Глава 6 (Глава 6)

До обеда Иван Павлович предпочёл не выходить из кабинета. А после слышал от экскурсовода, которому сказала секретарша, что директор послал домой за Лавочкиным. «Видимо сдают нервы у старика, если решил за больным послать, – сказал себе заместитель, раскладывая по папкам приготовленные для возможной проверки документы, – До приезда проверяющего узнать хочет, сообщал Лавочкин в министерство о пожаре или не сообщал. Надеется подготовиться. Только поздно, уважаемый Илья Валентинович, теперь о том думать, как кресло директора под собою удержать. Теперь поздно. Хорошо, если простым увольнением отделаетесь. А то ведь могут и по статье уволить. Как говориться, с конфискацией».
Раздавшиеся из коридора шаги привлекли его внимание. Одни были короткими и звонкими. Другие же, напротив, широкими и нетвёрдыми. «Верно секретарша Лавочкина к директору ведёт», – подумал Иван Павлович и, тихонько приоткрыв дверь, высунул из кабинета голову.
Нескладная фигура молодого человека, одетого в короткий серый пиджак, вытертый в локтях, и чёрные измятые брюки, шагала вслед стройной секретарши к кабинету директора. Остановившись перед затворённой дверью, Катя решительно постучалась.
– Проходи, – прошептала она Борису, – Илья Валентинович ждёт тебя.
Лавочкин, взглянув в полные сочувствия круглые глаза Кати, обречённо выдохнул и, опустив голову, скрылся за дверью.
Радости Ивана Павловича не было предела. Он понял по виду виноватого Лавочкина, что это он, он и не кто иной, сообщил в министерство о пожаре. «И сообщил-то, дурак, наверняка в подробностях. Будто не понимает, что и его могут уволить за соучастие, – размышлял заместитель, – А директора попрут. Не сегодня, так завтра, но попрут этого засидевшегося в кресле директора пенсионера».
Не сумев более удерживать своё переполненное счастьем тело в тесном и душном кабинете, Иван Павлович, хлопнув дверью, поспешил в закусочную, расположенную в новом здании на перекрёстке. Ему хотелось поскорее отметить столь значимое в его жизни событие. Так сказать, насладиться за рюмкой водочки началом своего победоносного шествия. Но уже в вестибюле, у самых дверей, он, окрылённый будущими успехами, случайно толкнул посетителя музея, одетого в модный костюм.
Мужчина остановился и, пронзительно оглядев Ивана Павловича, вынудил его извиниться.
– Прошу простить меня, – проговорил заместитель, узнав в мужчине проверяющего. – Задумался. Не заметил вас.
– Ничего, – сказал тот низким голосом, удовлетворённый извинением. – На первый раз прощаю. Но в следующий раз поблажки не будет. Посему рекомендую вам быть более внимательным.
– Да, да. Конечно. Я буду.
Мужчина отвернулся и последовал дальше по вестибюлю. «Проверяющий, – решил Иван Павлович, оглядев важную и неторопливую походку незнакомца, – Как есть проверяющий. И одет. И голос начальственный. Ошибки быть не может. Он».
Заместитель хотел уже выйти из музея и поспешить в закусочную, но в ту же секунду подумал о том, что так дело оставить нельзя. Так могут случиться последствия. Пренеприятные последствия. «Я должен загладить перед ним свою вину, – сказал он себе решительно, – Должен добиться расположения. Но как? Представиться и предложить ему свои услуги. А там видно будет».
– Простите, – окликнул он проверяющего и быстро нагнал его. – Меня зовут Иваном Павловичем. Я заместитель директора этого чудесного музея.
Мужчина остановился, нехотя обернулся и, сурово сдвинув брови, посмотрел на заместителя.
– Хотите, я проведу вам экскурсию по музею? – продолжил Иван Павлович, натянув на лицо свою фирменную улыбку.
– Пожалуй, – коротко ответил мужчина.
– Позвольте узнать ваше имя.
– Григорий Степанович.
– Итак, Григорий Степанович, с чего желаете начать экскурсию по музею? Быть может, с картин наших местных рязанских художников, представленных в первом зале. Великих, не побоюсь этого слова, художников.
– С буфета, – отрезал тот, оглядев вестибюль музея.
– Что, простите?
– Начнём осмотр музея с буфета.
– Что же с буфета, так с буфета, – развёл руками заместитель. – Пройдёмте вон в ту дверь.
Иван Павлович никак не мог понять, зачем проверяющий уже битый час ходит с ним от картины к картине из зала в зал и, внимая каждому его слову, с несменяемой улыбкой на лице кивает головой. И лишь иногда, задерживаясь возле одного из полотен, произносит свою скупую фразу: вот эта, кажется, ничего.
– На сегодня хватит, – вдруг произнёс Григорий Степанович и, повернувшись, направился к выходу.
– Вы куда? – выдавил из себя ошеломлённый заместитель, чуть было не потеряв дар речи.
– В ресторан.
– А как же музей! Экскурсия!
– Завтра приду смотреть, – сказал проверяющий и, не останавливаясь, вышел вон.
«И как это понимать? – возмутился Иван Павлович, проводив Григория Степановича вопрошающим взглядом, – Он просто взял и вышел». В следующую секунду заместитель пришёл в ужас от мысли, посетившей его голову. «Это была проверка, – сказал он себе, почувствовав, как быстро вспотели его ладони, – Как же я сразу не понял. Теперь проверяющий самолично видел, что картину отреставрировали после пожара. А я. Я, определённо знающий о пожаре заместитель директора, врал ему об оригинальности этого полотна, о его сохранности. Значит, был в сговоре. Значит, также как директор, как Лавочкин, заслуживаю увольнения. Нет. Никого этот Григорий Степанович теперь не простит. Всех привлечёт к ответственности».
– Наконец-то я разыскал вас! – воскликнул вошедший в зал Илья Валентинович, напугав заместителя. – Что вы здесь делаете? Неужели картины смотрите.
– Это вы, – проговорил Иван Павлович, обрадовавшись появлению директора. – Не поверите. Проводил экскурсию проверяющему.
– Что! – воскликнул Илья Валентинович, оглядевшись по сторонам. – Он здесь! Приехал! А почему мне не доложили?
– Он был здесь. А теперь ушёл.
– Как ушёл! Куда? Почему?
– Если честно, я и сам в недоумении, – начал рассказывать Иван Павлович. – Мы встретились в вестибюле. Я сразу же узнал его. Предложил провести по музею экскурсию. Проверяющий согласился. Мы целый час ходили с ним по залам. Я рассказывал о картинах, о художниках, об истории музея. А потом он ни с того ни с сего вдруг взял и ушёл.
– Вот так просто ушёл, ничего не сказав? – спросил директор, усомнившись.
– Сказал, что придёт завтра.
– Завтра! Ничего не понимаю. А зачем же он приходил сегодня?
– Предполагаю за тем, чтобы выяснить, какие ещё картины могли пострадать в пожаре.
– Ерунда! – воскликнул директор и, ещё раз осмотревшись по сторонам, перешёл на шепот. – Лавочкин не писал писем в министерство.
– Не писал! А кто же тогда?
– Думаю, что никто.
– Но проверяющий. Он был здесь! Он смотрел картины!
– А вы уверены, что это был именно проверяющий?
– Но как же, – замялся заместитель. – Григорий Степанович был такой важный. Дорого одетый. С бакенбардами.
– С бакенбардами, – передёрнул директор, повысив голос. – Хватит. Не желаю я более знать об этом вашем проверяющем. Устал. Поеду домой. Высплюсь.
– Но он обещал вернуться завтра, – проговорил Иван Павлович, замявшись на последнем слове.
– Пусть возвращается! – воскликнул Илья Валентинович, упиваясь приподнятым настроением. – Нам бояться нечего!
Более не сказав ни единого слова, директор, оставив заместителя в зале, вышел из здания музея и, не оглядываясь, сел на тотчас подошедший к остановке троллейбус.