Глава 9 (Глава 9)

– Ты расскажешь им? – нарушив тишину, спросила Лиза брата за ужином.
– Мне нечего рассказать, – проговорил сдержанно Филипп Филиппович, бросив на сестру сердитый взгляд.
– Лиза, не приставай к брату, – вмешалась в разговор детей Лидия Владимировна.
– А ты, мать, не встревай, – сказал старик, с прищуром посмотрев на сына. – Полюбуйся лучше, как у нашего Фильки уши покраснели. Точно, как в детстве, когда он взрослых обмануть пытался. А ну говори, паразит, о чём тебе нечего рассказывать своим родителям!
– Отец, это не смешно, – проговорил советник, сняв с лица очки и начав деловито очищать носовым платком стёклышки от пыли. – Я уже давно не ребёнок.
– Он был у Тамары! – воскликнула Лиза, более не сумев себя сдерживать.
– Ты был у Тамары? – прохрипела мать, чуть было не подавившись кусочком запечённого мяса.
– Что за Тамара? – спросил старик, оглядев родственников.
– Да, – ответил советник матери, с трудом заставляя себя оставаться непоколебимым. – Я был сегодня у Тамары.
– Сынок! – воскликнула взволновавшаяся и в миг раскрасневшаяся старушка. – Неужели это правда. Неужели. А как она приняла тебя?
– Она ждала меня, – ответил советник, надев очки и застенчиво улыбнувшись. – Всё это время ждала.
– Ну, слава Богу, – проговорила старушка и, положив на стол вилку, перекрестилась. – Тамара мне всегда нравилась. Она хорошая девочка.
– Тамара уже давно не девочка.
– Да о какой Тамаре, чёрт побери, вы здесь говорите! – вскрикнул старик и, ударив по крышке стола, приподнялся на стуле. – Кто она такая?
– Папа, мы говорим о той самой Тамаре, которая живёт на Липовой улице, – пояснила Лиза отцу.
– На Липовой, – пробормотал старик, задумавшись. – Кажется, припоминаю. Это такая полненькая брюнетка с небольшим, но изящно вздёрнутым носиком.
– Нет, папа, – перебила Лиза. – Тамара никакая не брюнетка и не курносая. А напротив, худенькая и светленькая.
– Нет. Такую не помню.
– Так что же, сынок, – спросила осторожно мать, будучи готовой к тому, что у этой уже не молодой женщины есть если не муж, так уж дети наверняка. – Тамара и вправду ждала одного тебя, даже не успев за столько лет побывать замужем?
– Да, – без колебания ответил Филипп Филиппович. – Она всё это время ждала одного меня.
После ужина родственники, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим комнатам. Советник ложился спать счастливым. Взбил пуховую подушку. Разделся. Лёг под одеяло и, погасив прикроватную лампу, тут же потонул в сладостных мыслях о Тамаре. «Возраст ей только к лицу, — говорил он себе, растянувшись в улыбке, — И даже морщинки вокруг миндалевидных, с ниспадающими уголками глаз не старят её, а, напротив, выдают в ней зрелость. Она не сделалась хуже. Нет. Тамара точно только-только расцвела. Я и не думал раньше, что поздний цвет может быть таким прекрасным».
Утром Филиппа Филипповича разбудили раздававшиеся за дверью крики. Лиза в очередной раз попросила у отца разрешения выйти за Бориса замуж.
– Нет! – отрезал старик. – Пока ты не получишь должного образования, я не позволю тебе выйти замуж.
– Ты говоришь так, надеясь, что за время учёбы я забуду Бориса, – с сожалением проговорила Лиза, мимолётно окинув отца печальным взглядом. – Я знаю. Он не нравится тебе. Но ты не надейся, я не забуду его. Потому что люблю! И всегда буду любить! А ты. Ты из-за своей вредности отнимаешь у нас лучшие годы.
– Что! – вскрикнул старик, брызжа слюной. – Я отнимаю у вас годы! Да как ты смеешь говорить такое своему отцу!
– Хорошему отцу такое не скажут. А плохому.
– Выходит, я плохой! – перебил дочь Филипп Васильевич в надежде на то, что Лиза не станет продолжать сыпать его оскорблениями.
– Да, раз не понимаешь чувств своей дочери.
– Была бы ты сыном, – проговорил он сдержанно. – Я бы сегодня же выгнал тебя из дома.
– Я и сама могу уйти! – крикнула Лиза, выбежав в дверь.
Проводив потухшим взором убегающую дочь, Филипп Васильевич сглотнул застрявший в горле ком и, свесив низко голову, ушёл на кухню. Вскипятил в чайнике воду. Заварил мелису. И, расположившись с чашкой за обеденным столом, погрузился в размышления.
Старик понимал, что их споры с дочерью пустое. Лиза остынет и вернётся. Попросит прощения. Он простит. Забудет обиду. Ведь ему важнее было выиграть для неё время. Успеть дать столько знаний, опыта и иммунитета, чтобы ей с лихвой на жизнь хватило.
Стук входной двери и звуки быстро приближающихся шагов привлекли его внимание. Филипп Васильевич оглянулся на межкомнатный проём в надежде увидеть дочь, но на кухню вошла раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Лидия Владимировна.
– Сидишь, значит, – сказала она сквозь зубы. – Чай пьёшь. Всю кухню своей мелиссой провонял.
– Вижу, ты ругаться пришла.
– Ты зачем опять обидел Лизу? Я видела, как она бежала по улице вся в слезах.
– Ничего твоей Лизе не сделается. Побегает, а уже к обеду домой возвратиться.
– Как всё у тебя просто, – проговорила старушка, распахнув кухонное окно. – А ты хоть понимаешь, что с Лизой больше так нельзя. Что она стала взрослой и может сама принимать решения.
– Что она там может! – повысил голос старик и для убедительности ударил кулаком по крышке стола. – Замуж выйти. А потом за собственной жизнью бежать, как опоздавший пассажир бежит за набравшим скорость поездом.
– Неужели ты и в правду считаешь, что замужество может навредить нашей дочери?
– Ничего я не считаю, но пока живой, сделаю всё, чтобы моя дочь перво – наперво получила хорошее образование, а уже после озаботилась замужеством.
– Тебя послушать, так можно и в девках засидеться.
– Не беспокойся. Не засидится. Были бы проушины на двери целы, а замочек рано или поздно в них закроется.
При иных обстоятельствах советник предпочёл бы не вмешиваться в разговор отца с матерью. Но, проникшись вновь вспыхнувшими чувствами к Тамаре, он желал того же счастья и сестре. Потому, войдя на кухню, заявил:
– Знаете, а я не вижу ничего дурного в том, если Лиза выйдет замуж за Бориса. В конце концов, не так это и важно, в каком статусе студент будет посещать лекции.
– Вот оно, значит, как, – сказал старик, с прищуром посмотрев на сына. – Наш Филя не видит ничего дурного в замужестве своей юной и необразованной сестры.
– Ей скоро двадцать! – воскликнула мать.
– Но она ещё слишком молода, чтобы разбираться в вопросах любви, – проговорил Филипп Васильевич, поднявшись со стула и прикрыв окно.
– Но мне – то, мне – то и восемнадцати не было, когда мы поженились с тобой, – сказала Лидия Владимировна, упёршись руками в бока. – И ничего. Всю жизнь друг с дружкой прожили. Детей воспитали.
– Нашла с чем сравнивать. То было другое время. Послевоенное. Взрослели рано. И жениться старались не по сердцу, но по уму. Потому и семьи не распадались. А теперь что? Куда не посмотри, везде увидишь одних только восторженных и инфантильных девочек. И слишком, слишком не самостоятельных мальчиков. Нет. Рано нашей Лизе замуж выходить. Ещё рано.
– Ну, я бы не стал обобщать! – воскликнул Филипп Филиппович, раскрасневшись.
– Сынок, не спорь с ним, – предостерегла мать сына, поставив на плиту сковородку. – Всё одно его не переспоришь. Тебе пожарить яичницу?
– Я слово своё сказал, – отрезал старик, выходя из кухни.