Очерки о Петербурге. Дождливый вечер на вокзале.
Котик писатель Возрастные ограничения 12+
Моросил едва ощутимый дождь, в воздухе стоял белёсый туман и погода была исконно — Петербургская. Мы огляделись по сторонам и прочитав надпись «Кассы. Вокзал» ринулись туда, боясь опоздать на ближайшую электричку.
— Отсюда только до Балтийского, — равнодушным голосом пояснила кассирша. Мы с бабушкой переглянулись, и взяли два билета. Замерзшими, едва двигающимися пальцами мы отсчитали нужную сумму и уселись на скамеечку у окна в зале ожидания. Кругом сновали разные люди: тётки лет пятидесяти, которые ежеминутно на кого-то кричали, что-то спрашивали и всё время всех задевали своими сумками и пакетами; мамочки с маленькими детьми, которые всё не сидели на месте и стремились бежать; дяденьки с чёрными (или коричневыми) кожаными портфельчиками в прямоугольных очках; и, пожалуй, мой любимый тип — парни лет двадцати, высокие, худощавые, всегда в капюшоне, всегда одни, всегда либо сухо кашлящие, либо курящие. Не знаю, чем нравятся мне такие люди, но есть в них что-то грустно — романтичное, такое едва ощутимое, чего я сама и описать не могу.
Вот, сидим мы, ждём, неустанно наблюдая за движением стрелок по циферблату: «тик — так, тик — так… ». Прошло уже пол часа, а до нашей электрички ещё, ещё, и ещё раз по пол часа. Наконец натикало наше время, и мы протискиваясь через толпу поспешили на перрон. Удивительно, но там ни одного человека не было. Решили ждать. «А мне и одного человека не надо» — подумала я про себя. Мне хватало пусть и загородного, но Петербурга, дождя, ветра, тумана, птиц, мокрого асфальта и деревьев. Это всё являлось для меня живым, о чём то говорящем, может даже более живым чем некоторые люди.
Прошло некое время, воздух постепенно становился холоднее а небо незаметно темнело. Все вокруг куда то подевались, кто уехал в противоположную сторону, кто сел на автобус, но так или иначе помимо нас на платформе осталась только сильно навьюченная тётенька и паренёк в красной шапке с отворотом. Дождь лил всё сильнее, ветер дул уже не порывами, а сплошным голосящим потоком. Казалось, недавно столь ласковый Петербург, пробудивший во мне сильную любовь, спрашивал "- И что, все ещё любишь?". Я сквозь слёзы от холода и ветра молча кричала ему: "-Люблю!".
Не знаю, совпало это так или нет, но стоило мне подумать об этом, ветер внезапно стих, будто остановился в воздухе, а ливень словно стал теплее. И, неожиданно — радостно послышался гудок. Мы с бабушкой чуть не запрыгали от счастья — всё таки он тоже любит нас!
Помню это чудное мгновение, когда со скрипом открылись двери электрички, и воздух резко из обжигающе — холодного сделался убаюкивающе мягким и тёплым. Нас словно одновременно укрыли пледом, напоили горячим чаем и усадили к пылающему камину. Мы спокойно выдохнули и с улыбкой счастья заняли кресла. Они нам тогда показались такими уютным, такими бархатными, что вроде как, и не было тех часов проведённых под ливнем…
Последний гудок убывающей электрички и мы помчались в сторону не родного, но любимого города — Питербурга.
— Отсюда только до Балтийского, — равнодушным голосом пояснила кассирша. Мы с бабушкой переглянулись, и взяли два билета. Замерзшими, едва двигающимися пальцами мы отсчитали нужную сумму и уселись на скамеечку у окна в зале ожидания. Кругом сновали разные люди: тётки лет пятидесяти, которые ежеминутно на кого-то кричали, что-то спрашивали и всё время всех задевали своими сумками и пакетами; мамочки с маленькими детьми, которые всё не сидели на месте и стремились бежать; дяденьки с чёрными (или коричневыми) кожаными портфельчиками в прямоугольных очках; и, пожалуй, мой любимый тип — парни лет двадцати, высокие, худощавые, всегда в капюшоне, всегда одни, всегда либо сухо кашлящие, либо курящие. Не знаю, чем нравятся мне такие люди, но есть в них что-то грустно — романтичное, такое едва ощутимое, чего я сама и описать не могу.
Вот, сидим мы, ждём, неустанно наблюдая за движением стрелок по циферблату: «тик — так, тик — так… ». Прошло уже пол часа, а до нашей электрички ещё, ещё, и ещё раз по пол часа. Наконец натикало наше время, и мы протискиваясь через толпу поспешили на перрон. Удивительно, но там ни одного человека не было. Решили ждать. «А мне и одного человека не надо» — подумала я про себя. Мне хватало пусть и загородного, но Петербурга, дождя, ветра, тумана, птиц, мокрого асфальта и деревьев. Это всё являлось для меня живым, о чём то говорящем, может даже более живым чем некоторые люди.
Прошло некое время, воздух постепенно становился холоднее а небо незаметно темнело. Все вокруг куда то подевались, кто уехал в противоположную сторону, кто сел на автобус, но так или иначе помимо нас на платформе осталась только сильно навьюченная тётенька и паренёк в красной шапке с отворотом. Дождь лил всё сильнее, ветер дул уже не порывами, а сплошным голосящим потоком. Казалось, недавно столь ласковый Петербург, пробудивший во мне сильную любовь, спрашивал "- И что, все ещё любишь?". Я сквозь слёзы от холода и ветра молча кричала ему: "-Люблю!".
Не знаю, совпало это так или нет, но стоило мне подумать об этом, ветер внезапно стих, будто остановился в воздухе, а ливень словно стал теплее. И, неожиданно — радостно послышался гудок. Мы с бабушкой чуть не запрыгали от счастья — всё таки он тоже любит нас!
Помню это чудное мгновение, когда со скрипом открылись двери электрички, и воздух резко из обжигающе — холодного сделался убаюкивающе мягким и тёплым. Нас словно одновременно укрыли пледом, напоили горячим чаем и усадили к пылающему камину. Мы спокойно выдохнули и с улыбкой счастья заняли кресла. Они нам тогда показались такими уютным, такими бархатными, что вроде как, и не было тех часов проведённых под ливнем…
Последний гудок убывающей электрички и мы помчались в сторону не родного, но любимого города — Питербурга.
Рецензии и комментарии 0