думаешь.» И не дожидаясь ответа достала мясо завернутое в фольгу, прихватив по пути нож и разделочную доску пошлепала босыми ногами к столу. Пока она резала отварное мясо на ломтики я прикрыв глаза допивал вино. «Ты у нас не просто капитан, ты „капитан очевидность“. Так выражаются дети когда говорят о тех...» Я перебил её — «Знаю, знаю. Но у меня такое чувство, словно ты готова оспаривать природу.» — недовольно пробурчал я не открывая глаз. Она порой звала меня «капитан» придумав мне это прозвище из-за моей любви к морю. Сделав нам по бутерброду она вернулась на диван. Закутавшись в плед помахала у меня перед носом бутербродом. Я открыл рот, мне лень было шевелиться, она же запихнула туда чуть не до половины бутерброда и хихикнула. Пришлось взять бутерброд руками, кормить меня из своих рук она явно не собиралась. «Никакой романтики» — пробурчал я с набитым ртом. Она улыбнулась и протянула мне наполненный бокал. «Я хотела сегодня уехать» — сказала она. Честно говоря я не ожидал, я рад был что она осталась еще на один день и полагал, что она тоже искренни рада моему обществу. «Из за дочери?» — догадался я. «Частично, просто хотелось уехать.» — она сделала глоток и отставила бокал на стол снова прикурив сигарету. Это её «просто хотелось уехать» неприятно кольнуло меня. Не думал я что она так быстро захочет сбежать от меня. Неужели я уже наскучил ей? Однако я попытался скрыть свои истинные чувства. «Ты часто куришь.» — раздраженно заметил я. Отреагировала она странно, вся подобралась, словно сейчас разразится злой тирадой, и даже сощурила глаза. Но вдруг потушила сигарету и улеглась мне на колени прижавшись щекой к моему животу. «Самец» — буркнула она легонько, едва касаясь губами поцеловав меня в живот куда-то чуть ниже пупка.

«Насколько я слышал, материнство это не только счастье, но и определенные хлопоты, не маленькие расходы и тяготы. Кому как ни тебе знать это.» — продолжал я развивать свою мысль. Она кинула на меня быстрый взгляд и по её лицу словно пробежало темное облачко, но тут же снова вышло солнце и она улыбнулась, беззаботно и ребячливо — «Можно подумать, что у женщин нет прав одаривать своих мужчин.» «Ну почему же, есть» — пожал я плечами — «Проблема в другом.» «В чем же позволь спросить» — иронично сказала она и тут же нежно потерлась щекой о мой живот. «А в том ответил я» — «Что ты мыслишь как мужик. Причем не просто мужик, а махровый эгоист и циничный холостяк. А с циничным мужиком мне еще спать не доводилось.» И мы рассмеялись. «Ну как-то ты сам сказал мне, что циники это разочаровавшиеся романтики. Так что по своей сути я романтик, хотя и дважды разведенный и от того наверно циничный романтик.» — парировала она. И правда, как-то видимо желая меня задеть она кинула мне в лицо — «Циник». Тогда то я и припомнил эту фразу. Вот теперь мне вернулось. «Вы имеете право хранить молчание, всё что Вы скажете будет использовано против Вас» — отрапортовал в моей голове маленький полицейский. Я усмехнулся мысленно посылая его куда подальше напомнив, что уже бывал женат неоднократно. Но в туже секунду я подумал, что у мужчины нет более чуткого, верного и благодарного ученика чем женщина. Мы сами учим её всему тому, от чего потом страдаем, винить нам увы некого. Вовсе не я влиял на течение её жизни до нашей встречи. И мне по сути не в чем себя упрекнуть. Однако когда я вижу проскальзывающий словно тень, темный флер боли, где-то там, далеко за её взглядом, я не могу не чувствовать укола совести. Хотя с чего бы это? Моей вины тут ни в чем нет. Ни в её разводе, ни в потаенной боли. Или я хочу что бы не было? Хочу просто верить что меня всё это совершенно не касается?

Мне было с ней легко. И общаться и находится рядом и разговаривать. Конечно не забыл всем известное и завязшее на ушах правило, что легко лишь с той женщиной которая не твоя. Но я наверное считал её своей женщиной. Коль скоро она всё же тут. Впрочем никто из нас не стремился активно проявлять свои собственнические инстинкты и ничем друг друга не ограничивали. «Ты устала от череды безуспешных попыток стать счастливой.» — сказал я — «Это можно понять, но счастье гораздо проще чем тебе кажется». Она с иронией посмотрела мне в глаза и покачала головой. Я понял, что она имела в виду. «Ну мне тоже не просто. Ты вот говоришь „Хочу его“. Он как мужчина не может отказать даме, это как-то не принято, значит приходится искать иные пути отхода. Думаешь мужчинам проще? Мы тоже не всегда хотим близости. Это миф. И как ты понимаешь иной раз нам даже сложнее скрыть как наличие страсти так и её отсутствие. Мужчина обладающий харизмой притягивает женщин. И они тоже говорят „хочу его“. А ему что делать? Бежать как загнанному оленю сломя голову? Куда ему кинуться? Он обладая воспитанием, уважением к женщине и человеку не может сказать — »Иди прочь, я не желаю тебя!" И что он сделает? Одно из двух. Или найдет выход или сдастся, что бы подтвердить статус «самца» и оправдать якобы «мужскую суть», а в результате, он же и останется виноват. Уступит он или откажет. Он будет виноват. Женщина получившая отказ редко это забывает. Чаще всего глубоко оскорбляется. И таит обиду и злость. Потому, что ей «Женщине» посмели отказать. Женщина которой не отказали начинает питать надежды. Как ты понимаешь сама, а за этим следует разочарование. Согласится на близость ещё не значит полюбить и захотеть продолжения. Это так или иначе заденет её гордость. Или же она говорит — «Я так и знала все они „проститутки в штанах“ их можно использовать как резиновые игрушки из секс-шопов. Что только подтверждает миф о том, что все мужчины с утра до ночи думают о сексе и о женщинах.»

Она посмотрела на меня с непередаваемым выражением грусти на лице — «Получается, что кругом ложь. Даже в этом. В одной кровати находятся двое. Которые не только не любят друг друга, но и даже не желают толком. Вот так, что б хотеть по настоящему. До рожи губ, ноздрей, ресниц, до мурашек и головокружения. Нет, они вместе лишь потому, что так нужно. Они думают что так нужно. И выражают это словами что желают друг друга. Но на самом деле лгут. Их ведет ни любовь и даже не страсть. А мысль, мозг, условность общества. Они не хотят, но будут спариваться и оценивать, считая что так нужно. Причем не только им но и партнеру. И он и она будут уверены, что совершают чуть ли не акт милосердия, в то время как это всего лишь очередное нагромождение лжи.» Я не знал, что ответить ей на это. И думал сейчас совершенно о другом. А меня, меня она тоже не хотела? Это что акт милосердия? На бедность что ли? Я не отношу себя к разряду легко раздражающихся людей, но она начинала меня злить. И я спросил её — «А ты сама, сама то хоть раз в жизни хотела кого-то так как сейчас говоришь?» Она посмотрела на меня с упреком, но промолчала. Мне стало стыдно. Что я действительно, как подросток, она тут, она со мной, что еще сейчас нам двоим надо. Оба мы прошли не легкий путь, оба по своему перенесли бремя не легких разводов и неудачных отношений, да и жизнь не проста сама по себе. У нас выходные, вино, мясо и фрукты, музыка и целых три дня в нашем распоряжении. Уютная квартира, тепло и в воздухе легкий аромат печенья. За окном ночь, а у нас инструментальные хиты, уют и нега. Зачем нам здесь и сейчас скандал? Мы тут, что бы понимать и наслаждаться. «Закрой глаза» — попросил я её. Она послушно прикрыла глаза. Некоторое время я молча любовался её лицом, слегка касаясь кончиками пальце её век. «Тебя выдает взгляд» — сказал я ей — «Если твои глаза закрыты, то никто не может понять сколько тебе на самом деле лет. Ты кажешься мне совсем девочкой. Но если ты смотришь, то всё меняется. У тебя такой взгляд, он рассказывает о тебе больше, чем ты могла бы сказать словами.» Она распахнула удивленно глаза, но промолчала. Зато я сказал с гордым видом знатока женских душ — «Все женщины хотят замуж!» Она снова промолчала, но прищурила на меня свои карие глаза и я уже ждал, что сейчас она опять скажет свое коронное — «А зачем?». Но она задумчиво протянула — «Хотят.» «И ты хочешь?» — склоняясь над ней сказал я полу-утвердительно, полу-вопросительно. «Хочу» — подтвердила она легким кивком головы. «Хочу, но уже не пойду, находилась.» — буркнула она.

Я не стал поддерживать в ней пламя обиды на мужа. Незачем. Бог ему судья. У всех есть свои причины. Но все же сказал — «Если ты и дальше будешь смотреть на всех мужчин как на „мясо“ и дичь, как на альковные бездушные игрушки или как на заводского племенного жеребца, то тебе не выйти замуж. А постоянно боясь оказаться ненужной и смешной в своих чувствах и желаниях, в своей любви, ты действительно навсегда окажешься одна.» И я даже слегка нахмурился, при этом стараясь придать голосу строгости. Она хмыкнула — «По твоему лучше быть одинокой замужней женщиной, чем в принципе не замужней?» Я покачал головой — «По моему лучше вообще не чувствовать себя одиноко.» «Тебе сейчас одиноко?» — спросил я её и тут же пожалел, потому что мне было бы неприятно услышать, что ей одиноко со мной. Какое это имело значение для меня я и сам не знаю, но не хотелось бы услышать подобное от женщины с которой встречался почти год, с которой сейчас я провел не менее трех дней в тесном общении и в одной кровати. Не, это совсем не то, что я хотел бы от неё услышать. «Нет, я про это сейчас не думаю.» — очень тихо сказала она. И добавила — «Я уже была замужем и даже не один раз, что это изменило?» И вдруг как-то съежилась вся, стала усталой и грустной. Мне показалось, что она даже в росте уменьшилась. Эта глупая беспомощность меня разозлила, какой смысл так страдать из-за ничего? Что ей мешало изменить отношение к ситуации и перестать трагически и гордо нести одинокое свое «Я»? «Вот видишь, ты не сохранила брак.» — сказал я не подумав и тут же пожалел об этом. Она резко села, укуталась в плед и отодвинулась от меня прижавшись к стене и закинув голову прикрыла глаза. Я знал, что последний брак принес ей не мало боли, как и не сложившиеся последующие отношения. Но зачем-то решил задеть её за живое. И сам тут же устыдился этого. Возможно мне хотелось что бы она разозлилась. Закричала на меня или сделала что-то ещё, дала волю чувствам, разбила тарелку, выплакалась и оттаяла. Наконец оттаяла бы. Но она лишь молча сидела с закрытыми глазами крутила в руках не зажженную сигарету. Она молчала. Молчал и я. От этой паузы воздух на уютной и теплой кухне словно стал холоднее. Я боялся нарушить это молчание и сказать что-то такое, что расстроит её еще сильнее. Она же не торопилась начать разговор. Мне было неуютно хотелось что-то сказать или сделать, но я ждал, просто сидел, курил и ждал. «Вот по этому я и не горю желанием непременно выйти замуж снова. Мужчины шутят — »Обещать не значит жениться." Зло. Но правда. Хотеть не значит сделать. Я хочу замуж. И любить хочу. Но уже не могу." — голос её звучал негромко, ровно, без трагического налета или ноток грусти. Может быть лишь немного устало. И мне от этого было не по себе. Захотелось обнять её и укачивать, как маленькую. Но она скорее всего не позволила бы такого отношения. Не из гордыни, из-за страха. Я почти уверен, что так и поступали все те, кому непременно хотелось утешить её. И кто потом просто уходил. Оставив после себя еще больше пустоты. С которой она сражалась, сжилась и смирилась окончательно. Даже не тоскуя уже по этому поводу. И это пожалуй было самым трагичным и самым шокирующем. И этот страх и недоверие сродни раненому зверю, что не дает коснуться себя и причинить еще большую боль, хотя сам страдает от раны. Рана затянется, а вот память остается навсегда. Миниатюрная шатенка, хорошо сложенная, которой на первый взгляд никогда не дашь её настоящий возраст, открытая в общении, робкая и решительная, улыбчивая и задумчивая, тонко чувствующая и в целом не глупая женщина с красивыми грустными глазами. Что ей мешает стать счастливой? Любить, заново построить семью, наладить быт и жизнь. Это ведь не так уж сложно. Впрочем тот же вопрос я мог бы вполне задать и себе самому. Поэтому я молчал.

Она снова легла, поудобнее устраиваясь на диване и положив голову мне на колени. Осторожно и нежно, как ребенка я погладил её по голове. «Ну ведь есть же все таки ещё и любовь.» — как можно мягче, стараясь сгладить впечатление от своих слов сказал я, наблюдая за движением её руки. Указательным пальцем она водила вверх-вниз по моему животу. Может быть мне и не стоило этого говорить, потому, что она вдруг засмеялась перевернувшись на спину и задрав обе стройные, гладкие ножки к потолку. Помахивая одной ногой она пропела — «Любовь, любовь.» — с такой непередаваемой иронией, с такой тайной издевкой, что я невольно поморщился. «О какой любви речь?» — зло спросила она — «О духовной, плотской, родительской или о любви к прекрасному? О! Я просто эксперт в вопросах любви!»

Её тон оставлял желать лучшего. Я растерялся не зная, что сказать на это. С трудом и не сразу подобрал фразу к тому, что хотел выразить, но опять вышло не то. «Ты не справедлива.» — вот, что я сказал ей на это. Она отвернулась от меня и как-то сжалась подбирая ноги под пледом. «К кому?» — устало и почти безразлично сказала она. «К себе, к нам,» — ответил я рассеянно, водя кончиками пальцев по её шее. «Ну а мы то тут причем?» — она зевнула — «Даже если я несправедлива к кому-то в отдельности то причем тут „Мы“?» Вот что ни говори, но есть какие-то общие инстинктивные слова, что именно они означают я не мог бы точно выразить. Я не знал сам причем тут какое-то «Мы», я мог бы сказать ей — «Выходи за меня замуж», мог сказать — «Давай жить вместе.» Но не мог бы шагнуть за прозрачную ледяную стену. Были «Она» и «Я». Действительно, причем тут какие-то «Мы», были ли эти «Мы»? Хотя безусловно, что мы были. Но как? Что бы она сказала? Что бы ответила мне на такие слова? К какой категории мужчин отнесла бы меня в своей таблице определений? Если я сам готов назвать всё это полным абсурдом. То что сказала бы она, с присущей ей иронией и недоверием к существам противоположного пола? «В некоторой степени „мы“ все же есть, мы друзья.» — сказал я совершенно и опять не то, что собирался. Она кинула на меня хитрый взгляд и улыбнулась — «Хороши друзья.» И села потягиваясь. Взяла бутылку с вином, долила себе, поставила бутылку на стол и сделав маленький глоток засмеялась — «Друзья, скажешь тоже.» Ну я то точно знал уже и раньше, что она не относит подобные отношения в раздел дружбы, но снова сплоховал причем совершенно неожиданно для себя самого, выдав это невразумительное и никуда не годное в этой ситуации слово — «Друзья». Пожалуй тут она была права, назвать наши отношения дружескими, просто дружескими весьма сложно. Она смотрела мне в лицо и сделав еще один глоток отчеканила — «Мы, любовники.» И прозвучало это вовсе не нежно и не страстно и даже не игриво, а зло, колко, словно обвинение в чем-то непотребном.

Неужели я её настолько не устраиваю, подумал я. И на ум мне пришел юноша о котором она говорила не так давно. «Я хочу его» — прозвучал у меня в голове её голос. Она сидела ко мне спиной и пила вино, прикуривая сигарету. Я прикрыл глаза и попытался восстановить в памяти образ этого юноши. Как-то мельком мне довелось увидеть его. Он выгуливал собаку, она стояла у подъезда своего дома и ждала когда я подъеду. Еще издали из машины я заметил их. Они разговаривали как старые знакомые, улыбались друг другу и чего-то оживленно обсуждали. Я вышел оставил машину на углу дома и пошел ей на встречу. Заметив мое приближение она извинилась, попрощалась как-то скомкано, наскоро и пошла быстрым шагом в мою сторону. Вид у неё был слегка смущенный. Но я не стал вмешиваться. Однако юношу я успел разглядеть. Молод и мил. Живые карие глаза, открытая дружелюбная улыбка, гибкая подвижная юношеская фигура хотя и не до конца оформившаяся в мужскую, но заметно, что он собой занимается, смуглая кожа, видимо не до конца сошел равномерный летний загар. Одет скромно, спортивно. Держится так же. Производит приятное впечатление добросердечного, открытого, возможно веселого и спортивного человека. Хотя он и курил пока они разговаривали. Но теперь молодые люди часто смешивают несовместимое. Это всё моя вечная привычка оценивать людей в своем окружении. Вот что это. Я оценил его, потому, что он стоял рядом с ней, а она теперь мое окружение. Это надо сказать задевает меня. Я не так молод и уже не так хорош наверно на её взгляд. Или что греха таить, не так хорош как он. А в нем чувствуется мягкая напористость и застенчивость в одном сосуде, с привкусом если не невинности, то не развращенности. Свежая страсть к жизни, без налета вальяжной пресыщенности. Так что её вполне можно понять. И сам я время от времени тоскую по глотку свежей юности и бросаю недвусмысленные взгляды и намеки в сторону ровесниц этого паренька. Кому из нас с ней легче, а кому сложнее добиться утоления этой жажды юности ещё не известно.

Она допила свое вино и некоторое время задумчиво глядела в пустой бокал. Потом заметив, что мой тоже пуст взяла и его. Разлила вино по бокалам и один протянула мне. Я подумал, что вино попалось не противное, а очень даже приятное на вкус. Всегда доверяю своему чутью. Это уже многолетний опыт в выборе того или иного. И в этот раз я доверился чутью выбирая незнакомую мне марку. И не проиграл. «А вино вполне ничего себе.» — сказал я деля глоток, но лишь для того что бы что-то сказать. Потому, что она молча пила небольшими глотками и вертела в руках шпажку с канапе. Плед соскользнул с её плеч открывая моему взгляду две маленькие, но еще крепкие и высокие груди. Прикрыв глаза я представил себе её в объятьях этого смуглолицего юнца. «Что бы они еще понимали» — подумал я о молодых в принципе и о нем конечно в частности. Испытав при этом прилив нежданной злости и желания. Конечно тут же открыл глаза и посмотрел на неё, не замечает ли она что-то во мне, не понимает ли о чем я думаю. Она сидела очень близко ко мне сложив по турецки ноги и упираясь руками в диван. Сидела и просто смотрела на меня с легкой полуулыбкой. Это разозлило меня еще сильнее словно она и правда понимает и чувствует всё, что сейчас испытываю и намеренно и утонченно издевается. Протянув руку я коснулся её волос, затылка и ухватив за волосы настойчиво потянул к себе. Она не сопротивлялась. Я знаю, что в эту минуту причинил ей некоторое неудобство, а возможно даже боль, но она и не думала останавливать меня, подаваясь вперед и только взгляд её все еще оставался спокойным, став слегка насмешливым и чуть любопытным. И тут я вдруг осознал как неистово, зло я желаю её прямо сейчас. Её рот приоткрылся, кончик языка скользнул по губам в ожидании поцелуя. Она явно провоцировала меня. Ноя нарочно оттолкнул её, но когда она уже с совершенным спокойствием собиралась улечься обратно на подушки я подхватил её на руки и понес в комнату. Она была легкой, или мне так казалось в эту минуту. Но я нес её без видимых усилий. Прильнув ко мне словно дитя и положив мне голову на плечо, она обхватила мою шею руками и я чувствовал её дыхание на своей коже.

Щемящая и жалобная нежность охватила меня и я осторожно опустил её на кровать. Склонившись над ней я рассматривал её лицо. Она так и не открыла глаз, но потянулась мне навстречу интуитивно чувствуя мою близость мое дыхание. О чём она сейчас думает? Кого представляет себе? И я снова подумал об этом юноше. Поцелуй вышел грубым. Нарочито грубым и злым. Она застонала, крепко обнимая меня и вдруг её короткие аккуратные ноготки весьма чувствительно впились мне в спину. «Чертова кошка» — подумал я — «Можно вообразить, что они действительно выдвигаются у неё.» Надо отдать ей должное, сдачу с моего поцелуя она отдала сразу. Впредь буду умнее. Дикий коктейль страсти и ревности. Я никак не мог утолить эту жажду хотя и пил из этого источника большими глотками. Но чем больше пил, тем сильнее мне хотелось ещё. Совершенно не знаю сколько прошло времени. Я потерялся в нем или скорее словно влип в него, выпал из бесконечного тиканья и круговорота стрелок. Сейчас он по кошачьи терлась щекой о мое плечо, а меня одолевала дремота. «Ты был женат» — вдруг достаточно громко и утвердительно сказала она. Боже мой, боже мой, что ей вдруг взбрело в голову? Ну был конечно. Был женат и она прекрасно об этом знала. Более того, она знала моих жён. Я вдохнул и постарался быть терпеливым. «Да, я был женат и не раз, сейчас разведен и свободен. Что ты хотела этим сказать?» — нехотя сказал я. Она отвернулась от меня и стала смотреть куда-то в темноту комнаты. Неожиданная и неуместная мысль пришла мне в голову и не сдержался и спросил — «Ты всё еще хочешь его?» Она молчала. Видимо обдумывала ответ. А потом тихо сказала — «Да». «Ну так пойди и возьми!» — бросил я ей скидывая рывком одеяло. Я торчал в ванной не меньше двадцати минут. Устроил себе контрастный душ. Она злила меня. Боже мой, как она меня злила! Но я сам виноват. Какого черта, зачем, кто меня просил завести этот идиотский разговор? Чего я хотел добиться? Понять её? Узнать ближе? Узнать её тайные порывы души и тела? Ну так стой теперь под душем и насвистывай как ни в чем ни бывало! Она не твоя собственность! И имеет права на желания и свою жизнь. Я не имел никакого понятия насколько всё это может вывести меня из себя. Да, она не принадлежит мне, я не принадлежу ей. Мы оба не обременены ни обязательствами, ни любовью, ни какими либо связями. Но я зол. Я чертовски зол и хочу её, как кажется еще никого не хотел с самой юности.

Когда я вышел после душа, она все так же лежала не шевелясь, отвернувшись к стене и плечи её едва заметно вздрагивали. Только этого ещё мне не хватало! Я совершенно не умею никого утешать и жалеть. Это явно не мой конек. Да черт с ним, с этим пареньком. Сколько их молодых искушений было и еще будет в нашей с ней холостяцкой жизни. Лишь бы сейчас она успокоилась. Эти её слезы, я чувствовал себя беспомощным. И я не понимал отчего это. Задел ли я её резким словом или причина была куда глубже? Все мы знаем как обидеть и лишь немногие из нас умеют исправить это. Я не совсем осознавал, чем вызваны её слезы и в чем конкретно сейчас моя вина, но что таковая имеется я даже не сомневался. Поэтому как можно аккуратнее опустился рядом с ней на кровать и осторожно погладил её плечи — «Если ты не прекратишь плакать, то мне придется плакать вместе с тобой» — мягко сказал я. Она резко обернулась, её лицо было мокрым от слёз, а в покрасневших припухших глазах было натуральное изумление. Грустно улыбнувшись я вытер большими пальцами слезы с её щек. «Иди сюда» — тихо позвал я её. Она тоже села и крепко обняла меня. Вдруг с неожиданной силой толкнула и укладывая на подушки склонила ко мне свое лицо. Руки её упирались в кровать где-то над моими плечами, её нос покраснел и припух, волосы растрепались, она с силой закусила нижнюю губу, явно причиняя себе боль, но кажется не чувствуя этого. Из припухших помутневших глаз на мое лицо капали крупные слезы. Она склонялась ниже и ниже и стала осторожно касаться губами моего лица. Покрывала шею и груди поцелуями спускаясь всё ниже и ниже. Я глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки. Что-то явно было не так. Я чувствовал себя неуютно, с ней что-то было не так. Перехватив её руки я попытался сесть и привлечь её к себе. Но она помешала мне подняться, снова склонившись над моим лицом и упираясь руками в подушки она находилась надо мной и её волосы скрывали её лицо. Я не видел выражения и не мог уловить оттенки настроения. Я хотел обнять её и прижать к себе, он она снова не поддалась этому безотчетному движению. И мне стоило некоторых усилий что бы изменить положение. Теперь я склонился над ней. Она не издала ни звука за все это время. Из того, что последовало дальше я наконец понял, что она зла, зла и желает меня, как единственный акт мести доступный её прям сейчас. Если бы я не удерживал её руки, осыпая её лицо, шею и грудь поцелуями она совершенно точно исполосовала бы меня вдоль и поперек своими острыми коготками. На всякий случай я избегал поцелуев, и не пытался целовать её припухшие и покрасневшие губы. Цапнет ещё. С неё станется. Впрочем она и сама старалась отвернуть лицо от моих поцелуев. Кончиком языка я подхватил её слезинку катившуюся куда-то ей за мочку уха. Она вздрогнула всем телом и прошипела еле слышно сквозь зубы -«Гад же ты.» Я не стал спорить с женщиной, тем более что голос её выдавал растущее в ней желание. «Вполне возможно» — мягко и чуть насмешливо согласился я едва слышно, касаясь губами её теплого ушка. Она всхлипнула, застонала и наконец обмякла поддаваясь моим ласкам.

Теперь я смог отпустить её руки и она обняла меня, легко касаясь кончиками пальцев моей спины. Всё, что я мог сделать сейчас для неё это довести начатое ей до конца. Подарив её хотя бы плотское наслаждение в утешение душевных скорбей. На чем собственно говоря я и сосредоточился. Она мотала головой, цеплялась за простыню немилосердно комкая и сдвигая всё, скинув подушки на пол всхлипывала и стонала. «Я хочу тебя, хочу тебя, хочу, как я тебя хочу» — шептал я не в силах остановится. Мне хотелось закричать — «Я люблю тебя, люблю, слышишь, люблю!» Но эти слова, как заколдованные не шли из меня. А мучительно умирали где-то не находя выхода. Я понимал, отчетливо понимал, что в порыве страстей не стоит бросаться такими словами которые могут дарить надежду, о которых потом кто-то из нас может горько сожалеть. А скорее всего и я и она, не признающие любви в том понимании в котором о ней так много говорят. Искусанные губы её припухли и я жалея её осторожно провел по ним языком — «Я хочу тебя» — нежно на выдохе сказал я. И услышал в ответ легкое, едва слышное, как дыхание жаркого летнего ветра, срывающееся — «Я тоже. Я тоже хочу тебя». Она вся подалась мне навстречу и словно откуда-то из мрачной глубины всего её существа вдруг на выдохе и стоне сорвался не громкий, но отчетливый звук похожий на рычание, словно клокотавшая в ней страсть рвалась через всё её существо мне навстречу. Этим ни мало изумив меня. Она широко распахнула глаза словно пытаясь заглянуть мне в самое сердце. В глубины моей души. Ни на секунду не отводя взгляда и тяжело дыша она облизывала свои губы. И вдруг зажмурилась изогнувшись подомной, руки её скользнули по моим плечам, но я предугадав её намерение перехватил их и крепко прижал к кровати над её головой. Клокочущий звук между рычанием и сном сорвался с её губ. И я неосознанно вторил ей лишь немногим громче. «Еще» — выдохнула она — «Еще». И рванулась мне навстречу обхватив мою поясницу ногами. Спустя несколько минут мы без сил лежали на кровати, не в состоянии разорвать объятий. Переплетая ноги и волосы, и руки и пальцы в какой-то немыслимой позе и сложно сказать где в эту минуту кончался я и начиналась она и наоборот. Подушки, одеяло, плед валялись на полу вокруг кровати. Простынь под нами сбилась и скомкалась. Но даже пошевелиться и протянуть руку было просто не возможно и выше наших сил. Нас словно расплавило и вплавило друг в друга. И время снова остановило свой бег. Солнце показало свои первые лучи застав нас в объятьях друг друга. Засыпая я украдкой посмотрел на её лицо. Глаза её были закрыты, она мерно дышала, складки у рта разгладились, а лицо выражало покой и умиротворенность. Я тихо вздохнул, счастье и покой переполняли меня. Глаза закрывались и я проваливался в сладкий, крепкий сон.

Проснулся я резко, словно кто-то толкнул меня в бок. Она сидела на краю кровати и застегивала рубашку на груди. Видимо она старалась одеваться как можно тише, что бы незаметно улизнуть от меня. Некоторое время я наблюдал за ней из под прикрытых век. Потом громко и насмешливо спросил — «Сбегаем?» Она вздрогнула от неожиданности и посмотрела на меня. «Доброе утро герой-любовник» — с легкой добродушной насмешкой сказала она. А я вдруг вспомнил, как попался с её глупой загадкой, когда она спросила меня — «Что делает мужчина после секса в постели?» И простодушно ответил — «Спит наверное.» Она тогда улыбнулась покачав головой — «А вот и нет. Мешается.» И засмеялась. Вот теперь она сбегает. То ли решив, что мешает мне, то ли я ей мешался. «Что сударыня, спешим верхом обскакать свои охотничьи угодья с утра пораньше?» — спросил я в её спину. Фраза вышла двусмысленная. И это меня порадовало. «А хоть бы и так.» — весело отозвалась она, застёгивая ботильон и разглядывая пряжку — «Вам то что за дело, сударь?» Она вышла в коридор. «Проводишь?» — крикнула она оттуда.

Натянув спортивные штаны я босиком и без рубашки вышел к ней. Вчерашнее вино слегка дало о себе знать. Хотелось в душ и ещё хоть немного подремать. Облокотившись о стену я сложил руки на груди и разглядывал её при дневном свете как-то по новому. Словно не было этих дней рядом, словно мы не провели эти ночи каждую из них вместе. Сегодня она казалась мне другой. Тонкой и острой, как стальная игла. «Вещь кстати нужная и весьма серьезная» — мысленно добавил я и усмехнулся своим мыслям — «Steel baby». Она застегивала пальто и пальцы её слегка дрожали. Видя что я не двигаюсь с места она подошла ко мне и привстав, потянулась и поцеловала меня легким касанием губ к губам. «Пока» — шепнула она. Я отошёл пропуская её к двери. «Знаешь, ты никогда не выйдешь снова замуж» — тяжело и устало сказал я. Она обернулась держась за ручку двери — «почему это?» «Потому, что за мужчиной ты не видишь человека.» — зло бросил я её. Она вышла хлопнув дверью. Я выглянул в коридор и крикнул ей вслед — «Доброй охоты Багира». Услышал как открылись двери лифта, как она шагнула в него. «И тебе Акелла не промахнуться.» — ответила она когда двери лифта уже стали закрываться и тем самым лишив меня последнего слова.

«Вот сука» — хлопнул я дверью сильнее чем полагалось. И пошел досыпать. Проспал я до самого вечера, благо мог себе это позволить. Вечером я допивал вино и смотрел старые фильмы. Ни сегодня, ни завтра я не ждал её звонка. Забеспокоился я лишь к концу недели. Работы выдалось много и я приходил усталый и раздраженный. Иногда я думал о ней, но не хотел звонить, оправдывая это нехваткой времени и напряженным графиком работы. Но когда неделя подошла к концу я понял, что хочу оказаться рядом с ней, хочу вдыхать тонкий аромат её цветочных духов, наблюдать за её движениями. Хочу видеть как она ходит обнаженная по моей квартире. Мне нестерпимо захотелось ей позвонить. Но я счел это глупым, проявлением слабости и более того совершенно лишним. Можно было например послать ей сообщение на телефон, спросить как у неё дела, удачно ли прошла охота. Но это было бы совершенным ребячеством с моей стороны. Я не видел смысла в подобном поступке. Нет, дело вовсе не в моей гордыне, если бы все было так просто я давно бы ей позвонил. Но мне приходилось признать, что она не такая как другие. Не лучше, не хуже, просто другая. И только в одном из случаев я мог бы быть хоть сколько-то уверенным, что я ей нужен хотя бы в качестве героя-любовника в романе её жизни, в том случае если она позвонила бы мне сама. Выбрав так или иначе мою кандидатуру среди всех прочих в её охотничьих угодьях. Что греха таить, я бы предпочел, что бы она по собственному почину охотилась на меня, но здравый рассудок подсказывал, что её, так же как и мне приятнее охотится на более свежую и молодую дичь. И никто не мог отказать нам с ней в этом праве на маленькие жизненные удовольствия. Как и в праве выбора. И всё же. И всё же я ждал её, ждал хотя бы её звонка. Я ждал целый месяц. Ждал и всё. Как полный дурак. У меня был её телефон и её адрес. Я мог позвонить сам или приехать к ней. Но предпочел уйти с головой в работу.