Борька

Солнечное утро открылось окном в сад, где бесконечная лазурь сияющего неба рассекалась летящими стрелами крыльев птиц. Утро дрожащей свежестью поцеловало мне лицо и побежало дальше: шелестеть кудрями берез и играть камешками в реке Кузьминки. Я медленно потянулась, выкинула правую руку из-под одеяла,  левую. Отбросила в сторону  пуховую тяжесть и,  нехотя, соскользнула  на  прохладный пол.  Сон еще щекотал глаза мягкими волнами блаженства, когда я вышла на крыльцо. Сквозь паутину ветвей проглядывало солнце, я подняла руки и крикнула:
-Здравствуй, мир!
Добродушный Джек, виляя хвостом, подбежал к ногам и, словно отвечая на приветствие, поставил лапы мне на бедро и громко залаял. Мы немного поиграли и когда по дороге пронеслась машина ветеринара, сигналя на ходу, я обняла пса за шею и ушла в дом. Зайдя на кухню, я всмотрелась в циферблат и ахнула. Половина седьмого. Наш девятый класс, как и все старшие, уже неделю собирал клубнику на колхозном поле. Каждое утро с семи часов мы до зноя должны собрать положенные по плану килограммы и сдать на приемку. За опоздание – штраф: сбор дополнительного ящика. Поэтому, я заторопилась. Наспех съев пирог с яблоками и запив молоком, я умылась и побежала одеваться. В зеркало на меня посмотрела высокая девушка с каштановыми, собранными в высокий хвост волосами и большими зелеными глазами. Коричневые брюки не новые, но еще вполне себе подходящие для прогулок по улице и тем более для работ в поле, сидели хорошо, выгодно обтягивая фигуру. Темно-зеленая футболка,  привезенная из-за границы маминым братом,  эффектно сидящая на груди, очень шла к брючкам. Я одобрительно помахала отражению и вышла во двор. Джек проводил меня до калитки и лег у скамейки. Я ускорила шаг. Дыхание прерывалось, сердце застучало сильнее, а пульс забился в висках. Я прикоснулась к лицу. Горячее, оно немного припухло в щеках. Я представила, что оно красное и оглянулась: не видит ли кто моего смущения. Никого. Я вздохнула свободней и заулыбалась. Сегодня день особенный – я смогу увидеть Лёню из десятого класса. И пусть издалека, пусть украдкой, зато насмотрюсь вдоволь и радость. Хорошо, что даже летом он никуда не уехал и работает вместе со всеми. При мысли о нем ноги сами ускорились, а душа чуть не вырвалась наружу.
Встретившись на перекрестке с Дашей и Маришкой, мы пошли мимо конюшни тропой, проторенной ежедневными походами работников. Впереди виляла группка из параллельного класса. Нас обогнало несколько велосипедистов. Кто-то проехал на самокате. У кромки реки коровы, рассыпавшись по берегу пестрыми глыбами, жевали сочную травку. Их толстые бока  мерно покачивались, хвосты шлепали по ляжкам, отгоняя изумрудных надоед.  Пытаясь обойти коровьи мины и не испачкать обувь, мы перебирались с кочки на кочку по еще влажной от росы траве. Все вокруг веселило нас. Передразнивая друг друга, Даша и Маришка обсуждали последние новости деревни: -А вы слышали, что пастуха молнией чуть не убило? А про пожар в Сосновом? А куры не несутся. А дед Прокопий в лесу гигантскую змею видел. А Борька опять все переломал и загнал в воду дядю Колю, мама рассказывала бабе Нине. А на Борьку управы нет. Он никого не боится. Не встретить бы его. Да, есть, есть, управа. Боится, знаете кого…
  Я шла в середине дружной цепочки аккуратнее всех. Придерживаясь за ветки кустов, я лавировала средь коровьих ловушек и думала о встречи с Леней. Шла и представляла, как, замешкаюсь у машины, сделаю вид, что поправляю косынку или ящички или, того лучше, заговорю с кем-нибудь, а в это время Леня…. В момент, когда я уже представила, как ко мне подходит Леня с ящиком клубники и я вижу его близко-близко, нога моя подвернулась и соскользнула с кочки.
— Галя, держись! -Маришка хотела схватить меня за футболку, но я резко отмахнулась и съехала в жижу, оставшуюся после прохождения сотен копыт бродящих коров. — Как же так…, — всплеснув руками, добавила она.
Минутное замешательство и подруги помогли мне встать.
Желая отряхнуть штанины, Даша протянула руки ко мне, но, увидев растекающиеся пятна на брюках, вздохнула и провела теплой ладонью по плечу.
— Ты… это… не сильно ударилась-то, идти можешь? – спросила она с опаской.
— Нет, нет, все в порядке. Фу…, это же…вонять теперь буду, да? – нос защипало, губы дрогнули, но я набрала воздуха в грудь, стараясь удержать подступающие слезы.
— Ну, это…, подсохнет…отряхнешься…выветрится. Ничего, ничего, со всяким бывает, — жалостливо протянула Маришка.
Я развела руками. Оглядывая себя со всех сторон и не зная, что делать, я стояла под пристальными взглядами проходящих мимо ребят из школы. Сожаление, что я не смогу увидеть Леню захватило меня. Сердце шумно забилось и поток крови хлынул к ушам. Я чувствовала, как отчаяние заполняет меня, как пробирается в самые потаенные места души и погружает ее во мрак и боль. В голове не унимались мысли, что это конец и все пропало. Что такую грязную он никогда не заметит или заметит, пренебрежительно окинет взглядом и рассмеется прямо в лицо. Такого позора я не переживу. Надо срочно возвращаться. Я успею, я побегу обратно и успею.
Девочки растерянно смотрели на меня, а я стеснялась им признать, почему молчу и чуть не плачу.
— Галя, не расстраивайся, лучше всего сходи домой, переоденься, — ободряюще погладив меня по волосам, Даша достала платок и протянула мне. 
От сочувствующих слов и помощи подруг мне стало легче. Их милые лица со сверкающими глазами были направлены на меня и доброта, что исходила от их рук и взглядов помогли мне набраться уверенности и сменить отчаяние на юмор. Сказка про Иванушку весьма кстати пришла на ум, и я засмеялась: 
— Хорошо, что из копытца не попила, а то теленочком бы стала, — мы разом прыснули, сбросив напряжение.
Я отправилась менять одежду. У самой деревни послышалась звонкая трель велосипеда и я сошла на обочину, уступая дорогу ездоку.  В свете солнца я не сразу узнала его. На вид крепкий, лет шестнадцать, темноволосый. И только прикрыв глаза ладошкой, прищурившись, я разглядела его лицо. Ах! Лёня!
Я замерла. Стыд, что он увидит меня в грязной одежде, как замарашку, окутал с ног до головы. Я вспомнила вечеринку в школе на восьмое марта. В полутемном зале, наливая кока-колу, я встретилась с ним глазами. Он смотрел на меня,  не мигая. Ух. Небо громыхнуло, молния ударила в макушку. В самый волшебный момент моей жизни ноги  подкосились, руки задрожали, и стакан чешского стекла выскользнул из рук. Он превратился в мелкую крошку, оставив на полу блестящие искры позора. Глядя на осколки, я сожалела, что не обладаю магическими способностями превратить их  в дыру, в которую можно провалиться, лишь бы не видеть его пронзительный взгляд и не слышать смешки одноклассников. Обливаясь потом и краснея, я выбежала из фойе школы и стремглав понеслась домой. Там я зарылась с головой под одеяло и решила, что никогда больше не покажусь ему смешной недотепой. 
Сейчас деваться было некуда. Я зажмурилась. Шуршание шин останавливающегося велосипеда вывело меня из психологической комы:
— Ты чего тут?
Я открыла глаза.  Лёня. Жар растекся по телу. Я развела руки, демонстрируя грязные штанины:
— Да я тут, вот…
— Домой теперь, что ли? Садись, подвезу, — он показал на раму впереди себя.
 - Да у меня… это… штаны грязные, испачкаю, — я вздрогнула, представив, как наши тела соприкоснулись. Голова закружилась и стало страшно, что от моих слов он уедет и случая говорить с ним, смотреть на него так близко больше не будет. С мольбой в глазах я посмотрела на него. 
— Да ничего, отмоюсь. Где это ты так? — он будто не замечал моего замешательства. 
Минуту я жаловалась на коров, которые не догадываются, какую лепту вносят в жизнь людей, конкретно мою и конкретно сегодня, оставляя продукты жизнедеятельности на поверхности земли.
       Одной ногой упираясь в землю, другой удерживая стального коня в равновесии, Леня помог мне разместиться на раме. Легко оттолкнувшись от земли, он прижался ко мне спиной и обхватил руками. Все разом оказалось не важно: солнце перестало палить, птицы замолкли, закончив петь, кузнечики и полевые мыши попрятались в траве, уступая дорогу моей радости. На грязные штаны я уже не обращала внимание. Я трепетала. Слушала стук его сердца и приказывала своему стучать синхронно. Облачко, что пробегало по небу могло бы спросить меня: «Счастлива ли ты сейчас?» Я гордо сказала бы: «Да». Мы ехали тесно прижавшись друг к другу, и минуты казались вечностью. Их хотелось удержать за хвост, но все ближе  вырисовывались дома и собачий лай все отчетливее разносил новости деревни со двора на двор.  Мне показалось, что собаки уже знают о безмерном счастье моей первой любви и оповещают о ней округу. 
Я еще была в стране грез и воздушных замков, когда мы въехали на первую  улицу и остановились. 
 - Ой, смотри, Борька.
— Тьфу, черт, откуда  взялся. Видать,  опять сбежал от бабки Мани.
— Что делать будем,  Леня? Где же баба Маня? Давай подождём.
Озираясь в поисках хозяйки рогатой скотины, я крикнула: — Баба Маня!?
— Не старайся, не услышит. Полу глухая, ведь. Не боись, сейчас что-нибудь придумаем… Мы его хворостиной отгоним.
Он слез с велосипеда, отдал руль мне, а сам начал искать подходящий прут.
— И правда, почти глухая. Ух, какой свирепый, глазищами ворочает и фыркает. Может не надо хворостиной? Давай, вернемся или через ту улицу поедем, — я махнула головой в сторону перекопанной дороги между провалившимися заборами домов, где никто не жил.
— Да вот еще,  возвращаться. Дудки ему. Обхитрим.
Он взял сухую ветку у забора и направился к быку.
— Ты что? – испугалась я. — Взрослые его боятся. Говорят, он насмерть может затоптать.
— Бред, это для таких как ты придумывают, маленьких, чтобы не болтались на улице.
— Ну да, маленьких. Он дядю Колю в озеро загнал, слышал? — я обиделась, за то, что он назвал меня маленькой.
Лёня засмеялся:
— Да брось ты, он, скорее всего, сам туда залез. По пьяни.
— Не веришь, думаешь, я вру, да?
— Ты просто трусиха.
Я выкрикнула в сердцах:
— Не трусиха, не трусиха, — и смахнула подступившую слезу.
— Ладно… не плачь, что ты… Я же пошутил. Его голос изменился, он посмотрел на меня внимательно и подошел. — Не бойся, я тебя в обиду не дам, — сказал это ласково и погладил по руке.
Странное тепло поднялось по моим пальцам, нырнуло в сердце и там растаяло. 
— Я его отвлеку, а ты быстро побежишь вдоль забора. 
— А как же ты?
— Ничё, я потом как-нибудь.
— Нет. Я тогда с тобой. Давай как-то вместе… 
— Попробуем проскочить, — закончил он за меня фразу. 
  Он бросил ветку, сел на велосипед. Я на этот раз расположилась сзади, покрепче обхватив его спину. Лёня велел держаться крепче и направил велосипед вправо к забору, где еле заметно петляла тропинка. До нее оставался метр, когда под коричневой, лоснящейся на солнце шкурой Борьки заиграли мышцы, когда он дернул копытом и опустил голову ниже, готовя лоб к крушению любых преград.
 Мои руки от страха впились в рубашку Лени, я дернула ткань, хрустнули пуговицы. Не удержав равновесие, Леня качнулся назад, велосипед вильнул, и мы влетели в ворох прелой соломы. Я больно ударилась коленом, а злополучная штанина зацепилась за спицу.
Бык шел на нас. Леня отбросил велосипед и всем телом упал на меня, закрыв от скотины спиной. Я зажмурилась.
— Бо-ор-рька, — протяжное и мелодичное разлилось над улицей. Боясь открыть глаза, я слышала, как сап утихает, а бык, вероятно, пятится, перебирая копытами по камням. Наконец, я открыла глаза.
Борька остановился как вкопанный, устремив взгляд в конец улицы, где стояла баба Маня.
-А ну иди сюда, забияка, — прикрикнула она.
Фыркая, бык отвернулся от нас и, виляя задом, смиренно двинулся в сторону хозяйки. Маленькая, сухонькая старушка в платочке и ситцевом платье со скрещенными руками шла ему навстречу. Минуту назад, разбрызгивающий злость монстр, теперь походил на большую коричневую собаку, обрадовавшуюся появлению хозяйки. Он шёл спокойно, ровно, подбрасывая хвост. 
— Ах, ты ж, зараза, опять забор сломал, глупая твоя башка. Что не строй, все снесешь. А ну домой, вот я тебя, — баба Маня звонко хлопнула его по спине.
Бык скосил голову в сторону старушки и безропотно поплелся за ней. Теперь ее голос удалялся, унося с собою дружелюбное:
— Ты же мой глупый, дурной. Зачем к людям пристаешь, почему опять убежал? Ищи тебя по всей деревни. Ух, глупый…
Пыль от копыт Борьки осела. Пара скрылась в улице, идущей к дому полупрозрачного божества, усмирившего грозу.
      Мы сидели на земле. Я потирала разбитое колено, Леня — ободранную щеку
— Чего ты? Не надо было…, — я смущенно опустила глаза, вспоминая, как минуту назад он закрыл меня спиной от угрозы.
— Да я… это… испугался за тебя, вдруг, зашибет, — он робко прикоснулся к разорванной штанине и спросил: Больно?
-Совсем чуть-чуть, — я подняла глаза и улыбнулась.
– Не обижайся, я как лучше хотел.
-Я совсем не обиделась, просто…, — я вздохнула и произнесла: – Вот так утро, штаны теперь точно придется выбрасывать. А сама подумала, что если бы не брюки, то не встретились бы мы на дороге и ему не пришлось меня защищать.
-Главное, целы остались, и он нас в воду не загнал, как дядю Колю.
Я рассмеялась. Леня, снимая сухие стебельки с футболки, помог мне встать. Мы посмотрели друг другу.
Через пять минут, взявшись за руки, мы шли в сторону моего дома. Дорогой смеялись над происшествиями и вспоминали бойкую старушку, единственную, кто может утихомирить грозного быка.
Хромоколесый друг скрипел спицами, а в кронах деревьев пряталось солнце, лаская наши следы горячими лучами