Глава 7 (Глава 7)

После расставания с Тамарой и переездом в столицу Филипп Филиппович ещё долгие годы не мог избавить себя от бремени любви, должной быть оставленной им в прошлом. И потому, пытаясь заглушить боль одиночества, начал присматриваться в театрах, где он любил бывать, к хорошеньким дамам полусвета. Но, потерпев череду унизительных неудач, советник принялся искать понимания у женщин, посещавших по воскресеньям устраиваемые в домах культуры вечера знакомств. А после и вовсе стал оказывать знаки внимания незамужним сослуживицам.
И только лишь однажды он всё же сумел расположить к себе дородную женщину в кресле которой каждый месяц стриг под гребёнку волосы. А вскоре пожалел о сделанном выборе. Ведь его избранница Галина, успевшая побывать замужем, сумела убедить неопытного мужчину в необходимости выращивания овощей и зелени на имеющейся у них с матерью старой дачке. Так горожанин, не привыкший к физическому труду, натирая себе первые кровавые мозоли черенком от лопаты, стал копать землю, удобрять её навозом и поливать дождевой водой, собранной в металлических бочках.
А с наступлением холодов Галя и вовсе решила начать таскать с собой советника по кухням старых подруг. Где, скучая возле окон и заставленных цветочными горшками подоконников, он слушал эти простые, порой откровенно неприличные разговоры женщин, собравшихся за обеденным столом.
В первое время эта болтовня только лишь раздражала Филиппа Филипповича. А вскоре стала вызывать в нём неконтролируемые приступы агрессии. Он пробовал говорить с Галиной, подбирал слова, придумывал оправдания. Но всё же пришёл к выводу, что ссылаться на болезнь проще. Стал часто болеть. А потом и вовсе умер. Умер для Гали. Она, поругавшись с ним, вернулась к своей матери в хрущёвку. А он был вынужден начать ходить в другую парикмахерскую. И о женитьбе зарёкся более не помышлять.
Теперь же, сидя за обеденным столом своих родителей, советник, боясь пошевелиться и тем обратить на себя внимание, желал провалиться в подпол. Ведь так горька была правда, присохшая к тонким губам его старой матери. Так оглушительны были слова, не соскочившие с них. И так тяжела оказалась надежда, возложенная на его опустившиеся с годами плечи. Он бы провалился и умолк. Не кричал. Не звал бы на помощь. Но что-то не ломающееся в нём приказало не колебаться более, не придумывать отговорок, а встать изо стола и пойти. К Тамаре.
И пусть она окажется замужем. Пусть буду дети. Пусть. «Только бы приблизиться к ней, – убеждал он себя, – Суметь посмотреть в её красивые зелёные глаза и признаться. Признаться в любви, которую я молчаливо нёс с собой все эти годы. И, может быть, тогда мне станет легче».
– Лиза, – спросил советник, подняв голову и посмотрев на сестру, сидевшую напротив него за столом, – не хочешь ли ты сегодня прогуляться со мной по городу?
– Хочу, – ответила девушка, улыбнувшись.
После обеда всё существо Филиппа Филипповича трепетало от осознания того, что он ступил на ту самую тропу, которой не ходил уже более шестнадцати лет. Что каких-то две тысячи шагов теперь, как и прежде, отделяют его от дома Тамары. И что очень хочется быть счастливым. Не переставая дышать этим полным теплых воспоминаний воздухом.
Вскоре он дрогнул, увидев за старым дубом истощённый и облупившийся фонтан, когда-то дышащий свежестью. «Нет, – приказал себе советник, – Не пойду. Ведь её любовь могла так же, как и этот занесённый пылью фонтан, давно угаснуть». Он остановился и оглянулся назад.
– Испугался! – воскликнула Лиза. – Я так и думала. Ты испугаешься и не пойдёшь.
– Ничего я не испугался, – проговорил советник нерешительно. – Только не хочу идти к дому той, которая будет мне не рада.
– С чего же ты решил, что Тамара непременно должна быть тебе не рада?
– С того, что счастливые люди никого не ждут, а несчастные убеждены, что не дождутся, – ответил он сестре, глубоко выдохнув, и с сожалением посмотрел вперёд.
– Но, – замявшись, проговорила Лиза. – Она ждёт. Я знаю.
– Тамара не ждёт меня.
– Мне казалось, – произнесла девушка с обидой в голосе, – что мой брат сильный и решительный человек. Что он не поддаётся сомнениям. И всегда доводит начатое дело до конца. А теперь я вижу, как ошибалась.
– Но Лиза, ведь ты же знаешь, что я прав.
– Ничего я не знаю. И ты не знаешь. Никто не знает.
– Хорошо, – произнёс советник. – Я пойду к Тамаре и позволю тебе воочию убедиться в том, что ничто и даже любовь женщины недолговечна.
Лиза, бросив на Филиппа Филипповича сердитый взгляд, сказала себе: «Мой брат такой же, как и Борис. Скромный и нерешительный. Боится признаться в чувствах. Но я же вижу, как он любит Тамару. Да и она должна, должна его любить!»
До поворота на Липовую улицу они шли молча. Филипп Филиппович с болью в сердце смотрел на покосившийся от времени деревянный забор детского сада, куда его за ручку водила мать. Затем на выцветшие оконные рамы трёхэтажных жилых домов, в одном из которых на первом этаже торчала непокрытая седая голова старушки, разглядывающей через грязные стёкла незнакомого ей человека, идущего по пятам красивой девушки. На разрушенную детскую песочницу и сломанные качели. Советнику вспомнилось, как много лет назад Тамара, упав с них, разбила себе коленку, а он, пытаясь остановить кровь, приложил к ране сорванный у дороги лист подорожника.
Лиза же, как и всегда, не могла не думать о возлюбленном. «Но почему? – в сотый раз задавала она себе один и тот же вопрос, – Почему нельзя мне выйти замуж за Бориса? Почему отец против? Ведь мне незачем присматриваться к другим парням и тем более взрослеть. Я люблю Бориса! А он любит меня. Страдает в разлуке. И, кажется, перестал хорошо питаться. Похудел. Осунулся. Бедный. Только бы не заболел».